Текст книги "Старая любовь – новые неприятности"

– Темочка, ты бредишь? – тихо спросила Вероника Георгиевна.

Она уже пожалела, что вылила остатки водки. Может, надо было сдать на анализ и Темочке что-то подмешали? Внезапно в ней заговорил врач.

Артемий вновь уставился на свою любовницу тяжелым враждебным взглядом.

– Никуш, ты пойми. Ты хорошая добрая баба, – медленно заговорил он тем тоном, каким обычно пытаются что-то втолковать неразумному ребенку. – Ты медик, хозяйка замечательная, укол можешь сделать, продуктов купить. Но как женщина, – тут он многозначительно поднял указательный палец, – именно как женщина, ты меня никогда не интересовала. Ни-ког-да.

Веронике Георгиевне показалось, что она вот-вот задохнется. От обиды, гнева, внезапно накатившей усталости она не могла вымолвить ни слова и лишь смотрела на своего любовника расширившимися от ужаса глазами.

А Артемий, словно не замечая ее состояния, преспокойно продолжал:

– Вот разве что в первый наш год, ну и потом, на фоне старой жены. А после… Но я всегда ценил тебя за то, что ты не истеричка, ты не думай. Ну да, спали мы с тобой периодически, ходили куда-то, но это все так… – Он пошевелил в воздухе пальцами. – А нравились мне молоденькие, стройные, красивые. Такие, как Ви…

Он икнул, словно подавившись именем своей погибшей жены, и вновь повалился на кровать. И тут у Вероники Георгиевны наступила реакция, да еще такая, какой она от себя и ожидать не могла. Впервые в жизни она очень длинно и не менее грязно выругалась, высказав таким образом все, что думает о своем любовнике, о его отношении к ней, о попусту растраченных на него годах жизни. Потом она развернулась и, выбежав из спальни, принялась пинать все, что попадалось на пути. Попалось ей, впрочем, не слишком много – пара пуфиков и подставка для обуви.

Схватив сумочку с телефоном, она выскочила из коттеджа, промчавшись через сад, с размаху пнула калитку и побежала по дорожке между коттеджами, на ходу вызывая такси. Кода женщина бежала к калитке, ей на секунду почудилось, будто кто-то опрометью бросился на задний двор. Она даже подосадовала на себя, что кто-либо мог увидеть ее в таком состоянии. Еще и блузка расстегнута…

– Стоп! – прервала я свою собеседницу, когда она слезливым голосом поведала, как брела в одиночестве в сторону шоссе, на ходу приводя в порядок одежду. – Вы действительно кого-то видели, выбегая из сада?

– Нет, – уверенно заявила Лиховцева, – я никого не видела, это точно. Просто мне показалось, что кто-то метнулся или прошмыгнул сбоку от меня. Или послышался какой-то шорох. Позже я вспомнила, как Артемий жаловался на соседских кошек, которые постоянно шныряют через сад. Он ведь их терпеть не мог, и кошек и соседей.

– Хорошо. – Я сделала пометку в блокноте. – А почему вы шли в сторону шоссе?

– Это ближайшая точка, где останавливается такси, – пояснила Вероника Георгиевна. – Таксисты предпочитают не заезжать непосредственно в поселок, их можно понять, там ведь придется попетлять, чтобы найти нужный коттедж. К тому же у всех свои машины и услугами такси пользуются редко. Да и идти недалеко, метров сто или двести, точно не знаю.

– Понятно, – коротко отозвалась я. – А теперь расскажите, как именно умер Артемий Белорецкий.

– Его нашли мертвым на постели, – отрывисто произнесла Лиховцева. – Он задохнулся в дыму.

– В дыму? – изумленно переспросила я, ожидая услышать, что Белорецкий умер от алкогольного отравления или, например, от обширного инфаркта. Но Лиховцева кивнула.

– Да. Следствие установило, смерть наступила в результате отравления продуктами горения. Так мне сказали.

– Кто сказал? – быстро спросила я.

Лицо Лиховцевой внезапно потемнело.

– Следователь, кажется. Не помню фамилию. Ко мне домой пришли на следующий… хотя нет, через день после его смерти.

– К вам приходил следователь? Зачем?

– Меня опрашивали, соседи сказали, что видели меня в коттедже в тот вечер, – пояснила Лиховцева, отводя глаза. – Опрашивали, оказывается, для проформы, такой порядок. Но я очень испугалась, очень.

– И что же сказал этот следователь?

– Сказал, что смерть наступила в результате несчастного случая, в каминную трубу попала птица, и дым шел внутрь помещения. Темочка во сне надышался дымом и умер. Заснул и не проснулся.

Вероника Георгиевна коротко всхлипнула и тут же взяла себя в руки.

Я знаком подозвала официанта и попросила принести стакан воды.

– Спасибо. – Лиховцева отпила из стакана и продолжила: – Я боялась, что подумают на меня, но оказалось, что соседи видели, как я уходила, а после Темочка вышел из коттеджа, потом за калитку. Кто-то из соседей сказал, что он пошатывался, когда заходил обратно в коттедж. Следователь предположил, что Темочка был в состоянии алкогольного опьянения, да и вскрытие это подтвердило.

Вероника Георгиевна немного помолчала и грустно улыбнулась.

– Сволочь я все-таки, – с какой-то бесшабашной удалью заявила она, но меня не мог обмануть ее наигранно веселый тон.

– Почему же? – поинтересовалась я, рассчитывая вывести мою собеседницу на откровенность на случай, если она что-то недоговаривает.

Та в ответ усмехнулась:

– Темочка погиб, а я только и думаю, как бы меня не привлекли. У меня ведь и мотив был – обманутая любовница, кинутая в очередной раз.

Я вновь подивилась умению моей собеседницы безупречно выстраивать логические цепочки.

– А почему вы все же решили обратиться ко мне, Вероника Георгиевна? Ведь вердикт следствия – несчастный случай, ничего криминального.

– Потому что, когда я уходила, никакого дыма в каминной трубе не было, – отчеканила Лиховцева, твердо глядя мне прямо в глаза. – Темочка его в тот вечер не топил.

– Но он мог затопить его после того, как вы ушли, – возразила я.

– Мог, – послушно согласилась Вероника Георгиевна, – теперь уже не узнаешь.

Она немного помолчала и вдруг вновь горячо заговорила быстрым, каким-то неистовым шепотом:

– Понимаете, он ведь тоже чего-то боялся! – заявила Лиховцева. – Ведь не просто так он тогда сказал, что против него что-то направлено. И не захотел мне сказать, что именно. И ведь убили его почти сразу после смерти, точнее самоубийства, его жены! О чем-то это говорит?

– Вы все-таки считаете, что его убили? – не удержалась я от вопроса.

– А разве нет? – запальчиво возразила Лиховцева. – Я уже потом поняла, что и меня он так гадко выставил, потому что хотел защитить. Он специально наговорил мне всех этих мерзостей, чтобы я разозлилась и ушла. А на самом деле он так не думал. Он любил меня все эти годы, просто жениться не мог! А я-то, глупая, поверила в этот спектакль. Надо было мне остаться, и Темочка сейчас был бы жив. А я оставила его на растерзание…

Лиховцева внезапно замолчала, словно выдохлась, и жадно допила воду.

Ах вот оно что. Теперь все стало ясно – влюбленная женщина скорее смирится со смертью возлюбленного, чем с тем фактом, что он ее разлюбил. Вероника Георгиевна, зрелая неглупая женщина, в душе осталась романтичной девчонкой, мечтающей о великой любви. Она вбила себе в голову, что ее Темочка – рыцарь без страха и упрека, ценой собственной жизни спасавший свою возлюбленную, и никакие, даже самые неопровержимые доводы не убедят ее в обратном.

Я могу хоть на тарелочке преподнести ей доказательства, что Артемий Белорецкий погиб в результате несчастного случая, она и тогда будет цепляться за выдуманную ею версию, притворяясь перед самой собой, что действительно в нее верит. От меня не укрылось, как во время нашей беседы Лиховцева цепко держалась за свою сумочку, в которой наверняка ждал своего часа пухлый конверт с моим гонораром. Мысленно я уже представляла внушительную пачку купюр в другой сумочке, на этот раз в своей собственной.

А почему бы и нет, в конце концов? И все же я обязана предупредить потенциальную клиентку, что предположение о криминальном характере смерти ее старинного друга может оказаться надуманным и не имеющим ничего общего с реальностью.

– Вероника Георгиевна, – начала я чуть ли не торжественным тоном, – прежде чем мы заключим договор, я все же…

Однако Лиховцева вновь умудрилась меня удивить, уже в который раз во время нашей недолгой беседы.

– Я знаю, что вы хотите сказать, – решительно перебила меня моя собеседница. – Вы не верите, что это убийство, и собираетесь меня предупредить, что гонорар в любом случае останется у вас. Что ж, вам ведь все равно предстоит проделать немалую работу, так что я согласна.

Я не ошиблась – Лиховцева извлекла из сумочки довольно пухлый конверт и умелым незаметным движением передала его мне. В полном соответствии с моими пожеланиями конверт очутился в моей сумке, а я, в свою очередь, протянула Лиховцевой стандартный бланк договора.

Когда необходимые формальности были улажены, я напоследок попросила клиентку сообщить, с кем обычно контактировал Артемий Белорецкий. Вероника Георгиевна назвала по памяти несколько фамилий и пообещала позвонить, если вспомнит какие-нибудь подробности.

На том мы и расстались. Моя клиентка поспешила в клинику, где ее ждали пациенты, а я вернулась в уединение своей уютной квартиры, где между ноутбуком и кофеваркой собиралась распутывать очередное хитросплетение человеческих страстей.

Глава 2

Действовать мне предстояло по классической схеме, то есть искать, кому выгодна смерть Белорецкого. Если верить моей клиентке, то явно просматривающихся наследников у него не было. Детьми Белорецкий не обзавелся, а молодая супруга ушла в мир иной раньше своего благоверного. Но у Артемия Витальевича могли наличествовать наследники второй очереди, например сестры или братья, племянники, да мало ли…

Мое воображение уже нарисовало портрет алчного родственника, методично выслеживающего, когда же немолодой богатый дядюшка-рантье услужливо откинет копыта. Хотя между дядюшкой и вожделенным наследством стояла еще так некстати появившаяся цветущая молодая наследница первой очереди, то есть его жена Виолетта. Ну так что ж, именно этот, пока гипотетический, племянник мастерски довел Виолетту до самоубийства, тем самым расчистив себе путь к московской и тарасовской недвижимости, а еще, возможно, к акциям, о которых упоминала моя клиентка.

Тут моя интуиция вступила в прямое противостояние с добросовестностью. И если интуиция вовсю сигналила, чтобы я не тратила время на заведомо тупиковую версию, то профессиональная дотошность не менее настойчиво заставляла вспомнить, что уже не раз оказывала мне неоценимую услугу. Я решила примирить этих несговорчивых барышень, пообещав проверить наличие у Белорецкого возможных наследников, при этом не забывая разрабатывать и другие возможные версии, благодаря которым вполне крепкий мужчина безвременно покинул этот мир. С этой умиротворяющей мыслью я потянулась к телефону.

– Да, Танюш, рад тебя слышать, – раздался после второго гудка немного усталый знакомый голос подполковника Кирьянова.

По его тону я моментально определила, что, хотя день у Владимира Сергеевича выдался не из легких, я вполне могу обратиться к нему со своей просьбой. Иначе подполковник без обиняков заявил бы, что занят, не забыв при этом пообещать перезвонить. Киря, как я порой фамильярно называла подполковника, несмотря на резкий и прямой характер, в сущности, был вполне добродушным и никогда не отказывал в помощи без веских на то оснований.

Однако услышав, что меня интересуют подробности недавнего несчастного случая, подполковник немедленно перешел в наступление:

– Татьяна, ну ты ведь знаешь, что это не криминал, который меня касается лишь постольку-поскольку. – В голосе Кирьянова отчетливо слышались нотки раздражения, которыми он пытался замаскировать беспокойство.

Наверняка Володька заподозрил, что я, по его выражению, опять куда-то вляпалась. Иначе зачем мне понадобилось выяснять детали закрытого на днях дела. В следующую секунду Киря озвучил именно эти подозрения.

– Зачем ты это ворошишь? – делано сердитым голосом вопросил подполковник. – Не буди лихо, Танюш, а?

Я пообещала вести себя тихо, добавив кодовую фразу, что мне, мол, надо кое-что проверить. Подполковник лишь насмешливо хмыкнул, оставив при себе замечание, сколько раз он уже слышал от меня подобные отговорки.

– Ладно, давай так, – деловито заговорил он. – Всем, что не связано с криминалом, теперь занимается новый следователь, Первайкин Дмитрий; кажется, его зовут… Да, Дмитрий Вячеславович. Если ты действительно хочешь всего лишь «кое-что проверить», – подполковник ехидно спародировал мои интонации, – подъезжай прямо сейчас, он еще на месте. А если это надолго…

– Нет-нет, Володь, – поспешила я заверить подполковника, – буквально пара вопросов, и все. Чтобы успокоить профессиональную совесть.

– Ну приезжай, успокаивай, – милостиво разрешил подполковник.

– Володь, а как насчет… – осторожно начала было я, но Кирьянов, моментально сообразив, о чем идет речь, тотчас меня перебил.

– Даже не вздумай! – сурово заявил он. – Никаких презентов! Он парень принципиальный, еще и обидеться может. И имей в виду на всякий случай, этот Первайкин серьезный, неразговорчивый, но дело знает. Так что подъезжай, пока он куда-нибудь не сорвался.

Поблагодарив подполковника, я едва удержалась, чтобы не расхохотаться. Неужто Киря всерьез решил запугать меня суровым неподкупным сотрудником ведомства? Словно в одночасье позабыл, со сколькими людьми мне доводится общаться чуть ли не ежедневно. Причем с людьми совершенно разными: хитрыми и простоватыми, замкнутыми и открытыми, озлобленными на весь белый свет, порой без особых причин, и с такими, кто, несмотря на множество свалившихся на них невзгод, сохранил добродушие и оптимизм.

Погрузившись в эти отвлеченные размышления, я не заметила, как подъехала к зданию управления.

К моему облегчению, следователь Первайкин, вопреки предостережению Кирьянова, еще не успел куда-либо сорваться.

– Татьяна Александровна? – уточнил он, бесстрастно глядя мне в лицо светло-карими глазами.

Кивнув, я поздоровалась и села на предложенный стул. Я с любопытством присматривалась к новому следователю, оказавшемуся худощавым молодым человеком лет тридцати. Следователь держался спокойно и действительно несколько отстраненно, но отнюдь не враждебно.

– Насколько я понял, вас интересует несчастный случай в дачном массиве в Пристанном. – Первайкин коротко взглянул на меня. – Могу я узнать, чем вызван интерес частного детектива к закрытому делу?

– Я действую по поручению близкой знакомой Артемия Белорецкого, – нейтрально ответила я.

Не рассказывать же добросовестному следователю, что упомянутая знакомая не согласна с вердиктом «несчастный случай», а у меня самой пока не сложилось определенного мнения относительно данного происшествия. Это могло бы задеть профессиональную гордость сотрудника правоохранительных органов, и как знать, вдруг он выставит меня за дверь, отказавшись иметь дело с нахальной сыщицей. Само по себе это не трагедия, не так уж и важны мне сведения, которые я собиралась выудить из Первайкина, к тому же есть и другие источники. Но уж очень я не люблю попусту тратить время, да и Кирю подставлять не хотелось бы.

– Близкой знакомой… – задумчиво повторил следователь. – Понимаю. Так что же конкретно вас интересует?

– Мне необходимо выяснить, остались ли у Артемия Витальевича наследники, – осторожно пояснила я, но Первайкин, видимо, не усмотрел в моем вопросе ничего противоестественного.

Он перевернул несколько страниц лежащей перед ним папки и спокойно ответил:

– Белорецкий был одиноким бездетным пенсионером, незадолго до смерти внезапно овдовел. Мы сделали запрос и выяснили, что из остальных родственников у Белорецкого была старшая сестра.

– Была? – переспросила я.

Первайкин кивнул.

– Инвалид второй группы, проживала в Самаре, большую часть времени проводила в реабилитационном центре. Умерла почти год назад.

– То есть никаких наследников у Артемия Витальевича не осталось? – уточнила я.

– Нет, наследников у него не имеется, – подтвердил следователь.

– А завещание? – продолжала допытываться я, не теряя надежды поскорее выяснить, кому могло срочно понадобиться спровадить на тот свет добропорядочного пенсионера.

– Белорецкий составил завещание в пользу своей супруги, Дорошевой Виолетты Николаевны. Но, поскольку наследница скончалась раньше наследодателя, завещание утратило силу, – отчеканил Первайкин тоном профессионального юриста.

– Но кто-то же взял на себя хлопоты о похоронах, – поинтересовалась я, мысленно подосадовав, что не удосужилась спросить об этом у своей клиентки.

Первайкин вновь перевернул страницу в папке и сообщил:

– Все заботы взял на себя Солодилов Эдуард Аркадьевич, сосед и бывший коллега Белорецкого. Именно так он отрекомендовался во время опроса свидетелей. Кстати, именно Солодилов вызвал пожарных и полицию, когда пришел наведаться к Белорецкому. Он первым обнаружил задымление, ну а после, как сами понимаете, тело.

– И Солодилов же забирал тело из морга, и похороны он же организовал? – сыпала я вопросами.

Вероника Георгиевна ни слова не сказала мне об этом самом Солодилове.

В устремленном на меня взгляде Первайкина мелькнуло удивление, однако комментарии он оставил при себе и пояснил:

– Насколько мне известно, похоронами занимались несколько человек, опять же соседи Белорецкого. Но официальные хлопоты взял на себя Солодилов.

– А можно узнать адрес этого Солодилова? – попросила я, невесть почему заранее испытывая неприязнь к этому неведомому мне знакомому Белорецкого.

Следователь без каких-либо возражений сообщил мне контакты Солодилова. Оказалось, Эдуард Аркадьевич постоянно проживает в Пристанном. В отличие от Белорецкого, который предпочитал жить в тарасовской квартире, бывая в коттеджном поселке лишь наездами.

– Спасибо вам за помощь, – вполне искренне поблагодарила я и выжидательно посмотрела на Первайкина.

Может, подполковник все-таки ошибся и следователь попросит меня об ответной услуге. Но тот и бровью не повел.

– Благодарите Владимира Сергеевича, – бесстрастно отозвался он.

На том мы и распрощались, и я отправилась домой, с тем чтобы до завтрашнего утра не покидать свою уютную квартиру. По пути я тешила себя мыслью, что для первого дня расследования успела не так уж мало раскопать. Еще не забыть бы поблагодарить Кирю, следователь оказался действительно очень толковым. Без лишних слов и суеты вполне оперативно выдал нужную информацию, все бы так работали.

Следующим утром я уже мчалась на такси в Пристанное. Памятуя со слов моей клиентки о возможных сложностях с парковкой, я решила дать отдохнуть своему авто, сохранностью которого очень дорожила. Однако это было не единственное соображение, побудившее меня прибегнуть к услугам частного перевозчика. В моем рабочем рюкзачке затаилась заветная связка отмычек, которой и собиралась воспользоваться, чтобы обследовать коттедж Белорецкого. Разумеется, это уже сделало официальное следствие, причем дотошно и профессионально. И если судить по заключению, сотрудники не выявили ничего, что могло бы, так или иначе, указывать на криминальный характер смерти потерпевшего. Зато я, в свою очередь, собираюсь не менее скрупулезно выискивать малейшие зацепки, которые могли бы подтвердить прямо противоположное мнение – Белорецкого убили, умело представив убийство как несчастный случай. Вот почему я решила не рисковать, оставив свою машину дожидаться моего возвращения в Тарасове. Доведись мне спешно удирать, если меня застигнут за столь похвальным занятием, как незаконное проникновение в жилище, я без труда смогу улизнуть, причем ни одна ниточка ко мне не приведет. Знаю, о чем говорю, мне не впервой. А если при тех же обстоятельствах будет найдено мое авто, которое я буду вынуждена оставить на месте преступления? Вот то-то и оно.

«А скажите, Татьяна Александровна, что вы делали в Пристанном в одно ясное августовское утро? Уж не вы ли обшаривали чужой коттедж в поисках, чем бы поживиться? Ну-ну, не отпирайтесь, свидетели вас опознали. Да и автомобиль ваш мы отогнали на штрафстоянку. А вы, должно быть, уже всю свою прелестную головку изломали: где, мол, моя машина?»

К Эдуарду Аркадьевичу Солодилову я собиралась наведаться уже после того, как покончу с визитом в опустевший особняк Белорецкого, где ему было суждено в последний раз принимать свою верную возлюбленную. Будем надеяться, что Солодилов окажется дома.

При мысли о соседе Белорецкого я вновь испытала недоумение. Мне невольно вспомнилось, с какой горечью Вероника Георгиевна заявила, что, мол, Белорецкий терпеть не мог своих соседей и их домашних животных, в частности кошек. И несмотря на это, именно инициативная группа соседей во главе с Солодиловым взяла на себя хлопоты, связанные с похоронами. Причем никакого гешефта им это не сулило, скорее наоборот.

Может, это лишь сам Белорецкий терпеть не мог соседей, а они его – очень даже могли? Или Артемий Витальевич искусно прятал свое человеконенавистничество (а заодно и фелинофобию) под маской общительного добряка? Да, тут было над чем поломать голову…

За этими размышлениями я не заметила, как такси припарковалось напротив остановки маршрутных автобусов. Расплатившись за проезд, я направилась в сторону подъездной дорожки, собираясь проделать тот же путь, что и Вероника Георгиевна, в гневе покидавшая своего любовника. Однако, в отличие от нее, мне его предстояло пройти в обратном порядке.

Оказавшись непосредственно возле въезда в коттеджный поселок, я с удивлением обнаружила, что его обитатели, по-видимому, не слишком опасались чужаков, в том числе и непрошеных гостей вроде меня. Никаких грозно преграждающих путь шлагбаумов или тем более автоматических ворот и будки охранника, оборудованной переговорным устройством. Впрочем, само по себе это не такая уж редкость, мое изумление имело не столько рациональную, сколько эмоциональную природу – очень уж красноречиво расписывала моя клиентка роскошь здешних особняков. Тут поневоле навоображаешь себе многоуровневые охранные мероприятия. Видимо, владельцы здешней недвижимости полагались на надежность собственных замков и взаимовыручку, а может, и на сигнализацию.

Как бы там ни было, но я беспрепятственно продвигалась по направлению к цели своего визита – строению номер двадцать три на Цветочной улице. Именно здесь я рассчитывала найти (во всяком случае, попытаться) ниточку, позволившую бы распутать причину гибели владельца упомянутого строения. Сам путь до особняка Белорецкого занял от силы четверть часа.

Несмотря на то что за это время никто из местных жителей не попался мне навстречу, поселок вовсе не производил впечатления безлюдного. До меня то и дело доносились детские голоса, чей-то смех, звуки музыки или работающего телевизора – поселок жил своей привычной повседневной жизнью, но у его обитателей не было особой нужды разгуливать по проселочным улочкам. Гораздо приятнее пить кофе на веранде, плескаться в бассейне или листать журнал, лежа в гамаке.

Коттедж Белорецкого лишь наполовину скрывался за добротным забором с раздвижными воротами с аккуратной калиткой, оборудованной переговорным устройством. Так что верхний этаж особняка с небольшим чердачным помещением под покатой крышей поблескивал отражающими утренний свет большими окнами.

Я мельком бросила взгляд на каминную трубу из темно-красного кирпича, ту самую, из которой, по словам Лиховцевой, не вилось даже тоненькой струйки дыма в тот злополучный вечер. Никакого дыма, разумеется, не оказалось и сейчас, ведь затопить камин было некому.

Когда еще опустевший особняк обретет новых хозяев и кому вообще он достанется?

Однако сейчас я собиралась проникнуть внутрь коттеджа для того, чтобы получить ответ вовсе не на эти вопросы.

Вопрос передо мной стоял, в сущности, только один: кто убил Артемия Белорецкого? Тут я услышала приглушенный звук, то ли шорох, то ли шелест, и в узкий прогал между коттеджами прошмыгнула темно-серая кошка. Зверушка юркнула в какой-то невидимый мне лаз под забором и в следующую секунду уже вскарабкалась на росшую рядом с ним раскидистую яблоню, откуда таращилась на меня округлившимися ярко-желтыми глазами.

Спасибо, конечно, что указала мне способ проникнуть на территорию усадьбы Белорецкого, мысленно поблагодарила я животное. Жаль, что, несмотря на свою стройную комплекцию, я не смогу им воспользоваться. Придется воспользоваться более традиционным методом, хотя и столь же незаконным. К счастью для меня, со стороны соседнего сада забор дублировала своего рода живая изгородь из тесно разросшихся плодовых деревьев. Возможно, их в свое время посадили в том числе и с этой целью – в надежде создать дополнительную завесу от чужих глаз. Обитатели коттеджей оберегали свое личное пространство любыми способами, и это можно только приветствовать. Особенно учитывая, что таким образом, сами того не зная, обеспечили мне возможность беспрепятственно проникнуть в соседский сад, оставаясь при этом незамеченной. Хотя, возможно, я излишне перестраховывалась, поскольку со стороны соседнего коттеджа не доносилось ни звука. Хозяева, должно быть, спозаранку уехали в Тарасов на работу или, подобно Белорецкому, вовсе бывали в загородном доме лишь наездами.

Впрочем, долго раздумывать на эту тему я не собиралась. Найдя место, где у забора образовалась небольшая земляная горка, я, встав не нее, резко оттолкнулась и ухватилась обеими руками за край забора. В следующее мгновение я уже приземлилась по другую его сторону. Подобно давешней кошке, я, предусмотрительно пригнувшись, прошмыгнула прямиком к коттеджу и в мгновение ока очутилась на просторной веранде прямо перед входной дверью. Присев за высокими перилами веранды, в случае чего скрывшие бы меня от случайного наблюдателя, я принялась извлекать из рюкзачка свои отмычки. Следить за мной было особо некому, но я уже настолько привыкла соблюдать меры предосторожности, что действовала, что называется, на автомате.

Входную железную дверь в особняк дублировала внутренняя, чуть меньшей ширины, к тому же замки оказались вполне добротными, так что мне пришлось повозиться, но чудесные отмычки сделали свое дело, и я очутилась в просторном холле. Обставлен он был в каком-то псевдоохотничьем стиле, хотя я и не знаток дизайна интерьеров. Стены, выложенные имитирующей состаренный кирпич темно-коричневой плиткой, украшали безвкусные, на мой взгляд, натюрморты с дичью. На темном каменном полу распростерлась шкура неведомого зверя, которая вполне могла оказаться синтетическим половиком, изображавшим охотничий трофей. Да еще настенное украшение в виде оленьих рогов, куда же без него. Зато камин был действительно хорош. Выложенный тем же темно-красным кирпичом, что и труба, с широкой мраморной полкой, он располагался строго в центре противоположной от входа двери и невольно притягивал взгляд.

Решив неукоснительно придерживаться своего плана, я внимательно обследовала холл, заглянув даже под ковер. Ничего хоть сколько-нибудь наводящего на след возможного убийцы мне обнаружить не удалось. Справа находилась широкая деревянная лестница с полированными перилами, ведущая на второй этаж, а слева я заметила небольшую деревянную дверь, цветом почти сливавшуюся со стеной.

Открыв ее, я очутилась в просторном затененном помещении, оказавшемся кухней-столовой. Видимо, именно здесь Вероника Георгиевна готовила своему любовнику последний в его жизни ужин. Открывая дверцу холодильника, я уже знала, что именно там увижу. Так и есть – ничего. Продукты были, конечно же, изъяты на экспертизу, позволившую установить, что Белорецкий не был отравлен. Мусорная корзина в шкафчике под раковиной также оказалась пустой. Заглянув в подвесные шкафчики, я увидела лишь аккуратные стопки чистых тарелок. Окинув взглядом покрытый светлой льняной скатертью просторный обеденный стол, я пришла к очевидному выводу, что все предметы, так или иначе связанные с последним пиршеством влюбленных, были аккуратно упакованы и переданы в распоряжение следствия. Разумеется, следственная экспертиза не обнаружила в них какого-либо криминала, в противном случае Веронике Георгиевне Лиховцевой срочно потребовались бы услуги не частного детектива, а хорошего адвоката. Где бы ни спрятал улики гипотетический убийца, он сделал это явно не в кухне.

Вновь пройдя через холл, я поднялась по слегка поскрипывающим ступеням широкой лестницы на второй этаж. Когда я добралась до верхней ступеньки, эта своеобразная сигнализация начала меня слегка раздражать. Видимо, Белорецкий был не из тех хозяев, которые дотошно следят за состоянием дома.

На втором этаже находилось несколько помещений, в том числе небольшая гостиная-читальня, оборудованная узкими стеллажами с книгами. Взглянув на корешки, я убедилась, что всем видам литературы Белорецкий предпочитал фантастику и детективы. Кроме гостиной на этаже оказалась бильярдная, где я также не обнаружила чего-либо достойного внимания частного сыщика. Наконец я очутилась в спальне, посреди которой главенствовала широкая двуспальная кровать, аккуратно застеленная темно-лиловым покрывалом. Помещение, в котором недавно разыгралась трагедия, сейчас выглядело довольно безмятежно. На прикроватном столике лампа с темно-бежевым стеклянным абажуром успела покрыться едва заметным слоем пыли, на цветном коврике – кожаные домашние туфли. Я невольно принюхалась, ожидая уловить запах дыма, однако ощутила лишь слабый аромат моющего средства. Открыв дверь в глубине спальни, я убедилась, что за ней скрывается самая обычная ванная комната с небольшой ванной, душем и санузлом. На бортике ванны в ряд выстроились флаконы с гелем и шампунем, вся сантехника была начищена до блеска. Ванная выглядела не вполне современно, но как-то по-особенному уютно и консервативно. Как, впрочем, и сама спальня. Вероятно, вкусу хозяина соответствовал именно этот стиль. Или же Белорецкий и вовсе не заботился о каком-либо стиле, обустраивая собственное пространство так, как было удобно лично ему.

Закрыв дверь в ванную, я обошла спальню в поисках сейфа. Однако в спальне, как и во всем особняке, не оказалось ничего похожего на надежное хранилище денег и важных документов. Вероятно, вся деловая жизнь Белорецкого была сосредоточена в Тарасове. Тогда вполне логично предположить, что и сейф со сбережениями и упомянутыми Лиховцевой акциями он предпочитал держать под рукой, то есть в своей тарасовской квартире. Значит ли это, что его убийство никак не связано с этой самой деловой стороной? Если это действительно убийство…

Из общего убранства помещения выпадала лишь одна удивившая меня деталь. Узкая кованая лестница, над которой располагалось нечто вроде люка. Конечно, я сразу поняла, что это дверь, ведущая на чердак. Но сама идея расположить выход на чердак, а оттуда, возможно, и на крышу, показалась мне, мягко говоря, довольно своеобразной.