Текст книги "Тройная месть"

Глава 2

У босса Медика, конечно же, были веские основания полагать, что объектом нападения был именно он, а не какая-то там смазливая девчонка, к счастью, прикрывшая его собой.

И действительно, кому это могло понадобиться убивать ее таким нелепым образом: если уж она кому-то насолила, то логичней было бы, если бы с эдакой красоткой сначала позабавились, прежде чем умертвить. Кто же из мужиков упустит такой шанс получить массу удовольствия? По логике вещей получалось, что трупом должен был бы стать в тот день босс Медика, а не юная прелестница.

Ситуация осложнялась тем, что босс все сильнее нервничал, хотя никаких видимых причин для этого не было, и требовал быстрейшего завершения расследования.

Правда, стоит отметить, что это происшествие, по существу, было первым настоящим покушением на его жизнь. И раньше в адрес босса Медика летело несчетное число всевозможных проклятий и угроз, но до реализации их дело никогда не доходило.

Теперь, когда пуля просвистела рядом, опахнув его холодным ветерком смерти, ему вдруг стало страшно, очень страшно. Нервы босса были на пределе. Как сообщил Медик, он стал невыносим: выплескивал раздражение на подчиненных, срывал зло на близких. Безосновательно сетуя на некомпетентность охранной службы в целом и каждого бойца в частности, босс решительно настаивал на значительном усилении мер предосторожности.

Короче, бедняга не мог уже думать ни о чем, кроме как о своей драгоценной шкуре. Все дела при этом он скинул на плечи помощников и замов, а сам сидел, забившись в какой-нибудь дальний угол шикарных апартаментов, и тупо, не отрываясь, пялился на какой-нибудь предмет из своей богатейшей коллекции антиквариата. Его нынешний психологический настрой чертовски напоминал состояние загнанного зайца, притаившегося в редких кустах, окруженных со всех сторон оглушительно рявкающими и нетерпеливо брызгающими слюной гончими – косой замирает, парализованный ужасом, глаза его лезут из орбит, а крошечное сердечко стучит так сильно и так часто, что в любую минуту может разорваться на части.

Именно поэтому и оказалась столь высока сумма предложенного мне гонорара: и босс, и все его ближайшее окружение, включая Медика, были «кровно» заинтересованы в скорейшей стабилизации положения. Мне такая ставка очень понравилась, я грешным делом подумала: уж не перевести ли этот тариф из исключения в правило? Но нет, таким образом я бы только проиграла: значительное сокращение числа клиентов, – мало кто обладает подобным уровнем платежеспособности – в конечном итоге привело бы к резкому падению моих доходов.

* * *

Итак, срочно необходимо было «разложить все по полочкам», этим я и занялась: «Наиболее часто встречающимися мотивами заказных убийств в мафиозной среде являются:

1. Конкурентная борьба между криминальными структурами за территории и рынки сбыта.

2. Смещение кем-либо из своих, то есть освобождение «места» для нового хозяина.

3. Месть, может быть, даже старые счеты».

Был, правда, еще один вариант, но настолько маловероятный, что я смело его отбросила...

Итак, первый пункт отпал сразу – Медик считал, что сам его отлично отработал. Второй он «любезно» предложил рассмотреть мне.

Тогда мне представлялось, что Медик близок к истине. Его версия выглядела наиболее правдоподобной – убийцу надо было искать внутри их собственной организации. Черная зависть и непомерные амбиции подчас толкают людей на любые гнусности и преступления.

Наиболее опасны тихие, незаметные завистники, снедаемые изнутри навязчивыми вопросами: «Почему не я? Что он делает на том месте, которое должен занимать я? Чем он лучше меня?» – и так далее и тому подобное... Они не в состоянии смириться со вторыми ролями и поэтому начинают строить коварные планы, вынашивая их иногда годами, тщательно обдумывая каждую деталь. Результаты подобной деятельности красноречиво говорят сами за себя – неожиданно многообещающий друг-начальник вылетает из своего кресла, внезапно распадается, казалось бы, благополучная семья старого приятеля, ни с того ни с сего рвутся многолетние взаимовыгодные деловые связи. Вокруг лишь недоуменно разводят руками – как же так, ведь до сего момента все складывалось на редкость удачно. А завистник втайне удовлетворенно потирает руки, в то же время очень убедительно сочувствуя пострадавшим «друзьям». Находясь во власти черной зависти, он прячет совесть в дальний ящик и с легкостью забывает о чести и порядочности, дружбе и любви.

Передо мной стояла довольно сложная задача – я должна была разглядеть того, кто умело скрывал от своих, скажем так, соратников истинные намерения. В общем – найти «паршивую овцу» в стаде. Нет, скорее «паршивого волка», затесавшегося в стаю.

* * *

Сперва я решила побывать на месте преступления. Хотя времени прошло довольно много – три недели, все же нельзя было пренебрегать возможностью отыскать что-либо интересное. Я должна заметить то, что показалось неважным и потому отброшено другими. Ведь часто пропускают мелочи, с помощью которых можно найти ниточки, способные неумолимо привести к раскрытию чужих тайн.

* * *

Восьмой корпус университета примыкал к третьему, но в отличие от него был современной постройкой начала семидесятых годов. Фасад здания был выполнен из огромных застекленных металлических конструкций. Сквозь эти гигантские окна были хорошо видны пролеты лестниц, ведущих с одного этажа на другой.

Ко входу в корпус вела невысокая, состоявшая буквально из десяти-пятнадцати ступеней балюстрада, в основании которой неясно вырисовывались контуры зашарканного темно-коричневого пятна. Кровь девушки, впитавшаяся в известняк, напомнила мне о сути расследуемого преступления – бессмысленном трагическом убийстве студентки-первокурсницы. «Лишь осенние дожди и зимние снега окончательно уничтожат следы этого позорного знака человеческой жестокости», – подумала я.

Наискосок от университетского корпуса, принадлежавшего физикам, располагался корпус мединститута. За окном одной из аудиторий именно этого здания притаились двадцатого мая убийцы. Стреляли с третьего этажа – расстояние получалось приличное.

Мне необходимо было осмотреть помещение, из которого был сделан выстрел, поэтому я решительно вошла в вестибюль мединститута. Хотя был разгар лета, бдительная вахтерша восседала на своем обычном месте. Обезоруживающе улыбнувшись и поздоровавшись, я попросила:

– Дайте, пожалуйста, посмотреть тетрадку с квартирами.

– Пожалуйста.

Хорошим предлогом для завязки разговора послужило нововведение, согласно которому на вахтах почти всех тарасовских вузов хранятся тетради, в которые желающие могут вписать свои предложения о сдаче жилья внаем. Теперь студентам не надо бегать от столба к столбу в поисках объявлений такого характера, а у меня есть прекрасный повод для «задушевной» беседы.

Вахтерша безропотно протянула мне общую тетрадь в синей обложке. Я сделала вид, что внимательно ее изучаю.

– Такая жара, да и сессия уже к концу подходит... Вы, наверное, отпуска ждете не дождетесь, – посочувствовала я пожилой грузной вахтерше.

– Конечно, жду. Меня с первого должны были отпустить. Но у нас тут месяц назад такое было!..

Я подняла глаза от тетрадки и, изображая дикую заинтересованность, уставилась на вахтершу, которая с удовольствием продолжила:

– Студентку одну убили, может, слышали? – Я отрицательно мотнула головой. – Из этого корпуса, между прочим, стреляли. А в крыле том ремонт как раз был. Меня замучила милиция: кто приходил, зачем приходил... А ведь разве упомнишь – мастера-маляры, как муравьи, туда-сюда сновали, студенты перед сессией как сумасшедшие гонялись, – жаловалась мне пожилая женщина.

– Вот это да! – деланно изумилась я. – Никогда не видела места преступления. Ой, а можно посмотреть?

– Да там ничего интересного, просто только что отремонтированная аудитория. Даже эксперты проверяли – говорят, ничегошеньки не нашли.

– Все равно интересно. Пожалуйста, разрешите, – канючила я.

– Ну, ладно, беги. Комната номер 85.

– Спасибочки, я быстро.

Я поднялась на третий этаж и свернула в левое крыло. Там полным ходом шел ремонт, но несколько аудиторий были уже готовы. Одна из них и была мне нужна.

В комнате было три окна. Из первого помеченное кровавым пятном место увидеть было нельзя, мешали сучья большого раскидистого клена. Из третьего окна был прекрасный обзор, но и с улицы несложно было бы заметить тех, кто там стоял. А вот второе, слегка прикрытое редкими зелеными веточками, было, пожалуй, наиболее удобным для совершения подобного рода преступления.

Я тщательно осмотрела оконные рамы и подоконник, но никаких подозрительных следов на свежей краске обнаружить не удалось. На полу что-либо искать было уже бессмысленно. Еще раз окинула взглядом все вокруг – безнадежно.

Потом направилась к выходу и, чтобы открыть захлопнутую сквозняком дверь, просунула пальцы в петлю ручки, но тут же, словно обжегшись, выдернула их обратно. Затем склонилась над ручкой и оглядела ее со всех сторон. Мое внимание привлек узорчатый отпечаток, оставленный на сгустке слегка подветрившейся, но не просохшей окончательно на момент совершения преступления краски. Присмотревшись, я поняла, что среди завитков был спрятан вензель «Я».

«Может быть, след от печатки, – обрадовалась я. – Хотя этот след мог оставить кто угодно, то есть человек, не имевший абсолютно никакого отношения к убийству». На всякий случай, зарисовав в памяти сложный узор, я вернулась к доброй вахтерше.

– Да, вы правы, ничего интересного. Но все же большое вам спасибо.

– Я же говорила. Тетрадку-то больше смотреть не будешь?

– Ой, чуть не забыла, обязательно буду. Мне же квартира нужна, – спохватилась я и достала из сумочки блокнот.

С деловым видом я выписала несколько адресов и радостно сообщила:

– Пойду звонить, может, сразу повезет – найду дешевую и удобную.

– Ну счастливо... А ты наша студентка-то? – бросила она мне вдогонку.

– Нет, я к вам только за адресами, я из педа.

– Будущая учительша, значит?

– Да! – крикнула я уже от двери и помахала новой знакомой рукой.

«Скудный улов, почти ничего. На этот раз место преступления чисто, словно только что выпавший снег. Аккуратно сработали, ловкие черти, – мысленно посетовала я, – ни одной улики не оставили».

* * *

Для стимуляции мыслительного процесса мне был необходим крепкий кофе или хорошая сигарета. Вернувшись домой, я сразу отправилась на кухню. Через десять минут уже сидела, поджав ноги, на диване и, щуря от удовольствия глаза, отхлебывала мелкими глоточками из керамической чашки обжигающе горячий бразильский напиток. Допивая последнее, я уже знала, что сделаю безотлагательно в следующую минуту. Сейчас мне был нужен не кто иной, как подполковник милиции Кирсанов, мой старый институтский приятель и нынешний незаменимый помощник. На звонок трубку тут же подняли:

– Да, – раздраженно прорычал телефон Володькиным голосом.

– Привет, Киря, ты не в духе. Есть проблемы? – заботливо спросила я.

– Проблемы есть всегда и у всех, Танечка, – тон стал значительно мягче.

– Но иногда их оказывается умопомрачительно много, – продолжила я философскую игру.

– Уж не про себя ли ты, Ведьмочка? – Кире не надо было долго втолковывать, что к чему. Вот за это я его и люблю в том числе, разумеется.

– Володя, помоги встретиться с одним следователем из угрозыска.

– С кем?

– С Петровым, очень надо. Ты его лично знаешь?

– Да. Но он подал рапорт об увольнении, дорабатывает последний месяц.

– Даже так? Что стряслось?

– Съели, с потрохами сожрали – халтурить не хотел. Все как липатовский Анискин работать старался.

– Как думаешь, мне самой к нему лучше подойти или ты предварительно поговоришь с ним обо мне?

– Думаю, сначала лучше я поговорю. Жди звонка.

* * *

При нашей встрече Медик сообщил мне, что менты-осведомители держали его в курсе официального расследования, которое вел старший лейтенант Александр Александрович Петров. Однако лейтенант не продвинулся дальше протоколов свидетельских показаний, у него даже подозреваемого не было. И все же мне надо было поговорить с Петровым. В отделе его считали хроническим неудачником, но при этом не отрицали в нем профессионального чутья и аналитических способностей.

Я знала, что разговор с Петровым будет тяжелым. Если этот честный малый не отразил в официальных бумагах какой-то значительный факт, то его могли заставить сделать это лишь чрезвычайные обстоятельства. «Не исполнить служебный долг максималист типа Сан Саныча мог только из гуманных соображений. Поэтому убедить его поделиться жизненно важной информацией будет совсем непросто, тем более с частным детективом, зарабатывающим на чужом горе большие деньги. Даже если Киря отрекомендует меня как исключительнейшего человека, вряд ли это увеличит мои шансы на успех», – столь неутешителен был мой прогноз.

Вскоре Кирсанов перезвонил:

– Как настроение, Танечка? Еще не улучшилось?

Судя по бодрым интонациям, меня ждали хорошие новости. Но я не стала торопиться, ответила сдержанно:

– Пока нет.

– Что так? – засмеялся он, продолжая манежить меня.

– Володя, неудачное время для шуток, – пришлось усовестить его, и он тут же перешел на деловой тон:

– У меня две новости, хорошая и плохая, и обе тесно переплетены. Во-первых, Петров встретится с тобой. Во-вторых, ваш диалог вряд ли получится конструктивным. Он ярый противник того, чтобы частные сыщики занимались расследованием тяжких преступлений, таких, например, как убийства. Я сделал все, что мог, результат зависит только от тебя. Ни пуха ни пера, Танечка!

– К черту, Киря!

* * *

Сначала я хотела пригласить Петрова в приличное кафе, за свой счет разумеется, но потом решила не дразнить болезненное самолюбие почти нищего российского мента, к тому же отягощенного бременем принципиальности. Поэтому, смешно вспомнить, встретились мы с Сан Санычем в скверике напротив университета. Давненько я не обсуждала деловых вопросов, сидя на лавочке, можно сказать, в студенческо-скверных условиях.

Сан Саныч встретил меня настороженно:

– Я вас внимательно слушаю, Татьяна Александровна.

– Я хотела бы поговорить о вашем последнем деле. Об убийстве девушки.

– Что конкретно вас интересует?

– Абсолютно все – это очень важно, поверьте.

– Вы, конечно, понимаете, что, если бы не рекомендация Володи Кирсанова, наш разговор не состоялся бы. Вам подойдет короткий архивный вариант или хотите подробного описания моих действий?

– Очень подробно, все до мелочей, желательно даже ваши мысли и предположения.

– Хорошо, – покорно согласился он. – Может, вы сумеете отыскать и заслуженно наказать убийцу, хотя внешне вы мало похожи на того человека, каким я представил вас после беседы с Володей.

Его негромкий, лишенный эмоциональных оттенков голос немного убаюкивал меня, но я запомнила все до последнего слова. Профессиональная необходимость.

* * *

После того как были опрошены свидетели происшествия и тщательно осмотрено место преступления, дело предстало перед Петровым в очень туманном свете: никаких реальных улик, кроме пули в груди девушки, преступники не оставили. Среди очевидцев не нашлось даже никого, кто видел бы больше, чем неожиданное падение девушки на землю. Даже тот парнишка, что оказался вблизи места покушения и видел, как падала Алина, смотрел на него страдающими глазами и угрюмо молчал.

«Единственная надежда найти преступника – определить мотив, точнее того, кто был бы заинтересован в смерти Алины. Кому могла быть выгодна ее гибель? – размышлял Сан Саныч, сидя за рабочим столом. – Метод только один – откровенная, доверительная беседа с друзьями, приятелями, близкими. Родителей пока трогать не буду – пусть немного оправятся от потрясения. Да и вряд ли они помогут: простые служащие, рядовые добропорядочные граждане – смертельных врагов у них быть не могло. А о личной жизни самой девушки гораздо больше знают сверстники и вездесущие старушки, „дежурящие“ у подъездов. Итак, сначала в университет».

* * *

Сан Саныч зашел в аудиторию сразу после звонка, вся группа была в сборе.

– Добрый день, молодые люди. Я старший лейтенант Александр Александрович Петров из уголовного розыска. Вы все наверняка уже знаете, что вчера днем выстрелом в грудь была убита ваша сокурсница. Что вы можете сообщить об этом происшествии? Кто-нибудь готов поделиться своими наблюдениями?

Студенты дружно молчали, за всех ответил один:

– Никто из нас на месте преступления не был. Мы слушали лекцию по матанализу.

– Может, кто-то знает, почему Алина пропустила занятие?

Ребята отрицательно замотали головами. Причина, по которой девушка не пошла на занятие, осталась невыясненной.

– Значит, ничего конкретного о совершенном преступлении вы не знаете. Тогда давайте поговорим о самой Алине. Что вы можете сказать о ней, о ее взаимоотношениях со сверстниками?

Молодые люди оживились и в один голос, не стесняясь друг друга, принялись хвалить сокурсницу. Особой активностью выделялась четверка студентов: приятной наружности светловолосый здоровяк в обтягивающей футболке, как бы невзначай игравший мышцами и провоцировавший восторженное свечение глаз яркой, модно одетой говорушки (тоже знавшей себе цену), тонкокостный, смахивающий на подростка еврейчик с острым крючкообразным носом и цепким взглядом, а также пухлый, внушительных габаритов обладатель больших темно-карих глаз, доверчивых и подкупающих, как у телят или щенков.

– В нее полгруппы влюблено было, еще бы – и красивая, и умная. А у нас вообще девочек мало, специальность сложная, для мужских мозгов, – откровенничал голубоглазый блондин. – Она ни с кем не встречалась, никого не выделяла – со всеми ровные дружеские отношения. Мы с ребятами даже не пытались тягаться, бесполезно, дохлый номер, ее внимание обычными штучками привлечь невозможно. Все знали – она особенная... была, – грустно добавил он и опустил голову.

– Значит, она пользовалась успехом, – сделал вывод Сан Саныч. – Ей, наверное, завидовали остальные девочки?

– Ну кто мог ей позавидовать? Всем хорошо известно: семья малообеспеченная, она, кроме учебы, еще подрабатывала. «Рабочая лошадка», одним словом, – чему завидовать? Ни перед кем красотой своей не кичилась, одевалась просто, как говорится – во что позволит кошелек, – горячо высказывалась староста, девица с неординарной внешностью и бойким характером.

– А с кем она была ближе других?

– Из преподавателей ее лучше всех наш Владимир Сергеевич знал, он же руководитель курсового проекта. Говорят, ее курсовая уже на диплом тянула, – вставил тощий очкарик.

– Как я понял, врагов у нее не было, ну а, скажем так, недоброжелатели? – Следователь снова вернулся к тому, с чего начал, но уже с другой стороны.

– Недоброжелатели?!. Нет, неоткуда им было взяться – неконфликтный Алинка человек, в помощи никому не отказывала, сама отзывчивость. Жаль, что ее больше нет... – Уголки губ толстяка опустились, словно у обиженного ребенка.

Среди этого потока посмертной хвалы как-то особенно резко прозвучало высказывание неказистого паренька.

– В тихом омуте черти водятся, – обронил он и тут же, спохватившись, добавил: – Нет, я не хочу сказать, что она была плохая, просто уж больно все гладко по-вашему. Так в жизни не бывает, наверняка кому-то она не нравилась...

Сан Саныч имел богатый опыт общения с людьми, в его кабинете перебывало столько народу, что ими можно было бы населить небольшой городок. И сейчас ему было абсолютно ясно, что останься он с любым из этих ребят наедине, ничего нового не услышит. Они показались ему искренними, но кто может заглянуть в душу другого человека? «Чужая душа – потемки», – гласит народная мудрость. Любой из них мог лгать...

«Научным руководителем этой группы был Владимир Сергеевич Видов, опытный педагог, курировавший студентов почти целый год. Может быть, он сумеет прояснить ситуацию, больше рассказать об Алине, ведь, как я понял, у них были близкие, доверительные отношения. Возможно, она была с ним откровенна...» – предположил Сан Саныч.

* * *

Лаборатория Видова считалась одной из лучших в университете. Она занимала чистое светлое помещение, оборудование в ней было если не самым современным, то и не допотопным. Был здесь и неплохой персональный компьютер, его Петров приметил сразу.

– Добрый день, Владимир Сергеевич.

– Здравствуйте, чему обязан? – недоумевающе глянул на него пожилой интеллигент.

– Старший лейтенант милиции Петров. Я к вам по поводу вашей ученицы Алины, трагически погибшей вчера.

– Ах, да, конечно... – Лицо профессора выражало глубочайшую скорбь.

– Мне сказали, что она была талантливой студенткой и вы уделяли ей больше внимания, чем остальным. Это так?

Владимир Сергеевич несколько раз кивнул в знак согласия и заговорил о погибшей вдохновенно, взволнованно, так, словно речь шла об утраченном произведении искусства, шедевре, потерянном навсегда:

– Талантливая?! Это слишком далеко от истины – гениальная, вот это лучше! О таких учениках мечтают как о великом чуде. Я должен был бы на старости лет писать мемуары о том, как посчастливилось мне быть наставником ученого мирового масштаба... Нет ничего хуже, чем столкнуться с внезапной смертью столь замечательной юной особы. Чудесная была девочка! Какое горе для ее родителей...

Звук открывающейся двери заставил ученого отвлечься и повернуть голову:

– Сема, проходи. Ты выполнил задание – прекрасно. Подожди меня, я скоро освобожусь, можешь пока поиграть, воспользуйся, пожалуйста, наушниками... Извините, нас прервали. Это сын моих хороших знакомых, – как будто оправдываясь, продолжил Владимир Сергеевич, – кстати говоря, тоже талантливый, подающий надежды мальчик, занимаюсь с ним с удовольствием. А ведь они с Алиной познакомились у меня в лаборатории и стали хорошими приятелями. Мальчик тяжело переживает ее гибель, сам не свой...

– Владимир Сергеевич, а насколько благополучными были ее взаимоотношения с сокурсниками, ведь часто особо одаренные дети не ладят со сверстниками.

– В данном случае не могу согласиться с подобным утверждением, к Алине его никак отнести нельзя.

– Тогда, может быть, вы знаете кого-то, относившегося к девушке не так хорошо, как остальные?

– Нет, не могу указать человека, желавшего ей зла. Испытывать по отношению к ней неприязнь – значит, ненавидеть небо, солнце... саму жизнь. Она была абсолютно безвредна, бескорыстно дарила тепло своей души всем нуждавшимся в ее внимании. Чтобы сознательно убить ее, нужно быть отпетым злодеем, исчадием ада, можно сказать... Я таких людей не знаю. К несчастью, ничем не могу помочь...

* * *

«Плохо, пока полезной информации ноль». Сан Саныч направлялся к дому, где еще неделю назад жила симпатичная жизнерадостная девушка. Путь лежал через типичный жилой массив, состоявший из пяти-девятиэтажек, построенных пятнадцать-двадцать лет назад. Он неторопливо шел, тщательно обдумывая вопросы, которые предстояло задать соседям. Случай относился к разряду сложных. Нужно было выудить хоть какой-нибудь факт из жизни девушки, на основании которого прорисовалась бы версия случившегося. В университете он потерпел неудачу, не хотелось, чтобы это повторилось снова. Ломая голову над трудноразрешимой задачей, Петров не заметил, как очутился в нужном дворе.

Подъездные бабульки заявили, что ничего плохого за Алиной не водилось, что девочка, по их мнению, была порядочная, добросовестная, старших уважала. Вскоре выстроилась целая очередь желавших высказаться. Казалось, им не будет конца. «Черт, – подумал он, – ну и активный у нас народ, только проку от этого ни на грамм: долдонят одно и то же». Но вот наконец очередь стала рассасываться, и Сан Саныч собрался уходить. Резюме двухчасовой беседы было кратким: «В порочащих связях замечена не была».

Однако еще минут на пять задержала его неожиданно вынырнувшая из Алининого подъезда колоритная парочка: высокий брюнет с лицом и телосложением древнегреческого бога и среднего роста девушка, одетая, пожалуй, слишком откровенно. Хотя надо признать, именно это обстоятельство и сообщало ее внешнему облику ту «изюминку», которая делает женщину привлекательной.

Брюнет, вне всякого сомнения, был очень хорош собой, и все же что-то коробило Сан Саныча, долго разговаривать с этим парнем не хотелось. В противовес крупным, красиво очерченным, но бездонно-пустым глазам брюнета, небольшого размера глазки его сексапильной подружки жили активной, бурной жизнью, в них плясал некий бесовский огонек. Столкнувшись с девушкой взглядом, Сан Саныч не выдержал и первым отвел глаза, даже мурашки по спине побежали. Определенно в ней заложена прочная основа, сокрыт несгибаемый стальной стерженек. Она внушала если не симпатию, то уважение.

Пара утверждала, что хорошо знала убитую, жили рядом, почти дружили, более приятной и миролюбивой девчонки, по их мнению, в округе не было.

– Класс – девчонка, все при ней: и внешность, и характер – что надо! – сообщил парень. – Правда, Витка?

– Однозначно, – поддакнула девчонка.

– И все же, может быть, она с кем-то конфликтовала? – не отступал Петров.

Парочка переглянулась и искренне изумилась:

– Она конфликтовала? Да что вы, у нее все в друзьях были, всех понимала, всех оправдывала, миротворцем по жизни была. Ее все слушались, почитали... Никто ее врагов не назовет – их просто не было у нее!

* * *

«Итак, что я имею на данный момент? – приблизительно так рассуждал Петров, меряя кабинет строевым шагом. – Среди возможных мотивов преступления можно выделить три основные группы:

1. Молодежные разборки.

2. Заказное убийство.

3. Случайное попадание.

Первый пункт, пожалуй, можно подразделить на два:

а) Конкуренция среди девочек. Хотя обычно отношения между современными девицами выясняются куда проще – мордобоем, иногда очень жестоким, с увечьями, но все же избиением, а не убиением.

б) Месть за что-либо. Например, со стороны отвергнутого ухажера. Но и тут даже самые злобные выбирают другой путь – изнасилование, чаще групповое. Сколачивают бандочку из недовольных и расправляются с несговорчивой девчонкой.

Однако, как удалось установить в ходе предварительного следствия, врагов у нее не было и ссор тоже. Я опросил множество людей, и все в один голос утверждали, что девушка была исключительно положительная: ни в каких конфликтах не участвовала.

К тому же преступники использовали огнестрельное оружие, следовательно, происшествие больше похоже на заказное убийство. Тут тоже просматриваются два основных варианта:

а) девушка кому-то мешала, например, обладала какой-то важной секретной информацией;

б) месть, выразившаяся, допустим, в уничтожении дорогого кому-то человека.

Ну, второе, пожалуй, сразу можно отбросить. Она родилась и выросла в самой что ни на есть обычной семье: ни богатством, ни положением в обществе ее родители не выделялись из среды среднестатистических граждан. Крутого жениха у нее тоже не было, вообще не было никакого.

Подпункт «а» в принципе возможен – случайно что-либо увидела или услышала, хотя, судя по ее образу жизни, это маловероятно. И потом, в этом случае со стороны убийц разумней было бы завуалировать преступление, сработать под маньяка-насильника или подстроить самоубийство, подкараулить поздним вечером, увезти куда-нибудь подальше, убить, закопать в лесу, и она числилась бы пропавшей без вести... Впрочем, в этом направлении все же надо будет еще потрудиться.

Третий пункт, случайное попадание, выглядит наиболее правдоподобным и тоже распадается на два подпункта:

а) бесцельный выстрел;

б) промах – и пуля в груди случайной прохожей.

Действительно, нагло, средь бела дня убить такую девушку – все равно, что выстрелить в воробья. Скорее всего палили куда попало. А может, даже развлекались охотой на живого человека?

Возможно, это наркоманы – обкурились, нанюхались, обкололись, а тут под рукой оказался пистолет, вот и выпустили на волю шальную пулю. Вряд ли, наркоманы должны были бы наследить, они плохо соображают и делают ошибки, много ошибок. А здесь на месте преступления чисто, и никто ничего не видел, будто стрелял невидимка.

И потом наркоманы не могли крутиться в ремонтируемом корпусе, если бы они там появились, то непременно привлекли бы к себе внимание. Там все время велись работы, лишь девятнадцатого мая бригаду срочно перебросили на другой объект, и то всего на два дня. Любители наркоты выбирают заброшенные дома, глухие районы, предпочитают «не светиться».

Головоломка не складывается, для забавы такое место не подходит. Здесь просматривается продуманность, спланированность действий. В аудитории, из которой, как предполагается, стреляли, на только что выкрашенных окнах ни одного отпечатка, ни одной вмятинки не осталось. Преступник был в здравом уме, твердой памяти и уверенно стоял на ногах. Расстояние огромное – выстрел прямо в сердце, мгновенная смерть. И все-таки чем черт не шутит? Версию с наркоманами тоже следует отработать – еще раз побеседую с вахтершей из мединститута, вдруг что-нибудь вспомнит».

* * *

День был хмурым. Сан Саныч стоял у окна и обдумывал полученную из лаборатории информацию. Эксперты считали, что это убийство очень походило на работу профессионала. Без улик, без свидетелей обычно убирали воротил городского или хотя бы районного уровня.

При анализе результатов экспертизы мелькнула мысль: профи тоже промахиваются, они, как и все мы, не застрахованы от ошибок и случайностей. Да и практика подсказывала: иногда покушались несколько раз, а пуля так и не достигала цели...

Исходя из этих рассуждений, Петров сделал следующий вывод: стреляли не в девушку, порция свинца предназначалась кому-то другому. Там определенно должен был быть кто-то еще, какая-то солидная, важная персона. Именно она была целью, а в девушку попали случайно.

Если бы ему удалось добраться до «настоящей мишени», это помогло бы распутать «хитрый клубок». Тогда точно появился бы круг подозреваемых. При условии, что важная персона захотела бы сотрудничать... Однако он прекрасно сознавал, что у крутых мафиози есть своя система безопасности, они вполне могли послать его куда подальше.

Петров решил прокрутить этот вариант, несмотря на нехорошее предчувствие, которое говорило ему: подобное дело – верный висяк. Он снова встретился со всеми свидетелями, надеясь на то, что кто-нибудь из них припомнит солидного господина.

* * *

Убирая в сейф папку с делом Алины, Петров знал, что вряд ли когда-нибудь откроет ее снова. Как он и ожидал: полный провал – свидетели утверждали, что не заметили никого, кто мог бы быть объектом покушения. Впрочем, вероятнее всего, кого-то все же видели, но молчали. Люди, наученные горьким опытом, понимали – лучше не высовываться, а то можно и схлопотать.