Текст книги "Пришедший из Безмолвия"

Зато услышал Тааур. Это новое свидетельство привязанности между Гарросом и Лайрэ раздосадовало его.

– Все равно я буду проводить немало времени в Геортене и в Зигианде, – сказал Гаррос, – независимо от того, женат я буду или нет.

Лайрэ только улыбнулась, покачала головой и сказала:

– Ты славно потрудился над укреплением Фиирна.

– Я не собираюсь отдавать свою землю ульфхтангским захватчикам, – бросил он в ответ.

– Ты в скором времени ждешь нападения? – осведомился Тааур.

– А почему ты спрашиваешь? – резко спросил Гаррос.

– У твоих работников такой вид, будто ты на них возил снопы с полей… – пожал тот плечами.

Несколько мгновений Гаррос не спускал с Тааура пристального взгляда. Но не увидел ни в его позе, ни в глазах ничего такого, что указывало бы на человека, задающего вопросы с какой-то скрытой целью.

Напротив, Тааур казался одним из самых честных людей, с какими приходилось встречаться лорду. И Гаррос был готов рискнуть многим, поставив на честность Тааура.

В сущности, он уже это сделал.

– Из всех отцовых владений Фиирн – самое уязвимое для ульфхтангских набегов, – сообщил Гаррос. – Да и родичи жаждут заполучить его.

– По той причине, что он преграждает самый удобный путь с моря вглубь Седых Земель? – спросил Тааур.

– В самом деле? – удивился Гаррос. – А ведь так и есть! Твои глаза видят очень далеко!

Лайрэ настороженно взглянула на Гарроса. Всякий раз, когда он заговаривал этим особенным, мягким тоном, те, кто поумнее, начинали искать куда бы убежать.

– Не вижу никакого другого резона, чтобы держать крепость в этом месте, у кромки не годящихся под пашню соленых болот, – ответил Тааур. – Здесь нет ни ни скалистых утесов, ни реки – ничего, что можно было бы использовать против врага; есть лишь то, что построишь сам.

– Очевидно, ты обучался искусству воина в то время, память о котором у тебя исчезла, – сказал Гаррос. – Мне кажется ты приказывал, а не подчинялся?

Боясь молчать и боясь говорить, Лайрэ затаила дыхание и ждала, что скажет на это Тааур.

– Пожалуй… да, – ответил Тааур.

– Но ты не уверен? – продолжал допытываться Гаррос.

– Трудно быть уверенным, когда ничего не помнишь, – хмуро сказал Тааур.

– Если вспомнишь – скажи мне. У меня есть нужда в людях, которые могут вести за собой других.

– Чтобы оборонять твой замок?

– Да. Орки жаждут захватить его не меньше, чем Зигианд.

– А Фиирн жаждут прибрать к рукам еще и ульфхтанги.

– Должно быть славно владеть такой землей? – тихо произнес Тааур.

– Как сказать… – Это самое богатое из владений отца… Поля плодородны, а леса изобилуют дичью. На пастбищах тучнеют изрядные стада коров и овец. Море круглый год дает рыбу – а где рыба – с голоду не умрешь. Только вот…

– Только вот каждый бездельник с топором и дубиной спит и видит, как бы отобрать у тебя эту землю.

Лайрэ закрыла глаза и стала молиться, чтобы Гаррос увидел в Таауре то, что видела она, – человека, говорящего правду в кругу людей, которых считает своими друзьями.

– А мне больше нравится соленый ветер и крик морских птиц, – услышала Лайрэ слова Гарроса.

– У тебя есть все это, – сказал Тааур.

– Да, пока я могу удерживать их в руках – они мои. В Седых Землях у человека столько будущего, на сколько дотянется меч в его руке.

Тааур засмеялся.

– Твоему отцу повезло: у него сильный сын!

Лайрэ открыла глаза и с облегчением перевела дыхание. Гаррос поддразнивал Тааура, как если бы разговаривал с другом.

– А ты согласен? – спросил Гаррос.

– Да, – сказал Тааур. – Я люблю хорошую драку. Дай мне меч – тогда и увидишь.

Сердце Лайрэ сжалось от страха.

– Нет, – решительно сказала Лайрэ. – Ты почти погиб тогда, во время грозы. Тебе еще рано драться.

Тааур заглянул в ее полные тревоги золотистые глаза и почувствовал, будто внутри у него развязался какой-то тугой узел.

– Не тревожься, о возлюбленная моя, – прошептал Тааур возле самой ее щеки. – Меня не побить плохо обученным кнехтам.

Лайрэ с неохотой отпустила запястье Тааура. Тааур увидел томление у нее во взоре и почувствовал, как его охватывает пламя, вспыхнувшее в низу живота. Его ладонь накрыла ее пальцы.

Гарроса, наблюдавшего эту сцену, обуревало смешанное чувство изумления и тревоги.

– Ты говорила мне, – сказал он Лайрэ, – но я до конца так и не поверил. Прикосновение к нему… Оно… оно тебе приятно.

– Да. Очень.

Гаррос перевел взгляд с лица Лайрэ, на котором одновременно читались и радость, и грусть, на лицо Тааура. На нем выражение дерзкого вызова сочеталось с чувственным наслаждением и делало Тааура похожим сразу и на воина, и на влюбленного юношу.

– Я очень надеюсь, – раздельно сказал Гаррос, обращаясь к Лайрэ, – что Вианна закончит свои гадания раньше, чем мне придется выбирать между тем, что приятно тебе, и судьбой Седых Земель.

Лайрэ задрожала от страха. Она закрыла глаза и ничего не сказала на это.

Но и не высвободила свои пальцы из сжимавшей их руки Тааура.

Сквозь туман до них донесся крик одного из дружинников Гарроса. Гаррос и Тааур разом повернулись. Со стороны конюшен скакали четыре витязя, направляясь к тому месту, где стоял Гаррос. Трое из них были Гарросу знакомы. Четвертого он не знал.

Тааур выпрямился в седле и подался вперед, словно хотел рассмотреть их получше в густом клубящемся тумане. Трое из этих дружинников были ему незнакомы.

Вид четвертого заставил тени памяти шевельнуться и сгуститься в нечто среднее между памятью и забвением.

Лайрэ почувствовала, как судорожно дернулись и задрожали тени воспоминаний Тааура – словно заворочался просыпавшийся в темной глубине дракон.

– Кто этот человек с ними? – спросила она у Гарроса.

– Я не знаю, – ответил он.

– Так узнай.

Резкий, требовательный тон Лайрэ удивил Гарроса. А Тааура удивило ощущение того, как ее ногти впились в его запястье.

– Что-нибудь не так? – спросил Гаррос.

Лайрэ с опозданием поняла свою ошибку. Если окажется, что этот четвертый – действительно кто-то из прошлого Тааура, а сам Тааур – действительно тот враг, которого она боится, то своими неосторожными требованиями она поставила его в опасное положение.

– Нет, – сказала Лайрэ, стараясь, чтобы голос ее звучал спокойно. – Просто мне становится не по себе, когда в Седых Землях появляются незнакомые воины.

– То же говорит и Этельред, – сухо бросил Гаррос. Улыбка Лайрэ была лишь бледной тенью ее обычной улыбки, но заметил это только один Тааур.

– Кто такой Этельред? – спросил Тааур.

– Один из моих лучших дружинников. Он – на белом жеребце, рядом с незнакомцем.

– Этельред, – повторил Тааур, запоминая этого человека.

– Этельред Хитроумный, – поправила его Лайрэ.

– Ты так и не простила его за то, что он назвал тебя черной колдуньей? – усмехнулся Гаррос.

– Не он, а его дядя Рувнир. Но он сам был колдун. А еще он вбил себе в голову что Тьма ему поможет. Силы в нем было мало – Первородной само собой, а учиться он был не горазд. Но зато решил что может достичь союза с Тьмой… через плотское познание… меня, – ответила Лайрэ. – Когда я отказала ему, он попробовал взять желаемое силой.

– Будь я проклят! – пробормотал сквозь зубы Тааур. – Я повешу этого ублюдка на месте, когда найду, – вполголоса пообещал он.

Лайрэ улыбнулась ледяной улыбкой.

– Ты не найдешь его по сю сторону Грани Бездны и Безмолвия…

– Что ты хочешь этим сказать?

– Год назад этот человек бежал после того как ему не удалось получить мое тело – чтобы лорд Гаррос не содрал с него кожу с живого. Он бежал к Священному Кругу с плохими мыслями в голове и совершил там неведомый обряд – и темная магия унесла его – видать в ту самую преисподнюю, о которой он так много говорил. По крайней мере, так сказала Вианна…

– А что до меня, – вмешался Гаррос, – я без всяких колебаний разделаюсь с любым, кто вздумает обижать Лайрэ.

Тааур посмотрел мимо Лайрэ, в холодные волчьи глаза молодого лорда.

– Посмотри и убедись, лорд Гаррос, кто кого тут держит, – спокойно произнес Тааур.

Лайрэ взглянула на свою руку, пальцы которой крепко сжимали запястье Тааура, а ногти впились в упругую плоть.

– Прости меня, – сказала она, быстро убрав руку.

– Драгоценная моя! – тихо откликнулся Тааур. Он с улыбкой протянул ей руку. Не колеблясь, она вложила в нее свою.

Лайрэ засмеялась и залилась румянцем под встревоженным взглядом Гарроса. Лица троих из подъезжавших к ним дружинников выражали крайнюю степень изумления.

– Ну, теперь ты понимаешь? – спросил Гарроса Тааур.

В голосе Тааура был явный вызов, которого Гаррос не мог не услышать.

– Когда ко мне вернется память, я заявлю о своем праве добиваться руки Лайрэ!

– А что, если память не вернется? – спросил Гаррос.

– Должна вернуться.

– Неужели? А почему?

– Пока я не узнаю, какие обязательства из моего прошлого лежат на мне, я не могу давать новых обетов. А чувствую, что должен это сделать.

– И из за чего???

– Из-за Лайрэ, – просто ответил Тааур. – Она должна принадлежать мне. Но я не вправе взять ее в жены, прежде чем буду знать, кто я такой.

– Что скажешь ты, Лайрэ? – спросил Гаррос, повернувшись к ней.

– Я всегда принадлежала Таауру. И всегда буду принадлежать.

Гаррос на мгновение прикрыл глаза. Когда он снова открыл их, они смотрели ясно и холодно.

– А предупреждение Вианны? – мягко спросил он.

– В нем три условия. Выполнено только одно.

Лайрэ улыбнулась грустной и светлой улыбкой, полной щемящей прелести. Она знала, что Тааур не женится на ней, пока не вспомнит своего прошлого.

А если все же вспомнит, то Лайрэ боялась, что он вообще ее не захочет.

Враг и друг.

– Не знаю, можно ли так аккуратно делить пророчества на части и таким образом лишать их силы, – проворчал Гаррос. – И вообще имеет ли это какое-нибудь значение?

– Ты говоришь не очень понятно, – изрекла Лайрэ.

– Ты тоже так говоришь, – вмешался Тааур. Но никто из них не обратил на него внимания.

– Смерть беспощадной лавиною

Рухнет на мир……, – продолжал Гаррос. – Жизнь лишь возможно даст богатые всходы. Помни это, Лайрэ, когда придется делать выбор.

Дав этот загадочный совет, Гаррос повернулся лицом к только что подъехавшим витязям.

Тааур молча наблюдал, пока воины лорда Гарроса обменивались приветствиями. Трех из них он окинул беглым взглядом, не выказав большого любопытства.

Четвертый был не таким, как остальные. Тааур напряженно всматривался в него, будучи почти уверен, что встречал этого витязя раньше. Он был почти в этом уверен – почти, но не совсем.

Надо было бы расспросить витязя, но острое чувство опасности заставило Тааура молчать. Уже однажды Тааур ощущал такое шедшее изнутри предупреждение.

Он не мог вспомнить, когда это было в первый раз. Просто знал, что это было в его судьбе.

Если четвертый мелит и узнал Тааура, то вида не подал. Остро взглянул на него изподлобья он, казалось, больше им не интересовался.

О себе Тааур этого сказать не мог. Он продолжал рассматривать лицо витязя, наполовину скрытое шлемом. Светлые волосы и резко очерченные скулы касались струн памяти, будили туманные воспоминания.

Свечи и поющие голоса.

Рукоять меча…

Нет, не меч. Что-то другое. Арбалет?

Что-то живое рядом.

Человек?

Тааур яростно затряс головой, приказывая воспоминанию остаться, не ускользать обратно в темный клубок теней.

Языки зеленого пламени.

Нет, не то.

Глаза!

Глаза – синие словно лед. Глаза, пылающие тысячелетней силой и тьмой что темнее самых темных пещер.

И другие глаза. Глаза мужчины.

Черные, словно полночь в преисподней.

Холод рукояти непонятного оружия в ладонях…

Россыпь огней многоцветием в ночи…

Неотступно следившие за четвертым витязем глаза Тааура сузились. У этого витязя глаза были черные, словно полночь в преисподней.

Как у того что был когда-то моим врагом?

Настороженно застыв, Тааур изо всех сил старался уловить хоть какой-нибудь знак, который могли ему подать неуступчивые тени, поглотившие его память. Но не уловил ничего, кроме двух простых истин.

Он не враг мне. Но он может быть опасен… ОЧЕНЬ опасен!

Тааур медленно выпрямился в седле, заставив себя оторвать взгляд от неизвестного витязя.

Лайрэ не знала, как сказать Таауру, какой ужас ей причиняет пробуждение его воспоминаний. Мысли отчаянно бились у нее в голове, словно птицы, попавшие в сеть охотника.

Только не сейчас!

Не в окружении стольких дружинников. Если окажется, что Тааур – враг, которого я боюсь, то его убьют прямо у меня на глазах.

И тогда разум покинет меня.

Перед тем как отпустить руку Лайрэ, Тааур поднес ее к губам. Когда его дыхание и губы слегка коснулись ее пальцев, она ощутила острое наслаждение, заставившее ее вздрогнуть.

Лайрэ не знала, что румянец мгновенно вновь вернулся на ее лицо, а глаза вдруг вспыхнули подобно огонькам лампад в прозрачной глубине драгоценного камня. И не ведала, что потянулась к Таауру в неосознанном порыве, как только он отпустил ее руку.

Четвертый мелит заметил все происходившее и испытал такое чувство, будто кто-то просунул лезвие ножа ему между ног. Он никогда бы не поверил, что такое возможно, если бы не видел этого своими глазами.

Длинные, сильные пальцы сжали рукоять меча, а черные глаза уже смотрели на Тааура так как будто тот уже прикидывал – большую ли могилу придется рыть?

– Я нашел для тебя двух воинов, господин, – сказал Этельред. – Вот он с дружинникем странствует в поисках приключений, но согласен задержаться и немного повоевать с разбойниками.

Гаррос посмотрел на четвертого витязя.

– Двух? – переспросил он. – Я пока вижу лишь одного, хотя, пожалуй, из него вполне вышли бы двое. Как тебя зовут.

– Роон.

– Роон…. Имя не из редких, – задумчиво изрек Гаррос. А кто был твой последний лорд?.

– Лорд? – с расстановкой произнес тот. Нагардер Камдийский.

– Хм… На другом конце Седых Земель? Не далеко ли забрался?

– Далековато… – отрывисто бросил гость, соглашаясь.

– А он не слишком-то разговорчив, – сухо бросил Гаррос Этельреду.

– Зато он неплохо объясняется с помощью вон того черного меча, которым опоясан, – ответил Этельред. – Он свалил с ног Виттора и Шетгольма, прежде чем они успели сообразить, что к чему.

Гаррос снова повернулся к Роону.

– Недурно, – сказал он. – А кровь ты нюхал?

– Да.

– Где?

– На Трехлетней войне.

Гаррос кивнул, не выразив удивления.

– В твоем клинке есть что-то чужое. Это не работа ли сейтхо?

– Не знаю… Важно то что он хорош в бою и не тупится… – спокойно сказал Роон.

Гаррос усмехнулся.

– А кровь орков он хорошо пьет?

– Клинку все едино. Что орки, что дружинники, что грабители с большой дороги…

– Ну, разбойники у нас тут во множестве.

– Теперь на трех меньше.

Светлые брови поползли вверх, выражая приятное изумление.

– Когда?

– Два дня назад.

– Где?

– Недалеко от старого дуба на склоне у Меловых холмов, где из расщелины в склоне вытекает ручей, – ответил Роон.

– Это граница моих земель, – сказал Гаррос. Роон пожал плечами.

В молчании Гаррос долго рассматривал витязя, замечая его поношенную, но хорошо сшитую одежду, часто бывавшее в употреблении оружие и отличную стать лошади у него под седлом.

– Доспехи у тебя есть? – спросил он наконец.

– Есть. Оставил их у тебя в оружейной замка. – Роон как-то странно усмехнулся. – Из-за нее я и решил здесь задержаться.

– Из-за моей оружейной кладовой? Как это понять?

– Захотелось больше узнать о лорде, который строит сперва надежно защищенный колодец, казармы и оружейную, а уж потом удобное жилище для себя.

– Твой акцент говорит мне, что ты жил в заморских землях, – помолчав, сказал Гаррос.

– Я там родился…

Гаррос поморщился. Манера говорить – когда слова тянешь из собеседника словно арбалетный болт из тела лекарскими щипцами – могла бы взбесить менее терпеливого человека.

– Почему ты покинул родину?

– Материк слишком густо заселен. Безземельному витязю там нечего делать, кроме как точить меч и мечтать о лучших днях.

Засмеявшись, Гаррос повернулся к Этельреду и кивнул в знак того, что принимает Роона.

– А где же второй? – спросил Гаррос.

– Сайсэйт выслеживает разбойников, – ответил Этельред.

– Полуорк? – нахмурился Гаррос. Или не дай Небеса – полуэльф?

– Кто знает? У него вид как у помеси с нелюдем, хотя говорит по-нашему. Бледный, как бээан-ши. Зовут Швир. Но прозван «сэйсэтом».

– Ну это ладно… А как он дерется?

– Дерется? И дерется тоже… как бээан-ши. Я в жизни не видел бойца, которого было бы так трудно одолеть, – пожалуй, кроме тебя.

– По мне, пусть будет хоть привидением, – усмехнулся Гаррос, – лишь бы являлся разбойникам и бродягам, а не моим вассалам.

Этельред засмеялся, потом кивнул в сторону Тааура.

– Вижу, что не я один ходил поохотиться на воинов и вернулся с добычей.

Вместо ответа Гаррос лишь взглянул на Тааура. Потом посмотрел на Лайрэ. Хотя он не произнес ни слова, она хорошо его знала и поняла, что не должна вмешиваться, что бы сейчас ни произошло.

– Это не обычный человек, – спокойно сказал Гаррос. – Почти половинку луны назад я нашел его внутри Священного Круга.

Среди воинов послышался тихий ропот.

– Он был при смерти, – продолжал Гаррос. – Я принес его к Лайрэ. Она вылечила его, но кое-какой ущерб остался. Он не помнит ничего о своей прежней жизни до того, как оказался в Седых Землях.

Гаррос помолчал, потом четко произнес:

– Не помнит даже своего имени.

Глаза Роона превратились в черные щелки, их пристальный взгляд переместился с Гарроса на Тааура, а с него на Лайрэ. На фоне сотни оттенков серого цвета, которыми переливались облака и полотнища тумана, она сияла снопом солнечных лучей.

– Лайрэ видела на нем рубцы, полученные в битвах, и, зная, что разум его заслоняют темные тени, назвала его «пришедшим из Безмолвия» – Таауром.

Роон чуть заметно вздрогнул, тело его напряглось, словно готовясь к схватке или бегству.

Этого никто не заметил, кроме Тааура, который уголком глаза наблюдал за светловолосым, темноглазым незнакомцем. Но Роон смотрел не на него, а на Лайрэ.

– Ты владеешь искусством лечения травами и снадобьями, леди? – спросил ее Роон.

Вопрос был задан учтивым и мягким тоном, но в полночном мраке его глаз не было ни учтивости, ни мягкости.

– Нет, – ответила Лайрэ.

– Тогда почему его принесли к тебе? Разве в Седых Землях нет больше ни одной целительницы?

– Все, что принадлежит хрингу принадлежит мне! – сказала как отрезала Лайрэ.

Роон казался озадаченным. Как и Тааур.

– Кроме того на Таауре был талисман со священными знаками и с ильяром.

– Я думал, это ты надела на меня талисман, пока я лежал в беспамятстве, – сказал Тааур, нахмурившись и повернувшись к Лайрэ.

Не колеблясь, Лайрэ протянула руку и коснулась его щеки.

– Попробуй вспомнить, когда ты впервые увидел этот талисман, – прошептала она.

Тааур замер. Осколки воспоминаний перекатывались у него в памяти, но были столь же неуловимы, как разноцветные листья, сорванные с ветвей буйным осенним ветром.

Тревожные глаза – глаза, как у друидов.

Вспышка света в черном кристалле.

Легкое прикосновение губ к его щеке.

– Да хранит меня Небо!!!

Голос Тааура заглох, и неоконченная фраза перешла в глухое проклятие. Он с такой силой ударил кулаком по луке седла, что испугал лошадь.

– Когда так дразнят и мучают какие-то тени, то это хуже, чем совсем потерять память! – яростно воскликнул он.

Гаррос остро глянул на Лайрэ.

– Что с тобой? – требовательно спросил он. Лайрэ только покачала головой.

– Лайрэ? – Тааур ждал, что она скажет.

– Я увидела что тут замешана женщина, – с несчастным видом произнесла Лайрэ. – Женщина, у которой глаза – как у эльфов…

Это слово прошелестело среди дружинников, словно порыв ветра по тростнику.

– Эльфы! Сэйто!

– Его заколдовали! – воскликнул с ужасом в голосе Этельред и сделал знак против зла.

Лайрэ открыла было рот, чтобы возразить, но Гаррос опередил ее.

– Да, похоже на то, – непринужденным тоном согласился он. – Многое становится понятным. Но Лайрэ уверена, что если в прошлом Тааур и был во власти каких-то чар, теперь он от них свободен. Не так ли, Лайрэ?

– Да, – быстро сказала она. – Он не орудие Тьмы, потому что тогда он не мог бы носить на себе ильяр.

– Покажи им, – приказал Гаррос.

Ни слова не говоря, Тааур распустил шнурок рубашки и вытащил сверкнувший золотисто алым талисман.

– Посмотри, Этельред. И убедись сам, что Тааур не принадлежит Преисподней.

Этельред тронул лошадь и подъехал ближе, так что ему стал виден талисман, цепочку которого Тааур сжимал в кулаке. Врезанные в желтый металл символы, образовывали спираль с двойной линией вокруг камня. Медленно, с трудом Этельред прочитал первые знаки.

– Ты прав, лорд. Эти руны мне знакомы – но язык мне неведом. (Откуда это у него??)

Но тебя я знаю дева. Если ты говоришь, что в нём нет никакого зла, я верю.

Лайрэ тихонько перевела дух. Она знала, что молва о чужаке, которого она выхаживала, за последние недели успела разнестись по всей округе. И все же Гаррос сильно рисковал, когда так неожиданно и открыто сообщил своим дружинникам о потерянном прошлом Тааура. Они легко могли проникнуться к нему враждой и прогнать, посчитав его орудием темного колдовства.

Но он назвал её – дева…

Дева…

«Дева выпустит Демона из Бездны, и ночь захлестнет род людской на века…».

Словно услышав боязливые мысли Лайрэ, Гаррос подмигнул ей, напоминая без слов, что вполне владеет искусством предвидеть поступки людей.

– Ну-ка посмотрим, что у нас за бойцы, – сказал Гаррос. – Этельред, ты сам испытывал искусство Роона?

– Нет, лорд.

Гаррос повернулся к Таауру.

– Ты хотел бы снова подержать в руке меч?

– Да!

– Нет! – Ответ Лайрэ прозвучал почти одновременно с ответом Тааура. – Ты еще не вполне оправился от болезни, и…

– Перестань, – резко оборвал ее Гаррос. – Я же предлагаю не настоящий бой, а только помахать железом ради того чтоб руки не забывали… ну и посмотреть на нашу находку в деле.

– Но…

– Я и мои воины должны быть уверены в храбрости воинов, которые будут сражаться бок о бок с нами, – сказал он, не обращая внимания на ее попытку возразить.

Заглянув в топазовые глаза Гарроса, Лайрэ поняла, что спорить бесполезно. Все же она снова заговорила.

– У Тааура нет оружия.

С небрежной грацией, рожденной из сочетания силы и ловкости, Гаррос вытащил свой собственный меч и протянул его Таауру.

– Возьми мой меч, – сказал Гаррос. Это прозвучало не как просьба.

– Ты оказываешь мне честь, – ответил Тааур. Как только он взялся за меч, в нем, казалось, произошла какая-то неуловимая перемена. Словно поднялась завеса, и все увидели воина, которого до сих пор никто не замечал за внешностью богато одетого человека. Меч сверкнул и рассек воздух с устрашающим звуком, когда Тааур, примериваясь к нему, резко замахнулся.

Гаррос смотрел на Тааура, и ему хотелось громко смеяться от радости. Лайрэ была права. Тааур – воистину воин из воинов, лучший из лучших.

– Великолепный клинок, – произнес наконец Тааур. – Лучшего, пожалуй, мне держать еще не приходилось. Постараюсь быть достойным его.

– А как ты, Роон? – вкрадчиво спросил Гаррос.

– У меня есть свой меч, лорд.

– Тогда обнажай его, приятель. Давно пора услышать музыку, которую сталь высекает из стали!

Похожая на разрез ножом улыбка, в которую растянулись губы Роона, заставила Лайрэ в страшной тревоге прикусить губу. Ведь Виттор и Шетгольм, хотя и уступали в боевом искусстве некоторым другим витязям Гарроса, были все же храбрыми, сильными и упорными бойцами.

А Роон легко победил обоих.

– Крови не проливать, костей не ломать, – отрубил Гаррос. – Я просто хочу узнать, что за бойцы вы оба. Поняли, что я сказал?

Тааур и Роон кивнули.

– Драться будем прямо здесь? – спросил Роон.

– Вон там, подальше. И спешившись. Лошадке Тааура с твоей не тягаться.

Местом для поединка Гаррос выбрал луг, осеннюю стерню которого смягчило дождем. Под сгущавшимися облаками подобно языкам серебристого пламени посверкивал туман.

Тааур и Роон разом спешились, перебросили плащи через седла и зашагали к лугу. Дойдя до ровного и сухого участка, они остановились и повернулись лицом друг к другу.

– Я прошу прощения за все раны, какие могу нечаянно нанести, и прощаю за все какие могу получить, – сказал Роон.

– Да, – ответил Тааур. – И я прошу прощения и прощаю за то же.

Роон усмехнулся и выхватил меч из ножен с кошачьей грацией и такой скоростью, которая была столь же поразительна, как и черный цвет его клинка.

– Ты очень быстрый, – заметил Тааур.

– А ты очень сильный. – Роон усмехнулся странной усмешкой. – Такой бой мне привычен.

– Неужели? Не много найдется воинов, равных мне по силе.

– Мой брат – один из них. И это – одна из выгод моего положения по сравнению с твоим.

– Какая же вторая? – спросил Тааур, поднимая свой меч навстречу мечу Роона.

– Знание.

Клинки сошлись в ритуальном поцелуе с глухим металлическим воплем и сразу же скользнули в сторону – и оба поединщика начали кружить и делать ложные выпады, пытаясь нащупать слабое место у противника.

Неожиданно Роон по-кошачьи прыгнул вперед, а его повернутый плашмя меч со свистом устремился к Таауру. Это и была та молниеносная атака, которая повергла наземь Виттора и Шетгольма.

В самое последнее мгновение Тааур увернулся и подставил одолженный ему меч. Сталь ударилась о сталь с ужасающим лязгом. И сразу же Тааур отвел свой клинок назад так, будто тот весил не больше перышка, предоставив Роону опираться лишь на воздух. Любой другой на его месте упал бы на колени неожиданно потяв равновесия. Роону же удалось удержаться на ногах, одновременно увернуться от опускавшегося меча Тааура, да еще и нанести тому удар по ногам плашмя.

Очень немногие смогли бы устоять после подобной атаки. И Тааур был одним из таких бойцов. Он крякнул и повернулся на одной ноге по ходу натиска соперника. Этот поворот значительно ослабил силу удара.

Не дав Роону времени использовать полученное преимущество, Тааур своим тяжелым мечом ударил из нижней кварты назад. Этот мах был тем более неожиданным, потому что для такого удара требовалась недюжинная сила и умение – какие встречались очень редко.

Но Роон уклонился от удара с ловкостью горного льва. Меч ударил по мечу с такой силой, что лязг разнесся по всей округе. Несколько долгих мгновений мечи оставались скрещенными; каждый из бойцов старался потеснить противника.

И Роон вдруг начал отступать под натиском Тааура. Полшага назад, потом еще два, потом еще…

Тааур однако слишком увлекся.

Роон вывернулся в сторону, и Тааур потерял равновесие Он упал на одно колено, потом быстро отшатнулся влево, на волосок избежав направленного в него удара. Тааур еле-еле успел вскочить на ноги и поднять меч, чтобы отразить следующий удар. Снова раздался леденящий душу лязг и скрежет стали.

Несколько мгновений противники стояли в напряженном упоре, тяжело дыша.

– Правда, здесь не так жарко как в тех южных горах где ты дрался…до того как сюда попал?

Эти слова вонзились в Тааура подобно кинжалу, рассекли мрак теней и приоткрыло что-то перед внутренним взором… Но он не успел рассмотреть его: тени вновь сомкнулись над прорывом – как грозовые тучи над случайным разрывом поглотив краешек голубого неба…

Но большего Роону и не было нужно. Он отскочил в сторону с быстротой молнии, оторвал свой меч от меча Тааура и нанес тому удар, от которого у Тааура перехватило дыхание. В следующее мгновение Роон подставил Таауру подножку, и тот рухнул на холодную землю.

Роон быстро опустился на колени возле своего поверженного противника. Он склонился над Таауром и заговорил торопливо и настойчиво, потому что знал, что через минуту сюда, на скошенный луг, примчатся все остальные – узнать, что случилось с Таауром.

– Ты слышишь меня? – спросил Роон. Тааур кивнул вместо ответа – говорить он все еще не мог.

– Правда ли то, что сказала колдунья? Ты совсем не помнишь своего прошлого до того, как оказался здесь?

Превозмогая боль, Тааур снова кивнул. Роон отвернулся, скрывая свою ярость.

– Дай Богиня, чтобы Швир поскорее вернулся – прошептал он. Я кажется нашел то, что мы искали.

Но он все еще для нас потерян.

Проклятая ведьма! Украсть у человека память! У такого человека!!

И смеяться при этом!

* * *

– Человек, так владеющий оружием не должен оставаться без меча, – сказал Роон. Уж, наверно, у лорда Гарроса в арсенале найдется что-то и для тебя?

Тааур с сокрушенным видом покачал головой.

– А вот сейчас я чувствую себя примерно так же, как какой-нибудь зеленый дружинник, только что взятый из вилланов или пастухов – поморщился он.

Роон засмеялся.

Вслед за ним засмеялся и Тааур. Он чувствовал какое-то родство с витязем, и это неожиданное чувство было на удивление сильным.

– Я был в более выгодном положении во время нашего поединка, – сказал Роон. – Вся моя жизнь прошла в сражениях с людьми, равными мне по силе. Тебе же, видно, мало приходилось упражняться с противником, который был бы так же быстр, как я.

– Я ни разу не видел Гарроса в бою. Или если даже и видел, то не помню этого, – задумчиво произнес Тааур.

– Если ты не видел его в бою с тех пор, как проснулся в Седых Землях, значит, ты вообще не видел его в бою, – пробурчал Роон себе под нос.

– Что ты там бормочешь?

– Да так, чепуху, – ответил Роон.

Он обвел взглядом оружейную мастерскую, замечая множество разнообразного оружия и против воли отдавая дань восхищения предусмотрительности Гарроса. Если дело дойдет до края то молодой лорд будет очень опасным врагом.

А Роон чувствовал, что все идет к этому.

Через каменную кладку стены к ним, подобно дыму, просочился звук шагов. Кто-то приближался к мастерской. Сначала послышался низкий мужской голос, потом мелодичный женский смех. Гаррос и Лайрэ.

Тааур повернулся к двери с выражением напряженного ожидания, которое привело Роона в ярость и в то же время заставило ощутить внутри смертельный холод.

Проклятая ведьма!

– Вот ты где, – обратился Гаррос к Роону. – Этельред сказал, что ты наверняка здесь – присматриваешь за починкой доспехов.

– Я только любуюсь искусством твоего оружейника, – ответил Роон, глядя, как Лайрэ быстро идет к Таауру. – С самой войны не видывал такой работы.

– Вот об этом-то я и хотел с тобой поговорить.

– О починке моей кольчуги?

– Нет. О южных заморских орках – правда ли, что их воины стреляют с лошади, скачущей галопом?

– Правда.

– И попадают в цель? Из самострелов?

– Да, – ответил Роон. – И притом так густо словно падает снег. Причем бьют с приличного расстояния.

– Как же они с этим управляются? – спросил Гаррос. – Ведь арбалет должен заряжать человек, стоящий на земле.

– У них особые стремена… – пояснил воин. Их можно чуть подтянуть повыше – а потом завести особый крюк на шлеях на рычаг арбалета – потом встать на стременах и взвести собственной тяжестью.

– Морриган! Вот так задумка! Я все бы отдал за сотню таких арбалетов и седел! – воскликнул Гаррос.

– Тогда тебе понадобятся и орочьи арбалетчики, – сухо произнес Роон. – Чтобы стрелять из их оружия, нужно учиться годы – иначе вмиг вылетишь из седла. Так что нам пришлось обходиться тем что было – и в конце концов победу добыли наши мечи и пики.