Текст книги "Игра в кубики"

Журналист

«Чертова баба! Ну, вот что мне теперь делать? Весь день псу под хвост!»

Борис шагал в сторону трамвайной остановки и еле сдерживал рвущееся изнутри раздражение. Он прекрасно знал, чем закончится сегодняшний вечер – жутким приступом мигрени, снять который уже не получится, потому что он прозевал ауру, предваряющую его.

Любая неудача, любое раздражение, волнение лет с семи сопровождалось у Нифонтова такими вот приступами, во время которых он вынужден был лежать в темной комнате и страдать от малейшего движения воздуха рядом с собой. Со временем он научился распознавать приближение приступа и блокировать его препаратами, но подобное удавалось далеко не всегда.

До гостиницы Борис добрался уже как в тумане, рухнул поперек кровати и успел только подумать, что совершенно зря не задвинул портьеры – утром, если оно, к его несчастью, не выдастся пасмурным, лучи солнца попадут прямо на изголовье и вызовут новую вспышку боли.

Хотелось уснуть, но в промежутках между приступами тошноты все-таки крутились мысли о пропавшем удостоверении и катастрофически тающем сроке для выполнения редакционного задания.

«Черт бы побрал эту следачку… – вяло думал Борис, чувствуя, как боль пульсирует в глазных яблоках. – Как мне уломать ее на интервью? И смогу ли я завтра вообще встать с кровати хотя бы к обеду?»

Однако через час ему стало лучше, и Нифонтов даже смог выйти из гостиницы и прогуляться.

Утром, к собственному удивлению, Борис проснулся с ощущением, что вчера перенес не приступ мигрени, а всего лишь легкую головную боль.

Ощупав виски, лоб и нижнюю челюсть, Борис убедился, что ничего не болит, как бывало обычно в подобных случаях, и пошел в душ. Почувствовав себя даже бодрым, он позвонил в ресторан и заказал завтрак в номер, удобно расположился на диване перед телевизором и включил его, поймав местный канал.

Шла какая-то утренняя программа, которую завершали новости. Молодая диктор взволнованным голосом читала последнюю полицейскую сводку, и Борис прислушался.

– …тело молодого человека было найдено в парке Свободы района Локтево около пяти часов утра. На месте работает полиция, подробности пока не разглашаются, но, как стало известно из надежных источников, в кармане убитого обнаружен деревянный кубик с буквой «Т», что позволяет сделать вывод о причастности к этому убийству так называемого «хмелевского маньяка».

– Как легко люди разбрасываются эпитетами, – пробормотал Борис, переключая канал. – Надо же – и имя уже дали. Похоже, придется снова наведаться в прокуратуру, но сперва… – он взял телефон и позвонил Ник Нику. – Слушайте, патрон, – сразу начал он после приветствия, – тут вот какая штука приключилась… я, кажется, удостоверение свое дома забыл, а следачка местная без него говорить со мной отказывается наотрез. Может, вы все-таки прокурору звякнете, а? Иначе я все задание завалю, а тут уже третий труп нарисовался.

– Борька, ты в своем уме вообще?! – возмутился главный редактор. – Как вообще можно ехать в командировку без удостоверения?

– Ну, так вышло, Николай Николаевич, не ехать же обратно теперь. Виноват, осознал, искуплю. Так позвоните?

– Веревки ты из меня вьешь, – вздохнул тот. – Позвоню, надо же выручать тебя теперь… только смотри – чтоб материал был!

– Обижаете.

Не особенно надеясь на всесильность главреда, Борис сделал еще один звонок в Москву, на этот раз – другу их семьи, у которого имелись связи покрепче и повыше, чем у Ник Ника.

Через полчаса позвонили из прокуратуры и казенным тоном сообщили, что пропуск к следователю Каргополовой выписан и ждет его в бюро пропусков.

– Не забудьте паспорт, – сказала звонившая сотрудница и положила трубку, даже не выслушав слов благодарности. Впрочем, Борис и не собирался особенно расшаркиваться.

Сегодня следователь была настроена менее воинственно, однако недовольство во взгляде Борис все-таки уловил, когда вошел в кабинет и положил на стол пропуск.

– Ну, присаживайтесь, раз уж пришли, настойчивый гражданин, – она сняла большие очки в темной оправе и закрыла лежавшую перед ней папку.

– Моя фамилия, если помните, Нифонтов, зовут меня Борис, – отодвигая стул, сказал Нифонтов. – У меня редакционное задание, я должен написать о вашем маньяке.

– О ком? – удивилась следователь.

– Полина Дмитриевна, давайте сэкономим друг другу время и не станем играть в кошки-мышки. Вы расследуете дело о трех убийствах, одно из которых совершено сегодня ночью, и вы наверняка выезжали на место преступления.

– С чего вы так решили?

– Ночью был дождь, ваши ботинки стоят под вешалкой – на них грязь, и она не слишком засохла.

– В районе, где я живу, не все хорошо с благоустройством, – прищурилась Каргополова.

– Полина Дмитриевна… – мягко произнес Борис, выуживая самую обаятельную улыбку, – ну, не стоит казаться той, кем вы не являетесь. Вам не идет эта маска.

– Знаете, Борис, у меня действительно крайне мало времени и крайне много работы. Никакого маньяка нет, подтверждать или опровергать слухи я не намерена, если хотите – обратитесь с этим к моему начальству. Аудиенция закончена, вот ваш пропуск, – она быстро черкнула что-то на листке и протянула его Борису.

Тот опешил – никогда еще его не выставляли из кабинета вот так, в две секунды, одним росчерком шариковой ручки.

– Вы, наверное, не поняли… я корреспондент крупного столичного издания…

– И даже это не обязывает меня давать вам какую-то информацию. Повторяю – можете спросить об этом у моего начальника, а мне нужно ехать в морг, извините.

– Но я попал сюда по личному распоряжению прокурора… – Борис чувствовал себя каким-то беспомощным младшеклассником, которого отчитал директор школы, и это чувство очень ему не нравилось.

– Ну, значит, у прокурора найдется время, чтобы ответить на ваши вопросы. А у меня его, простите, нет, – Каргополова встала из-за стола, давая понять, что аудиенция окончена, и этот факт ничто не сможет изменить. – Не вынуждайте меня, пожалуйста, вызывать дежурного полицейского.

Нифонтов окончательно понял, что проиграл, и нет смысла дальше упираться – этим он только сильнее настроит следователя против себя.

– Хорошо… я уйду. Но рано или поздно вам придется ответить на мои вопросы.

Она даже не удостоила его ответом – отошла к шкафу, вынула плащ, и Борису не осталось ничего, как забрать со стола пропуск и выйти из кабинета.

Неудача раздосадовала его, сердце забилось чаще, в висках запульсировало. После перенесенного приступа мигрени, конечно, не следовало ехать сюда, но Нифонтов надеялся на успех, а не на такое постыдное фиаско. Ему редко отказывали женщины – практически никогда, чего бы это ни касалось, работы ли, отношений ли или просто разовой ночи любви без всяких обязательств. Но на Каргополову он, судя по всему, не произвел совершенно никакого впечатления.

Пришлось искать кабинет прокурора. Тот не особенно обрадовался визиту столичного журналиста, пробурчал что-то насчет нежелательной огласки, но Борис не собирался выходить из здания без информации.

– Идемте, я сам поприсутствую при вашей беседе с Полиной Дмитриевной, – тяжело поднялся из кресла прокурор и взял стоявшую в углу трость. – Колено повредил еще зимой, до сих пор после операции никак в себя не придет, – объяснил он, заметив удивленный взгляд Бориса.

Но кабинет Каргополовой оказался заперт. На телефонный звонок она ответила, сказала, что едет в морг и возвращаться пока не собирается.

Прокурор развел руками:

– Она у нас с характером. Будете ждать?

– Она мне пропуск подписала уже.

– Ничего, идемте в наш буфет. Он не столь хорош, как кафе напротив, но чай заварят приличный.

Борис провел в буфете весь остаток дня, но Каргополова в прокуратуру так и не вернулась.

Такого неприятного ощущения у Нифонтова не было, пожалуй, никогда прежде. Он почти на вкус ощущал поражение – ему, именитому столичному журналисту, отказывалась давать интервью какая-то следователь из небольшого городка! Его игнорировали и как профессионала, и как мужчину. Но самое неприятное было даже не это. Ему придется вернуться домой ни с чем, впервые ни с чем, не то что без сенсации, а вообще с пустым блокнотом. Такого никогда не бывало, даже во времена студенческой практики, когда у Бориса вообще не было никакого имени.

Он бесцельно бродил по центру города, мучительно придумывая план по выходу из неприятной ситуации, когда вдруг увидел идущую ему навстречу Каргополову. У Бориса даже дыхание перехватило от неожиданности – теперь-то он не даст ей просто так уйти, пусть хоть полицию зовет.

Он решительно преградил ей дорогу:

– А теперь, уважаемая, вам придется меня выслушать и ответить на мои вопросы. Я не затем приехал сюда, чтобы вернуться с пустыми руками.

– Вы кто? – удивленно, но совершенно не испугавшись, спросила Каргополова.

– Ой, вот не надо только притворяться, а? Знаете, я устал быть любезным. Давайте посидим во-он на той лавке, – Борис бесцеремонно взял ее за локоть и потянул в сторону аллеи.

– Да отпустите же меня! – попыталась вырваться женщина, но Нифонтов усадил ее на скамью и сказал:

– Я вам не причиню вреда, я ведь даже посадил вас в людном месте. Давайте поговорим, пожалуйста. Войдите в мое положение. Ну, нельзя мне вернуться домой без материала – вот как вам нельзя не раскрыть дело, понимаете?

– Теперь понимаю, – вдруг расслабленно засмеялась она. – Вам, похоже, Полина нужна?

Нифонтов опешил. Она что – решила притвориться идиоткой? Разыгрывает сумасшествие? Раздвоение личности? Она психопатка?

– Да не смотрите вы на меня так, я нормальная, – словно прочитав его мысли, снова засмеялась женщина. – Нас часто путают, мы – двойняшки. Меня зовут Виталина, а вас?

– Борис, – машинально выдавил Нифонтов. – Извините меня… мне действительно нужна ваша сестра… неловко получилось…

– Ничего, с нами такое часто бывает. То меня атакуют родственники подозреваемых и потерпевших, то ее – желающие срочно сшить платье к сегодняшнему банкету. Я портниха, – объяснила Виталина, убирая за ухо прядь длинных волос.

– Ничего удивительного… вы настолько похожи…

Повисла неловкая пауза. Борис мучительно придумывал повод, чтобы попрощаться и как можно скорее уйти и забыть очередное фиаско.

– Вы меня извините, Борис, – поднялась со скамьи Виталина, – я вам ничем не смогу помочь. Даже номер телефона Полины не дам, потому что это запрещено.

– Я понимаю. И это вы меня извините, я обычно женщин силой в кусты не волоку.

– Всего доброго, Борис. Я уверена, что Полина на ваши вопросы ответит, как только у нее время свободное появится.

Она удалялась по освещенной аллее, а Нифонтов смотрел ей вслед и испытывал разочарование. Определенно эта поездка складывалась крайне неудачно во всех смыслах. Больше всего на свете ему сейчас хотелось оказаться дома, в идеально убранной квартире, где вкусно пахнет ужином, который приготовила домработница, лечь в собственную кровать, приглушить свет, закрыть глаза и окунуться в тишину, как в море… Но реальность диктовала совершенно другие вещи – гостиничный номер, ресторанная еда, посторонние звуки за тонкими стенами.

Фельдшер

Вызовов не было. Иногда случается чудо, и телефон на подстанции молчит, никому не требуется помощь, и бригады имеют возможность отдохнуть, поговорить между собой о чем-то, что-то обсудить. Сегодняшней темой оказался очередной труп, найденный в парке.

Вика практически не прислушивалась к разговорам, старалась отрешиться от всего и не думать ни о чем, хотя последнее не удавалось. Митин ее подчеркнуто игнорировал, словно считал виноватой в том, что не вышло провести выходной так, как он планировал.

«Почему? Разве он не видит, что даже обстоятельства сложились так, что нам не суждено было поехать в этот профилакторий? Эта авария на дороге – ну, разве же это не знак?» – думала Вика, устроившись в самом уголке дивана и закрыв глаза.

Смех Максима, раздавшийся откуда-то из небольшой кухни, заставил ее встрепенуться – звук его голоса всегда затрагивал в Викиной душе какую-то тонкую струну, которая немедленно начинала вибрировать и цеплять за сердце маленькими, но острыми крючочками, причинявшими невыразимо сладкую боль.

В последнее время Вика и сама отчетливо начала понимать, что все в их отношениях – сплошная боль, если вдуматься. То, что она ошибочно принимает за любовь, всего лишь мимолетное увлечение, страсть, возможность убежать хоть на время из жизни, полной тяжелой работы и неустроенности – что у нее, что у него. Им было хорошо вместе – но и врозь тоже неплохо, и именно это огорчало Вику. Максим же, похоже, не придавал этому особенного значения.

Порой Вике казалось, что он сможет легко заменить ее – не будет Вики, сгодится Лена, Ира, Олеся – кто угодно.

«Почему я так плохо о нем думаю? – снова начиная дремать, подумала она. – Ведь он совсем не такой, я просто обиделась, вот и лезет в голову всякая чушь. Нет, ему совершенно не все равно, кто с ним – ведь он же меня выбрал, он же со мной».

Когда Вика вновь открыла глаза, Митин сидел на подоконнике, а рядом с ним стояла Олеся, молодая врач, работавшая на подстанции всего около двух месяцев.

Максим что-то рассказывал, то и дело посмеиваясь, а Олеся преувеличенно хохотала, откидывая назад голову так, что становилась видна вся ее тонкая шейка до самого выреза надетой на футболку форменной рубахи.

Вика испытала укол ревности – стоило только слегка поссориться, как он уже в открытую флиртует с другой, и даже не пытается скрыть это от нее, Вики. А главное, что все вокруг тоже это видят – или это ей просто так показалось от обиды.

От дальнейшего унижения спас поступивший вызов, и Вика, подхватив куртку, которой укрывалась, поспешила к выходу. Практиканта с ней сегодня не было, и Вика почувствовала облегчение – Сергей ей не нравился, не очень грамотный, ничего почти не умеющий и мало знающий, он больше мешал, чем старался чему-то научиться, и Вике с ним было тяжело.

– Поехали, – сказала она водителю, устраивая в машине чемодан и забираясь сама.

– Тут недалеко, быстро доберемся. На что вызвали? – Семен Богданович всегда интересовался причиной вызова, и Вика, пока ехали, успевала рассказать ему даже примерный план своих действий. Это помогало настроиться на вызов и скоротать время в дороге – ездить молча ей, как и Богданычу, не очень нравилось.

На подстанцию они вернулись скоро – ничего сложного на вызове не оказалось, а больше диспетчер ничего не дал. Водитель припарковал машину, вынул сигареты, закурил, Вика потянулась всем телом, подхватила чемодан и пошла в здание. Навстречу ей попалась Олеся в накинутой на плечи куртке и с чемоданом – спешила на вызов.

Вике показалось, что молодая докторша посмотрела на нее оценивающе и вроде бы даже решила, что фельдшер не стоит ее внимания, потому что остренький подбородок Олеси вздернулся еще выше, а на губах заиграла снисходительная улыбка.

Вика прошла мимо, но неприятное чувство засело где-то внутри.

«Ревную я, что ли? К кому – к Олесе? Вот еще… мы давно с Максимом вместе. Вот именно – мы давно вместе. Может, я ему просто надоела, а сорвавшаяся поездка – просто предлог, чтобы расстаться?»

– Негрич, зайди в диспетчерскую! – крикнул из комнаты отдыха фельдшер кардиобригады Слава, и Вика свернула в коридор.

– Тебе тут записку оставили, – понизив голос, проговорила сидящая за пультом Роза и протянула сложенный вчетверо листок из блокнота.

– Кто? – удивилась Вика.

– Кто-кто… читай – узнаешь, – и Роза сделала жест рукой, веля Вике выйти из диспетчерской.

Записка оказалась от Максима. Он сообщал, что вынужден срочно уехать – у тестя что-то случилось на работе, требуется врачебная помощь.

«Увидимся завтра», – было написано в последней строке, и Вика сразу испытала облегчение – нет, ничего не произошло, все в порядке, завтра они увидятся. И Максим по-прежнему ее любит, а Олеся совсем ни при чем.

Следователь

Разговор с нахальным журналистом слегка выбил Полину из рабочей колеи. Она не любила давать интервью, как некоторые коллеги, терпеть не могла тратить время на разговоры с людьми, которых интересовали только «жареные» истории, а не то, каким образом правоохранительные органы стараются раскрыть или предотвратить преступления.

Сегодня ночью она вынуждена была выехать на труп молодого мужчины, оказавшегося к тому же сотрудником мэрии города, возглавлявшим отдел по работе с молодежью, основательно промокла.

По дороге в морг Полина читала записи в своем блокноте и вдруг с удивлением поняла, что фамилия убитого совпадает с фамилиями двух других жертв – Пострельцев.

Валентин Иванович Пострельцев, погиб сегодня, а ранее – Дарья Ивановна и Антон Михайлович. Выходило, что Дарья и Валентин – брат и сестра, а Антон – их дядя.

– Игорь, разворачиваемся, – сказала Полина водителю. – Поедем в адрес к семье убитого.

Клубный дом, в котором жила семья Пострельцевых, произвел на Полину впечатление. Даже в их относительно небольшом городе люди с деньгами сумели устроиться так, чтобы иметь все блага и комфорт на одной территории.

На открывшем дверь хозяине квартиры в буквальном смысле не было лица – серая кожа, темные круги вокруг запавших, покрасневших глаз, опущенные уголки рта, сгорбленная фигура.

– Примите мои соболезнования, Иван Михайлович, – сказала Полина, показывая удостоверение, – но мне необходимо задать вам несколько вопросов.

На лице мужчины выразилось страдание, он вздохнул, глубоко засунул руки в карманы домашней кофты:

– Ну, что ж… проходите.

Они оказались в просторной светлой гостиной, в центре которой располагался большой круглый стол.

Полина отметила, что он покрыт крахмальной скатертью – почти такой, какие всегда лежали у ее сестры.

– Присаживайтесь, – хозяин квартиры отодвинул массивный стул, и Полина села. – О чем вы хотите спросить?

– Иван Михайлович, вы наверняка слышали, что убийства приписывают какому-то мифическому маньяку. Но теперь, когда… простите, я не могу этого не говорить, но теперь, когда погиб ваш сын, становится совершенно ясно, что дело в другом. У вас есть какой-то недоброжелатель, способный мстить вам за что-то?

– Мстить? – словно пробуя слово на вкус, повторил за ней Пострельцев. – Вы думаете, что таким диким способом кто-то сводит счеты со мной?

– Ослепленный местью человек не выбирает способов.

– Но ведь это дикость… они все убиты совершенно одинаково…

– Да, в этом есть странность, – признала Полина. – Но все же… подумайте, пожалуйста, над моим вопросом.

Пострельцев опустил голову и долго смотрел на скатерть, словно считал количество вышитых явно вручную цветов на ней.

Полина давно привыкла к тому, что у людей, имеющих деньги, недоброжелателей всегда больше, чем у остальных, и причин для этого – тоже. Состояния, нажитые в девяностых, не всегда ковались честным путем, скорее – нет, потому врагов у человека, ухитрившегося выжить тогда, и в настоящее время бывало больше, чем достаточно.

– Кем вы работаете, Иван Михайлович? – спросила она скорее просто из интереса, чем для того, чтобы подтвердить свою догадку.

– Я владею сетью алкомаркетов, – вздохнул он. – Ну, и являюсь акционером нашего водочного завода.

«Бинго, – подумала Полина, делая пометки в блокноте. – Водка всегда притягивала криминал, в любые годы. Надо проверить».

– И дела идут неплохо?

– Вы ведь понимаете… пить люди не перестанут никогда, так уж мы устроены. Хотя это заблуждение, что именно русские являются лидерами по потреблению. Англичан, например, нам никогда не переплюнуть, но кто об этом говорит? Привыкли – русский, значит, водка, ушанка, балалайка.

– Мне придется опросить сотрудников вашей фирмы.

– Пожалуйста, – равнодушно пожал плечами Пострельцев, – не думаю, что это вам как-то поможет. Ни мои дети, ни тем более мой брат не имели никакого отношения ни к магазинам, ни к заводу.

– Как знать… ваша дочь училась в университете?

– Да, в педагогическом. Я советовал ехать в Москву или хотя бы в Екатеринбург, но она категорически отказалась, считала, что учиться можно и тут, было бы желание.

– Надо же… вы ее не избаловали.

– Вы имеете в виду деньги? – криво усмехнулся Пострельцев и вынул из кармана детскую головоломку в виде двух согнутых гвоздей, продетых один в другой. – Не обращайте внимания, – поймав удивленный взгляд Полины, попросил он, – это помогает мне сконцентрироваться. А если не помогает, я делаю вот так, – он вдруг неуловимым движением разогнул один из гвоздей, а затем разогнул и второй, бросил испорченную игрушку на стол. – Не удивляйтесь, я с детства боксом занимался, силенка осталась немного. Когда нервы сдают, могу вот… – он кивнул на гвозди. – Потом снова согну, как было, и буду стараться разъединить по правилам.

– И разряд у вас есть?

– А как же! Первый взрослый. Мог бы и дальше, но… не сложилось.

– Почему же не сложилось?

– Девяностые, – коротко ответил Пострельцев, и Полина подумала, что ее мысли оказались верными – он действительно мог в девяностых быть связан с криминалом, имея спортивное прошлое, да еще в таком виде спорта, как бокс.

«Надо будет его проверить по старым базам, вдруг найду что-то».

– Мы отошли от вашего вопроса, – Пострельцев посмотрел Полине в лицо, и та немного смутилась под тяжелым, словно придавившим ее взглядом. – Так вот. Детей своих я не баловал, это вам кто угодно подтвердит. Валёк с четырнадцати лет работает… работал, – поправился он, – то машины мыл, то рекламные проспекты раздавал, потом в автосервис устроился – не ко мне в магазин, например, а в совершенно постороннее место. Поступил на юридический и параллельно – на экономический, оба факультета закончил, два диплома получил. Пригласили в мэрию, там и работал. И все это – без моей протекции, уж можете поверить. А Дарья… она чуть позже работать начала, все-таки девчонка. Официанткой бегала, пока учиться не поступила. Я-то думал, что в торговый пойдет, а она – в педагогический. Детей любила… И вот остались мы теперь с Диной… это супруга моя, – объяснил он вскинувшей голову от блокнота Полине. – Она в больнице сейчас, я ей даже не сказал еще про Валька… и врачам запретил, она в очень тяжелом состоянии после Дашиной гибели… сердце, понимаете? Не знаю, как теперь сказать…

Пострельцев обхватил руками голову и умолк.

– Иван Михайлович, я понимаю ваши чувства. И постараюсь сделать все, чтобы найти того, кто это сделал. Вы мне только немного помогите, – попросила Полина, решившая не ждать результатов поисков в архивах. – Давайте заглянем в ваше прошлое, согласны? Мне кажется, что…

– Вам кажется, что если меня не шлепнули тогда, то непременно постараются сейчас? – криво усмехнулся Пострельцев. – Поверьте – все, кто этого хотел, давно мертвы. И уж они точно не стали бы связываться с детьми и братом-алкоголиком. Я бы не сидел тут сейчас, это я вам точно говорю, со всей ответственностью.

– А завод… какое отношение имеет бокс к акциям?

Пострельцев странно посмотрел на нее:

– А не догадываетесь?

– Приблизительно. Но хотелось бы наверняка.

И тут Пострельцев вскипел, чего Полина никак от него не ожидала:

– Наверняка?! Что – наверняка?! За что мои дети погибли, а?! За что?! Их тогда и в помине не было! Прошлое мое ни при чем здесь, ясно?! Ищите маньяка, или я сам найду этого ублюдка и кишки его у вашей прокуратуры на деревьях развешу вместо иллюминации к Первому мая, ясно?! Убирайтесь!

Спорить Полина не стала:

– Дорогу я найду сама. В следующий раз вызову повесткой.

Вслед ей понеслась отборная брань.

«Хорошо еще, что ничем тяжелым не швырнул, – механически подумала Полина, выйдя из квартиры и нажав кнопку вызова лифта. – Но вообще занятный тип. Явно есть что скрывать, вот он и бесится. Придется в архив ехать после морга. Опять домой только к ночи попаду, Лёва злиться будет».