Текст книги "Свет маяка галактики Млечный Путь. Книга первая. Прибытие"

Руководить второй сотней будет Игорь, вперед выступил высокий ангел с любопытным взглядом, волосы, глаза и крылья, все было пепельного цвета.

Третий Терлокий, было что-то не так в его глазах, а волос рыжий как огонь в печи. Особенно когда ангел встряхивал головой, казалось маленькие огоньки костра перескакивают с макушки до плеч и обратно, взгляд его невозможно было поймать в нем была буря эмоций, страх и вызов одновременно.

Четвертый Тор был жгучий брюнет. Волосы убраны в две огромных косы, длине которых позавидовала бы любая девушка, крылья чернея ночи, лисий разрез глаз и цвет их был подозрительно рыжий, огромные плечи, ноги словно две колоннады, и на всем этом изваянии колосса, сияла как флаг, улыбка добра и света, радостью излучаемой Тором невозможно было не заразиться.

Пятый был наоборот тонкого телосложения, и, пожалуй, больше походил на девушку, ой всё, признаю, он ей и был, Ангелика, так звали руководителя пятой сотни, прекрасная и нежная, также и вся ее сотня была исключительно девичьей.

– На вашу сотню возлагается организация штаба, осмотрись, выбери место, на Новой земле, можно в Ледяной гавани, там наилучшим образом можно укрыться от любопытных глаз. Заведите картотеки, на свет и тьму, координируйте действия остальных сотен, будьте прибежищем и скорой помощью нуждающимся. Легкие ресницы опустились на светло голубые глаза и руки сложились в знакомый жест согласия – ахха.

– Шестая сотня полетит под руководством Кирилла, дислоцируется непосредственно в городе Воркуте, защищая каждого из немногочисленного населения города, приют можете найти подле монастыря.

– Седьмая сотня, поселится в Карских воротах, и Кристалл возглавит ее. Вперед выступил кареглазый, невысокий ангел со взглядом мечтательного моряка и такой же походкой, крылья его были белы как крыло чайки, а по краям шла синяя волна. Кристалл – огромная энергетика, балагур, везунчик, откликался на любой призыв о помощи, и сейчас радовался такому серьезному заданию.

– Я не подведу!

– Итак, – продолжил Господь, – никто не увидит вас, не услышит, если на это не будет моя воля, или ваши экстремальные ситуации, но человек будет знать или чувствовать, чью-то присутственную помощь, используйте это, спасайте людей. Вы не должны испытывать эмоции, хотя не защищаю вас от этого, они будут только мешать, но и это не плохо, души человека, это Вселенные, развивающиеся и изменяющиеся ежесекундно. Все вы частицы вечности, перемешивающиеся, и каждое мгновение обогащающие друг друга, единый разумный сложный организм галактик, обновляющийся и мчащийся по нескончаемым коридорам вечности.

Вы не должны нашептывать, со своими многовековым опытом, советы, никто из вас не знает, чем может обратиться для человека ваш совет, что для них добро, что зло, у каждого свой путь, своя судьба, своя предыстория сюжета. А перед этим было начало, где зародились взгляды, принципы, привычки, наследие предков и он идет своим путем, выбранным его доброй и свободной волей.

«Право выбора – это мой дар», – сказал Господь, – всему человечеству, она так сладка, эта свобода, но и полна опасных поворотов, пользоваться ей трудно и очень ответственно, может человека привести прямо в рай, ну а может и наоборот… Жизнь даю, зачастую, длинную, чтобы разобраться.

Страшные истории.

Итак, свет потух, затихли Надины шаги, и кроме воя вьюги ничего не нарушало тишину. Дети ещё не спали, но не возились и не разговаривали, каждый думая и мечтая о своем, кто-то переваривал услышанный рассказ. Этот обычный детский дом, как тысяча таких же по бескрайней России, находился на окраине города Воркуты, или лучше сказать вначале ее. Сюда приходили поезда по одноколейке, построенной на человеческих костях, как рассказывали старожилы города. Поезда было видно в окна детдома, памятник – паровозу, да одноэтажное здание вокзала, вот и все картинки, и то видно их было только с поздней весны до ранней осени, остальное время стекла были замерзшими, а нижний этаж и вовсе заносило в начале ноября снегом. Но в те дни, когда можно было увидеть в окно окружающий мир, дети с удовольствием смотрели на приходящие и уходящие поезда, мечтая о том, как приедут на них папы и мамы за ними или они сами уедут в них на встречу своему счастью. Дети жили на втором этаже, в маленьких уютных комнатах по двое и четверо в зависимости от комнаты, и тетя Аня, нянечка, детского дома, называла их сотами, так было их много. А ребятишек пчелками, они жужжали с утра и до вечера, наполняя его смехом, криками и суетой.

С другой стороны дома, в хорошую погоду, были видны Уральские горы, покрытые вечными серебристыми льдами, не тающим даже в самое жаркое лето, бывающее в заполярном круге не долгим гостем. Сегодня ночь была необычной, и детская интуиция сильнее, чем взрослая чувствовала это, повозившись в своих кроватках, Алексей и Дмитрий пришли к девочкам, Софии и Лидии и все вместе решили попить чай со сгущенным молоком и большим белым батоном, эти нехитрые, но абсолютное чудесные продукты были принесены сердобольной женщиной, рабочей на путях Яной.

Она иногда заходила с небольшими угощениями, для бедных сироток, чаще всего их забирала повар или кто-то из персонала детского дома, вечно снующих туда-сюда по длинному коридору. Яна, на вид была лет сорока, сорока пяти, невнятно одетая в ватные штаны, шапку-ушанку и форменную телогрейку, так что ни спереди, ни сзади и не разберешь, кто перед тобой мужчина или женщина. Жила она в третьем районе недалеко от вокзала у сестры с мужем, еще у них был ребенок, мальчик семи лет. Сестра выделила ей комнату, но Яна всегда очень стеснялась, что притесняет сестру с семьей и старалась, когда вся семья была в сборе, ничем не выдавать своего присутствия.

На самом то деле сестра была ей очень благодарна, они оба работали проводниками и мотались сутками по стране, просто как все простые люди, она не умела найти нужных ласковых слов для Яны и только иногда улыбалась приходя домой, грустно и коротко. За сыном то и присматривала Яна, бегая на обед домой она кормила его и вечером укладывала, покупав спать. И мечтала о собственном ребенке уже давно, но мужчины на нее не обращали внимания, кругом было полно молодых девушек и Яна решила, что приголубит ребенка из детского дома и воспитает как своего, но очень стеснялась перед сестрой, поймет ли, а о том, чтобы к ней привести еще одного ребенка не могло быть и речи.

Она уже стояла на очереди в малосемейное общежитие, но не знала, как рассказать сестре, чтобы и не обидеть, и не выглядеть предателем, бросающим мальчика сестры одного. Нет, конечно она будет и за ним приглядывать, но ей очень хотелось растить и своего ребенка, обрести смысл, почувствовать себя матерью, прожить эту жизнь не зря. Но духу поговорить не с сестрой, не с администрацией детского дома пока не хватало, и она просто приходила, отдавала немудренные продукты и уходила домой всегда, заливаясь горячими слезами.

Яна сердилась на себя, но была так застенчива, что решила даже обратиться за помощью к психологу, знакомые хвалили местную докторшу Маргариту и записавшись на прием, она решилась с помощью врача объявить войну своей немощи. Сегодня Яна опять пришла в детский дом захватив батон и сгущенку, но почему-то в коридоре не было ни души, но не уходить же! По счастливой случайности, когда та, топталась неуверенно у двери проходила Лида, увидев в авоське сгущенку и белый батон, спросила, что хочет женщина, и к кому она пришла, та улыбалась и охая, отдала пакет и потискав ребенка, убежала восвояси, на ходу отирая слезы рукавом форменной куртки. Почувствовав запах исходящий от Лиды и ее худое, напряженное тельце под тоненьким застиранным свитерком, она еще раз твердо себе пообещала, что непременно дойдет до этой Маргариты и начнет новую жизнь, станет решительной и прогонит от себя все страхи.

Так у Лиды остался чудесный трофей, который сейчас и разделен был по-братски с гостями. В окно стучал ветер, комьями снега, бушевала сильная пурга, и сквозь нее прорывался то ли стон, то ли плач, не разберешь, но от звучавшей в нем пронзительности, почему-то появилось чувство беспокойства. Было какое-то изменение в эфире земли, не известное ранее, пришедшее из других миров и оставшееся здесь на всегда, и это не лучшее приобретение для мира, в котором и так много своего не очень светлого настоящего и прошлого.

Дети, оставшиеся без родителей, перенесшие большие взрослые потери, удары судьбы, которые не переносили порой и взрослые, разочарования, просто вынуждены становиться взрослыми раньше своих сверстников, думать и поступать осознанно, взвешивать почти каждый шаг, каждое следующее слово. Вот и наши «старички» не понимали происходящею, просто теснее сжимались вокруг маленькой тумбочки с голубой банкой сгущенки в центре, тревожно мерцал свет от свечи, и взгляд их невольно обращался в сторону горной гряды, которую не было видно сейчас, но так как эта картинка часто представала ребятам, они точно знали, как она выглядит.

– Сегодня особенно сильно воет пурга, у нее появился свой голос –, не выдержав, поделился с друзьями Алексей.

– Да, – подтвердила пухлощекая София, медленно отхлебывая горячий чай, стараясь перевести разговор от страшной темы, – вкусно как, хорошо, так бы и провела всю ноченьку.

– А давайте страшные истории рассказывать?! И погода подходящая, – предложил Димка, – я могу начать,– все молчали, не говоря нет, но и да, тоже, было страшновато, но любопытство конечно брало верх, Димка тихонько завел рассказ. – чистая правда, это было со мной в прошлый четверг, просыпаюсь, а возле кровати домовой стоит, тихо так дышит и смотрит на меня, или показалось, что смотрит, я сначала испугался, а потом набрался смелости и спросил к худу или добру как Наденька нас научила, помните? Так вот, а он улыбнулся в мохнатые щеки и пропал, я решил, что добрую весть принес мне ночной гость.

– А как же он выглядит-то? – недоверчиво, с хитринкой в глазах спросила Лида.

– Как, как, обыкновенно, высокий метра два, два с половиной, шеи нет, и сразу голова растет, будто квадратная, но к шее чуть шире расходится, а сам домовой будто серый туман сгустился, плотный, но еле различимый.

И опять дети примолкли, сосредоточенно слизывая струящиеся по ладоням белые дорожки сгущенки, и прислушиваясь к вою ветра за окном.

– Хорошо, что всякие темные силы, знают свое место и не пугают людей днем, а ночью все спят и не видят ничего такого, – вдруг не удержалась София.

– Да, представляешь, как было бы страшно жить, – Алексей посерьёзнел, для своих семи лет, – а сейчас вам не страшно, ничего у нас нет своего, родных, свободы, будущего? Вот как сложится наша жизнь дальше, я так бы хотел увидеть своих маму и папу, они у меня есть, я это точно знаю. Или бабушку с дедушкой, наверное, им забыли написать куда меня увезли и они ищут, переживают.

– Не думай об этом, – попросил Дмитрий, – надейся лучше на Бога и проси у него то, чего тебе не хватает, вот уборщица Зина, всегда говорит «просите и дастся, стучите и отворят», «все по Божьей воле, только верьте и горы сдвинутся с места и все исполнится…» И всем четвертым, затерянным в забытом всеми, детском доме, утопающем в сугробах, теряющемся в темноте полярной ночи и завываниях пурги, маленькой точке во вселенной, стало спокойной и веселой. Очередным, более сильным ударом ветра со снегом открыло форточку, и в комнату ворвался холод и вой, горящая свеча на тумбочке вмиг погасла, комната девочек погрузилась во тьму…

Встреча.

Время шло медленно, а наша Вера всё ждала автобус на заметенной снегом остановке. Устав от бездействия она решила выйти, как любят почти все люди, и посмотреть, вдаль, не приближается ли долгожданный транспорт.

Впереди шла по дороге огромная снегоуборочная машина, откидывая снег в сторону, и создавая в пурге дополнительные завихрения, за ней конечно невозможно было ничего увидеть. И Вера решила подождать, когда, она пройдет, прежде чем вернуться назад, только отвернулась, спиной к дороге, ветер со снегом забивал глаза и сбивал дыхание

Снегоочиститель прошел и за ним проехали несколько занесенных снегом машин, последняя притормозила у остановки, автобуса не было. Это была большая машина, непонятного цвета, вся в снегу и наледи, водитель открыл дверь пассажира, и прокричал,

– Девушка, садитесь, я Вас подвезу, а то скоро превратитесь в сугробик, – Вера никогда не садилась в незнакомые машины, не собиралась этого делать и сейчас.

– Нет спасибо, автобус вот-вот должен подойти.

Но мужчина не собирался сдаваться, он сказал еще несколько приглашающих слов, и увидев, что Вера, решительно развернувшись уходит к остановке, вышел вслед за ней из машины:

– Девушка, милая, я не хотел, вас напугать, просто прекрасно понимаю, что стоите вы здесь очень давно, а я еду за снегоуборщиком с кольцевой дороги второй час и не встретил ни одного автобуса, ну не ночевать же вам здесь, ну, не бойтесь, я не обижу вас, честное слово, просто если мы сейчас отстанем от колонны, берите на себя ответственность за ещё одного замерзшего водителя. Я еду в сторону вокзала, давайте, ну, решайтесь, мы можем запросто свалиться потом с дороги, видит Бог.

Последние два слова, заставили вздрогнуть сердце девушки, она подняла глаза на собеседника,

– Правда, Бог, всё видит! – они уже зашли в удушающий запах помещения. Внутри остановки свет был тусклый, но даже в этом плохо освещенном ее удивили эти пронзительной силы глаза, такие смотрят из глубины своей души, в глубину твоей души, не обращая внимания на красные прожилки, уставшие от напряжения, морщинки вокруг глаз и еще другие мелочи, иначе упустишь момент познания, а он важен, он главный сейчас, все говорится сразу, но без слов, определяется отношение друг к другу. Считывается аура, которая пересеклась с твоей, телепатия, будущее и принятие решения, в первые несколько остановившихся секунд, как капля воды летящая в воздухе и попавшая в луч солнца, сама на секунду становится солнцем преломляя свет, проходящий сквозь нее и замирающая в воздухе. «Все! Мой человек!» Или просто молчание сердца.

Испугавшись внезапно нахлынувших, противоречивых, но явно симпатизирующих чувств к незнакомству, и странно присвистнувшего сердца, Вера приняла решение согласиться, правда, вдруг автобус не придет, и они, сгибаясь под ударами вьюги двинулись назад к машине, друг за другом, держась за руки.

Усевшись на сидение, девушка постаралась снять с себя рукавицы и обогреть руки, потирая их друг об друга, мокрые, они скользили, не слушались, были красными и пощипывали.

– Константин, – представился мужчина, взял ее руки и завернул в небольшое, мягкое, сухое полотенце, сверху весь этот сверток он обхватил своими большими руками, – от латинского «постоянный или стойкий», звезды говорят, что мне свойственно терпение, верность, щедрость, усердие, ясный ум.

– Вера, – коротко ответила она, и подняла полные благодарности глаза, успокоившись окончательно.

А он включил свет внутри машины и опять их взгляды встретились, повисла неловкая пауза, остановилось бегство млечного пути, замерла вселенная, даже пурга приостановила буйство на мгновение, с любопытством прильнув к лобовому стеклу, качаясь весело на мотающихся дворниках, высунув от удовольствия белый язык. И только разговор двух сердец полился через глаза собеседников, ничего не мешало им, они встретились, это произошло, и что бы не случилось дальше, этот вечер останется в их душе навсегда.

Девушка улыбалась, утонув вдруг в этих зеленых глазах, покой сразу а ушел из сердца, оно подпрыгнуло и замерло, хлопнув в ладоши и затем вытянув их обе в сторону Константина сказало – он! Было непонятно, чем так наполнилось оно, но там был страх, боль, сопротивление, тоска, огромная радость, сладкое тепло, желание выбросить белый флаг и вырыть глубокий ров, заполнив его кипящей смолой, и еще тысячи искр, разных чувств незнакомых Вере. Тут же подсознание подключило всех прототипов романтических героев из огромного количества прочитанных ею книг, все закружилось, понеслась дальше млечная дорога, завертелась с огромной скоростью вселенная, завыла пурга.

– Ой! – очнулась девушка, и подумала, я должна сопротивляться, что это за наваждение, и тряхнула головой, как будто стряхивала снег с верхушки шапки.

– Ха! – подумал он, – совсем ребенок, повезло ж мне. нажал на газ, машина мягко рванула с места, и понеслась в темноту и снег догонять колонну.

Их разговор лился независимо от ментального, как бы параллельно, и от этого было еще страшнее, Константин задавал простые вопросы своим тихим, глухим, вкрадчивым голосом, она отвечала чуть с опозданием, как в полусне, согревшись, полу дремала, радуясь теплу, продвижению к дому, приятному попутчику, ругая себя за неуверенный тон и заплетающийся язык. А еще надо бы нагрубить ему за иногда слишком личные вопросы, для ясности, но мысли путались, переключались, трудно было вести два диалога параллельно внутренний и внешний, с собеседником и с собой, тем более, что темы менялись хаотично, машина медленно ползла по дороге, и сон окончательно победил Веру, она провалилась в черноту сладкого сна. Мужчина замолчал, интуитивно почувствовал, что говорить больше пока не с кем, сладко зевнув чуть убавил свой любимый канал классической музыки, и каждые несколько секунд посматривал на спящую девушку, улыбка не сходила с его лица,

–Ты та, что предназначена мне небом… – тихо прошептал он, проехав полчаса в серьезной задумчивости, Рахманинов старался как мог, не отвлекать юношу, вкрадчиво играя сквозь шум мотора, машина съезжала с кругового движения и появились первые дома третьего района, Константин, понимая, что теперь дорога сузится, усилил напор воздуха на ветровое стекло. Дорогу, которую преодолевал он за пять семь минут, при хорошей погоде, сегодня одолел за полтора часа, местами приходилось просто стоять, пропуская встречные обваленные как снеговики машины. Но Костя был рад этим остановкам, он тихонько подпевал вдохновенному композитору и улыбался, даже иногда давя восторженные смешки и смотрел на нее, такую уставшую, его незнакомку.

– Я люблю тебя, Вера, – одними губами сказал он и опять усмехнулся, собственной смелости.

Наконец-то машина остановилась, у железнодорожных путей, заехав за здание вокзала, Вера проснулась от того, что легкий ветерок дунул ей в лицо, и смутилась под ласковым и игривым взглядом Константина, пошарив в сумке достала кошелек, в котором было совсем немного денег, мужчина остановил ее, взяв за руку:

– Нет, ну, что вы, мне было приятно спасти чудесную незнакомку из снежного плена, тем более нам было по пути, я живу здесь на Привокзальной… оставьте надежду, что мы еще увидимся, очень хочется продолжить наше знакомство, если я хоть немного не противен вам, с таким именем и прекрасной работой, быть хозяйкой детского дома в столь юном возрасте, выше всяческих похвал. Обязательно включусь в помощь вашим ребятам и знакомых подключу. Разрешите? – и лицо Константина освятила обворожительная улыбка, мелькнул ровный ряд некрупных зубов, на мгновение дохнуло хищной энергетикой и Вере почудилась волчья голова на плечах водителя сверкнувшая глазами как фотовспышка, она отшатнулась с испуга зажмурила глаза и проснулась. Все повторилось в точности, как и во сне только без волчьей головы и блестящих глаз. Надо же, приснится же такое. Как в кино, но вслух произнесла безразлично и даже прохладно:

– Да, спасибо, многие обещают, но единицы доходят до конца, и почти никогда не приходят второй раз, – взявшись за ручку дверцы, лихорадочно думая, да, что со мной, что не так, почему я вдруг стала грубить этому милому и доброму парню, предлагающему помощь, хотелось выпрыгнуть из машины и бежать куда глаза глядят.

Глаза! Да, да, подальше от его глаз, зря я в них так глубоко заглянула, ушел радостный восторг из души, первое впечатление, когда он остановился посередине пурги и снега. Красивый, на шикарной машине, подтянутый и галантный. Все, все это какое-то наваждение, обман, она вдруг это остро почувствовала, кровь предков забурлила по венам, подсказывая, что это начало, но далеко не конец их истории.

– Спасибо, ещё раз, побегу, поздно уже, – и выпрыгнув из машины, Вера как могла быстро, пошла в сторону детского дома. Она спиной чувствовала, как Костя смотрит ей в след, даже заметающая пурга не мешала, ему ничего не мешает, эта мысль почему-то согревала её. Что хорошего если бы она не согласилась ехать, наверняка стояла бы до сих пор в остановке, какая я легкомысленная, гордячка, а о детях совсем не подумала.

Перейдя через пути, вышла к тропинке, ведущей к дому, ей почудилось, что прямо на тропе, метрах в десяти кто-то стоит высокий в черном. Приглядываться не было сил, ветер бросал снегом в лицо со всех сторон, и Вера пошла вперед, по мере приближения к детскому дому, видение исчезло, оставив в сердце девушки смутные опасения. Она всё-таки оглядывалась, уверенная что ей не показалось, но тропинка до самого входа, который теперь призывно маячил впереди, лампой на крыльце забранной в пластиковую колбу.

– Ну наконец, – радостно выдохнула Вера. И тут чья-то рука легла ей на плечо. Ноги вмиг сделались ватными, сердце подпрыгнув к горлу упало в живот, руки похолодели. Медленно поворачиваясь, Вера дрожала всем телом.

Прибытие на землю.

Пробив землю глубоко, и широко он упал, рыдая и крича от боли. Крылья, огромные, являющиеся его особой гордостью, сгорели без следа, остались сзади два огромных поднимающимся над головой и загибающихся к телу острых рога не менее пяти метров. Тело, которое он обрел после падения, было обожжено, почти до костей, всё нестерпимо болело и вой, страшный вой, перекрывающий свист бури несся над горами, беспрерывно. Да, было больно, но сильнее всего резала вены обида, он изгой, это навсегда, он проклят и изгнан Отцом, и гордыня, кипя, выплескивалась из горячего тела, воем зверя.

В этом рыке обнажалась сущность зверя, злоба, неотвратимости наказания, его справедливости, зависть к оставшимся и невозможность возвращения, горечь разочарования, страх перед будущим, сознание своей слабости и никчемности. Рыдая в конце концов, он забылся сном, в своей пробитой кратерной норе, и проспал много дней, не чувствуя ни холода, не боли, пришло спасительное, неведомо кем посланное забытьё. Очнувшись, огляделся, вокруг опять бушевал снежный ураган, рядом лежали двенадцать ангелов без крыльев, взявших сторону Сатана, все они еще спали, глаза у каждого были закрыты и заледенели от слез.

Ладно, все не так уж и плохо, главное боль уже не так терзала отдохнувшее тело, он встал, вокруг стояли молчаливые горы, а в центре гряды, приглянулась скала окруженная непроходимыми болотами.

– О! Я вижу сквозь землю, всю землю, читаю всех как книги, все здесь принадлежит мне, моя мысль имеет вход в любую живую сущность! Беспомощная планета! В несколько прыжков Сатан оказался на вершине понравившейся горы, удивившись своей ловкости, и направил мысленный взор к первому попавшему по дороге строению, и с удовлетворением услышал тут же телепатическую волну ответа, наполненное ужасом маленькое сердце, смех чудовища загрохотал по горной гряде, да я остался всемогущим! Спасибо и на этом.

Да, хорошее здесь местечко, удачно приземлился, свежих следов вокруг не было на сотни километров, даже многие птицы облетали эти места стороной. В скале он обнаружил огромную щель, уходящую в глубь земли и расширяющиеся книзу пещерой, из которой веяло угрозой и нежитью, и давящей на грудь тоской. Но это уж точно его не испугало, свистнув внутрь, он обжег всё не утушающим огнем, словно дракон и опять удовлетворенно хохотнул.

Разбудив остальных, спустились в пещеры, здесь и предстояло обосноваться корню зла, и они как безумные принялись за работу, каждый из двенадцати, вместе со своими последователями, стали рубить тоннели под землей в своем направлении, было решено охватить весь земной шар, прорыв ходы ко всему к чему только возможно. Внутри планеты было жарко, тоннели были глубокие, падшим ангелам это очень понравилось, в груди у каждого был вместо сердца лёд изгнания с небес и никакая магма не могла растопить этого холода. Он сковывал сердце мрачными думами, обидой, гордостью и злостью.

Во время прокладывания переходов, темные ангелы нашли огромное количество несметных сокровищ, что хранит земля и теперь эти богатства решено было пустить на покорение людей, войн, пробуждение в них алчности, зависти, сребролюбия, корысти, гнева, тоски и всех прочих греховных страстей. И конечно захват власти везде где только возможно.

– Я не смог захватить власть на небесах, но здесь я чувствую, что все покорится мне, – смеялся Сатан, начиная получать все больше удовольствия от новой своей роли, – покорю всех и вся. буду править безраздельно, а там наберусь сил, и кто знает где моя заканчивается мечта.

Монастырь.

Возле реки Усы на выезде из города Воркута, стоял монастырь Троицы Живоначальной был он перестроен из бывшего трудового лагеря для заключенных в нем жили всего восемь монахов, да настоятель отец Сергий, и прибившиеся из зэков, которым некуда было возвращаться четверых человек, они помогали монастырю. Небольшой православный храм ещё изначально находился в этом месте, рядом стояла колокольня с несколькими колоколами, а лагерь был построен уже позже вокруг этих построек, поглотив их внутри себя словно кит. Но благодаря этому может и не был снесен, а даже служил складом продовольствия во время работы лагеря, а на колокольне была организована вышка охраны.

Заключенные оставшиеся после закрытия лагеря были по характеру весьма различны и у каждого из них оставаться здесь был свой резон. Вот, например, Витька-звонарь, человек был не пьющий, не курящий, в свое время закончивший музыкальную школу, любил и знал колокольную грамоту ещё с малых лет, далеко и красиво разносились трели перезвонов, радуя всех живущих рядом и низкое северное небо. Остался он, по глубокой вере, в то что Господь его призвал на монашескую службу, чтобы тем вымолил он для своей многочисленной родни царствие небесное. И теперь ходил в послушниках, пока.

Степан был поваром, по своей породе ему подошло бы быть пиратом на корабле, но готовил отменно и всегда с шуточками, роста был большого, и ума ему было не занимать, рыжий с лисим прищуром он мог часами рубить дрова во дворе, при любой погоде, подпевая что-то себе под нос, и всегда был в веселом настроении. Он при всей своей настроенности на позитив, не давал никому приблизится к себе, дружбы не искал, бесед не заводил.

Григорий – казначей, назначенный настоятелем, был страшной скрягой, волосы носил с челкой на глаза, имел вид лесовика, спину его украшал горб, и сам он был росточком метр сорок, и никто и никогда не встречался с ним глазами, «Грига-лесовик» если и поднимал глаза, они были надежно спрятаны под густой черной челкой, разговаривал он мало, в основном отвечая на вопросы, опять же кратко и крайне раздражительно и никому не хотелось продолжать долго разговор с «горбулей».

Марк четвертый заключенный был из заволжских немцев, настоятель отец Сергий попросил его стать водителем, был у него талант к технике необыкновенный, причем к любому виду ее, также он выполнял обязанности завхоза и администратора, часто уезжал в город и поселки, решая множество вопросов самостоятельно, принимая единственно правильные решения. Ему и самому нравилось быть нужным и полезным монастырю, тем более что всё получалось как по маслу, вся ближайшая родня его покинула сей бренный мир, кто от тяжелых условий жизни в заключении, кто от других бед, но теперь жизнь для Марка имела только один смысл, одну цель – служение Господу и настоятелю. И если бы вдруг спросили у него счастлив ли, то по десятибалльной шкале это было бы восемь. Грусть по родине и ушедшим родным навсегда поселилась в сердце бывшего зэка, переселяя их на север им дали 24 часа на сборы обвиняя их в том, что они диверсанты и шпионы, ждущие приказа от Германии.

Жизнь монастыря текла размеренно, тихо, в одной из верхних келий жил монах Агафий, очень увлеченный астрономией, за что братия прозвала его звездочетом, пришел он из мира с ученой степенью физика-ядерщика, Господь позвал его, и он, будучи 24 лет от роду не задумываясь ушел в монастырь. Да ни в какой-то питерский или московский, а поехал на крайний север к другу своего отца, который был распределен в Воркуту настоятелем монастыря.

Отец Сергий любил умного и трудолюбивого парня, разделял его увлечение астрономией и при любой возможности снабжал его книгами и приборами достававшимися ему разными путями, а к канун нового года даже подарил дорогой телескоп, для любительского, домашнего пользования, запрошенного у друзей астрологов специально в Москве.

Вот за этим прибором и сидел сейчас Агафий наблюдал необыкновенный звездопад, который начался внезапно, и он как, впрочем, и все астрологи земли был в полном недоумении. Такого не видел еще ни один любитель звездного неба, ровным, не гаснущим дождем, летело к земле огромное количество метеоритов, или чего-то ещё, летело к земле салютом наоборот, от разыгравшегося воображения волосы становились дыбом, а разум отказывался своим глазам. Что это, так не бывает, не должно быть, может конец наступает земле, а может инопланетяне!?

Особенно повезло астрономической группе на острове Новая Земля, небо над ними сегодня, было чистое, ни облачка, вся эта прекрасная, святящаяся эскадрилья летела прямёхонько в Арктику. На вахте у телескопа в эту ночь было дежурство Ивана, скучая, он налил себе чашку ароматного кофе и жуя бутерброд с сыром, изредка бросал взгляд на приборы. Мерно постукивали самописцы, вырисовывая привычные кривые синими чернилами. Трансляторы на экранах мониторов показывали разные фрагменты звездного неба, как вдруг на одном из мониторов отразилось движение, через секунды на втором, а еще через мгновение на третьем и вмиг, все мониторы озарились ярким белым светом. Что это! Иван машинально отхлебнул кофе и чуть не промахнулся, пытаясь с размаху поставить чашку на край стола, – ух ты!

Все мысли молодого ученого застывшие на мгновение, яростно, во весь апорт, понеслись вперед. – атака метеоритов !? новое, незнакомое явление природы!? Аномальное северное сияние!? Что за ровные ряды!? Сколько их!? Пришельцы!? Конец света!? Руки не просто дрожат, а прыгая вверх и вниз потянулись к сигналу тревоги. Да, ладно, что я как салага разволновался, попробую сам разобраться, а то засмеют потом старшие коллеги, и ещё раз взглянув на экран, с размаху ударил по кнопке, попав ребром ладони по выступающему углу, взвыл, как щенок, но тут же смолк, нет это должны видеть все!