Текст книги "Правило четырех"

Кит был подстрижен так коротко – еще короче, чем наш Виталик. Наверное, правильнее сказать: побрит. Еле заметный пушок, конечно, на голове был, поэтому считать его лысым не получалось. Но и волосатым – никак. Сбоку на шее, слева, я разглядела татуировку – зеленый трилистник клевера. У кого-то тут шунты, у кого-то – татуировки… На футболке был изображен котенок. Никогда не видела, чтобы парень носил футболки с котятами.

У второго юноши, наоборот, волосы были длинные, забранные в хвост. А на руках – следы затертой краски. У нашего Женька нередко такие руки, поэтому я обратила внимание. Футболка была просто черной, без всяких картинок.

– Ну и? – прервал молчание Кит. – Что скажем?

Он смотрел не зло. Просто – недовольно. Второй молчал, и было непонятно, что он думает.

– Я правда не шпионка.

– Тогда какого… тебе здесь понадобилось? Только не гони опять про брата.

– Искала, где переночевать, – буркнула я.

Парни переглянулись.

– Бомжуем, значит? – усмехнулся Кит. – Арт, по-твоему, она похожа на бомжиху?

Вот я и узнала, как зовут парня с хвостом.

– Как я – на морскую звезду, – вздохнул Арт. – От предков сбежала? Хотя стой… из больницы удрала, что ли? Шлепанцы больничные!

– А что сразу не сказал? – недовольно обернулся к нему Кит.

– Не сообразил сразу, а теперь вспомнил. Я когда с двойным переломом валялся – такие же выдавали.

– Ясно. Предки твои где, чудо? – усмехнулся Кит.

– В тюрьме, – брякнула я.

Кит понимающе присвистнул. Арт глянул внимательнее.

– Вон оно как, подруга… Чего из больницы драпанула-то? Говорят, там норм. Кормят хорошо.

Кит продолжал расспросы, Арт же снова замолчал. Не очень он разговорчивый, кажется.

– Там искины, – опустив голову, ответила я.

– Не любишь искинов? – почему-то обрадовался Кит.

– Да.

– Наш человек!

Кит хлопнул меня по плечу.

– Правда, ночевать негде?

– Правда.

– Ок. Оставайся тут. Но не вздумай за нами увязаться, поняла? Если узнаем, что за планшетами охотишься, – сунем тебя в мешок и выкинем в море. Отвечаю.

Я посмотрела на них обоих. Шутят? Неужели… серьезно?! По лицам было не понять. Кто их знает, вдруг и правда.

– Да ладно, не бойся. Пошли наверх, там нормальная кровать есть.

Мы зашагали по лестнице – Кит впереди, я – в середине, замыкал шествие Арт. Через несколько шагов Кит споткнулся и выругался:

– Темно, зар-раза…

И в этот момент раздался жалобный звук – то ли крик, то ли всхлип… сразу и не поймешь.

– Черт, мне мать звонит, – заявил Кит, выудил что-то из кармана и, прислонив к уху, заговорил: – Да!.. У Арта я, у Арта… Да ладно… Мать, ну погоди ты…

Наконец он закончил разговаривать и сунул рацию – я поняла, что это она, – назад в карман.

– Все, пока. Пошел домой, а то мать меня убьет. Еще и Динка в моей куртке ушла, блин. Мать точно хай поднимет.

Он сплюнул и, махнув на прощание рукой, ринулся по лестнице вниз. Загрохотало ведро – видимо, Кит пнул его ногой, – затем душераздирающе скрипнула входная дверь.

И все стихло.

Мы с Артом остались вдвоем. Он почему-то стоял и молчал.

– Пойдем? – нерешительно спросила я.

Не говоря ни слова, он стал подниматься по лестнице.

– Что это был за звук? Такой протяжный…

– Это крик кита в океане. Ну, животного. Кит себе такой рингтон поставил.

– Хм, – только и сказала я, не решаясь расспрашивать дальше. А то буду выглядеть полной идиоткой.

Совершив три оборота, мы достигли цели.

Тьма висела кромешная. Несмотря на то что Арт стоял совсем рядом, я его не видела.

– Это маячная комната. Тут тесно: койка, стол и телефон. Не долбанись, когда будешь вставать, – света нет.

– Телефон? – переспросила я.

– Да, и даже работает. Но связь только с портом. Тебе нужна связь с портом?

– Нет, наверное…

Я нашарила рукой кровать и осторожно села.

– Матрас сухой, можно спать. Старый я выкинул, он сгнил, – объяснил Арт. В отсутствие Кита он стал более разговорчивым.

– Спасибо.

– Подушки только нет. Зато есть старое одеяло. Туалет внизу. Захочешь – придется спускаться, не навернись.

– Ага…

– Ты пожрать хочешь?

– А есть? – с надеждой спросила я.

– Я принесу.

Надо же! Только что предлагали, как шпионку, выкинуть меня в море, а теперь кормить собираются…

Послышался звук удаляющихся шагов… но потом Арт остановился:

– Слушай… ты вошла сюда через дверь? На маяк.

– Да, – удивилась я. – А разве как-то еще можно?

– Нет, – отрывисто произнес он и на сей раз ушел.

Вопрос он задал странноватый, но они все тут странные, со своими неведомыми планшетами, спрятанными на недействующих маяках.

Скрипнула дверь, а потом еще, и щелкнул замок. Видимо, Арт не был уверен, что я не сбегу.

«А говорили, что замок не закрывается», – подумала я, падая на матрас и засыпая.

…Сначала мне снился океан. Огромный, темный. А я плыла и искала там китов. Почему-то я была уверена, что доберусь до китов именно вплавь. Плыла и не уставала – легко-легко, как будто у меня ласты вместо рук и ног. А может, и были ласты, я под водой не видела.

Потом мне резко стала сниться наша Леся – что она плачет и плачет. Я хотела ее утешить, но никак не могла до нее добраться, Леся была неизвестно где, я просто слышала ее голос. Я бегала, искала ее, звала – очень долго. Пока наконец не проснулась.

И поняла, что плачут наяву.

Я села на кровати, помотала головой, пытаясь встряхнуться. Ну да: совершенно отчетливо плакал ребенок на первом этаже. Откуда он тут взялся? Я встала и осторожно двинулась к выходу. Лестница тонула во мраке – видимо, Арт выключил свет, уходя. По мере того как я спускалась, держась за стену, плач становился громче. Он уже перешел в рев. Значит, мне не показалось со сна, там действительно кто-то есть, и именно ребенок.

Наконец я сошла с лестницы и позвала в темноту, перекрикивая плачущее создание:

– Эй! Ты где?

Рев мгновенно оборвался.

– Ты тут? – повторила я.

– А-арт… Я хочу к А-арту… – затянул ребенок и опять заплакал, но тише, чем раньше.

– Арт, наверное, сейчас придет. А ты-то кто? Ты где?

– Е-олка, – рыдал ребенок. – Я бою-усь! Тут темно-о!

– Тебя Елка зовут? А меня – Аня.

Я пыталась отвлечь девочку от плача, разговаривая с ней. А сама тем временем потихоньку пробиралась на звук.

Наконец я наткнулась в темноте на что-то теплое, и это теплое испуганно взвизгнуло и шарахнулось в сторону.

– Не бойся же! Стой!

– Бою-усь! – закричала Елка, видимо, кинулась бежать, грохнулась и зарыдала вновь.

– Дохлый гоблин! – рассердилась я. – Чего ты убегаешь, я же к тебе иду!

– Где А-арт? – вопила Елка.

– Да не знаю я, за едой пошел. Ты-то как сюда попала?

Наконец я снова отыскала ее в темноте и помогла подняться с пола. На сей раз девочка не стала убегать, а, наоборот, обняла меня и замолчала.

Я перевела дух. Ну и ну!

– Не знаешь, случайно, где тут выключатель?

– Знаю, – всхлипнула Елка. – Возле двери.

– Тогда пойдем искать дверь.

– Зачем, – еще раз всхлипнула девочка.

– Чтобы включить свет. Темно же, я тебя не вижу.

– Арт не разрешает зажигать свет.

– Да? – удивилась я. – А почему?

– Потому что придут искины и заберут меня.

Что-то в ее ответе показалось мне смутно знакомым. Но что именно? Я никак не могла сообразить.

– Да никто сюда не придет! А если не включим свет, ты опять упадешь, пошли…

Я взяла ее за руку, намереваясь вести к двери, но она тут же выдернула руку и заорала:

– Нет, не надо! Я боюсь!

И снова принялась реветь.

– Ладно, ладно, тогда давай поищем скамейку, что ли. Только не рыдай так.

Наконец мы нашли в темноте ящик, и я посадила девочку на него, а сама устроилась рядом на корточках.

Елка постепенно успокоилась.

– Сколько тебе лет?

– Пять.

– Арт – твой братик?

– Нет.

– А кто?

– Просто Арт.

Гоблины пляшут и поют…

Пока я пыталась сообразить, что тут вообще происходит, щелкнул замок и скрипнула дверь. А через мгновение зажегся свет. Елка взвизгнула, а я зажмурилась – слишком ярко после темноты. Но через секунду девочка уже бросилась к вошедшему Арту – на сей раз он был в синей толстовке с капюшоном.

– Елка! – произнес он с досадой. – Ты опять!

При свете Елка оказалась довольно мелким ребенком с жиденькими русыми волосами, заплетенными в какую-то сложную косичку, и хитренькими глазками. На ней было серое платьице с большим розовым цветком на груди. И вообще эти два цвета на ней чередовались: резинка серая, заколка розовая. Колготки серые, туфли – розовые. Даже губы были розовыми. Ну а глаза конечно же серыми.

– Зачем ты оставил свою сестру тут одну? – упрекнула я. – Привел бы ее наверх, разбудил бы меня!

– Тут я ее не оставлял, – мрачно ответил Арт. – И она мне – племянница. Держи! Пошли наверх, Елка. Вечно ты…

Он сунул мне чуть теплый пакет, а племянницу взял на руки.

В пакете оказались два пирожка.

– Спасибо, – сказала я, больше ничего не спросив. Почувствовала: лучше его сейчас не трогать.

Мы вновь стали подниматься по лестнице. Пирожки пахли на весь маяк – и, видимо, были с мясом.

– Я тоже хочу пирожок! – заявила Елка.

– Не придумывай, ты ела, – устало ответил Арт.

– Да ладно, я поделюсь! – миролюбиво предложила я.

– Спасибо, – сказал он и, словно оправдываясь, продолжил: – Мать на работе, а она… сбежала за мной опять.

– Она что, сама сюда пришла? – изумилась я. – И не побоялась? Вы тут рядом живете?

– Ну… д-да.

Арт явно чего-то недоговаривал.

Мы поднялись в маячную комнату, уселись втроем на кровати, и мы с Елкой занялись пирожками.

– Ее мама работает ночью? А кем? – спросила я.

– Моя мама. Ее бабушка. А ее мама – моя сестра – умотала на материк.

– Как… почему?

– Потому что тут нечего ловить, вот почему, – тяжело вздохнул Арт.

Не скажу, что я совсем ничего не понимала. Про маму Никитки у нас тоже ходили слухи, что она сбежала на Центральный остров вместе с рабочими, которые строили мэру дом. Потому что там – тут – жизнь лучше. Но получается, и отсюда точно так же убегают, и так же могут бросить ребенка? Это не укладывалось у меня в голове.

– Давно она тут? – спросил Арт про Елку.

– Наверное, минут… двадцать. Может, больше. Мне приснилось, что кто-то плачет. А проснулась – и нашла ее внизу, в темноте. Она сказала, что ты не разрешаешь свет включать, а то ее искины заберут, – хихикнула я.

– Что ты смеешься? Искины забирают умных детей. Потом втыкают им мыслешунт и делают из них дебилов. У соседей девочку забрали. Мою одноклассницу. Линкку.

– Линкку? А у нее, случайно, не каштановые волосы?

– Я не разбираюсь в цвете волос. Ты знаешь Линкку?

– Как это не разбираешься, ты же художник!

– С чего ты решила? – удивился Арт. – А, по нику? Так это от музыки. Арт-рок. Я играю, а не рисую.

Тут настала моя очередь удивляться – много чем у.

– А руки у тебя в краске…

– Да, я раздолбай, – согласился он. – Но это же краска для каллиграффити. Ты же тоже пишешь каллиграффити, раз в Трущобах живешь. Только я так и не понял – у нас на Западном или на Южном… Так, стой!

Он вдруг испугался и вскочил.

– Что ты мне мозги пудришь? Ты в Холмах живешь? Откуда ты знаешь Линкку? И не знаешь про каллиграффити!

Елка от страха забилась с ногами на кровать. Видимо, ей не нравилось, что дядя так кричит.

– Да подожди ты, что ты! Не живу я в Холмах, и, может, это вообще другая Линкка!

– За дурака меня держишь? Какая – другая? Не может быть другой Линкки, другого Арта, другой Елки, другой… какой у тебя ник?

– Я не знаю, что означает слово «ник», а мое имя – Аня Пчелкина! – в ответ крикнула я. – И что ты на меня орешь!

Арт моментально успокоился.

– Подожди… какая Пчелкина? Это что… как же это называется, блин… Вспомнил! Фамилия! Фамилия же, да? Как, например, Ричи Блэкмор, да? Имя и фамилия. Так ты с материка, что ли?

– Со Светлоярска, – буркнула я.

Я уже поняла, что Трущобы – это не наш остров, но, если все скрывать, мы вообще запутаемся.

– Это маленький островок? Он разве обитаемый? – оторопел Арт.

– Дожили… Конечно, обитаемый!

– А я слышал, там развалины… – пробормотал он.

– Развалин – навалом. Но при этом там живет почти тысяча человек.

Арт встал и – в темноте я плохо видела – то ли воздел руки к потолку, то ли еще как-то изобразил полное недоумение.

– Никому нельзя верить на этом долбаном острове, – пробормотал он. И вдруг спохватился: – Елка! Тебе спать давно пора. Пойдем домой.

– Не хочу-у, – захныкала Елка. – Я хочу здесь.

– Я кому ска…

– Слушай, куда ты ее потащишь среди ночи? Пусть тут спит, а утром заберешь. Я за ней послежу. Я умею с маленькими. Елка, отпустишь дядю домой?

– Да! – радостно заявила Елка и тут же улеглась.

– Нормально… – опешил Арт. – Ты сама где спать будешь? Вы вдвоем тут не поместитесь!

…Но Елка уже сопела. Я нащупала в ногах кровати одеяло и накрыла ее.

– Ну… я как-нибудь…

– Понял. Ладно, пошли тогда вниз, болтать. Одних я вас тут все равно не оставлю. Расскажешь про свой Светлоярск.

– А она не испугается, когда проснется?

– Не проснется. Если вырубилась – теперь до утра.

Оставив спящую девочку, мы тихо спустились на первый этаж. И только сейчас я вспомнила: ведь Арт, уходя, защелкнул дверь на замок. А когда пришел – открыл его.

И если он говорит правду, что не приводил сюда Елку, – а зачем ему врать? – получается, она как-то попала в запертый маяк.

Глава четвертая
О качелях, стреле орлана и с т ук е топора

Лес

Натка рисовала качели.

Неизвестно почему с утра ей так захотелось качаться – да повыше, побыстрее, чтоб дух захватило, – что она вынырнула из мешка и, не дожидаясь, пока кто-нибудь еще проснется, чуть не слетела с лестницы и кинулась к мольбертам. Она сама не понимала, откуда вдруг возникло такое желание, – то ли насмотрелась на болтающуюся каждый день в ветвях огромного дерева мелюзгу, то ли из-за того, что Виталик с Ириной Андреевной добрались вчера до верхушки самого высокого ильма. Так назывались деревья с широкими шершавыми листьями – ильмы. Тетя сказала: для того, чтобы привыкать к высоте. Но, по мнению Натки, Виталик и так ни капельки не боится высоты, не то что она. И качели Натка никогда особенно не любила. Но сегодня…

Два мольберта – ее и Женька – стояли внизу, возле одного из окон. Дом потихоньку расширялся – каждую ночь он вырастал еще на чуть-чуть, вот и появилось место для рисования. Причем увеличивался только нижний зал, наверху они по-прежнему спали впритык друг к другу. Но это никому не мешало, днем они мало бывали наверху, всегда находились какие-то дела: сходить на рыбалку или принести воды, нагреть, постирать, собрать хворост, помочь с обедом, поиграть с мелкими… Даже учиться они еще толком не начали – некогда. Разве что порисовать вчера удалось.

Недолго думая Натка сгребла свой мольберт в охапку и потащила на улицу. Там свет лучше. И никто не помешает, если вздумает проснуться.

Почему-то никак не удавалось найти подходящее место для мольберта. То слишком темно – листва кругом, то бугорки, как назло, то вид Натке не нравился… Хотя к чему бы, казалось, вид, если она собирается рисовать не с натуры?

…Выяснилось, что с натуры. Сразу за домом она увидела два одинаковых дерева – не таких высоких и толстых, как большинство вокруг, а помоложе, с темной корой, – и расположилась с мольбертом прямо перед ними. Карандаш привычно лег в руку…

А дальше время перестало ощущаться. Потекло между пальцев.

Натке стало казаться, что она не стоит у мольберта, а отправилась в путешествие. В дальние страны, может быть. Похожее ощущение было во время теста, когда орлан просил нарисовать шар изнутри. Тогда – о, тогда вообще было интересно! Натка никому бы не призналась, но в шаре она увидела планету, которая совершает путь по орбите. И Натка совершала этот путь вместе с планетой! Слов не было, чтобы передать все ее чувства. Но сейчас неожиданно слова пришли…

 
Земля – кораблик храбрый мой.
Наполнит парус звонкий голос,
И в море – черном, словно космос,
Сияет звездный путь. Домой
Сквозь Светлый лес лежит дорога.
Четыре сходятся в одном…
 

Стих оборвался. Натка внезапно очнулась: кто-то громко звал ее по имени – совсем близко, над ухом. Она вздрогнула, чуть не выронив карандаш. Рядом стоял Женек с двумя корзинками в руках.

– Наташ, ты что? – удивленно воскликнул он. – Я тебе минут пять кричу. Пойдем за грибами, тетя Лена просила набрать для супа.

– А? – переспросила Натка, все еще не придя в себя. – Жень, ну ты же не дал мне увидеть, что там дальше!

– Где? Ну ты совсем улетела куда-то, – засмеялся Женек. – Со мной тоже бывает. А рисунок отличный, и столбы клевые, я даже не видел, как их сделали. Качели будут, да? Или турник? Нет, для турника, наверное, высоко. Шикарно!

– Столбы? – переспросила Натка.

– Ну да. Деревья. Так ты идешь за грибами?

Натка не слышала. Она смотрела на два дерева. До высоты около двух метров стволы были гладкими, кто-то успел снять кору. Поверх шла резьба в виде веток и листьев. Они как будто застыли на столбах. Поперек лежала перекладина. Выше как ни в чем не бывало продолжался ствол, зеленела листва, по верху перепархивали птицы.

Два столба с перекладиной она только что изобразила сама, на бумаге. В реальности их не было. До сих пор не было, а теперь они откуда-то взялись.

– Этого не может быть, Жень, – тихо сказала Натка.

Женек, не вполне понимая, о чем она говорит, осторожно взял Натку за руку и увел подальше от мольберта.

Они пробирались в чашу. Поблизости от дома грибов уже не осталось – дети и взрослые выбрали все, что можно. Под ногами похрустывали сухие ветки, птичьи голоса звенели в вышине. Издалека донесся дробный стук дятла. Прохладно. Женек, не выпуская Наткиной руки, высматривал: не мелькнет ли где-нибудь под деревом коричневая шляпка?

– Я сама их придумала! – внезапно крикнула пришедшая в себя Натка.

Стая птиц испуганно поднялась с куста. Сверху упала оброненная убежавшей белкой шишка.

– Их там не было, понимаешь? Не было этих столбов! И перекладины! Их никто не делал!

Натка размахивала руками, а Женек во все глаза смотрел на нее – и начинал верить.

– Дядя Коля говорил, что лес – странный, – медленно сказал он.

– Странный? Но не настолько же! Он что, сам вырастил резные столбики? И как раз такие, как у меня на рисунке? И за полчаса?

– Ты рисовала часа два. Я видел, как ты выходила.

– Правда? Ну даже если так! – Натка развела руками.

Они постояли еще с минуту неподвижно. Наконец она вздохнула:

– Ладно, спросим потом. Давай свою корзинку.

Женек молча протянул ей корзину. Натка схватила ее и решительно ринулась к ближайшему дереву – туда, где из травы выглядывал толстый боровик.

…Они переходили от дерева к дереву, от куста – к кусту, пока не набрали одну корзинку полностью, а вторую – до половины. Грибы не расползались между корней и не зарывались в землю: Аня напрасно думала, что в лесу могут такие водиться. Нет, грибы в Светлом лесу были самые обыкновенные. Натка забыла про странности с резными столбами, ей было весело, вдвоем с Женьком они смеялись, гоняясь друг за другом, а потом обсуждали перспективу, которая открывалась при взгляде на убегающую вглубь тропку… когда солнечный свет, пробивавшийся сверху, через кроны деревьев, внезапно померк.

– Дождь, что ли? – пробормотал Женек, задирая голову.

Дождем и не пахло. Небо над лесом было серым из-за множества распахнутых крыльев.

– Орланы… – прошептала Натка.

– Что им тут понадобилось? – нахмурился Женек.

Серое облако мелькнуло и ушло в сторону.

– Бежим домой! – скомандовала Натка, хватая одной рукой корзину, а второй – Женька.

Через несколько минут они были уже возле дома. Ирина Андреевна бросилась навстречу, забрала у Натки корзину.

– Дети, хорошо, что вы здесь, – с беспокойством произнесла она. – Быстрее внутрь, у нас сейчас будет совещание!

Совещание! Как у взрослых.

В большом зале скучились уже все, кроме дяди Коли и Саши: они рыли колодец где-то во дворе.

– И что за срочность сейчас, когда на улице опасно! – беспокоилась Даша, стаскивая вертушку-Лесю с окна.

– Думаю, они знают, что делают. – У Ирины Андреевны на лбу пролегла знакомая складка. – Боюсь, как бы мы не опоздали с этой срочностью, надо было сразу.

– А что, орланы могут перекрыть нам воду? – раздался громкий, удивленный возглас Олежки.

– Как можно перекрыть воду в озере, ты что, дурак? – возмутилась Юля. – Я еще понимаю, не пустить нас к озеру…

Юля замолчала, недоговорив.

Воцарилась гробовая тишина. Даже Никитка перестал возиться с грузовиком и только хлопал глазами.

– Этого не может быть, – не вполне уверенно ответила тетя Лена. – Комиссар полиции никогда не допустит…

Она покосилась на Ирину Андреевну.

– Может статься, – директор выпрямилась, – что комиссара с ними нет. А мы должны быть готовы к любому повороту. Поэтому Николай Валерьевич и Саша делают правильно, а мы с вами тоже не будем сидеть сложа руки. Слушаем все меня!

Дети и взрослые замерли: кто-то сидел на полу, кто-то подпирал спиной стены, кто-то стоял рядом с Ириной Андреевной и ловил каждое ее слово.

– Мы под защитой леса. Если мэр или орланы сунутся на наш берег и попытаются найти нас в чаще, у них ничего не выйдет. Но к озеру никому не ходить! Вы меня поняли? Пока мы не решим, кто отправится, кто будет охранять идущего за водой, самим не соваться! Слышите все?

– Да, Ирина Андреевна! – раздались нестройные голоса.

– Вокруг дома должно быть безопасно, – продолжала директор. – Но на всякий случай детей одних не отпускать, ясно? Детьми считаются в том числе подростки младше четырнадцати лет.

Ляля, Виталик и Маша радостно переглянулись: они большие! Им доверяют!

– А мы-ы? – затянула Юля.

– А вы – нет! – отрезала Ирина Андреевна. – В туалет – только с учительницей! Или с Лялей. У Маши и без вас полно дел.

Маша покраснела и гордо выпрямилась. Это правда: все знали, что вся младшая группа – на ней, пока Даша занимается другими делами. Например, починкой одежды. Ошалевшие от свободной жизни дети то и дело рвали коленки на штанах или цеплялись локтями за ветки. Пришлось просить хотя бы старших быть аккуратнее.

…Первое, что сделал дядя Коля, когда начали обустраиваться, вырыл выгребную яму, чтобы не засорять лес. На следующий день им с Виталиком удалось найти в лесу достаточное количество бревен, даже без сучьев, чтобы соорудить над ямой кабинку.

– Лес благодарен. Он сам подкинул нам деревья, – заявил привратник, вгоняя бревна в землю впритык друг к другу.

Правда, никто особенно этому не поверил.

Саша и Ярослав Игоревич помогали дяде Коле. Можно было, конечно, распилить бревна на доски, для этого у него даже имелись тщательно припрятанные инструменты, но это заняло бы время, а его было жалко для другого. По расчетам привратника, бревен хватало еще и на три-четыре скамеечки, а вот их-то хотелось сделать как следует. Этим и занялись мужчины сразу же после постройки кабины. Следующей сколотили огромную бочку для воды.

Идея с колодцем пришла сегодня утром.

– Ты бы сделал мне… коромысло, что ли, Коля, – попросила тетя Лена, собираясь с ведрами к озеру и прихватив с собой Славку и Ваньку. Виталика уже забрала на занятия директор, а прочих было не дозваться.

– Я сделаю лучше, – ответил муж.

И, как выяснилось, колодец действительно оказался кстати, раз в окрестностях появились орланы.

– …Дальние прогулки в лес пока тоже придется отложить, – продолжала Ирина Андреевна.

– А мы ягод не набрали сегодня, только грибов, – огорченно протянула Натка.

– Но, может, все не так уж… – начал Виталик, и тут на улице сверкнуло.

– Молния? – крикнул кто-то.

Ирина Андреевна побледнела.

– Не думаю. Всем отойти от окон! Ярослав Игоревич, помогите мне их завесить!

Вспышки мелькнули еще и еще раз и уже не прекращались. Прямо перед дверью, на улице, что-то загрохотало и тут же стихло. Никитка испугался и начал было плакать. Леся пихнула его в бок, обозвав ревой, и он тут же с удивлением замолчал. Младшие дети сбились в кучу посреди зала, старшие тихо посмеивались над ними. Директор и художник вешали на окна ненужные сейчас спальные мешки – их оказалось удивительно удобно цеплять за ветки. Директор пыталась вспомнить: а везде ли тут раньше были ветки? Казалось, что нет, но ведь не выросли же они в одно мгновение! Тетя Лена с Виталиком, наоборот, бросились к двери, но на улицу не выходили, остановившись в беспокойном ожидании. Даша кинулась за ними, но на полдороге остановилась и теперь торчала на месте, не зная – то ли вернуться, то ли дойти до выхода, раз уж начала.

Но на Дашу никто не обращал внимания, все взгляды были приклеены к еще не завешенным окнам и двери. Вспышки продолжались. Грохот стал раздаваться чаще. Когда все окна оказались закрытыми, темнее не стало – дом светился стенами изнутри, ведь они состояли из таких же лесных деревьев, как в лесу. Наконец внутрь вбежали дядя Коля и Саша, рукав куртки у привратника слегка дымился.

– Вот зараза, а? Ну ты подумай, а? – приговаривал он, стаскивая куртку и не обращая внимания на причитания жены. – Но зато мы успели, Ирочка Андреевна, колодец готов, кое-как огородили. Теперь бы приличный сруб еще над ним, и пару-тройку дней подождать.

– Николай Валерьевич, да разве ж нам колодец важнее, чем вы!

Ирина Андреевна поспешила навстречу привратнику и физруку.

– Вы не ранены? – спросила она с беспокойством, но тихо, чтоб не услышали остальные.

– Не ранен, слава белкам, куртку вот только прожгли…

Но Юля, как всегда, слышала все.

– Это что… Орланы? Они что, стреляют? – завопила она.

Вслед за этим раздался разноголосый визг. Вспышки и грохот на улице усилились, что не добавило спокойствия. Младшие дети, а с ними и некоторые старшие, вроде Олежки и близнецов Нагорных, кинулись врассыпную кто куда. Остальные загалдели, даже взрослые не остались в стороне.

– Тише, ти-ше! Ус-по-кой-тесь! – железным голосом, умудряясь перекрикивать всех, сказала Ирина Андреевна. – Дарья Павловна, Маша, уведите всех младших наверх и накормите консервами. Сейчас не до супа. Питьевую воду возьмите из ведра, там еще есть. И постарайтесь в мансарде тоже завесить окна.

Внутри всегда стояло одно ведро с водой, накрытое крышкой. К ручке была привязана чистая кружка. На тот случай, если кому-то захочется пить ночью.

Не сразу, но взрослым удалось переловить вопящую – кто от страха, кто за компанию – ораву, и девушки удалились с малышней в мансарду. Подумав, директор отправила следом и близнецов с Олежкой и Ванькой, а остальных собрала в круг, подальше от окон и винтовой лестницы, чтобы не услышали те, кому не надо.

– У орланов есть волшебство – боевое. Я воевала, поэтому знаю. Да, это они стреляли. Сверху. Наугад.

Юля открыла рот и вытаращила глаза.

– Закрой рот, Юля. Твои родители тоже участвовали в войне с орланами. Не знала? Теперь знаешь. И твои родители, Слава. И родители Наташи.

– Но… как же так?! – воскликнул Виталик. Он был до того поражен, расстроен, что не мог найти слов.

– Виталик, это очень… серьезный момент. И сложный, – повернулась к нему директор. – И ты не должен думать, что из-за прошлых или нынешних событий тебе надо перестать учиться летать. Ничего подобного. Позже тебе объяснят все папа с мамой… или я. А сейчас мы просто должны держаться друг за друга и не высовываться лишний раз на улицу, чтобы не погибнуть. Вот и все. Предлагаю сделать перерыв и подкрепиться – самое время.

Есть никому не хотелось, Ирине Андреевне пришлось заставлять всех буквально силой.

Наконец вспышки и грохот прекратились, а через короткое время продолжились, но уже где-то далеко, отголоски еле долетали сюда.

– Если они не могут нас найти, почему они стреляли по нам? – тихо спросила Натка, чуть дрожащей рукой накладывая мясо из консервной банки на тарелку себе и Женьку.

– Они и не знают, что мы именно здесь, – уверенно сказала директор. – Они обстреливают участки наугад. Слышишь: сейчас они в другом месте.

– Чем хоть они стреляют? – спросил Славка, стараясь казаться мужественным и суровым.

– А вот выйдете, когда директор разрешит, я вам покажу, – отозвался дядя Коля.

И хотя обстрел не утихал, все немного успокоились, потому что появилась какая-то определенность, и смогли наконец взяться за еду.

После обеда Ирина Андреевна и дядя Коля, взяв с собой Виталика и Славку, вышли из дома. Земля во дворе пестрела от темных пятен – казалось, тут и там разводили маленькие костры.

– Хорошо, что я колодец накрыл, ох и наплевали бы они нам в него, – подмигнул мальчишкам дядя Коля.

Они осторожно двинулись по двору. Да, орланы не скупились: не только на земле, но и на стволах деревьев имелись темные отметины. Но, на удивление, на деревьях они быстро бледнели.

– Это волшебство природное, поэтому лес с ним справится, – заявил дядя Коля, похлопывая по стволу ильма. – Было бы какое-то техническое, тады ой…

– А если они приволокут технику? – спросил Виталик.

– Тогда лес им…

Дядя Коля не успел договорить, раздался возглас Славки, который вместе с Ириной Андреевной успел уйти за дом. Привратник с сыном кинулись туда.

– А это еще… откуда? – резко останавливаясь при виде Наткиных столбов для качелей, проговорил дядя Коля.

Но Ирина Андреевна указала рукой на другое. В мольберт, стоящий тут же, вонзилась стрела – не стрела, а скорее огромное твердое перо, вокруг острия которого словно растекался все тот же темный обугленный след.

Мольберт был расколот этим пером надвое. Вместе с рисунком.

Привратник покачал головой.

– Кто это здесь творил, Женек? – Упершись одной рукой в остатки мольберта, другой он пытался выдернуть перо. Наконец ему это удалось.

– Наташа, – тихо ответила директор.

Женек предпочитал рисовать пейзажи. Изредка, если просили, – портреты. Но постройки – никогда.

– И все-таки она техно, я был прав, – серьезно кивнул дядя Коля. – Вон чего сотворила. Ну, повешу вам теперь качели, радуйтесь!

Он хлопнул недоумевающего Славку по спине и обратился к Виталику:

– Сын, головой за Наташку отвечаешь, понял? Здесь лес. Техно – в наибольшей опасности. Вишь как – в остальных местах стрелы рассыпались пеплом, а тут – нет… Это отголоски давней вражды. Они нас чувствуют.

– Кажется, понял, пап.

– Стоит показывать перо всем, как думаете, Ирина Андреевна? Других не нашли?

– Нет, оно одно. Всем – не стоит, паника начнется. Покажем взрослым и предупредим Наташу, чтобы была осторожнее.

Перо походило на длинную, острую кость – прочную и упругую. Кончик был пронзительно-острым, как острие узкого ножа. И только противоположный конец напоминал о том, что это все-таки перо, снабженное серым опахалом. Орлан, тут сомнений не было.

– Таким и… по-настоящему ранить можно, – нахмурился Виталик, осторожно дотрагиваясь до лезвия. – Как они это делают? Этому что, можно научиться? И я смогу? Нет, я не прям хочу…

Он тут же начал оправдываться, но решил, что это выглядит глупо, и замолчал.

– Можно. И ранить, и убить, Виталик. И научиться можно. Такая стрельба достигается высокой степенью концентрации, это вопрос тренировки. Волшебству всегда можно научиться, если тебе это необходимо, – ответила Ирина Андреевна и, повернувшись, зашагала в дом.