Текст книги "Серебряный век в социокультурном измерении"

1.2. Содержательно-смысловая целостность Серебряного века

Переосмысление понятия «Серебряный век» начали еще современники рубежной поры, но уже после ее окончания, на некотором временнóм расстоянии, позволявшем взглянуть на культурную жизнь того времени как на целостное образование. В русской эмигрантской среде это выражение эволюционировало от условного обозначения неких малозначимых тенденций к наименованию культурно-исторической эпохи предреволюционного периода, метафорически отражавшему определенную общность характерных для нее явлений.

Несмотря на многочисленные версии, авторство понятия «Серебряный век» применительно к культурным процессам конца XIX – начала ХХ столетия доподлинно не установлено, хотя чаще всего оно приписывается Н. А. Бердяеву, Н. А. Оцупу или С. К. Маковскому. При этом, вопреки расхожему мнению, опирающемуся, видимо, на ничем не подтвержденное свидетельство С. К. Маковского, утверждавшего, что именно Н. А. Бердяев назвал то время Серебряным веком, «противополагая его пушкинскому – “золотому”»[24]24
  Маковский С. К. На Парнасе Серебряного века. С. 258.


[Закрыть], в трудах Н. А. Бердяева обнаружить упоминания этого выражения пока, кажется, никому не удавалось. Н. А. Оцуп незадолго до ухода из жизни в письме к Ю. П. Иваску от 19 ноября 1958 года заметил: «Кстати, не напишете ли Вы, когда и где Бердяев назвал “серебряным веком” – наш: я, мне кажется, вправе претендовать на авторство сих слов»[25]25
  Цит. по комментариям Р. Тименчика к трудам Н. Оцупа. См.: Оцуп Н. Океан времени. СПб., 1994. С. 609.


[Закрыть]. Доказательством, видимо, должна была служить статья Н. А. Оцупа «Серебряный век», опубликованная в 1933 году в парижском литературном журнале «Числа», в которой на самом деле это понятие не связывается исключительно с культурной эпохой рубежа XIX – ХХ столетий. С точки зрения автора, в любой исторический период «есть золотой и серебряный век искусства»[26]26
  Оцуп Н. Серебряный век // Числа. 1933. № 7–8. С. 174.


[Закрыть]. К золотому веку он относил гениев, выразивших дух своей эпохи, ее «стихию», к серебряному – тех, быть может, не менее талантливых поэтов и художников, которым не довелось стать ее подлинным голосом. В 1961 году в посмертно изданном сборнике Н. А. Оцупа вышла статья «Серебряный век русской поэзии», начинающаяся с разъяснения: «Пишущий эти строки предложил это название для характеристики модернистической русской литературы»[27]27
  Оцуп Н. А. Современники. Paris, 1961. С. 127. – См. также: Оцуп Н. Океан времени. С. 549.


[Закрыть]. Однако указанная работа представляет собой переработанный вариант все той же статьи «Серебряный век» – значительно расширенный, но не изменивший смысловых акцентов прежнего текста. В частности, творчество А. А. Блока автор, как и в первоначальном варианте, относит к золотому веку поэзии ХХ столетия, несмотря на очевидную невозможность отделить это имя от «модернистической русской литературы». В сущности, Серебряный век у Н. А. Оцупа выступает как обозначение эстетических явлений несколько сниженного порядка. Но в таком понимании это выражение встречалось в литературной критике и до него, что выявил и подробно описал О. Ронен в упоминавшейся выше монографии.

Иное звучание оно приобрело в книге воспоминаний С. К. Маковского «На Парнасе Серебряного века», впервые изданной в 1962 году. Автор использовал это выражение в смысле, близком к его сегодняшнему употреблению: он понимал под Серебряным веком определенную культурную целостность, выделив при этом ведущие факторы ее формирования – такие как социокультурная среда, сотворившая эту целостность, исторические условия, в которых она складывалась и существовала, духовные основания ее внутреннего развития. С. К. Маковский относил к Серебряному веку «поэтов, писателей, художников, музыкантов, выразивших своим творчеством русский культурный подъем в предреволюционную эпоху»[28]28
  Маковский С. К. На Парнасе Серебряного века. С. 257.


[Закрыть]. При этом, перечисляя ряд конкретных представителей Серебряного века, он помимо деятелей литературы и искусства привел множество имен философов-идеалистов. Объединяющее всех этих творцов начало, по его мнению, – «это религиозная настроенность, искание Бога и как бы ей противоположная и очень русская крайность – анархическое самоутверждение»[29]29
  Там же.


[Закрыть]. Размышляя об истоках этих веяний, критик отмечал: «Томление духа, стремление к “запредельному” пронизало наш век, “Серебряный век”… отчасти под влиянием Запада», однако, восприняв своих западных «учителей-поэтов, “Серебряный век” освоил их по-русски и углубился в романтику эстетствующего богоискательства. Случилось это в те годы, когда русская империя уже погибала»[30]30
  Там же. С. 258.


[Закрыть]. Коснувшись вопроса о месте, которое Серебряный век занимает в истории, С. К. Маковский выразил уверенность в том, что заложенная им традиция «оплодотворит новую – не марксистскую, не бездуховно-рабскую – Россию»[31]31
  Там же.


[Закрыть]. Эти слова также можно считать своеобразной авторской характеристикой рассматриваемого явления.

Мемуары С. К. Маковского представляют интерес не только в качестве ценнейшего источника сведений об эпохе Серебряного века, но и как своеобразный опыт ее концептуального постижения, и все же в них заключен не научно-исследовательский, а художественно-публицистический взгляд на предмет рефлексии. Однако постепенно выражение «Серебряный век» проникает не только в общекультурный обиход, но и в сферу научных изысканий, где оно используется фактически в качестве термина, указывающего на круг явлений в русской культуре эпохи модерна, типологически близкий к западноевропейскому fin de siècle. Сначала понятие «Серебряный век» появляется в зарубежном литературоведении и искусствоведении[32]32
  См., например: The Silver Age of Russian culture: аn antology. Ann Arbor, Michigan, 1975; Bowlt J. E. The Silver Age: Russian Art of early twentieth century and “World of Art” group. Newtonville, Massachusets, 1979; Histoire de la littérature russe. T. 4. Le XXe siècle. L’Âge d’argent. Paris, 1987 (в русском переводе: История русской литературы: XX век: Серебряный век. М., 1995).


[Закрыть], а с перестроечного времени активно внедряется в отечественную гуманитаристику, уже не ограничиваясь лишь областью искусствознания и получая множество интерпретаций – от обозначения совокупности модернистских поэтических течений до характеристики общего культурного подъема предреволюционной эпохи. При этом оно явно утрачивает некогда привносившуюся в него негативную оценочность, избавившись от аналогии с «металлическими» компаративными схемами, восходящими к античным традициям. Правда, несмотря на заметное продвижение в изучении Серебряного века, проблема «непроработанности термина»[33]33
  Березовая Л. Г. Серебряный век в России… С. 5.


[Закрыть] с течением времени не снижает своей актуальности. Споры и дискуссии вокруг его подлинных смыслов не теряют остроты, до сих пор остается нерешенной аналитической задачей выявление оснований социокультурной целостности Серебряного века, осмысление его внутренней духовной сущности. Причина кроется отнюдь не в отсутствии интереса к обсуждаемой тематике: «…нельзя сказать, чтобы серебряный век был обделен вниманием исследователей. Однако хороших работ по частным вопросам много, а какого-либо теоретического синтеза не происходит»[34]34
  Дорохин О. Н. Серебряный век как историко-культурная и историографическая проблема: дис. … канд. ист. наук. Томск, 1999. С. 109.


[Закрыть].

Серебряный век резонно ассоциируется с небывалым творческим расцветом русской культуры, прерванным событиями Первой мировой войны и революции. Однако вряд ли именно этим обстоятельством обусловлена самобытность данного явления. Культурный взрыв был приметой времени, отличительным признаком всей переходной эпохи, завершавшей период Нового времени в русской и европейской истории. Очертить реальные контуры Серебряного века возможно только отвергнув неоправданно широкие его толкования, в которых он отождествляется со всей русской культурой конца XIX – начала ХХ столетия в целом. Вопреки кажущемуся хронологическому подтексту в его названии, Серебряный век не следует трактовать как некий временной отрезок, период в истории отечественной культуры. Рубежная эпоха включала в себя множество разнообразных культурных составляющих, в том числе тенденции и явления, не имеющие отношения к Серебряному веку или прямо ему противостоящие, что вызывает необходимость ограничительной конкретизации трактовок.

Умозаключение, уточняющее область применения этого понятия, выдвигает Н. А. Богомолов: «Как кажется, подавляющее большинство исследователей сойдется на том, что серебряный век – это век нового искусства, нового по отношению к тому, что провозглашал XIX век во всем своеобразии своих устремлений. Из этого очевидно, что мы должны прежде всего рассматривать модернизм в широком смысле этого слова…»[35]35
  Богомолов Н. А. Серебряный век… С. 8.


[Закрыть] Предлагая в данном случае исключить из рассмотрения реалистов, «органически связанных с культурой XIX века»[36]36
  Там же.


[Закрыть], автор вместе с тем подчеркивает необходимость учитывать также пограничные фигуры литературного процесса указанного периода, формально не входившие в среду модернистов, но творчески или личностно с нею связанные[37]37
  Там же. С. 9.


[Закрыть].

При всей убедительности приведенных выше доводов их все же нельзя считать исчерпывающими для определения содержательно-смысловых границ Серебряного века. Здесь налицо другая крайность – чрезмерно узкий подход к интерпретации рассматриваемого явления, содержание которого невозможно свести к совокупности новейших течений литературы и искусства. Наряду с художественным творчеством, основанным на принципах модернистской эстетики, его неотъемлемой составляющей стала оригинальная религиозно-философская мысль. Кроме того, из его истории невозможно вычеркнуть тех, кто связан с ним не столько своим творческим наследием, сколько самим образом жизни, мыслей и поведения. Своеобразным атрибутом Серебряного века стали бесконечные «выходы» искусства в жизнь – странные романы, мыслившиеся воплощением соловьевского «Смысла любви», эстетизация быта как попытка переустройства мира по законам красоты, идея революции духа в противовес политическому перевороту и т. п. Это наводит на мысль о том, что принадлежность к Серебряному веку не может определяться исключительно профессиональными признаками. Ее главным критерием выступает не род занятий, а специфическое мировидение, присущее творцам Серебряного века. Их общность складывалась на основе схожих представлений, ценностей, духовных ориентиров, которые разделялись далеко не всеми современниками эпохи и находили внешнее выражение как в оригинальных интеллектуально-эстетических формах высказывания, так и в практике жизнетворчества как альтернативе насильственным способам революционного переустройства общества. Общественное сознание творцов Серебряного века под воздействием социальных брожений могло несколько политизироваться (преимущественно в неопределенно-либеральном направлении), однако в целом их творческая активность сохраняла интеллектуально-художественный характер, лишь в единичных случаях выходя за пределы духовной сферы в область политической практики.

Говоря о Серебряном веке, необходимо учитывать не только новый художественный и философский язык, отвечавший особенностям нового культурного сознания, но и социальную среду носителей этого сознания с присущим ей стилем мышления и существования. Социальную базу Серебряного века составила особая группа интеллигенции, выделившаяся из общей разночинской массы в пореформенную эпоху и представлявшая культурную элиту российского общества конца XIX – начала ХХ столетия. Принадлежность к ней не только предопределяла род занятий человека, но и предполагала определенные личностные качества, оригинальный характер миропредставлений, специфическую систему ценностей. Этому слою людей было свойственно неприятие политического радикализма левой интеллигенции, ее узкодогматического мышления, прямолинейных позитивистских построений, вульгарного материализма, этического и эстетического нигилизма, утилитарных подходов к искусству. Новая социальная страта испытывала потребность в самоидентификации, что сопровождалось естественным стремлением «явить себя миру», донести до общественного сознания современников и потомков свою мировоззренческую позицию и творческое credo. Как следствие, с целью внешней трансляции идей в этой специфической среде выстраивались и функционировали собственные формы, способы и ресурсы коммуникации: формальные и неформальные сообщества, издательства, пресса, различные культурные проекты и мероприятия.

Таким образом, Серебряный век представлял собой целостное многоаспектное образование, включавшее в качестве своих компонентов явления, структуры и процессы социального, эстетического, мировоззренческого порядка. Серебряный век можно трактовать как культуру, если под культурой понимается способ бытия человека в мире, ценностно-смысловая система координат, ориентирующая его в социальном пространстве, определяющая характер его отношений с реальностью, формирующая принципы понимания им окружающей действительности, задающая векторы его мышления, поведения, всей жизнедеятельности. Культура Серебряного века базировалась на мировидении определенного и довольно узкого слоя общества. Она не исчерпывала всего содержания своей культурноисторической эпохи, став составной частью более объемного образования – русской культуры конца XIX – начала ХХ столетия. Выражение «Серебряный век» в данном случае выступает как термин, условное наименование конкретного феномена, уникальной культурно-исторической целостности без каких-либо ее оценок и сравнений с неким «золотым» идеалом. Однако часть исследователей вслед за О. Роненом, призывавшим «изгнать» его из научного употребления, отвергает этот термин, по-прежнему усматривая в нем отрицательную коннотацию и предпочитая ему другой – «русский ренессанс».

Подобно понятию «Серебряный век», выражение «русский ренессанс» не имеет какого-то определенного автора. Как уже было отмечено в исследовательской литературе[38]38
  См.: Ермичев А. А. Чем является русский духовный ренессанс? // Ермичев А. А. Имена и сюжеты русской философии. СПб., 2014. С. 495–510.


[Закрыть], очень многие современники рубежной эпохи ощутили в ее духовной атмосфере приметы возрождения, ренессанса. Эти мотивы были связаны не только с пробуждением российского общества от апатии после «глухих годов» периода реакции и контрреформ. В источниках той поры среди мало что объясняющих эмоционально-поэтических деклараций на этот счет встречаются и высказывания, раскрывающие суть ренессансных процессов рубежа XIX – ХХ веков и помогающие понять, что же именно тогда возрождалось (или подлежало возрождению). Так, Н. А. Бердяев в разгар первой русской революции провозгласил в статье «Культура и политика (К философии новой русской истории)» (1905): «Осуществление нашей столетней политической мечты должно быть связано с великим культурным и религиозным ренессансом России. Только тогда мы будем знать, во имя чего действовать и творить. Мы ставим своей целью не только элементарное освобождение, но и ренессанс культурный, создание культуры на почве обновленного религиозного сознания»[39]39
  Бердяев Н. А. Культура и политика (К философии новой русской истории) // Бердяев Н. Sub specie aeternitatis. Опыты философские, социальные и литературные (1900–1906). СПб., 1907. С. 289.


[Закрыть]. Важный штрих к облику русского ренессанса добавлен в статье А. А. Блока «Судьба Аполлона Григорьева» (1915), где наметилось осознание современных поэту духовных процессов как возрождения забытых начал национальной культуры: «Мне кажется общим местом то, что русская культура со смерти Пушкина была в загоне; что действительное внимание к ней пробудилось лишь в конце прошлого столетия, при первых лучах нового русского возрождения. Если в XIX столетии все внимание было обращено в одну сторону – на русскую общественность и государственность, – то лишь в ХХ веке положено начало пониманию русского зодчества, русской живописи, русской философии, русской музыки и русской поэзии»[40]40
  Блок А. А. Судьба Аполлона Григорьева // Блок А. А. Собрание сочинений: в 8 т. М.; Л., 1962. Т. 5. С. 487.


[Закрыть].

Эти мысли перекликаются с наблюдениями других представителей культурной элиты. В частности, еще в начале 1890-х годов В. В. Розанов заявил об отказе нового культурного поколения от идейного наследия шестидесятников, для которых «мир поэзии, религии и нравственности остался непонятным и навсегда закрытым»[41]41
  Розанов В. В. В чем главный недостаток «наследства 60–70-х годов»? // Московские ведомости. 1891. 15 июля.


[Закрыть], и призвал вспомнить «светлую плеяду людей сороковых и пятидесятых годов, первых славянофилов и столь же благородных и идеальных первых западников»[42]42
  Розанов В. В. Почему мы отказываемся от «наследства 60–70-х годов»? // Московские ведомости. 1891. 7 июля.


[Закрыть]. Д. С. Мережковский отмечал, что с конца XIX века в духовной атмосфере эпохи нарастает крайнее неприятие позитивизма[43]43
  Мережковский Д. С. О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы // Мережковский Д. С. Полное собрание сочинений: в 24 т. М., 1914. Т. 18. С. 214.


[Закрыть]. С. Н. Дурылин в письме к В. В. Розанову от 9 февраля 1914 года размышлял о появлении молодых людей, «для которых перевернулся весь принятый канон русской культуры и мысли. Линия идет не так, как велась доселе: Белинский – Герцен – Чернышевский – Шелгунов – Михайловский – и Михайловская пыль, сидящая в “Русских богатствах”, “Ведомостях”, “Словах” и проч. – в мысли: Гоголь – паинька (т. е. Гоголь “приспособленный” и интеллигентски проредактированный) – Щедрин – Некрасов – Надсон и проч., а вот как: славянофилы (которые, в сущности, больше имеют права именоваться западниками, чем “западники”, ибо Киреевскому, Хомякову и Тютчеву Запад был ведом лучше и “западнее”, чем Белинскому) – настоящий Гоголь – Лермонтов – поэт Тютчев – Достоевский – Лесков – Леонтьев – Вл. Соловьев, а ныне линия русской культуры обвивает, конечно, Булгакова, Розанова, Вяч. Иванова, Флоренского, а распылившихся Чернышевских просто зачеркивает»[44]44
  РГАЛИ. Ф. 2980. Дурылин С. Н. Оп. 1. Ед. хр. 381. Л. 12.


[Закрыть]. В сущности, речь в этих размышлениях шла об актуализации на каком-то новом уровне тех духовных тенденций, которые после ухода с культурной сцены романтиков и славянофилов были забыты революционной интеллигенцией, обладавшей крайне политизированным и секулярным сознанием и сводившей смысл культуры к утилитарному назначению социального обличительства. Разочарование в идеях революционно-демократической интеллигенции и предлагаемых ею способах изменения неудовлетворяющих условий жизни привело к убеждению в том, что подлинное переустройство общества связано не столько с социально-политическим переворотом и экономическим освобождением, сколько с широкими культурными преобразованиями, духовным совершенствованием личности, возвращением к некогда напрасно отвергнутым ценностям.

Обстоятельное осмысление культурных процессов и духовных веяний предреволюционной эпохи начнется уже за ее временны́ми пределами – прежде всего в трудах мыслителей русского зарубежья. Вспоминая впоследствии тот период русской жизни, многие современники эпохи отмечали в качестве ее характерной черты изменение в умонастроениях общества, отход части интеллектуальнотворческой интеллигенции от позитивистски-рационалистического мышления и преимущественного внимания к социально заостренной проблематике в сторону внутреннего мира человека и его духовных связей с миром. Г. В. Флоровский так отзывался о том времени: «“Конец века” означал в русском развитии рубеж и начало, перевал сознания. Изменяется самое чувство жизни… В те годы многим вдруг открывается, что человек есть существо метафизическое… В мире тоже открывается глубина… Религиозная потребность вновь пробуждается в русском обществе…»[45]45
  Флоровский Г. В. Пути русского богословия. Париж, 1983. С. 45.


[Закрыть] Одним из ярких проявлений этого мировоззренческого сдвига в культурном сознании эпохи стал литературно-художественный модернизм. Как писал Г. В. Флоровский, «это был особый путь возврата к вере, через эстетизм и через Ницше, и в самой вере оставался осадок этого эстетизма, остаток искусства и литературности. Раньше у нас возвращались к вере через философию (к догматике) или через мораль (к Евангелизму). Путь через искусство был новым»[46]46
  Там же. С. 455–456.


[Закрыть]. В том же ключе характеризовал эпоху Н. А. Бердяев: «Было сходство с романтическим и идеалистическим движением начала XIX века. В России появились души, очень чуткие ко всем веяниям духа. Происходили бурные и быстрые переходы от марксизма к идеализму, от идеализма к православию, от эстетизма и декадентства к мистике и религии, от материализма и позитивизма к метафизике и мистическому мироощущению. Веяние духа пронеслось над всем миром в начале ХХ века…»[47]47
  Бердяев Н. А. Русский духовный ренессанс начала ХХ в. и журнал «Путь» (К десятилетию «Пути») // Н. Бердяев о русской философии. Свердловск, 1991. Ч. 2. С. 217.


[Закрыть] Ф. А. Степун, вспоминая период «напряженности русской духовной жизни» начала ХХ столетия, выделял «главные темы» происходившей тогда «духовной эволюции»: «возвращение русской интеллигенции в церковь», «протест возвращающихся против реакционно-синодального клерикализма», «восстание нового символического искусства против тенденциозности и примитивного натурализма в литературе и живописи»[48]48
  Степун Ф. А. Бывшее и несбывшееся. СПб., 2000. С. 205.


[Закрыть]. Отмечая множество идейных разногласий, противоречий, направлений внутри «нового культурного фронта», мыслитель подчеркивал общность духовных устремлений его представителей: «Их единство держалось борьбой за свободу личности и свободу творчества, за новую, если и не подлинно христианскую, то все же, так сказать, духоверческую культуру»[49]49
  Степун Ф. А. Бывшее и несбывшееся. С. 206–207.


[Закрыть].

Духовные искания конца XIX – начала ХХ века в советской историографии обычно обозначались термином «богоискательство» и расценивались как реакционное явление буржуазной культуры. Между тем в эмигрантской литературе новое дыхание обрело выражение «русский ренессанс». Одним из первых его вспомнил П. П. Сувчинский. Он назвал ренессансом культурный подъем рубежа веков, перечислив в качестве его представителей ряд религиозных философов и деятелей искусства модернистского круга[50]50
  См.: Сувчинский П. П. Два ренессанса (90–920-е годы) // Версты. 1926. № 1. С. 136–137.


[Закрыть], но более глубоко эту тему не развивал. Подлинную известность и широкое распространение это понятие получило благодаря Н. А. Бердяеву, который в целом ряде работ обращался к нему, раскрывая специфику культурной эпохи начала ХХ столетия. В эмиграции философ рассуждал уже не о каком-то гипотетическом, грядущем «культурном ренессансе на почве возрождения религиозного сознания», как в своей ранней статье «Культура и политика», а о конкретных явлениях предреволюционной русской культуры.

Н. А. Бердяев не вывел четкого определения русского ренессанса и не придерживался какой-то однозначной формулировки этого словосочетания, используя множество вариантов уточнения его признаков: ренессанс духовной культуры, культурный ренессанс, духовный, философский, религиозный (иногда, впрочем, утверждая, что подлинного религиозного ренессанса в России не произошло), художественно-эстетический, умственный и т. п.[51]51
  См.: Бердяев Н. А.: 1) Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990; 2) Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала ХХ века // О России и русской философской культуре: Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М., 1990. С. 43–271; 3) Русский духовный ренессанс…; 4) Самопознание (Опыт философской автобиографии). М., 1991.


[Закрыть] Вместо дефиниций русского ренессанса Н. А. Бердяев дает его общую характеристику: «…начало ХХ века ознаменовалось у нас ренессансом духовной культуры, ренессансом философским и литературно-эстетическим, обострением религиозной и мистической чувствительности»[52]52
  Бердяев Н. А. Русский духовный ренессанс… С. 217.


[Закрыть]. Ту же мысль он раскрывал и более подробно: «Русский культурный ренессанс начала века был одной из самых утонченных эпох в истории русской культуры. Это была эпоха творческого подъема поэзии и философии после периода упадка. Это была вместе с тем эпоха появления новых душ, новой чувствительности. Души раскрылись для всякого рода мистических веяний, и положительных, и отрицательных»[53]53
  Бердяев Н. А. Самопознание… С. 164.


[Закрыть]. Несмотря на отсылку к эпохе, Н. А. Бердяев относил к ренессансу не все явления русской культуры того периода. Его проявления философ находил прежде всего в «новом религиозном сознании» (воплощением которого была неортодоксальная, не укладывавшаяся в рамки традиционного богословия мысль) и «декадентстве» (как в ту пору было принято обозначать модернистское искусство и литературу). В качестве источников ренессанса мыслитель указывал религиозное содержание русской философии и литературы XIX века, европейский идеализм от Канта, Гегеля, Шеллинга до Ницше, поэзию символизма[54]54
  См.: Бердяев Н. А.: 1) Русская идея… С. 238–246; 2) Русский духовный ренессанс… С. 219–225; 3) Истоки и смысл русского коммунизма. С. 91.


[Закрыть]. При этом суть ренессанса заключалась не столько в складывании новых направлений философской и эстетической мысли, сколько в том, что происходил «внутренний духовный переворот», «нарождение нового типа человека, более обращенного к внутренней жизни»[55]55
  Бердяев Н. А. Русский духовный ренессанс… С. 217.


[Закрыть]. Н. А. Бердяев раскрывал содержание этого переворота: «Изменилась перспектива. Получалась иная направленность сознания. Раскрылись глаза на иные миры, на иное измерение бытия. …В части русской интеллигенции, наиболее культурной, наиболее образованной и одаренной, происходил духовный кризис, происходил переход к иному типу культуры… Этот духовный кризис был связан с разложением целостности революционного интеллигентского миросозерцания, ориентированного исключительно социально, он был разрывом с русским “просветительством”, с позитивизмом в широком смысле слова, был провозглашением прав на “потустороннее”. То было освобождением человеческой души от гнета социальности, освобождением творческих сил от гнета утилитарности»[56]56
  Бердяев Н. А. Русский духовный ренессанс… С. 217–218.


[Закрыть]. В работах Н. А. Бердяева, посвященных русскому ренессансу, не стоит искать строго научного анализа, поскольку свои размышления он облек в форму философской публицистики и мемуаристики. Тем не менее они имеют фундаментальное значение не только для фактографического изучения культурных процессов конца XIX – начала ХХ века, но и для их теоретического освоения.

Некоторые современные исследователи склонны трактовать русский ренессанс как самостоятельную культурно-историческую эпоху, буквально подразумевая под ним частный случай западноевропейского Ренессанса, распространявшегося, по их мнению, на российскую историю. К примеру, Н. П. Комолова полагает, что Серебряный век вполне сопоставим с эпохой итальянского Проторенессанса, поскольку он являл собой начало российского Возрождения, пресеченного Первой мировой войной и революцией[57]57
  См.: Комолова Н. П. Италия в русской культуре серебряного века: времена и судьбы. М., 2005. С. 19.


[Закрыть]. В. И. Мильдон, отрицающий само понятие Серебряного века, равно как и вообще наличие в российской истории стоящего за ним явления, утверждает: «Существовала одна эпоха русской культуры – золотой век, начатая Пушкиным и насильственно прерванная в 20-е гг. ХХ столетия. Это время вполне сопоставимо с общеевропейским Ренессансом, разница лишь в том, что в России ренессансные черты появились позднее, чем в Западной Европе…»[58]58
  Мильдон В. И. Русский Ренессанс, или «Фальшь “серебряного века”» // Вопросы философии. 2005. № 1. С. 44.


[Закрыть] И. В. Кондаков полагает, что к концу XIX века «все возможности реализовать собственно ренессансные принципы культурно-исторического развития были Россией окончательно утрачены»[59]59
  Кондаков И. В. Культурология: история культуры России. М., 2003. С. 296.


[Закрыть], но тем не менее соотносит ситуацию рубежа XIX и XX веков с западноевропейским Ренессансом. Размышления ученого о нелогичности складывания возрожденческой культуры в тогдашних российских условиях не заставили его усомниться в самом ее наличии: «В России Ренессанс (прежде всего “культурный ренессанс”) оказался не предшествовавшим развитию капитализма и буржуазных отношений, как в Западной Европе, а следующим за ним, что придавало русскому “культурному ренессансу” особенно противоречивый и парадоксальный, “перевернутый”, внеисторический характер. Наступление в России культурного ренессанса противоречило любой рационалистической логике и нередко оправдывалось лишь духовным избранничеством самой русской культуры. Однако подобная “перестановка” исторических этапов не могла не носить по-своему дисгармоничного характера и исподволь порождала дезорганизующие, хаотические процессы (подобно столкновению поступательного и попятного движения одного и того же явления)»[60]60
  Там же.


[Закрыть].

Вряд ли можно согласиться с подобными суждениями. Между Возрождением и русским ренессансом, действительно, существует некоторое внешнее сходство: и в том, и в другом случае перед нами культура переходного периода; переход осуществлялся от традиционализма к посттрадиционному состоянию общества; этот процесс сопровождался изменением картины мира и системы ценностей, что, в частности, нашло свое выражение в повышенном интересе к человеку. Вместе с тем нельзя забывать, что их ведущие духовные процессы были все же разнонаправленными: Возрождение двигалось в сторону секуляризации культуры, русский ренессанс стремился воссоздать ее религиозные смыслы.

Примечательно в этом плане, что Н. А. Бердяев подчеркивал сопоставимость русского ренессанса не с Возрождением, изживавшим средневековый религиозный аскетизм, а с романтизмом, восстанавливавшим духовные связи человека с миром, разрушенные просветительским рационализмом. Философ довольно подробно останавливался на этом вопросе: «Я называю русским ренессансом тот творческий подъем, который происходил у нас в начале века. Но он не походил на большой европейский ренессанс по своему характеру. Позади его не было средневековья, позади была пережитая интеллигенцией эпоха просвещения. Русский ренессанс вернее сравнить с германским романтизмом начала XIX в., которому тоже предшествовала эпоха просвещения. …Русский ренессанс не был классическим, он был романтическим, если употреблять эту условную терминологию»[61]61
  Бердяев Н. А. Русская идея… С. 265.


[Закрыть].

Нельзя обойти вниманием и такой аспект обсуждаемой проблемы: отождествление российской культурно-исторической ситуации рубежа XIX – ХХ столетий с Ренессансом не оставляет места для сравнения Серебряного века с современными ему и несомненно родственными, близкими по духу европейскими культурными процессами и явлениями. Такие его составляющие, как стиль модерн, литературно-художественные течения модернизма и авангарда, декаданс, негативная реакция на позитивизм, были порождением и отражением мироощущения человека fin de siècle, а не Возрождения. Кроме того, вряд ли можно считать русский ренессанс, в отличие от западноевропейского Ренессанса, самостоятельной и полномасштабной культурно-исторической эпохой. Н. А. Бердяев, говоря о характере эпохи, не имел в виду этап, стадию общей культурной истории России. Он настойчиво обращал внимание читателя на трагический раскол между различными стратами общества, все более углублявшийся в начале ХХ века: «…разрыв между тем, что происходило на верхах русского культурного ренессанса и внизу, в широких слоях русской интеллигенции и в народных массах, был болезненный и ужасный. Жили в разных веках, на разных планетах»[62]62
  Бердяев Н. А. Русский духовный ренессанс… С. 222.


[Закрыть]. Детерминацией разрыва служили не столько социальные или материальные противоречия, сколько мировоззренческие диссонансы: «разные планеты» означали разные взгляды на мир. Русский ренессанс имел реальное претворение лишь в узкой, замкнутой группе культурной элиты, творцов Серебряного века, и это трагически сказалось на его судьбе. «Несчастье русского ренессанса начала ХХ века было в том, что в нем культурная элита была изолирована в небольшом круге и оторвана от широких социальных течений того времени. Это имело роковые последствия в характере, который приняла русская революция», – писал по прошествии времени Н. А. Бердяев.

Выражение «русский ренессанс» не столько указывает на некое целостное социокультурное образование, сколько служит для передачи специфического состояния духовного и творческого подъема, царившего в среде культурной элиты переломной исторической поры. Это явление не исчерпывало всего многообразия русской культуры конца XIX – начала ХХ столетия. В то же время вряд ли его можно считать синонимом Серебряного века, являющегося одной из составляющих этой культуры. Скорее, русский ренессанс – это комплекс умонастроений, свойственных творцам Серебряного века, общая направленность их мыслей и чувств. Русский ренессанс актуализировал идеалистические миропредставления и закрепленные религиозной традицией духовные ценности, на какое-то время вытесненные на периферию культурного сознания общества, но теперь заново переосмысленные в формах, отвечавших современной эпохе. Идейно-творческие искания, воплощавшиеся в русском ренессансе, стали своего рода мировоззренческой парадигмой культуры Серебряного века.

В культуре рубежа веков, вмещавшей в себя очень многое, парадоксальным образом сочетались русский ренессанс и декаданс, то есть мотивы возрождения и упадка. Широкая публика ассоциировала декаданс с «порочной» модернистской средой и новыми художественными веяниями, звучавшими резким диссонансом привычному голосу реалистического искусства. Между тем декаданс, и в самом деле по-своему направлявший идейно-художественные искания того времени (заметим: не только модернистские), представлял собой не эстетический феномен, а явление социально-психологического порядка. Произведения искусства и литературы, проникнутые декадентскими настроениями, не укладывались в рамки какого-то определенного художественного течения. Эмоциональный и моральный упадок отражал глубокую разочарованность одинокой тонко чувствующей души в мире, где утвердились утилитарные ценности и бездушный прагматизм буржуазной эпохи. Это специфическое духовное состояние (и отчасти модная поза) было характерно для всей европейской культуры fin de siècle, к которой, безусловно, принадлежал и русский Серебряный век.