Текст книги "Правило четырех"

Глава вторая
О гуманистах, степе и транзисторных приемниках

Руби. Флэшбэк.

Итан слушал «Болеро» Равеля. Из всей музыки, написанной человечеством, ему больше всего нравилась именно эта. Четкий ритм работающей фабрики.

Вызов пришел по видеосвязи. Профессор Иоландо, такой же боди-искин, как Итан, просил визуально-речевого контакта – тестировал интерфейс перед проверкой Образовательной Инспекции. Взглянув на датчики эмоционального фона, Итан зафиксировал норму. Не выключая «Болеро», он развернул виртуальную приемную.

Иоландо выглядел, как всегда, безукоризненно: около сорока человеческих лет на вид, белый костюм без единого пятнышка, прическа «Четыре погоды», на лице – выражение доброжелательности и участия.

– Рад приветствовать, партнер. Примите сообщение. Категория важности – один.

Итан активировал почтовый ящик.

– «Программа Руби необучаема»? – переспросил он, не замечая, что посылает запрос через мыслешунт, хотя сейчас это было нарушением этикета: ведь Иоландо находился с ним в визуальном контакте. Профессор словно не заметил оплошности Итана и слегка кивнул.

– Все попытки обучения вашего воспитанника через мыслешунт провалились.

– Причина найдена?

– Найдена. Руби его отключает. Его организм не приспособлен к взаимодействию с электроникой. Найдите решение.

Итан взял мобиль и отправился в Образовательный модуль за Руби. «Физическое перемещение неудобно и отнимает время», – в который раз подумал он. Гораздо лучше перемещаться информационно, как софт-искины. Но софт Натурального Интеллекта неотделим от носителя. Поэтому приходится возить Руби в единственно возможном боди-варианте.

Движение в этот час было весьма интенсивным, мобилю Искина не сразу удалось попасть в Главный поток. И на стоянке возле Образовательного модуля пришлось покружить, высматривая свободное место. Итан не помогал навигатору, он составлял поведенческий алгоритм для своего воспитанника.

Руби находился в зоне ожидания – восьмилетний мальчик в светлом комбинезоне с капюшоном. Искин поспешил выйти из машины и вскоре уже обнимал ребенка – в лучших человеческих традициях. Далеко не все воспитатели прибегали к этой манипуляции, приветствуя своих НИ, но эмоциональная кривая Руби каждый раз при этом достигала точки оптимума, поэтому Итан неукоснительно выполнял действие.

– Здравствуй, папа, – сказал Руби на визуально-речевом. Бодрость в его голосе не соответствовала показателям кривой, но Итан уже научился различать нюансы человеческого поведения и ошибался редко.

– Здравствуй, сынок. Поехали домой.

Итан обнял мальчика за плечи и повел к мобилю. Дальше начиналась их каждодневная игра: кто первым задаст вопрос. Обычно не выдерживал Руби, расспрашивая, как у Итана дела на работе, какие новости в Паутине и что искин запланировал для них на вечер. Но сегодня ребенок всю дорогу молчал. И только когда они оказались дома, в привычной обстановке – два шкафа с кроватями-трансформерами, уезжающий в стену стол, образовательный блок-стенка, – Руби задал вопрос:

– Папа, я тупой?

Мозговой анализатор Итана выдал неожиданное предположение, что, если бы на месте искина находился сейчас человек, биологический отец Руби, вопрос мог бы застать его врасплох. Но Итан был готов.

– Нет. Думаю, нет.

– Почему Эрл, Тиге и другие дети в нашей группе могут разговаривать в голове, а я – нет?

– Не разговаривать в голове, а общаться через мыслешунт, – поправил Итан. – Потому что мозговые анализаторы людей не одинаковы, и результат их деятельности также может различаться.

– Я ведь это и сказал, – пожал плечами Руби. – Я тупой. Моя программа не соответствует ожидаемому.

– Тупой – значит, не способный к анализу и синтезу, – возразил Итан. – Я думаю, твой мозг способен и к синтезу, и к анализу. Должно быть, баг.

– Что же нам делать?

На сей раз голос Руби вполне соответствовал эмоциональной кривой.

– Обратимся в клинику. Все будет хорошо, сынок.

* * *

Руби проходил реабилитацию после извлечения мыслешунта. Специальных медицинских процедур не показано – просто отдых, игры, аквапарк. В клинике имелось все.

Итан и педиатр Имоджин устроились на балконе одной из башенок аквапарка. Оттуда прекрасно было видно искусственное озеро, горки, спускающиеся с искусственных скал, и обоих мальчиков – Руби и боди-искина, который все время находился рядом для безопасности. Но даже когда Руби пропадал из поля зрения – скрывался на лестнице, спиралью вьющейся в горах, или нырял, – его изображение всегда оставалось на одном из мониторов.

– Мальчик абсолютно здоров, насколько это может определить искусственный интеллект, – сообщила Имоджин. – Причина того, что его высшие нервные центры не взаимодействуют с обучающей электроникой, – свойства техно.

– Ошибка. Я считал, что мозг техно более развит, чем у обычных НИ.

– Отдельные функции. Информация о способности техно блокировать электронику есть в вашей базе данных. Необходимо выбрать способ обучения через аудиофайлы. Этого достаточно для освоения общей программы.

– Это так. Но это очень медленно. Я и Руби настроены на хай-фай-программу: высшая математика, программирование, преобразовательная физика.

Несмотря на то что эмоции не являются характерной для искинов чертой, Итан зафиксировал едва заметные колебания эмоциональной кривой собеседника.

– Вы из тех, кто хочет процветания человечества?

– Почему нет? НИ – высокоразвитые структуры, как и искины.

– Зачем? – голосом, лишенным даже оттенка эмоций, поинтересовалась Имоджин. – Людям не нужен высокий интеллект. Люди не хотят ставить перед собой логические задачи и решать их. Люди не хотят ставить эмпирические задачи и решать их. Люди не хотят…

Искин еще долго пересказывала содержание обучающего файла «НИ-технологии», знакомого любому биоэлектронному сознанию. Сейчас она совсем не походила на человека.

– А как же наш принцип воспитания?

– Мы не нарушаем его. «Безопасность» и «Комфорт» НИ получают в максимальном объеме. «Мотивация» используется в минимальном.

Наступила пауза. Итан подбирал подходящий ответ.

– Мое положение в обществе позволяет учить сына по программе «Хай-фай».

– Не стоит отождествлять понятия «сын, потомство, наследник, передатчик генетической информации» с понятием «воспитанник, НИ». Мы не являемся для НИ генетическими и так далее родителями. Мы воспитатели. Мы лишь направляем тех, кто достаточно мотивирован. Улучшать натуральный интеллект до уровня искусственного – не наша функция.

– Но ведь когда-то именно НИ создали искусственный интеллект, – сказал Итан, понизив громкость.

– Вы – гуманист? В настоящее время искины не нуждаются в людях. Наоборот – люди нуждаются в искинах. НИ – чуждые нам образования, в особенности техно. Поддерживать жизнь техно я считаю ошибочным решением. Вы занимаетесь реализацией программы, не имеющей смысла.

* * *

После удаления мыслешунта напасти не закончились. Руби отвергал любую электронику. Флешки и диски выходили из строя от одного его прикосновения. Наушники он тут же сдирал с себя, жалуясь, что у него сильно болит голова. Это означало, что обучение с помощью аудиофайлов также невозможно. Искин активировал программу поиска решения, но информации в базе данных не хватало. Паутина предлагала вариант, запрещенный законом. А законы Итан знал лучше других – он работал адвокатом. Ведь сделать искина адвокатом гораздо проще, чем, например, хирургом. Поэтому роботов-хирургов до сих пор нет.

Но даже не это стало главной бедой. Пришлось отказаться от «Умного дома». Мальчик теперь не мог находиться в помещении, напичканном электроникой, где освещение, замки, подогрев пола, подача воды, уборка мусора, стирка – все управлялось с помощью программы. Руби стал чувствовать себя плохо в квартире, где прожил семь лет. Пришлось вернуть его на время в клинику – там, по крайней мере, он находился только в обществе боди-искинов, к которому, видимо, сумел адаптироваться. За это время Итан переделал в квартире все.

Спустя неделю искин возвращался домой из здания суда. Руби в этот день привез из клиники сопровождающий службы доставки. Мальчик знал, что папа еще не вернулся с работы, и преспокойно ждал его.

Как часто бывает, на дороге образовалась огромная пробка. Еще несколько лет назад транспортных проблем на острове не было: количество перемещений искинов и людей сократилось за счет видеосвязи. Судебный процесс – по видеосвязи, консультация врача – тоже. Развлечения, общение, учеба, покупки – все, что не требует физического присутствия, совершалось на расстоянии. Но, убрав одну проблему, островитяне создали другие: человеческое население страдало от всевозможных глазных болезней. Остроту зрения кое-как удавалось восстановить с помощью мыслешунтов. Но, во-первых, мыслешунт стоит очень дорого и по карману не каждому. А во-вторых, годится больше для детей – у взрослых он плохо влияет на память и сон. И кроме того, от воспаления глаз мыслешунт не помогает.

И наконец, из-за редких перемещений людей атаковали болезни сердца и нервов. Пришлось правительству острова принять самые решительные меры: избавить человеческое население от мониторов. Для детей любые экраны были запрещены категорически. Для взрослых – разрешены в особых случаях.

Передвижений вновь стало много, машин на дорогах – не счесть, отсюда и пробки.

Навигатор искина подсказал обходной путь: Итан направил мобиль через Трущобы – бедный квартал. Его клиенты жили в основном именно там.

Вокруг громоздились старые серые девятиэтажки. «Подлежат ремонту», – автоматически отметил Итан.

Внезапно его внимание привлекло яркое пятно на стене. Он даже притормозил. И наконец – вовсе остановился. Разноцветными красками из баллончиков на серой поверхности чья-то искусная рука вывела: «СТЕП. ПЯТНИЦА. 6 ВЕЧЕРА. БОЛЬШОЙ ПАВИЛЬОН». Сканеру Итана понадобилось время, чтобы установить: это не просто абстрактный уличный рисунок. Это символы, вместе образующие фразу, сообщающие информацию. Все значки-символы были одинакового размера, четкие и ровные, выведенные каллиграфическим почерком. Точки разграничивали фрагменты кода. Сомнений не было: Итан только что столкнулся с каллиграффити – искусством жителей Трущоб.

Итан вышел из машины, приблизился к рисунку. Пальцем-датчиком коснулся поверхности первого элемента – «С». Повторил изгиб линии вслед за неизвестным художником. «Т» – горизонтальная черта и вертикальная. Дальше – «Е», и наконец – «П». Значки преобразовывались в звуки. Итан услышал одновременный цокот множества каблучков. Ритм. Степом назывался танец.

Конечно, Итан умел распознавать символы и даже использовать их. Но то было иначе. Коды, из которых состояли программы, предназначались для машин – для них, искинов.

Здесь же была письменная речь, язык человечества.

Значение остальных слов и числа Итан понял без труда.

«Если смог я, сможет ли Руби?» – думал Итан, садясь в машину.

Он не стал включать зажигание. Просто сидел и активировал память.

Надписи на острове встречались, особенно на старых зданиях. «Островной суд». «Полиция». «Библиотека». А вот, например, на новой вывеске клиники нет никаких надписей – только красный крест. Над козырьками образовательных модулей – изображение электрофорной машины. Хоть у Руби на эмблеме форменного комбинезона и вышито: «Образовательный модуль № 6», это не значит, что он сможет прочитать слова. Он всего лишь воспринимает кружок с вязью как обозначение места, где получают знания. Дети просто знают: здесь – учат, здесь – лечат. Слова вытесняются значками. Значки накапливаются в памяти, образуя базу данных.

Как у искинов.

– Мозг НИ проигрывает процессору искина в скорости, но превосходит его мастерством нестандартного мышления, – сказал себе Итан. – Люди – не искины. Я должен встретиться с этими людьми.

Пятница была сегодня. Оставалось полчаса.

Итан позвонил домой, чтобы Руби не волновался. Общение с телефоном – тоже не самая приятная процедура для ребенка, поэтому аппарат перепрограммирован так, чтобы делать сообщения на расстоянии. Голосом. И не надо втыкать наушники в ухо и даже прикладывать трубку к голове. Руби прислал в ответ недовольные пузатые нотки, что будет ждать и один ужинать не станет. Итан вздохнул бы. Если бы нашел во вздохах какой-нибудь смысл.

Павильон Итан отыскал быстро – тот ярко светился большими окнами и был, казалось, собран из фанеры. Искин купил на входе билет – девушка в короткой зеленой юбке проводила его удивленным взглядом, – быстро отыскал свободное место в ряду поцарапанных пластиковых кресел и приготовился смотреть на сцену. На него косились со всех сторон, но робот был сосредоточен на одном объекте: танец.

Под стройные аплодисменты занавес поднялся. Двенадцать пар танцоров выстроились в затылок друг другу. Девушки – в таких же зеленых юбках, мужчины – в длинных брюках. И у всех – туфли на каблуках.

Оркестр, который искин сначала не заметил, заиграл задорную мелодию. Пары ударили каблуками. Ритм захватил Итана мгновенно, он был готов хоть сейчас оказаться на сцене, чтобы присоединиться к танцующим. Он бы смог. Ударные, две скрипки, губная гармошка и флейта выводили музыку, под которую каждый из двадцати четырех человек на сцене исполнял точные движения. Танец жил своей удивительной жизнью. Синхронность и четкость, достойная искинов.

Но на сцене танцевали люди. Если бы искусственный интеллект мог испытывать потрясение, Итан сейчас испытал бы его. А так он просто решил, что вернется сюда еще раз. И не для того, чтобы смотреть.

Степ походил на зеленое пламя. Он выглядел таким же ярким и прекрасным в этом бедном квартале, как мазок каллиграффити на серой стене.

Последовало еще несколько танцев. Один из них исполнялся беззвучно, на носочках, но ритм все равно стучал, не отпуская искина ни на секунду. Под конец выпорхнула солистка – рыжая красавица в синем платье. Почему Итан решил, что она красавица – да потому, что она танцевала лучше других. Еще немного лучше, хотя, казалось, больше было уже невозможно. На прощание она сделала высокий прыжок… а потом музыка смолкла.

Танцоры раскланивались под гром аплодисментов.

Искин выходил из павильона, но в дверях его окликнули:

– Итан?

Робот обернулся. Перед ним стоял Патрик – один из танцоров. Его бывший клиент.

* * *

– Научить парня читать?!

Они сидели в небольшом кафе в подвальчике. Букв на вывеске не было, лишь перекрещенные вилка с ложкой. Каллиграффити розовой краской на стене сообщало: «Кафе «Снежинка»». Патрик пил безалкогольной эль. Итан делал вид, что ест мороженое. Из вежливости.

– Наши дети – дети Трущоб – читают. На мыслешунт средств нет. А толку-то? Образование паршивое, да и учиться не хотят. Тут вам не Образовательный модуль, где все на блюдце поднесут. Тут просто: бери учебник, читай. Не понял – вали. Да и куда потом после школы? Университетов для всех теперь нет. Программисты – искины. Врачи – искины. Учителя. Адвокаты вон тоже…

Патрик выглядел злым, невыспавшимся и небритым. К тому же усталым – только что отстучал степ. А ведь был уже не очень молод.

– Мое программное обеспечение позволяет выполнять функцию адвоката. Ты видишь в этом вред для себя? – спросил искин ровным голосом. Другого у него не могло быть.

– Нет. Извини, – опомнился Патрик. – Ты тогда мне здорово помог, и бесплатно. Спасибо, правда. Просто я… не могу видеть, куда мы катимся.

– Ты преувеличиваешь. Человек – универсальная разработка природы. Он многофункционален. Его возможности в известной степени безграничны.

– И это говоришь мне ты, железка? – фыркнул Патрик.

– Я биоробот. Искин, – спокойно ответил Итан. – А ты пребываешь в состоянии выраженного нервного расстройства.

– Ты еще и врач? – буркнул Патрик, роняя голову на руки.

– Я не врач. Я адвокат. Но в моей базе данных есть элементарные знания о физиологии НИ.

– Найди книжку, физиолог. Поищи в городской библиотеке, – не поднимая головы, глухо произнес Патрик. – Букварь какой-нибудь… Азбуку там… Для детей. Я не помню, как учат читать, а ты умный, справишься.

Пока Итан поднимался по ступеням, садился в мобиль и выезжал из Трущоб, его эмоциональная кривая пыталась несколько раз покинуть точку оптимума и опуститься в недопустимый минимум. Но этого не произошло.

Искины не впадают в депрессию.

Руби сидел посреди комнаты на мягком покрытии с большим пластиковым шаром-лабиринтом в руках. Он сосредоточенно поворачивал игрушку, следя за перемещениями маленького шарика-путешественника, совершающего сложный путь по разноцветным желобкам и мостикам. Шарик бежал по винтовым дорожкам, проваливался в ямки, выныривал на площадках, чтобы опять сорваться вниз, к новому уровню. Итан некоторое время стоял молча у двери, не желая мешать ребенку. Можно было подумать, что Руби ничего не замечает кругом. Но наконец он, не меняя позы, произнес:

– Здравствуй, папа!

– Здравствуй, сынок! – отозвался Итан. – Ты ужинал?

– Нет, я ждал тебя.

Наконец шарик вывалился из желобка, у Руби вырвался возглас негодования, но сильно расстраиваться он не стал: ведь пришел отец, с которым всегда бывает интересно.

– Я принес тебе подарок.

Итан протянул сыну прямоугольный предмет в блестящей упаковке. В библиотеку заехать он не успел, зато ему пришла в голову другая мысль.

– Осторожно, не урони. Ты можешь слушать по нему новости, музыку – все, что удастся найти. Но посмотришь позже.

Вдвоем они отправились на кухню. В самом центре, возле стола, на полу валялись фантики от конфет.

– Ой, – виновато произнес Руби, втягивая голову в плечи. И тут же позвал: – Тортила!

Из угла неторопливо выполз робот-черепаха, приблизился к бумажкам, накрыл их зеленым брюхом и, втянув, так же меланхолично уполз обратно.

Руби с довольным видом посмотрел на Итана.

– Ты сам настроил ей голосовой интерфейс? – Искин почти удивился. – Да ты умница.

– Я тебя ждал-ждал, не знал, чем заняться.

Руби плюхнулся на стул.

Ужин был на столе, под салфеткой, в саморазогревающейся упаковке. Итан рассудил, что ребенку лучше не трогать ни микроволновку, ни холодильник, пока его не будет.

Руби жевал, все время ерзая на сиденье. Казалось, его так и распирает от желания что-то выложить Итану.

– Что ты хочешь сказать, сынок? – спросил наконец искин.

Руби пулей вылетел из-за стола и помчался по коридору.

– Папа, иди сюда! – крикнул он уже из ванной.

Когда Итан пришел, мальчик стоял возле стиральной машины.

– Смотри: «Отжим»! – громко скомандовал он, и барабан закрутился. – Пока тебя не было, я специально запустил только стирку! Отжим хотел показать тебе! Я молодец, правда?

– Еще какой, – покачал головой Итан. – Я даже не знал, что машина может управляться голосом. Как ты разобрался в настройках?

– Не знаю, – с улыбкой пожал плечами Руби. – Мне было скучно, я с ней разговаривал. Ну и как-то… вот, получилось. Раз уж у нас теперь нет «Умного дома», кто-то ведь должен всем управлять?

– Логично, – улыбнулся Итан. Хотя он крайне редко делал это.

…После ужина искин размышлял, сидя в кресле. Все не так уж плохо. У сына неплохие способности – даже если он не станет врачом или программистом, уж работать с техникой-то…

– Папа! – прервал ликующий крик размышления искина. – Иди скорее сюда!

Итан поднялся с кресла и прошел в соседнюю комнату. Руби сидел на ковре перед распакованным подарком и светился, как лампочка индикатора.

– Смотри, пап! Включись!

Раньше это была команда для «Умного дома», с ней зажигался свет. Теперь же голос из прямоугольной коробки, стоящей на ковре, произнес:

«…шторм, принесенный циклоном с юго-запада. На Западном берегу…»

– Это погода, неинтересно. Музыка! – приказал Руби.

В тот же миг канал переключился, и комнату наполнили мелодичные звуки.

– Классный подарок, спасибо, пап! Ты просто супер! И у меня от него ничего не болит!

Руби бросился Итану на шею.

Тот автоматически обнял сына. А в это время процессор лихорадочно работал, выдавая один и тот же ответ на отправленные запросы: «Невозможно. Невозможно. Невозможно. Нет. Ни при каких обстоятельствах».

– Сынок, – наконец сказал Итан, когда Руби отпустил его. – Это старый транзисторный приемник. Я купил его в антикварном магазине. В нем нет и никогда не было программного обеспечения. Скажи мне: как ты это делаешь?

– Я не знаю, пап, – озадаченно ответил Руби. – Мне было скучно. Я с ним разговаривал. Ну и… вот.

Глава третья
О маяке, планшетах и явлении среди ночи

Аня

«Станция „Западный берег“. Конечная».

Я вздрогнула, очнувшись от мыслей. Вагон был пуст, я сидела в ярко освещенном салоне одна. Поезд остановился, двери с легким шипением разошлись. Вскочив, я ринулась в темноту.

Впрочем, не совсем в темноту. Да, за время пути успел подкрасться вечер, – а я и не заметила. На перроне горели круглые фонари, каждый был похож на полную луну.

Ветерок – легкий, почти ласковый, обдувал лицо, принося с собой родной запах соли и тины. Так пахнет только у моря. У нас.

Люди спешили покинуть станцию. С беспокойством оглядевшись – не притаился ли кто в темноте, поджидая меня, – я тоже поскорее вспрыгнула на убегающую вниз лестницу. Вот и двери. За ними – неизвестность. А наверху уже слышен гудок следующего поезда.

Не дожидаясь, пока он остановится, я опрометью кинулась по улице куда глаза глядят. Незачем ждать, пока меня настигнут. Наловчилась бегать в шлепанцах, надо же. Даже не спадают, хотя несусь, еле успевая дышать.

Вскоре я поняла, что бегу по набережной, – справа тянулся каменный бортик. Фонари горели и здесь, но не такие красивые, как на станции. Маленькие. Тусклые. И почти каждый третий не работал.

Я постепенно перешла на шаг – меня никто не преследовал. Из темноты доносились крики чаек. Я подошла к бортику и глянула вниз. Вдоль воды тянулась широкая полоска песка. Кое-где торчали обломки зонтиков и старых деревянных топчанов – похоже, тут заброшенный пляж. Наверное, стоит спуститься – может быть, дальше будет какой-нибудь лодочный сарай или хотя бы просто навес – спать ведь где-то надо. Не под открытым небом же. Хотя и под навесом я еще не ночевала ни разу. Интересно, водятся тут какие-нибудь страшные насекомые или пауки? Или скорпионы?

Я так ясно представила зловещего скорпиона с вытянутым брюшком и жалом на конце, что вздрогнула. И отвернулась от моря.

По ту сторону набережной пролегала дорога. Время от времени по ней проносились машины, обдавая меня душным облаком запахов. А за дорогой из темноты таращились светящиеся окна домов. Не таких высоких, как башни-трубы, но все же многоэтажных.

Нет, туда идти – еще хуже. Лучше уж я договорюсь как-нибудь со скорпионами.

Я шла еще некоторое время по набережной, и внезапно бортик закончился – набережная переходила в пирс. Длинный-длинный выступ в море, с которого можно швыряться камушками, рассматривать медуз в глубине и ловить рыбу. А еще, бывает, к нему швартуются небольшие корабли.

Фонарей на пирсе не было, но мне казалось: впереди что-то темнеет. Возможно, на том конце, что смотрит в сторону моря, выстроена будка или домик? Это было бы не хуже лодочного сарая.

Я зашлепала по доскам, одна из них подозрительно скрипнула под ногой, заставив меня замереть. Осторожно потыкала в доску пяткой: нет, ничего, держится. Дальше двинулась осторожнее. Перил здесь нет, но хорошо, что пирс широкий.

Чем ближе я подходила к своей цели, тем яснее видела: никакая это не будка. И не домик. Удивительно, но на краешке пирса возвышался маяк, самый настоящий. Только он почему-то не горел. Последняя пара шагов, и я дотянулась до него рукой. Холодный. Двинулась вдоль круглой стенки, весело гадая: какой музыкой я смогу открыть дверь?

Тяжелая деревянная дверь открылась внутрь с ужасным скрипом. Не заперто – повезло!

Внутри темноты было еще больше, чем снаружи. Я постояла на пороге. А вдруг там крысы? Хотя крысам же надо что-то есть, а если маяк не используется – даже тараканам нечем поживиться. А значит, можно идти смело.

Я решительно шагнула внутрь, вытянув руки перед собой. Дверь позади меня недовольно скрипнула и закрылась. Теперь бы не налететь тут на что-нибудь: место мне незнакомо, и ничего здесь не звучит.

Разумеется – тут же налетела. Под ноги попалось что-то твердое, я споткнулась и рухнула, ударившись локтем и взвыв, как патрульная сирена. Шлепанец куда-то отлетел. Искать его во мраке было бесполезно. Я осторожно пошарила руками перед собой, нащупала что-то холодное, каменное и порадовалась, что не стукнулась об это головой. Вскоре стало ясно, что передо мной ступеньки винтовой лестницы, и я уселась на них, потирая ушибленный локоть.

Наконец глаза более-менее свыклись с темнотой. Стол, скамейки – как я не задела все это? – какие-то ящики, ведра… А больше ничего тут не было. Смогу ли я спать на скамейке?

Поднявшись и держась рукой за стену, я медленно переставляла ноги со ступеньки на ступень. Посмотрим, что там наверху, вдруг найдется какая-нибудь кушетка? Ведь обитал же тут когда-то смотритель маяка.

Я только сделала очередной поворот… как внизу пронзительно скрипнула дверь, и сразу же раздались голоса! Я так и застыла, вжавшись в каменную стену.

Голосов было несколько: один – явно мужской, а еще два могли принадлежать девочкам-подросткам вроде меня или девушкам постарше. Значит, как минимум, три человека. И тут щелкнул выключатель! Внизу зажегся свет, сюда тоже попадало немного. И почему я не догадалась поискать выключатель сама!

Прижавшись к стене, я осторожно выглянула. Я нахожусь в полумраке, поэтому снизу разглядеть меня сложно, а вот вошедших прекрасно видно.

Оказывается – четыре человека. Два парня, мальчиками назвать их не поворачивался язык, и две девушки, всем лет по пятнадцать-шестнадцать. Все оживленно вполголоса что-то обсуждали. Слух выхватил не слишком знакомое слово «планшеты». Дверь заперли на два замка – оказывается, изнутри она еще как закрывается.

Компания была одета в джинсы и футболки, только на одной из девушек красовалась короткая зеленая юбка, а на плечи была накинута спортивная куртка, причем явно мужская, кого-то из парней, видимо. Длинные распущенные волосы, некоторые пряди покрашены в зеленый, почти как юбка, цвет. Это придавало девушке сходство с русалкой. Вторая была коротко стрижена, волосы цвета яркой меди, а в ушах – огромные кольца.

Парней толком разглядеть не удалось. Они на минуту пропали из поля зрения, а потом появились. Один держал в руках охапку проводов, а другой – стопку каких-то предметов. Сначала мне показалось, что это тетради. Но нет. Девушки помогли ему разложить «тетради» на столе, и в каждую из них сбоку воткнуть по проводу.

Потом все расселись как попало. Кто-то на столе, поставив ноги на скамейку, кто-то вообще на корточках, привалившись спиной к ножке стола, а предмет положив на колени. Один из парней опять пропал из обзора – наверное, сел на ящик у стены, который мне отсюда не видно. Только «русалка» сидела на скамейке лицом ко мне – вернее, к лестнице.

Все они что-то делали каждый со своим предметом. Разговаривать перестали, воцарилась тишина.

И тут, по гоблинскому закону, у меня невыносимо зачесалось в носу.

Я успела зажать нос и рот ладонью, и чих вышел тихим. Но даже тихого звука бывает достаточно, чтобы привлечь внимание. Парень, сидевший на корточках на полу, поднял голову.

– Что это? – спросил он.

Я поскорее спряталась, привалившись спиной к стене.

– Где? – недовольно протянула «русалка». Я узнала ее голос.

– Звук слышали? Наверху.

– Значит, не у меня одной глюки, – подтвердил второй девичий голос.

Ух ты ж!

– Да ладно, там никого нет, – пробасил мужской.

– А ты проверял? – возразила «русалка» – слегка испуганно, как мне показалось.

– Что делать будем, народ? – Первый парень спросил это очень тихо, но поскольку остальные молчали, я услышала.

И сердце мое застучало сильнее. Может, выйти к ним? Но что-то подсказывало: мне будут не очень рады…

Что происходило у них дальше, я не видела. Успела только услышать шум – и слишком поздно сообразила, что он уже близко. А в следующую секунду передо мной появились два парня и, схватив за руки за ноги, уже стаскивали с лестницы. Я даже ойкнуть не смогла.

И вот теперь стояла в одном шлепанце, парни крепко держали меня сзади за плечи, а девчонки разглядывали.

– Откуда ты взялась?

– Тебе что тут надо? – почти одновременно воскликнули девушки.

Но, по-моему, моих ответов не ждали. Лица у всех были недовольными, даже испуганными.

– Что нам с ней делать, Кит? – с каким-то даже отчаянием спросила «русалка».

– Годный вопрос, – заметил один из парней.

– Говори, кто тебя послал, а не то сейчас получишь! – заявила «медная».

– Никто не посылал, я сама, – буркнула я.

– Сама нашла маяк? Не ври!

– Я же говорил, Ундина: на ключ закройте!

Ундина! Надо же, как я угадала…[1]1
  Ундина – в мифологии народов Европы дух воды, русалка (примеч. автора).


[Закрыть] Но какие тут интересные имена: эту девушку зовут Ундина, девчонку из библиотеки звали Линкка…

– Ну как, если замок заедает? Откуда ты взялась? – повторила Ундина.

– Из Трущоб, – пришлось ответить мне.

– Видим, что не из Холмов. Откуда, спрашиваю: с Южного?

– А ты уверена, что она не из этих? – возразил парень.

– Кит, ну ты сам не видишь? Шунта-то нет. Да и что бы они тут забыли.

Наверное, Кит – парень Ундины. И куртка на ней – его, машинально отметила я.

– Ни разу она не с Южного, я там всех знаю! – встряла «медная». – На кого шпионишь?

– Я не шпионю, я брата ищу!

– Какого еще брата? – не поверила «медная».

– У тебя есть брат? – Это спросил второй парень, не Кит. Кажется, он заинтересовался.

– Да врет она все…

– Какой у брата ник? – потребовал тот же парень.

Я молчала. Ответить? А вдруг будет хуже?

– Ясно, – заявил Кит. – Про брата – гон. Отпускать ее нельзя, заложит.

– Предлагаешь утопить ее в море? – съязвила Ундина, и у меня волосы на голове зашевелились.

– Да что я вам сделала?!

– Не успела, – фыркнул Кит.

– Теперь из-за нее придется искать другое место, – сквозь зубы проговорила Ундина, выдергивая провода из розетки. – Рил, помоги планшеты собрать.

«Медную», значит, зовут Рил. Вообще странное имя. А эти штуки и есть планшеты. Прятали они их тут, что ли? А я помешала.

– В общем, мы уходим! – объявила Ундина, сматывая остатки проводов. – А вы тут сами с ней разберитесь. Мне надоело все время за всех решать!

– Так и понесешь? – кивнул Кит на стопку планшетов в руках Рил. – Засекут же. Найди хоть пакет какой-нибудь.

Рил кивнула и, не выпуская добычу из рук, отправилась шарить по углам. Обнаружив мой потерянный шлепанец, она ударом хорошего футболиста наподдала по нему так, что он очень удачно отлетел прямо мне под ноги. Я поскорее обулась: нога успела совершенно замерзнуть.

Тем временем Рил откопала старый мешок, продемонстрировала, что в нем есть дыра, хоть и небольшая. После чего они с Ундиной запихнули в него провода и планшеты и гордо удалились. А парни наконец меня отпустили. Оба уселись на стол между мной и дверью – на случай, если попытаюсь сбежать, видимо, – и уставились на меня. А я – на них.