Текст книги "Детский мир"

Я выглянула в коридор и проворчала прежде, чем закрыть дверь:

– Надеюсь, ты своими воплями не разбудила всю общагу…

– Лёка, ты меня так напугала…

– А уж ты меня как… Ты где была?

Большие глаза в момент наполнились слезами, а уголки губ медленно поползли вниз.

– Не смей давить на жалость! – я не на шутку разозлилась. – Ты представляешь, что я подумала, когда поняла, что тебя нет?

– Прости, пожалуйста!

– Где ты была?

Лёшка кулаком вытерла слёзы и всхлипнула, наблюдая, как я выбрасываю в урну невинно убиенную майку.

– Мне надо было…

– Понимаю, что надо… Но я спросила у тебя, куда ты ходила, а не зачем. Зачем – это мой второй вопрос.

– Лё-о-о-ока… – нарушительница моего спокойствия прижала к своему лицу ладони с растопыренными пальцами и смотрела на меня несчастными, виноватыми глазами: – Я не могу сказать… Прости! Прости, пожалуйста.

– Почему не можешь? – растерялась я.

Серия всхлипов, а затем обескураживающее:

– Я слово дала.

– Кому?

Лёшка упала на кровать и разрыдалась, накрыв голову подушкой.

– Ладно, – я легла рядом с ней и обняла её за дрожащие плечи. – Не хочешь говорить, не говори. Я просто боюсь за тебя. Мы вроде как семья теперь… И я, как старшая, должна за тобой присматривать.

Лёшка развернулась ко мне лицом.

– Я плохая, – всхлипывала она, заливая горючими слезами мою шею. – Я думала, что так лучше будет…

Ни уговоры, ни утешающие слова, ни лёгкие поглаживания – ничего не помогало. Заснула Алевтина в слезах, не разжимая рук, намертво вцепившихся в мои плечи. Мне было холодно, так как лежали мы поверх одеяла, а трусики и эластичный топ, заменяющий мне лифчик – не лучшая пижама для второй половины сентября в ещё не отапливаемом общежитии. Мне было неудобно. Но, по крайней мере, не было страшно. Я точно знала, что Лёшка рядом со мной, и что она никуда не денется, если я буду крепко держать её в своих объятиях.

Сейчас, когда её дыхание горячим ветерком обдувало мою мокрую от её слез шею, недавний сон воспринимался так, как и должен был восприниматься: просто кошмаром, который не имеет ничего общего с реальностью.

Глупышка, не хочет рассказывать, что случилось. Что ж, пусть не рассказывает. Если верить литературе и кинематографу, дети не умеют долго хранить секреты. Не сегодня – завтра Лёшка раскроет мне свою страшную тайну, а до того я с неё больше глаз не спущу.

Я расслабленно улыбнулась, радуясь принятому решению. Но прежде чем окончательно провалиться в царство сна, решила что прямо с утра проведу ревизию в Лёшкином шкафу. Не нужны нам в гардеробе рваные джинсы, а зелёный свитер моей сестрёнке вообще не к лицу.

Проснулась я, как ни странно, от того что мне вдруг стало тепло. Блаженство сладко разлилось по закоченевшим мышцам. Я распахнула глаза, не понимая, где и как я здесь оказалась.

Лёшка всё так же прижималась ко мне, хотя теперь мы были укрыты одеялом, стянутым с моей кровати. Я повернула голову и наткнулась на задумчивый фиалковый взгляд.

– Ты что здесь делаешь?

– Мимо проходил, – шёпотом ответил Котик.

– М-м-м… – я закрыла глаза и устроила голову на подушке.

Плевать, что Котик живет в другом общежитии. Плевать, что он вошёл в комнату без разрешения. На всё на свете плевать, кроме того, что до зубной боли хочется спать. Завтра. Я обо всем расспрошу его завтра.

Но назавтра снова была работа в Доме. И организованный Северовым внезапный переезд, который выбил почву из-под моих ног уже тем, что нашим соседом теперь стал глава нашей Фамилии.

– Зачем? – хмуро спросила я.

– Исключительно ради моего спокойствия, – подмигнул мне парень. – Ну, и чтобы в случае чего не приходилось бегать через пять этажей. Ничего не хочешь мне рассказать?

Его слова заставили Лёшку посмотреть на меня молящими глазами. Весь её вид кричал об одном: «Нет! Нет! Нет! Не рассказывай ему ничего!!»

И я не рассказала. Я окунулась в заброшенную мною учёбу, к которой прибавились тренировки на полигоне, изнуряющие и бесконечные.

– Это для твоей же пользы, – уверял меня садист Северов, когда я трупом падала на финише его чёртовой полосы препятствий. – У тебя неплохая физуха, но до основной команды ты пока немного не дотягиваешь.

А потом наступила суббота, и Колесо отправило нашу Фамилию работать на благо Института. Тем утром я, наблюдая, как Котик встаёт на красную платформу, чтобы отправиться в южном направлении, подумала, что так и не расспросила его о том, зачем он той ночью приходил в нашу комнату. Прислушалась к себе и осознала, что это в принципе неважно.

Лёшка больше не пропадала по ночам. Стала более спокойной, почти без следа исчезли вспышки направленной в адрес Севера ярости. И я немного расслабилась, хоть и не оставила своих попыток разобраться в том, что случилось с моей маленькой сестричкой за те десять дней, что меня не было в Корпусе.

Дни утекали, как вода между пальцев. Я давно заметила, что чем лучше день, тем быстрее он заканчивается. Что и говорить, а время проведённое за работой в Институтской библиотеке, вселило в меня обманчивое чувство покоя и счастья. Я даже едва не поверила в то, что могу жить спокойной жизнью нормального человека.

Глава 7
Арам-шум-шум

Перед началом игры один из участников по жребию становится водящим, и ему завязывают глаза. Остальные участники встают в круг, взявшись за руки. Водящего ставят в центр круга, он должен вытянуть вперёд руку и крутиться на месте. Остальные должны ходить по кругу со словами: «Арам-шум-шум, арам-шум-шум, арамия гусия, покажи-ка на меня». Проговорив эти слова три раза, они останавливаются. Тот участник, на которого показывает водящий, выходит и встаёт спиной к водящему. Круг должен считать: «И раз, и два, и три». После счета «три» стоящие в центре круга должны повернуть головы в сторону. Если оба повернулись в одну сторону, то, согласно правилам этой игры, они должны поцеловаться; а если в разные – то пожать друг другу руки.

«…И было их одиннадцать и один. И один был главным. И слово одного звучало как закон. И имя закону было Ру», – прочитала Лёшка и проворчала, перелистывая страницу:

– А завтра Колесо Фортуны, между прочим…

Очередной взрыв фейерверка зажёг причудливые фонари в небе над зданием Института и не позволил нам услышать, как это замечание прокомментировала наша гостеприимная хозяйка. Не думаю, что мы что-то потеряли. Лёшка – точно нет. Потому что пятничные вечеринки Просто Полина Ивановна не жаловала, называя их рассадником зла. Ещё в ту, самую первую пятницу, которую я провела на её маленьком диване, она предупредила:

– Ты уж сразу определись: либо по шабашам ходи, либо ко мне в гости. У меня с вертихвостками, знаешь ли, отношения не складываются.

Знать бы с кем они у неё складываются…

Я вздохнула. Вторую пятницу подряд мы с Алевтиной проводили в гостях у тёти Поли. Я вязала, а женщина занималась, как она это называла, «приобщением неучей к прекрасному». А точнее, заставляла Лёшку читать вслух то, что я и сама бы внесла в список необходимой к изучению литературы, если бы девчонка позволила мне это сделать. От учёбы она отлынивала всеми известными и неизвестными мне способами, готовая на всё что угодно, лишь бы не корпеть над учебниками.

Сегодня мы читали запрещённую во всем Яхоне книгу «Бесстрашный волк и Одиннадцать смелых», а по-простому, «Сказки о запретных богах».

– Не отвлекайся, читай-читай … – окликнула тётя Поля, и Лёшка послушно опустила глаза. – А ты не вздыхай там в углу. Лучше свитер вяжи, вторую неделю мучаешь…

Я снова непроизвольно вздохнула. Если бы у меня было время на вязание… Откуда? Да и сложно вязать, когда все мысли заняты не петлями и узором, а тем, что Север элегантно обозвал «аккуратным давлением».

– Что вздыхаешь? Жалеешь, что я нагляка твоего про гнала?

Нет, прогнала Полина Ивановна не главу моей Фамилии. С Арсением Северовым у них был нейтралитет. Женщина не угрожала парню ружьём, а он взамен не сильно мозолил ей глаза и, по слухам, исправно снабжал коньяком и патронами.

Нет, орден почетного нагляка сегодня был торжественно и абсолютно незаслуженно вручён Котику, который часа три назад вернулся с задания. Не знаю, кто уж ему рассказал, где мы с Лёшкой обитаем, но парень не постеснялся явиться к зелёному вагончику с пьяноватой улыбкой на губах и слегка помятым букетом ромашек.

– Олька, выходи! – проорал он, предусмотрительно остановившись на некотором расстоянии от крыльца. А когда я показалась из тени, встав за креслом Полины Ивановны, радостно махнул мне рукой:

– Я соскучился. Пошли со мной на вечеринку!

Попытка номер три. Сколько раз мне ещё надо отказать, чтобы он перестал меня приглашать?

Чёрная как смоль бровь тёти Поли изогнулась над правым глазом, а алые губы искривила неприятная улыбка.

– Ступай, откуда пришёл, мальчишка, – предупредила хозяйка зелёного вагона и качнула лежащим на коленях ружьём.

– Можно подумать, ты станешь стрелять! – Данила криво ухмыльнулся и свободной рукой отбросил с глаз чёлку.

Красивый. Наглый. Глупый.

– Можешь не думать, – милостиво позволила Полина Ивановна. – Мыслительный процесс никогда не был твоей сильной стороной. Ступай прочь, ты меня знаешь.

– Оля! – снова позвал Котик. В его голосе были отчетливо слышны жалобные нотки, но я решила не рисковать дружбой с тётей Полей и прокричала с крыльца:

– Иди к себе, Дань… Завтра поговорим. Тем более, сегодня ты пьян, кажется.

Я покраснела от собственного двуличия, вспомнив о том, что не так давно мне ничто не мешало общаться с не вполне трезвым Северовым.

– Я хочу сейчас! – Котик насупился и наклонил голову вперёд. – Не так много я и выпил. Подумаешь… Ёлка, ну пожалуйста! Я что многого прошу? Я же даже цветы принёс! Вот.

Он потряс перед собою зажатыми в кулаке ромашками. По-прежнему не рискуя приближаться к крыльцу, и я непроизвольно качнулась ему навстречу. Не потому что во мне вдруг заговорила совесть. Просто мне стало жалко парня.

– Стоять, не дёргаться, – негромко велела мне Полина Ивановна и, переложив ружьё с колена на локоть, обратилась уже к Котику: – Послушай девочку, нагляк. Иди домой, а то всё закончится как в прошлый раз.

– А как в прошлый раз закончилось? – поинтересовалась спустя минуту Лёшка, несчастным взглядом следя за тем, как Котик покидает поле боя. Меня больше волновало, что означает слово «нагляк», волшебным образом соединившее в себе «сопляка» и «наглеца», но я решила благоразумно промолчать.

– Характерами не сошлись… – тётя Поля опустила ружьё и погрозила Лёшке пальцем. – Так, я не поняла? Чего сидим, кого ждем? Читай, не отвлекайся, пока бабушка не разозлилась… На мальчишек будешь потом засматриваться.

Женщина отпила янтарной жидкости из широкого бокала, щёлкнула зажигалкой, прикуривая очередную сигарету, а Лёшка вздохнула горько-горько и продолжила чтение.

– «Сказ о том, как грозный Ру покорял сердце чернобровой Ади»…

– Нет, эту давай в следующий раз, – перебила тётя Поля. – Я недостаточно пьяна для того, чтобы слушать о чернобровой Ади… Что там дальше по содержанию? А что так тихо-то стало?..

Действительно, в какой-то миг над Корпусом повисла несвойственная пятничному вечеру тишина, а затем воздух рассёк звук сирены, созывающей всех на Облезлую площадь.

– Не к добру это, – Полина Ивановна серией колец выпустила сигаретный дым, полюбовалась им, наклонив голову к левому плечу, и затянулась снова. – В последний раз такое было лет семь назад, когда…

Она вдруг замолчала, задумчиво сверкнув в мою сторону любопытным глазом из-за толстых линз, проворчала что-то не вполне цензурное и, кряхтя, поднялась из кресла.

– А что, мои красавицы, не прогуляться ли нам до Облезлой площади?

– Мамочки… – выдохнула Лёшка, а я прижала к груди вязание и едва не уронила челюсть.

Воистину, должно быть, случилось нечто действительно экстраординарное, раз Просто Полина Ивановна решила прогуляться по территории Корпуса.

– Чего ждём? – женщина недовольно покачала головой, глядя на меня, и нетерпеливо подсказала: – Наладонник достала – и быстро сделала запись о том, что Старая падла выходит в люди! Боюсь представить, сколько мы на этом заработаем…

– Я с собой не ношу, – испуганно пролепетала я и зачем-то добавила: – Наладонник.

– Мозги ты с собой похоже тоже не всегда носишь…

– Я! Можно я сделаю? – защебетала Лешка, включая панель с клавиатурой. – Тёть Поль, только можно я не стану вас Старой…

– Не льсти мне, малявка. И потом, Молодая падла звучит гораздо хуже, – Полина Ивановна достала из кармана зеркальце, подмигнула своему отражению и с довольным видом заключила: – Хороша, чертовка…

Грудь, обтянутая френчем военного образца, по-молодому заколыхалась, а я все-таки выпустила вязание из рук.

– Тётя Поля, Лёка, – Алевтина растерянно на нас по смотрела. – Сигнала нет.

– В смысле? – не поняла я.

– В смысле, нет доступа к Книге. Вообще…

Я растерялась. Не знаю, случались ли подобные сбои ранее, но если бы случались, думаю, мне бы пришлось об этом услышать. Вряд ли столь вопиющее нарушение смогло пройти мимо Цезаря. О, нет! Думаю, отголоски его гнева долетели бы даже до Башни Одиночества.

– Что, прямо ко всей Книге? – развеселилась Полина Ивановна. – Однако… Красавицы, рысью, рысью. Лёшка, закладку сделай, дочитаем в следующий раз. Ольга, свисток подкрась… А впрочем, не стоит напрасно переводить добро. Погнали, девоньки.

И мы погнали, весьма резво для почтенного возраста тёти Поли. Но на Облезлую площадь всё-таки пришли одними из последних.

Небольшая толпа в серых традиционных одеждах Мастеров Ти суетливо паниковала под дремлющим в связи с безветрием стягом и пыталась призвать к тишине и порядку изрядно тёплую по случаю пятничной вечеринки толпу. Самоубийцы ржали и призываться к порядку отказывались, буйствовали, пели, негромко перешёптывались между собой и даже стреляли шариками из плевательной трубочки в круглую лысую голову главного Мастера.

Пока не увидели Полину Ивановну. В полной красе и с любимой двустволкой на плече.

– Ну, наконец-то! – выдохнул Мастер Ти, наивно предполагая, что тишина, повисшая над площадью, возникла вследствие его небывалого авторитета. – Думаю, все уже знают, почему мы здесь собрались.

– Мастер, закругляйтесь, а? – послышалось из толпы. – А то у меня разрешение только до полуночи… Потом же сами штраф вкатите за несанкционированный трах…

Лицо, шея, уши и голова главы налились краской. Тем прекрасным насыщенным алым цветом, который так любила Просто Полина Ивановна.

– Молча-а-ать! – взревел разгневанный Мастер. Я вздрогнула, потому что по моей спине снизу вверх скользнула чья-то рука и, остановившись над последним позвонком, на давила, заставила выгнуться от удовольствия и легонько погладила.

– Привет, – к первой руке присоединилась вторая, и на пару они принялись разминать затекшие за вязальный вечер плечи. – Уже знаешь?

Я откинула голову, заглядывая в искрящиеся весельем чёрные глаза. Северов выглядел счастливым, довольным и… и красивым ещё. Очень.

– О чём? – я с трудом заставила себя прекратить разглядывать гладко выбритый подбородок и перевела взгляд на хмурую Лёшку. Подумала что, кажется, её неприязнь к главе нашей Фамилии снова обострилась. – О том, что у Корпуса нет доступа к Книге?

– Правда? – парень в деланном изумлении приподнял брови. – Ко всей Книге?

Склонился к моему уху и проговорил заговорщицким шёпотом:

– А до меня дошли слухи, что кто-то снёс Доску Почёта. Без возможности восстановить информацию…

– Ты серьёзно?

– Ага, – он едва не лопался от самодовольства. – И кое-кто мне кое-что теперь должен. В тройном размере.

– Я тебе ничего не…

– Т-с-с-с…

Северов подмигнул мне и повел бровью в сторону бушующего в центре площади Мастера Ти.

– …столь вопиющего и беспардонного случая. Попрать святая святых! Замахнуться на устои общества…

Чем дольше он говорил, тем больше я напрягалась, думая о том, чем мне грозит проделка Севера. Я не знала, как он смог провернуть такую авантюру и, откровенно говоря, знать не хотела. Прямо тогда я была очень зла. Чем он думал? Неужели он не понимает, во что обернётся его выходка не только для меня, но и для всех обитателей Детского корпуса? Сашка никогда в жизни не простит такой оплеухи своему любимому детищу. Покуситься на Книгу лиц! Да уже завтра утром здесь будет вся Служба безопасности с Палачом во главе!

Конец мне.

Я всё больше и больше хмурилась, а движение рук на моих плечах всё замедлялось и замедлялось, пока не прекратилось вовсе. Северов в последний раз приласкал ямочку на моей шее, а затем тихонько позвал:

– Оля?

Я дёрнула плечом в попытке сбросить с себя его руки, но сделать это мне не позволили. Меня развернули на сто восемьдесят градусов и заглянули мне в лицо.

– Что происходит?

От необходимости отвечать меня избавила Полина Ивановна.

– Тихо вы там! – она шлёпнула Северова по пятой точке, от чего у парня изумлённо вытянулось лицо. – Дайте насладиться моментом. Когда ещё увидишь лысого в таком состоянии…

– Ладно, – Север скрипнул зубами и даже не сопротивлялся, когда я от него отвернулась. Но отодвинуться не позволил, а положил свою правую руку мне на талию, левой поймал мою ладонь и сжал пальцы, не больно, но достаточно крепко, чтобы я не могла вырваться.

– Книга лиц – это не помойка, в которую вы сбрасываете ненужные мысли. Это сокровищница идей… – ворвалось в мой кипящий возмущением мозг.

Со стороны мы были, наверное, похожи на парочку поссорившихся влюблённых: друг на друга не смотрим, злимся, но при этом трепетно держимся за ручки. Я терпела молча понимая, что попытки вырваться только привлекут ко мне лишнее внимание, и только накручивала себя всё больше и больше.

Вот какое оно Северовское аккуратное давление. Он что, серьёзно думает, что после такого я стану его целовать? Я ничего не обещала, ни о чём не просила…

Мой блуждающий взгляд выхватил из толпы лицо Котика, и сердце в моей груди болезненно заныло, пропустив удар. Данила не отрывал от меня глаз. Ромашек при нём уже не было, и трезвее за истекшие полчаса он не стал. Но во взгляде уже не искрилось веселье, а брови не складывались в умоляющий домик. Парень был в бешенстве.

Я трусовато посмотрела в сторону, но так или иначе всё равно возвращалась взглядом к хмурому лицу. Северов, словно почуяв что-то, решил только усугубить ситуацию. Когда Мастер Ти пошёл на третий круг нотаций, требуя, чтобы провинившийся немедленно сдался, рука с моей талии скользнула вперёд и удобно устроилась на животе, ещё теснее прижимая меня к парню.

– И я уже не говорю о том, что полетит моя голова. Моя и всех моих подчиненных. На этот раз своё получите и вы. Вы совершенно отбились от рук. Вы забыли, что такое страх…

Я заметила, что Лёшка хмурится, а Полина Ивановна едва сдерживает улыбку. Заметила, что Котик развернулся, наплевав на общее собрание, и стремительно ушёл в темноту. Показалось что все, абсолютно все на Облезлой площади уже давно не слушают Мастера, а потихоньку перешёптываются, обсуждая нас с Севером. Ведь я же просила, просила его! Не надо привлекать ко мне внимания!

– Значит, признаваться никто не хочет, – сделал заключение Мастер Ти и протёр свою лысину белым платочком. – Что ж, вы сами напросились…

Вот! Вот то, о чём я думала. Сейчас он скажет, что завтра в Корпус явятся представители Службы безопасности…

– Радость моя, – ласково перебила Мастера Полина Ивановна, и все «самоубийцы» дружно посмотрели в нашу сторону. – А с чего ты вообще взял, что это работа наших недоучек?

– Вольнопоселённая, – у «радости» порозовели уши. – Попрошу без панибратства.

– Ты ж моя прелесть, – умилилась хозяйка зелёного вагончика. – Такой забавный, когда злишься…

Мужчина побагровел шеей и рванул ворот рубашки.

– П-полина Ивановна!! Я бы вас попросил…

– Грозный какой, ты подумай. Ну ладно, не буду тебя дразнить, раз ты сегодня не в духе. – Просто Полина Ивановна выставила вперёд ружьё, как посох, и пов торила свой вопрос: – Так с чего ты взял, что это работа наших?

Где-то в толпе пискнул принятым сообщением наладонник, затем ещё один, и ещё. Потом кто-то произнёс:

– Мастер, мне сеструха из Дипкорпуса пишет, что у них сеть висела тридцать минут.

– И в медицинском тоже…

– И в Центре развлечений…

Мастер Ти растерянным взглядом окинул волнующуюся толпу «самоубийц», отметил видимое облегчение своих коллег и хрипло выдохнул:

– Что? – откашлялся. – Всюду, что ли? То есть, это не мы… не нас… не нам… Уф-ф-ф!

Мужчина достал из кармана фляжку и основательно к ней приложился. Затем вытер рот тыльной стороной ладони, взболтал содержимое и приложился во второй раз. После чего властно махнул рукой в спину разбредающейся толпе и постановил:

– Все могут быть свободны.

Полина Ивановна стрельнула в Мастера накрашенным глазом, заставив мужчину попятиться, и негромко велела:

– Так, дети мои, ступайте к себе и ведите себя прилично…

– А вы? – Лёшка подозрительно проследила за тем, как тётя Поля оправляет френч на груди.

– А я, красавица, сегодня буду очень-очень занята… – поманила меня к себе пальцем и прошептала на ушко: – Советую сделать запись о том, что у Старой падлы новый роман. Пятьдесят процентов с выручки – мои, если что!

Я закашлялась, глядя на то, как женщина игриво шевельнула бровями и, забросив ружьё на плечо, походкой от бедра двинулась в сторону перепуганного Мастера Ти.

– Что она тебе сказала? – Северов подозрительно сощурился.

– Поверь, – я зажмурилась, стараясь не думать о книгах, лежащих у кровати Полины Ивановны, – Тебе лучше не знать. Лёшка, одолжишь наладонник?

Я отправила в эфир короткое сообщение и предусмотрительно выключила звук. Зная, что реакция последует незамедлительная.

– Я-то верю, – проворчал парень обиженно, когда я вернула Алевтине наладонник. – А вот кое-кто, кажется, ни в грош меня не ставит.

Он с минуту помолчал, ожидая, что я на это отвечу. А когда понял, что отвечать я не собираюсь, взял меня за руку, большим пальцем начертил кружок на моей ладони и произнёс:

– Что ж… раз другого выхода нет, – ещё один долгий пронзительный взгляд отскочил от меня, как резиновый мяч от асфальта. – Оля, я давно должен был тебе сказать…

– Север!

К нам подлетел красный, потный и запыхавшийся Зверёныш. Так не вовремя. Видел же – люди разговаривают. Точнее, говорит только один, а второй очень и очень внимательно слушает. Слушает и пятой точкой чувствует, что парень собирается сказать что-то важное. Но нет.

– Север, срочно надо, чтобы ты посмотрел!

Зверь глянул на наши руки, оценил сошедшиеся над переносицей Севера брови. Затем в хитрых лисьих глазах блеснуло раздосадовавшее меня понимание, и мальчишка пробор мотал:

– Э-э-э… Прости, что помешал, но там такое дело, что… – ребром ладони рубанул себя по горлу. – В общем, до зарезу надо. Понимаешь, до-за-ре-зу!! – а когда Северов никак не отреагировал, загадочно добавил: – Один баран возомнил себя фениксом, – и бровью так поиграл многозначительно, хотя я лично ничего не поняла.

А вот Север, судя по тому, как он выругался, понял.

– Птичка моя, – посмотрел на меня с сожалением. – Придётся отложить наш разговор.

Попытался улыбнуться, но я видела, что ему не до улыбок. В тёмных глазах поселилась тревога. Когда парень разворачивался, чтобы уйти вместе со Зверем, я схватила его за руку и спросила:

– Арсений, это что-то очень плохое?

На этот раз он улыбнулся ярко и искренне, забыв на миг о проблемах. Наклонился к моему уху и шепнул:

– Обожаю, когда ты называешь меня по имени…

– Север! – нетерпеливо окликнул Зверёныш.

– Иду я, иду… Я за долгом попозже к тебе загляну.

Автоматически кивнула, завороженная тем, как преобразила его улыбка. И только когда мы с Лёшкой добрались до своей комнаты, поняла, что он сказал. Что и говорить, сон как рукой сняло. Я проворочалась, едва ли не до утра, а стоило мне только провалиться в тревожный сон, как зазвенел будильник, и Лёшка защебетала над ухом:

– Вставай, соня! Судьбу проспишь.

Я посмотрела на пасмурное утреннее небо и поняла, что Северов не пришел. И понимание того, что долг, под которым я даже не подписывалась, остался невостребованным, по непонятным причинам портило и без того мрачное настроение этого субботнего утра.

На входе в Решальный зал мы столкнулись с Котиком. Лёшка пискнула что-то и проскользнула в здание, а я криво улыбнулась приятелю:

– Привет, как жизнь?

– Ты теперь с Севером? – спросил он меня прямо, забыв поздороваться, а я вместо ответа пожала плечами. – Скажи.

– Не могу.

– Тебе старая вешалка обо мне что-то наврала, да? – Данила схватил меня за руку и больно сжал пальцы. – Не верь. Это всё враньё. Она меня терпеть не может.

– Мы вообще о тебе не разговаривали, – я попыталась шагнуть назад, но Котик притянул меня обратно. – Ты делаешь мне больно. Пусти.

– Прости, я… – он нервным движением почесал лоб. – Не знаю, что на меня нашло… Просто как подумаю, что ты с Севером… Ты многого о нём не знаешь, Ёлка. Пожалуйста, не поступай опрометчиво! Ему нельзя верить.

– Я о нём вообще ничего не знаю, – соврала я. – Как и о тебе. Как и о каждом в этом Корпусе самоубийц. Так скажи мне, Дань, почему я должна верить не ему, а тебе? Что ты сделал для того, чтобы получить моё доверие?

Последние слова я почти выкрикнула, раздосадованная этой ситуацией и, в первую очередь, самим разговором.

– Ты какая-то нервная сегодня… – пробормотал Котик. – Случилось что-то?

Случилось. Арсений Северов случился. А точнее, не случился. Не появился. Ни вечером, ни утром, ни сейчас. Его даже сейчас нигде не было видно. И это… злило.

– А ты хотел, чтобы я радовалась и щебетала как птичка в преддверии запуска Колеса Фортуны.

– Нет… просто…

– Извини, – я сама себя сравнила с птичкой и снова вспомнила о Севере. Уверена, он сделал это специально. Специально сказал, что придёт, чтобы я мучалась в ожидании, а сам… – Пойдем в зал. До запуска минут пять осталось.

В зале было привычно тихо и темно. Я подошла к сектору, в котором стояла моя Фамилия. Едва удержалась от разочарованного стона: Северова тут не было. Неожиданная мысль о том, что с ним могло что-то случиться, заставила быстрее биться сердце. Я заозиралась по сторонам, выискивая в толпе Зверя, чтобы расспросить его о произошедшем. Но в тот момент, когда я заметила медовые вихры мальчишки, в Решальном зале погасили свет, и одновременно с этим раздался первый скрип Колеса.

Движение воздуха за моей спиной и легкий аромат автошейфа сообщили мне о том, что пропажа нашлась, раньше, чем шёпот над ухом:

– Чуть не опоздал. Скучала?

– Иди к лесом!

– Ага, я тоже… Показать как?

– Что?

Он развернул меня к себе лицом и безошибочно, словно мог видеть в темноте, нашёл мои губы и на долю секунды накрыл их своим ртом. Отшатнулся, давая мне возможность осознать происходящее. Не дождавшись от меня протеста, нежно касаясь, очертил контур моего лица, задержавшись на миг на скулах, погладил шею и, задевая грудь, болезненно занывшую от мимолетного касания, двинулся ниже, остановившись на талии.

Замер, выдохнул рвано и, противореча несдержанности, звучащей в дыхании, осторожно поцеловал уголок моих губ; секунда на раздумье – и ещё одна неспешная ласка. И снова. Касаясь выдыхаемым воздухом дрожащих в предвкушении губ.

Довольно заворчал, когда я нетерпеливо приоткрыла рот, прижал меня к себе крепче, приподняв над полом. И, наконец, поцеловал по-настоящему. Полностью покорив меня, завоевав, играючи и без объявления войны, вытянув наружу какие-то доселе скрытые от меня резервы и перво бытные желания. Я и не знала, что умею так отвечать, само отверженно повторяя движения языка, полностью окунаясь в волшебство поцелуя.

Этого было до обидного мало. Я нуждалась в большем. Ещё больше тепла, согревающего до самого нутра, ещё больше дрожи в удерживающих меня руках, ещё больше срывающегося дыхания…

Мы стояли в зале, где собрались, наверное, все студенты Детского корпуса. Через минуту должно было остановиться Колесо, решая, жить нам или умереть, а я забыла обо всём на свете.

Северов вдруг с едва слышным шипением оторвался от меня и, развернув спиной к себе, уткнулся носом в волосы на моей макушке. Я слышала его тяжёлое дыхание, чувствовала, как мощно бьётся сердце, и ошалевшими глазами пыталась что-то высмотреть в темноте, которая уже в следующий миг испуганно отступила, побеждённая включенным светом.

Мои ощущения были схожи с ощущениями человека, на которого посреди спокойного летнего дня обрушился шквал зимнего урагана. Дыхание восстанавливаться не спешило, а грохот крови в ушах заглушал все остальные звуки, кроме, разве что, голоса, шепнувшего напоследок:

– Не удержался. Прости.

Я медленно моргнула, пытаясь сфокусировать зрение, чтобы выяснить, какую судьбу нам уготовило Колесо Фортуны. И прежде, чем взгляд остановился на коротком слове, написанном на чёрном секторе белыми буквами, я услышала голос Севера:

– Только не паникуй…

Парадоксально, но я не паниковала. Я знала, что рано или поздно это должно было случиться. Почему не сейчас? Наверное, я всё ещё пребывала в шоке после внезапной атаки Севера. Или может, просто устала бояться. Но в тот момент на меня приятным тёплым водопадом опустилось умиротворение, я даже почувствовала некоторое облегчение, словно всё то время, что я жила в Корпусе, я носила на плечах неимоверно тяжёлый груз. И вот сейчас он свалился, позволяя мне дышать свободно полной грудью.

– Я не паникую, – нашла в себе силы ответить и отвела взгляд от Колеса.

– Это только работа, помнишь?

– Помню, – я кивнула. – Арсений, всё в порядке, правда. Тебе надо, наверное, руководить сборами… Не стоит всё своё внимание уделять мне.

Он заставил меня поднять голову и недовольно произнёс:

– Мне очень нравится, когда ты называешь меня по имени, но сейчас это пугает. Не придумывай ничего, ладно? Цезарь – это только работа. И ты увидишь что она, как бы странно это ни звучало, в некотором роде даже лучше других.

«Цезарь – это только работа», – мысленно повторила я. Что ж, пусть будет так. Парень внимательно вглядывался в моё лицо, словно пытался найти в моих глазах ответ на какой-то вопрос. «Я позабочусь о тебе», – говорил чёрный взгляд. «Верь мне», – умолял он.

И мне захотелось ответить, что жизнь научила меня рассчитывать только на себя, что я вообще мало кому верю и, скорее, привыкла отдавать, а не брать. Я даже рот открыла для того, чтобы произнести всё это, а Северов только головой качнул, словно и без слов всё прекрасно понял.

– Палачинский за опоздание по голове не погладит, – вклинился в наш безмолвный разговор Зверь, который стоял рядом и с автоматной скоростью что-то набирал на наладоннике. – Мне не улыбается всю неделю мыть сортиры.

Услышав знакомую фамилию, я вздрогнула и непроизвольно шагнула назад.