Текст книги "Парящая для дракона. Прыжок в бездну"

Это было как шагнуть в пропасть, а дальше все стало не важным.

И взорвавшийся множеством голосов зал, и растерянность на лицах, понемногу сменяющаяся осознанием. И вспышки, и суета видеоператоров. И даже кольцо, которое я все-таки стянула и вложила в ладонь Торна.

От которой мгновенно повеяло жутким холодом. Я увидела только искрящийся иней, впитывающийся в его кожу, когда услышала глухой хлопок. Наверное, только я его и услышала, потому что из-за шума в зале расслышать что-то было достаточно сложно. Этот хлопок, источник которого я поняла не сразу, раздался совсем рядом. Я снова перевела взгляд на его ладонь и увидела, что от драгоценного камня, который не способен разрушить даже лазер, осталась похожая на ледяные осколки крошка.

– Одна из причин нашего расставания – отъезд семьи Хэдфенгер из Ферверна. Юргарн Хэдфенгер не сможет приступить к исполнению своих обязанностей, нам предстоят новые выборы. С формальностями на сегодня покончено, предлагаю всем наслаждаться праздником.

Торн говорил без микрофона, это я осознала, когда поняла, что все еще сжимаю его в руке. Так же, как он сжимал в руке превратившееся в крошку кольцо. Но если после моего заявления в зале стало шумно, то после его воцарилась абсолютная, безоговорочная тишина. Словно его голос просто выключил остальные даже без усиления. Усиливать, по сути, не было необходимости: даже вспышки прекратились, время будто замерло.

За эти мгновения я успела осознать, что он сказал. Как раз вовремя, потому что побелевший до состояния только что выпавшего снега конферансье взял у меня микрофон и профессионально бодрым голосом произнес:

– До нового года осталось пятнадцать минут! Мы…

Он что-то там еще говорил, совершенно точно не в соответствии со сценарием, но вряд ли его кто-то слушал. Торн взял меня под руку – в точности с тем же выражением лица, с которым мы поднялись на эту сцену, по лестнице мы спустились вместе.

– Чудесного вечера, Лаура, – произнес он, глядя мне в глаза.

А после развернулся и направился к дверям. Холод, обрушившийся на меня, едва ли был слабее смысла сказанных им слов и сейчас, и на сцене.

– Врача! – крикнул кто-то. – Ферне Хэдфенгер плохо!

Я обернулась – лишь на миг – и увидела, как отец держит на руках потерявшую сознание Ингрид. Его лицо – белое, как у конферансье, искаженное, широко распахнутые глаза Сильви. Странно, но Даргела я не заметила. Это я осознала уже в тот момент, когда бежала, а если быть точной – шла к дверям настолько быстро, чтобы не сорваться на бег, и настолько медленно, чтобы это не было заметно.

Сомневаюсь, что это не было заметно.

Вспышки возобновились, шум в зале нарастал, но я отрезала себя от него дверями, вылетев за них и с трудом пытаясь втянуть ставший неожиданно холодным и липким воздух. Шаги дракона я слышала отчетливо, и вот теперь, уже совершенно не стесняясь вытянувшихся вдоль коридора мергхандаров, бросилась за ним.

– Торн!

Разумеется, он не остановился. Дверь его кабинета щелкнула, когда я вылетела из-за поворота. Подлетев к ней, распахнула, врываясь внутрь.

– Ты не можешь с ними так поступить!

Он обернулся. Пламя, сделавшее его глаза похожими на две светящиеся льдины, хлестнуло наотмашь, заставляя отпрянуть на уровне инстинктов. Я с силой вдавила ногти в ладони и шагнула вперед.

– Ты будешь говорить мне о том, что я могу и что не могу, Лаура? – тихо произнес он.

– Они здесь ни при чем!

– Неужели? Твой отец тебя воспитал.

Я задохнулась. От той ледяной жесткости, с которой были сказаны эти слова.

– Знаешь, о чем ты всегда забывала, Лаура? О том, что я могу. Я могу сделать с тобой и с твоей семьей все, что пожелаю. – Он говорил тихо, но в кабинете стремительно холодало. – С теми, кто посчитал возможным играть со мной в игры.

– Нет. – Изо рта вырвалось облачко пара, я растерянно смотрела, как мое дыхание тает в разделяющем нас полумраке. – Никто с тобой не играл, Торн. Я пыталась до тебя достучаться. Когда мне стало понятно, что я не могу, я просила тебя отпустить меня. Ты сказал, что ты меня не отпустишь. Что мне еще оставалось делать?!

Кажется, только сейчас я поняла, что он сказал. Точнее, что он сказал еще.

– Моя семья ничего не знала!

– Об этом «ничего» ты шепталась со своим братом перед тем, как подняться на сцену?

Я шагнула к нему.

– Никто ничего не знал! Я никому не говорила! Я жила с этим все это время, пока ты снисходил до меня исключительно ради рекомендаций по поводу праздника.

– Превосходно, Лаура. Теперь ты будешь жить с этим всю жизнь.

Он отвернулся и шагнул к столу. Не вполне отдавая себе отчет, что делаю, я бросилась за ним. За секунду до того, как мои пальцы коснулись бы его руки, Торн обернулся. Бросок был молниеносный, только что я видела его спину, а сейчас вижу его лицо. Ледяные пальцы сжимаются на моей шее, снежные искры иглами впиваются в кожу. Это длилось едва уловимое мгновение, а после пальцы разжались, и он отступил.

– Пошла вон. – Дракон указал мне на дверь. – Убирайся. Пока я тебя отпускаю. Сейчас.

Меня трясло от пламени, которое понемногу гасло в его глазах. Зрачки из звериных снова стали человеческими, но ничего человеческого в этом лице не было. На меня по-прежнему смотрел зверь, и я отступила. Развернулась, вышла за дверь, почти бегом бросилась в сторону зала. За несколько метров до него развернулась снова, метнулась обратно, но уже к лестнице. Я понимала, что, если сейчас войду в этот зал, просто рухну на глазах у всех, присоединюсь к Ингрид.

Под бешеный стук сердца влетела к себе – или уже не к себе.

«Убирайся. Пока я тебя отпускаю. Сейчас».

Я зажала руками рот, но тщетно. Тошнота снова подкатила к горлу, я едва успела добежать до туалета, и меня вывернуло наизнанку. Меня выворачивало долго, до глухих хлопков, раздавшихся снаружи.

Фейерверк.

Новый год начался.

На этой мысли меня вывернуло еще раз, казалось, ледяным пламенем, засевшим в самой глубине моего существа. На этой мысли я поднялась и направилась к раковине. Умывшись, обхватила себя руками, пытаясь унять охватившую все тело дрожь. Я даже не сразу поняла, откуда доносится знакомая музыка, а когда поняла…

Подскочила, метнулась в комнату.

– Лаура! Что у вас там происходит?! – Взволнованное лицо Рин.

У них там тоже фейерверк, судя по всему.

– Что?

– Ты что, отказалась за него выходить?!

Я сжала зубы.

– Лаура, дракона твоего за ногу, не молчи! Вы порвали все каналы, сейчас не празднуют, а строят теории, что за чешуйня вообще творится.

Я посмотрела на нее, понимая, как отчаянно мне хочется сейчас оказаться там. Там, с Ринни и Сэфлом, и просто ее обнять, просто заснуть, чтобы закрыть этот день, эту ночь, а завтра… Меня разрывало от желания набрать Тиуса, сообщить об открытии телепорта и уйти, как мне было сказано. Но там, внизу, еще оставалась моя семья, и помимо этого оставалось еще понимание: если сбегу сейчас, на людях я уже никогда больше не появлюсь.

Всю жизнь буду прятаться, стану тенью, которой уже ничего не светит.

Не говоря уже о каких-то кастингах или о чем-то большем.

Мне было странно осознавать, что в такие минуты я еще думаю о кастингах, но, наверное, мы с Торном похожи куда больше, чем мне казалось. Странно, что поняла я это только сейчас.

– Лаура!

– Рин, давай не будем говорить об этом сейчас.

– А когда?! Лаура!

– Передавай мои поздравления Сэфлу. Потом поговорим.

Я нажала отбой раньше, чем подруга успела ответить. Выключила телефон, швырнула его на кровать.

В ванной снова ополоснула лицо, поправила макияж. Хорошо, что макияж мне сделали «на века».

Дорога до зала, куда мы не так давно вошли вместе с Торном, не заняла много времени. Я остановилась только на миг, чтобы расправить плечи и улыбнуться.

После чего шагнула в распахнувшиеся передо мной двери.

Глава 4

Я открыла глаза из-за того, что закатное солнце расплескалось по комнате. Зимой оно кажется особенно ярким и даже обманчиво согревает, если лежать под теплым одеялом и ловить лицом огненные полоски света.

Шевелиться мне не хотелось, ничего говорить или делать – тоже, но так можно и всю жизнь пролежать. Поэтому я вытряхнула себя из-под одеяла и подошла к окну. Еще несколько минут, пока Хайрмарг заливало ярко-красным холодным светом, вонзающимся в стальные иглы высоток, просто стояла и смотрела на город, который мне вскоре предстояло покинуть.

Потом, когда солнце окончательно упало вниз, позволяя сумеркам вползать на улицы, отвернулась. На стуле, поверх моего платья (над созданием которого трудились стилисты Торна), лежал халат. Видимо, Даргел позаботился о том, чтобы мне не пришлось надевать платье, когда я проснусь. По сути, надеть мне было больше нечего: все мои вещи остались в резиденции Торна.

Вечер схлопнулся на удивление быстро. Конферансье еще пытался развлекать собравшихся, но очень скоро все поняли, что это бессмысленно. Официальная часть и фуршет закончились, и телепорты открывались один за другим. На этот раз Торн провожал гостей в одиночестве, и первыми уехали отец с Инрид и Сильви. Со мной они, разумеется, не разговаривали, а нас с Даргелом и Мелори провожал Тиус. Учитывая, что все оставшееся время Торн смотрел на меня как на пустое место, это было даже к лучшему.

Незадолго до отъезда во время фуршета Даргел увел меня из зала, чтобы спросить:

– Почему ты ничего не сказала мне?

Я готова была к упрекам, но не к такому. Поэтому и ответила не сразу.

– Потому что не хотела тебя в это впутывать.

– Я бы поговорил с отцом! – Он невольно повысил голос. – Все это можно было сделать иначе, Лаура!

– Ты так думаешь? – Я подняла голову и посмотрела брату в глаза. – Ты думаешь, что просто так он бы меня отпустил?

В его взгляде сверкнуло что-то яростное, но я не пошевелилась. По ощущениям я вообще превратилась в биоробота, и только когда Дар притянул меня к себе и обнял, судорожно вздохнула. Оказывается, чувствовать – это действительно больно. Поэтому я позволяла себе просто стоять в его объятиях и слушать стук его сердца. В этом биении было гораздо больше, чем в тысячах слов, которые он мог мне сказать. Я просто знала, что он со мной, что он рядом и что он на моей стороне. О большем нельзя было даже мечтать.

Он не расспрашивал меня и во флайсе, когда мы летели к нему. Мелори эту ситуацию вообще никак не прокомментировала. Они с Даргелом негромко обсуждали какой-то контракт, а я смотрела в окно, смазанными отрывками выхватывая то один район, над которым мы пролетали, то другой.

Сейчас, вспоминая все это, я отложила халат на постель и направилась в ванную. Постояв под душем, насухо вытерлась полотенцем и вернулась в комнату. После чего влезла в это клятое платье. Мне казалось, что я разорву его в клочья, как только у меня будет такая возможность, но пока такой возможности не было. Сейчас мне нужно было ехать к отцу, а ехать в халате – не самая лучшая идея.

Расчесавшись, стянула волосы в хвост, подхватила туфли и, стараясь ступать бесшумно, вышла из гостевой комнаты в коридор.

В гостиной работал визор, я едва услышала обрывок фразы «…резиденции Торнгера Ландерстерга» – как мне захотелось зажать уши. Тем не менее я стояла и слушала о том, что сегодня ночью произошло «событие, которого никто не мог ожидать», и уж точно никто не мог ожидать, что «Юргарн Хэдфенгер с семьей в ближайшее время покидает Хайрмарг».

– Лаура! Давно ты тут стоишь?

Я не услышала даже шагов брата, а себя обнаружила прижавшейся к стене. Только встретившись с ним взглядом, осознала, что стою, обхватив себя руками с туфлями в охапке.

– Мне надо к отцу.

– Тебе надо поесть!

– Нет. Мне надо с ним поговорить, Дар.

– Ты уверена, что это хорошая идея?

– Не знаю. Но оставлять это так я не могу.

– Тебе… – Даргел явно собирался возразить, но потом только махнул рукой. – Хорошо. Тогда я поеду с тобой.

– Нет. – Я покачала головой. – Твое место здесь. С Мелори.

– Тебе не кажется, что я уже достаточно взрослый мальчик, чтобы решать, где мое место?

– Мне нужно решить это самой. Понимаешь? Я не хочу прятаться за твоей спиной. Я это сделала, и мне за это отвечать.

– Это сделала не ты, Лаура, – резко перебил он, – а Торнгер Ландерстерг. Так или иначе, но пока ты не поешь, из дома я тебя не выпущу. Идем.

Я вновь собралась возразить, но поняла, что в данном случае единственное решение – это компромисс. В результате через пятнадцать минут мы сидели на кухне, делая вид, что все хорошо. Визор, разумеется, выключили, Мелори пыталась поддерживать разговор, но вскоре махнула рукой, и потом мы все просто жевали. Я – быстрее всех. После вчерашнего казалось странным, что мне вообще кусок в горло лезет, но он не просто лез, я съела, кажется, почти все, что было на столе, при этом продолжая ощущать себя дико голодной.

Это оказалось хорошим знаком: Даргел чуть-чуть расслабился, видимо, осознавая, что я не собираюсь морить себя голодом, и у нас даже получился кое-какой разговор о том, что, когда я вернусь, я могу оставаться сколько захочу.

«Сколько захочу» подразумевало, что я остаюсь в Хайрмарге.

– Я поговорю с Ландерстергом, – неожиданно решительно произнес Дар. – Тебе никуда не придется уезжать, закончишь с экзаменами, получишь диплом, и я помогу тебе найти работу. Все будет хорошо, Лаура. Я тебе обещаю.

Мелори скептически приподняла брови, но ничего не сказала.

– Уберу посуду и пойду разворачивать подарки. Надо же это когда-нибудь сделать.

Даргел посмотрел на нее так, словно не понимал, о чем она вообще говорит, или тоже очень неожиданно вспомнил про подарки. Тем не менее я молчала до тех пор, пока Мел не оставила нас одних, и только потом сказала:

– Не стоит.

– Не стоит? Что значит – не стоит? Если отец с Ингрид вполне способны о себе позаботиться, то ты…

– Я тоже способна о себе позаботиться. И я не останусь в Хайрмарге, Дар.

– Хорошо. И куда же ты собираешься? В Бельвенхарт? В Ниргстенграффе сейчас делать нечего, у них там с экономикой проблемы и с работой не вариант…

– В Рагран.

– Что? – переспросил Даргел.

И тогда я повторила больше для себя, чем для него:

– Я переезжаю в Рагран.

Брат хмурится и тяжело опирается о стол, потом снова подается назад.

– Лаура. Ты серьезно?! Это ведь другая страна!

– Это другая страна, где родилась моя мама. – Я тут же поправляюсь: – Наша мама.

– Но она даже на сотую часть не похожа на Ферверн… Я имею в виду, какие там у тебя перспективы?!

– Там шоу «Эрвилль де Олис».

– «Эрвилль де Олис»?! Ты серьезно? То самое, кастинг на которое отменил Ландерстерг?! – Даргел все это выпаливает на одном дыхании, потом подается назад, проводит рукой по волосам. – Прости. Лаура, нет. Я не могу тебя отпустить.

Я приподнимаю брови.

– Ты понимаешь, о чем я! Там нет никого, кто о тебе позаботится!

– Я уже сказала, что я сама о себе позабочусь. – Я смотрю ему прямо в глаза. – Моя проблема в том, что обо мне заботились все кому не лень. Я хочу строить свою жизнь сама. Хочу понять, что я вообще из себя представляю. Это достаточно сложно, когда кто-то постоянно хочет о тебе позаботиться, не находишь?

Какое-то время мы смотрим друг другу в глаза, потом Даргел качает головой.

– Хорошо. Шоу. Предположим. Но что ты будешь делать первое время? Откуда ты возьмешь деньги?

– Я копила на путешествие, – говорю я.

– На путешествие?

– Да. Хотела поехать в Зингсприд, в Аронгару, когда закончу учебу. Честно говоря, в последнее время я об этом забыла, поэтому мечта уже за мечту не считается, ну а на то, чтобы начать новую жизнь, мне хватит вполне.

Даргел поднялся из-за стола. Прошелся по кухне, вернулся к столу и встал рядом со мной.

– Как много я еще о тебе не знаю, Лаура? Ты хотела в Аронгару?

– Я копила с первого курса. – Я смеюсь. – Скажем так, когда-то для меня это было очень важно. Пляж, океан, жара и я одна – вся такая роскошная, в купальнике, но главное – свободная, потому что все экзамены остались позади и я могу наслаждаться жизнью перед тем, как выйти на работу. Правда, где-то на третьем курсе я чуть все не потратила, когда захотела флайс.

– Я это помню. Папа сказал, что водить ты не будешь, потому что незачем, – хмыкнул Даргел.

– Да, и я всерьез бегала по салонам, выбирала подержанные флайсы, но так ничего и не выбрала. За ту сумму, что у меня была, я могла купить разве что «Ролек».

Вот теперь Даргел хохочет. «Ролек» – миниатюрный флайс, по размерам несущественно превышающий аэрокары для взрослых в парке аттракционов. Как бы там ни было, колени в нем разъезжаются в стороны во время вождения, потому что их больше девать некуда.

Когда я вспоминаю, как пыталась в нем посидеть, сама начинаю хохотать. То ли смех у брата чересчур заразительный, то ли во мне было слишком много напряжения, но мы смеемся как сумасшедшие, особенно я, – у меня даже слезы на глазах наворачиваются. К нам заглядывает Мелори, машет рукой и тут же исчезает, но ее появление словно возвращает нас в реальность. Первым перестает смеяться брат, я за ним.

– Лаура. Аронгара, – говорит он спустя непродолжительную паузу. – Почему ты не хочешь поехать в Аронгару?

– Там жизнь дороже, – говорю я.

– И нет «Эрвилль де Олис»?

– И нет «Эрвилль де Олис». – Я улыбаюсь. – Серьезно, я пока даже не знаю, где хочу жить, Дар. Но начать хочу с Раграна, это я знаю точно. Хочу посмотреть на город, в котором родилась и выросла мама. Хочу его почувствовать. Хочу пройтись по улицам, по которым ходила она, а там… кто знает. Я больше не хочу ничего загадывать. Пусть все будет так, как будет.

Мы снова молчим, брат притягивает меня к себе. Я сижу на стуле, его руки, его объятия – это мой оплот, который придает мне сил в последнее время.

– Ты правда на меня не злишься? – неожиданно спрашиваю я.

– За что? – хмыкает он. – За то, что не захотела жить с монстром?

Это «монстр» почему-то неожиданно больно ударяет по мне. Прямо в сердце.

– Торн не монстр, – говорю я.

– А кто? – хмыкает Даргел. – Кто может выслать семью из страны только потому, что ты ему отказала?

– Дракон. – Я пожимаю плечами. – И давай об этом больше не будем. Хорошо?

– Хорошо.

Даргел еще раз предлагает поехать со мной или хотя бы меня проводить, но я отказываюсь. Это действительно мое дело, брат тут ни при чем, и ему полагается нормальный (хотя бы относительно) праздничный вечер наедине с любимой женщиной.

По дороге я думаю о Гринни и Верраже. О том, что Верража я больше не увижу, и о том, что Гринни безумно к нему привязалась. Так дико испугавшись в день первой встречи, сейчас она умудрялась спать на нем, отбирать у него игрушки, а в следующий момент уже тащила ему свои. Они были неразлучны, но сейчас, после всего… как все будет для них?

И где сейчас Торн?

Я запрещаю себе об этом думать, потому что это действительно больно. Моя жизнь без него. Но моя жизнь с ним невозможна, а значит, мне надо учиться жить без этих чувств. Начиная прямо сейчас, с этой минуты. Я вдруг отчетливо осознаю, что со мной нет ни Хестора, ни мергхандаров и что мне безумно непривычно… так. Хотя я всю свою жизнь за исключением последнего месяца провела так, как сейчас, мне не хватает этого месяца.

А если быть точной, мне не хватает Торна.

Все, хватит!

Я решительно обрываю себя на этой мысли, думаю об Аронгаре. Когда-то я и правда отчаянно хотела поехать на этот курорт – одна, взрослая, крутая. Сейчас я понимаю, что эта мечта уже давно перестала быть для меня важной, и, что самое страшное, «Эрвилль де Олис» тоже больше не воспринимается как долгожданное счастье.

Осознание этого обрушивается на меня в ту минуту, когда флайс идет вниз, на парковку. Я благодарю водителя, выхожу, стараясь не думать о том, о чем только что подумала. Потому что если рухнет моя последняя мечта, мой мир обрушится вместе с ней окончательно, и что я буду делать тогда?

Выхожу из лифта, шагаю к двери, открываю своим ключом.

В холле темно, но стоит мне войти, свет зажигается автоматически. Доносящиеся из гостиной голоса стихают, встречать меня выходит Ингрид. Ее лицо просто каменное, но прежде чем я успеваю открыть рот, она шагает ко мне и изо всех сил залепляет мне пощечину.

Боль обжигает щеку, но еще сильнее обжигает холод. Волна ледяного холода поднимается изнутри, когда я изо всех сил даю пощечину Ингрид. Раскрытой ладонью – от души, и ее голова дергается в сторону. Глаза широко распахиваются как раз в тот момент, когда в холл входит отец.

– Юргарн! – Визгливый голос Ингрид совершенно не вяжется с выражением ее лица, когда я вошла, а с настоящим – растерянным, наливающимся злобой, – вполне. Она прижимает ладонь к щеке и отступает к моему отцу. – Она меня ударила! Ты это видел?! Она! Меня! Ударила!

– Я пришла поговорить с тобой, – игнорируя верещание Ингрид, говорю я. – Ты готов меня выслушать?

Кажется, такого не ожидал никто. Лицо отца тоже меняется: из холодного, отстраненного, оно становится еще более холодным и отстраненным.

– Тебе здесь не рады, Лаура.

– Значит, нет. – Я ставлю сумку на знакомую полочку. – И все-таки я настаиваю. Пойдем в кабинет, не хочу говорить при посторонних.

Ингрид переводит взгляд на меня, потом на него.

– Ты слышал?! Нет, ты это слышал?! И после всего, что она сделала, у нее еще хватает совести…

Не дожидаясь продолжения, я подхожу к ним, из-за чего Ингрид лишается дара речи. Беру отца под руку и киваю в сторону коридора. Странное дело, но он сразу идет за мной, а я… чувствую разрастающуюся внутри ледяную бурю. Такую, как если бы в двух шагах от меня стоял Торн и его пламя бежало по венам, превращая мою кровь в жидкий азот.

В кабинете я устраиваюсь в кресле, в котором когда-то сидела… Будем честны, я часто в нем сидела, в том числе и в тот день, когда узнала о приглашении от «Эрвилль де Олис» и моем «почетном» назначении на должность одной из невест Торна. Мне стоило тогда вести себя как сейчас: проявить больше твердости, и ничего этого не было бы.

Но все это было. Поэтому я дожидаюсь, пока отец сядет напротив меня, и говорю:

– Я люблю тебя.

Такого он еще больше не ожидает, поэтому на миг замолкает, а потом его лицо искажается от гнева.

– Ты?! Ты хоть представляешь, что ты натворила?! Ты уничтожила нас. Нашу семью! Все, к чему я шел долгие годы, разрушила мою карьеру. Нам придется уехать, а я даже не представляю куда.

– Возможно, так будет лучше.

Отец моргает, словно не верит в то, что я сказала, а я продолжаю:

– Я люблю тебя. Я люблю Сильви. Я даже Ингрид по-своему люблю, но ни тебе, ни ей я больше не позволю повышать на меня голос или поднять на меня руку. Ты ударил меня, когда я больше всего нуждалась в твоей поддержке, ты отдал меня мужчине, который считает возможным выслать нас из страны только потому, что все получилось не по-его. Теперь подумай, стоит ли переживать о том, что ты не займешь правящую должность рядом с ним.

– Ты сумасшедшая, – выдыхает отец. – Ты сошла с ума, Лаура!

Он поднимается из-за стола, подставка для планшета летит на пол из-за его резкости.

– Ты пришла сюда после всего, что ты натворила, и ты мне все это говоришь… Ты смеешь мне все это говорить?! После всего, что я для тебя сделал? Да, я пытался устроить твою жизнь, чтобы ты не прыгала все время, сверкая трусами, на своих лентах! Чтобы у тебя было все! И как ты этим распорядилась?! Выбросила на помойку! Вместе с семьей! Со всеми нами! После этого ты смеешь говорить мне о любви?!

Я глубоко вздыхаю. Слова отца должны больно ранить, но боли нет. По крайней мере, я ее не чувствую: то ли срабатывает заморозка, взявшаяся во мне непонятно откуда, но очень кстати. То ли я все это пережила в тот вечер, когда очнулась после случившегося в «Алой ленте». Я не нужна ему. Он меня не слышит. Не понимает. Не хочет понимать. А я не хочу понимать его, и, наверное, это уже стоит признать. Равно как пора перестать цепляться за прошлое.

– Пожалуй, мне лучше уйти. – Я поднимаюсь.

– Тебе не стоило приходить! – кричит отец. – После того, что ты сделала, тебе не стоило даже переступать порог этого дома! Я, Ингрид… о своей сестре ты подумала?! Она только начала учиться! Ты разрушила ее жизнь!

Его лицо искажено, я не хочу запоминать его таким. Поэтому быстро отворачиваюсь и иду к двери. Это не больно под заморозкой, нет, но это больно где-то на уровне сердца, которое все еще чувствует иначе. У двери я все-таки останавливаюсь, оборачиваюсь.

– Я переезжаю в Рагран. Если тебе интересно. Все контакты я оставлю Даргелу, поэтому, когда ты будешь готов со мной говорить…

– Когда я буду готов?! – Отец раздувает ноздри. – Я жалею только о том дне, когда позволил твоей матери совершить это безумство. Ей надо было сразу сделать аборт.

Я выхожу за дверь. Он кричит мне вслед, что-то падает и, судя по звуку, разбивается, но я просто прохожу по коридорам, возвращаюсь в холл. Ингрид по-прежнему там стоит как приклеенная. Только заметив меня, указывает наверх:

– Твои вещи доставили сегодня. Забирай их и выметайся, и не вздумай приближаться к Сильви! Она проплакала весь день и только что заснула.

Ее взгляд просто сочится ненавистью, но я спокойно его выдерживаю. Прохожу мимо, направляюсь к лестнице.

– Как ты себя сейчас чувствуешь, Лаура? – Голос Ингрид дрожит. – Как ты себя чувствуешь, уничтожив свою семью?! Неблагодарная эгоистка!

Я лишь на миг задерживаюсь на лестнице, но потом понимаю, что это бессмысленно. Даргел оказался прав: мне сюда приезжать не стоило. Или, по крайней мере, не стоило делать этого сейчас, но с каждым шагом лед во мне становится крепче. Он нарастает броней, покрывая меня изнутри и снаружи, и каждый мой шаг становится более уверенным и жестким.

Ингрид взлетает за мной по лестнице, бросается наперерез и закрывает дверь в комнату дочери собой.

– Не смей. Не смей к ней заходить. Слышишь?

Я отодвигаю ее с той же легкостью, с какой могла бы отодвинуть аэрокресло. Она вроде пытается вцепиться в меня, но под моим взглядом просто отступает, только глаза полыхают.

Сильви действительно спит, светлые волосы разметались по подушке. Лицо, опухшее от слез, зареванное, и я сжимаю кулаки, чтобы развернуть себя на пороге и выйти, не приближаясь. Мне безумно хочется поправить ей одеяло.

Мы никогда не были лучшими подругами, но мы были сестрами.

Поэтому сейчас я все-таки подхожу к ней, убираю волнистую прядь со лба, а потом быстро выхожу. Мимо Ингрид, к себе в комнату. В комнату, которая когда-то была моей, а сейчас заставлена сумками, которые доставили из резиденции Торна. Сумок много, но посреди них с совершенно несчастным, растерянным видом сидит Гринни. Увидев меня, виаренок с верещанием бросается ко мне, трется о мои ноги, пытается запрыгнуть на руки.

Я подхватываю ее, и меня тут же обжигают горячим носом, а потом стирают кожу шершавым языком. Мне хватает одного такого «лизь», чтобы ссадить пушистую прелесть на пол и потереть горящую щеку.

– Сейчас поедем, – обещаю я. – Мне нужно только найти кое-что.

Рамка с маминым фото обнаруживается в сумке с бельем. С тем самым, которое я так и не надела, и еще с несколькими комплектами. Я отставляю эту сумку в сторону, ищу костюм. Костюм, купленный на кастинг, и коньки. При должной трамбовке все даже поместится в одну сумку.

Помещается.

Она, правда, получается увесистой, но так все равно проще. Я цепляю к ошейнику Гринни поводок, но виари не перестает верещать. Крутится, беспокойно заглядывает в глаза, словно спрашивает: «Мы же вернемся к Верражу? Вернемся? Вернемся? Вернемся?»

Я понимаю, что так и не попрощалась с ним вчера, и на глаза наворачиваются слезы. Странно, разговор с отцом, Ингрид, спящая Сильви – ничто из этого не смогло вытащить их из меня, а мысли о Верраже смогли. Вот только сейчас они точно будут некстати. Поэтому о Верраже я больше не думаю. Пока.

Водитель заказанного флайса косится на Гринни, но, когда видит, что я беру ее на руки, сразу успокаивается.

– В гостях были? – спрашивает он, отправляя мою сумку в багажник. – Я вот тоже в гостях с женой отмечал. Правда, вы видели, что сегодня ночью случилось?.. Так вот, я…

Я шагаю под свет фонаря на парковке, и водитель замирает. Начинает часто-часто моргать, потом захлопывает багажник и убегает на свое место. Всю дорогу молчит, даже не смотрит на меня в зеркало, как обычно бывает – случайный взгляд во время движения по скоростной магистрали. Едва высадив меня на средней парковке высотки, где живет Рин, тут же снова бросается к флайсу, и машина взмывает ввысь.

Да, сегодня ему точно будет что рассказать жене.

Я какое-то время стою рядом с сумкой, через которую туда-сюда прыгает Гринни, потом подхватываю свой нехитрый багаж и иду к дверям. Набираю на прогретой панели номер квартиры, и мне отвечает мама Рин:

– Лаура?!

Ее голос удивленный, высокий, и я смотрю в глазок камеры.

– Лаура, Рин сегодня ночует у Сэфла.

Почему я об этом не подумала? Возможно, потому что раньше она у него не ночевала (не считая исключений вроде праздников)? Ну или потому, что ферн и ферна Рибельгар всегда были против этого (не считая исключений вроде праздников, а сегодня вроде как продолжение праздников).

Надо было сразу ехать к Сэфлу. Или к Даргелу. Или в гостиницу.

Где на меня все будут смотреть примерно как водитель.

Прерывая мои мысли, раздается негромкий щелчок, и дверь открывается.

– Заходи, Лаура! – говорит мама Рин. – Заходи, заходи, не стой на морозе. Мы с Нэгом как раз собирались ужинать.