Текст книги "Не будь таким серьёзным! иронические рассказы"

100 дней президента

Судьба издателя непредсказуема. Порой он вынужден делать шаг наощупь, с закрытыми глазами. Не всегда знает, с кем имеет дело, что издавать будет. Такую секретность практиковали крупные фирмы, бюджет которых сразу навевал мысли о повышающем коэффициенте. Вот они и шифровались – то под выдуманное издательство, то под частное лицо, чтобы им не зарядили цену. И название книги не раскрывали – ведь через него тоже многое можно понять.

Поначалу всё выглядело безобидно: издательство «Седа», явно мелкое, не скрывается. С женщиной переговоры ведутся, она говорит, что пока название книги не придумали, тема – национальные обычаи, фольклор. Иллюстраций очень много, не все хорошего качества, но лучших нет – выйдет ли? Раздуваясь от гордости, спецы сыплют профессиональным сленгом, предвкушая, как будут делать из «говна конфетку». Договор подписали, цена нормальная, аванс наличными платят.

В тот день, когда принесли первую партию фотографий, Маши в издательстве не было, налаживала связи с Финскими типографиями. Приезжает – все в каком-то ступоре: никто ничего не делает, по углам шушукаются. Что случилось, спрашивает. Ведут к сканеру. За ним лучший цветокорректор Андрей тесёмки у розовой папочки развязывает и дико так улыбается.

Сразу и не поняла: горы, ущелья, дороги серпантином. Только люди почему-то все в камуфляже. Дальше – вообще одни военные, причём всё «лица кавказской национальности». С оружием, у многих клетчатые платки. Вот галерея портретов. Батюшки! Так это Масхадов, Дудаев, Басаев и вся их гвардия! А книга называется «Сто дней президента» – президента Чеченской Республики Ичкерия, выборы которого прошли на днях. В разгар войны!

Впрочем, «немирные чеченцы» обременяли Россию с незапамятных времён. Ещё Лермонтов с ними воевал, охотился за предводителем горцев Шамилем. И тогда никакие переговоры не спасали. Такой народ. Это как у пчёл – тоже разные породы есть: миролюбивые «карпатки» и агрессивные «канадские». Сравните эстонцев и чеченцев. Две большие разницы. К чему, спрашивается, при себе тогда держать? Отпустите их с богом, с их Аллахом, на волю, всем же легче станет!

Маша так и не поняла, то ли Масхадов победил при поддержке Москвы, то ли Москве было всё равно, кто там победит, лишь бы погасить очаг напряжённости. Одно знала точно: наши в Чечне облажались по полной. И как все побеждённые (не победители, во всяком случае) никакой признательности к чеченцам не испытывают. Не реже раза в неделю сообщения об очередном теракте – какие уж тут добрососедские отношения! Пусть Масхадов – законно избранный правитель, и Россия ему, «как руководителю субъекта Федерации, дарит самолёт ЯК-40 и бронированный „мерседес“» – хорошего никто не ждёт. Наши делают вид, что конфликт исчерпан, и Чечня осталась за Россией. Чеченцы воображают, что получили самостоятельность и независимость. Обе стороны пребывают в опасной иллюзии – война-то идёт по-прежнему.

А тут – на тебе! – придётся собственными руками восхваляющее произведение готовить – практически про боевиков.

Многие знакомые, вернувшиеся с чеченской войны калеками, озлобленными или спившимися неврастениками, навсегда выпали из Машиного круга. И хотя она не знала всех обстоятельств до конца, где-то на уровне подкорки чуяла, что национальная рознь здесь ни при чём, повыше интересы столкнулись. Как говорится, бояре бьются, а у мужиков лбы трещат.

Лично она к чеченцам и другим кавказским народам никакой неприязни не испытывает. Даже ужастики, показываемые по телеку, её не трогают. Вообще прессе и прочим средствам массовой информации не доверяет. Если надо кого-то сделать шпионом, предателем, вором, первым делом журналистам дезу сливают. А те и рады подать горяченьких пирожков к утреннему завтраку обывателя. Организовать любую акцию – в защиту ли, против, истерию нагнетать – этому политтехнологи научились вполне. Потому Маша считает, что народ – русский, чеченский, немецкий – не виноват, простой человек – лишь пешка во всех этих гамбитах и эндшпилях. Есть фигуры посерьёзнее. Они если и не решают, то выполняют решения, руководят массами, теми самыми пешками…

Все попытки уклониться от неприятной работы, расторгнуть договор ни к чему не привели. Маше вежливо и устало объяснили, что времени на поиск другого издательства просто нет, но если она настроена категорически, отказ передадут руководству в Грозный, пусть там сами разбираются. Только решать нужно поскорее, чтобы не сорвать сроки выпуска книги.

Что же делать? Если по уму – ничего не делать, вернуть аванс и ждать разборок. Ой, страшно что-то. Ведь зарежут просто – и все дела.

Ну вот, приехали: то никакой неприязни, то зарежут. Ты уж выбери что-то одно…

А вот и выберет. Даже у пленных есть способ переломить ситуацию, а они-то свободные люди. По правде сказать, их обманули. Знай они, какого рода эта книга, никакого договора не было бы! Играли-то заказчики втёмную. Значит, Машина совесть чиста. Далее. Лезть на рожон не стоит – одни неприятности, причём немедленно. Придётся действовать тонко.

Прежде всего, они издатели. И редакторскую правку никто не отменял. Понятно, что тексты тщательно проверят, тут – без вариантов. А фото? Ведь над ними можно поработать…

Кстати, был у них любопытный случай. Появился вдруг клиент. Крутой, с распальцовкой. Маша даже имя его запомнила – Дмитрий Барков. Что-то связанное с реставрацией, картинами, ковкой, строительством и дизайном. А он, конечно, президент чего-то там. Заказал буклет, естественно, со своим портретом. Все фотографии пересмотрели – везде характерный бандитский прищур. Маша к главному спецу, Андрею: открой ему глаза! Андрюша и так, и эдак – прищур ещё ярче пылает. Бился, бился, и наконец, господин Барков поглядел на мир ясным, открытым взглядом. Перевоплощение полное, но человек всё тот же. Затаив дыхание, показывают Баркову макет. Счастью нет предела! Вот, говорит, как здорово портрет получился, а то уверяют, что на фотках у меня бандитский прищур, – так ничего подобного! Ребята только плечами пожимают: какой такой прищур?

Так вот, на чеченских снимках и прищур, и обкуренные глаза – всё было, но качество не дотягивало, мутновато так, одни намёки. Вот Маша и решила: раз отказаться от треклятой работы нет возможности – делать акцент на этом: агрессии, жестокости, позёрстве, надменности, алчности, грубости. Намеренно усилить эти черты, благо они на фото уже присутствуют. И оружие почётче обрисовать, пусть сразу в глаза бросается, что «калашниковы» в деле.

Времени в обрез, фоток – больше сотни. Работают в две смены. Печать у финнов: местные типографии не уложатся в сроки, а главное, не обеспечат качества. А при таком раскладе качество очень важно – чтобы каждая мелочь пропечаталась, каждая морщинка. По договору срок сдачи книг 10 мая. А 22 мая как раз те самые сто дней со дня инаугурации Масхадова. Но тётушка из «Седы» настаивает на 10 мая – тогда она успеет отправить тираж в Москву, где правительственная делегация Чечни встречается с Ельциным, им передают тот самый самолёт, который заодно прихватит книжки. Маша, конечно, перестраховывается, финнам даёт срок 25 апреля. Они ребята чёткие, ещё никогда не подводили, день в день всё будет готово или даже раньше.

Но, видимо, у них в типографии тоже фотки принялись рассматривать – всё же дело международного масштаба, причём «с душком». Почти все страны поддерживают Чечню, на первых страницах газет описывая зверства российских военных. А эта книга просто напичкана бандитскими рожами боевиков, от неё так террором и несёт, задуматься заставляет, тем ли сочувствуют.

Не ясно, что повлияло, но типография сорвала все сроки. То ли их директор был не большим любителем кавказцев, то ли, наоборот, их явным приверженцем и такую трактовку образов не одобрил, но работа застопорилась. Маша уж и так и этак, сама повторяет вслед за «Седой»: «Чечня, Грозный, правительственный самолёт…». Извиняются, вздыхают, ссылаются на смежников – от русских научились! – обещают «завтра-послезавтра». Так до 1 мая и дотянули.

Ну, а дальше дело известное – таможня и праздники. Так называемые «весенние каникулы». Тут тебе и Первое мая, День международной солидарности трудящихся – только в России и празднуется! – и День Победы. Между ними – дачные грядки. Можно подумать, людей нечем занять – всё уже сделано-переделано, сиди и отдыхай. Это бюджетники придумали, они совсем в другом мире живут, им торопиться некуда. Деловому человеку в голову не придёт отдыхать в горячую пору.

А на таможне в это время – полная засада. Финский блокпост проезжаешь с улыбочкой, а до российского доехать не удаётся. Машины километровыми хвостами стоят на границе, водилы по два-три дня маются в кабинах, становясь заложниками этих идиотских каникул.

В общем, пресловутый тираж застрял, да ещё попал в сборный груз, еле его отыскали. А в это время Борис Ельцин и Аслан Масхадов подписывали в Москве мирный договор. Чеченская делегация улетела на своём самолёте без книжек.

За тираж так до конца и не расплатились, сослались на непредвиденные расходы по доставке груза через зону боевых действий в Грозный. Какие боевые действия, ведь война закончилась, мирный договор подписан? Это всё фикция, говорит тётушка из «Седы», войска никуда не делись, а чеченцы ничего не забывают. Радуев уже заявил «Интерфаксу», что не признаёт договор и будет продолжать войну. Он обещал теракты во многих городах России под кодовым названием «Пепел». Для сохранения секретности вряд ли стоило это озвучивать. Теперь каждая собака знает…

Ценный груз всё же успел вовремя, видимо, тётушка из «Седы» знала тайные горные тропы. Масхадов и его сторонники остались очень-очень довольны книгой, особенно прекрасным качеством иллюстраций. Похоже, своими подрывными действиями Маша напугала только финнов, а чеченцы себя так и воспринимают: гордыми и жестокими воинами.

Почему Собчак проиграл своему заму

Хотите верьте, хотите – нет, но всему виной лось. Да, не наш лось, а финский, но национальность в данном случае не имеет значения.

А началось всё со звонка Игоря Маслова. С Собчаком они соседи по дому, это Маше давно известно, как и то, что Собчак учредил для Игоря должность главного художника города. Это было широко известно в узких кругах. Вот в этот узкий круг она и попала…

Маслов предложил обеспечить предвыборную компанию Анатолия Александровича наглядной печатной агитацией, вплоть до трассовых плакатов.

– Только имей в виду – денег пока нет. Придётся так поработать, потом всё вернётся, – предупреждает Игорь.

– Боюсь, нам не потянуть, нужна типография, – говорит Маша, а сама думает: вдруг найдут деньги под такое дело.

Как бы читая её мысли, Маслов продолжает:

– Попробуй обойтись своими силами, к этому никого привлекать нельзя – потом не отмоешься. Нам надёжные люди помогут. Сам Ельцин своего копирайтера обещал прислать. Пока идеи, эскизы, согласования, потом деньги появятся, уверен.

Короче, убедил её Игорь, что за это дело надо браться не раздумывая. Конечно, обаяние личности Собчака сыграло не последнюю роль. Впрочем, других претендентов просто не было. Ну, не Яковлев же, в конце концов! Их и рядом поставить нельзя. Представить невозможно, как вместо тонкого, образованного интеллигента и умницы Северную столицу начнёт представлять хозяйственник, с трудом подбирающий слова! Да бог с ними, с речами, лишь бы дело знал. Но ведь именно к состоянию городского хозяйства у его жителей так много претензий! Их будут уверять, что Собчак не давал размахнуться своему заму, буквально держал за руки и не позволял проявить никакой инициативы. И кто в это поверит? Победа Собчака на выборах была предопределена – никого другого с такими достижениями, с таким весом в международных кругах, и близко не было. Так что роль наглядной агитации сводилась к показу этих достижений. К убедительному показу.

Пока с идеями носились, прибыл копирайтер. Хотя неизвестно, прибыл ли. Возможно, так и сидел в своей кипящей и бурлящей Москве, рассылая направо и налево вспышки идей. Потому как с ним общалась исключительно по телефону и факсу. Голос у него был глуховатый и отстранённый. Он не вкладывал в свои слова ни одной эмоции, будто роль вчерне прогонял. Зато эмоций было навалом в пересылаемых факсах. Хотя какие могут быть эмоции у цифр и сухих фактов? Однако же были.

Маша прямо обалдела, сколько всего понаделано за пять лет правления Собчака. Хосписы построены, церкви отданы приходам, зарплаты идут без задержек, покончено с талонами… И тут же припомнила слова приятельницы из Первого меда: «Мы теперь живём нормально, деньги стабильно получаем – из федерального и местного бюджета, а то от нас раньше все открещивались».

На основе полученных фактов в мозгу мгновенно созрел видеоряд: из прошлого – в будущее, из тьмы – на свет, из серости – в золото. Днём и ночью в голове только образы и цвет, цвет и образы. Рисовала даже во сне. Наконец эскизы были готовы. Сделала распечатки и на большой стол выложила – посмотреть картину в целом. Игорь засиял своими кошачьими глазами, заулыбался. «По-моему, хорошо», – сказал сдержанно, но видно было, что доволен. «Предвыборный Штаб Собчака» эскизы моментально утвердил, можно было переходить к воплощению.

Тут необходимо пояснить, что всё печаталось в Финляндии. Баннерной печати в России тогда просто не было. А тут, как специально, Машу познакомили с финном Тойво. Он, правда, всё больше автомобильную резину возил, но был не прочь подзаработать, тем более что транспорт свой. Мужчина солидный, с советских времён имеет бизнес с Россией, жена русская, живут на две страны – вполне надёжный вариант.

Конечно, это было глупо, масштаб не тот – выборы Питерского губернатора и какой-то «финик» с грузовиком. Но в начале 90-х пути частенько были нелепыми. Так просто взять и напечатать в финской типографии предвыборную агитацию и ввезти её в страну было делом почти неподъёмным – валютные операции по-прежнему карались законом. Хотя буквально через год ситуация в корне изменится, и открыть валютный счёт будет несложно. А ещё через пару лет дефолт всех накроет: как любителей иностранной валюты, так и владельцев деревянных рублей. Но это будет потом, а сейчас Тойво со своим грузовиком (и оставленной под залог женой) очень даже подходил. Правда, не учли накладок и случайностей.

По сценарию Тойво едет с деньгами и файлами для печати в Финку, через три недели возвращается с грузовиком готового тиража. Он минует таможенный пост Торфяновка, там будут предупреждены и машину обыскивать не станут. Дальше – дело техники – знай, плакаты клеем намазывай и крепи на стены и прочие ровные места.

Сначала всё было замечательно: Тойво с макетами и деньгами за пазухой уехал, отзвонился и сообщил, что всё в порядке, файлы прочитались и уходят в работу. Но затем пошли микроскопические трещины, быстро перешедшие в мощные развалы.

Начать с того, что типография уложилась в более короткие сроки и поспешила избавиться от готового и оплаченного заказа. Тойво обрадовался, загрузил свою машину и позвонил о досрочном старте нужному человеку из высоких сфер, ответственному за провоз груза. Человек свою миссию честно выполнил, и на таможне ждали.

Но тут судьба проделала очередной фортель, лишний раз напоминая, кто в доме хозяин. Тойво выехал ночью и должен был прибыть в Торфяновку рано утром. И вот тут случилось непредвиденное: на трассу, прямо перед машиной, выскочил здоровенный лось. Ослеплённый светом фар, он потерял ориентацию и столкнулся с грузовиком. Лось – насмерть, капот машины дымится, колесо отлетело. Сам Тойво, к счастью, не пострадал: сработали подушки безопасности.

Пока решались формальности со страховой компанией, пока всё перегрузили в другую машину, прошёл день. От всех этих передряг Тойво забыл, что надо ехать через Торфяновку, и поехал через другой терминал – Брусничное. В Торфяновке предупреждённые таможенники давно ушли, но на всякий случай про ответственный груз сменщикам передали. Но это в Торфяновке! В Брусничном же ни о чём понятия не имели и машину с подозрительной начинкой, естественно, задержали. В конечном счёте, портреты действующего мэра свою роль сыграли, штрафстоянки удалось избежать, но шуму навели, и акция засветилась. Команда Яковлева узнала о прибытии «вражеского десанта» ещё до того, как Тойво въехал в город.

Дальнейшее вовсе смахивало на плохонький фарс. Плакаты предвыборной агитации попали прямиком на склад, находящийся в ведении зама. Люди Яковлева «с рвением» взялись за расклейку. То есть они просто всё рвали в клочки, ссылаясь на то, что бумага не выдерживает клея. Одни плакаты моментально отклеивались, другие морщинились и напоминали плохо сделанный ремонт. Кстати, финны по собственной инициативе и клей приложили, но он бесследно исчез. На место события прибыл Игорь Маслов, и ему показали, что у них ничего не клеится.

Так ведь этого следовало ожидать! Невозможно представить, что претендент на губернаторское кресло, в руках которого находится городская реклама – все эти растяжки, лайтбоксы, рекламные щиты, – вдруг тупо начнёт исполнять свои прямые обязанности, в корне ему не выгодные. Возьмёт да и развесит по всему городу потрясающие душу воззвания в пользу своего оппонента. Вот, мол, смотрите, какой я честный: мне во вред, но я исполняю служебный долг! Когда об этом говорили Анатолию Александровичу, он страшно сердился и упрямо отвергал очевидные вещи.

В конечном счёте, все идеи – весь убойный материал! – так никогда и не увидел свет. Он остался лежать на складе, и все просто разводили руками – не клеится дело, не клеится… Маша шла на выборы, угрюмо поглядывая на убогие, коричневые плакаты со страшненьким Медным всадником по центру и приделанной сбоку надписью «Голосуйте за Собчака!». Чужие плакаты. Правда, надежда ещё оставалась, ничего особо убедительного у его оппонентов не было. Но сработал всё же сценарий соперника. Со скрипом, с перевесом в два процента, но сработал…

Что бы случилось, если бы лось не выбежал на дорогу, Тойво без всякого шума довёз агитацию, и Собчак победил? Как бы изменилась жизнь Питера и питерцев? Маша думала об этом, возвращаясь поздно вечером домой, и чувство вины, пусть и невольной, не покидало её. Надо было настоять, самим получать груз, организовать расклейку, запоздало сетовала она. Но лось… Его никто не мог предусмотреть!

Неприятности на этом не закончились. В тот же день, пока шло голосование, на её сына напали. Егорка шёл от метро «Василеостровская», слушая новенький плеер. Фирменные наушники Sony приглянулись двум здоровым парням, проследившим за ним до самого дома. Потом они зашли с ним в парадное, старший преградил дорогу и спокойно сказал: «Наушники сними». Егор снял и отдал. Парни развернулись и двинулись было на выход, но мальчишка не удержался и сказанул что-то в пику. Парни вернулись и стали избивать Егорку ногами. Подбили глаз, сломали рёбра, но главное – полностью улетучились из памяти. В милиции Егор никак не мог вспомнить, как выглядели нападавшие.

Но до этого он полчаса лежал на холодном полу лестницы, пока его не обнаружили соседи. Были скорая и больница, где ему перетянули пластырями грудь, сделали укол и уложили в одну палату с ровесником, у которого была сломана нога. В процессе общения выяснилось, что сосед обладает особым даром: он умеет говорить голосом Ельцина. Поскольку Егор виртуозно подражал голосу Горбачёва, разговор двух «президентов» слышали все соседние палаты, а также дежурные нянечки и медсестры. «Беседа» продолжалась до глубокой ночи, вписавшись ироничным аккордом в канву политических событий дня.

Заложник

Часу в шестом – телефонный звонок. В трубке неизвестный голос, но что-то знакомое прорезается: «Привет! К тебе можно зайти?». На последнем слове Маша узнаёт: это Саша А., её коллега, режиссёр концертных программ на телевидении.

Сто лет бы его не слышала! Если звонит – значит, деньги нужны. Да, в долг, да, с распиской, даже под проценты. Только как-то неуютно и от его просьб, и от им же назначенных довольно высоких процентов. В последний раз прямо спросила: «Для чего деньги, Саш?». Ответ был искренним: «У меня водочный бизнес. Покупаю партию по оч-ч-чень привлекательной цене – но деньги вперёд. Продаю с отсрочкой платежа. Нужен, так сказать, начальный капитал. Не буду скрывать, даже с учётом твоих процентов сухой остаток впечатляет».

Вот оно что… Теперь понятно, почему Саша так изменился. Благодушный, внимательный, он всё больше каменел. Отвечал после долгого раздумья, если не сказать ступора, обращался к ней лишь по делу, а дело только одно: дай денег в долг. Некогда голубые и выразительные глаза редко смотрели на собеседника, всё больше куда-то в угол. Что он там видел?!

Как-то сказала ему: «Сань, оставь всё это, пока не поздно. Всех денег не заработаешь, и грязные эти деньги, на слезах и горе добытые. Ты ведь режиссёр, кругом столько возможностей, на клипы большой спрос, а у тебя ведь опыт…». И в долг тогда не дала. Больше не обращался. Вот уж полгода ни одного звонка. А тут – зайти хочет. Как бы предупреждая её вопрос, добавляет: «Дело не в деньгах». Ага, так и поверила! Но зачем-то согласилась, и через пятнадцать минут звонок в дверь.

Батюшки! Встретила бы на улице – не узнала, отшатнулась бы и ускорила шаг. Обросший, на скуле здоровущая ссадина, вид больной и запущенный. Одежда мятая, башмаки в пыли, запах какой-то бомжовый. И это аккуратный и педантичный Сашка А.!

Входит и с порога:

– У тебя поесть что-нибудь найдётся?

– Конечно, еда всегда есть. Мясо под майонезом с рисом устроит?

– Всё устроит. А выпить нету?

– Есть коньяк. Будешь?

Вот ещё невидаль! Никогда не видела пьющего А. Беда с ним случилась, точно. Но молчит, кормит без вопросов. Голоднющий! Только вилка мелькает. Но коньяком не злоупотребляет: рюмку выпил и отставил. Оторвался от тарелки и скороговоркой:

– Меня держали в заложниках. Четыре дня. Не кормили, только вода. Требовали пять тысяч баксов. Откуда они у меня?!

– А почему тебя? – Маша спрашивает для порядка, сама-то знает, почему. Всё это водка проклятая и деньги вперёд. Должно было когда-то именно так закончиться.

– Да вот, проплатил очередную партию, как ты понимаешь, заёмными деньгами. Деньги взяли, а товар – хрен поставили. И скрылись, все телефоны обрубили. Я метался, пытаясь их найти, потом уж только деньги искал, чтоб отдать, – проценты ведь каждый божий день… Заёмщики, видать, поняли, что у меня проблемы, даже в разговоры вступать не стали, наняли каких-то урок. Уроды долбаные!

– А жена с дочкой?

– С ними всё в порядке. В Германию на прошлой неделе уехали. Ты же знаешь, Оля пианистка, на гастролях с театром, дочку по моему настоянию взяла.

Значит, чувствовал неладное, раз дочку отправил.

– Много был должен? – спрашивает с подтекстом: ведь на месте заёмщиков могла оказаться она.

– Ровно половину выкупа, две с половиной. А эти отморозки вдвойне накрутили. Да у меня и сотни нет, и взять негде.

Сашка подходит к окну и невидящим взглядом смотрит на машины во дворе, розовеющий прямоугольник неба, голубятню на крыше.

– Как удалось убежать?

– В какой-то момент понял, что они меня грохнут, если ничего не предприму. Ну… всё-таки я режиссёр… придумал историю про лоха из Сибири с чемоданом денег. Удалось обмануть, прикинулся, что мне их принесут. В метро. Там сбежал, пять часов под землёй провёл, вылез на «Василеостровской». О тебе вспомнил.

Про лоха из Сибири с чемоданом денег – вполне правдоподобно, даже выдумывать ничего не надо… А вдруг бандиты узнали, что Маша его раньше выручала, что про лоха – всё туфта, а он привёл их туда, где можно денег взять? Видимо, она побледнела, раз Сашка руку ей на плечо положил и спокойно так говорит:

– Не бойся, о тебе вообще ни слова. Неужели ты думаешь, что я пришёл бы к тебе, если бы они были в курсе наших дел?

Очень даже думает. Потому что водка – такая зараза, людей ломает и с дерьмом мешает. Свяжешься с водочным бизнесом – и ничего не стоит даже друзей предать, а она ведь и не друг вовсе. Так, коллега по работе…

– От тебя позвонить можно? – спрашивает, а сам уже трубку взял и номер набирает. Назначил кому-то встречу, хорошо хоть не рядом с домом.

– Что делать думаешь? – спрашивает для проформы, на самом-то деле ей лучше не знать о его планах.

– Сначала высплюсь. Спать, гады, не давали, по очереди трясли. Потом деньжат раздобуду и к жене с дочкой подамся. В Германии останусь, если всё сложится, как задумано. Здесь мне всё равно житья не будет, да и что это за жизнь!

Ну, кому как, по ней так – жизнь, не хуже и не лучше, чем где бы то ни было. По крайней мере, если с людьми честно поступать и жареных тем не касаться…

То-то она и не касается…

Провожает до двери. Саня смотрит уже более уверенно, на человека стал похож.

– Спасибо тебе. Знал, что выручишь. Прости, если что не так, я позвоню, как устроюсь.

Но так и не позвонил.