Текст книги "Фокус с поличным"

– Каюсь, пропустила ваш звонок. Оба. – Я решила уступить. – Что-то случилось?

Я ожидала услышать нечто вроде «Ничего, просто хотел вас повидать» и даже подумала, что, может, Арцах просто подхватил тяжелый насморк. А не словил носоплющ (так один мой коллега по «Сигме» прозывал перелом носа), как мне сперва подумалось.

– Да, произошло одно любопытное происшествие, – согласился он. – Я бы хотел увидеться с вами и услышать ваше мнение. Если, разумеется, не обременю вас и не займу время.

– Ничуть. Напротив, я и сама хотела просить вас о встрече. – Я чуть было не добавила «милостивый сударь» в конце.

Понятия не имею, как Арцах это проворачивает, но разговор наш почти всегда словно сам по себе приобретал чуть не великосветскую изысканность. Не иначе как его флюиды хорошего воспитания передаются не только воздушно-капельным путем, но и дистанционно. До зуда любопытно стало: Арцах Суренович матерятся-с?

– …правда? – Он обрадовался так живо, что мне неловко стало. – Когда вам было бы удобнее? Я пока свободен, на больничном…

«Точно насморк», – подумала я и, договорившись о месте и времени, пошла собираться.

Оделась сдержанно, по-деловому, но не совсем строго, и волосы собирать в пучок не стала. Только аккуратно уложила. Ощущения, что я собираюсь на работу, у меня не было – хотя после встречи с Арцахом я именно делом и собиралась заняться.

Варданян-младший уже поджидал меня в кофейне, по совпадению – на одной улице с Журнальной библиотекой. Район старый, и мне пришлось немного повозиться, прежде чем я нашла подходящее парковочное место.

Перешла улицу и сквозь большое окно-витрину увидела «неунывающего армянина».

Он меня тоже заметил и дал об этом знать: чуть привстал и помахал рукой.

«Все-таки носоплющ, – машинально отметила я, толкнув дверь кофейни. – А еще рукообдиращ».

Либо этот сорокалетний пацан на днях активно наверстывал программу детства и пережил приступ «асфальтовой болезни», либо попал в переделку.

Впрочем, он сам мне сейчас все расскажет. Не сомневаюсь, что не поскупится на детали.

На носу у Арцаха красовалась толстая марлевая нашлепка. Левая рука до самого запястья была украшена плотным белым бинтом. На правой, напротив, на пальцах и тыльной стороне ладони красовались веселенькие детские пластыри. В основном по теме американского масскульта: я углядела зеленые с котом Гарфилдом, фиолетовые с Бэтменом и что-то еще по теме кислотно-розовых мультяшных пони.

И вот эта же разрисованная пестрыми пластырями рука хлопнула на лакированную столешницу свежий выпуск «Вестей Тарасова».

На первой странице красовалось едва не на пол-листа: «Дерзкое ограбление банка».

Что?

Глава 4

– Евгения, здравствуйте, – сердечно поздоровался Варданян, – прекрасно выглядите, очень рад, что вы смогли уделить…

– Оставьте, прошу вас, – попросила я, настороженная его внешним видом. – У меня не много времени. Так что давайте сразу к делу.

Вблизи я разглядела уже не только марлевое украшение на носу, но и мелкие царапины на щеках, и бледно-фиолетовый синяк под правым глазом. По своему опыту мордобития я могла предположить, что Арцаха неслабо приложили лицом о стену. А поврежденные руки намекали на рукопашную.

– К делу так к делу. – Он гнусаво (это придавало ему, воспитанному человеку, нечто уголовное) хмыкнул, пододвигая мне распахнутую папку меню. – Что вы хотели бы выпить?

Еще одна чашка кофе представлялась нелишней; мы оба сделали заказ, и через пять минут официантка, настороженно косясь на Арцаха, принесла поднос. Кофейник, сливочник, две чашки, какие-то несерьезные зерновые крекеры в пиалушке. Арцах потратил еще две минуты на любезности («Сахар? Нет? Вам со сливками или без?») и еще с минуту осторожно смаковал напиток. Я приметила, что через нос он старался не дышать и брал чашку только одной рукой – в пластырях, той, что пострадала меньше.

Все время, пока длились эти кофейные церемонии, я не обращала внимания на газету. А вот Варданян то и дело возвращался к ней взглядом.

– Что с вами произошло? – поинтересовалась я. – Выглядите вы откровенно… не очень.

– Я стал свидетелем ограбления банка, – буднично-невозмутимо отозвался Арцах. – Вчера вечером. Собственно, поэтому я вам и позвонил.

– Не вполне понимаю. – Я откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди.

– Хотел предложить вам совместное расследование.

Ого. Второй раз за неделю мне предлагают детективную работу. Звезды сошлись, что ли? Или вселенная намекает, что пора сменить профессию?

– Ну, только для этого вам не обязательно было вытаскивать меня в кофейню, хватило бы звонка. Вы же знаете, моя деятельность – частная; считайте, фриланс. И, к сожалению, двух дел одновременно не допускает.

– Если я опоздал, настаивать не буду. – Арцах тут же вскинул руки ладонями в мою сторону. – Но мнение ваше хотел бы услышать. Поэтому очень прошу: ознакомьтесь.

С чашкой он аккуратничал, а вот жестикулировал по-прежнему энергично, в обычной своей манере, хоть и морщился от боли при всяком движении.

Смотреть на это было некомфортно. Я, если травму получаю, предпочитаю поберечься, а не держать лицо. Но у мужчин бывает все иначе. Старое доброе «терпи, ты же мужик».

Н-да.

– У вас вывих или ушиб? – строго уточнила я, кивая на забинтованную левую.

– Слабый ушиб.

– Тогда не трясите лишний раз конечностью, она от этого быстрее не пройдет, – проворчала я и уткнулась в газету.

Новость настораживала.

Несмотря на крупный заголовок и красочные фотографии (в основном демонстрировалось место уже свершившегося преступления), сама статья сообщала немного. По улице имени Советских Партизан, дом восемь, на углу с проспектом Януша Корчака, дом десять, в отделении банка «Областной» под конец рабочего дня, около шести вечера…

Сухие факты, довольно предсказуемые: трое неизвестных в толстых стеганых куртках (это в мае-то!) и шапках-балаклавах ворвались, ага, заставили менеджера открыть хранилище… будний день, добычи почти не было, так, понятно… по свидетельствам очевидцев, говорили очень мало, отрывисто. Недовольные плохим наваром, потрясли тех бедолаг-посетителей, которых угораздило в этот славный весенний вечер… телефоны не взяли… так, это уже лирика, неинтересно… все ограбление не заняло и пятнадцати минут, так… полиция завела дело и опросила свидетелей. Имена свидетелей изменены в целях сохранения конфиденциальности и так далее.

Я глянула на подпись внизу статьи, уже догадавшись, что автор не Арцах. У того статья вышла бы поживописнее, с несоответствующими событию оживленными интонациями и смачными словами типа «негодяи», «кульминация», с описаниями эмоционального состояния пострадавших и морального облика грабителей. Что-то в стиле приключенческого романа.

Тут же словно выжимка из полицейского протокола.

Варданян, едва я подняла взгляд, открыл рот что-то сказать, но я опередила, сочувственно кивнув на его руки:

– О рукоприкладстве в статье ни слова. Как это вас угораздило?

– Я зашел вместе со своей бабушкой. Мы были последними в очереди, и едва я понял, что грядет инцидент – рванул к двери и вытолкнул ее наружу. Гаруник, то есть, а не дверь, – счел он нужным пояснить.

– Я надеюсь, они обе не пострадали?

– Гаруник ходит на айкидо. Она умеет правильно падать. – Арцах блеснул зубами, улыбнувшись шире обычного: показал, что оценил мой юмор. – А меня, увы, быстро вернули на место. Мне кажется, они нервничали.

– Грабители?

– Да. Были очень дергаными, сильно торопились, толкали посетителей, хотя никто даже и не пытался сопротивляться.

– Вы рассказали об этом в полиции?

– Конечно! Полночи у них провел вместе с остальными свидетелями. – Варданян покачал головой не то иронически, не то неодобрительно. И, кивком показав на кофейник и получив отказ, долил себе в чашку остатки кофе.

– Тут ведь как еще – проспект Корчака «детский», знаете? Детский, в смысле – там две начальные школы расположены, три детских сада, педагогическое отделение Тарасовского университета… и тут такое! Вооруженное ограбление! Я слышал, сады уже сегодня закрылись минимум на месяц.

Я смерила его взглядом.

– Да, происшествие не рядовое. Только, Арцах Суренович, в толк не возьму – мне-то вы зачем рассказываете? Если вы собирались расследовать, так бога ради, если вы в него верите. И я от души сочувствую вашей бедной физиономии. Но сама история довольно-таки… банальная.

– Тогда считайте, буду вам должен за сеанс психотерапии, – не моргнув глазом, отозвался Арцах, – я понимаю, у вас, поди, и не такое в жизни случалось. Знаете, что мне покоя не дает? Думаю и думаю и вот не знаю – прав или нет.

– И что вам не дает покоя? – Я покосилась на циферблат часов.

Еще вполне успеваю сегодня на разведку в центральный Дом культуры.

– Мне кажется, я уже видел этих грабителей. Без масок. – Арцах выдержал театральную паузу и серьезно посмотрел на меня. – И вы тоже видели. Там же, где и я.

– Только не говорите, что один из них был Джеймс Бонд на танке. – Несмотря на мгновенную догадку, я сочла нужным шуткануть с нарочно серьезной миной.

Внезапную и невоздержанную реакцию Варданяна-младшего я сочла отходняком от стресса. Когда человек после экстремальной ситуации начинает хохотать даже над самой детской или вульгарной шуткой – это нормально.

Но настолько громкого ржача я от него не ожидала. Арцаха трясло со смеху минуты две (я успела заподозрить, что у него запоздалая истерика); после чего, отхохотавшись, он смущенно прикрыл нос и потянулся за салфеткой.

Сперва я подумала, что у него пошел носом кофе, но это оказалась кровь. Официантка – она же бариста – поглядывала на Варданяна уже с явной опаской. Я перехватила ее взгляд, показала соединенные кружком большой и указательный пальцы правой руки. Мол, все о’кей, все в порядке. Мужик не псих, и я за ним присматриваю.

Удачно совпало, что других посетителей до сих пор не появилось.

– Обожаю, Евгения, ваше чувство юмора, – признался он, когда привел нос в порядок. – Я думаю, не ошибусь, если предположу, что вы уже догадались.

Мальчишка, как есть мальчишка, подумала я. Из хорошей семьи, но несчастный: внимания недополучено очень много. Хорошо хоть, если за оценки хвалили. Так и подмывало назвать его молодцом, купить мороженое и сказать, что завтра в школу может не идти. Или спросить, как отреагировали его родители.

Это увидел бы всякий, у кого есть глаза: все его словесные краски, финты, фокусы – да, привлечь внимание, получить отклик. И – нет, не ради постели. Ради самого внимания.

– Скажите первым. Может, я не угадала. – Я пожала плечами и закинула в рот сразу с пяток крохотных крекеров.

– Циркачи. Которых мы с вами смотреть ходили, – веско, очень тихо произнес он, оглянувшись и нагнувшись к самому столу. – Не все. Не вся труппа. Их и правда было трое. И, мне кажется, они не просто так выбрали место преступления. Рядом учебные, дошкольные учреждения. Даже полиция сто раз подумает, прежде чем стрельбу устраивать.

– Теперь дайте угадаю. – Я тоже нагнулась к столу, поддерживая заговорщицкий тон беседы. – Один грабитель здоровый и крупный, один высокий и худой. А третий худой и невысокий, непонятно кто, то ли девушка, то ли па-рень.

Пятьдесят на пятьдесят, что я ошибалась. Встреча с той цирковой троицей в баре «Готика» была случайной, как и связь подслушанного разговора и намерений рыжего гимнаста.

Но дальнейшие события, вплоть до этой встречи, больше походили не на совпадение, а на попадание в неподходящее место в неподходящий час. На секунду (такое ощущение у меня бывает, но крайне редко, в кино это называется «четвертая стена»), – так вот, на секунду мне показалось, будто и я, и Арцах сейчас находимся в каком-то второсортном детективном романе. Автор которого определенно грешил любовью к подтасовкам сюжета.

Так что сейчас я ткнула наугад.

Арцах с откровенно обалдевшим лицом откинулся на спинку своего стула. Неуклюже, с размаху – аж скрипнула спинка. Некоторое время разглядывал меня, недоверчиво и опасливо.

– Что?

– Так, успокойте меня и скажите, что я не под гипнозом или что вы не умеете читать мысли, – наконец произнес он и, забывшись, забинтованной рукой почесал нос. И снова, досадливо поморщившись, схватился за салфетку.

– Вы шутите? – В свою очередь вскинулась я.

– Я – нет. И очень надеюсь, что вы не шутите. – Арцах взял было чашку и тут же отставил. Он оглянулся на баристу; похоже, хотел заказать еще кофе. Но вместо этого взял крекер. Есть не стал, лишь мусолил в пальцах, роняя крошки на блюдце.

Я, напротив, заела услышанное еще шестью крекерами. Интересные разворачивались дела…

– Я бы поставил на то, что третий был женщиной. Походка скорее женская.

– Думаете, все-таки – циркачи? – Я врубила критическое мышление.

– Очень скоординированные движения, – рассудил Варданян. – Такая пластика, за нее взгляд цепляется. Запоминается. Видно, что люди не просто в хорошей форме, а крепко тренированные.

– Я тоже тренированный человек.

– Ну, – уперся Арцах, – натренированность разная бывает. Моя бабушка поняла что к чему, очень быстро вызвала полицию. И когда вдали раздался вой сирен…

«Так, пошли живописания, пошли, родимые».

– …так вот, когда он раздался, самый крупный – он же и командовал, кстати – головой вперед выбросился в окно. А здание старое, от окна первого этажа полтора метра до асфальта.

– Я бы все-таки поспорила. Натренированность, как вы сказали, бывает разная.

По взгляду Арцаха показалось, что он сейчас продолжит спор. Но он удивил:

– А вы так смогли бы? Вперед головой, в окно? Вслепую?

– Это вряд ли. Я предпочитаю знать, куда падать. – Я помолчала, прикидывая. – Полиция ведь их не поймала?

– Очень быстро скрылись.

– Значит, у них был четвертый, на руле. Водитель. – Я постучала пальцем по сложенной газете. – Готовый вдарить по газам, когда запахнет жареным. Если вы решили взяться за это… что ж, желаю удачи.

«Как по мне, Жень, – дохляцкое дело. Но если раскроешь – с меня бутылка», – прогнусавил у меня в голове бесшабашный осколкинский говорок.

– Ладно, раздергал я вас и сам раздергался, – извиняющимся тоном подытожил Варданян. – Может, и не они.

Я уже была готова перевести тему на свою просьбу, но припомнила кое-что.

– Арцах, а вы их речь слышали? Как они между собой переговаривались?

Того же рыжего гимнаста Михаила до сих пор я вычисляла именно по корявой, «обрубленной» речи. Не то чтобы редкость, но это отмечали все, кто его слышал.

– Двое худых молчали. Говорил в основном крупный. Командовал он как-то отрывисто, коротко. Не сказал бы, что слышал акцент или что-то вроде этого. – Арцах грустно хмыкнул. – Хорошо помню, как он обозвал меня, простите за выражение…

– Если вам неприятно, можете не говорить, – торопливо заверила я.

Пребывание в заложниках, даже кратковременное, людей нередко травмирует. Сидеть и вынужденно покорно ждать, пока тебя освободят, не имея возможности повлиять на ситуацию, – это кошмар. По моим наблюдениям, такое одинаково сильно могло подорвать психику как мягких, уступчивых людей, так и уверенных, привыкших контролировать всё и вся. С определенной долей цинизма рискну предположить, что на мужчин ситуация покорного ожидания воздействует даже сильнее. Да, угадали. Стереотипы поведения: мужчина же всегда должен мочь что-то сделать, разрешить ситуацию, воспротивиться! Дело ведь в беспомощности, а мужчинам обычно невыносима даже мысль о ней. А если в наличии у противника – превосходящие силы? То-то же… У тех же японских офицеров в старину считалось позором пребывание в плену. Оттого японские заложники предпочитали пленению самоубийство.

Ну, у нас тут, к счастью, не стародавняя Япония; и Арцах сидит передо мной живой-здоровый.

– …что вы, «сраный хач» – это еще не самое ужасное, что я слыхивал в свой адрес, – обыденно произнес он. – Если еще б мою физиономию стенкой не пошкурили, был благодарен не знаю как.

Пауза. Затем он покачал головой:

– Нет, про речь ничего такого не припоминаю. Жаль.

– Хотите, реально попробую гипнозом воспоминания вытащить?

Я предлагала совершенно искренне. В нашем прошлом деле до гипноза не доходило; но Арцах был из тех журналистов-энтузиастов, которые для добычи информации порой применяют весьма нестандартные методы. К примеру, одного пенсионера, важного свидетеля, он чем подкупил? Собственноручно отдраил его квартиру до блеска, починил ему машину и – решающий фактор! – подарил кота. Здоровенного бело-рыжего горластого годовалого котьего сына с улицы, с которым важный свидетель отлично поладил – и рассказал Варданяну все, что знал.

А сейчас я не успела даже доозвучить свой вопрос, как Варданян моментально подобрался, сел прямо и встревоженно зыркнул на меня.

Я подняла руки ладонями вперед, подобно ему в начале нашей встречи.

– Вопрос снят.

– Сделайте одолжение, Евгения, – колко отозвался он.

Повисло неловкое молчание. Я глянула на часы и, уводя разговор от неприятного, удивленно заметила:

– Странно, однако, что никого до сих пор нет. Заведение вполне доступное, да и час не ранний уже.

– Ничего странного. Я попросил бабушку зарезервировать помещение, чтобы никто не помешал. Не пригрел уши, как говорится. А бариста «своя».

Я не нашлась что ответить. Будничные интонации Арцаха сбивали с толку.

Я уже и считать перестала, сколько раз мне доводилось общаться с детьми или младшими родственниками «хозяев жизни». Теми, кто рос, наблюдая становление и расцвет зачастую криминальной карьеры близких. Причем наблюдал изнутри, считая обыденными такие вещи и явления, которые другие дети видели разве что в соответствующих фильмах. И то лишь когда подрастут и возраст с заявленным рейтингом совпадет.

И всегда я отмечала эти скучающие интонации, вот это самое «а-что-здесь-такого» выражение лица. У пробившихся наверх привыкших к роскоши взрослых именно такого не бывает. Нужно, чтобы человек с детства пребывал в подобной среде; и вот тогда – да, этот тон. Ненаигранный, безо всякого стремления произвести впечатление. Искреннее непонимание чужого удивления.

Я, к примеру, в свое время не понимала, чего одноклассники завидуют и восхищаются моими поездками с отцом: на крутых военных тачках, зачастую с вышколенным водителем (хотя мне больше нравилось, когда за руль садился отец).

– О, – наконец уважительно протянула я. – Это очень удобно. Передавайте Гаруник Арамовне мои благодарность и пожелание благополучия.

Похоже, за кофе платить не придется в любом случае.

– Непременно передам, – отозвался Варданян. – Ладно, я вас совсем заболтал, извините. Вы же тоже хотели что-то рассказать? Или?…

– Да, пустяковая просьба. У вас есть пропуск в Журнальную библиотеку?

– А, библиотека периодических изданий, – кивнул он. – Есть, конечно.

– Мне нужно просмотреть «Вести Тарасова».

– Год, месяц? – Арцах с журналистской профессиональной резвостью извлек из кармана блокнот. На весу держать не стал, пристроив на столе, и приготовился записывать. Пытливо глянул на меня, зачастил:

– Событие, может быть?

– Девяностый год.

– Век двадцатый или девятнадцатый?

– Тысяча девятьсот девяностый. Июль, август и, пожалуй, сентябрь тоже.

– Газета выходит раз в неделю. Это у нас двенадцать выпусков… если вы назовете событие, может, я мог бы сориентироваться поточнее и побыстрее найти?

Этот вопрос был серьезнее, чем сперва казался. Глядя на измордованного Арцаха, я сомневалась, что хочу втягивать его в это. Даже на правах этакого Ватсона из справочной.

Он, конечно, и сам умеет находить себе приключения на (между нами, девочками, очень недурную) задницу. Но пусть в этот раз будет без добавки с моей стороны.

– Разброс по времени лучше пошире. Вдруг найду что-то полезное пораньше или попозже.

– Раньше или позже чего? – машинально, по рабочей привычке продолжал уточнять он.

Чувствовался бывалый задаватель вопросов. Наверное, вот так ему многие и пробалтываются при его манере спрашивать.

– Раньше или позже того, что мне нужно, Арцах Суренович, – подмигнула я, когда он поднял голову от блокнота. – Если возможно добыть временный пропуск для меня, буду вам вдвойне благодарна. С меня ответная услуга.

Мне показалось или он слегка покраснел?

– Кое-что вы, пожалуй, можете сделать, – согласился он, пряча блокнот.

Только в этот момент я вспомнила, что собиралась прикинуть – как бы еще с ним поговорить на тему наших… пока что назовем их «отношения», за неимением лучшего термина.

Варданян опять удивил:

– Можете меня научить чему-нибудь этакому из вашего, Евгения, арсенала? Телохранительские какие-нибудь штучки, приемы секретные? Не полный курс, конечно, но…

Он поводил руками в воздухе, будто одновременно искал нужные слова и лишний раз демонстрировал поврежденные руки.

– Полезное что-нибудь.

– Я хороший телохранитель, Арцах. Но это не значит, что я хороший тренер. Если хотите, чуть позже подкину вам пару контактов, хорошие инструкторы в Тарасове есть.

– Хотя бы так, – внезапно мрачно кивнул он.

Так, кажется, до меня дошло.

– Что, Арцах, думаете, были бы спецназовцем, уложили бы вчера на месте всех троих? С ноги в нокаут?

– Ну уж как-нибудь… – он примолк, выглядя сейчас беззащитным и беспомощным, – …притормозил бы.

– Вы не в такой уж плохой форме для своего возраста, – утешила я. – Даже в очень хорошей. Реакция приличная, и бегаете быстрее меня. А думать, почему вы не сделали больше того, что уже сделали…

– Я, в общем-то, больше ничего и не успел бы. Наверное.

– Передо мной можете не оправдываться. – Я помялась, но все-таки сделала, как сочла нужным: аккуратно накрыла его руку – ту, обпластыренную – и чуть сжала. – Серьезно, не парьтесь. Кто-то еще пострадал? Физически, я имею в виду?

– Нет. – Он ухмыльнулся, но тоже как-то невесело. – Один я такой идиот.

– Вот и не парьтесь. У вас, по крайней мере, хватило пороху выкинуть в дверь престарелую женщину в момент опасности.

– Поверьте, горжусь этим невероятно. – Он почти не отреагировал на мое прикосновение; только дотронулся забинтованной рукой до моей ладони – мол, руку можно убрать. И осторожно вытянул свою из-под моей.

Мила, с ее по-своему неформальным преподавательским лексиконом, таких людей называла поджатыми. Поясню: примерно то же, что помесь недотроги и пришибленного.

– Что-нибудь еще нужно разузнать? – вновь по-деловому спросил Арцах и первый раз за всю нашу встречу посмотрел на часы.

– Нет, только то, что я обозначила. Контакты тренера с меня, я помню.

Я уже поднялась и забрала кардиган и сумочку. Арцах вопреки воспитанию не поднялся тотчас же вслед за мной.

– Выздоравливайте, – окликнула я его напоследок.

Он только молча поднял забинтованную руку, прощаясь.

Может быть, все дело было в моей способности более-менее трезво оценивать собственные силы; а может, у Арцаха были проблемы с самооценкой. Но терзаться по поводу ограниченности собственных сил и не такой уж большой способности повлиять на события… не. Подобным я себе давно уже мозги не долблю. Просто делаю что могу и знаю, что могу делать то, что делаю. Четко понимая, что я не всесильна.

…теперь, пожалуй, можно и по культурке справиться.

Я посмотрела выданный Милой листок с адресом («Гугл»? Какой «Гугл», зачем? У меня есть Людмила Сергеевна Охотникова!). Так, согласно маршруту, сейчас нужно будет разворачиваться, потом до конца улицы…

Крутя баранку, я одновременно не могла не прикидывать дальнейший план действий. Фотографий Руслана Осиповича или афиш с его гастролей у меня не было – мой заказчик и сам ими не располагал. Так что мне не зря требовался такой широкий охват архивной прессы. Бывает, события отгремят, а в последующих выпусках кто-то да припомнит прошлое; например, если детали новые появятся.

Мне нужны были афиши, фотографии, а еще – фотографии и фотороботы того бандита, о котором упоминал Шура. Упоминал, а сам ни фоток не приложил, ни тех же фотороботов… как он вообще работал?

Может, сам Кочанов никаким боком и не причастен к тогдашним ограблениям в Тарасове. Но причастна женщина, с которой – он сам подтвердил и желал найти ее! – у него была связь. Внешнее сходство и общий для двух историй человек – тут поневоле захочешь проверить. Хранение добычи – это не на один вечер дело, и человек должен быть реально надежным.

А эти, другие женщины? А история с ребенком?

Черт, похоже, я не очень-то доверяю Руслану Осиповичу…

Это объективный факт? Да.

Это препятствие для работы?

Нет.

Я притормозила неподалеку от Дома культуры. Опять – что ты сделаешь с этой теснотой старых районов! – пришлось повозиться с парковкой. Вдобавок, когда я аккуратно заворачивала в один из переулков, наперерез мне на самокате вылетела на дорогу какая-то девушка; в первый миг она показалась мне смутно знакомой. Я моментально притормозила, чуть не боднув руль и приложившись грудью; она же знай себе усвистывала в сторону… ого, да ей туда же, куда и мне!

Она еще не скрылась в высоком двустворчатом дверном проеме, когда я припарковалась. Я проводила взглядом ее прямую, как палка, спину.

А в-вы что пьете?

Ритк, шо ты тама застряла?

Да, девица знакомая. В одностороннем порядке. Будем надеяться, меня она не запомнила.

А если верить подозрениям Арцаха, то вчера вечером у этой огнестойкой барышни был весьма-а-а активный отдых.

Я, в отличие от скоростной Ритки, нарочно неспешно прошлась от машины и до пункта назначения. Обещанный хмурым небом дождь все никак не начинался, в воздухе была разлита духота.

Надеюсь, у Милы сейчас нет проблем с давлением от этой духоты.

У меня была еще одна причина не торопиться: тетя утром позвонила в центральный ДК и через пару минут жизнерадостного телефонного щебета сообщила, что Валерия Рудольфовна сможет меня принять сегодня. Через полчаса – для основательной беседы. Либо в течение дня – но если мой вопрос не займет у нее более пятнадцати минут.

Да, похоже, дама и впрямь занятая даже в свои годы.

Вчерашний форс-мажор «неунывающего армянина» заметно пододвинул мой график. Ничего, для начала хватит и пятнадцати минут. Тем более что по моей просьбе тему встречи Мила обозначать не стала, чтобы госпожа Коневец не успела продумать линию обороны и что-то умолчать. Застигнутые врасплох люди чаще выдают полезную информацию.

– …д-д-да я вам говорю, номер! Я хочу предложить н-н-номер для вашей к-культурной программы! – Файерщица Ритка застряла у стойки ресепшн.

– Вам назначено? – скучающим тоном советского бюрократа интересовался в ответ парень лет двадцати.

– Н-нет, – раздраженно ответила Рита.

– Оставьте заявку, мы вам позвоним.

– К-когда?

– Когда вашу заявку рассмотрят. – Заученное движение: достал бланк, дешевую шариковую ручку и пододвинул это добро ей.

Та, нетерпеливо переминавшаяся с ноги на ногу весь разговор, задела ногой стоявший рядом самокат. Хорошая акустика старого здания превратила стук упавшего транспортного средства в оглушительный грохот.

Я подскочила к стойке и подняла самокат, приветливо улыбаясь одновременно и парню за стойкой, и циркачке. Самокат оказался совсем простой, без наворотов; и, что называется, в мясо использованный.

– М-мы тут только на три недели, п-п-потом дальше поедем. Мне нужно знать – к-ко…

Парень за стойкой (бейдж: «Артем, младший администратор») имел либо слоновий запас спокойствия, либо дефицит нервозности. Он пододвинул бланк и ручку еще ближе и равнодушно повторил:

– Оставьте заявку.

– Ваш самокат, – окликнула я Риту, все еще улыбаясь.

Та обернулась, пару секунд недоуменно, неузнавающе вглядываясь в мое лицо. Потом буркнула:

– Сп-пасибочки.

И прислонила самокат понадежнее.

Не узнала. Что ж, тем лучше.

Когда она отвлеклась, я занялась младшим администратором:

– Артем, здравствуйте. Помогите пожалуйста, будьте любезны. Сегодня я звонила Валерии Рудольфовне, она обещала выделить минуточек пятнадцать, если в течение дня обращусь.

Квелый парень слегка оживился.

– Фамилия?

– Охотникова, – с еще более обаятельной улыбкой прочирикала я.

– Подождите, я узнаю…

«Узнаю» располагалось за дверью позади ресепшен. Телефонный аппарат и на стойке был, но при нас администратор предпочел не выяснять. Всю ту минуту, что он отсутствовал, циркачка Ритка изучала бланк для заявки, хмурясь и беззвучно шевеля губами.

Моя же мысль в эту минуту неслась стремительнее табуна диких коней.

Ограбление. На гастролях. В обоих случаях это могут быть циркачи (да, я не исключала вероятности того, что бывший акробат-наездник-и-просто-красавец Кочанов был тем самым бандитом; имени которого Шурка – балда, ох и балда! – мне не сказал).

Довольно удобно: в Тарасове ограбления банков изредка, но случаются. На приезжих могут подумать не сразу. А уедут – с глаз долой, из сердца вон – про них и вспомнить-то не сразу могут. Циркачи – те же люди шоу-бизнеса, а при ограблениях чаще в первую очередь перепроверяют криминальные слои населения.

Опять же – нет, слишком удобная, слишком складная версия, но все-таки…

Визит рыжего гимнаста к – пока предположительно! – бывшему члену банды грабителей.

Накануне ограбления.

Да, был, был при Шурке этот спектакль одного пенсионера. Но Михаил мог и потом зайти. Потолковать без свидетелей. Если там, в пансионе, и правда с персоналом проблемы – кто бы гимнасту помешал. А коли уж Дмитрий в курсе спектакля Кочанова, то Руслан Осипович мог и попросить допустить посетителя после. Поговорить по-нормальному.

Вкратце весь этот вихрь мыслей сводился к двум словам.

Двойная игра.

Если Руслан Осипович мог прикидываться немощным, он мог прикинуться и безобидным пенсионером.

Я не знала, насколько подробно он осведомлен обо мне. Если только со слов Шурика, то это еще некритично. Да даже если бы Кочанов нашел кого-то из моих бывших клиентов, это и то погоды не сделало бы.

Потому что я тоже умею притворяться безобидной кисой.

Пусть Кочанов думает, что я выполняю грязную работу его руками. А я проведу свое расследование. Что-то мне подсказывает, что дело тут не только и не столько в письме и в обретении ребенка.

– …что? – Я как бы растерянно похлопала глазами.

– Вас готовы принять, – все так же монотонно сообщил младший администратор Артем. – Бабуш… Валерия Рудольфовна вас ожидает.

Кивок на монументальную лестницу в конце холла, слева от стойки:

– Наверх, на второй этаж, и до конца коридора.

И, без паузы, Рите:

– Вы заполнили заявку?

Я быстро поднялась по лестнице в указанном направлении. Здание Дома культуры, снаружи обшарпанно-грустное, стыдливо просящее о ремонте, внутри выглядело вполне прилично. Дверь кабинета номер одиннадцать и вовсе всем своим видом сообщала о благополучии владелицы кабинета. Одна металлическая табличка с именем чего стоила.

– Валерия Рудольфовна? – Я похвалила себя за уместно скромный внешний вид. Врубаем образ деликатной отличницы.

– Здравствуйте, Евгения.