Текст книги "Практика на Лысой горе"

Глава 2
Смерть прыстрастника

– Влюбился, как мальчишка, – произнес Кирилл, глядя куда-то в ночную даль. – Сразу думал – глупость или приворотным угостили, ан нет…

Он передал мне трубку. Красивая, из темного дерева, и табак такой, что голова кругом идет. И все одно лучше сигарет. Мы сидели на старой потертой лавочке возле дома. Время здесь тянулось странно, необъяснимо. Вроде столько времени прошло, а над головой до сих пор звезды и тьма. Кирилл сейчас был где-то далеко, в воспоминаниях о событиях последних месяцев.

– Вий меня вызвал и велел собираться. Представляешь, – Кирилл как-то горько усмехнулся, – всего полчаса дал. Я, конечно, попытался спорить, но… – он вдруг сглотнул.

Я покосился на него:

– Что?

– Сразу меня слушал, – тихо произнес Громов, – а потом начал приоткрывать глаза… – Повисла тишина, можно было расслышать, как стрекотали сверчки. – Меня такой страх окутал, что двинуться не мог. Словами не описать. Просто стоит он перед тобой, дыхание перехватывает, и понимаешь, что на своих двоих уже не выйдешь из кабинета.

Я не знал, но поверил. Запугать Вий-Совяцкий умел. Но в то же время не мог поверить, что можно было вот так встать и сбежать, даже не поставив любимую в известность.

Кирилл на меня не смотрел, поэтому и выражения лица заметить не мог.

– Вернулся в общежитие, почти не глядя покидал вещи в чемодан и рванул на выход. Ощущение, будто околдовали.

– А соседка тебе ничего не сказала? – подозрительно поинтересовался я. Чтоб Ткачук – и молча? Вовек не поверю! Эта злыдня может сама загрызть, но если кто чужой польстится на ее собственность, пусть даже это всего лишь коллега на покусание, это будет очень большая проблема. Для польстившегося.

– Соседка? – Кирилл с искренним недоумением уставился на меня. – Ты о чем?

– Э, – реакция искренне удивила меня, – по комнате. Я живу с Ткачук. А ты разве был не с ней?

Он покачал головой:

– Нет. Я вообще жил один.

Пришла моя очередь удивляться. В горле запершило, что аж закашлялся. Картина в голове не складывалась: если Сашка сама недавно заселилась, то почему не сказала ни слова? Да и так уверенно со всем управлялась… Кажется, с закрытыми глазами могла найти нужную книгу или же задернуть штору мановением руки. Сил берет мало, но ориентироваться на местности надо хорошо, иначе можно натворить делов.

– А тебя поселили с женщиной? – осторожно спросил Кирилл, явно верно истолковав мое замешательство.

– Именно, – кивнул я, – даже хуже, со злыдней.

Он вздернул бровь, переваривая услышанное.

– Черт знает что, – пробормотал Громов, – никогда такого не видел. Разве ж… – Он резко смолк и прислушался. – Что это?

Откуда-то слева долетел слабый стон. А может, и просто ветер. Голос явно нечеловеческий, но и на зверя не похоже. Сколько ни вслушивался, больше ничего не разобрал.

– Кстати, что это за место? – спросил я, отгоняя нехорошие предчувствия.

Кирилл зябко передернул плечами:

– Да кто уж разберет. Напитано мольфарской силой – и то славно. Я, когда по Лысогорью пошастал, так понял, что мы можем создать пространственный отрезок, которому никто не сможет навредить. Только место будет почти мертвым, мольфарская сила вымораживает многое. Наверно, ты и сам почувствовал, что аура тут пустая.

– Заметил, – кивнул я, выпустил дым и легонько закрутил его пальцами. Дым завис в воздухе, потом запульсировал. Внутри появилось продолговатое перламутровое семечко, миг – второе. Раздалось раскатистое урчание. Дым повисел в воздухе, а потом резко развернулся и уселся дымным котом мне на колени.

Кирилл тихо засмеялся:

– Молодец, я как-то не додумался так сделать. Да и поначалу совсем сил не было. Я ж из универа почти сбежал. Только на Таню успел охранку дополнительную кинуть. А потом весточку через Трамвайщика посылал.

Я поморщился:

– Эта вредина, которая катается на трамвае по невидимым путям?

Кот на моих коленях успокаивающе заурчал и потерся головой о мою руку. Я почесал его между ушками, которые слабо удерживали материальную форму и дымились, словно только что погашенные угольки. Перламутровые глаза довольно прикрылись.

– Он самый, – улыбнулся Кирилл, – собиратель грез. Трамваев по Полтаве давно не ходит, а какой-то чудак загадал Городовому, чтобы трамвайчик никогда не исчез. Вот и исполнили.

Кот вытянул лапу и потрогал коготками колено Кирилла, словно одобряя его рассказ. Тот рассмеялся и погладил ее.

– Через него потом и передал весточку, – вздохнул он, – но пришлось почти сразу же уехать в Киев. Родни у меня нет, надо было срочно искать работу. И знаешь, нашел. Правда, в обычной школе, читать историю. Но выйти туда так и не смог – пришло письмо от Вия…

– От кого? – не поверил я своим ушам. Чтобы этот хмырь рассылал почту выгнанным работникам? Какая трогательная забота, да только явно это не про ректора ПНУМа.

Кирилл криво усмехнулся:

– Ага, ты сразу сообразил. А я, дурак влюбленный, решил, что Вий передумал. Мозги напрочь отключились просто. Еще и посмотрел: стоит герб университета, обрадовался. Хотя, конечно, подозрения закрались, но… не до них было.

– А что в письме написали-то? – поинтересовался я.

Где-то вновь раздался призрачный стон, но еще слабее прежнего. Кирилл не обратил внимания и продолжил рассказ:

– Писали, что Танька вляпалась в неприятности, на нее открыли охоту дражайшие родственнички. И мне нужно поскорее вернуться. Письмо потом в гадюку превратилось и резво уползло. Я только оторопел, помянул Вия парой слов, как вдруг перед глазами потемнело, и рухнул без сознания.

– М-да-а-а-а, – протянул я, – родня у нее еще та. Приятного мало.

Деревья зашумели, раскачиваемые ветром. Кот недовольно дернул ухом и принялся топтаться у меня на коленях.

– А дальше как? Очнулся уже здесь?

– Мне повезло, – медленно произнес он, глянул на меня и криво усмехнулся. Половина лица так и осталась недвижима, от чего стало немного жутковато. – Оказался в этом доме. Поначалу и пошевельнуться не мог. Видимо, тот, кто пихнул меня в портал за Чумацкий Шлях, вытянул слишком много энергии. А потом ничего… отошел. Лес тут рядом, еду добыть можно. Да и домик нашпигован всякой бытовой магией.

– Может, это дача какого мольфара? – хмыкнул я.

Кирилл слишком резко пожал плечами:

– Не знаю. Вряд ли, разве того, кто совсем не боится Призрачного Цимбалиста. Я, как оклемался, вышел разведать, что вокруг. Увидел усыпанную звездами дорогу. Стало и страшно, и жутко любопытно. Сразу пойти не решился, но этак через два часа вдруг сообразил, что вовсю шагаю по этой дороге.

Я покачал головой:

– Неудивительно. Цимбалист как заиграет, так душу всю вытянет. Удрать – еще та сила нужна.

Кирилл кивнул:

– Вот-вот. Я еле сумел сбежать. Уж так затягивал, чего только не обещал – бр-р-р.

Ответить было нечего, я вернул ему трубку. Попали туда – не знаю куда, что делать – еще больше не знаю. Конечно, надо как-то выбираться, только как?

– Первое время знаешь как я мечтал отсюда убраться – у-у-у-у… – Кирилл спрятал трубку в карман. – А некуда, лес тут зачарованный: ходишь кругами туда-сюда, а толку никакого нет. Только и слышен смех Цимбалиста.

Слева снова донеслись стоны, даже еле слышно прошелестел голосок:

– Не могу-у-у…

Котейка на моих ногах вскочил и зашипел. Дымная шерстка стала дыбом. Мы быстро переглянулись. Ничего хорошего он не предвещал.

– Надо бы сходить посмотреть, – пробормотал я.

– Угу-у-у, – протянул Кирилл, поднимаясь, – сейчас, погоди. За печью тут лежит старенький посох. Сейчас принесу.

– Но…

Договорить я не успел – он унесся в дом. Даже если на посохе нет защитных чар, то еще не значит, что его может ухватить любой. Я остро пожалел, что сейчас моя бартка лежит в шкафу общежития. Эх, и весточку Александре не послать, мол, кинь топорик, милая. А ведь кинула бы, злыдня… И еще как!

Кирилл вышел из дома, неся в руках изогнутую палку из темного дерева. Ни тебе резьбы, ни мольфарского порошка, даже клеймо не выжгли.

– Я его недавно нашел, – произнес он, – никаких чар не наложено, но силы он из пространства черпает. Штучку эту явно мастер делал, только почему-то не подумал ее как-то оградить.

Поначалу я не решался брать посох, но потом все же взял. Ладони чуть обожгло, а потом разлилось приятное тепло. Энергия будто шла из него, пробиралась под кожу и соединялась с кровью. Кирилл с любопытством наблюдал:

– Видишь как. То ли безмерно добрый человек был…

– То ли место это так повлияло, – осенило меня, – не зря напридумывали баек про Чумацкий Шлях.

– Может, – согласился он, – поэтому держи крепко.

– А ты?

Громов криво ухмыльнулся и похлопал себя по бедру, возле его ладони тут же мелькнул еле заметный огонек.

Брови недоуменно поползли вверх.

– Полог невидимости на бартке? Ты что, везде с ней ходишь?

– А то, – довольно осклабился Кирилл, – лишней никогда не будет. Пошли уже.

Звуки больше не повторялись. Дымный кот увязался за мной. Кирилл только неодобрительно поглядывал на него, но ничего не говорил. Я тоже не умничал: если, не приведи бог, мое создание не растворится в ближайшие полчаса, то надо будет срочно что-то решать. Местечко запросто могло наделить его разумом.

Узкая горная тропка спускалась вниз, к темным водам озера. Надо же, только звезды светят, а так хорошо все видно. И пейзаж вроде какой-то знакомый. Из-под ноги выскочил камешек, я покачнулся, но Кирилл ухватил меня за шиворот.

– Смотри под ноги, – буркнул тоном старика, что я даже невольно кинул на него взгляд.

И впрямь что-то происходило: Громов сгорбился, шел медленно, словно было тяжело. Назад не смотрел, а окликнуть почему-то язык не повернулся. Эх, проделки Чумацкого Шляха!

Озеро закрывали заросли кустов, только чуть виднелась поблескивавшая под звездными лучами водичка. Раздался шорох, ветки дрогнули. Пролетел стон:

– Не-е-е-т…

Я только крепче сжал палку. На крики о помощи не похоже, но мало ли кто там прячется – может, Цимбалист проказничает? С него станется учудить шалость. Правда, это ему шалость, а мы потом костей не соберем.

Я прошептал несколько слов, однако Кирилл развернулся и зажал мне рот.

– Тише, – шикнул он, – вдруг тут чары против нас обернутся.

– От охранки ничего дурного не будет, – возразил я.

– Знаю, но вдруг она перекинется на…

Он резко смолк. Воздух застыл в легких. Раздвинув черные ветви, к нам медленно выползало мертвенно-бледное существо.

Мы с Кириллом медленно попятились. Существо замерло, белесые длинные пряди его закрывали лицо. Оно издало гортанный вопль, я вздрогнул. Голова вдруг закружилась, кровь вспыхнула огнем, даже захотелось глянуть – не разжег ли кто рядом костра?

Длинная белая рука существа потянулась к Кириллу. Он шагнул назад и вдруг так и замер, с едва приподнятой ногой. Согнутые пальцы прошлись по его ступне, существо вдруг злобно зашипело и отпрянуло.

– Закоханий[12]12
  Влюбленный (укр.).


[Закрыть], – разобрал я слово и замер от внезапно возникшей догадки. Неужто прыстрастник? Дух плотских утех и потерянных душ? Не поверил бы вовек, что он может выглядеть столь мерзко, но голова кругом, пьяно-шальное состояние и, кхм, черт… возбуждение. Будто смотрю не на белокурую сестричку девочки из «Звонка», а на настоящую красавицу.

Шипение повторилось и резко оборвалось. Кирилл рухнул без чувств, прыстрастник потянулся ко мне.

– Чистый, свежий, – выдохнул он, – еда…

Последнее слово отрезвило, да так, что я с размаху треснул прыстрастника по голове. Удар вышел вскользь, миг – возле меня стояла обнаженная красавица. Белокурые волосы мягкими волнами спадали до бедер, алые губы улыбались, в глазах – все звезды Чумацкого Шляха. Нежные руки обвили мою шею, дыхание обожгло скулу.

– Так как, красавец? Прогуляешься со мной до озера? Искупаемся при свете луны?

Не смотри, не смотри ей в глаза, мольфар, если жить хочешь. А жар-то от тела идет о-го-го! Так бы сжал покрепче, впился в губы… Какое там озеро? Здесь тоже ничего, трава мягкая, ночь на дворе, хоть и прохладно, а, да неважно! Все равно есть как согреться.

Проворные пальцы начали расстегивать мою рубашку.

– Никогда мне таких не встречалось, – дурманом лился мурлыкающий голос, – только тебя и ждала, уж растеряла всю надежду.

Я шумно выдохнул и оттолкнул ее.

– Сгинь.

Сияющие глаза широко распахнулись, она охнула, полные груди приподнялись при вдохе. Гибкие руки вновь коснулись меня.

– Сгинь, чтобы глаза не видели, уши не слышали. Сгинь, чтобы и следа не осталось, – тихо произнес я заклинание – простенькое, но в таком месте точно беды не навлечет, только слова и конкретное указание. – Сгинь, будто не являлась.

Посох вспыхнул бордово-красным светом, прыстрастник вскрикнул и закрыл руками голову.

– Нет! Пощади-и-и-и! – завыл страшным голосом. – Прошу!

Посох сам рванул вперед, утягивая меня. Ткнулся в белое тело, прыстрастника окутало пламя, душераздирающий вопль заставил содрогнуться. По мне словно пропустили электрический ток, посох выпивал силу из существа, но отпустить его не получалось – руки будто приклеились.

Яркая вспышка заставила зажмуриться, ударная волна сбила с ног. Я упал на землю, пребольно стукнувшись затылком. Попытался встать, но ноги не слушались. Сознание вдруг заволокла тьма; последнее, что я услышал, – затихающий, полный ненависти шепот:

– Пр-р-р-р-роклинаю. Получи сполна, мольфар-р-р-р-р… Никогда ты ее не найдешь, никогда с ней не будешь. Пр-р-р-роклинаю…

Пробуждение все же пришло. Но приятным его назвать никак было нельзя. Голова раскалывалась, бок саднил. Я поморщился и приподнялся. Боль прострелила затылок, охнув, потер его. М-да уж. Нехорошо приложился, теперь бы еще проверить, что с Кириллом.

Прыстрастника нигде не было. Я покосился на валявшийся рядом посох. Хороша штучка, ничего не скажешь, однако. Высасывает энергии без возможности восстановления. Ну и ну. Потянулся было за ним, но пальцы замерли, почувствовав шедший от дерева холод. Странно. После того, как втянул энергию, наоборот должен гореть огнем. Нахмурившись, я медленно поднялся, стараясь не делать резких движений.

Кирилл лежал там, где упал. Я двинулся к нему, но резко замер. Его окружала какая-то тонкая черная грань, будто кто-то разлил нефть, а потом прикрыл ее стеклом. Я осторожно подошел, в нос ударил острый запах, по коже пробежал холодок.

О боже, магия злыдней! Но откуда здесь?

Кто-то неподалеку тоненько захихикал: мерзко, неприятно, аж холодный пот прошиб. Мол, я тебя вижу, а ты меня нет. Я товарища твоего злыдневской пленкой окутал, а тебе его не вытащить.

– Кто здесь? – выкрикнул я, понимая, что совершил глупость. Не захотят – не ответят. Хихиканье смолкло, совсем рядом что-то прошуршало, меня с силой толкнули в бедро. Я пошатнулся, но чудом удержался на ногах. Собрал энергию, сплел пальцы, между ними засиял изумрудно-зеленый шар. Пространство вокруг осветило, выхватило чернильную тень, тянувшуюся к Кириллу.

– Убирайся прочь! – рявкнул я и швырнул в нее шаром.

Тень отпрянула, но шар взорвался, обдав ее снопом искр. Она кинулась ко мне, но я увернулся. Под пальцами вновь мягким огнем защекотал кожу зеленый огонь.

– Уби…

Тень вдруг закружилась смерчем, вбирая в себя зеленый свет, стала выше и шире. Сквозь тьму я внезапно разобрал оскаленную пасть и мерцающие глаза-угольки: злые, отчаянные. Тень выпустила черную паутину, швырнула ее в меня, но наткнулась на стену зеленого пламени. Я усилил поток энергии, кинул защитный купол на Кирилла.

Концентрация злыдневской магии стала сильнее, я почувствовал, как в тело впиваются миллионы иголочек. Сосредоточился и зашептал заклинание. Но с губ слетел не человеческий голос – по Чумацкому Шляху разлетелся скорбный плач трембиты. Он становился громче, пробирал до костей, поднимался все выше и выше, словно к горной вершине. Пальцы окутало приятное тепло, зеленый огонь ворвался в бешено крутившийся смерч и испепелил его на месте.

Ноги подогнулись, и я рухнул на колени. Лоб взмок, пришлось его вытереть рукавом, попытался подавить мерзкую дрожь. Заклятье «Голос трембиты» – еще та зараза. Сил жрет неимоверно, но, конечно, и результат дает что надо.

Я подобрался к Кириллу. Грудь вздымается, дышит. Значит, порядок. Похлопал по щекам, он с трудом разлепил глаза.

– Просыпайся, спящий красавец.

Он поморщился и невольно потер щеку.

– Поосторожнее.

– Ну, звыняй, что не поцелуем, – хмыкнул я и помог приподняться. – Знаешь, пока ты тут в отключке валялся, мне пришлось вырубить и прыстрастника, и злыдня.

– Злыдня? – Кирилл недоуменно уставился на меня.

– Ага. – Я зажег маленького светляка и легонько подкинул его в воздух. – Смотри, что тут вокруг. Да и сам сейчас магию почуешь.

Однако Кирилл смотрел только на меня. И с каждой секундой становился все бледнее, в глазах отразился ужас.

– Андрей… – его голос дрогнул.

– М-м? Что?

Столь резкая перемена заставила насторожиться, однако я не мог взять в толк, что его так напугало.

– Что с тобой сделал прыстрастник?

– Э-э-э… Да ничего.

Громов стал еще бледнее и нервно махнул рукой в сторону озера:

– Ничего? Да ты только взгляни на себя!

* * *

Сплетенные из света звезд и луны длинные пальцы замерли на струнах. Ветер шаловливо коснулся цимбал, прозвенел что-то печальное и тут же исчез, испугавшись желтоватых глаз. Глаза были большими, чуть продолговатыми, без зрачков. Поминутно неодобрительно щурились и поглядывали на землю.

Раздался дикий вой, черной птицей пролетело над землей проклятие. Призрачный Цимбалист только вздохнул, сорвал с неба несколько мерцающих искорок, сжал в ладони, а потом сдул на землю.

– Глупый старый прыстрастник, – выдохнул он, и ветер рядом зашумел. Может, даже б и захихикал, только не положено ему, ветру-то.

Цимбалист задумчиво провел пальцами по струнам, те нежно отозвались.

– Говорил – не трогай закоханых. Так нет же… Кровь у них пьянит, душа у них слаще, на все готовы, лишь сказку свою продлить да из чаши вечной любви глоток сделать.

Ветер согласно прошелестел, снова тронул струну, но цимбалы обиженно молчали. Не любят, когда всякие их трогают. Вот и все.

– А этот дурень туда же. Хоть раз да испить, вот и испил… Теперь даже праха не найти, мольфар ведь свое дело знает. Хоть странный он, ох, стра-а-а-анный.

Цимбалист вздохнул, нарисовал в воздухе круг. Круг на миг замер, потом замерцал золотистой окантовкой. Через него, словно через маленькое окно, виднелся угол Гоголевской улицы. Прошла ворчащая бабуся в коричневом пальто и красной шапке, пробежал школьник, таща на поводке упиравшегося пса, темные стены ПНУМа угрюмо и молчаливо взирали на прохожих. Вдруг раздался задорный звон, заставивший Цимбалиста невольно выдохнуть.

– Клятый звонарь, ишь, как разошелся, – пробормотал он.

В поле зрения появился высокий седовласый мужчина в черной одежде, расшитой красным, желтым и зеленым. Медленно обернулся, словно почуял взгляд Цимбалиста. Светло-голубые глаза, что лед весенний – тонко, ненадежно, – посмотришь подольше и прямо в холодную горную речку свалишься.

– Чугайстр, – выдохнул Цимбалист, – то-то и оно. То-то я и вижу – неладное творится. Как же пустил свою кровиночку сюда, а не учел остального?

Ветер только вздохнул. Цимбалист ласково провел ладонью по инструменту, струны дрогнули, миг – исчезли цимбалы, растворились сияющей пылью среди созвездий. Встав в полный рост, он еще раз глянул на землю: там, где-то у черного озера, еще чуется след злыдня. Но это не его печаль, уж пусть мольфары с ним сами и разбираются. Тут уж игра будет куда интереснее. Он довольно потянулся и, заложив руки за спину, быстро зашагал по Чумацкому Шляху. Ох, что-то совсем засиделся-то в глухих краях. Надо бы выйти, посмотреть что да как, старых друзей потешить да и… самому потешиться.

Чем дальше шел Призрачный Цимбалист, тем быстрее таяла тьма вокруг. Проступали силуэты домов, расчерчивалась брусчатка дорог, вверх взлетали рвущиеся в небо крыши зданий. Истончался, уменьшался сам Цимбалист, мерк звездный свет. Вот уж и роста вполне человеческого стал и одежкой обзавелся: дорогие брюки, драповое полупальто, щегольские ботинки с бронзовыми бляшками по бокам. Протянул руку – вынул из воздуха шляпу, водрузил на голову. По плечам рассыпались темно-русые кудри, глаза закрыли стекла круглых очков. За ними-то почти и не разглядеть, что взгляд цепкий, страшный, нечеловеческий. Растянулись губы в приветливой улыбке; Цимбалист отряхнул с плеча снег, осмотрелся по сторонам. Щелкнул пальцами – из воздуха сама выпрыгнула трость: черная и лаковая, с набалдашником в виде черепа.

– Ну, здравствуй, матушка Полтава, – тихо поприветствовал он, едва склонившись. – И ты, синеглазая Ворскла. Давно не виделись. А теперь и времечко пришло.

Глаза черепа на набалдашнике трости засияли мертвенно-зеленым светом.