Текст книги "Уходи не оглядываясь"

Марина Раевская
Уходи не оглядываясь

Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства

© Лесовикова Е., 2019

© DepositPhotos.com / EdZbarzhyvetsky, realinemedia, Gladkov, обложка, 2019

© Книжный Клуб «Клуб семейного досуга», издание на русском языке, 2019

© Книжный Клуб «Клуб семейного досуга», художественное оформление, 2019

* * *

Пролог первый

Она бежала по прохладной мягкой траве. Впереди было озеро – уютное, со всех сторон окруженное деревьями, зеленевшими в паре метров от воды. В свете высокого солнца вода казалась серебряной, листва тяжело темнела, песок блестел всеми оттенками золота.

«Как хорошо, что мы сегодня выехали из города… Здесь так славно, тихо. Здесь мы сможем хоть ненадолго остаться одни…»

Она слышала его бег за спиной: как все горожане, он бежал тяжеловато, не пробираясь, а проламываясь сквозь кусты.

– Какой ты все-таки слон, родной мой. – Она наконец остановилась.

– Ну-у, может быть… Может быть, я и слон. А вот ты как эльф… Следы хоть оставляешь?

Муж присел и с серьезным видом стал рассматривать плотный песок берега – на нем и в самом деле непросто было оставить следы.

– А вот, нашел, кажется… Хотя нет, это не твои… А ну, давай сравним…

Он поднял девушку на руки и как куклу перенес на несколько метров к найденному «следу». Там поставил на песок и преувеличенно внимательно стал «сличать» изящные ступни жены и вмятину на песке, оставленную, похоже, вовсе и не человеческими ногами.

– Отпусти! Ну отпусти же! – Ира отбивалась от объятий мужа, но больше так… не всерьез.

– Точно – эльф… Или фея… Следов не оставляет, того и гляди улетит…

Ира расхохоталась. Она обожала мужа. С ним она и в самом деле чувствовала себя необыкновенно: ей казалось, что достаточно просто взмахнуть даже не волшебной палочкой, а просто рукой, чтобы произошло какое-то доброе чудо… Ей не было известно, как называется сказочный персонаж, которому для колдовства не нужна ни волшебная палочка, ни скороговорки заклинаний. Может быть, и вправду эльф?

Она добежала до озерца и ступила босой ногой в прохладную воду.

– Как думаешь, я смогу пробежаться по воде?

Муж задумался совершенно не шутя.

– Полагаю, сможешь… Хотя я б не рисковал… Днем, у всех на виду… Вот если бы ночью… И по лунной дорожке…

Ира представила, какими легкими должны были бы стать ее шаги. Хотя и в самом деле, если по лунной дорожке… Наверное, получилось бы.

Девушка подняла лицо к солнцу. Горячие ладони лучей легли ей на щеки, погладили шею. Никогда еще не было в ее жизни такого чудесного дня.

Ира посмотрела на мужа.

– Я люблю тебя! Я счастлива…

Пролог второй

– Кирка, ну что ты как сонная… Еле плетешься. Вот сейчас ка-ак выйдет твой папенька, ка-ак увидит нас… Ох и влетит же! И вообще неизвестно, получим ли мы зачет.

– Получим, Ритуль, обязательно. И вовсе я не плетусь – иду неторопливо. Мы же в травматологии. Не хватало еще прямо тут упасть и к папе в пациентки попасть. Вот это было бы… Даже не знаю, как сказать… да любой зачет с экзаменом детской игрой покажется по сравнению с его лечением… Нет уж, мерси. Мне в шестом классе на всю жизнь хватило. До сих пор вспомнить без содрогания не могу.

Идущая впереди девушка поправила небрежно наброшенный на яркое летнее платье белый халат. Она, если говорить уж совсем честно, совершенно не понимала, почему Кира ходит на лекции и в морг, волнуется и зубрит перед зачетами и экзаменами. Папа же не просто врач – профессор, завкафедрой. А она ведет себя как все да еще и обижается, когда ее о подобном спрашиваешь. Хотя тут уж никто не может слова дурного сказать – Кирка предмет знала на «отлично» (без всяких поблажек с папиной стороны), никогда профессорством своего «предка» не козыряла и честно пахала на всех лабораторках. Одним словом, вела себя как нормальный человек – временами ленивый, временами зубрилка и заучка. Как самый обыкновенный студент. Вернее, как самая обыкновенная студентка.

– Что значит «в пациентки попасть»? Что, так страшно?

– Валюш, не в том дело, что страшно, а в том, что он же лечит, опираясь на все, что знает. На все, прикинь! Я тогда сломала руку на катке. Подумаешь, делов, да?

Валя кивнула: в общем-то, да, ничего страшного. Ну, недели две в гипсе, и все, побежали дальше.

– А вот и нет, – продолжала Кира. – И гипс, и какие-то ванны для руки с травами, и гимнастика для восстановления подвижности, и… И весь месяц сам со мной возился, даже маме не доверял. Я просто мечтала о том, чтобы он от меня отстал! Все говорила – папа, ну уже же все хорошо! Но фиг же прокатывало – пока он не убедился, что все прошло (все – как он считал нужным), не отстал!

– Да уж… – протянула Валя. Она тоже в школе руку сломала, но с ней никто не возился, а родители, когда убедились, что рука уже не болит, даже заставляли с гипсом в школу ходить. И все уроки делать: рука-то была сломана левая.

– Так что я уж лучше потихоньку. Зачет от нас никуда не убежит.

Кира оказалась права: под дверью аудитории стояла почти вся группа. Кто-то пытался читать конспект, кто-то проверял, хорошо ли закреплены шпаргалки у подола платья. Девушка усмехнулась – уж сколько раз она пыталась вдолбить сокурсникам, что с ее отцом все это не работает, хоть весь шпорами обвешайся: если не знаешь, папа это вычислит на раз. Проще было честно учить или так же честно не выбирать специализацией травматологию. Да и вообще медицину, честно говоря.

– В руках врача жизнь! – Отец любил повторять эти слова, поднимая при этом указательный палец. – Врач может сделать жизнь человека радостной или ужасной. А если он врач только на бумажке, то… да стрелять его, на порог клиники не пускать. Пусть вон полы моет или заборы красит. Там, конечно, тоже тяжело, но меньше шансов, что кого-то убьешь из-за собственного незнания.

И с этим трудно было не согласиться. Малышкой Кира мечтала стать балериной, но природа мягко намекнула ей, что лучше даже не пытаться. Потом список желаний стал расширяться: теперь уже ей хотелось быть художницей, потом певицей, потом… А потом мозги словно включились: ей никто не мешает петь или рисовать, но при этом выучиться чему-то более… простому. Как-то иначе украшать жизнь окружающих, может быть, даже какую-то пользу приносить.

Честная Кирина мама, услышав как-то пение дочери, погладила девушку по плечу и намекнула, что уж Кирино-то пение ничью жизнь украсить не может. Да и сама Кира так же честно вынуждена была согласиться: голоса у нее не было, как, впрочем, не было и слуха.

– Мамочка, но кем же мне быть?

– Да кем угодно! Переводчиком или учителем, косметологом или массажистом… Врачом…

– Нет уж, душа моя, – вступил в разговор отец, только минуту назад вошедший тогда в комнату. – Только не врачом! Это для женщины слишком тяжелая ноша…

И, конечно, с этой минуты Кира решила, что будет именно врачом. Может быть, потому что папа был так категорически настроен против, может быть, потому что ее задели слова о слишком тяжелой ноше… Но зато «украшать жизнь» и даже «приносить пользу» никто лучше врачей не может.

Отец ничего не сказал, когда Кира заявила, что собирается в медицинский и будет выбирать именно травматологию. Только погладил дочь по голове и кивнул. Может быть (сейчас Кира была почти уверена в этом), он и был тогда «категорически против» именно для того, чтобы подзадорить дочь.

Как бы то ни было, в институт она поступила, честно работала массажисткой – после курсов, которые закончила по вечерам. И зубрила, когда надо, – старалась, чтобы ей никто не сказал, что она учится только «благодаря папе». Хотя, тут уж было бы глупо отрицать, коллеги отца к девушке старались особо не придираться.

До аудитории оставалась всего пара шагов, когда распахнулась соседняя дверь – за ней была обычная палата (господ будущих медиков, как известно, зачастую учат прямо в клиниках). Опираясь на костыли, в коридор осторожно вышел высоченный симпатичный парень.

– Ого какой, – вздохнула Валя. – Хоть сиделкой к нему иди…

– Болтушка. – Кира потянула замешкавшуюся подругу. – Он же женатый, на фига ему еще одна сиделка?

– А ты откуда знаешь?

– Да кольцо ж на пальце!

– Это перстень!

Кира отрицательно покачала головой. До аудитории оставался буквально шаг, но этот шаг она сделать не успела: этот высокий и симпатичный женатый пациент поскользнулся и упал буквально к ногам девушек. Кира бросилась его поднимать.

– Ну что же вы, не ушиблись?

Незнакомец, не поднимая головы, пробормотал:

– Ничего, я сейчас… Извините.

А потом поднял голову и встретился взглядом с озабоченным взглядом Киры.

– Господи, как вы прекрасны… Настоящий ангел…

Кира не успела ничего ответить: из дверей выскочил Кирин отец (он всегда передвигался стремительно, повторяя, что «иногда жизнь пациента зависит от пары секунд»).

– Что здесь происходит?

Кира виновато опустила голову.

– Это я виновата…

– Нет-нет, – не дал ей договорить незадачливый пациент. – Это я во всем виноват. Увидел вас и упал… Вы будете моей женой?

Кира немного опешила. Но ее отец не растерялся.

– Не будет она вашей женой, Воронов, у вас же перелом, а не раздвоение личности… А вы, красавицы, марш на зачет!

За руки, как маленьких, он потянул девушек в аудиторию. Симпатичный Воронов, уже вставший на ноги – вернее, на одну ногу и костыли, – проговорил вслед:

– Я верю, вы будете моей женой! Я Игорь, Игорь Воронов!

– Кира, – вполголоса ответила девушка.

Глава первая

Телефон в сумочке запел, когда Кира выходила из магазина. В руках у нее были надувные шарики-сердечки, наполненные гелием, и пара огромных пакетов с покупками. Свободной рукой (хотя освободить руку могла бы только какая-нибудь достаточно опытная ведьма… ну да женщины это неплохо умеют) она нашарила ключи и смогла нажать на кнопочку, чтобы отпереть водительскую дверь. Устроив в машине шарики и покупки, опустилась на водительское сиденье и только после этого вытащила давно уже замолчавший телефон. На экране честно светилось, что звонила «Мамуль». Кира набрала номер и привычно проговорила, как только услышала, что мать взяла трубку:

– Солнышко, все в порядке!

Кирина мама была такой же, как многие другие мамы. К счастью. Потому что быть мамой – и с этим не поспоришь – работа трудная, отнимающая все силы и все время. Поэтому иногда ни этих самых сил, ни этого самого времени не остается, чтобы затормозить ненадолго и подумать: «С чего это вдруг я паникую?» Кирина мама тоже, в общем, думала потом. После того как услышит голос обожаемой дочери. А до этого мгновения сидела тупо (уж простите меня, наши прекрасные мамы) пялясь на молчащий телефон и накручивала себя, представляя самые страшные картины.

Кира за своей родительницей это давно знала – причем на маму не действовали практически никакие аргументы. Ни ответ на экзамене, когда трубку не брала дочь, ни срочная операция (а хоть бы и не срочная), когда не брал трубку отец. Мать тихо произносила «господи, что-то случилось!» и садилась ждать, когда непутевые родственники перезвонят. Собственно, поэтому Кира сразу и сказала, что все в порядке.

Теперь можно было неторопливо устроиться за рулем, подкрасить губы, тронуться с места – мама, придя в себя, уже могла поддержать обычный разговор. Честно говоря, маму можно было и не слушать, что, собственно, Кира и делала.

– …А в отпуск полететь куда-нибудь к морю. Как ты, солнышко, согласна?

– Мам, да я еще не думала об этом, честно. Отпуск у Игоря еще нескоро.

– А при чем тут его отпуск? Я говорила о нашем с папой. Опять не слушаешь меня.

– Да слушаю, мась, слушаю. Но при чем тут я, – Кира сделала ударение на последнем слове, – к вашему отпуску? Летите к морю, конечно.

– До-оченька, да ведь ты-то полетишь с нами. Мы с папой уже и тур присмотрели на троих.

Кира тяжело вздохнула, порадовавшись, что муж этого не слышит. О нет, у Игоря с родителями Киры были прекрасные отношения, но ему не очень нравилось, что Кира, став его женой, не перестала быть любимой и опекаемой дочерью. Нет-нет, он не требовал, чтобы супруга вообще не общалась с родителями, но хмурился, когда теща настаивала, чтобы «Кирочка» оставалась «у нас пожить несколько дней: она выглядит такой усталой, вот и отоспится немного».

– Кир, ты б маме как-то намекнула, что отоспаться и дома можешь.

– Да я уж не просто намекала – открытым текстом так… почти посылала. Дом есть свой, и я могу отлично отоспаться… Когда ты мне это позволяешь.

Игорь после этих слов обычно довольно ухмылялся, и разговор сам по себе сходил на нет. Но мама продолжала быть «самой лучшей мамой» своей обожаемой Кирочки, и через месяц-полтора все начиналось сначала. Сейчас, похоже, этот самый месяц истек, иначе мама бы не завела в который уж раз порядком надоевший разговор «А поехали с нами».

Кира вела машину осторожно. К счастью, в три часа дня о пробках можно было не беспокоиться и чуть нажать на педаль газа. Но девушка все-таки была травматологом, пусть и совсем без опыта, а потому прекрасно знала, к чему может привести избыточная лихость за рулем. Поэтому она куда больше внимания уделяла тому, что происходит на дороге, чем маминым словам.

– Мам, я с вами не полечу, и ты это прекрасно знаешь.

– Но почему, Кирюш?

Ох, как же ненавидела временами Кира свое имя! И то, как мамочка его сокращает.

– Мам, я замужем уже пять лет! И хочу ездить в отпуск с мужем, а не с родителями. Ты с бабушкой много ездила в отпуск после того, как за папу замуж вышла?

– Деточка, ты не сравнивай! Это были совсем другие времена! Бабушка бы с радостью взяла меня с собой – да вот только некуда было ездить всей семьей и денег негусто было… А сейчас-то мы можем себе позволить побаловать любимую доченьку и Ниццей, и Римом…

«Господи, ну почему у меня нет брата или сестры? Хорошо бы младшую сестренку. Чтобы ей сейчас было… лет шестнадцать. И чтобы мамочка занималась ею двадцать пять часов в сутки, а меня оставила в покое…»

Увы, младшей сестры у Киры не было. И старшей тоже: она, как уже понятно, была у мамы единственным и совершенно обожаемым, даже обожествляемым ребенком. К счастью, характер ей достался от отца, и потому Кира выросла все-таки не избалованным цветочком, а достаточно разумной и уверенной в себе. Настолько, чтобы терпеливо переносить приступы маминой любви и относиться к ним с изрядной долей иронии.

– …К тому же ты слишком сильно любишь своего мужа, – продолжал звучать голос старшей Романько. – Просто растворяешься в нем.

– Мама, ну что ты такое говоришь! Как можно любить «слишком сильно»? Я его просто люблю. Уважаю…

– Вот-вот. Так нельзя. Мужчины совершенно не ценят такого к себе отношения. Они тут же садятся на шею, воспринимают это как само собой разумеющееся…

– И что в этом дурного, мась? Он знает, что лучше его для меня мужчины нет. И не заморачивается всякими глупостями вроде ревности…

Кира повернула с проспекта на тихую улочку. Почти рядом с домом не так давно она нашла совершенно изумительный магазинчик со сладостями. Правда, муж к сладкому был совершенно равнодушен, но Кира временами баловала себя то выпечкой из тончайшего теста, то всевозможными восточными лакомствами. Потом, конечно, приходилось изрядно потрудиться в тренажерном зале, но для нее отказ от сладкого был просто невозможен.

Тем временем мама продолжала:

– …это же и ужасно! Как это «всякими глупостями вроде ревности», доченька? Муж должен ревновать! Он должен изо всех сил стараться удержать тебя возле себя, завоевывать каждый день! А ты, уж прости, конечно, не даешь ему ни малейшей возможности сделать это. Даже, вон, не работаешь – только чтобы Игорьку обожаемому создавать все условия!

Это была чистая правда: Кира и в самом деле не работала. Вернее, не работала врачом-травматологом, только пару раз в неделю делала сложные массажи малышам при частной детской клинике. Кира, мама тут была стопроцентно права, и в самом деле старалась «создать мужу все условия» – тем более что Игорь работал невероятно много, чтобы семья ни в чем не нуждалась.

– Мамочка, – Кира попыталась как-то «притормозить» поток маминых наставлений (не в первый раз, но капля, как известно, камень точит), – но зачем же мне все это нужно? Я люблю мужа, он любит меня. Я ему верю и доверяю полностью. Он тоже. У нас все хорошо, а ты о каких-то завоеваниях толкуешь. Не рыцарские же времена…

– Да я уж устала тебе повторять, детка, что мужчинам доверять нельзя, противопоказано! Как только ты расслабишь спину, они обязательно тебя предадут! Обязательно!

«Смарт» затормозил у дверей магазинчика. Мамочку пора было останавливать. И Кира вытащила из колоды самый сильный свой козырь.

– Мам, так ты что, папе совсем не доверяешь? Каждый день ждешь, когда он тебя предаст?

Почему-то это всегда мамин «фонтан» усмиряло.

– Ну-у, папа – это… – Голос Кириной мамы сразу стал куда тише. – К тому же он всегда в клинике…

– Ну вот. Папа в клинике, Игорь в фирме пропадает. А мы, балованные девочки, просто ждем их с работы. Все, мамусь, я побежала. Целую! Позвоню вечерком!

– Но ты все-таки подумай о том, что я тебе сказала, солнышко! Жду звонка!

– Пока-пока!

Кира маму очень любила, что вполне понятно, но временами мечтала просто снять ей голову и чуток прополоскать мозги. Потом, конечно, поставить голову на место и радоваться тому, какой мамочка стала разумной и спокойной.

«Вот уж если бы…» – подумала девушка, мысленно вздохнула и вошла в магазинчик. Надо было относиться к выбору сладкого серьезно и не отвлекаться на посторонние мысли.

Глава вторая

Жаркий августовский день превратился в теплый вечер. К приходу мужа все было готово. Вино остывало в холодильнике, шарики были устроены вокруг люстры. Кира в милом нарядном платье осторожно прикрепляла к длинным красным лентам, которыми были стянуты шарики, шуточные открытки.

Раздался щелчок замка. Почему-то (Кира удивлялась этому уже сто раз и готова была удивляться еще пару миллионов) замок щелкал звонко только тогда, когда домой приходил Игорь. Как Кира ни старалась – а она пару раз пыталась, – у нее получалось только скрежещущее «р-ж-ж-ж», а вовсе не звонкое «щелк!».

Девушка бросилась в прихожую.

– Игорешка! Поздравляю!

– С праздником, мой ангел!

Огромный букет пионов, самых любимых Кириных цветов, почти заслонил Игоря.

– Ой, какие красивые! – Девушка спрятала лицо в цветах.

– Это ты у меня красивая. – Голос мужа стал тише. – Самая красивая на свете. Самая желанная…

Кира чуть покраснела. Она еще не привыкла к тому, что действует на мужа вот так… возбуждающе. Вроде бы прошло уже пять лет, а вот этот миг, когда Игорь смотрел на нее такими жадными ждущими глазами, все оставался для Киры самым странным и таким замечательным… Она словно вернулась в тот, первый раз. И, наверное, Игорь тоже – несмотря на пять лет (уже целых пять прекрасных лет!), что прожила с ним.

– Ну идем же, идем скорее!

– Куда? – Кира попыталась остановить мужа. – Все же готово… Я так старалась…

– Кирусь, я не могу остановиться, даже на минуту не могу. Я так ждал вечера… Идем скорее.

Кира подумала, что все ее приготовления могут и подождать. Как заговорщики, они с Игорем прокрались по коридору. Не сговариваясь, они старались, чтобы не скрипнула ни одна половица, чтобы даже занавеси не дрогнули от их движений. И все это время они целовались, прижимали друг друга к стене и тискали безумно и напряженно. В светлых сумерках они проскользнули в спальню, как две сошедшие с ума тени. Наверное, их тени сошли с ума вместе с ними, и уже довольно давно. Похоже, куда больше чем пять лет назад. Наверное, мелькнула у Киры мысль, в тот самый миг, когда она сказала Игорю «да».

Игорь с маху ударился локтем о дверной косяк и даже не почувствовал этого. Да и как тут было что-то заметить, как отвлечься, если Кира вся, от кончиков волос до пяток, принадлежала ему (и только ему, и навсегда ему!)? Пришлось сделать невероятное усилие просто для того, чтобы отпустить ее руку и тут же обнять. Обнять и крепко поцеловать ее. Поцеловать так, как будто сегодня первый день их общей жизни. Как будто сейчас первый день настоящей жизни! Той, для которой он создан.

Его губы пахли кофе, щека, которой Кира коснулась своей щекой, оказалась чуть шершавой и нежно-прохладной. Шея была сильной и напряженной, а грудь под расстегнутой рубашкой – почему-то чуть влажной и удивительно, невероятно приятной на ощупь. У Киры хватило сил отвлечься от бури, бушевавшей вокруг нее, чтобы в который уже раз удивиться тому, как она реагирует на тело любимого, и тому, что до сих пор для нее каждый его поцелуй как первый, а каждое объятие – невероятно, оглушительно желанное.

И это необыкновенно любимое тело, такое родное, пахнущее так знакомо и одновременно так незнакомо, двигалось рядом с ней, дышало и кружило голову так, что становилось просто страшно.

«Нет, так не годится! Я не могу! Я должна остановиться! Я столько всего придумала, а он… Его надо остановить, ему надо сказать!»

Что сказать, зачем? Уже через миг она забыла, о чем именно хотела рассказать ему, обняла руками за шею и легонько вздохнула. Кожа вдруг стала невероятно чувствительной, как у принцессы на горошине. Или как у человека, который только сейчас возвращается к жизни, а целый день, нет, целую жизнь до этого ждал этого самого мгновения. Она провела голой ногой по его ноге и застонала от удовольствия, чувствуя тепло, которое не могла сдержать никакая ткань.

Он подхватил ее снизу, поднял, прижал к себе, не отрываясь. Теперь она была выше, сжимала в ладонях его голову и трогала кончиками пальцев густые волосы на его затылке. Он взглянул ей прямо в глаза, как тогда, в самый первый их раз. Это произошло много лет назад, но помнилось так, словно было вчера. И снова, в который уж раз, она почувствовала, что его объятия… единственные нужные, его руки – самые лучшие. А все то, что он делает… Что иначе быть просто не должно, что это правильно. Правильно для них обоих.

Игорь на секунду остановился, попытался зачем-то запереть дверь спальни. Может быть, для того чтобы самую малость прийти в себя. Кира действовала на него как-то… невероятно. Она опьяняла, оглушала. С ней он чувствовал себя рыцарем в захваченном городе, где готова отдаться любая женщина, но он нашел единственную недотрогу. Недотрогу, которую все же смог завоевать. Раньше все было иначе. До тех пор, пока в его жизни не появилась Кира. Да и сейчас, с ней, он чувствовал себя ландскнехтом в пылающем городе.

Он вдруг заспешил. Должно быть, не мог насладиться тем, что они опять вместе и что все происходит наяву. Что с ним она, его удивительная фея, а не кто-то из тех сексапильных девиц, охотниц за чем угодно, кроме него самого. Голова кружилась, он едва почувствовал, что жена нетерпеливо стаскивает с него рубаху. Прикосновение ее прохладных ладоней сегодня почему-то обжигало, дарило самое странное из когда-либо приходивших к нему ощущений. Ему отчего-то показалось, что, если она перестанет его касаться, он сразу умрет. Он даже застонал, когда девушка попыталась отнять руки от его груди.

– Ты что? – спросила Кира шепотом. – Я сделала что-то неправильно? Тебе неприятно? Может быть, мне лучше остановиться?..

– Глупенькая, если ты остановишься, я просто умру!

Кира улыбнулась. Она порадовалась тому, что он смог увидеть в этой улыбке и радость, и даже гордость. Понял, вернее, почувствовал, что в это мгновение власть полностью перешла к ней и она об этом знает.

– Чего ты хочешь, родной мой?

– Тебя. Только не останавливайся, я весь сейчас твой.

«Ни за что. Я точно не остановлюсь. И никто меня не сможет остановить. Ты весь мой!» Кира не понимала, но чувствовала, как действуют на мужа ее прикосновения, слышала, как тяжко и больно начинает биться сердце, стоит ей просто прикоснуться к его телу. А уж о том, чтобы не касаться, и речи быть не могло. Тогда бы сразу умерла и она сама.

– Я, наверное, весь потный. Такая жара на улице…

– Ты самый лучший, – пробормотала она ему куда-то в изгиб шеи, – и просто ничего в мужчинах не понимаешь.

– Не понимаю. А ты?

– А я понимаю. Ты самый лучший, ты единственный! Запомни это и не сомневайся…

«Ангел мой светловолосый… Неужели ты говоришь правду? Не льстишь, чтобы чего-то добиться, а просто потому, что тебе нужен именно я?» Почему-то Кириным словам о том, что он любим, Игорь верил с трудом. Хотя жена была вся как на ладони. Он знал о каждом ее шаге, но все равно полностью принять то, что кроме него ей никто не нужен, до сих пор не решался. Возможно, поэтому каждую ночь с ней он ощущал как первую. Как первую ночь с ней…

Счастье, что этих мыслей Кира не слышала. Хотя, наверное, о «первой ночи с ней» подумала бы с удовольствием. Ведь каждый слышит зачастую только то, что хочет услышать. К тому же каждый из нас говорит своим языком, не всегда понятным даже самым близким.

Теперь он чувствовал ее всю, сверху донизу. Вся она, от шеи до прохладных обжигающих пальцев, была частью его самого. Губы скользили по ее телу, длинные шелковые волосы тяжелой волной накрывали его и утаскивали на дно самого прекрасного водоворота. Несмотря на жаркий вечер, она была странно свежая и прохладная. Каким-то непостижимым образом ей удавалось одновременно и останавливать, и распалять его. Он пытался хоть ненадолго прийти в себя, подумать о чем-то отвлеченном. Но ничего не помогало. Голова отказывалась ему служить, а чувства вытворяли все, что хотели.

Никто не мог сравниться с его женой. И уж она – меньше всего. Как бы ни старалась та быть нежной и пылкой, как бы ни пыталась выглядеть влюбленной, каждое ее прикосновение выдавало ее с головой – он это понимал. Наверное, он это понимал всегда и всегда чувствовал разницу между страстью женщины влюбленной и страстью женщины завоевывающей. Хотя та была по-своему замечательной и, может быть, любила его. Как-то иначе, не так, как любит Кира. Или как любила Ира… Или Аня…

Сердце билось сильно и отчего-то больно. Кира чувствовала эту непонятную боль мужа как свою собственную. Она ощущала, как горячи ее ладони, как горячей становится его кожа там, где она касается плеча или спины. Слышала, как колотится его сердце и как тяжело он дышит. Чувствовала свое собственное сердцебиение, такое же болезненное и гулкое, слышала свое собственное дыхание, чуть хрипловатое от с трудом сдерживаемого желания.

Была на них одежда или она испарилась в тот самый миг, когда они оказались в полумраке спальни? Ни он, ни она не могли сказать этого наверняка. Но стоило им осознать, что никаких препятствий между ними больше нет, как оба почему-то заторопились еще сильнее. Должно быть, оттого, что им одновременно показалось, что до конца света остались считанные мгновения и, если они проведут их порознь, это станет по-настоящему фатальной ошибкой. Дышать было невозможно: воздух вдруг стал раскаленным, как будто где-то открылась гигантская духовка. И единственным облегчением мог стать тот самый миг: только он даст возможность вдохнуть полной грудью.

Сумерки, заливавшие их тела странным серебряно-ртутным светом, отчего-то стали сгущаться перед Кириными глазами. Игорю казалось, что стоит ему помедлить еще хоть мгновение, как жизнь закончится, стоит ему вдохнуть – смерть станет неминуемой, стоит ему просто оторвать руки от ее тела – исчезнет весь мир.

Наконец они стали одним целым. Соединились телами, хотя Кира знала, что давно уже соединены душами. Давно и, к счастью, навсегда. И это оказалось самым правильным, что они сделали в своей жизни за все долгие годы. Что именно так, вместе, в их жизни все будет правильно. А все остальное и все остальные… Ничего нет и не могло быть, все прежде были лишь призраками настоящего соединения, превращения из двоих в одно целое.

Ночь задрожала, завибрировала миллионами невидимых серебряных струн. Звук нарастал, перешел за грань слышимости и вдруг обрушился на нее оглушительным крещендо. Теперь ей ничего не было страшно: все самое главное и нужное в жизни уже произошло. Две души слились в одну, два тела стали одним. И это было единственно правильным.