Текст книги "Помощница палача"

– И как ты это объяснить собираешься? А? – выкрикнула незнакомая женщина. – Делать такое у нас не принято, деточка!

– И подобному нет и не может быть оправданий!

– За это и по сопатке получить можно, – злобно усмехаясь, добавила Валентина, – потому как это сродни крысятничеству!

– Я вам еще раз говорю, что план вчера выполнила полностью, все, что положено, дошила!

Судя по словам Алины, ее обвиняли в каком-то обмане, связанном с производством.

– И перед самым концом смены отнесла коробку на склад! – тем временем добавила девушка.

– Конечно! Перед концом смены, это самое удобное время, – ехидно проговорил кто-то, – кладовщица в запаре, вот, глядишь, и не заметит, что несколько комплектов не хватает!

– Я два раза пересчитывала, все на месте было! – Алина продолжала упорствовать. – Может, если кладовщица в запаре, кто-то из моей коробки в свою переложил? Или просто убрал куда-то?

– Нет, девки, вы это слышали?! – возмутилась Мария. – Римма, ты это слышала?! Она нас пытается обвинить в крысятничестве! А это уже предъява! Такое спускать нельзя! Здесь уже серьезный разговор будет!

– Да. Потому как за такое отвечать положено!

– Вы ведь тоже меня без всяких доказательств обвиняете! – сдавленно пискнула Алина, потому как кто-то, ближе к ней стоящий, замахнулся рукой.

– Простите, кажется, я вам помешала, – голосом умирающего пролепетала я, так как только что вспомнила, что мне должно быть нехорошо.

И все, как один, повернулись в мою сторону.

– Тебя сюда что принесло во время рабочей смены, деточка? – строго нахмурив брови, поинтересовалась Римма Петровна.

– Я лаком отравилась, посидеть отправили, воздухом подышать. А то пока в медчасть дойду, могу снова сознание потерять.

– Ты из сувенирного цеха, что ли?

– Да, меня зовут Женя, я здесь недавно.

– Послушай, Женя! – начала Валентина, прищуривая и без того маленькие глазки. – Тебя что-то слишком часто замечают не в том месте да не в то время!

Я пожала плечами, выражая недоумение или непонимание. Покачнулась, закатила глаза, сильно побледнела, плюхнулась на ближайшую лавку, словно стоять на ногах не было сил, несколько раз глубоко вздохнула и прикрыла веки.

Кто там из беллетристов уверял, что искусство смотреть сквозь пушистые ресницы в то время, как глаза кажутся полностью закрытыми, в совершенстве освоили именно женщины? Кажется, это был Дюма. И он был прав, освоить этот фокус сложно, но уметь очень полезно. Я благодаря долгим тренировкам владела им в совершенстве, еще с подросткового возраста. Сейчас меня пытливо изучало несколько пар настороженных глаз. И женщины остались удовлетворены осмотром, а из-за неожиданного появления потенциального свидетеля решили свернуть выяснение отношений с Алиной. Поэтому они, переглянувшись со старшей, стали потихоньку выходить из курилки.

– Надо дать доступ кислорода, – кивнула незнакомая девушка.

– Ага. Какая-то она слабенькая, – в ответ согласился кто-то.

– Да, тяжко здесь придется девке, если не втянется.

– Что ж, коль отравилась, посиди, подыши, пока есть возможность и воздух свеж. – Римма Петровна произнесла это двусмысленное разрешение настораживающе ласковым тоном. А потом обратилась к Алине, тон ее при этом разительно переменился. Слова звучали резко, отрывочно и грубо: – Теперь с тобой! Как оклемается, проводи ее в медпункт, а сама возвращайся к работе. И разговор еще не окончен! За такие дела придется отвечать, как ни крути! Так что думай, девочка, хорошо думай!

– Я не делала того, что мне приписали, – возразила Алина, – и вы это хорошо знаете!

– А отвечать будешь! – хмыкнула Римма Петровна и вышла.

Все покинули курилку, кроме нас с Алиной. Я продолжала наблюдать из-под опущенных ресниц. Девушка отвернулась, и мне показалось, что она хочет смахнуть одинокую слезу или даже расплакаться, по крайней мере, ее лицо сморщилось, как у человека, который собирается зарыдать. Но рыдать или плакать она не стала. Наоборот, через мгновение лицо девушки приняло решительное и даже жесткое выражение. Она немного подумала, потом посмотрела на меня внимательно и с некоторым любопытством, будто только что увидела.

– По-прежнему будешь уверять, что помощь тебе не требуется? – не открывая глаз, спокойно спросила я.

– Да кому ты можешь помочь-то?! – в сердцах припечатала Алина и вышла прочь.

Что ж, это уже совсем другая постановка вопроса, усмехнулась я ей вслед. Эти слова нельзя считать категорическим отказом от помощи, поскольку это уже рассуждение о моих возможностях. Пусть пока Алина не в восторге от них. Но это даже хорошо. Когда противник тебя недооценивает, он оставляет тебе больше шансов на победу.

* * *

Прошло несколько дней. Я продолжала наблюдать за Алиной, но предпочитала больше не навязываться девушке с предложениями своей помощи. Внимательно и незаметно следила за тем, как развивается ее конфликт с Риммой, старшей нашего отряда, и ее ближайшими помощницами. И, разумеется, не собиралась пускать ситуацию на самотек.

Конечно, мне пришлось принять некоторые меры, чтобы иметь много свободного времени. Благодаря этим мерам среди женщин, с которыми работала, я прослыла самой невезучей и неловкой особой в мире. Одни выражали мне искреннее сочувствия, другие, не стесняясь в выражениях, интересовались, как я смогла дожить до своих лет и не погибнуть в результате нелепого несчастного случая, который сама спровоцировала.

В общем, жизнь шла своим чередом. На контакт с Генкиным агентом я не выходила. Кстати, по договоренности с приятелем это был для него знак, что все нормально, но пока без особых изменений. Представители администрации, или, как их здесь называли «оба Петровича», к моей скромной особе видимого интереса не проявляли.

Я совершенствовалась в рисовании причудливых знаков и узоров тонкими кистями. Сначала получалось не очень, но я проявила упорство, и техника начала потихоньку улучшаться. Ольга меня хвалила, правда, постоянно напоминала держаться подальше от острых предметов, токсичных жидкостей и производственных станков. К Алине я не приставала и старалась держаться с ней подчеркнуто равнодушно. На первый взгляд с ней было все в порядке. Но периодически я замечала на открытых участках тела девушки новые гематомы. Алину травили, уж не знаю, под надуманными предлогами или из-за старых грехов, но факт оставался фактом.

Разумеется, ее не избивали, обступив, зажав толпою в кольцо. Скорее старались подстроить разные каверзные происшествия, которые могли сойти за несчастный случай или досадное недоразумение. Или толкали, щипали и шпыняли исподтишка. Алина не реагировала совсем никак. Она не плакала, не возмущалась и, разумеется, никому не жаловалась. Все обиды, мелкие или крупные, а также издевательства переносила стоически, не меняя равнодушного или презрительного выражения на лице.

В принципе это была неплохая тактика, по крайней мере, ничем не хуже других методов или приемов, за одним исключением. Вызов или откровенное презрение – это всегда провокация. А Полякова, пожалуй, этим грешила. Чрезмерной надменностью и презрением к окружающим она злила сокамерниц и Римму, старшую отряда.

Такая конфронтация не могла утихнуть или прекратиться сама собой. Тем более что истинный повод оставался неизменным. Женщины ненавидели Алину за то, что она была пособницей насильников и соучастницей серии убийств. И эта конфронтация могла развиваться только лишь по нарастающей. Поэтому событие, которое произошло дальше, было скорее закономерно, а потому ожидаемо мною. В последние дни я чувствовала, как ситуация накаляется и что затевается нечто серьезное, тоже поняла сразу.

Женщины резко перестали травить Алину и задирать по мелочам. На первый взгляд они полностью игнорировали ее. Но внимательный наблюдатель обязательно заметил бы, что женщины продолжали бросать в сторону Алины злобные взгляды исподтишка. Я усилила бдительность и постаралась под разными предлогами устроить так, чтобы находиться неподалеку от Поляковой почти все время.

Разумеется, самым слабым звеном в этом плане была работа. Мы трудились в разных цехах, присутствовать рядом не было никакой возможности. И мне приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы отлынивать от работы и хотя бы время от времени проверять Алину. Впрочем, я уже успела изучить схему, по которой девушки работали и передвигались по цеху. Алина постоянно сидела за швейной машинкой, третьей с краю, во втором ряду. Рабочее место за время, что длилась смена, она могла покидать не так уж и часто. Одновременно в этом помещении работало больше двухсот женщин. Разумеется, нападать, избивать или наносить серьезные увечья девушке при таком скоплении потенциальных свидетелей никто бы не стал. Значит, за ней оставалось следить лишь только во время редких отлучек. Итак, Алина могла выйти в туалет, кстати, частое посещение дамской комнаты не приветствовалось, и за это можно было схлопотать выговор от старшей по бараку. И походы туда обычно ограничивались парой раз за смену. Алина могла сходить на перекур, ибо в курилку бегали все, даже те, кто был равнодушен к табаку, потому как здесь кто не курит, тот работает без перерыва. Еще примерно три раза за смену каждая девушка должна была отнести на склад коробку с готовой продукцией и сдать кладовщице-приемщице. И поскольку я периодически посещала цех, я видела, в каком ритме работала Алина, и могла предсказать, когда она отправится на склад и как долго там пробудет.

Поэтому, когда Алина в очередной раз отправилась на склад, я сразу обратила внимание на то, что она находится там слишком долго. Торопливо схватила коробку с готовыми матрешками и тоже рванула на склад.

В этом помещении всегда царил полумрак, а воздух был холодный и пропитанный разными запахами. Обычно пахло сыростью, новой тканью, клеем, бумагой, пылью и чем-то еще. Огромный склад одним входом примыкал к пошивочному цеху, а другим выходил на погрузочную платформу и заканчивался широкими воротами. Все помещение склада только казалось единым. Большое количество стеллажей, заставленных различной продукцией, которая производилась в колонии, разделяло его на зоны и создавало довольно много ходов, переходов и темных закутков. И склад был словно мрачный лабиринт для каждого, кто попадал сюда впервые.

Поэтому Алину я нашла не сразу. Сначала пришлось миновать стол, за которым принимали продукцию, потом завернуть за пару поворотов, миновать коридорчик, образованный стеллажами, снова свернуть. И только после этого я уперлась в один из тупиков. И появилась там как раз вовремя. Двое держали Алину за руки, разводя их в стороны, а крупная женщина занесла для удара острые закройные ножницы.

– Вы просто придираетесь ко мне постоянно!.. – Алина сделала слабую попытку вырваться, в тот момент как до меня долетел обрывок фразы.

– Дело не в этом! Разумеется, не в нескольких парах кителей для пожарников, девочки просто искали повод. Наши претензии вовсе не в этом, а в том, кто ты есть! И в том, чем занималась на воле.

– Но если вы прирежете меня ножницами, сами станете убийцами.

– Что ты, деточка, это будет несчастный случай, в самом крайнем случае решат, что ты пошла на самоубийство от тоски, не вынеся тягот заключения. Я знаю, как правильно ударить, чтобы никто не подкопался.

– Да, и не воображай, что сюда станут приглашать всяческих экспертов и все такое прочее. Только не в колонию, здесь неприятное происшествие поторопятся просто замять.

Самую большую опасность представляла женщина с ножницами. Я увидела, что она занесла руку для удара, еще в тот миг, когда завернула за поворот. Стараясь двигаться как можно тише, я в два прыжка оказалась рядом, подпрыгнула вверх и ударила костяшками пальцев женщину сзади, в основание шеи. Она вскрикнула, выронила ножницы и упала на колени.

– Ты что? – выкрикнула одна из женщин. – Не лезь в это!

А другая попыталась поднять оружие с пола. Поэтому ее я ударила коленом в солнечное сплетение. Женщина согнулась, разумеется, выпустила руку Алины и забыла про свои воинственные намерения. Свою вторую руку девушка освободила сама. Бить третью даму не было особой необходимости. Но я не знала, чего стоит от нее ожидать, поэтому не стала рисковать. Пользуясь тем, что третья женщина достаточно щуплого сложения, я ухватила ее сзади за шею, слегка развернула и ударила лбом о широкую металлическую стойку стеллажа. Она закатила глазки, свела их в кучку и обмякла. Я отпустила ее тело и дала ему сползти на пол, кажется, она упала на тела своих поверженных подруг. Я не стала их рассматривать. Уверена, они скоро станут потихоньку приходить в себя.

– Женя, это ты? – растерянно моргнула Алина. – Но как?

– Ты не ожидала от меня чего-то подобного? – усмехнулась я. – Или мое тело двигалось так быстро, что в полутьме ты не успела ничего рассмотреть?

– А, я это, – растерянно протянула девушка, – все очень быстро как-то произошло.

– Слушай, давай потом поговорим. Не находишь, что лучше убраться отсюда как можно скорее?

– Да, ты права, пожалуй.

Мы торопливо покинули склад. Наплевав на тот факт, что рабочая смена была в самом разгаре, вышли из цеха и дошли до курилки. К счастью, она была совершенно пуста, значит, можно было спокойно поговорить.

На свету стала отчетливо видна сильная бледность девушки. Похоже, Алина действительно поверила, что сейчас умрет, и все еще пребывала в шоке.

– Если ты вернешься в цех, тебе сейчас никто ничего не сделает, – поторопилась успокоить ее я, – слишком народу много вокруг.

– Но в темные углы мне лучше не забираться? – невесело хмыкнула Алина.

– И не только. Они тебя не пугали. Так что, можешь считать, с этого момента игры закончились и все серьезно.

– Ты кто вообще такая? – немного невпопад спросила девушка. – И как попала на слад?

– Я военный в отставке. А на складе была, потому что тебя искала. Решила, что слишком долго ты не выходишь, а значит, внутри что-то происходит. Вот пришла проверить и не ошиблась. Развитый инстинкт, знаешь ли, никуда не деть.

– Военный?! – Алина почему-то ухватилась именно за эту фразу. – В каком смысле?

– Разумеется, я не радисткой служила и не зенитчицей.

– А кем?

– Это были специальные войска и очень специальная подготовка, – говоря эту фразу, я почти не лукавила, – или почему, думаешь, твоя бабушка просила меня о помощи? Как раз потому, что у меня есть определенные навыки. И я действительно могу тебе помочь. Мы в одном отряде и живем в одном бараке, так что здесь все удачно совпало. А вот в пошивочный цех я попасть никак не могла, потому что шить совсем не умею.

– Понятно, – кивнула она, – неясно только, что теперь со всем этим делать.

– Я тебе объясню, в общих чертах, конечно. Старайся быть все время в гуще толпы, среди людей. Но бдительности все равно не теряй. Не доверяй никому. Кроме того, не заходи одна в укромные места. А в остальном я тебя подстрахую и все время буду рядом.

– Понимаю, спасибо, конечно. Но ведь это еще не все?

Я выразительно пожала плечами.

– Ты ведь сама должна осознавать, что эти меры лишь временные. А если тебя хотели убить, одной попыткой они могут не ограничиться, так что действовать нужно более радикально.

– Что ты хочешь сказать? – растерянно прошептала Алина.

– Нет. Я не намекаю, что тебе самой нужно устранить своих врагов. Во-первых, их может быть слишком много. А во-вторых, мы до конца не знаем, кто именно отдает здесь приказы. Или у тебя есть идеи? Знаешь, кто может желать твоей смерти, а главное – почему?

Вместо ответа Алина красноречиво пожала плечами. Немного помолчала, а потом согласно кивнула:

– Ты права, их может быть слишком много.

– И здесь сам собой напрашивается лишь один вывод. Если нет возможности устранить людей, желающих тебе смерти, значит, придется убрать тебя.

– Чего? Чтобы спасти, меня нужно убить? – в ужасе прошептала Алина.

– Нет, только не пугайся, я говорю в математическом смысле. Как убрать переменную из уравнения. Тебя хотят убить в весьма ограниченном пространстве колонии. И здесь это сделать довольно легко. Но если ты попадешь в другое место, им добраться до тебя будет весьма проблематично. Иногда самое простое решение – самое эффективное.

– Если ты говоришь о переводе, то это очень сложно, почти невозможно устроить, а кроме того, долго. Нужно нанять адвоката, он напишет прошение, соберет кучу дурацких справок и преодолеет массу препятствий. И лишь потом добьется судебного заседания, а суд вынесет решение. И только в том случае, если оно будет в мою пользу, можно надеяться на перевод в другую колонию. Но, повторюсь, это всегда долгий процесс. Даже если решение уже принято, до самого перевода может несколько недель пройти. Плюс в прошении нужно указать внятную причину, иначе суд откажет. Но не могу же я написать, что в этой колонии меня убить пытаются?!

– Не можешь, иначе ты гарантированно не доживешь до суда.

– Вот именно!

– Тогда нужно найти другое решение, причем срочно.

– Ты же говоришь, что сумеешь меня защитить? Признаю: я была не совсем права, отказываясь от помощи. И, возможно, я была излишне резка, груба с тобой, прости за это. И, кажется, я так и не сказала тебе «спасибо».

– Не бери в голову, – пожала я плечами, – и пойми меня правильно. Я способна тебя защитить, но здесь я не могу все время быть с тобой рядом. А тренированная рука, привыкшая убивать, может проткнуть печень шилом, спрятанным в рукаве, буквально в доли секунды. Правильно среагировать, когда на тебя замахивается человек с холодным оружием в руке, вообще может лишь тренированный боец с хорошо развитыми, отточенными до автоматизма рефлексами.

– А обычный человек?

– Не только не успеет позвать на помощь, даже оценить опасность, понять ничего толком не успеет.

– Говорят, в критической ситуации мозг работает гораздо быстрее, чем обычно.

– Это правда, кроме того, сила, а также выносливость увеличивается благодаря выбросу адреналина. Только воспользоваться этим могут далеко не все или не всегда.

– Понимаю, ты хочешь сказать, что жизнь у меня тут теперь будет веселая и содержательная, правда, совсем недолгая.

– Нет, этого мы не допустим.

– Но что же тогда делать?

– Нужно думать и найти верное решение во что бы то ни стало.

Так я попыталась вложить в голову Алины мысль о побеге. Разумеется, я не могла говорить об этом открытым текстом, ибо основная идея должна исходить именно от нее, не от меня. Иначе я рискую поставить под угрозу всю операцию. И пусть сейчас она поняла мои слова немного по-другому, это вопрос времени. Алина подумает над создавшейся ситуацией и рано или поздно примет необходимое решение. А потом придет ко мне с этой идеей. Я же, в свою очередь, для порядка изумлюсь и сначала выскажусь категорически против. А потом, немного поразмыслив, приму эту идею. И даже придумаю беспроигрышный план побега, который будет блестяще воплощен нами в жизнь.

Кстати, неизвестно, как долго Алина будет размышлять, прежде чем примет правильное решение. И чтобы зря не терять времени, пожалуй, уже пора начинать думать и мне. Полагаю, нужно иметь несколько вариантов плана, на случай непредвиденных обстоятельств. Всегда важно оставлять себе возможность для маневра, чтобы избежать досадного провала.

* * *

После происшествия с Алиной мне уже не было смысла скрывать тот факт, что я забочусь о безопасности девушки. Поэтому мы, следуя установленными мною же правилам, везде стали появляться исключительно вместе. Вплоть до того, что Алина не шла сдавать на склад готовую продукцию, пока я не появлюсь в дверях пошивочного цеха, не ходила одна в душевую или дамскую комнату, не дежурила без меня по бараку или столовой. Кстати, чтобы добиться изменения графика дежурств, пришлось постараться отдельно. Но добиться своего мне удалось, несмотря на вялое сопротивление Марии и ее помощниц.

Я ждала, что со мной выйдет на контакт кто-то из этих женщин. В конце концов они не могли оставить совсем без внимания мое недавнее вмешательство и нынешнее поведение. Надо думать, они должны попытаться донести до меня свою позицию. Также, полагаю, им должны быть интересны мотивы, что движут мной. А вот в открытую конфронтацию, полагаю, вступать никто не станет. По крайней мере, без предварительного разговора.

Но время шло, а разговоров со мной никто не заводил. И Алине больше никто навредить не пытался. Нас просто оставили в покое. Возможно, поэтому Полякова решила, что принятых мер безопасности должно быть достаточно. По крайней мере, она не заговаривала со мной о побеге, что, разумеется, не слишком устраивало меня. Но что сделать, чтобы изменить ситуацию, я пока не придумала.

Время шло, а ничего не происходило. И я уже начала разрабатывать некий хитроумный план. Следуя этому плану, я должна была незаметно поспособствовать новому конфликту между Алиной и верхушкой теток, что заправляли в зоне. Если уж Римма Петровна решила отступить, здесь были главы других отрядов или, возможно, заключенная, что заправляла всем сразу. Как правило, старшие выбирались из бывалых зэчек, которые способны держать всех остальных в узде, следить за порядком, не допускать серьезных разборок и конфликтов и наказывать провинившихся. Такие тетки обычно очень обидчивы, а также весьма чувствительны ко всему, что касается их статуса. Значит, и конфликт раздуть особого труда не составит. Главное, чтобы негатив исходил именно от Алины. Тогда ей точно здесь жизни не дадут, со мной или без меня, неважно. И останется лишь один выход – немедленный побег. Честно говоря, надоело мне здесь до зубовного скрежета. Пора, давно пора выводить операцию на новый этап.

* * *

Сегодняшнее утро началось как обычно. По сигналу подъема стал просыпаться барак, все торопливо приводили себя в порядок и заканчивали дела. Мы с Алиной вместе сходили умыться, потом отправились всем отрядом принимать пищу. А после завтрака разошлись по рабочим местам. Я должна была подойти к Алине ближе к полудню. Тогда она обычно заканчивала первую партию продукции.

В помещении сувенирной мастерской царила тишина. Девушки не болтали, вопреки обыкновению, не обменивались шутками или хотя бы короткими репликами. Все сосредоточенно работали. Я же уловила парочку любопытных взглядов, брошенных исподтишка, и начала задумываться над тем, что бы это все значило. Впрочем, долго размышлять мне не пришлось.

За прошедшее время мои художественные способности несколько улучшились, поэтому Ольга стала поручать мне выполнение несложных узоров без шаблона. Вчера я начала расписывать деревянное блюдо золотыми и зелеными узорами по черной грунтовке и планировала закончить эту работу с утра. Но стоило мне взяться за кисти, Ольга покачала головой:

– Женя, ты пока не размешивай краски, не нужно торопиться.

– Сегодня у меня будет другое задание?

– У тебя будет встреча. Поговорить с тобой хотят, Женя. Пройди потихоньку в курилку.

– Ладно. – Нельзя сказать, что я была удивлена, так как давно ожидала чего-то подобного. Но заинтригована была без сомнения.

В курилке сидела Римма Петровна в компании с другой, незнакомой мне, женщиной, шатенкой среднего возраста и неприметной внешности. Наверное, это и была самая главная особа среди заключенных данного лагеря. Старшая же нашего отряда обычно не носила платок, и ее эксцентричную прическу было видно издалека. «Любопытно, как она умудряется здесь, в колонии, не просто красить волосы, но и добывать краску такого необычного, темно-сиреневого цвета? – озадаченно размышляла я. – Может, она сама ее делает, например, из чернил? А что? Это, пожалуй, вариант».

Женщины о чем-то негромко переговаривались, но при моем приближении сразу же замолчали и уставились на меня. Я спокойно вошла в курилку и ровным тоном поинтересовалась:

– Здравствуйте, вы хотели со мной поговорить?

– Тебя зовут Женя? – вопросом на вопрос ответила женщина.

– Да. Евгения Охотникова.

– Присаживайся, – тон незнакомки был довольно благожелательный, но не лишенный некоторой доли высокомерия. Так, наверное, говорила бы добрая королева с одним из своих подданных, – меня зовут Анна, и я старшая в этом исправительном учреждении. Мы с моими соратницами, – женщина повела рукой в сторону Риммы Петровны, – следим за порядком, решаем мелкие конфликты и так далее. Чтобы ни у кого из женщин не было неприятностей с администрацией. Чтобы они могли отбыть наказание и выйти на свободу, в большой мир без особых проблем.

– Понимаю, – кивнула я, мысленно отметив, что, несмотря на внешность бывалой заключенной, речь у Анны достаточно правильная и не перемежается со сленговыми или блатными словами.

– Пока ты подходила, у тебя было такое удивленное лицо. Наверное, размышляла, почему мы пригласили тебя на разговор, да еще во время рабочей смены? И вообще терялась в догадках, о чем пойдет речь? И что незнакомым женщинам от тебя надо?

– Честно говоря, я думала, как Римма Петровна умудряется обеспечивать своим волосам такой мудреный уход в условиях строгой изоляции исправительного заведения.

При этих словах Римма Петровна сердито нахмурилась, но Анна, наоборот, слегка усмехнулась, впрочем, осторожно, чтобы соратница этого не заметила.

– Если говорить откровенно, я примерно так тебя и представляла. Умная, ироничная, смелая и независимая девушка. Неожиданностью стало разве что твое симпатичное личико. Внешне ты совершенно не похожа на боевика.

– Я военный в отставке, – сочла нужным уточнить я, – а ваши представления, возможно, базируются на стереотипах, которые насаждаются кинематографом и так популярны в нашем обществе.

– Да, да, – снова усмехнулась Анна, – возможно, ты права. К тому же на некоторых заданиях красивая внешность, наоборот, может стать хорошим подспорьем.

Если она планировала задеть меня подобным выпадом, то ничего не вышло.

– Конечно. И не просто подспорьем, а незаменимым оружием, – ничуть не смущаясь, уточнила я, – поэтому, если вы собираетесь угрожать мне или пугать, например, тем, что мне могут порезать лицо, не советую. Я трепетно отношусь к своей внешности и берегу ее. И сумеют ли ваши подчиненные добраться до моего лица, большой вопрос, а пострадают они при этом непременно.

– Кстати об этом, – вклинилась в разговор Римма Петровна, – у двух девушек сотрясение мозга, у третьей было нечто, похожее на сильный болевой шок. Люди пострадали.

– И они сами во всем виноваты, – спокойно, но с нажимом ответила я.

– Допустим, – дипломатично согласилась Анна, – но ты могла кого-то убить, совсем не желая того, случайно.

– Профессионалы моего уровня подобных ошибок не допускают. Если бы я хотела, они были бы мертвы.

– Наша беседа как-то не заладилась с самого начала. Пойми, Женя, тебя никто не собирается сейчас обвинять или запугивать. Это совершенно не входит в нашу задачу.

– Но разобраться с твоей выходкой нужно! – немного невпопад вставила Римма Петровна.

– Я говорю, никто не станет тебя ни в чем обвинять, Женя! – бросив сердитый взгляд на соратницу, на несколько тонов выше повторила Анна.

– Замечательно. Если все в порядке и претензии выдвигать никто не собирается, тогда зачем вообще этот разговор?

– Я хотела лишь познакомиться, немного с тобой пообщаться. А еще спросить, ты здесь по какому обвинению?

– Не помню номера всех статей, – усмехнулась я, – но меня обвинили в превышении необходимой обороны, а также в убийстве по неосторожности, за это и срок дали.

– Но как это возможно? – растерялась Римма. – Ты же только что говорила…

– Хороший адвокат, – снова усмехнулась я, – может все исправить или внести существенные коррективы. Но на самом деле тот гад действительно заслуживал смерти!

– Сюда попадают женщины по разным обвинениям, – кивнула Анна, – молодые да симпатичные – в основном за проституцию. Их коллеги постарше – за сводничество. Есть мошенницы, несколько бухгалтеров, не слишком хороших, полагаю.

– Или наоборот, слишком умных, но доверчивых или недальновидных.

– Тоже бывает, – усмехнулась Анна, – потом еще убийство по неосторожности или в пьяной компании, что тоже можно причислить, по сути, к досадным случайностям или к превышению мер самозащиты. Несколько человек сели за наезд на пешеходов, повлекший смерть. А еще здесь есть женщины с более серьезными статьями. Грабеж, бандитизм, убийства и даже киднеппинг.

– Похищения, серьезно?

– В основном соучастие.

– Ага, – согласно кивнула я, все еще дожидаясь, когда Анна пояснит, к чему именно она клонит.

– Наверное, сейчас ты спрашиваешь себя, зачем я перечисляю все эти весьма очевидные факты?

– Пожалуй, – не стала я спорить.

– Понимаешь, все заметили твой интерес к Алине с самого начала. Но этому не придали особого значения, ведь подобное случается.

– Вы сейчас на что-то конкретное намекаете? – Анна, похоже, собиралась продолжить свою мысль, но я бесцеремонно перебила женщину.

– Э, – слегка замялась она, – у разных людей бывают различные вкусы. И этим никого не удивишь, особенно здесь, в состоянии полной изоляции. И при катастрофическом отсутствии противоположного пола многие видят для себя пусть временный, но выход.

– Полнейшая чушь! Кто-то сказал глупость, а вы повторяете!

– Да? Значит, судя по твоей реакции, все это домыслы.

– Причем абсолютно необоснованные!

– Ладно, как скажешь. Обидеть не хотела, и вообще ничего такого не имела в виду, – в миролюбивом жесте развела руки открытыми ладонями ко мне Анна.

– Но позже выяснилось, что ты не просто вступилась за Алину Полякову! – добавила Римма Петровна.

– Похоже, что все вокруг поняли ситуацию немного превратно. Но теперь у нас, пожалуй, даже больше вопросов. Ведь вы, кажется, подружились с этой девушкой, Алиной? И похоже, что ты ее защищаешь. Можно узнать почему?

– Полагаю, это очевидно. После того, что я увидела на том складе. А кто бы прошел мимо?

– Ты удивишься, на самом деле большинство, вернее, почти все, – снова вклинилась Римма Петровна с агрессивной тирадой, – и нужно же тебе было не в свое дело лезть?! Шла бы спокойно мимо, чего может быть проще? Вот и проблем нет, ни у тебя, ни у кого другого!

– Сейчас не в этом суть, – снова поправила женщину Анна, – мы не выдвигаем претензий, а просто хотим задать один простой вопрос. Знаешь ли ты, по какой статье обвинена Алина Полякова? Чем именно она занималась на воле, прежде чем была арестована и попала сюда?

– Нет. Но полагаю, вы пригласили меня затем, чтобы просветить.

– Зря ты иронизируешь, Женя. В той ситуации твое поведение было объяснимым и можно сказать, приемлемым. Будем считать, что это был порыв такой. Защитить человека, который явно находится в беде. И возможно, потом Алина жаловалась тебе, говорила, что ее обижают здесь. А даже если не жаловалась, возможно, ты сама замечала синяки и ушибы. Но девушек тоже нужно понять. Алина только выглядит нежной, беспомощной девочкой, которая нуждается в защите и опеке. А на самом деле она настоящий монстр! Она принимала участие в жутких преступлениях! Которые ужаснули многих бывалых заключенных. Они с сообщниками похищали подростков, в основном молоденьких девушек. Мужчины насиловали бедняжек, а Полякова снимала издевательства на камеру! И не только не пыталась никому помочь, наоборот, поощряла, провоцировала сообщников на новые и новые извращения! Ты представить себе не можешь, какие ужасы они творили! А потом эти мерзкие записи они продавали в интернете и даже присылали родственникам жертв!