Текст книги "Похождения бизнесвумен. Книга 3. Коварный Миллениум"

СОЮЗ С БЫВШИМИ

Буквально ещё полгода назад печать в Финляндии была выгодна во всех отношениях. Теперь, когда курс финской марки стал расти вслед за долларом, интерес пропал. Но в России печатать наши престижные издания и вовсе невозможно. Лучшая типография «Ивана Фёдорова» практически встала, сдаёт площади в аренду. Остальные хоть и берутся, но качества не держат, а цена такая же, как у финнов. Ссылаются на пошлины и налоги, мол, бумагу и краску ввозят из-за рубежа. А куда деваться? Своя промышленность разорена.

Остаётся Прибалтика. Обзвонив несколько типографий, приходим в уныние: по-русски никто не желает разговаривать, да и вообще нам явно не рады. И тут, когда руки уже совсем опустились, возник некий Артис Эрглис, приехавший из Риги для налаживания связей с питерскими издательствами.

Артис – владелец небольшого печатного производства, но при необходимости может пристроить наш заказ на любую типографию Латвии. У него открыт счёт в Москве, можем платить в рублях. Он раскладывает на столе прекрасные образцы печати, но что по стоимости? Первый же расчёт показал – мы получаем ту же цену в рублях, по которой печатали у финнов до скачка курса! Это весьма кстати. Как раз заканчивается вёрстка трёх альбомов с целым набором полиграфических изысков: стохастика, печать на кальке, выборочное лакирование, – реализация которых возможна лишь за рубежом.

Стохастика – это такой частотно-модулированный растр, который… Короче, изображение получается как супер-фото – видна всякая мелочь толщиной в волосок. Что крайне важно для альбома «Холодное оружие народов Кавказа», где чуть не на каждой странице клинки с затейливыми гравировками. Тираж этой книги мы и поручили Артису, договорившись приехать и посмотреть сигнальные экземпляры.

К упомянутому растру мы имеем прямое отношение. Дело в том, что «Русская коллекция» – опытная площадка Полиграфического института, сотворившего этот самый стохастический растр. Посему с нами отправляют институтского технолога Сергея Кузьменко. Он родом из Литвы, в чём мы видим хороший знак: прибалты скорее друг с другом договорятся, ежели что. Кудерыч с Кузьменко уже спелись на почве стохастики, поскольку вместе ведут исследования. Оба высоченные, только Кузьменко моложе и молчаливее.

В Риге нас встречает Артис, и мы отправляемся на старейшую в Латвии Елгавскую типографию. Ехать сорок четыре километра. Водитель Марис всю дорогу болтает с Артисом по-латышски. Ему лет тридцать, русский язык, конечно, учил в школе, но теперь якобы не понимает. Плевать! Мы с Юркой с этим столкнулись ещё в Болгарии, где отдыхали прошлым летом. Хорошо что горничные, учившиеся когда-то в Союзе, взяли над нами шефство, на дикие пляжи водили, советские песни вместе пели под «Слынчев бряг». И здесь что-нибудь нарисуется.

Но пока глухо. На типографии мы встречаем холодный, деловой приём. Директриса хоть и улыбается, но взгляд кислый. Рядом пожилая женщина-технолог с поджатыми губами. Артис переводит. Не получается у них наша стохастика. Или залипает, или не пропечатывается. Хорошо что рядом Серёжа Кузьменко. Их с Кудерычем ведут в цех, чтобы посмотреть, в чём там дело.

А мы с директрисой остаёмся. И тут она легко переходит на русский. Я показываю наш издательский план, весьма насыщенный. Она впечатлена, предлагает сотрудничество напрямую. Оказывается, с Елгавской типографией тоже можно рассчитываться рублями. Это она Артиса отодвигает. Вот… а ещё свои…

Не прошло и часу, как наши орлы, раскрасневшиеся и возбуждённые, возвращаются в кабинет. За ними семенит женщина-технолог со свежими отпечатками в руках. Она что-то объясняет директрисе, Артис нам переводит. С таким растром они уже имели дело, был крупный немецкий заказчик, и тогда ничего не получалось. А теперь – всё отлично! Они благодарят за помощь.

– Там ерунда, краску сделал пожиже… Такая присадочка есть… Как знал, взял с собой, – шёпотом объясняет Кузьменко.

Хорошо, что не заговорили про его литовские корни. Выяснилось, что латыши с литовцами – страшные враги, ненавидят друг друга ещё больше, чем русских. Об этом нам позднее рассказал Артис. Для латыша он ведёт себя странно, что, впрочем, объясняется его ролью посредника.

Женщина-технолог предлагает посмотреть немецкую, полностью автоматизированную линию книжной сборки. Цех громадный, лентой едет транспортёр. С одного конца забирается печатный лист, складывается, брошюруется с другими, блок сшивается, а с другого конца подъезжает обложка, и вот, пожалуйста, книга готова. На этом дело не заканчивается, книжки сбиваются в пачку, заворачиваются в крафт-бумагу, перетягиваются пластиковой лентой, а сверху пришлёпываются этикетки. И всем управляет один человек. Артис старательно переводит, а мне даже слушать не хочется. Ведь понятно, что могли бы говорить по-русски. Или технолог по каким-то причинам им не владеет?

Мужчины уже вышли из цеха, а мы с ней задержались, и тут я спросила: «А у вас есть такая же линия твёрдого переплёта?». Одно мгновение она растерянно смотрит на меня, потом отвечает, как ни в чём не бывало: «Пока нет, но если мы наладим печать немецкому издательству, они обещают поставить». Говорит без акцента, русский язык явно родной. Да, запутали их, запугали…

– Ну, теперь наладите. Если что, мы Сергея пришлём, – я улыбаюсь и ускоряю шаг.

Интересное дело: директриса без свидетелей разговаривает по-русски, технолог без директрисы – тоже. Похоже, они друг друга опасаются.

Когда возвращались в Ригу, Марис включил кассетник, и я узнала песню Раймонда Паулса «Ещё не вечер», когда-то очень популярную. В эпоху моей юности её пела Лайма Вайкуле, с интимно пришепётывающим акцентом. Теперь песня звучит в бодрой современной обработке на латышском языке. Я сижу рядом с водителем и приговариваю: «Какие он мелодии сочинял! Вся страна пела!». Марис молчит, и я почти верю, что он мог за эти годы позабыть русский язык.

Когда на следующий день машина подъехала, чтобы отвезти нас на вокзал, шёл дождь, и мы простились с Артисом на пороге гостиницы. Как только все уселись, Марис достал из кармана кассету и протянул мне со словами: «Это вам, раз вы любите Раймонда». Я засмеялась, пожала ему руку. Всю дорогу мы болтали: сначала о музыке Паулса – Марис был его фанатом – потом о девочках Мариса, младшей скоро два, а старшая в пятом классе, красавица…

Остановившись на светофоре, он вдруг воскликнул: «Смотрите!». Дорогу неспешно переходил сам Раймонд Паулс, в тёмном, элегантном пальто и роговых очках. Он как будто материализовался из мелодий, звучавших в салоне, из разговоров о нём, из кассеты, заботливо надписанной Марисом: Raimonds Pauls, 1998. Шарф в серо-вишнёвую полоску летел за его спиной флагом неизвестной страны…

Домой мы вернулись страшно довольные. Нашли, наконец, подходящую типографию, помогли рижанам и завоевали их уважение – спасибо тебе, Кузьменко! Появилась надежда, что наши бывшие соседи за восемь лет своей независимости кое-что поняли. Что любая независимость не предполагает плевка в колодец, что прошлое всегда рядом.

Победный настрой был омрачён скверной новостью. Таня протянула мне свежий номер газеты «Коммерсант», развёрнутый на странице с заголовком «Тюменского депутата обвинили в организации убийства». Я слышала, что Дмитрия Филлипова, севшего на место Сергея Рогова, тоже грохнули, но эту новость заслонил дефолт, за которым потянулась целая волна убийств и самоубийств. Всё, что касалось наших учредителей, отошло в прошлое, где год за три, а значит, в далёкое прошлое.

Но про Владимира Васильевича Юдина вспоминала часто, как и обо всех тобольчанах: Валере Дашкевиче и его жене Оле, осевших в небольшом американском городке, о бывшем комбинатовском связисте Коле-Ване с Валечкой, живущих в Краснодаре.

Вот что было написано в «Коммерсанте»:

«Из Тюмени в Санкт-Петербург этапирован бывший гендиректор крупнейшего в России Тобольского нефтехимического комбината, депутат Тюменской областной думы Владимир Юдин. Его подозревают в организации убийства известного петербургского предпринимателя Дмитрия Филиппова».

Мои глаза бегут по строчкам, выхватывая главное. Прокуратуру заинтересовала одна из последних сделок Филлипова – приобретение крупного пакета акций Тобольского нефтехимического комбината… Через петербургское представительство (через Сергея Рогова!) он поставлял бензин и сырьё за границу. А потом решил приобрести и сам комбинат. Но здесь возникли проблемы, поскольку Юдин не давал разбазаривать собственность акционеров, ставил Филиппову палки в колёса. Тогда последний, как говорят на комбинате, «перекрыл ему кислород»: выручка стала застревать в Петербурге (опять же у Рогова, и наши деньги, которые мы должны были комбинату по лизингу, тоже!). Из крупнейшего налогоплательщика комбинат превратился в должника.

Расклад понятен. Когда медведя загоняют в угол, он впадает в агрессию. Особенно если других путей нет. Я бы тоже, наверно, расправилась со своими бывшими соратниками, кому доверяла и кто меня предал. Хотя, скорее всего, нет. Но мне и терять нечего. Да я и не Юдин.

Так нашёлся Владимир Васильевич. Совсем рядом с нами, в питерских «Крестах».

Но как будто на другой стороне земного шара.

НИЧЕГО ЛИЧНОГО

Иногда задумываюсь: что толкает людей на подлость и предательство? Вот только что смотрели честно в глаза, хлеб-соль вместе вкушали, улыбались при встрече, говорили приятные слова. И вдруг…

А если не вдруг, и я просто не заметила этот переломный момент? Или никакой ломки не было, естественный ход событий – и вот уже вчерашние друзья (партнёры, коллеги) замышляют против тебя нечто гадкое. Или не против тебя, а для себя, и не гадкое, а очень даже им полезное? А то что тебе их действия обламывают крылья – чистая случайность. Так сказать, бизнес – ничего личного.

Это началось ещё до кризиса, через год после переезда в «Науку». В новом договоре стоимость аренды цеха вдруг выросла на треть. Иду на переговоры к нашим «красным директорам». Встречают ласково, с улыбкой: чай, кофе? Может, ошибка какая, спрашиваю. Нет, всё по закону. Мы вам сдавали запущенный цех, а теперь это офис с евроремонтом – более высокая ставка. Так мы же сами сделали ремонт, обалдеваю я от такой постановки вопроса. Ну, это был ваш выбор, а помещение в нынешнем виде стоит совсем других денег. Любой проверяющий заподозрит неладное.

Хотела сказать: да мы сейчас это всё размонтируем и увезём. Но куда? И не всё можно безболезненно отодрать. Да и срываться неохота – дом рядом, а тут всё же охрана, да и заказчики привыкли. Тогда вместе посмеялись над бдительным «проверяющим», и я бумагу подписала. Всё правильно – это бизнес. Они же видят, сколько к нам ходит клиентов.

Кстати, о клиентах. Разные люди бывают, некоторое, как Искандер Акчурин, чей журнал «Фудмаркет» мы верстаем и печатаем за границей, снобы ещё те. А им на охране говорят: откройте сумки. С типографии, видите ли, народ книги выносит и продаёт. Так начальство думает. А я полагаю, судя по такой же ситуации на «Полиграфоформлении», что не выносят, а вывозят машинами, и не народ, то бишь работяги, а товарищи рангом повыше. Наши заказчики обижены, жалуются, мы протестуем. Наконец, договорились – вахта не проверяет сумки у гостей «Русской коллекции».

В тот раз помогла служба безопасности. С ней теперь полное взаимопонимание. Василий Михайлович, что устроил мне выволочку на Выборгской таможне, а потом показательно «спас», подался охранять VIP-персон. А нам дали Сергея Николаевича, военного в отставке, и что немаловажно, умного, интеллигентного человека. Оперативно помогает и под «наезды» не подставляет, как это порой случается.

Руководство «Науки» на время успокоилось, но вдруг перестали нам плёнки заказывать – дорого, мол, будем сами печатать на кальке. Так качество же безобразное! Сойдёт, отвечают, зато дешевле. Мы снижаем им цены вдвое. И не потому что боимся заказчика потерять – ведь отдаём по цене материала, просто хотим оставаться партнёрами. Нет, всё равно дорого, отказались.

А по осени вызывает меня Никита Иванович и сообщает, что министерство поставляет им такую же технику, как у нас, так что надобно освободить помещение. И даёт три месяца на сборы и переезд. Так… этого следовало ожидать… Зависть печатников к допечатникам… Производственников к «белой косточке». Ещё и наших спецов начнут переманивать…

Я стала бегать по округе, помещение искать, да всё не то. Либо совсем временно сдают, либо ремонт требуется капитальный, либо третьи руки, а значит, без гарантий. Опять к Сергею Николаевичу кинулась, выручайте, мол.

Самое паршивое, что у нас на выходе юбилейный альбом «Ямал – грань веков и тысячелетий» – толстенный кирпич, которым можно убить. И, кстати, очень хочется. Но издание пока что в разобранном виде. Коля Самбуров чуть ли не поселился в издательстве, да ещё привёз с собой журналиста и автора книги Юрия Морозова. С его текстами намучились: что к чему – не разобрать, мешанина разрозненных статей. Структуры у издания никакой, надо самим придумывать. И вот теперь, когда дело пошло, макет согласован и вовсю идёт вёрстка, мы должны срываться неведомо куда.

Иду к нашим директорам. Бутылочку французского коньяка прихватила – для пущего взаимопонимания. Всё честно изложила: и про важный заказ, и про сложности с поиском помещения, но старые вояки знай одно твердят – самим надо. Так у вас площадей уйма, неужели не найдёте пятьдесят метров для новой техники? А мы хотим ваше использовать, такое же оборудование заказали, на те же места поставим. И конкуренты нам ни к чему…

Они почти не пили, а я на нервяках – рюмку за рюмкой. И когда уж никакой надежды не осталось, принялась умолять, всхлипывая и размазывая тушь по щекам. Никите Ивановичу хоть бы хны. Улыбается, по плечику треплет: ты девка пробивная, говорит, на улице не останешься. Им, мол, так удобно. И потом – они же хозяева!

Ну, погодите, думаю… отольются кошке мышкины слёзы…

Кинулась к Сергею Николаевичу. Он озабоченно хмурится. Если бы Кировский район, тогда без вопросов – хоть завтра, а Василеостровский тяжёлый, и зацепок нет. Но попробует. И вот ходим мы с ним по адресам, полученным в райисполкоме. То детский садик дают, только надо весь брать, а куда нам 500 метров? То закрытый завод, где заказчик обязан пропуск выписывать, а потом плутать в цехах.

Вдруг звонит Сергей Николаевич, и голос его необычно весёлый. Нашёл, говорит, помещение на 13-ой линии, очень интересное. Дом дореволюционный, строился как доходный, потом стал первым в Петрограде «Рабочим Жилищно-Строительным Кооперативом», над входом эмблема и буквы «РЖСК». Помещение хорошее: второй этаж, сто пятьдесят квадратов – бывший актовый зал клуба – плюс ещё столько же: подсобные комнатки. Лет семь назад там жилконтора была, теперь стоит бесхозное. Ремонт нужен, но первое время можно косметикой обойтись.

Тут же побежали смотреть. Фасад с псевдоколоннами, в арочном окне переплёт с пятиконечной звездой. Внутри всё какие-то каморки и выгородки, старая конторская мебель, пожелтевшие бланки документов валяются. Это ничего, это разберём, – Сергей Николаевич сам доволен находкой, а я… Я просто очарована, потому что гляжу на потолок. Он арочный, высотой метров восемь, с лепниной по центру, правда, сильно затянутой слоями побелки. А в торцах – два огромных, чуть ни во всю высоту, окна. Ну просто дворец!

Сергея Николаевича чмокаю в щёку и бегу сообщить своим, как нам необыкновенно повезло. На другой день он звонит и, похоже, смущён. Потому что есть проблемы. Этот бывший актовый зал кто-то всё же арендует. Да, фактически хозяина нет, оплаты тоже, но договор имеется. Так если не занимает, не ремонтирует и не платит, пусть расторгнут договор! В том-то и беда, что арендатора не найти. Но в любой момент возьмёт и появится. Что тогда?

Столько лет не появлялся и вдруг появится? Маловероятно. Но без договора начинать нельзя. Мы отремонтируем, переедем со всем оборудованием, а он – тут как тут: спасибо, граждане, все свободны. Есть такой риск, подтверждает Сергей Николаевич, может, поискать что-то другое?

Но я уже влюблена в этот зал и, несмотря на разруху и перегородки, отчётливо вижу белые ламбрекены на окнах, арочную высь потолка с висящей бронзовой люстрой, лакированный дубовый паркет. Оказалось, там ещё есть сцена, которую придётся демонтировать. И красную звезду вместе с разбитым окном и гнилыми рамами убрать, а ещё укрепить арку потолка, лепнину отмыть. Да много чего сделать придётся.

Мы всё же отвоевали этот «храм искусства». Сергей Николаевич вцепился и не отпускал. Только с ремонтом дело не шло. Все присылаемые им бригады не брались за потолок или сроки называли немыслимые. А попробую-ка я обратиться к Эрмитажным мастерам, ведь столько изданий для музея сделали… И всё получилось! Нам прислали бригаду женщин, которые уверенно и быстро собрали высокие ко́злы и принялись отмывать лепнину.

Остальное тоже двигалось: отциклевали и покрыли лаком паркет, навели разводку проводов, установили перегородки, двери и прочее. Были сложности с окнами – такие большие стеклопакеты с массой переплётов мало кто делал. Но и тут мастера нашлись, к тому же подрядились каждый год по весне эти окна мыть. Белые ламбрекены заказали в мастерской Мариинского театра.

Ремонт обошёлся недёшево, но – поразительное совпадение! – мы уложились в прибыль от того самого Ямальского альбома, который заканчивали буквально на колёсах.

И ведь не впервые такое происходит. Вроде подсказки: понимаешь, кто за этими совпадениями стоит? Кто даёт и забирает, награждает и вразумляет? Не наказывает, а именно вразумляет, чтобы в другой раз вовремя вспомнила и в типографиях не селилась. Мало тебе было «Полиграфоформления», ты ещё и в «Науку» сунулась!

Благодарю, монсир, не повторится…

Это был стремительный переезд! Рабочий процесс прервался только на полтора часа, пока ехали с 9-ой линии на 13-ю и разгружались. В проявке плескались химикаты, светило солнце, жизнь вновь улыбалась чуть виноватой улыбкой, обещая впредь таких испытаний не устраивать. Да ладно, что там: сами виноваты – сами всё исправили.

Мы с Димычем (он же Кудерыч) придумала хитрый ход, сокращающий время передислокации в разы. Всё-таки системный подход – великая сила! Фишка была в точном плане расстановки мебели, с обязательным креплением на обороте каждого предмета карточки его местоположения. Чтобы ребята не тыкались: «Куда ставить-то?!», а тащили сразу на место.

А в это время мой хозяйственный помощник Володя Непоклонов с командой студентов разобрал в «Науке» наш белый офис, а панели продал. Можно лишь представить вытянутые физиономии «красных директоров» при виде всё того же облупленного цеха, который они нам сдавали два года назад. Лишь кабинет остался в том же виде, даже с серебряными жалюзи. Пусть помнят мою доброту!

Через полгода позвонил «добрый директор» Василь Василич, уговаривал вернуться в «Науку». Подвело их министерство, технику так и не купили, помещение наше пустует. Увы, отвечаю, уже никак невозможно, много средств вложили в ремонт. И добавляю с ноткой злорадства: к тому же мы, как организация культурной сферы, платим по льготе одну десятую стоимости аренды. Сами понимаете… бизнес есть бизнес… ничего личного…

Часть 2. Русские идут!
1999—2003 гг.

* * *

Когда Россию не ругали,

Когда её не представляли

Как зло без края и конца?

Так ведь и впрямь – какие дали

Видны от Зимнего дворца!

Одной Невы вполне б хватило,

Чтоб осознать, какая сила

Стоит за ней, – и потому

Её и Вена не любила,

И Лондон видел только тьму.

И то же самое Берлину

Казалось: стену бы, плотину

Поставить, – что за дикий край!

Хоть плачь, ольху обняв, рябину,

Хоть Тютчева перечитай.

Александр Кушнер, 2017 г.

РУССКАЯ КЛАССИКА

Вот как сейчас вижу…

На втором этаже дома 30 по 13-ой линии Васильевского острова – шикарный бело-бирюзовый зал, будто в каком-нибудь дворянском особняке. Это приёмная, где ведётся работа с клиентами. Находясь в таком зале, как-то неудобно требовать скидку, скандалить, предлагать «левый» заказ. Новый офис говорит о благополучии и стабильности. У всех кризис, а у нас подъём. Мы втрое увеличили площади, и теперь это уже не цех, запрятанный в недрах обветшалой типографии, а роскошные апартаменты в историческом здании с псевдоколоннами и загадочной эмблемой над входом «РЖСК».

И никто не знает, что мы едва проскочили в узкую щель закрывающейся двери. Что ещё немного, и кризис проехал бы по нашему издательству катком дефолта. Ведь мы затеяли покупку нового оборудования и имели все шансы остаться с носом, когда доллар взлетел в шесть раз. На счастье, наш московский поставщик Валера Транченко не прокрутил деньги, как поступали многие – совершенно легально, из сугубо деловых интересов, имея у западного партнёра отсрочку платежа. То ли всякие отсрочки к тому времени отменились – кризис-то мировой! – то ли Валера сам почуял, что пахнет жареным. Главное, технику свою мы получили.

О причинах покупки нового оборудования надо рассказать чуть подробнее.

Вообще-то мы постоянно обновляли технопарк. Ещё пребывая в «Науке», обзавелись сканером «Avantra» большого формата с высоким разрешением. Он сильно смахивал на робота из фантастических фильмов: на длинных куриных ногах, повизгивающий и посверкивающий индикаторами. Без этого сканера работа со слайдами музеев была бы невозможна.

Аналоговую цветопробу со страшно дорогими расходными материалами заменили на цифровую, которую все типографии, кроме финской, обозвали принтерной распечаткой. По сути, она таковой и являлась, но совсем на другом уровне, к тому же с возможностью регулировки. Но поскольку борьба с полиграфистами приняла перманентный характер, Дмитрий Кудеров навострился планомерно и обстоятельно доказывать нашу правоту более-менее интеллектуальной типографской элите.

В этот раз причина для покупки была чисто семейная.

Если кто-то думает, что легко быть руководителем производства, а заодно женой и матерью… Честно скажу: это выше человеческих сил, не говоря уже о женских. Всё дело тут в разной ролевой сути. С детьми ещё ничего, как на работе: воспитываешь методом кнута и пряника, отдаёшь указания, проверяешь результаты. С мужем всё иначе. Как жена, я должна его слушаться. Ну, хотя бы делать вид. Как директор – только на совещательном уровне. «Мы посоветовались, и я решила». Уступить ему или кому-то другому бразды правления немыслимо. И не потому, что я умнее всех, хотя и такое порой случается, просто мои мозги для этого больше подходят.

Ведь кто такие руководители? Это особый вид хомо сапиенс, наделённых – помимо ума и амбиций – инстинктом своевременности. Сегодня рано, завтра поздно – значит, ночью. Есть ещё один немаловажный фактор – я чувствую деньги. Это, видимо, связано с «математической шишкой» в основании черепа, доставшейся мне от отца. В детстве, не считая, могла сказать, правильно ли дали сдачу в магазине. Если мне не нравится цифра в отчёте, значит, где-то закралась ошибка.

При всём равнодушии к производству, я крепко держала в руках его звенья. Чего нельзя сказать о Юре. По сути, он – технарь, к тому же технарь с музыкальным уклоном и оттого очень ценный в издательском деле, поскольку цвет и музыка тесно связаны в подкорке. Но вот беда – все технари интроверты. Они могут в задумчивости родную маму не заметить. Какое там – сечь поляну!

К тому же у Юры почти детская доверчивость. К примеру, летом, в моё отсутствие, он умудрился заключить договор с издательством «Славия» в рублях, чего уже давно никто не делал. Как же, Эрмитажная вотчина! Всякие у. е. из контракта были выброшены, зато невесть откуда появилась рассрочка платежа. Конечно, Юра на всё соглашался – лишь бы сохранить комфортное дружелюбие. Это мне понятно, что никакие симпатии не должны влиять на дела, дружба дружбой, а служба службой! У Юры всё по-другому. Там наверняка не обошлось без Шри Ауробиндо.

В результате после обрушившегося дефолта – как раз в период этой самой рассрочки – мы оказались в убытке. И всё из-за Юркиной уступчивости. Но разве я могу отругать мужа или, тем паче, его уволить?! Значит, придётся выбирать одно из двух: либо мы живём вместе, либо мы вместе работаем. Расстаться, вроде, не готовы, а потому Юре надо иметь своё дело. И поскольку для него техника – среда обитания, эта среда должна быть самой лучшей!

Вот откуда взялась новая поставка. И теперь у нас самый передовой барабанный сканер, фотовывод online – никакой возни с кассетами, супер-монитор и прибамбасы для сквозной калибровки цвета. Осталось найти место под офис – пусть муж впрягается.

И тут само провидение ткнуло пальчиком в точку на карте.

Работа с музеями вывела нас на Виктора Ивановича Боковню, директора издательства «Аврора», уже тридцать лет как обосновавшегося на Невском проспекте. Боковня – личность неординарная, но, как и директора́ «Науки», – советская номенклатура. Те же плюсы в виде связей с власть предержащими, те же минусы, главный из которых – привычка к бюджетному финансированию. Типичный руководитель старой формации. Но при этом – как и я, художник-график, только мухинского замеса. К тому же долгие годы проработавший карикатуристом в журнале «Крокодил», и по всему, человек с юмором.

Как ему доверили «Аврору», форпост изданий по искусству, история умалчивает, но, скорее всего, те же номенклатурные расклады: ставить своих людей из проверенной обоймы. Времена, конечно, меняются, но люди у руководства не так чтобы очень. По крайней мере, в госструктурах. Их просто тасуют, как колоду карт.

Договорились о встрече в «Авроре». Секретарша сообщает о нашем приходе, проводит через двойные двери в кабинет с длинным столом буквой «Т», из-за которого навстречу поднимается пожилой, представительный мужчина. Высокий, крепко скроенный, с благородной седой шевелюрой, симпатичным широким лицом и чуть насмешливым взглядом. Этот мужчина определённо мне нравится, и хотя по натуре я человек недоверчивый, к Виктору Ивановичу испытываю мгновенную симпатию.

Так иногда случается: человек начинает фразу, а ты уже понимаешь, что он хочет сказать. К тому же Боковня обладает несомненными ораторскими способностями и той позитивностью оценок, которая отличает людей, не склонных к жёстким решениям. То есть, способен на компромисс. Между делом преподаёт в Мухинском и, что особенно важно, является членом Издательского совета в Комитете по культуре, то есть помогает распределять господдержку. Для нашего дела – просто находка.

Но на этом преференции не заканчиваются. Из беседы с Виктором Ивановичем мы узнаём, что «Аврора» владеет внушительной слайдотекой. На фоне неразберихи с авторскими правами собственная коллекция слайдов представляет несомненную ценность. Но есть и минусы: издания они верстают по старинке, не обладая ни техникой, ни специалистами.

Мы сразу поняли, что нужны друг другу. Тут же пришло решение: новое оборудование ставим в «Авроре».

Об этом не было сказано ни слова, но как-то само решилось – это будет Юркина вотчина. С такой крутой техникой, при поддержке Боковни и потоке его заказов, да ещё на Невском проспекте, Юра рванёт, как метеор. Чтобы сохранить преемственность, а заодно повысить имидж, новое издательство назовём «Русская классика». Зарегистрируем на паритетных началах, чтобы у каждого из нас была половина в обеих компаниях. Моя «коллекция» имеет преимуществом известность и опыт, Юркина «классика» – техническое оснащение, альянс с «Авророй» и дислокацию в центре.

Боковня выделил две отличные комнаты, сделали ремонт, экипировали мебелью. Техника пришла и встала, и заработала. Отрывая от сердца, я отдала лучших специалистов: цветокорректора Андрея Силантьева – на барабанный сканер – и оператора Валеру Горохова с повышением до менеджера. Ему купили представительский костюм, модный галстук и командировали в «Русскую классику» – покорять новые земли.

За каких-то полтора года две небольшие репро-студии «Русская коллекция» и «Русская классика» превратились в издательско-полиграфический холдинг «Русская корпорация». И это произошло в то самое время, когда даже многие крупные компании легли на дно, а мелочь обратилась в пыль.

Мы рассылали рекламу, появились статьи в газете «Печатное дело». Провокационный лозунг «Русские идут!» имел вполне деловое продолжение: «на любые разумные цены в зависимости от класса оборудования». И дальше шла уже чистая специфика для понимающих. Это работало. Если у нас ломался фотонабор, менеджер говорил, что перегружена техника, но мы отправим заказ в «Русскую классику» за ту же цену. Заказчики были страшно довольны.

Дорвавшийся до абсолютной власти, Юрка расцвёл и похорошел. В гости к родителям приехала с Украины его двоюродная сестра Жанна – устраивать личную жизнь, и Юрка тут же взял её своим замом. До этого она была учительницей младших классов, имела семилетнего сына и изъяснялась на певучем малоросском наречии. Жанна заразительно смеялась, излучая уверенность в своих силах, в своём обаянии, своём будущем.

Теперь мы с Юрой почти не виделись. Наш двенадцатилетний брак потихоньку съехал на тормозах. Умер его отец, и Юра на время перебрался жить к матери. Это время всё длилось и длилось, маму бросить одну было нельзя, хотя рядом ведь племянница Жанна… Это уже потом я узнала, что в «Классике» её считают женой шефа. Ну да, всё возможно, она же кузина. Однажды я вдруг осознала, что его вещей в квартире почти не осталось, мы расстались мягко, незаметно. Продолжая общаться только по делу.

Спустя годы, когда уже совсем ничто нас не связывало: ни семья, ни бизнес, – мы встретились, и Юра рассказал, как некогда любимая сестричка увела в свою компанию деньги со счёта, а следом и лучших спецов. А он ей квартиру купил! Помогал растить сына! Змею пригрел на груди! Я сочувственно кивала, но не сказала о том, что Жанна приходила ко мне, взахлёб предлагала «дружбу и сотрудничество», очерняла брата в надежде, что я поддержу.

Да какая тут может быть поддержка! Дипломатично отправила её к менеджерам, предупредив… Впрочем, их не надо было ни о чём предупреждать. Юру любили, потом жалели, всю историю предательства знали лучше меня, как это часто бывает в женских коллективах.