Текст книги "Старая любовь – новые неприятности"

Естественно, я не смогла удержаться от искушения обследовать все, что скрывалось за этой столь неудобно расположенной дверцей. Вновь воспользовавшись связкой своих отмычек, я кое-как просочилась из спальни в чердачное помещение. К моему разочарованию, оно оказалось хотя и довольно просторным, но практически пустым. А я-то надеялась увидеть залежи пыльных сундуков, как в старых заброшенных домах из фильмов о кладоискателях. Однако из мебели здесь находилась лишь длинная садовая скамья с изогнутой спинкой, а само помещение оказалось довольно светлым благодаря узким вытянутым оконцам по всему периметру. Все это совсем не походило на старый заброшенный чердак. Зато в углу под потолком, над небольшой металлической лестницей, находилась еще одна откидная дверь несколько большего размера, чем предыдущая, причем явно ведущая на крышу.

Я, в который уже раз за время своего дерзкого набега на чужую дачу воспользовавшись отмычкой, с превеликой осторожностью приоткрыла дверь. Мне надо было учитывать, что, выйдя на крышу, я рискую оказаться на всеобщем обозрении, то есть на виду у отдыхавших на своих верандах и приусадебных участках владельцев соседних коттеджей. В отворенную дверь вместе со свежим ветром хлынул поток яркого солнечного света.

Я, присев на корточки, буквально выползла за дверь, искренне надеясь, что дачники в данный момент найдут себе куда более интересное занятие, чем глазеть, что это там происходит на крыше строения номер двадцать три по улице Цветочной. Соблюдая все возможные меры предосторожности, я убедилась, что нахожусь в импровизированном солярии, а в нескольких метрах от меня возвышается каминная труба. Оглядевшись, я заметила лестничные поручни. Лестница располагалась на стене, противоположной фасаду особняка.

Соблюдая все меры предосторожности, чтобы остаться незамеченной для возможного наблюдателя, я приблизилась к месту крепления лестницы и посмотрела вниз. Так и есть, лестница спускалась до самой земли. Значит, на крышу можно было попасть двумя способами – как снаружи, так и непосредственно из дома. Взяв это обстоятельство на заметку, я вернулась.

Решив, что собрала исчерпывающую информацию об устройстве особняка, я проделала путь в спальню в обратном порядке, не забывая попутно закрывать двери. Вновь оказавшись на узенькой лестнице под люком, я заметила, что возле кровати со стороны, противоположной столику, что-то едва заметно поблескивает. Как будто кем-то оброненный крошечный кусочек фольги.

Моментально очутившись на полу, я наклонилась над заинтересовавшей меня находкой. То, что я приняла за обрывок блестящей оберточной бумаги, оказалось изящной серебряной сережкой. С небольшого крепления свешивались четыре тонкие цепочки, в просторечии называемые висюльками, каждая из которых заканчивалась крошечным розоватым камушком. Украшение выглядело стильно и очень мило. Такие серьги вполне подойдут к вечернему образу «на выход», впрочем, также будут уместны и в офисе, невызывающие и в меру нарядные.

Я решила, что оброненное украшение, по всей вероятности, могло принадлежать моей клиентке. Надо будет спросить при случае, а заодно и вернуть.

Аккуратно уложив сережку в пакетик, я спрятала находку в рюкзачке. Нет, вернуть драгоценность всегда успеется, а пока мне бы не хотелось растревожить Веронику Георгиевну тяжелыми переживаниями. Все-таки обстоятельства, при которых она потеряла украшение, вряд ли можно назвать приятными.

Придя к выводу, что в особняке Белорецкого мне больше нечем поживиться в плане информации, я потихоньку выбралась наружу, надежно заперев обе двери, и вновь перемахнула через забор. Только теперь я обогнула коттедж с тыла, очутившись на параллельной улице с громким названием Сосновый бульвар. Собственно, бульваром эту территорию можно было назвать лишь отчасти, поскольку именно эта улица условно отделяла весь поселок от внешнего пространства. То есть, попросту говоря, была первой улицей с западной стороны жилого массива. Зато сосновым его можно было назвать в полной мере, поскольку вдоль неширокой асфальтированной дорожки высились несколькими стройными рядами молодые сосны. И сейчас, поздним летним утром, аромат нагретой смолистой коры и хвои буквально завораживал.

Я с наслаждением вдохнула напоенный сосновым запахом воздух, любуясь поблескивающими янтарными капельками на коричневато-оранжевых стволах. Вот теперь я в полной мере оценила прелесть этого места, его покой, тишину, размеренность, загадочную смерть… Тьфу ты! Вот ведь навеяло!

Сердито тряхнув головой, я усилием воли заставила себя сосредоточиться на том, что в эту часть поселка меня привели отнюдь не красоты хвойных лесов. В коттедже под номером восемнадцать по Сосновому бульвару проживал Эдуард Аркадьевич Солодилов, принимавший самое деятельное участие в похоронах Белорецкого.

Подходя к нужному строению, я испытала некоторое замешательство, вспомнив, что не заготовила какой-либо внятной легенды. Хотя с некоторых пор я прекратила изображать из себя потенциальных покупательниц, клиенток и социальных работников, поскольку мои собеседники не проявляли особого беспокойства, узнав, что я частный детектив. Кто-то смотрел на меня с легким интересом, а кому-то и вовсе был безразличен мой род занятий. Профессия частного детектива перестала быть экзотикой, и я уповала на то, что и Солодилов спокойно пойдет со мной на контакт, не усмотрев в моем желании обсудить гибель его соседа ничего подозрительного.

К моей несказанной радости, Эдуард Аркадьевич как раз выходил за пределы своего землевладения и при моем приближении посмотрел на меня с веселым любопытством. Невесть почему я сразу распознала в этом невысоком и плотном мужчине лет шестидесяти с довольно пышной и полностью седой шевелюрой господина Солодилова, с которым жаждала побеседовать со вчерашнего вечера. Ничего сверхъестественного за моей уверенностью не скрывалось – ровесник Белорецкого, выходящий из коттеджа номер восемнадцать, держался уверенно и вполне по-хозяйски. Кем же еще он мог быть, как не владельцем означенного строения и по совместительству нужным мне свидетелем.

– Вы ко мне, барышня? – осведомился между тем мужчина.

– Если вы Эдуард Аркадьевич Солодилов, то к вам, – ответствовала я с улыбкой, которая в моем арсенале числилась под кодовым названием располагающей.

Во взгляде моего собеседника появилась едва заметная настороженность, которую он умело скрыл за ответной улыбкой.

– Он самый. С кем имею честь?

Я представилась по всей форме, не забыв продемонстрировать свое удостоверение.

– Частный детектив, – задумчиво протянул Солодилов и тут же сообщил: – А я вот моцион собрался совершить, а заодно и наведаться в поселковый магазинчик. Дачный, как мы здесь его величаем. Или вы предпочитаете побеседовать в доме?

Он сделал было приглашающий жест, указав рукой на калитку, из которой только что вышел, но я поспешила возразить:

– Нет-нет, с удовольствием с вами прогуляюсь, у меня всего несколько вопросов, если вы, конечно, не возражаете.

Солодилов с видимым облегчением улыбнулся.

– Что ж, тогда прошу.

Мы не спеша направились в сторону автобусной остановки, возле которой я действительно заметила длинное одноэтажное строение, еще когда выходила из такси. Вероятно, это и был тот самый магазин.

– Что привело в наши края частного детектива? – Эдуард Аркадьевич перехватил инициативу в беседе, и за его шутливой манерой держаться отчетливо чувствовалась напряженность. Мой визит почему-то его беспокоил, и я решила во что бы то ни стало выяснить причину этой тревоги.

– Простая формальность, Эдуард Аркадьевич, – заверила я своего собеседника, сопроводив свои слова беспечной улыбкой. – Вы ведь были близким другом и соседом Артемия Витальевича Белорецкого?

– Ах вот оно что… – Солодилов вздохнул, слегка нахмурившись. – Соседом – да, а вот другом – постольку-поскольку.

– Вы с ним не ладили? – уточнила я.

Услышав этот вопрос, Солодилов чуть ли не отшатнулся, мне даже показалось, что он того гляди бросится бежать.

– Я?! – возмущенно воскликнул он. – Ну что вы, с Темой все ладили, вернее, он со всеми. Но Тема, он ведь никого близко к себе не подпускал. Понимаете, о чем я?

В ответ я многозначительно кивнула, и моего внезапно разгорячившегося собеседника это явно успокоило. Хотя и не совсем.

– А почему вы этим интересуетесь? – Солодилов внезапно заподозрил, что мои расспросы могут оказаться для него небезопасными. – Тема умер, задохнулся в дыму. Стопроцентный несчастный случай.

Произнеся эту тираду, Солодилов выразительно пожал плечами, давая понять, что дело выеденного яйца не стоит.

Я решила подпустить трагического пафоса:

– Близкие Артемия Витальевича захотели узнать о последних минутах его жизни. Им важно убедиться, что он ушел в мир иной без страданий. Вы ведь нашли… нашли Артемия Витальевича?

Мои сентиментальные разглагольствования не выдерживали никакой критики, но если Солодилов и догадался, что я привираю, то ничем этого не обнаружил. Во всяком случае, пока.

– Ну как нашел… – Он нервным жестом пригладил свою шевелюру. – Мы ведь с Темой договаривались, что он прихватит меня в Тарасов. Как раз тем утром… Обычно он надолго в Пристанном не оставался – так, наезжал на пару дней. Это мы с супругой здесь прописались. Ну вот, прихожу я где-то в восемь утра, кажется, может, чуть раньше, точного времени не назову. Подхожу, калитка закрыта. Я позвонил, никто не отозвался. Позвонил на мобильный – абонент недоступен. Ну я обошел кругом, открыл заднюю калитку, там, с другой стороны…

Я едва сдержала смех, вспоминая, как лезла через забор. Ну не показала мне кошечка заповедной калитки, а сама великая сыщица Татьяна Иванова выяснить этот факт не удосужилась.

А Солодилов тем временем продолжал:

– Дым я, конечно, почуял, но к утру, должно быть, уж все прогорело, а там и выветрилось частично. Тема, наверное, ближе к ночи решил затопить, у нас вечера прохладные бывают. Затопил да и спать лег. И вот не проснулся…

– А тело вы обнаружили? – У меня на языке вертелся вопрос, как Солодилов попал в дом. Я ведь помнила о надежно запертых дверях, с которыми мне довелось повозиться.

Солодилов со вздохом кивнул:

– Я. – И, предвосхищая мои дальнейшие расспросы, пояснил: – Дверь была почему-то открыта. Я тогда не придал значения, подумал, Тема меня ждал, вот и открыл. А сам где-то наверху, не слышит, как я зову. Не слышит…

Эдуард Аркадьевич прервал свою речь и немного помолчал, глядя куда-то на верхушки сосен.

– Красиво здесь… – проговорил он вполголоса, явно думая о чем-то своем.

Я не пыталась прервать его размышления, зная по опыту, что в таких ситуациях благоразумнее всего просто подождать.

– Зашел, смотрю, возле камина сажа насыпалась, вокруг тонкий слой дыма висит, как будто спадает уже, не знаю, как правильнее и сказать-то…

Солодилов покосился на меня, и я сочувственно кивнула, давая понять, что слежу за ходом его рассуждений.

– Ну я, конечно, встревожился, побежал вверх по лестнице, а в горле уже першит. Ну и забежал прямо в спальню, дверь была нараспашку. Вбежал я да так и замер на пороге. Вижу, Тема лежит на кровати, в потолок смотрит, а глаза-то мертвые. Умом понимаю, что умер Тема, не помочь ему теперь, а поверить не могу. Не помню, как во двор вылетел, и сразу звоню в полицию…

Солодилов, внезапно оборвав свою речь, которую он произнес почти скороговоркой, тяжело переводил дыхание. Было видно, что и сам рассказ, и связанные с ним воспоминания дались ему нелегко. Я даже испытала легкий укол совести – растревожила человека ни за что ни про что.

– А полиция долго ехала? – спросила я, решив, что дала своему собеседнику достаточно времени, чтобы привести чувства и мысли в порядок.

– Да почему же долго? – В удивленном голосе Эдуарда Аркадьевича отчетливо слышались нотки обиды. – Постойте-ка, вы что, и вправду решили, что мы тут живем в какой-то глуши? Да здесь практически городская черта, все рядом, в случае чего и «скорая помощь» приезжает за четверть часа, и пожарная команда. Не приведи, конечно… Да тут половина семей, даже с детьми, живет круглогодично, как вот мы с супругой.

– И что полиция? – поспешила я перевести беседу в нужное русло.

– Да как ни странно, довольно быстро провели опрос, Тему увезли в Тарасов, конечно… Я подробно рассказал, как нашел Тему, когда, при каких обстоятельствах… – Солодилов ненадолго умолк, припоминая подробности. – Дымоход оказался забит, такое бывает. Не засни в тот раз Тема, был бы жив, дым-то бы сразу учуял. А так… Роковое стечение обстоятельств, как в романах пишут.

Об этих роковых обстоятельствах я уже знала от следователя Первайкина, поэтому не стала уточнять подробности у Эдуарда Аркадьевича. Тем более что мы уже приближались к шоссе, а я собиралась выяснить некоторые ускользнувшие от меня детали, связанные с личностью Белорецкого.

– Скажите, Эдуард Аркадьевич, – вкрадчиво начала я, – а прежде вам случалось видеть вашего друга в состоянии…

Я не успела закончить фразу, поскольку Солодилов решительно покачал головой.

– Если вас интересует, был ли Тема горьким пьяницей, то вот вам мой ответ. Нет, нет и еще раз нет! Да, случалось, Артемий хандрил, да и собирались мы иногда чисто мужской компанией вчетвером обсудить то да се, да и просто пообщаться. Но чтобы заливать за галстук или уходить в запой – нет, это не про него.

– Но в тот вечер…

– А что в тот вечер? – вновь перебил меня Солодилов. – Да у Темы жена не так давно погибла, с которой он пылинки сдувал. Что, человек не имеет права?

– А жена Артемия Витальевича, – осторожно спросила я, – она погибла здесь, в Пристанном?

Эдуард Аркадьевич отрицательно покачал головой.

– Нет, ее нашли в тарасовской квартире, точнее… Да и не один он был тем вечером… – неожиданно закончил Солодилов, вернувшись к предыдущему вопросу.

Тут Солодилов осекся, явно испугавшись, что сболтнул лишнего.

– Эдуард Аркадьевич, – вновь подпустила я в свой тон сердечности, – можете совершенно спокойно обо всем рассказать. Уверяю вас, все останется между нами.

Солодилов нерешительно посмотрел на меня, почесав затылок.

– Хм… Да вы и так раскопаете… В общем, накануне Тема меня предупредил. Ты, говорит, ко мне не приходи этим вечером. А к утру я ее сплавлю, и мы спокойно поедем в Тарасов. Ходила к нему периодически одна бабенка, примерно наших с Темой лет, может, чуть помоложе. До Виолетты я ее видел несколько раз, потом пропала, а тут опять объявилась.

Разумеется, мне не пришлось долго гадать, что речь шла о Веронике Георгиевне. В моем представлении с ней никак не вязалось уничижительное определение «бабенка». Кроме того, я лишний раз убедилась, насколько скрытен был безвременно почивший любовник моей клиентки. Довольно близкий знакомый и сосед понятия не имел о любовной связи Белорецкого, продолжавшейся без малого сорок лет.

– То есть сами вы в тот вечер упомянутую даму не видели? – уточнила я на всякий случай, хотя прекрасно знала ответ.

– Нет, – вполне ожидаемо отозвался Солодилов. – Тема просил не приходить, я и не пошел. Да и зачем, своих дел хватает. А что она была с Темой тем вечером, соседи рассказали. Они видели, как она бежала в растрепанных чувствах, ну а потом и Тема вышел немного прогуляться. Так что дамочка ни при чем.

Солодилов сопроводил свой вывод ехидным смешком и тотчас, словно спохватившись, вновь озабоченно нахмурился.

– А что-нибудь о наследниках Артемия Витальевича вам известно? – не смогла удержаться я от вопроса. Может, от официального следствия что-нибудь ускользнуло, тогда как приятель мог оказаться в курсе.

– Да нет, – рассеянно отозвался Солодилов. – Какие у Темы наследники… Жена погибла, детей нет, родственников вроде тоже. Тема недавно так мне и заявил. Один я, говорит, Эдик, один как перст. Так что некому его было убивать, – закончил свои откровения Эдуард Аркадьевич, демонстрируя удивительную проницательность.

– Значит, акции, принадлежавшие Артемию Витальевичу, вместе с остальным имуществом отойдут в пользу государства? – поинтересовалась я делано-невинным тоном.

– Акции? – переспросил Солодилов невыразительным голосом, взгляд его при этом был направлен куда-то в пространство. – Какие акции?

Я изумленно наблюдала внезапную метаморфозу, произошедшую с Солодиловым. Добродушного словоохотливого толстячка со свойскими ухватками как не бывало, теперь передо мной стоял жесткий, властный и явно опасный субъект с холодным, пронзительным взглядом светло-серых глаз.

– Вот что я скажу вам, барышня, – заявил он спокойным насмешливым тоном, в котором, однако, слышалась скрытая угроза, – ни о каких акциях я понятия не имею.

Я собралась было ответить, но Солодилов меня опередил.

– Мы уже пришли, – заявил он, легким кивком указывая на строение, действительно оказавшееся магазином. – Всего доброго, рад был познакомиться.

С этими словами Солодилов резко отвернулся и зашагал прочь стремительной пружинистой походкой. Я невольно подумала об опасном хищнике, с которым шутки плохи.

В такси я попыталась спокойно обдумать информацию, которую мне удалось выудить из поездки в Пристанное. Однако мои мысли то и дело возвращались к последним репликам Солодилова, точнее к его неожиданной реакции на мой вопрос об акциях, принадлежавших Белорецкому.

Приятель Артемия Витальевича не просто разозлился, он еще и всерьез испугался, да так сильно, что даже не сумел этого скрыть.

Что же я такое ненароком разворошила? Да еще загадочное поведение Вероники Георгиевны. Сорок лет любила без памяти одного мужчину, но при этом не явилась на его похороны, предоставив позаботиться о них, в сущности, посторонним людям. А ведь в ее присутствии не было бы ничего предосудительного – по понятным причинам законной супруги, то есть вдовы, на погребении не было, да и не обязана Лиховцева перед кем-либо отчитываться, что состояла с Белорецким в… гм… незаконной связи. И тем не менее Вероника Георгиевна предпочла уклониться от проводов своего возлюбленного в последний путь. Хотя бывают еще некие сентиментальные соображения, мол, пока не увижу близкого человека в гробу, он остается жив.

Я вовсе не была настолько черствой или, выражаясь высокопарным слогом, бессердечной, чтобы не понять подобных переживаний. Порой мне намеренно приходилось закрываться от тяжелых эмоций, этот навык необходимо постоянно нарабатывать и поддерживать, как и многие другие. Иначе представитель моей профессии рискует получить серьезный нервный срыв, ведь работа частного детектива неизбежно связана с человеческим горем, болью потери.

«Не будьте столь циничны, Татьяна Александровна, – мысленно укорила я себя. – Лучше набросайте примерный план действий, дело-то, похоже, не из простых, да и не из приятных». Именно за этим занятием я и собиралась провести остаток дня.

Глава 3

Я направлялась в лучшую, по моему собственному убеждению, часть города, в район парка «Липки». По соседству с этим небольшим, но очень уютным городским садом располагалось старинное здание, когда-то принадлежавшее одному из богатейших купцов Тарасова. Теперь же в нем размещалось хореографическое училище, которое окончила с отличием Виолетта Дорошева, трагически погибшая примерно месяц назад. Получив диплом, Виолетта решила не расставаться со своей альма-матер и продолжила трудиться в качестве старшего преподавателя хореографии.

Пожилой вахтер, равнодушно глянув на мое удостоверение, сообщил, что кабинет завкафедрой на втором этаже, и потерял ко мне всякий интерес.

До начала занятий оставалось еще дней десять, и в прохладных коридорах училища вместо оживленных голосов и танцевальных мелодий царила умиротворяющая тишина, лишь звук моих шагов гулко отдавался под закругленным потолком. Направляясь к кабинету заведующей, я невольно любовалась старинной лепниной и барельефами, украшавшими стены коридора.

– Вы ко мне? – деловито спросила стройная моложавая дама лет пятидесяти, когда я показалась на пороге светлого просторного помещения с тремя высокими полукруглыми окнами. – Испытания по дополнительному набору назначены на послезавтра, но вы можете оставить заявление у меня.