Текст книги "Фокус с поличным"

Глава 3

Руслан Осипович примолк. Выглядел он печальным и обессиленным.

– Фиговая ваша ситуация, товарищ… – без обиняков подытожила я. Встала, походила туда-сюда, разминая ноги. – Позвольте, кстати, я же и фамилию вашу не знаю.

– Кочанов, Руслан Осипович Кочанов, – встрепенулся мой собеседник.

– Фиговая, повторюсь, ситуация. Если начистоту – зачем вам это? Если это правда… а вы, кстати, верите, что это правда?

– Хотелось бы верить.

Н-да.

– Ладно, предположим, что это правда. Вот зачем вам это? Если эта женщина ничего от вас не хотела, не заявилась требовать денег на ребенка – зачем? Оставить эту историю, да и все.

– У вас есть дети? – атаковал встречным вопросом явно задетый Кочанов. Видимо, ожидал сочувствия с моей стороны. Зря: его история – еще не самое смачное, что мне доводилось слышать.

– Поверьте, я могу войти в ваше положение независимо от того, есть у меня дети или нет, – заверила я. – Так зачем вам это?

– Я всю жизнь жил как перекати-поле. Ни дома, ни родни. – Руслан Осипович кивнул себе за плечо на здание пансионата. – И вот до чего докатился.

– Отчего же позже семьи не завели? Хотя бы когда вернулись в Тарасов?

Он ответил не сразу. Нащупал трость, до этого бесполезно, бездеятельно прислоненную к боку скамейки, и устало навалился на нее.

Сколько ж ему все-таки лет?

– Цирковой человек – в хозяйстве зряшный, одни трюки умеет. Пока я на ноги встал, пока денег прикопил, то да се… понял, что уж и не заведу новой семьи. В таком-то возрасте – какие дети? И жена… молодую брать, что ли, жизнь-судьбу ей портить? Не-ет. Я хотел бы этот долг отдать. Во всех смыслах.

– И в денежном тоже? – поинтересовалась я.

Кочанов оглянулся на меня слегка испуганно, словно я застала его врасплох.

– Да, Александр говорил, что вы женщина умная, – грустно усмехнулся он. – А главное, меткая. Да, и в денежном тоже. Я ведь, дурья башка, в одном из объявлений так и указал, мол, для передачи наследства. Думал, вернее привлеку.

Та-а-ак, денежный вопрос всплыл…

– И большое оно, это наследство? Можете пока не называть цифру.

– Достаточное, Евгения, достаточное. Вот поэтому я и притворяюсь идиотом. Чтобы проверить. Если претендент фальшивый, сам уйдет. Если настоящий, то хотя бы генетического анализа добьется, сейчас ведь часто такое делают. Докажет право наследования.

Он смерил меня взглядом – очевидно, прикидывая, чем бы еще зацепить.

– Не то у меня уже здоровье, – добавил Кочанов после паузы. – На пансион не так много уходит, а отдавать деньги государству…

– А у меня не такие уж доступные расценки, – возразила я. – Вы проплатили услуги частного сыщика, и это ни к чему не привело. Вы готовы еще раз потратиться?

– Да я уж на все готов, лишь бы отыскать своего отпрыска. Сильнее, кажется, уже ничего не захочу.

– А вы не думали, что вам самому при таком раскладе нужна охрана? Хотя б подстраховаться от повторного визита этого мордоворота?

Кочанов снисходительно постучал пальцем по своему еще рыжему виску.

– Здесь моя охрана. Какой информации можно добиться от маразматика? Только Дмитрий знает, что со мной все в порядке.

Что-то тут не вырисовывалось.

Я пытливо зыркнула на Руслана Осиповича, ничего не говоря. Наконец спросила:

– А деньги? В банке или в банке?

– Простите, Евгения, не совсем…

– Предположим, ваш наследник неизвестного пола будет найден и вы будете точно уверены, что это он. Что дальше?

– Я приду в себя, – бесхитростно пояснил Кочанов, – и, забрав деньги из банка…

– А в банке знают, что вы в своем уме?

– Только один человек, мой поверенный. Он же перечисляет деньги на пансион.

– Ага, то есть в курсе не только Дмитрий, – прищурилась я. – Точнее, уже не только он. Знают этот медбрат Дмитрий, я и Осколкин.

– И я бы хотел, чтобы вы оказались последней, кому я открываюсь, – Торопливо кивнул Кочанов. – Александр говорил, что вам многое по плечу, и если уж даже вы не сможете… Наверное, смирюсь и останусь доживать свой век бобылем.

Шурик, если он реально так сказал, польстил с дальним прицелом: еще в его бытность полицейским бывало, что мы выручали друг друга. Да и после случалось.

Я уже приняла решение, но оставалось еще несколько моментов.

– Если вам не нужна охрана, значит, мне не нужно будет находиться при вас круглосуточно. Тогда в каком, так сказать, формате будут проходить наши встречи?

Этот вопрос Руслана Осиповича озадачил. Он поелозил верхней губой о нижнюю, глянул на соседний куст черемухи, будто там вывесили предполагаемое «расписание».

– Ну, как… наверное, как с Александром. Вы собираете информацию, а вечером отчитываетесь о проделанной работе. – Он обеспокоенно посмотрел на меня. – А как вообще у вас положено?

– Если вы наймете меня для розыска, вот так и будет положено, – заверила я. – Вполне подходит.

Я свои мотивы Руслану Осиповичу раскрывать не собиралась (моих клиентов редко интересует, да и не должно интересовать, почему телохранитель взял их заказ). Но во время его исповеди мне вспоминалась вчерашняя грустная Мила. И мысль, что, по крайней мере, во время реабилитации она не будет сутками одна дома, была вполне убеждающей. А я не закисну в безадреналиновой домашней рутине. Моя работа держит меня в тонусе, а быть в тонусе для меня жизненно важно. Да и другой жизни я пока не хочу.

– Пожалуй, я возьмусь за ваше дело. При двух условиях.

– Да-да, конечно… – Руслан Осипович аж весь расцвел от одного только моего согласия, преисполнился надежды.

– Первое – вы платите мне мою стандартную суточную ставку. Все-таки вы нанимаете квалифицированного телохранителя с большим стажем. И второе: Александр хоть что-нибудь разузнал о ваших четырех дамах сердца?…

…Домой я вернулась в пятом часу. Милы все еще не было (клятвенно обещала позвонить, как только захочет домой). Так что я заварила себе чай, разогрела в духовке пару полуфабрикатных котлет и после перекуса занялась делом.

Улов у Шуры был не слишком щедрый. Впрочем, неудивительно. Руслан Осипович и сам знал маловато о своих мимолетных любовях.

Это «маловато» выглядело как четыре тощие картонные папки самого что ни на есть уныло-канцелярского вида. К двум из них прилагались блеклые черно-белые фотокарточки искомых дам, а в одной информация исчерпывалась исписанным с одной стороны листком формата А4.

Что ж, звонок в долгий ящик откладывать не будем.

– Шурик, привет. Это Женя Охотникова. Не отвлекаю? Говорить можешь?

– А? – только и отреагировал Осколкин. До меня донесся звук зевка.

Так, понятно. Нестабильный график частного детектива… Особенно если вперемешку с личной жизнью. У Шуры бывало.

– Жив-здоров? Говорить можешь? – повторила я, веером раскладывая на столе «личные дела» разыскиваемых женщин.

– Что-то срочное? Дай пи-а-ать-ть минут на кофе и умыться… – Снова зевок громче прежнего. Гулял или работал?

Я звонила со стационарного телефона; мобильный Шурик зачастую вырубал, чтобы нежданный звонок не выдал его в ответственный момент на работе. Так что Осколкин не стал прерывать разговор. Судя по доносящимся шумам, отложил телефон и приступил к «кофе и умыться». Я слышала бульканье воды (джезва? Или это шум из ванной?), пофыркивания, чьи-то голоса в отдалении.

Но четко через пять минут он вновь был на линии, совершенно проснувшийся и готовый к разговору.

– Что у тебя случилось? – поинтересовался он.

– Не что, а кто. Руслан Осипович Кочанов. Твой бывший клиент, коли не соврал.

– А, да, этот рыжий старикан! – обрадовался Осколкин. – Я его к тебе направил. Подумал, занятная ситуация…

– …с которой ты никак не смог ему помочь, если я не ошибаюсь, – слегка язвительно отметила я. – Просто взял деньги и отмахнулся.

– Чего это – отмахнулся! – оскорбленно вскинулся Шура. – Я две недели как крот землю рыл, раком отпахал не разгибаясь. Этот дедок, конечно, пободрее, чем любит прикинуться, но, блин, тоже еще – спохватился. В девяностом переспал, а сейчас ищет. Нормально вообще?

– Может, у него чувство вины, – предположила я. – Вкупе с навязчивыми мыслями. Но информации маловато, как ни крути.

– Это ты его не расспрашивала. – Теперь уже Шурик язвил, едва слышно, соблюдая приличия, отпив кофе. – Рассказал много, а полезного – с гулькину попку. Вот на кой мне знать, что у одной из его баб родинка в верхней части бедра? Я ж ей, пардоньте, под юбку не полезу проверять.

– Романтическая деталь. Или фетиш, – фыркнула я. – И почему же миссия провалилась?

Вздох на том конце «провода» говорил о неудобности вопроса.

– Давай-давай, не пыхти, выкладывай, – подбодрила я.

– Во-первых, давность. Да и девяностые, сама понимаешь. Осипыч мне назвал совсем древние их адреса, там по ним никого не оказалось. В одном случае дом вообще снесли, это в Трубном районе, аварийное жилье было…

– Шур, поконкретнее.

– Ну, и еще я – приезжий, всего-то лет пять как тарасовский. У меня и родни-то здесь нет, не то что у тебя. И связи не такие… разнообразные.

Последнее слово явно намекало на моих знакомых из околокриминальных и криминальных кругов. Шурику такая роскошь была малодоступна – не все полицейские умеют налаживать контакты в теневой среде. И пока что он, бывший служака, еще только обрастал. В некоторых случаях не без моих рекомендаций.

– То есть у тебя не хватило компетенций, – резюмировала я.

– Грубо, но справедливо. – Осколкин спорить не стал. – К тому же дамы могли поменять фамилию, вовсе съехать из города… Только чутье мне подсказывает, что все курочки еще здесь. Ты глянь дела, увидишь – все четверо коренные тарасовчанки. А у нас город крупный, ситуация с работой и прочим все ж таки неплохая, куда тут сдвинешься?

– Это не показатель, – возразила я. – Коренные, не коренные… могли и в столицу двинуть. За длинным рублем.

– Могли бы. Вот и выяснишь заодно, – хмыкнул Шура. Потом, помявшись, все же недоверчиво переспросил: – Так ты взялась?

– Взялась. Почему это тебя настораживает?

– Да вроде ж это не по твоей части – розысками заниматься. Да и клиенты у тебя обычно посолиднее…

– Кризис, а кушать хочется. – Я не стала вдаваться в объяснения. – Ты лучше скажи, гениальный сыщик, как тебе сам этот Кочанов?

– Обычный дед-пердед, с заскоком в ностальгию, – рубанул Шурик. – Заплатил нормально, точно не жмот. Ну там, тянет его в воспоминания – ты ему курс корректируй, если начнет не по делу молодость вспоминать. Эмоциональный, на все у него такая реакция, знаешь, будто на сцене классику рожает. Что там еще-то… вроде огурцом, на память не жалуется. Но вчера!..

Шурик хохотнул, и, даже не видя его лица, я знала: покачивает головой, мол, ну он и выдал!

– Ты про рыжего вышибалу?

– Ага, про него. Осипыч тебе рассказал? Даже я поверил, что дед в невменосе! Хорошо, правда, что санитар подгреб, а то уж я хотел пушку доставать. Я-то, сама знаешь, не ты и даже не Терминатор.

– Кочанов сказал, у него была невнятная речь. Нечеткая или вроде того.

– Ага. Пык-мык, вроде врубаешься, а все равно – как у олигофрена. Или как эти дети, которые торопыги…

– Гиперактивные.

– Угу, они. Жень, слышь, мне тут бежать бы уже пора… – Снова всхлюп кофе, более шумный и торопливый. – Короче, дед нормальный, работать можно. Но история – глухарь глухарем. И ты это, если под рукой, открой то дело, которое на Елену.

– Тут один листок, без фото. Что я должна увидеть?

– Я вот на этой дамочке споткнулся, попробуй с нее начать. Самый бесфартовый вариант. Закроешь сразу – меньше останется разгребать.

Он помолчал. Тянул паузу, хотя вроде собирался уже заканчивать разговор и куда-то там…

– Забавная штука ведь, – задумчиво протянул Шура, когда я уже сама собралась попрощаться. – Пока искал, наткнулся в связи с этой Еленой на упоминание одного бандюгана. Давний чел, в основном ограблениями промышлял. Умер уже, я даже по нашей базе справился. Вернее сказать, это вот эта Елена подозревалась в связи с ним. Она админом была в тарасовском Доме культуры. Подозревали в соучастии, вроде как она им схронку устроила в подвале. Мутная история, ей так и не предъявили ничего, не нашли улик.

Я схватила с подоконника одну из шариковых ручек. В каждой комнате на подоконнике у нас обязательно лежит ручка или карандаш: Мила, несмотря на прекрасную память, предпочитает особо нужную информацию записывать. Преподавательская привычка.

– Погоди, зафиксирую… ты вот сразу не мог сказать про Елену-то?

– Так я в связи с чем вспомнил: дедок наш напоминает этого бандюка. Не близнец, но за родственника сошел бы, за близкого такого. Только мне парни наши подтвердили, что его, бандюка в смысле, пристрелили не то в Красноярске, не то в Иркутске. В дальних далях каких-то, короче. Гастролером был, нигде надолго не задерживался. Грабанет – и дальше почесал по России-матушке. В девяносто шестом порешили или около того.

Я отметила и это на всякий случай. Уже работаем, ага.

– А Елена – что она, бандитов укрывала? В каком смысле – схронка?

– Добычу прятала. Добыча-то при ограблении самое главное доказательство! Поэтому важно, у кого ты ее прячешь. Культурную женщину кто ж заподозрит-то? – Осколкин разговорился; забыл, что собирался куда-то там бежать. Хмыкнул. – Будь я грабителем, я бы у твоей тети Милы все прятал.

– Разбежался! – весело отрезала я. – Есть что добавить или все вспомнил?

– Походу, все, остальное глянешь там в бумажках. Как по мне, Жень, – дохляцкое дело. Но если раскроешь – с меня бутылка.

– Не каркай. А то, что я пью, ты по финансам не потянешь.

– Много ты знаешь о моих финансах! – с очевидно фальшивой обидой возразил Осколкин.

Мы попрощались (напоследок я взяла с него слово насчет бутылки и уже даже придумала – что именно попрошу); после чего, тютелька в тютельку, раздался звонок от Милы – уже на мой мобильный телефон.

По сравнению с вчерашним вечером сегодняшняя Людмила Сергеевна Охотникова словно вышла из комы. Румяная, довольная, глаза блестят – красота! Кабы не оберегаемое колено, наверное, и в пляс пустилась бы.

Пока мы собирались, я выслушала множество благодарностей за то, что организовала такую встречу. Вдобавок нежданно получила в дар пакет домашних вкусностей (одна из гостий подрабатывала поварихой на полставки); и к нему – столько пожеланий счастья-здоровья-удачи и мне, и Миле, будто у нас был двойной день рождения. Причем у обеих – юбилейный.

«Как мало человеку для счастья надо», – философски подумала я.

Мила словно батарейки подзарядила, хоть ночью проверяй – не светится ли в темноте.

– Вот тут домашний сыр, Ниночка сама готовит… у нее сын уже в университете, та-акой умный!.. А это булочки с вареньем – пальчики оближешь! Хотя лучше воспользоваться салфеточкой…

Тетя так расписывала, что мне захотелось и сыра, и булочек с вареньем, и самопальной кураги.

Вид сыра заставил слегка взгрустнуть: почтенная Гаруник Арамовна домашний сыр тоже готовила. Вообще, по заверениям Арцаха, успевала в молодые годы и работу работать, и сына воспитывать, и за хозяйством бдеть. В том числе – за тем: незаконным, контрабандным своим хозяйством.

– Мне тут, кстати, новое дело подвалило, – сообщила я между второй и третьей булочкой (да, вкусно – спасу нет и не будет), – но на полставки, я дома-то буду ночевать. И приходить не очень поздно. Оно такое, спокойное.

– О, – Мила улыбнулась, – это замечательно, что спокойное. Мне кажется, Женечка, что тебе пора уже что-то поспокойнее подобрать. Ну, не будешь же ты всю жизнь бегать спасать людей?

Образ себя-старушки снова встал перед глазами. О, ну не надо этого, не надо. Черт, ну это как не думать о слонах…

Один из моих когдатошних клиентов, молоденький студент-технарь, как-то раз выразился про меня: мол, крута, как Рэмбо. Киношники нынче взяли моду: снимать внезапные продолжения через двадцать-тридцать лет после оригинала. Отчего зрители имеют возможность глянуть и на старого Рэмбо, и на Терминатора-пенсионера. Из которых песок не сыплется только потому, что по сценарию не положено.

И картина меня как престарелого Рэмбо (или, может, его экранной мамаши из «Стой! А то моя мама будет стрелять!») была довольно угнетающей. А смогу ли я стать кем-то еще? И сколько я так еще пробегаю?

– Жень? Женя, ты чего? – Мила дотронулась до моей руки.

Я поняла, что уже с минуту разглядываю чуть желтоватый ноздреватый бочок головки домашнего сыра.

– Слушай, я не загадываю, – наконец ответила я. – Двигаюсь от дела к делу. Будут дела – буду работать. А нет… ну, придумаю что-нибудь, я же умная. О, а это что такое в банке? Фруктовый салат? Буду!

Гастрономическая тема оказалась благодатнее: Мила рассказывала про каждое блюдо, перемежая пояснения подробностями из разговоров. Я дегустировала дареное и только угукала и поддакивала в ответ на сыплющиеся подробности.

Мила в своем рассказе ни разу не запнулась, не прикладывала руку ко лбу в стиле «дай-то бог памяти» (в отличие от многих бывшесоветских, к разрешенной ныне религии она не припала). Я была более чем уверена: призови ее долг обратно в горнило, ковать и закалять юные умы – она бы встала за этот преподавательский станок, ни минуты не колебля…

О черт!

Я торопливо дожевала вкуснейший бутерброд с кабаньей колбасой (мягкая свежая булка, в которую при малейшем надавливании зубов вминался кружок темно-коричневой, с мелким жиром, твердой кабанины). В голове вертелось недавнее Шуркино: местной родни нет, пять лет как тарасовский, спохватился.

Мила! Вот кто может мне помочь. Дело пусть и розыскное, но не криминальное. Да и детективы Мила любит, а поучаствовать самой в чем-то эдаком – лучшее средство от тоски и печальных мыслей о старости. Не все же по хозяйству или вот с книжкой валяться.

Как выражаются подростки – движуха.

К тому же Мила не страдает избирательной забывчивостью и не склонна к сплетням. То есть, не станет выбалтывать детали моего дела; их и так-то мало – а ей я расскажу еще меньше. Мне главное – ее память, коя для меня сейчас клад бесценный, лучше всякого архива. «Гугл», не требующий подключения к электросети, если угодно.

К слову, о «Гуглах» в лице памятливых пожилых дам, а также кавалеров. Может, отец и родители Арцаха тоже помогли бы… а хотя нет. Не надо Варданянов в это втягивать. Еще обнадежу их младшего ненужной надеждой; и так непонятно, когда уже соберусь поговорить с ним. Опять не звонил, да и я хороша.

Мила как раз прервалась, чтобы заварить свежий чай.

– Мил, а ты же, наверное, полгорода вот этак помнишь? Из всяких районов, наверное? – Я спрашивала очевидное, но подводить к моей просьбе нужно было аккуратно и постепенно.

– Лучше всего из моего, конечно, – поправила она, засыпая листья зеленого чая в заварочный чайник. – Но у нас из всяких районов дети учились, и родня в других поселках у них была, и в Покровске, да, покровские тоже были… а что?

– Наверное, и в Дом культуры ходила? Ну, который главный в Тарасове, у нас же только один вроде бы?

– Было несколько, – опять поправила Мила чуть снисходительно. – По одному на самые крупные районы. Но да, центральный только один.

Я видела, что ей приятны мои расспросы и несколько удивительны. Обычно я за справкой к ней не обращаюсь, потому что и запросы мои не того сорта. Поясню: моя тетя не разбирается в принципах работы базуки или, скажем, не владеет приемами экспресс-допроса. Если жестче – в моем хозяйстве она человек несведущий и ненужный. И хорошо, что так.

– А ты знала кого-нибудь из тамошних администраторов? Вообще ты в центральном бывала чаще? Или в наш, районный ходила?

– У нас не такой крупный район, Женечка. Из нашего района мы в центральный и ездили. Не очень удобно, но что поделать. Помню, садились на троллейбус…

– Погоди. Погоди минуточку. – Я поспешно вытерла руки полотенцем, чтоб не изляпать кабаньим жиром скудные результаты Шуркиных изысканий. Сдвинула в сторону дареные лакомства и раскрыла одну из четырех папок. Ту, самую тощую и без фотографии. – Имя Дорошевич Елена Марковна тебе что-нибудь говорит? Она была администратором в…

– …в центральном Тарасовском Доме культуры. – закончила за меня Мила, одновременно заливая в заварочный чайник кипяток. – С восемьдесят пятого года. Лет десять проработала, если не больше.

Второй чайник, с кипятком, был тяжелый; она держала его обеими руками – но крепко. И эти руки не дрожали.

«Охотниковская порода», – прозвучало у меня в голове почему-то голосом Арцаха, довольно так и гордо-одобрительно. При том что фраза вообще-то принадлежит моей маме и изначальный контекст у нее не одобрительный нисколечко.

– Память у тебя! – к месту и искренне похвалила я. – А что же с ней потом стало? А семья, дети?

«Охотниковская порода»: Мила обернулась на меня и так поглядела, что я поняла: вулкан разбужен. Просто так, без предварительных расспросов, я свою справку не получу.

– А тебе, Женечка, для дела нового нужно? – Тетя кивнула на раскрытую папку.

– Да, нужно, – коротко согласилась я. – Хотелось бы эту Елену Марковну кое о чем расспросить. Больше рассказать не могу, клиентская тайна.

Тетя отставила чайник и, усевшись рядом со мной, развернула к себе единственный листок из досье. И затем чуть отодвинула подальше: дальнозоркость.

Так, нет, Евгения Максимовна, про свои когда-нибудь грядущие очки от дальнозоркости мы думать не будем. И о том, как в них наверняка неудобно стрелять из снайперской винтовки. Не-не-не. Только позитивное мышление, только хардкор!

Мила, шевеля губами, читала и даже потянулась рукой за отсутствующей ручкой сделать пометку, будто контрольную проверяла.

– Нет. Не было у нее семьи, – заметила тетя, оставив поиск ручки. Постучала ногтем по верхней строчке листка. – Она сама приезжая. Из Запокровского, это поселок городского типа, рядом с Покровском. Молоденькая такая девочка, ей в восемьдесят пятом только-только двадцать два стукнуло. Но хваткая, организовала все на совесть. Сперва помощницей администратора работала – там такая дама, Валерия Рудольфовна, вот она до нее администратором была… Да она и сейчас администратор там!

– Елена или Валерия? – Я навалилась локтями и грудью на стол.

– Валерия, Валерия. К семидесяти, но работает – ух! А куда денешься, пенсия же…

Я сцапала ручку и сделала пометку прямо на Шуркином листе.

– Валерия Рудольфовна… дальше?

– Коневец.

– А правду говорят, что она, ну, Елена, в девяностые будто бы укрывала грабительскую добычу в подвале Дома культуры? И состояла в связи с каким-то бандитом, которому эта добыча и принадлежала?

– Ты что, об этом даже статья была, в «Вестях Тарасова»! – закивала тетя. – За девяностый год… август или июль… Такое потрясение, такая женщина – культурная, вежливая, педантичная – и! Такое подозрение! Ее и на допрос вызывали, но ничего не выяснили.

– Может, плохо расспрашивали? – наугад предположила я. – Или она дала взятку?

Мила осуждающе на меня посмотрела. Выдержала паузу: проверить заварку. Потом начала разливать чай.

– Знала бы ты ее хоть чуть-чуть, ты бы так не сказала. Такие женщины всегда исключительно порядочны!

«Культурную женщину кто ж заподозрит-то», – протянул у меня в голове чуть в нос, с гнусавинкой, голос Осколкина.

– Она тогда лет пять с чем-то уже работала, администрировала… а ты сказала – десять с чем-то. Как же это ее с работы не попросили? Вроде советские еще времена.

– Перестройка. – Тетя пожала плечами. – И нравы не такие строгие, кто там будет следить. Да и цепкая она была, Елена.

– «Была»?

– Я не знаю, что с ней дальше стало. В девяносто восьмом я ее на посту еще застала, а дальше – Валерия Рудольфовна.

Я отметила и это, и факт наличия статьи в «Вестях». Последнюю, пожалуй, неплохо бы изучить: Мила на пару с Осколкиным расшевелила мое любопытство. И тут либо в библиотеку, либо… привлечь, что ли, Арцаха Суреновича?

А что, в прошлом деле он показал себя толковым союзником. А моих заказчиков не волнует, тяну ли я воз их задания в одиночку или мне подсобляют разнообразные бурлаки.

– Вот оно что, значит. А ты не знаешь, где она раньше жила, Дорошевич?

– Нет. Подругами-то мы не были. Так, в лицо друг друга знали. Но и только.

– Ла-адно, уже что-то. – Я прошлась взглядом по досье, но новых вопросов пока не возникло. – А какие-нибудь знакомые, друзья? Может, общалась она с кем-то близко – ты не подмечала?

– Как же тут подметишь? Мы и общались-то лишь по работе. Вот организатор она тоже была хороший, все при ней как надо: и зрителей рассадят правильно, и мероприятие вовремя начинается, и…

– …и нычка воровская в полной сохранности, – чуть ехидно подколола я, не удержавшись.

– Же-еня!

– Молчу-молчу. – Я протянула свою чашку зеленого чая (Мила приобщила, мол, на ночь для нервов полезнее, чем кофе), тетя протянула свою – и мы чокнулись.

– За твое здоровье и крепкую память! – прибавила я. – Ты сейчас очень мне помогла, спасибо!

Остаток вечера прошел довольно мирно и по-семейному: Мила потягивала чай, я дегустировала гостевые вкусности. Редкий спокойный вечер, и уж поверьте, я это ценить умею.

Уже позже, на ночь, мысленно прикидывая завтрашний план действий, я неожиданно подумала: может, применить к Миле гипноз? Действенная ведь штука, воспоминания вытягивает на раз. А главное, Мила ничего и не заме…

Так, отставить. Я и так получаю (ладно, еще только получу) полную ставку за укороченный рабочий день, нечего устраивать Миле такую подлянку, да еще без особой надобности. Я ведь еще даже не столкнулась с первыми трудностями (скудость сведений не в счет).

Само дело не виделось мне критически сложным. Мне надо всего лишь выяснить, что сейчас с этими женщинами и есть ли у них дети. А дальше пусть Руслан Осипович разгребается. Это его «Санта-Барбара», а не моя.

Не то чтобы мне впервой принимать близкое участие в чьей-либо судьбе, подчеркну – участие разговорного, а не боевого характера. Но я все-таки телохранитель, а не психолог, да и на беспристрастную третью сторону не тяну. Подробности чужих жизней… нет, я не хочу знать их больше, чем требуется, чтобы защитить охраняемый объект.

Прямо сейчас я пока что могла сделать только один однозначный вывод. А именно – подход относительно женского пола у Руслана Осиповича был типично казановий. Елена Дорошевич – рабочая лошадка, ухватистая девушка. Кочанов про нее так и вспоминал – мол, покомандовать любила, не забалуешь у нее. К слову, тут совпало: она и была первой пассией Кочанова, и Шурка присоветовал начать с нее.

Затем – Аглая Семеновна Жукова, по воспоминаниям Кочанова – медсестра. Вроде бы. Шурик в ее досье, будто студент-приколист, так и вписал: «Род деятельности: вроде бы медсестра». Ну да, ну да, это вам не полицейский протокол, тут развернуться можно.

Третьей возлюбленной стала Майя Ринатовна Зинатуллина. По словам Кочанова и по досье, бойкая, хамоватая, приставучая. После их свиданки все пыталась выцепить Кочанова, устроить вторую встречу. Между прочим, ходила на все его выступления, а один раз прорвалась за кулисы. Кочанов жаловался: она следила за ним.

Хм, может, она и других его женщин видела. Про нее, эту Зинатуллину, и информации было больше, чем о прочих. И не только из-за того, что она Руслану Осиповичу глаза намозолить успела.

Я решила, что после Дорошевич возьмусь за нее. Перспективная штучка; очень может быть, что она-то и написала то письмо, вне зависимости от того, существовал ли искомый ребенок в природе вообще. Это было бы не только по-женски, это было бы вообще в духе людей вроде нее. Не можешь заполучить в свое распоряжение, так хотя бы подгадь, чтобы жизнь медом не показалась. «Лиса и виноград», вроде того. Интересно, предпринимала ли она его поиски позднее? Захотела бы еще встретиться с Кочановым?

Четвертый вариант был самым скучным с виду: Нина Антоновна Коваленко, в пору интрижки с Кочановым обычная домохозяйка. Со слов Кочанова же, они вступили в эту связь для «взаимного пользования»: Нина была на грани развода с мужем. И имела насущную потребность сходить налево до того, как муж станет бывшим. То есть опять-таки – подгадить. А тут такой вариант подвернулся – красавец, наездник, акробат! Ух-фьюх! Прыг-скок! И далее по сценарию, как мелодрамами завещано.

По сведениям Шурика, развод свой дама получила, и теперь уже бывший муж… ого!

Я наскоро подчеркнула карандашом не примеченную ранее деталь. Муж Нины Коваленко, Сергей, был в то время работником центрального Дома культуры. Тоже ниточка, как ни крути.

И, уже ложась спать и устанавливая будильник на телефон, заметила два пропущенных вызова от Арцаха Варданяна.

Сюрприз.

С другой стороны, отчего бы и не совместить полезное с рабоче-необходимым. Арцаху можно позвонить завтра, он пташка ранняя. Но, что ценнее, его журналистское удостоверение дает доступ в тарасовскую Журнальную библиотеку. Заведение это у массового населения не особо популярное; в основном туда ходят студенты с исторического и журналистского факультетов да те же историки и журналисты. Да и пропуск кому попало не выписывают, оттого и текучка материалов маленькая. У Варданяна такой пропуск наверняка имеется, он в «Вестях Тарасова» подрабатывал еще первокурсником.

Не буду врать, я видела в этом отличный повод повидаться. Вполне деловая просьба, но вместе с тем можно будет прощупать почву для дальнейшего разговора. Что-то мне подсказывало, что простым он не будет. Да и любопытно – почему он мне звонил.

…Утро первого рабочего дня свежего задания выдалось пасмурное, хмурое и неприветливое. И ладно бы только это; но из-за раннего подъема и перепадов давления в черепной коробке поселилась головная боль.

– Мил, только не говори мне сейчас ничего, – простонала я, следя за кофе в джезве и одновременно запивая таблетку, – из меня сейчас собеседница как из дохлой козы.

Отличное, бодрящее ощущение себя как старой развалины. Какая уж тут пробежка перед завтраком, какой комплекс тай-цзы? На ногах бы устоять.

Мила, напротив, этим утром была бодрячком-огурчиком. По мелочи суетилась на кухне, сварганила сырников на завтрак; и таки уговорила меня поесть, хотя при виде еды подташнивало.

Но с каждым кусочком политых медом сырников мне становилось лучше. Под конец завтрака я ощущала себя бодрячком, не хуже Милы, и боль головная милосердно утихла.

Теперь можно и Арцаха побеспокоить.

– Арцах, здравствуйте! – самым своим приветливым, солнечным тоном начала я. – Вам удобно говорить?

Голос у моего армянского визави был нисколько не сонный, но тон удивил. В разы гнусавее, чем у Осколкина.

– Евгения? Нет, что вы, ничуть не побеспокоили. Надеюсь, я вчера тоже ни от чего вас не отвлек.

У меня возникло ощущение дежавю, и память тут же подкинула нужный фрагмент: Варданян-младший, кое-как вытирающий разбитый нос. Больше размазывал, чем вытирал; и счел нужным представиться буквально в следующую же секунду. Тогда у него тоже были интонации «в нос».