Текст книги "Поиграли и хватит"

Глава 3
Бедный Саша

Внутренность кафе «Элита», где раньше мне бывать не приходилось, едва ли соответствовала столь обязывающему названию. Но вот о клиентах заведения я бы этого не сказала. Нет, ни за что не сказала бы!

В дальнем углу зала за деревянным столиком без скатерти – в «народном» стиле – лицом к двери сидел единственный посетитель. Увидев меня, он тут же поднялся на ноги. Одного беглого взгляда на него мне было достаточно, чтобы определить: передо мной – элитный экземпляр.

Высокого крупного мужчину украшал длинный шелковый шарф изумрудного цвета. Он составлял неплохой ансамбль с черным плащом нараспашку, стоившим, наверное, побольше утраченной мною шляпы, с черной водолазкой и пышной волнистой шевелюрой той же масти, «припудренной» на висках благородной сединой.

На вид Рэю Лионовски было около тридцати пяти. «Староват для аспиранта», – отметила я. Про рост я уже сказала: хоть и не Сабонис, но «на высоту такую, милая, ты не посмотришь свысока», даже будучи, как теперь, на каблуках. А плечи явно не нуждаются ни в каких портняжных ухищрениях, чтобы казаться шире. Но самым примечательным в его облике было, конечно, лицо. Я никогда не предполагала, что сочетание типично негритянских черт – грубоватых и чувственных – с самой обычной белой кожей может быть таким «убойным»! Сочетание было неожиданным, притягательным и… каким-то пугающим. В довершение ко всему с левой стороны это лицо пересекал – наискосок от лба к уху – старый шрам. Он был еле заметен, но неправильно изломанная левая бровь так и осталась навечно приподнятой, отчего крупное лицо Рэя имело насмешливо-надменное выражение. Этакий африканский Мефистофель…

Словом, от этого лица невозможно было отвести глаз. Да я и не пыталась это делать, пока приближалась к нему по проходу между столиками. Терпеть не могу вступать с такими «демоническими» мужчинами в деловые отношения. Но, похоже, выбирать мне сейчас не приходится.

Стараясь, чтобы моя вежливая улыбка была прохладнее, я протянула руку и назвала свое имя. Загадала: поцелует или нет? Если поцелует – значит… впрочем, неважно.

Осторожно сжав мою ладонь и пристально глядя в глаза, Лионовски произнес, что ему «очень приятно». Потом, все так же не отрывая глаз от моего лица, лишь слегка наклонившись, прижался к моей руке губами…

Черт побери, у него же изумрудные глаза! Так вот зачем ему понадобился этот шарф…

Рэй пододвинул мне стул:

– Где же ваша обещанная шляпа с пером?

– Увы, она попала в аварию. Хорошо, что вы сообщили мне свою примету, иначе я ни за что не нашла бы вас в такой толпе!

Мы оба засмеялись, хотя и довольно натянуто.

– И бог с ней, с той шляпой: поверьте, эта идет вам ничуть не меньше. И вообще… дело не в шляпе. Вы очень красивая женщина, Таня. Вам, конечно, это хорошо известно. А я, если честно, не ожидал.

Знаю, знаю. Ты, конечно, должен был сказать это. Старо как мир, мистер Рэй! Но улыбаешься ты очень даже сексапильно… И ты, разумеется, тоже это знаешь.

– Почему это вы не ожидали? Разве в России мало красивых женщин?

– Ну что вы! По этому «показателю» ваша страна уж точно первая в мире. Но в моем представлении женщина-дэтэктив – это… это… – Рэй смешно сморщил нос и пощелкал пальцами, подбирая нужные слова, – это что-то… одним словом, мало похожее на женщину. Вы уж простите меня, Танечка! Правда, я никогда раньше не встречался с женщиной-сыщиком. И теперь вижу, как ужасно ошибался!

Его зеленые глаза непрерывно сверлили меня, и улыбался он все более обворожительно. Да и за словом мой потенциальный клиент в карман не лезет. Даже – за русским!

– Конечно, ошибались, Рэй. Женщина-детектив должна владеть всеми видами оружия. В особенности теми, против которых мужчины бессильны.

– Знаете что, дэтэктив? Я хотел бы сдаться вам без сопротивления и прямо сейчас.

Рэй шутливо поднял над столом руки. Они выглядели холеными, но, сдается мне, эта ухоженность была обманчивой…

– А вы не спешите сдаваться, мистер Лионовски. Сопротивление врага только обостряет радость победы.

– Вот как? А вы азартный человек, Татьяна… – Он положил руки на стол и подался ко мне: – Только в одном вы не правы: я вам не враг. Я – друг, Таня! Надеюсь, вы в этом не сомневаетесь?

– Пока нет причин. – Я продемонстрировала клиенту, что тоже умею улыбаться. – Может быть, перейдем к делу, Рэй?

– А вот теперь вы спешите, Таня. Дело от нас никуда не уйдет. И спешка уже ничего не исправит.

Улыбка слетела с лица Лионовски. Он отвел сразу потемневшие глаза, а руки сжались в кулаки.

– Выпьете что-нибудь, Таня? Я бы не отказался сейчас. Честно говоря, чувствую себя ужасно… после всего этого. Меня же разбудили в шесть часов. Все утро беседовал с милицией и ФСБ. Вы не представляете, что мне пришлось пережить…

– Я-то как раз представляю. Если не возражаете, мне, пожалуйста, коньяк.

– Разумеется.

Он только махнул рукой. И через шесть секунд, не больше, потрепанная девица в розовом форменном «элитном» передничке, под который она, кажется, забыла надеть юбку, принесла не две рюмочки коричневой жидкости, а целую бутылку. И к ней – несколько ломтиков лимона на блюдечке, два больших золотистых персика, шоколад и штук шесть пирожных. Все это было приправлено пожеланием приятного аппетита и улыбочкой, которая адресовалась, разумеется, не мне. Как видно, мистер Лионовски был здесь тем клиентом, которым дорожат.

– Прошу, Танечка. Извините, я заказал на свой вкус: обожаю сладкое. Пирожные должны быть неплохими.

Рэй налил, и мы, не чокаясь, выпили за упокой бедной души раба божия Александра Ренуа. Вспомнив об ужасной причине нашего знакомства, мы оба сидели мрачнее тучи. Я с трудом боролась с выступавшими слезами. Рэй тоже выглядел неважнецки: конечно же, чудовищная смерть друга потрясла его, как бы он ни бодрился. Я только теперь заметила у него под глазами темные круги – результат бессонной ночи и пережитого горя.

– Рэй, вы… видели его?

Он сразу понял, что я имею в виду. Коротко кивнул – и отвернулся. Сказал глухо:

– Они попросили меня опознать тело. Никто из наших ребят не смог… пойти туда. Если это хоть немного утешит вас, могу сказать, что лицо его совсем не пострадало. Он выглядел как спящий.

– Но как это все случилось? Что известно? Что говорят свидетели? Ведь это же, черт возьми, студенческое общежитие, а не какой-нибудь заброшенный склад, там полно народу!

– Вы правы. И все-таки, как ни странно, никто ничего не видел и не слышал. Никаких свидетелей, Таня! Была ведь глубокая ночь. Даже раннее утро. В такое время не спят либо больные, либо… очень занятые люди. Наверное, со здоровьем у студентов все в порядке, ну а занятым было не до того. Один парень – кажется, с третьего этажа – слышал со своей подружкой какой-то шум за окном, будто пролетело что-то тяжелое. Но они не обратили внимания: мало ли что выбросят студенты из окна… Даже не выглянули. Только вряд ли они увидели бы что-то в темноте: там под окнами густые кусты. А дальше стоят высокие деревья – как стена. Так что из дома напротив тоже никто ничего увидеть не мог.

Рэй помолчал с минуту. Похрустел пальцами, покусал губы.

– Только в шестом часу тело нашел какой-то мужчина, случайный прохожий. Ему не спалось, и он вышел рано погулять с собакой. Собака и потащила его в кусты… Вот так все это было, Танечка.

– А разве Саша ночевал у себя в комнате один?

– Именно так. Учебный год только начался, еще не все иностранцы приехали. Недисциплинированный народ! Так что одно место у них в комнате было пока не занято. А русский мальчик, с которым Александр жил два года, уехал на уик-энд к родителям.

– А тот парень, который был так занят со своей подружкой… Разве он не слышал крик? Ведь должен был! Когда человек падает из окна, он не может…

Внезапно я вспомнила нечто еще более важное:

– Рэй, в комнате должны были остаться следы борьбы! Хоть что-нибудь, что указывало бы на насильственную смерть!

Лионовски смотрел на меня как-то странно и молчал. Наконец с силой потер переносицу костяшками пальцев – будто принимал трудное решение. Медленно покачал головой:

– Нет, Таня. В комнате был полный порядок, как всегда. Александр Ренуа очень аккуратный человек, это все знали. Только окно было раскрыто. И, кажется, будильник упал на пол – наверно, на подоконнике стоял. Так сказал мне следователь. И крика никто не слышал. Потому что… потому что он не мог кричать.

– Не мог? Но почему?!

Мой собеседник еще больше понизил голос, хотя – по понятным причинам – мы и так разговаривали чуть слышно.

– Я еще не все рассказал вам, Таня. Перед тем как Ренуа выпал из окна, ему ввели смертельную дозу какого-то сильнодействующего наркотика. Название я не запомнил – плохо в этом разбираюсь. Бедняга все равно умер бы.

– Это чудовищно, Рэй!

– Да, ужасно. Но самое главное – все выглядит так, как будто он сам это сделал. Кажется, следствие намерено придерживаться версии самоубийства. Теперь вы понимаете…

– Но это же полная ерунда! Ведь Саша не был наркоманом, правда?

– Конечно, не был. Как хорошо вы его называете – Саша… Теперь вы понимаете, Таня, почему я хочу, чтобы вы распутали это дело. Кстати, почему вы не спрашиваете, откуда я узнал про вас?

– Жду, когда вы сами расскажете.

– Нет, вы просто молодец, дэтэктив! – Рэй тряхнул головой и усмехнулся. – Пожалуй, мне все-таки придется сдаться на вашу милость… Все очень просто: сегодня ночью, поздно, Александр позвонил мне и кое-что рассказал. Это был странный звонок. Так мне тогда показалось – он же поднял меня с постели… Но теперь я думаю, что звонок был связан с гибелью Саши. Тем более что погиб он очень скоро после того, как позвонил мне.

«Какое совпадение! – подумала я. – Ну, прямо все как у меня».

– Может, я был даже последним, кто говорил с ним. Кроме убийцы, конечно… Если вообще там был убийца.

Я была так заинтригована этим Сашиным звонком другу, что пропустила мимо ушей последние слова Рэя.

– Куда же он вам звонил? В общежитие, что ли?

– Нет, конечно. У меня есть комната в общежитии, но… Там я появляюсь довольно редко. Общага есть общага, сами понимаете. А у меня серьезная научная работа, нужна тишина. Словом, я снимаю квартиру – здесь недалеко, на Политехнической. И институт рядом, и общежитие – очень удобно. И даже телефон есть.

– Понятненько. А разве иностранцам разрешается?

– Ну-у… Не то чтобы очень, но в некоторых случаях не запрещают. Я говорю о дипломниках и аспирантах. Должно быть, деканат имеет довольно высокое мнение о моих научных способностях. А ФСБ – о моей лояльности! – Лионовски опять усмехнулся.

– Рада за вас. И что же сказал вам Саша Ренуа? И в котором часу это было? Вспомните, пожалуйста, точно.

– Точно? Тут и вспоминать нечего: я положил трубку в два тридцать две… или тридцать три минуты. Если телефонный звонок будит тебя ночью, ты обязательно посмотришь на часы. А о чем он говорил… Вам тоже надо точно или можно своими словами?

– Валяйте своими словами, но точно.

– Так… Услышав мой голос, он сказал: «Извини, Рэй, это Ренуа. Надо поговорить». Я ответил, что он сумасшедший, что я только-только стал засыпать. Засиделся допоздна, Таня: у меня завтра встреча с научным руководителем, готовлюсь… Но он перебил меня: «Извини, но дело очень срочное. Произошло чрезвычайное событие, в котором замешан наш студент. Будет скандал, и я должен предупредить тебя как руководителя землячества и как друга». Конечно, я спросил – какое событие, какой скандал и почему с этим нельзя было подождать до утра. Но Ренуа ничего не собирался рассказывать мне по телефону. Только повторил, что речь идет об очень серьезном происшествии, он даже произнес слово «преступление». Что в любой момент могут вмешаться милиция «и даже более серьезная организация». А до утра нельзя было ждать потому, что утром надо «действовать». Он сказал еще, что утром, как можно раньше, нам надо обязательно поговорить, а потом будет очень хорошо, если я пойду вместе с ним на одну очень важную встречу.

– Какую встречу?

– Конечно, на встречу с вами, Таня! «С частным дэтэктивом, – сказал он, – который поможет нам в этом деле». Он уже сам все решил, оказывается! И все это он вывалил мне на голову в половине третьего ночи, можете себе представить?! Если бы я знал, что мне придется пойти на эту встречу, но – без него…

– И что же, Саша назвал вам мои имя, фамилию, телефон?

– О нет! Конечно, нет. Только имя. Да и то мне показалось, что это вышло у него случайно. Когда я услышал про дэтэктива, я… я просто в ужас пришел! Пожалуйста, поймите меня правильно, Танечка. Вам совершенно неожиданно, посреди ночи, сообщают «радостное» известие, что в вашей семье случился скандал, и тут же говорят, что обо всем этом уже известно какому-то сыщику. Да тут свихнуться можно! Конечно, я ответил – должно быть, слишком резко, – что он окончательно сошел с ума, если, не посоветовавшись со мной, доверил такое деликатное дело какой-то ищейке. А Ренуа возразил: это никакой не «ищейка», а девушка-дэтэктив, которая заслуживает полного доверия. «Таня очень хороший человек, – сказал он, – я знаю, что она обязательно поможет нам».

Я усмехнулась:

– Полагаю, мистер Лионовски, вас не утешила информация, что детектив – женщина?

– Вы угадали, Танечка. Мало того, что частный сыщик, так еще и девушка! С которой Александр, по собственному его признанию, познакомился случайно… Ни для кого не секрет, что бедняге все вокруг казались людьми хорошими и добрыми. Вот почему я так удивился, когда он позвонил мне этой ночью… и был так встревожен и расстроен. Подозревать кого-то в чем-то плохом – это так не похоже на Сашу Ренуа! Боюсь, Таня, что именно доверчивость его и погубила. Но в отношении вас мой бедный друг был абсолютно прав, теперь я в этом не сомневаюсь!

Рэй Лионовски снова улыбался – самой «мужской» из всех возможных улыбок. Печаль о погибшем друге и жажда справедливого мщения удивительно уживались в нем со стремлением нравиться интересующей его женщине. Ведь то, что я интересовала его как женщина, а не только как «дэтэктив», было очевидно. А в общем-то, что тут удивительного? Таковы все мужики, пока они живы.

Господи, а разве ты-то сама не такая?! Только что глаза были на мокром месте – и вот уже почти кокетничаешь с этим африканцем, который так откровенно закидывает удочки в твой огород! Но если бы молодая жизнь Саши Ренуа не оборвалась так нелепо и страшно, то на месте Рэя сейчас сидел бы он, и ты, Танечка, точно так же охмуряла его. Охмуряла, охмуряла бы, не отпирайся! Как все-таки погано, подло устроен человек…

Однако согласись, что Саша и Рэй – далеко не одно и то же. Две большие-большие разницы. С бедным Шуриком ты, если б захотела, справилась бы в два счета. Оля Вингер, тем более отсутствующая, не помеха. А этому черту, похоже, ничего не стоит справиться с тобой, Таня дорогая! Ишь, как вылупил свои зеленые зенки… Тьфу, да слушай же ты, что он говорит: ты уже на работе!

– Конечно, я рассказал следователю об этом телефонном звонке. Не упомянул только о «девушке-дэтэктиве» по имени Таня. Сам не знаю, почему я это скрыл. Наверное, вспомнил слова Александра, что вы хороший человек и сможете помочь.

Грустная улыбка, оказывается, шла к этому лицу ничуть не меньше, чем «охмурительная» или высокомерная усмешка.

– Когда меня наконец отпустили, я позвонил нескольким своим знакомым – у меня есть знакомые среди юристов – и без особого труда навел справки о вас, Танечка. Я полагал, что «девушек-дэтэктивов» в Тарасове не так уж много, и оказался прав. Тем более что у меня еще было и ваше имя. Через полчаса уже знал все, что мне было нужно, и набирал ваш номер.

– Вы хотя бы догадались набрать его не из своей квартиры? – внезапно испугалась я.

– Догадался, догадался… – В зеленых глазах опять мелькнуло снисходительное выражение. – Я и знакомым своим звонил из автомата. Так что любому, кто заинтересуется нашим знакомством, мы сможем сказать, что вы впервые услышали об Александре Ренуа от меня.

– Но другие ребята могли рассказать в милиции, что вчера в поезде Саша полтора часа болтал тет-а-тет с какой-то девушкой.

– Нет, они ничего не сказали о девушке в поезде. Никто из них просто не придал этому никакого значения: они же до сих пор понятия не имеют, кто вы такая. Теперь, конечно, узнают, но я предупрежу их, чтобы молчали про поезд.

Заметив страстный взгляд, которым я давно уже пожирала персики, Рэй решительно пододвинул их ко мне:

– Вот как все это было, Таня. Не вините бедного Александра: он вас не выдал. Ну, почти… Но если бы не это «почти», то мы бы не встретились с вами, правда? – Мой почти клиент продолжал менять улыбки как перчатки. – О, Иисус… Как подумаю, что я мог быть грубым с ним… Всего за несколько минут до его смерти, быть может… Это ужасно, Таня!

– А вы были с ним грубым?

– Да нет… Надеюсь, что не очень. Я понял: ему бесполезно читать мораль. Сказал, чтобы он успокоился и сейчас же шел спать. Утром, как только проснусь, зайду к нему, и мы все обсудим. Утро вечера… умнее – кажется, так звучит русская поговорка?

– Утро вечера мудренее, – машинально поправила я.

– О да, конечно. Спасибо, Танечка. «Утро вечера мудренее», конечно! Примерно так я ему и сказал, только по-английски.

Еще одно совпадение. Похоже, мы с Рэем сегодня ночью говорили Саше Ренуа одно и то же. Только он не послушал нас. Или… или в этот поздний час от бедняги больше ничего не зависело: убийца уже «включил счетчик»…

– Вы разве говорили с Сашей не на своем родном языке? – не знаю зачем спросила я.

– «Родном»? – Рэй искренне удивился. – Вы имеете в виду язык нашей страны? О, Танечка, сразу видно, что вы очень плохо представляете себе Африку. Есть, конечно, язык коренной народности, наряду с французским он является государственным. Ренуа и, например, Роджер Адриамануни знают его хорошо – они из одной провинции. И он для них родной. А вот я, Таня, почти совсем его не знаю, хоть и родился на том же самом острове. Правда, в столичном пригороде. С Александром мы всегда разговаривали или по-английски, или по-русски: французский он знал слабовато, хоть фамилия у него и французская. Видите, Танечка: Африка – странная земля! Загадочная…

Лионовски потянулся к бутылочке.

– Вижу, вижу. Вот, например, вы, Рэй: фамилия у вас польская, но вы, признаться, мало похожи на поляка… Вся странность и загадочность Африки – на вашем лице!

Разливая коньяк по рюмкам, он качал головой в полном согласии:

– Вы правы, Танечка. Тысячу раз правы! Это верно: я похож на самого дьявола. И не удивлюсь, если он действительно был среди моих предков – так запутались и переплелись мои корни! Прадед со стороны отца, кажется, действительно был поляком. А меня – можете такое представить? – в детстве воспитывал настоящий француз– гувернер… Боюсь только, я не научился у него хорошим манерам, Таня!

Рэй погасил одну из своих улыбок – загадочную, как сама Африка.

– Если у вас будет желание, дэтэктив, я вам расскажу увлекательную историю моей жизни… когда-нибудь потом. А сейчас – предлагаю выпить за настоящих друзей. Я убедился, Танечка: это единственное, что имеет цену и о чем стоит сожалеть!

Его хрустальная рюмка с печальным звоном коснулась моей. Что тут добавишь? Мы молча выпили, а затем я перевела разговор на нашего общего, хоть и неведомого пока, врага.

– Рэй, ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос. Только искренне, хорошо?

– Конечно, Таня. Спрашивайте.

– Допускаете вы хоть малую возможность того, что Саша Ренуа сам лишил себя жизни, без постороннего вмешательства? Вот вы сказали недавно: «…если там вообще был убийца».

– Я так сказал?! – Искренние зеленые глаза расширились.

– Сказали. С памятью у меня все в порядке. Так что это – просто слова или настоящее сомнение? Вы давно знаете Ренуа, называете своим другом. Мог ли он, как говорится, сорваться с тормозов, накачаться наркотой и в состоянии транса шагнуть в открытое окно? Мог или нет?

Прошла минута, другая… Лионовски не торопился отвечать. Нервные пальцы играли пустой рюмкой, а прищуренные изумрудные глаза сосредоточенно изучали текстуру паршивого хрусталя. Наконец он поднял их прямо на меня. Сейчас в этих глазах не было ни тени мужского кокетства.

– Не знаю, Таня. – Голос Рэя прозвучал как-то по-новому. – Поверьте, я абсолютно честен с вами. Знаете что… Если бы вы не попросили отвечать искренне, я бы, наверно, сказал не задумываясь: «Нет, он не мог!» И был бы уверен, что отвечаю правду. Вы понимаете меня?

Я кивнула. Он продолжал:

– Я бы еще добавил, что знаю Ренуа как себя самого. Ну и… разные красивые слова о том, что он не мог совершить ошибку, – слова, какие положено говорить о друге. И я действительно могу сказать о погибшем все эти слова. Сказать с чистой совестью, Таня!

Впервые я заметила, что его руки, терзающие пустой сосуд, слегка дрожат. Наверное, он тоже заметил это, потому что оставил в покое рюмку и спрятал руки под стол.

– Но после ваших слов я задумался. Да, я знал Сашу как себя – так мне, по крайней мере, казалось. Но вот вопрос: а знаю ли я самого себя? Разве каждый из нас может сказать, что он знает себя «от и до», как говорят русские? Разве мы знаем, как будем себя вести в каких-то обстоятельствах, в которые еще не попадали? Разве можем угадать, как изменят наше поведение чрезвычайные ситуации и сильные эмоции? Например, страх – за собственную жизнь или за своих близких? Или физическая боль, или страсть, Танечка? Наконец, соблазны: деньги, власть, слава?..

Рэй выдержал паузу, чтобы я прониклась смыслом его слов, потом подался ко мне через стол, сверля глазами:

– Нет, Таня! Мы не можем знать все это. Мы можем только думать, что знаем. Вот почему я не исключаю: могли возникнуть обстоятельства, при которых Александр сам… сделал это. Но я считаю, что в любом случае убийца все-таки был. Даже если он и не находился в комнате Ренуа в момент его смерти.

– Боюсь, я вас не совсем понимаю, Рэй.

– Ах, это, наверное, мой русский язык! Слишком сложный у нас разговор, не хватает слов… Я постараюсь вам объяснить, Таня. Если сам Ренуа сделал себе укол, то он сделал это не по ошибке, вы меня понимаете? Вот в этом я уверен абсолютно! В милиции мне сказали, той дозы хватило бы, чтоб убить пятерых. Не мог Александр так ошибиться, ведь он был медик и учился, кстати, отлично. Значит, он сознавал, что лишает себя жизни! Но почему, Таня, почему? Что произошло? Ведь еще вчера утром, когда мы виделись последний раз, это был самый обычный Саша Ренуа – спокойный, умный, серьезный… Что же могло довести его до самоубийства? Вернее – кто?! Это же очевидно, Танечка: был конкретный человек, который и стал причиной гибели Ренуа. Александр так и сказал мне по телефону: «Случилось чрезвычайное событие, в котором замешан наш студент. Боюсь, что это преступление». И я хочу, чтобы вы назвали мне его имя, дэтэктив, – заключил Лионовски. – Тяжело сознавать, но это будет скорее всего одно из одиннадцати хорошо известных мне имен. Себя я, с вашего позволения, исключил бы, потому что я его не убивал. Впрочем, наших девушек – их в Тарасове четыре – тоже, по-моему, можно исключить. Они на такое не способны. Что скажете, Таня?

– Скажу, что я берусь за это дело. Если вы, мистер Лионовски, хотите стать моим клиентом – что ж, тем лучше. Если не согласитесь на мои условия – кстати, беру я за услуги немало, – тоже не беда: значит, в этот раз буду работать на себя. Я могу себе это позволить.

– Не сомневаюсь. Но для нас обоих будет лучше, если вы будете работать на меня. Заранее согласен на все ваши условия. Я тоже могу себе это позволить.

– Значит, по рукам. И еще я скажу вам кое-что, чтобы впредь не было между нами недоразумений: я буду искать не просто «причину гибели» Саши Ренуа, а его убийцу. Настоящего убийцу, вы слышите? Подонка, который наполнил отравой этот проклятый шприц и всадил в ничего не подозревающего парня, а потом открыл окошко и скинул беднягу с пятого этажа!

– Если вы правы, Таня, то это был очень умный убийца, – как бы размышляя вслух, проговорил мой клиент. – Ведь он не оставил никаких следов. И никаких свидетелей…

– Пусть так. Но он все-таки был! Сашу убили. И убил его скорее всего тот, кто совершил первое преступление.

Последняя фраза сорвалась у меня в запале. Ничего страшного, конечно: этот парень – мой клиент. Но все же не надо было торопиться выкладывать карты. Мое дело – добывать информацию, а не разбазаривать ее!

Надменно-насмешливая маска на лице Лионовски осталась непроницаемой.

– Я так и думал, что вам известно о первом преступлении. – Голос его прозвучал ровно, даже безразлично. – Конечно, раз вы вместе ехали вчера в электричке, он должен был вам рассказать.

– Он рассказал мне только то, что в тот момент знал сам, – то есть ничего конкретного. О «преступлении» было еще рано говорить. Ну, а вы-то откуда узнали? Ведь Саша вроде бы не вдавался в подробности по телефону?

Рэй пожал плечами:

– От следователей, конечно. Не то чтобы узнал, скорее заподозрил – по вопросам, которые они мне задавали. И другим тоже. Они ведь допросили всех участников вчерашнего неудачного уик-энда. А потом, когда нас отпустили, я сам расспросил Нари и Роджера и уже от них узнал подробности об исчезновении этой девушки… Оля, кажется? Забыл ее фамилию…

– Оля Вингер. Вы знакомы с ней?

– Да-да, Вингер. Симпатичная такая брюнетка… однокурсница Нари и Роджера. Конечно, я ее знал. Она всегда была там, где появлялся Нари… и Ренуа тоже. Но мне эта особа не очень нравилась. Кажется, девушка капризная и… как это? бал… балмошная?

– Взбалмошная.

– Именно. Спасибо, Таня.

– Но почему вы говорите о ней в прошедшем времени – «знал», «не нравилась»? Как будто ее нет в живых… Разве о ней есть какие-то новости?

– Что?.. Нет-нет, что вы! О Иисус… – Наконец-то мистера Рэя смутил мой вопрос. – Простите, Танечка, это все мой русский язык! Нет, об этой девушке ничего не известно, насколько я знаю. Ее пока не нашли. Подруга Роджера, Наташа, – она, кажется, дружит с Олей Вингер – была у нее дома вчера вечером, поздно. Разговаривала с родителями. Ее отец сказал, что собирается утром заявить в милицию об исчезновении дочери – если, конечно, она до утра не найдется. Наверно, он это уже сделал, потому что всех нас в милиции спрашивали об Ольге.

– И о чем же спрашивали лично вас, Рэй?

– Та-анечка! Да вы лучше меня знаете, что спрашивают в таких случаях. Знаком ли, в каких отношениях состоял, когда видел в последний раз… Не знаю ли, где сейчас находится, ну и так далее. Собственно, это и все, пожалуй.

– Кстати, когда вы видели Ольгу Вингер в последний раз?

– О Иисус, и вы тоже! Я в милиции еле-еле вспомнил, когда имел счастье видеть эту… Олю. Это было неделю назад. Да, точно: в прошлое воскресенье. Я встретил их около нашего общежития – всю эту компанию, которая вчера выезжала за город. Я ехал играть в теннис, а они собирались погулять в центре города. Мы поболтали минут пять и разошлись. Это все.

– Ясно.

Я как бы между прочим взглянула на часы: надо блюсти имидж деловой женщины. Торопиться мне было абсолютно некуда, кроме как по новому делу, за которое только что взялась. Но клиенту об этом знать совершенно не обязательно.

– Ясно, Рэй. В моем распоряжении еще около получаса, и сейчас мы с вами должны заняться пренеприятным делом: составлением «досье» на ваших подопечных. Попрошу вас рассказать мне о каждом из них все, что знаете. Девушек пока тоже исключать не будем. – Я достала из сумочки блокнот.

Лионовски понимающе развел руками: надо – значит, надо.

– Постараюсь оправдать ваше доверие, дэтэктив. А за успех нашего дела мы выпьем сейчас или после? Здесь осталось еще немножко…

– Пожалуй, после. А то я еще, чего доброго, не смогу правильно нарисовать имена и фамилии ваших соотечественников, и выйдет международный скандал.

…Через сорок минут одиннадцать маленьких страничек в моем блокноте были заполнены, а посуда на столе – пуста. И мой клиент улыбался мне той самой улыбкой, которая предлагала напрочь забыть, что между мужчиной и женщиной могут существовать деловые отношения. Хотелось бы… Но со мной этот номер так просто не пройдет!

– Не забывайте, мистер Лионовски, что ваша страничка блокнота остается пока чистой. Я записала только адрес квартиры и номер телефона. А ведь вы такой же член землячества, и у вас тоже, если я правильно поняла, нет алиби на прошедшую ночь!

Я сказала это шутливо, но так, чтобы в шутке прозвучала доля правды.

– Я знал, что с этой «девушкой-дэтэктивом» у меня будут проблемы! – в тон мне ответил он. – Но теперь уже поздно, я сам этого хотел… Танечка, для вас я всегда – открытая книга! Мою страницу в нашем деле мы с вами заполним в любой момент, как только пожелаете.

Я встала и водрузила на голову шляпу. Слава богу, с этой было меньше хлопот, чем с «гнездом для котят». Мой клиент тоже поднялся из-за стола.

– Спасибо за коньяк, Рэй, он был не плох.

Он поцеловал мне руку по всем правилам этикета.

– Коньяк был отвратительный, Танечка. Сегодня девочки меня подвели. Но я намерен реабилитироваться перед вами, так и знайте!

Изумрудные глаза Рэя Лионовски недвусмысленно говорили, что он намерен реабилитироваться очень скоро.

А коньяк и в самом деле был дрянь.