Текст книги "Островок счастья"

– Давайте поприветствуем его! – голосом шоумена призвал мэр, и зал отозвался неуверенными редкими хлопками.

«Идиот!» – едва не сказал вслух Павел. Но вместо этого, глупо улыбаясь, покивал на обе стороны – вроде раскланялся.

Аплодисменты стали дружнее. Павел, увидев знакомое лицо (с главным инженером он провел сегодня весь день, знакомясь с заводом), двинулся было к нему, чтобы вместе выбраться из зала. Но мэр, оказывается, еще не закончил.

– Пал Андреич, поднимайтесь к нам! – Мэр сделал округлый приглашающий жест и указал на место возле себя на сцене.

Павел отрицательно замахал руками и стал пробираться к выходу, но в дверях скопился народ. Пропускать его, похоже, никто не собирался, напротив, все, радушно улыбаясь, образовали небольшой коридорчик, по которому Павел дошел лишь до ступеней, ведущих из зала на сцену.

«Вот сволочь! – окончательно обозлился на затейника-мэра Павел. – Ну, я ему сейчас скажу пару ласковых за эту идиотскую постановку! Нашел клоуна…»

Но едва он поднялся на сцену, как тяжелый занавес, ощутимо толкнув его, вдруг поехал от кулис, отделяя людей в зрительном зале от тех, кто был рядом с ним на сцене. И как только обе половины занавеса сомкнулись, на сцене началось нечто невообразимое: все стали целоваться и обниматься, поздравлять друг друга, из-за кулис приходили все новые и новые люди, и в конце концов Павел стал опасаться, что сцена сейчас рухнет под их тяжестью. Вопреки его опасениям, на него никто не стал пялиться, как на выставленное в музее чучело, наоборот, здесь до него никому не было дела.

Чувствуя себя совершенно лишним на этом чужом празднике, Павел хотел было незаметно удалиться. Но ему опять не повезло. Под правую руку его подхватил мэр, под левую – как он понял, директор театра, энергичная дама бальзаковского возраста. Поскольку рук у директора завода было всего две, то прочим причастным к событию лицам пришлось удовлетвориться тем, что они совместно отконвоировали вновь прибывшего в ресторан, где уже были накрыты столы для фуршета. Павел, не раз бывавший в разных городах, где работали подразделения холдинга, попадал в самые разные ситуации, порой смешные, порой неловкие, но никогда его не брали в оборот так быстро и жестко, не давая вставить ни слова.

В конце концов поняв, что сопротивление бесполезно, он решил по возможности расслабиться и если уж не получить удовольствие, то хотя бы свести до минимума потери времени. Он слушал тосты, даже сам что-то говорил про спектакль, слушая себя со стороны и ужасаясь ахинее, которую нес. К нему подходили все новые и новые незнакомые люди, представлялись, совали визитки, норовили произнести тост. С ним напропалую кокетничали дамы, невзирая на возраст и внешность. То ли от выпитого на голодный желудок, то ли от усталости (он провел весь день на ногах), у Павла начала кружиться голова, он почти не разбирал слов, а лица слились в один неузнаваемый круг. Он спешно придумывал вежливые, но непреклонные фразы, с которыми собирался вырваться из тесных объятий празднующих, но мысли путались, в голову ничего не приходило.

И тут наконец пришла помощь. Та самая актриса, которая пела романс, качаясь на качелях (Павел еще удивился ее совершенной красоте), подошла к нему и после пары дежурных фраз вдруг тихо предложила:

– Мне кажется, вы устали и едва стоите на ногах. Я уезжаю домой и могу вас подвезти. Вы же в гостевом доме живете?

Павел молча кивнул, опасаясь, что если их услышат, то номер не пройдет.

– Сейчас, одну минуту… – проговорила красавица, чего-то ожидая.

В эту минуту одна из актрис затеяла какой-то заковыристый тост, который ужасно рассмешил всех окружающих – наверное, в нем был некий подтекст, понятный всем, кроме Павла. Среди смеха и гомона про него на минуту забыли. Красавица именно этого и ждала: схватила его за руку и потащила за собой. Павел, уже смирившийся с тем, что самые разные люди весь вечер водят его, как телка, на веревочке, пошел следом.

Без своей провожатой он непременно заблудился бы в лабиринтах огромного Дворца культуры, так что приходилось признать, что без нее побег был бы невозможен. Они вышли со служебного хода, девушка щелкнула брелоком сигнализации, и одна из стоявших на парковке машин приглашающе замигала.

От холодного ночного воздуха к Павлу отчасти вернулась ясность мысли, и он с интересом рассмотрел свою спасительницу. Как ни удивительно, но без грима она оказалась еще красивее: высокая, тонкая, с изящными и правильными чертами лица и гладкими длинными волосами шоколадного цвета («Как в рекламе шампуня», – глупо подумал он). Глаза тоже были… шоколадные. То есть карие, конечно, и ресницы длиннющие и вроде не накрашенные. У девушки были красивые ухоженные руки с длинными пальцами, которыми она спокойно и уверенно держала руль, и от нее едва уловимо пахло хорошими духами. «Ого, какие тут есть! – удивился Павел, небезосновательно считавший себя большим знатоком женской красоты. – Ну что ж, значит, скучно не будет», – резюмировал он и откинулся на спинку сиденья, не забывая при этом искоса следить за девушкой.

Когда машина плавно остановилась, Павел почти пожалел, что Надеждинск – город маленький и дорога заняла всего минут пять-семь. Странно, но девушка даже не пыталась с ним заговорить, поддержать беседу. Обычно хорошенькие девушки бывали с ним куда более любезны, особенно в провинции. «Наверно, я отвратительно выгляжу, – сделал вывод Павел. – Нетрезв, морда помятая, да еще и вел себя весь вечер, как кукла на ниточках, эта, как ее… марионетка. Во-от, простых слов вспомнить не могу, так что наверняка еще и чепухи наговорил».

– Ваш коттедж, – улыбнувшись, нарушила молчание девушка. – У нас тут все недалеко. Начнете сами ездить – убедитесь.

– Спасибо, что вы меня спасли! – запоздало поблагодарил Павел. – Я и в самом деле уже прикидывал, как бы мне оттуда…

– Да, без меня это было бы непросто, от нашего директора так просто не улизнешь, – серьезно подтвердила девушка, но глаза ее смеялись, и Павел окончательно решил, что новая командировка начинается все же неплохо.

– Мне очень понравилось, как вы пели сегодня, – решил он все же отработать обязательную программу. – У вас такой голос… красивый. И качели очень тоже… подходящие. Да.

На более осмысленный и изящный комплимент у него не было ни сил, ни слов, и он замолчал, чтоб не сказать еще какую-нибудь глупость.

– Я очень рада, что вам понравилось, – кивнула девушка. – Извините меня, пожалуйста, Павел Андреевич, но мне пора.

Павел понял, что его деликатно выставляют, и вышел наконец из машины. Девушка уехала. Павел постоял еще с минуту, рассматривая немаленький коттедж, в котором ему предстояло провести черт знает сколько времени. Дом выглядел неприветливо, свет горел только в одном окне первого этажа, да и то тусклый, нерадостный. Наверное, он сам и забыл выключить, уходя утром. На него вдруг навалилась усталость, накопившаяся за последние дни. Мордвинов открыл калитку и, шаркая ногами, как старик, побрел по выложенной плиткой дорожке к крыльцу. И только упав в кровать, вспомнил, что даже не спросил имени прекрасной незнакомки. Да, совсем плох стал, старик! Ну да ничего, они еще наверняка встретятся. А то, что прелестная Золушка, доставившая подвыпившего принца в собственной карете домой, оказалась так деликатна и ненавязчива, так это даже хорошо…

Разумеется, уход нового директора с вечеринки не остался незамеченным. Хотя Александра, надо отдать ей должное, выбрала для спасения Павла очень удачный момент, когда все были увлечены рассказом Марианны Сергеевны о том, как ее супруг вместе с мэром ходили на рыбалку, забыв дома удочки, но вернулись с рыбой (после чего последовал тост: из любого сложного положения можно найти выход, было бы желание). Обнаружив внезапное исчезновение директора, да еще и вместе с самой красивой актрисой, прочее начальство вскоре тоже потянулось к выходу, строя различные версии по поводу парочки (степень игривости предположений напрямую зависела от количества выпитого). И когда Саша, благоразумно посидев в машине четверть часа наконец вернулась, за изрядно опустевшими столами остались уже только свои: актеры, оркестранты, другие работники театра.

– Ну, ты даешь, Александра! – закричала, завидев ее, Ирка Лаврова. – Мы только собрались подойти познакомиться, когда еще случай подвернется, а ты его – хвать! – и утащила! Не по-товарищески!

– Ира, тебе своих мужиков мало? – остановила ее Долинина. – Пусть девочка пользуется, раз бог дал такую внешность. Не пропадать же добру.

– Ну что вы сочиняете? – усмехнулась Саша, садясь за столик к матери и Тарасовой. Она отвечала не Ирке (что с ней связываться?), а Долининой, комплименты которой всегда были с неприятным подтекстом. – Он попросил проводить до выхода, сказал, что устал. Я подвезла его до коттеджа. Все равно шоферов все уже отпустили, не пешком же ему было идти.

– Ну и как ему спектакль? – махнув рукой на хохотавшую Ирку, спросила Лариса. – Понравился?

– Да мы не разговаривали ни о чем, – честно сказала Саша. – Он правда очень устал, да еще и выпил… еле языком ворочал.

– Не повезло… – ехидно посочувствовала Ирка.

– Ирина, уймись! – на этот раз вступилась за дочь Марианна Сергеевна. – Завидовать надо молча.

– Девочки, девочки, не ссорьтесь! – перебил ее Дружинин. – Давайте выпьем за Юлю, она такое дело сделала!

– Я же не одна, – смутилась Юля.

– Одна! – вдруг жестко сказала Тарасова, вроде бы и не прислушивавшаяся к перепалке, Ирка вечно их затевала, а Долинина охотно поддерживала. – Режиссер, он всегда один и за все отвечает один. Особенно за провал, потому что успех с ним всегда готовы разделить, а провал – нет.

– Но это же и правда успех! Замечательный получился спектакль! А ведь она, можно сказать, легла на амбразуру после ухода Виктора. Давайте выпьем за Юлю! – как всегда, поддержала мужа Дружинина. – Юлечка, лиха беда начало, удачи тебе, девочка!

– Юра, не пей, пожалуйста, много, – тихо попросила Юля, когда пару минут спустя к ней подошел Батраков с рюмкой в руках – он уже нетвердо стоял на ногах, и глаза его блестели.

– Не волнуйся, я меру знаю! – гордо сообщил ее бывший муж и, повернувшись ко всем, неожиданно громко потребовал: – Минуточку внимания!

Все смолкли, зная, что когда тихоня Батраков выпивает свою «меру», он становится громкоголос и настойчив и возражать ему бесполезно.

– Я хочу сказать, вот прямо при всех, что Юля – очень талантливый человек и очень красивая женщина. Витя, сволочь, уехал, сбежал… Но она и без него справилась! – Батраков говорил все громче и громче. – Она хорошая актриса и обязательно станет знаменитым режиссером, вы еще увидите, я знаю, что говорю…

– О, опять понесло, – проворчала Долинина, которая терпеть не могла пьяных. – Домой тебе не пора, Юра?

– Что? А… да. Я пойду. Конечно, – покладисто забормотал Юрий, но вдруг вспомнил, что хотел сказать, и опять повысил голос: – Я вот хочу при всех, потому что я тебя, Юлечка, больше всех на свете люблю…

Он извлек из кармана коробочку, явно купленную в ювелирном магазине. Юля, которая до того лишь терпеливо пережидала, когда ее бывший муж, а последние два года просто коллега, закончит свою пламенную речь и оставит ее в покое, насторожилась. Она прекрасно знала, что Юрка живет от одной невеликой зарплаты до другой и ему уже давно никто не дает взаймы, потому что он и это тут же непременно пропьет, а возвращать ему не из чего.

Недоумевая и ожидая какого-нибудь подвоха, она открыла коробочку. Воцарилась тишина, все, вытянув шеи, повернулись к Юле и Юрию. На белом атласе лежал изящный серебряный браслет с камнями густо-вишневого цвета. Камни были разного размера – одни с горошину, другие с рисовое зернышко – и не сверкали, а, наоборот, казалось, поглощали свет и тускло, будто нехотя, мерцали. Юля ничего не понимала ни в браслетах, ни в камнях, потому как, кроме золотой цепочки и пары колечек, других драгоценностей не имела, но ей отчего-то сразу стало понятно, что это вещь дорогая.

– Юра, откуда? – потрясенно пробормотала она. – Ведь у тебя же…

Все вокруг молчали, вполне разделяя ее удивление.

– Это неважно! – гордо произнес Батраков, вкладывая Юле в руку коробочку. – У тебя сегодня праздник, а это тебе подарок. От меня. Он всегда будет напоминать тебе обо мне. И о чувствах…

И тут вдруг Юля перестала его слышать. Какой-то другой голос, незнакомый, проговорил торопливо, и страстно, и нежно: «Возможно, мы не увидимся с вами более… Примите эту безделушку, браслет будет напоминать вам обо мне и о тех чувствах, которые мы когда-то питали друг к другу. Прощайте. Ваш покорный слуга…» Потом что-то ответил женский голос, уже смутно знакомый, с непонимающей и испуганной интонацией, но слов Юля не разобрала, как ни прислушивалась.

– Юра… спасибо тебе огромное, – пробормотала она, не прикасаясь к браслету, и поймала себя на том, что интонации у нее те же самые, что и у только что умолкшей женщины, чьих слов никто, кроме нее, не слышал. – Но я не могу взять.

– Почему-у? – чуть покачиваясь, произнес Юра. – Я же тебе его подарил. Чтобы ты носила. И была… счастлива, да! И вот еще знаешь что? Я при всех говорю – пить брошу! Прямо с завтрашнего дня. Чтобы ты…

– Где ты его взял? Он же наверняка стоит очень дорого, – недослушав, тихо спросила Юля. К браслету она по-прежнему не притронулась. Ни ей, ни Юрию и в голову не пришло, что они выясняют такие вещи при посторонних, потому что на самом деле все давно уже были своими, близкими, даже более родными, чем настоящая родня.

– Ну, не купил, правильно, – хитро улыбаясь, согласился Юрий.

– Но ты же не… Юра?! – На этот раз в ее голосе отчетливо прозвучал ужас.

– Юля, не говори чепухи! – перебила ее Королева, подойдя поближе к ним. Она взяла браслет из коробочки и рассмотрела, поднеся к глазам и поворачивая так и сяк. Один из крупных камушков на мгновение вспыхнул и засветился рубиновым цветом.

Королева хмыкнула, подняв глаза, с интересом посмотрела на Юрия, но сказала не ему, а Юле:

– Не бойся, Юрка в таких местах не бывает, где можно такую вещь стащить. Серебро и гранаты. Мне муж что-то подобное в Праге предлагал купить, там гранаты отчего-то в большом почете. Не такой уж он и дорогой, не рубины. Хотя, конечно, камни крупные, и работа неплохая. В общем, да, он стоит порядочно… Колись, где взял, Юрка!

Юля неожиданно рассердилась. Она выхватила браслет из рук Марианны и одним движением надела его на левую руку. Полюбовалась, погладила – осторожно, одним пальцем.

– Спасибо тебе! У меня никогда не было ничего подобного!

Она поцеловала Юру и обвела всех взглядом, который говорил: больше никаких вопросов. Любящий мужчина преподнес ей дорогой подарок. Она его вполне заслуживает. Что тут такого?

– А давайте выпьем за наших мужчин! – предложила она. – Их теперь у нас мало, но каждый и в самом деле настоящее золото. За тебя, Юра, за вас, Василий Ильич, за тебя, Петечка! И еще за Георгия Андреевича, потому что он вообще у нас самый главный человек! Без него мы были бы, как у Шекспира, голые люди на голой сцене.

Георгий Андреевич, завпост, человек, страстно влюбленный в театр, покраснел, как маков цвет, а его супруга Зинаида Никитична, которая ровно столько же лет работала в театре костюмершей, приосанилась и звонко чмокнула его в лысину, как бы поставив на золотом изделии клеймо автора.

Вопрос с браслетом отошел в сторону, но от этого не перестал волновать Юлю. Она просто хотела защитить Юрия от острого язычка Королевой, которая из любопытства вполне могла бы устроить настоящий допрос. Поэтому, придя домой, первым делом показала подарок сыну, который вернулся домой сразу после спектакля, и, запинаясь и тщательно подбирая слова, поделилась своими сомнениями. Ну неоткуда было Юре взять такую вещь!

Сын с минуту подумал, но потом, видя обеспокоенность матери, решился и под великим секретом поведал тайну происхождения браслета.

Они виделись с отцом не далее чем вчера, и тот не смог не поделиться распиравшей его новостью. И браслет показал.

– Красивый, – простодушно оценил Серега блестящую штучку. – Маме понравится. Где взял?

– Не поверишь! – всплеснул руками отец, который тоже ни на минуту не рассматривал других способов распорядиться сокровищем, кроме как подарить бывшей жене. – Добыл, можно сказать, в честном бою!

– Отобрал, что ли? – расхохотался Серега, который никак не мог представить своего миролюбивого и абсолютно законопослушного родителя в роли уличного грабителя, даже ради мамы, которую, он знал, отец очень любит. Эх, не пил бы – жили бы втроем как люди!

И отец рассказал об относительно честном способе добычи драгоценностей, о котором он сам узнал только вчера и к тому же совершенно случайно.

Он ездил в Екатеринбург на день рождения старого приятеля. Как водится, посидели, выпили, закусили, потом еще выпили, потом… Ну, и, короче говоря, решили прогуляться до ближайшего магазина. А что? Имеют право! Они взрослые люди и меру знают. Просто осталось еще много нерешенных проблем и необсужденных вопросов глобальной значимости. Ну вот, значит, они и пошли.

Идти пришлось Юрию и еще одному приятелю, потому что хозяин дома смог только показать общее направление движения и прилег отдохнуть до возвращения посланцев. Было уже поздно, и во дворе совершенно темно (это только нам кажется, нравоучительно сообщил Юрий, что в Екатеринбурге светлее и чище, а на самом деле – как у нас, черт ногу сломит, если решит в потемках прогуляться). Возвращаясь с приятно шуршащими и позвякивающими пакетами, Юрий с приятелем стали свидетелями драки: трое били одного. Мужик отбивался, как мог, но нападавшие были злее и настроены решительно. Приятель, прижимая к груди свертки с закуской (колбаса, помидоры, шпроты и бородинский), быстро шмыгнул в подъезд, а Юрий задержался. Очень ему расклад не понравился: трое на одного. И тут ему показалось, что один из нападавших достал нож.

Не раздумывая больше, Юрий незамеченным подскочил сзади, из темноты, и со всего размаху шарахнул нападавшего по голове пакетом с бутылками (две стеклянные поллитры и две пластиковые по полтора пива). Злодей рухнул как подкошенный, а Юрий принялся молотить пакетом направо и налево, крича:

– Вовка, Серега, держите их, милицию уже вызвали, щас приедут! Держи, не выпускай!

Нападение из темноты было неожиданным, а грохот, который производил чудом не порвавшийся пакет, и отчаянные крики создали впечатление превосходящих сил противника – и нападавшие, пока их не начали «держать и не выпускать», бросились наутек. Минуту спустя спасенный мужчина уже вытирал с лица кровь и тихо матерился, осматривая порванную одежду. Юрий убедился, что брошенный товарищами боец серьезно не ранен, – он был гораздо выше Юры и поэтому удар пакетом пришелся ему не по затылку, а по шее и по уху. Но все же удар был так силен, что хулиган потерял сознание.

– Милицию будете вызывать? – спросил Юрий у мужчины.

– Так вы же вызвали! – удивился он. – Теперь придется ждать.

– Не вызывал я, – признался Юрий. – Когда мне было? Этот вроде нож достал. А может, показалось мне. Думать-то некогда было, вот я и…

– Ты один, что ли? – догадался мужик. – Ни фига себе придумал! Спасибо, повезло мне.

Он пожал Юре руку и спросил заинтересованно:

– А чем ты его вырубил?

– Пакетом. Из магазина я, там мужики ждут, а я в магазин ходил, – доходчиво объяснил Юрий, держа в руках порванный мешок, из которого ручейком текла непонятная жидкость.

– Понятно, – кивнул мужик. – Они ждут, а ты с пустыми руками.

Он присмотрелся к Юрию внимательнее и, сделав определенные выводы, предложил:

– Слушай… Как тебя?

– Юрий, – церемонно представился спаситель.

– А я Володя. Поедем в магазин, у меня машина за углом, и купим все заново. Я бы тебе просто денег дал, да у меня карточка. Удобно, понимаешь…

– Тебе в магазин нельзя, – отказался Юра. – Охранники не пустят, ты вон в крови весь. Тебе домой надо. А денег я и не взял бы. Что я, совсем, что ли?

– Юра, да ты не обижайся, – попросил мужик. – Ну, должен же я что-то… Слушай, а ты женат?

Юрий, не понимая, куда повернула беседа, кивнул: хоть Юлька с ним и развелась, он-то не перестал считать, что она и Серега – его семья. Женат, конечно, женат.

– Тогда вот – возьми для жены. Не обижай. – Порывшись в кармане и охнув от боли, мужчина достал коробочку и протянул ее Юрию. – Своей вез… не жене, правда. День рождения у нее. Завтра еще куплю, не проблема.

Он сунул Юрию в руки коробку и, прихрамывая, заторопился в сторону машины, одиноко стоявшей на выезде из двора. И прежде чем Юра успел сообразить, как ему отказаться от подарка, потому что голова все-таки работала не очень ясно, большой синий автомобиль сорвался с места и, мигнув на прощание красными огнями, исчез за поворотом.

Постояв еще с минуту в глубоком раздумье, Юрий тоже побрел со двора, начисто забыв, что его ждут приятели. Несколько оставшихся до рассвета часов он провел на вокзале, где у него не раз проверяли документы. Но купленный заранее билет на семичасовой поезд уберег его от более тесных контактов с правоохранительными органами, и Юрий, беспрестанно ощупывая в кармане свое сокровище, благополучно добрался до Надеждинска. Всю дорогу он представлял себе, как обрадуется Юля, у которой никогда не было таких замечательно красивых и дорогих вещей. А еще – какие лица будут при этом у Иринки Лавровой, у Долининой и у Королевых, особенно у Марианны, которая никогда не упускала случая отпустить по его адресу какую-нибудь колкость…

– Ну и как? – улыбаясь от уха до уха, спросил Сергей у матери, закончив рассказ.

– Красивый, – задумчиво сказала Юля, рассматривая украшение.

– Да я не про то! Марианна удивилась? Морда у нее была длинная?

– Сергей! Никогда не говори так про моих коллег. И никогда не говори так про женщин! – отрезала Юля.

– Мам, ну она же противная… И всегда всех подковыривает, – обиделся сын. – Чего ты за нее заступаешься?

Но Юля его уже не слушала.

– Ложись спать, второй час уже. Завтра опять не поднять тебя будет. Уроки сделал?

– Ма-ам… – укоризненно протянул Серега, глядя на Юлю с высоты своих ста восьмидесяти сантиметров.

– Что «ма-ам»? Сам знаешь, у нас с отцом на репетиторов денег нет. Как сдашь, так и поступать будешь. Иначе на учебу придется кредит брать.

– Не волнуйся, я сам знаю. Не маленький уже. А ты опять до утра за компом сидеть будешь? Даже после премьеры?

– Буду, сына. Я специально сегодня после премьеры только шампанского чуть пригубила, и все. А когда мне еще? Столько всего навалилось, и бросить не могу.

– Почему не можешь? – с интересом спросил Серега.

– Потому что не бросается, – исчерпывающе ответила Юля.

Налив себе большую чашку крепкого кофе, она и в самом деле уселась за старенький, то и дело зависающий компьютер. Подумав, достала из коробочки браслет и положила перед собой.

Какое-то время Юля сидела, отгоняя от себя суету дня, ненужные картинки, всплывавшие в памяти, обрывки разговоров. Настраивалась, ждала. Потом осторожно, как бы боясь спугнуть кого-то, прикоснулась к клавиатуре, сперва двумя пальцами, потом стала печатать все быстрее и быстрее, торопясь записать то, что слышала сейчас только она.

– Где?! Браслет где?.. – задыхаясь, прокричал женский голос, похоже, старушечий.

Ей ответил другой, помоложе. Женщина говорила успокаивающе, как с ребенком или с тяжелобольным:

– Не извольте беспокоиться. Доктор велел на ночь его снимать, чтоб застоя крови не было, мало ли, повернетесь во сне неловко. Вы уснули вчера, я и…

– Никогда, слышишь, никогда не смей к нему прикасаться! – закричала старуха. – Где он?!

– Да вот, возьмите, на столике возле вас всю ночь пролежал, – обиженно ответил более молодой голос. – Напрасно вы сердитесь так, вам волноваться вредно.

– Уйди прочь! – проворчала старуха.

В комнате опять наступила тишина. Но Юля знала, вернее, надеялась, что эта тишина ненадолго.

Видно, и правду говорят: беда не приходит одна. А может быть, это была одна и та же беда в двух отделениях, просто сбежавший режиссер уже знал кое-что о грядущих переменах и поспешил первым покинуть корабль, который неминуемо должен был пойти ко дну. Как говорится, предвидеть – это совсем не то, что предать. Во всяком случае, когда все, невыспавшиеся и довольные вчерашней премьерой, собрались на репетицию, по такому случаю назначенную не на одиннадцать, как всегда, а на два, Тарасова с порога сообщила, что их корабль получил еще одну пробоину ниже ватерлинии.

– Ребята, новость у меня – хуже не бывает.

– Кто еще уехал? – вздернула брови Долинина.

Таня Родионова вздрогнула и посмотрела по сторонам, как будто ища, кого не хватает. Сидевший рядом с ней Петя тоже стал оглядываться. Если бы человеческие эмоции могли отражаться в зеркале, то длинный тощий Петя показался бы точным отражением хрупкой, миниатюрной Татьяны. Она улыбалась – и он озарялся улыбкой, она грустила – и Петя чуть не плакал. Остальных он, похоже, просто не замечал, что было и к лучшему, иначе взгляды матери, которыми она одаривала сидевшую слева от нее парочку, запросто бы его испепелили.

– Наверное, Юрку нашего за ограбление ювелирного магазина посадили, – отвернувшись от сына и его прекрасной дамы, иронически прошептала Королева на ухо дочери.

– Да не тяни кота за хвост, Света, говори, – попросила Антонина Ивановна. – Что там за ночь могло случиться?

– Не за ночь, Антонина Ивановна. Давно уже, только нам не говорили. Я вчера говорила с Бондаренко, то есть он со мной. Так вот: с ноября месяца из бюджета деньги на содержание театра выделяться не будут.

– Почему? Как? Не может быть! – все заговорили одновременно, и Тарасовой пришлось кричать, чтобы ее услышали:

– Точнее, будут выделяться деньги только в фонд заработной платы. А на постановку спектаклей денег больше не будет. По крайней мере, до Нового года. Потому что денег в бюджете нет.

– А вчера на сцену вылезал, такие речи говорил… Пил со всеми! Вот шкура! – аттестовал мэра Батраков.

– Но мы же муниципальное учреждение! – возмущенно выкрикнула Лара Сергеева, которая всегда верила в торжество справедливости. – Они не имеют права!

– А мы пойдем в прокуратуру! – покосившись на Александру, предложила Долинина. – С него там голову снимут, непременно снимут! Бюджет – это не его личный карман, чтоб туда-сюда деньги перекладывать, как ему заблагорассудится.

Александра промолчала, с тревогой глядя на директора. Судя по всему, это известие было для нее новостью.

– Да почему? Света, объясни, что он тебе сказал? – потребовал наконец Батраков. – Ведь в бюджете же деньги были заложены на театр. Куда они делись, в самом деле?

– Как я вам объясню, если вы все кричите хором? – устало спросила Тарасова. И, когда все смолкли, продолжила: – Он сказал, что в городе под угрозой срыва отопительный сезон. Что летом из области не пришли деньги на ремонт котельных и теплотрасс. И что если он сорвет отопительный сезон, то его однозначно пнут под зад. И хорошо, если этим ограничатся. А если театр прикажет долго жить, то ему, мэру, только пальцем погрозят. И что он не имеет морального права выделить деньги на игрушки – это он так сказал, – если люди могут в домах замерзнуть, когда трубы полопаются. Здесь не средняя полоса. У нас морозы с конца октября. Так что без вариантов.

– В войну театр создавали. А сейчас, в мирное время, убивают? Что же это делается, не понимаю… – в наступившей тишине пробормотала Дружинина. – Хорошо хоть Вася сегодня не пришел, у него бы сердце не выдержало.

– И что же мы делать будем? – звенящим голосом спросила Лариса. – Мы же должны что-то делать? Нельзя сидеть сложа руки! Надо в министерство, губернатору… президенту надо писать!

– Что делать… Спектакль будем ставить, что же еще? – ответила ей и всем Тарасова.

– Без денег, без мужчин и без режиссера? – уточнила Марианна Сергеевна.

– Отчего же? У нас есть Юра и Петя. Ставить будет Юля, она отлично себя проявила. А деньги… Мэр сказал: просите деньги на заводе. Вот и пойдем просить, нам не привыкать. Новый директор, говорят, из Петербурга, молодой, образованный. Должен понять. Да и деньги нам нужны смешные… по их меркам.

– А что ставить будем? – впервые подала голос Оля Бодрук, никогда не ввязывавшаяся в общие споры.

Юля тоже смотрела на Тарасову вопросительно. Когда они с директором разговаривали перед открытием сезона, на такой расклад она не рассчитывала.

– Юля, ты же хотела что-то из Коляды брать. Вот и бери. «Канотье», например. Там как раз две мужские роли – Виктор сорока пяти лет и его сын восемнадцати. И пять женских ролей. Плюс массовка – родственники. Как будто для нас писал.

– А место действия – коммуналка, подъезд, лавочки… – тут же припомнила Юля. – Костюмы – на подборе, декорации – по минимуму, что-то из старых спектаклей возьмем. Получится, Светлана Николаевна! Я читала, у меня даже где-то записи есть.

– Вот и отлично. Завтра будет вывешено распределение ролей. Юля, успеешь? А читать начнем прямо сейчас, чтобы времени не терять.

– Светлана, хоть перекурить дай! – взмолился Юра. – После таких новостей…

– Хорошо, – сжалилась Тарасова. – Но только не где попало, а где положено. Саша, можно тебя на минутку? Ты же все рано не куришь…

Последняя реплика предназначалась не Александре, а ее матери, которая уже собиралась подойти вместе с Сашей, чтобы узнать все из первых уст. Но фраза означала, что как раз она, Марианна, может и покурить, раз уж она такая заядлая курильщица.

– А я на электронные перешла, их везде курить можно, – обезоруживающе улыбаясь, сообщила Королева и достала из сумочки небольшой кожаный футляр. Но подходить не стала, осталась сидеть в стороне. Впрочем, и оттуда ей все прекрасно было слышно.

– Ох, Марианна… – махнула рукой Тарасова. – Любопытной Варваре сама знаешь что оторвали. Да ладно, от тебя все равно не утаишь. Саша, ты бы нам помогла, что ли. Вы с новым директором… как там его?

– Павел Андреевич, кажется, – подсказала Саша. – Мордвинов. Он родственник владельца холдинга: то ли сын, то ли племянник.

– Вы же с Павлом Андреевичем все равно будете общаться семьями… вам по статусу положено. Так ведь?

– Будем, – согласилась Саша, не понимая еще, куда клонит Тарасова; ведь не заставит же она ее, Сашу, просить денег?

– Денег просить я тебя не заставляю, конечно, – угадала ее мысль Тарасова. – Это дело я возьму на себя. Но ты могла бы с ним при случае поговорить? Узнать, что за человек, какой к нему подход искать? Не могу же я к нему прийти, едва он успел приехать, и сразу с протянутой рукой. Испугается еще, что мы к нему на содержание просимся. Поузнавай, в общем, что да как, ладно? Ты у нас любого мужика разговоришь в два счета.