Текст книги "Имперская идея в Великобритании (вторая половина XIX в.)"

Британские политические деятели середины XIX в. не имели в виду полную дезинтеграцию империи в ближайшей перспективе, в чем их впоследствии неоднократно обвиняли политические оппоненты. Это демонстрирует тот факт, что самым радикальным шагом либеральных кабинетов стало предоставление ответственного правительства и конституций некоторым переселенческим колониям – Канаде, австралийским провинциям, Новой Зеландии. Однако ограничение прав короны в этих государствах происходило постепенно и медленно и не касалось важнейших элементов независимости – права заключать договора с иностранными государствами и вести самостоятельную внешнюю политику. Возможность получения любой колонией полной независимости рассматривалась в отдаленной перспективе, когда они смогут сровняться с Великобританией по уровню экономического развития и количеству населения.

Не будет преувеличением утверждение о том, что сформированная либеральными политиками в середине XIX в. идея империи способствовала развитию движения за имперскую интеграцию в конце века. Отказ Англии от односторонней авторитарной политики, реальное увеличение самостоятельности переселенческих колоний заложили прочную основу для дальнейшего взаимовыгодного сотрудничества между метрополией и доминионами. Даже в разгар дискуссий об имперской интеграции на рубеже XIX–XX вв. самые упорные консолидационисты не оспаривали либеральные принципы, заложенные в основу политической системы государств «белой империи». Благодаря принятию либеральных идей самоуправления и невмешательства во внутренние дела своих доминионов Англия смогла заручиться поддержкой этих сообществ в конце XIX в., провести в 1920—1930-х гг. трансформацию Британской империи в Содружество Наций.

Начало новому этапу в развитии имперской идеи положил период так называемой «имперской паники» 1869–1871 гг. «Паника» была спровоцирована действиями министра колоний либерального правительства 1868–1874 гг. лорда Гренвилла, форсировавшего вывод английских войск из Новой Зеландии в разгар восстания местного племени маори. Протесты против этого решения выражались как в виде публикаций в периодической печати, так и в проведении серии митингов и собраний противников правительственной политики. В обеих палатах британского парламента вносились запросы о намерениях правительства, в которых выражалось беспокойство по поводу общего направления развития колониальной политики. Члены палаты лордов 14 февраля 1870 г. потребовали у правительства отказаться от политики «расчленения империи», если таковая была официально принята[248]248
  English History // The Annual Register. 1869. R 193–194.


[Закрыть]. Представители колоний настаивали также на проведении в Лондоне конференции для обсуждения изменений в имперских отношениях. Эту идею активно поддерживало Королевское колониальное общество (с 1870 г. – Имперский колониальный институт), основанное 26 июня 1868 г. Пожалуй, впервые в истории викторианской Англии колониальное общество поставило цель распространения имперской идеи. Его члены обязались способствовать консолидации «различных сообществ и интересов, в настоящее время беспорядочных и хаотических, которые и составляют Британскую империю»[249]249
  Там же.


[Закрыть].

Правительство вынуждено было пойти на ряд уступок и всячески отрицать свое стремление начать процесс дезинтеграции. Хотя «имперская паника» оказалась лишь кратковременным подъемом общественного энтузиазма, она продемонстрировала глубину так называемого «имперского инстинкта» англичан. Именно в 1860-х гг. новое звучание получила идея имперской федерации, политического объединения самоуправляющихся государств Британской империи. Символично, что в данный период на суд британской публики были предоставлены два фундаментальных труда, в которых судьба империи рассматривалась с диаметрально противоположных позиций. Либеральный оксфордский историк Г. Смит в труде «Империя» заявлял об отсутствии каких-либо предпосылок экономического, политического или социального характера для дальнейшего сохранения империи. С другой стороны, используя факты, собранные во время путешествия по империи, радикальный политик Ч. Дилк в произведении «Великая Британия» нарисовал свою картину «белой империи» – динамично развивавшихся обществ, родственных Англии по крови, языку и демократическим институтам. Именно Ч. Дилк вновь обратился к идее имперской федерации, однако, призвал не форсировать формальное объединение, а укреплять уже существовавшие духовные связи между ветвями англо-аксонской расы.

Мощный стимул для распространения идеи имперской федерации имело издание курса лекций профессора истории Дж. Сили, вышедшее в августе 1883 г. и переиздававшееся практически каждый год. Сили фактически отождествил Англию и переселенческие колонии, англичан и родственные им нации за океаном, считая Британскую империю «расширением английской национальности»[250]250
  Seeley J. R. Op. cit. R 11.


[Закрыть]. По мнению Сили, имперская федерация уже существовала, поскольку культурные и языковые особенности, нравы и традиции в разных странах «белой империи» весьма мало различались. На очереди стояло лишь закрепление формальных политических связей между различными ветвями британской расы.

Движение за имперскую федерацию в последней трети XIX в. было представлено в основном неправительственными, общественными организациями с элитарным составом. Наиболее активно в этом направлении действовала Лига имперской федерации, которая была основана в 1884 г. представителями либеральной и консервативной элиты страны. Фактически тон в этой организации задавал лорд Розбери, лидер группы либерал-империалистов. Ее ядро составляли лорд Розбери, Э. Грей, Г. Асквит. Решение большинства внутренних проблем страны они связывали с использованием потенциалов империи. Целью имперской федерации считался «тесный союз различного рода самоуправляющихся государств, управляемых британской короной в согласии со свободным развитием народов»[251]251
  Imperial Federation League // The Times. 1888. 23 Mar. P. 16.


[Закрыть]. Либерал-империалисты расходились со сторонниками традиционной либеральной идеологии в вопросе самоуправления для Ирландии, который они рассматривали как первый шаг к дезинтеграции империи. Лорд Розбери и его коллеги стремились сочетать либеральный прогрессизм и тягу к реформированию с межпартийной преемственностью во внешней и имперской политике. Не связывая себя конкретными схемами, лорд Розбери выступал с идеей «большего патриотизма». Согласно его взглядам, имперский, «больший», патриотизм означал прежде всего духовное объединение представителей англо-саксонской расы по всему миру и развитие «имперского сознания» англичан. «Империализм, здравый империализм, отличающийся от того, что я назвал бы диким империализмом, является ничем иным кроме булыпего патриотизма», – заявил Розбери в мае 1899 г. в Либеральном клубе Сити[252]252
  Raymond E. T. The Man of Promise. London: T. Fisher Unwin Ltd., 1923. P. 190–191.


[Закрыть].

Членами Лиги имперской федерации, политиками и общественными деятелями Англии и колоний были разработаны многочисленные проекты имперского объединения. Само появление этих проектов символизировало новый подход к империи как к единому целому, к «организму, который имеет возможности для развития и экспансии»[253]253
  Egerton Н. Е. A. Op. cit. Р. 451.


[Закрыть]. Демократические реформы в самой Англии и динамичное развитие автономий создавали предпосылки для замены внутри «белой империи» отношений господства-подчинения на взаимовыгодное партнерство. Фактически каждый пропагандист идеи федерации, начиная с Ч. Дилка и Д. Сили, призывал к конституционным изменениям, модернизации политических взаимоотношений. Это позволило бы приспособить Британскую империю к сложившимся обстоятельствам и стимулировать дальнейшее развитие. Политическая карта Европы претерпела в 1860—1870-х гг. значительные изменения. Закончился процесс объединения немецких и итальянских государств, были консолидированы северные и южные штаты Америки. Как отмечал один из лидеров Лиги имперской федерации лорд Брасси, «немцы, славяне и итальянцы объединяются, и если британцы хотят удержать свои позиции, они должны стать плечом к плечу»[254]254
  Lord Brassey on Imperial Federation // The Times. 1888. 26 Oct. P. 9.


[Закрыть].

Важнейшим фактором, оказывавшим влияние на распространение федералистских идей, являлся ирландский вопрос. Борьба ирландцев против экономической и политической власти Великобритании над их страной во второй половине XIX в. проходила в различных формах – от бойкотов до террористических актов. Беспрецедентное внимание проблема привлекала в начале 1880-х гг., когда лидер либеральной партии и премьер-министр У. Гладстон выступил в поддержку требований ирландских националистов о гомруле, праве самоуправления для Ирландии. Не прекращавшиеся волнения в Ирландии, бурные дискуссии в парламенте, выступления представителей обеих политических партий по ирландскому вопросу привлекли внимание к проблеме развития внутриимперских отношений в целом. Представители консервативной партии и группы либерал-империалистов выступали за сохранение унии Англии и Ирландии. В требованиях ирландских националистов они видели угрозу целостности Британской империи. Потеря Ирландии, по мнению Дж. Чемберлена, продемонстрировала бы слабость метрополии, нерешительность ее руководителей, дала пример национальным движениям в других зависимых странах[255]255
  Jay R. Op. cit. R 175.


[Закрыть]. Согласно высказыванию лорда Солсбери, британские руководители должны были продемонстрировать присутствие «имперского инстинкта», забыв о котором, можно было утратить не только Ирландию, «но и более крупные и намного более дорогие драгоценные камни в короне этой страны»[256]256
  Lord Salisbury at Bristol // The Times. 1889. 26 Apr. P. 3.


[Закрыть].

Необходимо отметить, что в последние десятилетия XIX в. сохранение целостности и единства империи уже не казалось неоспоримым фактом, как это было в 1850—1860-х гг. Прежде всего, исчезала уверенность в том, что переселенческие колонии будут всегда следовать в фарватере политики метрополии. Постоянную тревогу в Лондоне вызывали развитие торговых связей Канады и США, проходившее на фоне выступлений в британском доминионе сторонников объединения американских государств[257]257
  Lord Rosebery on our Colonies // The Times. 1888. 12 Oct. P. 11.


[Закрыть]. О желании присоединиться к США неоднократно заявляли власти Ньюфаундленда. Стремление вести самостоятельную политику, максимально освободившись от контроля из Лондона, проявляли руководители южноафриканских колоний. Таким образом, вслед за повышением уровня локальной автономии переселенческих колоний могло последовать либо объединение государств «белой империи» в добровольный союз на основе принципа равенства, либо окончательное отделение автономий.

Базовой проблемой при проведении интеграционных процессов было определение и создание единого органа для представителей всех членов федерации, полномочия которого постепенно бы расширялись. Выдвигались проекты постоянного представительства правительств самоуправляющихся колоний в составе Королевского тайного совета или британского кабинета, преобразования британского парламента путем включения колониальных депутатов в одну из его палат, создания информационного совета из специально уполномоченных представителей колоний, который имел бы консультативные функции. Однако, по мнению многих федералистов, создаваемые органы должны были иметь реальную власть[258]258
  Parkin G. R. Op. cit. Р. 50; Macdonell J. Imperial Federation and Some Neglected Colonial Ties // The Nineteenth Century. 1900. № 279. P. 855.


[Закрыть].

Сами авторы проектов представляли многочисленные трудности в их практической реализации. Политические изменения в рамках «белой империи» неизбежно затронули бы иные важнейшие аспекты процесса интеграции: образование имперского военного союза и введение единого таможенного тарифа. Препятствием была и новизна предложений для неписаной английской конституции, необходимость смоделировать их таким образом, чтобы не вызвать разрушения всего механизма империи. Значительную роль имело традиционное нежелание англичан допускать колониальных представителей к решению каких-либо проблем метрополии. Известно, что согласно основным политическим принципам Англии представительство увязывалось с налогообложением.

Положение Великобритании как центра империи в последние десятилетия XIX в. еще обеспечивалось и материальным богатством, и многочисленным населением. Однако, как отмечал исследователь внутренней политики британских автономий Р. Джебб, в перспективе Англия могла оказаться практически на одном уровне с Новой Зеландией в имперских законодательных органах, избранных пятью нациями на демократической основе[259]259
  Jebb R. Studies in Colonial Nationalism. P. 275.


[Закрыть]. Более того, англичане настаивали на пропорциональном разделении прав и обязанностей, поскольку расходы на оборону всей империи несла исключительно метрополия.

Значительной популяризации новых идей способствовали реальные успехи – проведение в 1886 г. в Лондоне колониальной выставки и конференции сторонников Лиги имперской федерации с весьма представительным составом. Благодаря активной работе исполнительного комитета Лиги стало возможным и проведение первой колониальной конференции в 1887 г. Однако в период подготовки конференции британские официальные лица подчеркивали консультативный характер предстоящего собрания и нежелание правительства метрополии рассматривать в ее ходе любые аспекты имперской федерации. В своей речи на открытии конференции премьер-министр лорд Солсбери попросил делегатов не заниматься обсуждением «амбициозных схем конституционных изменений», объяснив свое решение наличием множества дискуссионных вопросов[260]260
  Jebb R. The Imperial Conference. Yol. 1. P. 17.


[Закрыть]. Поэтому в центре внимания оказались вопросы имперской обороны, а также почтовых и телеграфных коммуникаций.

Тем не менее первая колониальная конференция сразу начала оцениваться современниками как своеобразное эпохальное событие имперской истории. Авторы специально подготовленного к юбилею издания «Правление королевы Виктории» прогнозировали «близкие изменения в колониальной системе», прелюдией к которым могла стать конференция[261]261
  The Reign of Queen Victoria. A Survey of Fifty Years of Progress: In 2 vol / Ed. by T. H. Ward. London: Smith, Elder & Co, 1887. Vol. 2. P. 242.


[Закрыть]. На собрании членов Лиги имперской федерации лорд Розбери торжественно заявил о том, что колониальная конференция сама по себе является реализацией имперской федерации. В ноябре 1889 г. были официально внесены изменения в формулировки целей и задач Лиги[262]262
  Imperial Federation League // The Times. 1889. 22 Nov. P. 9.


[Закрыть]. В новой программе приоритетным становилось единственное направление – обеспечение регулярного проведения конференций, в ходе которых будут рассматриваться предложения о дальнейшем углублении политических взаимосвязей. Однако, придя к компромиссному решению в вопросе федерации, члены Лиги не смогли придти к общему мнению по проблеме экономического союза, разделившись на сторонников протекционизма и приверженцев фритреда. В 1894 г. Лига была распущена. Вместе с тем, по мнению ее организаторов, она выполнила свою основную задачу по подготовке общественного мнения страны к тому, что колонии будут играть все большую роль в жизни Великобритании и политике империи[263]263
  Lord Brassey on Imperial Federation // The Times. 1888. 26 Oct. P. 9.


[Закрыть].

Последняя в XIX в. попытка реализации проекта имперской федерации была предпринята министром колоний Дж. Чемберленом, ставшим своего рода харизматичным лидером приверженцев идеи имперской интеграции. Согласно его взглядам, интеграцию «белой империи» должны были в неразрывном единстве обеспечивать политический союз, система имперских преференций и военное сотрудничество. Центральной темой большинства выступлений Чемберлена стала идея единства англо-саксонской расы, этого «гордого, стойкого, самодостаточного и решительного рода», которому «предназначено судьбой стать преобладающей силой будущей истории и мировой цивилизации»[264]264
  Jay R. Op. cit. P. 291.


[Закрыть].

В своей речи на открытии третьей колониальной конференции в 1897 г. Чемберлен прямо предложил ускорить процесс объединения, создав совет представителей колоний, первоначально для обсуждения всех второстепенных общеимперских вопросов[265]265
  Selected Speeches and Documents on British Colonial Policy 1763–1917. Vol. 2. P. 210–211.


[Закрыть]. Несмотря на разнообразие собственных идей и проектов, министр колоний подходил к проблеме с практической стороны: расширению прерогатив автономий в управлении империей должно было предшествовать пропорциональное разделение ее тягот. Однако делегаты уклонились от рассмотрения практических предложений и ограничились лишь традиционным выражением лояльности британской короне. Как показывали дебаты, фигура британского монарха имела весьма большое значение для жителей переселенческих колонии. Однако, провозглашая верность королеве, автономии отказывались демонстрировать лояльность имперскому парламенту. Премьер-министр Канады У. Лурье заявлял: «Британская империя сейчас состоит из наций, это союз наций, которые разделяют лояльность одному суверену»[266]266
  Egerton H. E. A. Op. cit. P. 459.


[Закрыть]. Отчасти нежеланием колонистов менять сложившиеся внутриимперские отношения и объяснялся провал федералистских проектов конца XIX в.

Таким образом, проблема политического устройства стран Британской империи рассматривалась применительно к каждому конкретному типу зависимого владения. Английские политики и государственные деятели были убеждены в том, что они ответственны за распространение передовой политической модели и способны передать свой опыт многочисленным народам Британской империи. Тем не менее существующие реалии не позволяли надеяться на скорое достижение этой цели в особенности в странах «зависимой империи». Поэтому имперская идея второй половины XIX в. скорее обосновывала необходимость применения авторитарных методов правления Британской Индией и коронными колониями. Подавляющее преимущество англо-саксонской расы, «отсталость» народов Азии и Африки, по мнению британцев, обусловили их право на господство и безраздельный контроль над зависимыми территориями. В то же время осознаваемые сложности политического реформирования, с которыми англичане сталкивались в Британской Индии, заставляли постоянно подчеркивать предпочтение, отдававшееся косвенному контролю Великобритании над туземными странами, системе протекторатов.

Переселенческие колонии, в основном сохранившие политические традиции и институты страны-матери, продвигались по пути неуклонного расширения автономных прав. Получение прав на самоуправление этими сообществами рассматривалось как реализация одного из важнейших принципов либерализма. В середине XIX в. сохранение тесных связей метрополии и самоуправляющихся колоний предусматривалось в первую очередь за счет связей культурного порядка, расового родства. Не подвергая сомнению эту парадигму, в последней трети XIX в. появляются новые предложения по модификации модели политического устройства «белой империи». Процесс политических изменений внутри «белой империи» должен был привести к прочному объединению переселенческих колоний вокруг Великобритании, однако и не ограничивать прав колоний на самоопределение. Основой для различных проектов консолидации империи стала идея имперской федерации и военно-морского сотрудничества. Следует подчеркнуть межпартийный характер идеи имперской федерации, за которую ратовали как представители консервативной партии и группы юнионистов, так и либеральные лидеры. Однако элитарность данной идеи не способствовала широкому ее распространению, ограничивая круг ее сторонников представителями политической верхушки и творческой интеллигенции. В то же время нежелание Великобритании идти даже не малейшие уступки самоуправляющимся колониям осложняло практическую реализацию интеграционных проектов в последней трети XIX в.

Проблема колониальной экспансии вызывала острейшие дискуссии, регулярно проходившие в парламенте и прессе страны на всем протяжении второй половины XIX в. Ведущим тезисом, оправдывавшим новые приобретения, была оборона имеющихся владений и защита британских интересов по всему миру. В последние десятилетия XIX в. значительным фактором становится конкуренция иностранных держав, начавших проявлять повышенный интерес к территориям, считавшимися «законной» сферой влияния британцев. Экспансия стала одним из элементов усиления Великобритании в соперничестве с ее «традиционными врагами» – Францией и Россией, и новым соперником – Германией. Одновременно оправдание колониальной экспансии в глазах общественности проводилось при помощи псевдонаучных социал-дарвинистских тезисов. Тем не менее спектр общественного мнения в последнее десятилетие XIX в. продолжал распространяться от радикальных экспансионистских настроений, нашедших свое отражение в феномене джингоизма, до резкой критики аннексий и захватов, регулярно раздававшейся из рядов либеральной партии. Однако ход колониальной политики страны в этот период способствовал распространению экспансионистских идей, ставших неотъемлемой частью имперской идеи на рубеже XIX–XX вв.

Глава 3
Имперская культура

Немаловажное значение для распространения и развития имперской идеи во второй половине XIX в. имели взгляды и убеждения, презумпции и предрассудки, устоявшиеся стереотипы, распространенные в британском обществе. Экономические, политические и стратегические расчеты имели приоритетное положение при решении тех или иных проблем империи. Прагматичных британских политиков привлекала в первую очередь возможность извлечения реальных преимуществ из положения Великобритании как крупнейшего колонизатора мира. Следует отметить значение образов империи, сложившихся в поле британской культуры, закрепленных в общественном сознании. Большинство представлений жителей викторианской Англии не было выражено в такой последовательной и рациональной форме, как, например, статистические таблицы, демонстрировавшие рост внутриимперской торговли. К тому же многие взгляды основывались на недостаточных или заведомо искаженных фактах. Тем не менее они разделялись обществом, что служило определенным доказательством их истинности.

Устоявшиеся взгляды и стереотипы оказывали значительное влияние на эмоционально-ценностное отношение современников к происходившим событиям. Как однажды отметил лидер консерваторов Б. Дизраэли, «то, что называют общественным мнением, скорее заслуживает имя общественных чувств»[267]267
  Кара-Мурза С. Манипуляция сознанием. М.: Алгоритм, 2000. С. 129.


[Закрыть]. Поэтому важнейшим средством для трансляции имперской идеи особенно в последние десятилетия XIX в. становятся произведения художественной литературы, театры и мюзик-холлы, массовые мероприятия и пресса. В результате широкой пропаганды на протяжении второй половины XIX в. представления и образы, связанные с империей, занимали все более значительное место в общественном сознании. Британская империя стала важной частью английской картины мира.

Во второй половине XIX в. отношение британцев к странам «зависимой империи» в целом можно охарактеризовать понятиями «опекунство» и «миссия». Однако, несмотря на значительную преемственность в формах, содержание этих понятий претерпевало изменения, развиваясь и усложняясь с течением времени. Концепция опекунства была актуализирована в 1820-х гг. администратором Мадраса Т. Мунро. Целью британской власти в Индии он определил постепенную подготовку местного населения к самоуправлению[268]268
  Walker Е. A. The British Empire: Its Structure and Spirit. Oxford: Oxford University Press, 1944. P. 50.


[Закрыть]. Хотя пока страна находилась под властью Ост-Индской компании, основным интересом ее правителей оставалась все-таки торговля. Тем не менее один из последних директоров компании Г. Лоуренс ратовал за «образование» индийского народа, за превращение Индии в «благородного союзника, просвещенного и введенного в ряд наций под британским руководством и попечительской заботой»[269]269
  Grierson Ed. Op. cit. P. 88.


[Закрыть]. Восстание сипаев в 1857–1859 гг. оказало значительное влияние на колонизаторов. Взрыв негодования со стороны местного населения впервые заставил засомневаться в возможности полного переноса на индийскую почву особенностей английской политической и социальной систем.

В середине XIX в. англичане рассматривали возможность успешного выполнения своей задачи, состоявшей в приобщении дикарей к благам передовой цивилизации, в духе веры в линейный прогресс. В этом аспекте жители британских колоний имели все возможности для восприятия навязывавшихся им стандартов жизни. Эта идея отражена в одном из обращений губернатора острова Маврикий к местному населению – креолам. Губернатор убеждал их в необходимости научиться «ценить либеральные институты и публичную власть для того, чтобы сформировать правительство и законодательство; понимать, что законодательная и исполнительная власть колонии, оборона и благополучие ее населения зависят в основном от них самих»[270]270
  Bruce Ch. Op. cit. Vol. 1. P. 394.


[Закрыть].

Характерными для своего времени стали взгляды Д. Ливингстона, исследователя, миссионера, физика и биолога, путешествия которого были окутаны ореолом героизма и подвижничества. Ученый рассматривал институты и культуру африканцев в духе эволюционизма и считал их обреченными на исчезновение. Следует отметить, что искоренение всех пороков африканских обществ Ливингстон связывал с активным проникновением европейских государств в Африку, а не с малоэффективной работой церковных миссий[271]271
  Ross A. Dr. Livingstone, I Presume? // History Today. 2002. Vol. 52 (7).
  P. 25 ”27.


[Закрыть]. С другой стороны, показателем уровня развития для жителя викторианской Англии была отнюдь не всеобщая грамотность, которая не была достигнута и в самой метрополии. Заимствование у передовой цивилизации должно было начинаться с общепринятых показателей цивилизованности – развития промышленности и торговли. Задачей европейцев согласно Ливингстону являлось распространение христианства, коммерции и цивилизации. Эта своеобразная триада включала базовые понятия, на которых основывались представления о цивилизаторской миссии во второй половине XIX в.

В начале XIX столетия идея цивилизаторской миссии ассоциировалась с распространением христианского вероучения, борьбой с рабством и работорговлей, объявленными в Англии вне закона. Впервые за учет интересов местного населения в процессе колонизации начало выступать Общество защиты аборигенов, основанное в 1836 г. Миссионерское движение в первой половине XIX в. было представлено в первую очередь Лондонским миссионерским обществом (основано в 1792 г.), Церковным миссионерским обществом (1799 г.), Библейским обществом (1804 г.).

Однако стремление переложить функции цивилизаторов на частную инициативу не способствовали развитию реализации идеи миссии ни в первой половине XIX в., ни в 1850—1860-х гг. Традиционно миссионеры не получали государственной поддержки. Результаты деятельности отдельных энтузиастов-одиночек были настолько незначительными, что к середине XIX в. поле деятельности миссионеров в Африке было весьма ограниченным. Миссия оставалась в ряду обязанностей Англии лишь постольку, поскольку, согласно высказыванию лидера либералов У. Гладстона, «провидению было угодно возложить ее выполнение на англичан как на самую передовую нацию»[272]272
  Morley J. Op. cit. Vol. 2. P. 340.


[Закрыть]. В большинстве случаев распространение британского влияния на страны Африки и просвещение их жителей рассматривались как нежелательное дополнение к чисто коммерческому предприятию. Лорд Грей, министр колоний в 1854–1855 гг., предупреждал о том, что уход англичан из африканских колоний вызовет «разрушение британской собственности» и «уничтожение доходных отраслей нашей торговли»[273]273
  Knorr К. E. Op. cit. P. 369.


[Закрыть].

Развитие идеи цивилизаторской миссии в середине XIX в. связано с деятельностью известного писателя Т. Кар л ей ля. Согласно его взглядам, жизнь представала как борьба, но не в рамках одной нации, а между различными расами. Колонии являлись подходящим полем для деятельности героя, центрального образа в творчестве писателя. «Храбрый, решительный и талантливый», – таким, по мнению писателя, должен быть типичный британский правитель[274]274
  Creighton D. G. Op. cit. P. 558.


[Закрыть]. Творчество Карлейля представляло одну из первых попыток романтизировать деятельность англичан в колониях, придать ей ореол благородства и бескорыстия.

С 1870-х гг. ряд имперских идеологов начинает представлять имперскую миссию как предназначение британской нации. С одной стороны, в британском обществе постепенно нарастала определенная реакция против одностороннего прагматического подхода к проблемам империи, характерного для середины столетия. С другой – изменения на политической карте Европы и рост национализма на континенте направляли идейные поиски на новые проблемы – изучение национально-расовых отличий англичан, определение тех достоинств, благодаря которым английская нация сможет сохранить свое доминирующее положение в изменившемся мире. Для выполнения этой задачи идеология фритредерства и либерального невмешательства подходила не лучшим образом. Обидное наименование «нация лавочников» с завидным постоянством появлялась на страницах иностранной прессы. Миссия англичан в 1870-х гг. уже не могла ограничиваться лишь торговыми операциями. Как писал известный историк и имперский идеолог Дж. Фруд, «промышленная Англия, одинокая и бедная на мировом рынке, заботящаяся только о том, чтобы производить изделия для продажи» никогда не сможет вернуть себе былую славу[275]275
  Kern S. The Culture of Time and Space 1880–1918. Massachusetts: Harvard University Press, 1983. P. 310.


[Закрыть]. Начинает развиваться идея о том, что у англичан есть иное предназначение – имперская миссия.

Пытаясь пробудить имперское сознание англичан, лидер консерваторов и премьер-министр Б. Дизраэли в своих выступлениях неоднократно делал акцент на имперской миссии Англии как неотъемлемой части ее истории и будущего развития страны. В одной из своих речей в палате лордов политик заявил: «Ни Герат, ни Кандагар не являются ключами к Индии. Лондон – вот ключ к Индии. Величественность и суверенитет, дух и энергия парламента, неисчерпаемые ресурсы, изобретательность и решительность народа – вот ключи к Индии»[276]276
  The Earl of Oxford and Asquith. P. 55.


[Закрыть]. Политик подчеркивал мысль о том, что основные изменения должны произойти в отношениях партий и правящих групп, всего населения в целом к империи, ее роли в национальной жизни. Взывая к чувству ответственности, Дизраэли ссылался на «веру восточных наций в эту страну, в то, что наша империя является империей свободы, истины и справедливости»[277]277
  The Earl of Beaconsfield // The Times. 1878. 19 July. P. 14.


[Закрыть].

Идею о том, что настоящим призванием англичан является распространение достижений западной цивилизации по всему миру, развивали многие имперские идеологи. Лорд Розбери называл Британскую империю «величайшим светским агентством по распространению добра, которое когда-либо видел мир»[278]278
  Raymond E. T. Op. cit. P. 56.


[Закрыть]. Таким образом, британцы оказывались чем-то сродни христианским миссионерам, несущим свет человечеству, которое «возлагает все свои надежды на британскую нацию, будь то в Соединенных Штатах, или в колониях, или где-нибудь в другом месте»[279]279
  Пименова Э. Политические вожди современной Англии и Ирландии. СПб.: Кн. из-во М. В. Пирожкова, 1904. С. 174.


[Закрыть].

Как утверждал другой имперский идеолог Дж. Сили, ни в коем случае нельзя было соглашаться с тем, что «империя является просто результатом преследования торговых интересов» либо «безрассудного духа военной агрессии»[280]280
  Seeley J. R. Op. cit. Р. 313.


[Закрыть]. Ученый признавал, что Индия никогда не сможет быть полностью вестернизирована или заселена представителями британской расы. Однако ответственность, принятая десятилетия назад, обязывает англичан связать свою судьбу с восточной империей, «подобной Римской, в которой мы занимаем положение не просто правящей, но и просвещающей, и цивилизующей расы»[281]281
  Там же. Р. 302.


[Закрыть].

Сопоставление жизни биологической и жизни социума влекло за собой новую интерпретацию законов существования общественных систем, проведенную известным английским философом Г. Спенсером. Выведенный им «закон выживания наиболее приспособленных» фактически заложил основу социал-дарвинизма. Разного рода расовые идеи закрепляли в общественном сознании представления об уникальности собственной нации и, в случае с Англией, сочетались со своеобразной религиозно-этической интерпретацией ее особого предназначения. Следует подчеркнуть, что британская имперская идеология на протяжении практически всей второй половины XIX в. основывалась на фундаменте эволюционизма. Соответственно, наиболее широкое распространение получали факты и концепции, укладывавшиеся в рамки социал-дарвинизма. Вне зависимости от происхождения и исторического прошлого туземец воспринимался как несовершенный человек, как некое подобие «большого ребенка». Его участью оказывалось приобщение к передовой цивилизации, на что надеялись либералы, или уничтожение под напором европейцев, что демонстрировала история освоения Австралии и Новой Зеландии. Современная литература путешествий в избытке представляла набор фактов, подтверждавших представление о варварстве «низших рас». Как писал известный журналист М. Таунсенд, «общим для любого европейского обывателя являлось мнение о том, что в ближайшем будущем Европа разделит Азию так же, как и Африку, и впредь будет облагать налогами, управлять и, прежде всего, «влиять» на народы этого необъятного континента»[282]282
  Townsend М. Op. cit. Р. 19.


[Закрыть].