Текст книги "Грехи имеют свою цену"

Инна устроилась на завод в Приморске, вспыхнувшие было разговоры относительно ее неожиданного возвращения, потихоньку утихли. Жизнь худо-бедно наладилась. Конечно, сердце еще саднила незажившая рана, но и сама девушка и близкое окружение понимали, что любовь без страданий не уходит. Эту стихию необходимо пережить. Душа должна отболеть. Днем несчастная представала перед обществом «в полной боевой готовности», а по ночам ревела в подушку, оплакивая собственные переживания.

Прошел месяц. В один из пятничных вечеров, когда хозяева уже готовились ко сну, раздался звонок в дверь. Сама не понимая почему, к двери бросилась Инна. Два поворота ключа, дверь распахнулась и, в темной пустоте дверного проема сначала возникло до боли знакомое лицо Николая, потом он сам с чемоданом в одной руке, в другой он сжимал все ту же кепку. Они, замерев, молча смотрели друг на друга, девушка сделала шаг в сторону, тем самым, предлагая гостю войти. «Я насовсем», – еле слышно прошептал молодой человек. Она его услышала, скорее не ушами, а сердцем. Слезы хлынули из глаз даже не ручьями, но полноводными реками. Николай, бросив у ног чемодан, обнял любимую и прижал ее к себе, будто боялся, что этот миг закончится и она опять исчезнет. Такими, слившимися воедино, их застали родители.

А дальше события развивались с космической скоростью. В ближайший понедельник молодые отправились в ЗАГС подавать заявление на регистрацию брака. Свадьбу сыграли скромную, присутствовали только самые близкие люди, в том числе Инна пригласила Машу и Марту. Вырваться от маленького Ванечки случилось не на долго. Улучшив момент во время веселья, подружки потихоньку уединились в кухне.

– Знаешь, Инуля, мучает меня один вопрос, – открывая бутылку «Боржоми», поделилась своими сомнениями Маша.

– Всего один? – весело отреагировала невеста, подставляя фужер.

– Да. Но ответь только честно. Почему ты тогда захотела обсудить свою ситуацию именно со мной?

Инна хитро улыбнулась, обняла подругу за плечи:

– Только ты одна меня могла тогда понять. Тебя ведь тоже сразу после знакомства не приняли родители Сашки. Значит, ты уже переживала состояние отвергнутой, несостоявшейся невесты. Ты прошла, пережила уже то, с чем мне пришлось столкнуться. Я верила тебе. Я знала, что ты можешь дать мне правильный, взвешенный совет, без жалости и соплей. Как видишь, не ошиблась! Спасибо тебе, Машка!

Губы у подруг задрожали одновременно. Маша уткнулась головой в плечо Инны, давая возможность себе и ей передышать трогательный момент, не расплакаться. Инна заговорила первая:

– А меня настораживают слова мамы. Они постоянно крутятся в голове, обрастая страхами.

Маша насторожилась, отпила из фужера.

– Ты ничего не говорила. Какие слова?

Инна, не торопясь, отошла к окну, уже оттуда, обернувшись лицом к подруге, произнесла:

– Мама сказала, что жениться без согласия родителей, это не по-людски, что такое счастье – краденное, и оно не на долго . . .

– Я, пожалуй, соглашусь с ней только в одном – это не по-людски, но кто виноват? Разве вы не пришли к ним за благословением? Разве ты вошла в их дом, как воровка, с пузом на носу? Нет. Все было честно и по любви. У меня такое предчувствие, что пройдет совсем не много времени, и они смирятся с волею судьбы. Родишь им внука, претензии закончатся. Ты же сама обращаешься к моей ситуации. Да, родители моего мужа меня, скажем мягко, не очень жалуют. Ну и что? Мы – в Солнечном, они – в Приморске.

– Да уж, они – в Майкопе, мы – в Приморске, – рассмеялась Инна.

В дверь кухни вкрадчиво постучали.

– Входите, мы одеты! – откликнулась на стук невеста.

– Девчонки, народ вас потерял. Давайте к столу, – из-за приоткрытой двери просунулась голова мужа Марты, Юрки Марсова.

– Идем, идем! – Инна увлекла в комнату подругу. Веселье продолжалось.

Ванюшке исполнилось десять месяцев. Все это время Маша поддерживала дружеские отношения с семьей Михал Михалыча, впрочем скорее не с ним, а с его добрейшей женой – Лидией Яковлевной. Супруга была в курсе всех событий происходящих у них в цехе, а так же в целом на заводе и в городе. Письма от нее приходили пространные и очень интересные. Каждое из них представляло собой небольшое художественное произведение, безусловно, сказывалось многолетнее преподавание литературы в школе. Молодая женщина чрезвычайно дорожила дружбой с замечательной старшей наставницей, считая общение с ней даром судьбы.

Второй особой, которой писала письма Маша и та ей исправно отвечала, была Ольга. Эта молодая женщина одновременно являлась соседкой по общежитию и коллегой по работе, а теперь еще их объединяли общие заботы, потому как обе носили гордое имя – мать. Только у Ольги дочка на полтора года старше Машиного сына. Из переписки с подругой узнавались новости по общежитию и сплетни про общих знакомых. Ольга держала руку на пульсе общественной жизни и незамедлительно информировала об этом подругу.

Ответственная Ольга играла роль уполномоченного представителя Марии. Именно ей направлялись необходимые документы для оформления и сдачи в инстанции. Заявление на ясли тоже сразу после родов направилось подруге, которое та успешно предоставила в местком цеха. Время шло, а очередь в детское учреждение не продвигалась. В каждом своем послании женщина теребила своего представителя, та дергала местком, но «воз» оставался на своем месте. Мария начинала нервничать. Скоро заканчивался отпуск по уходу за ребенком. Куда она денет Ваню, когда ему исполнится год, и нужно будет выходить на работу?

Вопрос разрешился неожиданно. Пришла телеграмма из Солнечного, приглашающая на переговоры. Чтобы не ожидать на телеграфе, разговор перевели на домашний телефон. В телеграмме только значилось время и город Солнечный, а кто конкретно желал поговорить, не понятно. Абонент томилась неизвестностью и переживала. Когда, наконец, прозвенел долгожданный звонок, Маша в несвойственном ей волнении, схватила трубку. Раздался жизнерадостный голос Ольги:

– Машка, привет! Как ты, что ты, как Ванюшка?

Интонация голоса несколько успокоила женщину.

– Оля, привет! Что случилось? – предупредительно поинтересовалась Мария. – Неприятности?

– С чего ты взяла? Все хорошо. План выполняем, здоровы и веселы. Я вот что звоню. Мне тут в месткоме подсказали, что ты как жена военнослужащего срочной службы имеешь льготу.

– Какую льготу? – не поняла солдатка.

– Без очереди получить место в яслях. Впереди тебя еще пять человек в очереди. К весне ты по любому не успеешь определить мальчишку. Придется няньку искать, а это деньги и немалые. Наталья Сергеевна – председательша в месткоме, предлагает тебе вернуться в Солнечный и пока муж на службе пойти в военкомат. Там тебе обязаны выделить место. Я подумал: пока напишу, пока дойдет, пока ты мне по ходу все вопросы задашь, а я тебе на них письменно отвечу, потеряем время. Решила позвонить.

– Какая же ты молодец, Олюшка. Я тебе так благодарна за заботу. Голову уже сломала с этими проклятущими яслями. Я все поняла. Спасибо . . .

В трубке раздалось громкое щелканье, равнодушный женский голос произнес:

– Время кончилось. Разъединяю.

Разговор закончился. Пришло время действовать. С какой стороны подобраться к решению вопроса о переезде? Смущало обстоятельство, связанное с пониманием родителей, дальнейшего места жительства их с Сашей семьи. Они прежде то не хотели отъезда молодых к месту распределения зятя. Теперь, когда на свет появилось чудо чудное под именем Ванюшка, возвращение в Солнечный воспринималось безумием. При всяком удобном случае Галина Ивановна всячески намекала на невозможность расставания с дочерью и внуком. Чаще всего это осуществлялось через расхваливание черноморского климата, условий проживания, возможностей для карьерного роста. Иногда восхищения доходили до абсурда, складывалось впечатление, что фрукты и овощи имеют место продаваться исключительно в Приморске, лучшее медицинское обслуживание в Приморске, инфраструктура развивается в Приморске и даже жилье ускоренными темпами строят только в Приморске.

Мария понимала желание родителей заякорить их в шаговой доступности от себя. Но у этого благородного желания была еще вторая сторона. Второй стороной автоматически становилось семейство Гордеевых, вернее, их возможность влиять на атмосферу и отношения между молодыми супругами. Начинающая, еще неокрепшая семья Марии в данном случае попадала под двойной обстрел – старшего поколения Родовых и Гордеевых. Нет. Такой вариант был абсолютно неприемлем. Нужно однозначно собираться домой, в родную общагу. Оттягивать объяснения с родителями не имело смысла. Собираться потихоньку за спиной у самых близких людей – это не про Машу.

Вечером, после ужина, когда ничего не подозревающий Вадим Андреевич, лежа на ковре в гостиной, самозабвенно возился с Ванечкой, а Галина Ивановна, нацепив очки, скрупулезно разбиралась в ящике нижней антресоли стенки с многочисленными выкройками, Маша, собравшись с духом, начала неприятный разговор:

– Сегодня разговаривала с Ольгой по межгороду . . .

– Ольгой? Это какой Ольгой? – не поднимая глаз и не поворачивая лица, поинтересовалась Галина Ивановна. Было вообще-то удивительно, что она расслышала вкрадчивый голос.

– Ты забыла Ольгу? Это же моя подруга из Солнечного.

Упоминание о Солнечном моментально насторожило женщину. Шестым чувством она понимала, что с этой стороны добра ожидать не приходится.

– И что случилось в тамошнем королевстве? – спросила наигранно беспечно. – Там перемены?

– В том то и дело: все без изменений.

– Тогда зачем звонила? Узнать как твои дела?

– И это тоже . . . , – от напряжения голос молодой женщины сел, она сглотнула, пытаясь восстановить прежнее звучание, – сказала, что очередь на ясли не продвигается . . .

Галина Ивановна, сидя на стуле рядом с ящиком, повернулась всем телом к дочери и, сняв очки, радостно разлилась в улыбке.

– Вот и ладно, вот и замечательно. – Теперь она назидательно обращалась к мужу, – Вадим, я думаю, тебе не откажут в месте в заводских яслях? Ты бы поговорил с кем надо, объяснил ситуацию. Конечно, это место потребуется только к годику, но заручиться поддержкой лучше сейчас, заранее.

Вадим Андреевич ползал на четвереньках за внуком, который весело хохоча, перебирая ручонками, передвигался вдоль дивана. Увлеченный игрой с мальчиком, он не обращал внимания на разговоры женщин, поэтому не сразу отреагировал на пожелание супруги.

– Без проблем! – подхватив на руки бегуна, отозвался довольный дед.

Маша поднялась с кресла и, как школьница у доски, теребя в руках Ванюшкин слюнявчик, возможно серьезно отчеканила:

– Ничего не надо. Мамочка, мы ведь живем в Солнечном, а здесь временно. Вы же об этом знаете. Зачем нам ясли в Приморске, если предстоит вернуться назад?

– Маша, – улыбка слетела с лица Галины Сергеевны. Она заметно подобралась и сосредоточилась. – Мы умышленно с папой не затевали этот не совсем удобный для тебя разговор . . . . Раз уж так получилось, то давай поговорим сейчас.

Вадим Андреевич понимая важность момента, переместился на диван вместе с внуком. Он молча кивнул то ли жене в знак одобрения ее слов, то ли демонстрируя солидарность в предстоящем разговоре. Один Ванюшка никак не реагировал на серьезную ситуацию. Он отчаянно топтался по коленкам деда, хлопал его ручонками по щекам, пытаясь ухватить за нос. Галина Ивановна переставила стул, на котором только что сидела к столу, затем присела на него. Сложив руки на столе перед собой, приняв позу строгой, требовательной учительницы опять обратилась к дочери:

– Машенька, пойми нас правильно. Теперь ты сама мама и, я очень надеюсь, понимаешь состояние обеспокоенных родителей. Ты живешь за тысячи километров от нас. Ладно, когда вы были с Сашей вдвоем, но появился Ванечка, а это уже ответственность. Ребенок совсем маленький, рядом с ним должны быть люди знающие, опытные . . .

– Маша, мама права. Вырастить ребенка – это тебе не баран чихнул, – вставил Вадим Андреевич.

Галина Ивановна грозно глянула на мужа. Видимо ей не понравилось сравнение. Обстоятельства разговора не располагали к шутке, поэтому она опять взяла бразды правления в собственные руки.

– Ребенок может в любое время заболеть. Да, да, дети имеют свойство болеть. Кто тебе поможет? Кто подскажет? – дружелюбно задавала вопросы мать. И потом, вернется с армии Саша, вы оба целыми днями на работе, а после работы нужно в магазин, убрать, постирать . . .

– Погладить, приготовить, искупать . . . – в тон матери продолжила дочь.

– Это ты сейчас так легкомысленно относишься к обязанностям матери и жены потому, что не знаешь, каким трудом дается благополучная семейная жизнь. Трудности и заботы лавиной обрушаться на тебя, накроют с головой. С очень большой долей вероятности сломают тебя. Спрашивается: зачем усложнять жизнь себе, мужу, сыну?

Мария тоже села на стул по другую сторону стола. Теперь она понимала стратегию и тактику родителей, их доводы и готова была держать удар.

– А как же вы начинали свою жизнь? Насколько я помню, сами рожали детей, сами их воспитывали, сами работали. Так почему считаете, что мы глупее и безответственнее вас. Хочу обратить ваше внимание: вы поженились еще в техникуме, когда только исполнилось по восемнадцать лет. Мы уже больше года, как закончили институт, образованные, взрослые люди. Почему вы смогли позаботиться о своих детях, а мы не сможем?

– Машенька, – опять вступил Вадим Андреевич, – никто не говорит о неспособности воспитывать ребенка. Вопрос в другом: зачем подвергать себя испытаниям, когда их можно избежать? Некоторое время поживете с нами, получите от завода квартиру, как молодая семья специалистов или вступите в кооператив, с деньгами мы поможем. Люди специально едут к морю, в мягкий климат, вы же, наоборот, рветесь в холод и лишения.

Доводы отца и матери были безупречными. Действительно, какой дурак, бросив комфортные условия, достаток, фактически, курортную жизнь, попрется в общагу: в общий душ и общую кухню, в бесконечные очереди за продуктами, в шум и гам общего коридора? Мария не могла открыто заявить об истинной причине невозможности проживания в Приморске. Как она скажет, что родители мужа не оставят их в покое, будут держать под колпаком и диктовать собственные понимания жизни. Они с Сашей станут ссориться и, брак вполне имеет все основания закончиться разводом.

– Я все понимаю, папа, но это не только мое решение. Мы с Сашей решили жить в Солнечном, строить свою семью самостоятельно. Большое спасибо за помощь, за понимание . . .

– Ты никак прощаешься с нами? – ахнула Галина Ивановна. Только теперь она поняла, зачем дочь завела разговор о телефонном звонке. Ей сообщили нечто важное, а она не дослушала и принялась уговаривать остаться в Приморске насовсем.

– В некотором роде да.

– Это как же понимать? – пришел в замешательство отец.

Отступать было некуда, Маша взяла себя в руки и рубанула правду-матку:

– Мне нужно немедленно ехать в Солнечный. Пока Саша проходит срочную службу, я имею право на льготу без очереди оформить ребенка в ясли. Если не воспользуюсь удачным моментом, придется ждать неизвестно сколько.

– Почему срочно? – искренне удивилась Галина Ивановна. – Ты же сама сказала, что пока он служит . . . ему еще почти четыре месяца служить?

– Лучше заранее обратиться. Всякое может быть, или место сразу не найдется, или заявление не сразу рассмотрят, или то и другое. Какое-то время буду на пару часов водить, потом на пол дня, потом после сна дневного забирать, пока не привыкнет.

Галина Ивановна поникла, весь ее боевой задор улетучился. Новость о скором расставании настолько ошеломила женщину, что она не могла в полной мере осознать масштабы потери. Ночь прошла в полузабытьи. Следующим вечером она уже помогала дочери поковать вещи. Решили большую часть отправить посылками по почте, остальные везти самолетом. Вадим Андреевич вызвался сопровождать дочь и внука, однако Галина Ивановна, отвергнув предложение мужа, взяла на себя эту ответственную миссию. Оформив отпуск за свой счет на неделю, отправилась помогать дочери обустраиваться в общежитии.

Мария проснулась от громкого удара чего-то тяжелого о пол рядом с ее дверью. Машинально приподнялась на локтях, чтобы убедиться, не проснулся ли от неожиданного шума маленький сын. Ванечка, как ни в чем не бывало, умиротворенно сопел в своей кроватке. Судя по наступившей тишине, общежитие еще прибывало в состоянии спячки. Сама комната, все вещи в ней находились в ожидании первых солнечных лучей. Утренний свет уже залил просторное помещение и, казалось, вот-вот через стекло на подоконник ярким пятном откуда-то из-за леса крадучись переползут солнечные лучи, потом смело расползутся по стене, дивану, зацепят стол, стулья, входную дверь и дальше заполнят радостью и хорошим настроением всех находящихся в комнате.

Маша до неприятного хруста в шее завернула голову в сторону окошка. Она умела с удивительной точностью по степени утреннего освещения на улице и расположению солнечных лучей на вершинах елей под самыми стенами их высотки, определять время. Раскидистые ели составляли основу леса, который окружал общежитие. Они, безусловно, несколько загораживали естественное освещение комнат, особенно на нижних этажах, однако, вырубить их ни у кого не поднималась рука. Летом ели дарили постояльцам прохладу, своими раскидистыми лапами закрывали гуляющих от дождя и ветра, зимой украшали пейзаж за окнами. Потому как запорошенные снегом, держали на своих ветвях небольшие пушистые мини сугробы. Было непонятно, каким образом всю зиму снежные заносы удерживались на заметно прогнувшихся ветках, при этом ослепительно переливаясь на солнце бриллиантовым светом.

К новогодней ночи небольшие молодые ели наряжали покупными и самодельными игрушками. Причем одни и те же деревья из года в год украшались постоянно действующими сообществами, в которые, как правило, входили соседи расположенных рядом комнат. Наряженная ель автоматически становилась неприкосновенной, в соответствии с негласным законом игрушки никогда не крали и не били. В двенадцать часов ночи по общежитию одновременно из комнат, где собрались компании, раздавались выстрелы шампанского, а уже через пол часа, весь народ шумными реками стекался к своим елкам. Настоящее веселье начиналось именно на улице, при огромном скоплении празднующих. Здесь не было чужих, все – свои. В красном уголке включали музыку, и она гремела через громкоговоритель на всю округу. Радостные в изрядном подпитии люди становились родными и близкими, обнимались, целовались, желали друг другу счастья.

Солнечные лучи только-только зацепились за верхушки самых высоких елей, значит, время совсем немного и сегодняшним субботним утром можно позволить себе удовольствие – еще подремать в сладком забытьи. Начинался не просто новый день, начинался день, венчающий маленькое и все же значимое событие – первую годовщину жизни маленького Ванечки, проще говоря, сегодня сыну исполнялся годик. Отмечать рождение сына Маша не планировала, как-то неудобно праздновать нерядовое событие без отца ребенка. На всякий случай приготовит пару салатиков да горячее. Вдруг кто-либо из соседей придет поздравить, хотя о сей дате она не распространялась, но ведь это общага . . . . Здесь все и все знают друг о друге. Бутылка вина у нее лежит еще с тех самых времен, когда мужа провожали в армию. Тогда она обещала сохранить ее с намерением открыть в день возвращения. Сашка наверняка давно забыл про эту бутылку «Кагора», а ей она сгодится в случае чего.

Вчера солдатка получила письмо от своего солдата. Саша писал, что вышел приказ об его увольнении в запас. Он сам и другие дембеля уже собрали свои нехитрые вещички и с нетерпением ждут отъезда. Служи они в Союзе, проблем с отправкой не было бы. В Германии совсем другой разговор: нужно время на подготовку необходимых документов для пересечения границы, да пока соберут всех военнослужащих с разных концов государства. Словом, скоро приедет, но когда конкретно еще неизвестно. От мысли, что пришел долгожданный конец ее мытарствам, возвращается самый любимый, самый близкий человек на земле, отныне он всегда будет рядом, душу охватил такой восторг, что она была готова от счастья свернуть, как минимум, горы.

Лежа в постели, Маша опять почувствовала тот самый прилив радостной нежности, которую испытала вчера, читая письмо супруга. Между тем проснулся Ванечка, завозился в своей кроватке, встал на ножки и, цепляясь за спинку, начал перемещения по периметру. Сначала задирая одну ножку, пытался вылезти из кроватки, старания не увенчались успехом. Нога не доставала до перекладины, обрываясь, нарушала равновесие, и ребенок опускался на попу. Потом вставал и настойчиво продолжал попытки «вырваться из плена», теперь уже забрасывая другую ножку. Все тщетно. Приземлившись в очередной раз, он так расстроился, что решил заплакать. Губки его капризно скривились, ручонки потянулись к глазам.

Мать, лежа без движения, изображая спящую, терпеливо наблюдала за сыном из-под опущенных ресниц. Когда до плача остался вздох, молодая женщина резко сбросила ноги с дивана, откинула одеяло и поднялась навстречу сыну. От поспешных движений матери, ребенок передумал плакать. Он, сидя в кроватке, потянулся ручонками к ней и жалостливо «защебетал». Несчастное выражение маленького детского личика, страдальческое жалование, наполнили Машу такой необыкновенно глубокой любовью к своему ребенку, что она подхватила его из кровати, прижала к груди и принялась целовать в макушку, щечки, ручки . . . .

В дверь неожиданно постучали. Раздался громкий, нетерпеливый голос Ольги:

– Маш, ты уже встала? Открывай быстрей, не удержу, уроню. Сама будешь варить.

Мария второпях сунула ошарашенного Ванюшку в кроватку и в два прыжка оказалась у двери.

– Оль, ты одна, а то я раздетая?

– Да одна, одна. Открывай уже . . .

Не набрасывая халата, в одной ночнушке, щелкнула замком. Ольга, не обращая внимания на раздетую хозяйку, протопала прямо к столу. Держа в вытянутых руках небольшую, видавшую виды алюминиевую кастрюльку, которая источала пар и аппетитный запах манной каши, командным тоном распорядилась:

– Давай посуду.

Хозяйка послушно, как по команде, торопливо, вынула из шкафчика детскую тарелку и поставила на стол перед подругой. Та умело, отточенным движением сдвинула крышку и прямо через край налила кашу в приготовленную тарелку. Молча вернула крышку на место и молча же направилась к двери. Мария автоматически услужливо открыла дверь. Переступая порог, Ольга бросила на ходу:

– В умывальнике полно народа. Корми ребенка так. Потом умоешь, а то остынет.

Закрыв за подругой дверь, Маша решила последовать ее совету. Переодевания Ванечки завершила быстро. Терпеливый мальчишка, мокрый по самые уши, спокойно воспринял процедуру смены белья и, хотя постоянно косился на тарелку с дымящейся кашей, не капризничал, послушно протягивая то ручки, то ножки. Не успел Ванюша доесть кашу, как в комнате опять появилась Ольга. Теперь в одной руке у нее свисал бледно-голубой эмалированный чайник, в другой держала пузатый, в красненьких цветочках, заварочный чайник. Поскольку дверь в комнату соседки была только прикрыта, умело поддев ее ногой, Ольга без всякого участия со стороны, оказалась в помещении. Вся система общения настолько была отработана, что каждая понимала свое действие в конкретный момент. Хозяйка, не спуская с рук ребенка, достала две кружки. В одну гостья налила сначала заварки, потом разбавила ее кипятком, другую кружку наполнила только кипятком.

– Если хочешь варенья яблочного, пошли, налью. Я последнюю банку открыла, – между прочим буркнула «кормилица».

– Мне самой не надо. Спасибо. Я бы Ванюшке взяла . . .

– Так пошли.

Мария вместе с сыном и пустой кружкой в руках, шмыгнула за Ольгой. С тех пор, как женщина вернулась из родного Приморск в Солнечный, у них с Ольгой установились очень близкие, доверительные отношения. До отъезда они тоже работали в одном цехе контролерами, тоже жили по одной стороне общего коридора, через комнату. Но тогда в жизни Маши все было временно и плюс ко всему отягощено одиночеством. Она ни с кем не хотела общаться. Приятным исключением стала семья Михал Михалыча. Только там ее душа оттаивала и согревалась, все остальные воспринимались инородным телом, которое хочется исторгнуть из своей жизни. Теперь ситуация поменялась коренным образом и Маша впустила Ольгу вместе с ее мужем Генкой и полуторагодовалой дочкой Дашей, в свою жизнь.

Дашка ходила в те же ясли, что и Ванюшка. Муж Ольги, еще до приезда Гордеевых в Солнечный, работал вместе с женой на одном заводе. Молодая семья получила комнату в семейном общежитии и через некоторое время, Генка рассчитался с предприятия. Завербовавшись на Север, уехал за «длинным рублем». На все праздники приезжал к семье, заваливая своих девчонок подарками. Зарабатывал на шахте хорошо. Правда, Ольге не нравилось такое положение вещей, но как еще заработать на кооперативную квартиру?

Генка и Ольга из одной очень даже большой деревни в Калужской области. Жили рядом, по соседству. Знали друг друга, что называется, с пеленок. Дружить дружили, но Генка всегда держался на расстоянии. Лупил нещадно всех, кто хоть мало-мальски выказывал внимание Ольге. Хвостом за ней не ходил, слыл гордым и самолюбивым, но краем глаза присматривал за соседкой. После окончания школы Ольга поехала поступать в калужский техникум, Генка – за ней. Вот тут любовь и захлестнула земляков. Правильнее сказать: проявилась во всей красе. Выяснилось, что и Ольге Генка был не безразличен, и Генке Ольга много лет по ночам снилась. Поженились уже после окончания техникума, приехали по распределению в Солнечный, здесь и Дашка появилась на свет.

По выходным ой как хочется поваляться в постели лишние пол часа. Подруги решили установить подобие дежурства. В субботу Ольга ответственная за чайник и кашу, а в воскресенье – Машина очередь. После завтрака, Мария усадив именинника в кроватку и накидав туда игрушек, принялась за генеральную уборку. В самый разгар ответственного мероприятия явился Генка. Он неожиданно приехал к первомайским праздникам, правда, до них еще целая неделя. Оказывается, он трудился не покладая рук, заработал десяток отгулов и прилетел к любимой семье.

С приездом мужа, Ольга довольная и счастливая, словно птица летала по коридорам. Глядя на ее блестящие глаза, радостную улыбку и легкую походку, Марии становилось печально. Когда же она «полетит» от счастья? Она, безусловно, рада за открытую, добрую подругу, однако чего греха таить, ей тоже хотелось оказаться рядом с любимым мужем, ощутить его заботу и внимание. Хотелось прижаться к нему и никогда не отпускать.

– Машуля, тебе чего надо? Меня Ольга в магазин отправила, – Генка мялся около входной двери.

Маща в растерянности замерла с половой тряпкой в руках.

– Даже не знаю, Гена . . . . У Ванюшки сегодня годик. Я праздновать не хочу, Сашу подожду. Вернется муж из армии тогда все разом и отметим. Рождение сына, возвращение . . . , – голос предательски дрогнул.

– Так мы знаем про день рождения. Ольга подарок приготовила. Хочешь ты или как, а мы все одно придем . . . . Знаешь, Маня, ты это . . . не мухлюй. Ванька это Ванька. Сашка это Сашка. Первомай это Первомай. Ты все в одну кучу, того . . . не вали.

– Ну, я не знаю . . . , – растерялась женщина.

– А что «не знаю», во всем должен быть порядок. Раз у Ваньки сегодня день рождения, с него и начнем. – Генка внимательно оглядел вешалку. Видимо на ней висело нечто необходимое ему именно сейчас. Найдя нужный объект, снял его. Им оказалась самодельная болоньевая зеленая сумка. – Знаешь, что я тебе скажу, соседка. Если бы я был на месте Сашки и моему сыну сегодня исполнился год, я из кожи вылез, а на день рождения явился. Сашка мужик с пониманием. Вот увидишь, сегодня и явится.

Последние слова Генки как-то неприятно легли на сердце Маши. Получалось, что она вроде и не ждет мужа.

– Ты не подумай, что я не жду Сашу. Я жду, очень жду. Вино держу, сейчас уборку закончу, пойду на кухню готовить . . .

– Правильно Ольга говорит, что вы городские прибабахнутые. У нее муж с армии возвращается, у сына день рождения, а она . . . понимаешь ли . . . бутылку вина приготовила. Кто так мужика встречает? – Генка возмущенно развел руками.

То ли от досады, то ли от полного непонимания мужской натуры, мужчина махнул рукой:

– Ладно, сам разберусь. – повернулся на каблуках к двери и вышел оставив ошалевшую женщину в полном недоумении.

«А вдруг сбудется все, что только напророчил Генка», – невольно подумалось Маше. От этой мысли сердце зашлось радостным предвкушением встречи и, хотя кроме слов соседа никаких других оснований для столь скорого возвращения мужа не было, Мария сама того не ожидая, с двойной энергией принялась наводить порядок. Ванюшка преспокойно копался в игрушках, ползая в своей кроватке, а хозяйка, намывая и начищая до блеска комнату, отчаянно спешила. Остался последний рывок – вымыть у порога и постелить предварительно вытряхнутый коврик.

Ползая под самой дверью, она вдруг услышала, что кто-то за ее дверью нервно вздыхает, чем-то шуршит и явно переминается с ноги на ногу. « Наверно Генка вернулся из магазина и теперь пытается то ли постучать, то ли занятыми руками открыть незапертую дверь. Ну, мужики, нет бы поставить на пол свои котомки и спокойно постучаться. Будет сопеть, кряхтеть, но до самого простого не дойдет головой», – подумалось хозяйке. Она с только что отжатой тряпкой в одной руке, распахнула дверь другой рукой и . . . остолбенела. Прямо перед ней с тремя красными гвоздиками, завернутыми в целлофан, стоял ее Сашка. Рядом с его ногами покоился красивый серый, весь в наклейках, чемодан.

От неожиданности солдат тоже замер на месте. Они стояли и смотрели друг на друга не в силах сделать шаг на встречу. Первым из ступора вышел Сашка, он решительно ступил через порог и тут Маша, выронив тряпку из рук, кинулась к нему на шею. В проеме распахнутой настежь двери буквально слились воедино двое истосковавшихся супругов. Казалось, они так крепко прижимаются из страха, что сама жизнь их снова разлучит на длительное время и им опять невольно придется жить бесконечным ожиданием встречи.

Проходившие по коридору соседи, замедляли шаг, понимающе улыбались и нехотя продолжали свой путь, дабы не смущать влюбленных. На землю, в частности, в комнату семейного общежития, супругов вернул плачь совершенно ничего не понимающего ребенка. Забытый всеми маленький мальчик стоял в своей кроватке и горько рыдал.