Текст книги "Арена заблудших"

Нехотя заставив себя оторваться от созерцания пустоты, которым Кристина занималась (последние… десять минут? двадцать? час?..), она опустила взгляд. Прямо перед ней кто-то держал бумажную тарелку с румяными кусочками хлеба и поджаристыми ломтиками бекона. Желудок снова заурчал, громко напоминая, что Кристина ничего не ела со вчерашнего вечера.

– Держи, – услышала Кристина, и тарелку буквально насильно сунули ей в руки.

– Спасибо, – автоматически ответила она и наконец взглянула на подсевшего к ней человека.

Это был тот «индеец», который проверял билеты в будке с надписью «Капельдинер». Сегодня он еще больше напоминал Кристине индейца из-за накинутого пончо с ярким геометрическим орнаментом. Черные косы с проседью были все так же перехвачены кожаными полосками, украшенными бисером. В зрачках раскосых, почти черных глаз мерцал неестественный серебристый блеск, отчего казалось, будто мужчина носит специальные линзы. Точно такое же мерцание Кристина заметила вчера в глазах Графини. И сегодня – в глазах Мануэля. А теперь – у этого мужчины…

Рука, потянувшаяся было за тостом, замерла. Пораженная внезапной мыслью, Кристина схватила телефон, который в ярости отбросила, когда убедилась, что никто – ни семья, ни одноклассники, ни даже просто знакомые – ее не видит и не слышит ни по видео, ни по обычному телефонному звонку, СМС не отправляются, имейлы возвращаются обратно, а новые посты и комментарии в соцсетях просто не загружаются. Включив камеру, Кристина развернула ее к себе и внимательно уставилась на свои глаза.

Так и есть, ее зрачки теперь тоже отливают серебром!

Это стало последней каплей. Ни события вчерашнего вечера, ни бесполезные телефонные звонки, ни слова Графини не убедили Кристину так, как эти серебристые зрачки в ее собственных глазах. Значит, все, что ей сказали, – правда. Она действительно стала частью этого странного цирка, все артисты которого – лишние люди, выброшенные из своей жизни загадочными двойниками-фамильярами.

Кристина уронила голову и закрыла лицо руками. Слез не было, но воздуха не хватало, и дыхание стало резким и прерывистым.

Присевший рядом «индеец» молчал. Он словно чувствовал, что утешения сейчас бесполезны и от любых слов будет только хуже, и потому молчал. Но не уходил; он достал откуда-то странную трубочку, будто свернутую из засушенных листьев, и стал неторопливо ее поджигать. В воздухе запахло теплым, немного землистым дымом с нотками трав и горчинкой.

Когда дыхание Кристины выровнялось, она нехотя оторвала ладони от лица и с опаской взглянула на своего собеседника. Что будет в его глазах? Неприязнь? Насмешка? Пренебрежение? Школьный опыт научил, что демонстрировать свою слабость перед посторонними нельзя, это все равно что вложить им в руки оружие против себя.

Прочитать выражение темных раскосых глаз оказалось невозможно.

– Поешь, – неожиданно предложил мужчина. Он говорил правильно, но в его голосе отчетливо звучала нотка какого-то необычного, экзотического акцента. – Станет легче.

– Серьезно? – Кристина попыталась усмехнуться, но получился всхлип.

– А ты попробуй – и узнаешь, – сказал «индеец», поднялся, взмахнул над Кристиной странной курящейся палочкой и, бесшумно шагая, ушел, оставив после себя слабый запах паленых трав и сырой земли.

Кристина с сомнением взглянула на еду. Разум твердо решил, что он с аппетитом больше не дружит, но желудок снова требовательно заурчал, и мозг, эта сложнейшая нервная сеть, отвечающая за высшие функции организма человека, проиграла битву примитивному животному голоду.

Кристина криво усмехнулась. Что ж, мир, может, и рухнул, а есть по-прежнему хочется. Положив полоски бекона на тост, Кристина в два счета заглотила импровизированный бутерброд. И поняла, что загадочный «индеец» был прав: каким-то странным, необъяснимым образом, но еда и впрямь уменьшала степень трагичности момента.

* * *

Юрка отпросился с урока в туалет, но зайти туда не успел; когда он взялся за ручку двери, кто-то схватил его сзади за шею, отволок в сторону и буквально швырнул в обычно закрытую кладовку, где уборщица хранила свои ведра и тряпки.

От неожиданности и испуга Юрка онемел. В темноте ничего не было видно, но ощущалось чье-то присутствие. Тут, совсем рядом, находился кто-то неизвестный, но он почему-то ничего не предпринимал и не говорил, и от этого становилось только страшнее. Кто это такой? Санька, с которым он подрался на прошлой неделе? Санькин брат? Кто-то из старшеклассников? Что им надо? И почему они молчат?

Ожидание становилось невыносимым.

– Вы кто? Что вам надо? – придушенно пискнул Юрка. Не получив ответа, продолжил: – Сань, это ты, что ли? Ну все, я понял, извини, я больше не буду!

В ответ – ни звука.

Первый страх прошел, и потому Юрка начал действовать: на ощупь нашел ручку на двери и повернул ее. Точнее, попытался, но ручка не поддавалась. Тогда Юрка нажал на дверь плечом. Но она не открылась.

Нахлынула новая волна страха.

– Выпустите меня! – выкрикнул Юрка. Снова не получил ни слова в ответ и в ярости, порожденной испугом, наугад бросился с кулаками на неизвестного, прячущегося в темноте. – Да что вам надо?

Атаковать не получилось; вместо того, чтобы налететь на неизвестного, Юрка споткнулся о пустое ведро, которое с грохотом полетело на пол, а он – вслед. Больно ударился коленкой, расквасил губу о край ведра, а по затылку еще и ударила свалившаяся на него швабра.

Юрка всхлипнул и медленно поднялся. Зашарил вокруг руками. Может, тут вообще никого нет? Может, его просто втолкнули в кладовку, закрыли за ним дверь и оставили одного, а он уже навоображал себе всякого с перепугу?

Осторожно ощупывая ногой пространство перед собой, Юрка медленно обошел кладовку и убедился: да, здесь никого нет. И страх сразу же разжал тиски. Юрка вернулся к двери, снова подергал ручку. Не открывается. Тогда он не раздумывая начал изо всей силы колотить по ней кулаками и кричать, надеясь, что его услышат снаружи:

– Эй! Кто-нибудь! Выпустите меня, я застрял, дверь захлопнулась!

Спасители не торопились бежать на его вопли. Впрочем, это и понятно, сейчас середина урока, все сидят по классам. Надо ждать перемены. Вот тогда в коридорах появятся люди и его услышат.

Юрка уселся на пол, прижался спиной к стене возле двери и приготовился ждать.

В темноте послышались какие-то шорохи. Юрка напрягся. Крысы? Он никому не признавался, зная, что засмеют, но на самом деле он жутко боялся крыс и мышей. И неважно, что он уже четвероклассник, а в таком возрасте бояться грызунов просто глупо! Но крысы в школе не водятся, не так ли?

Эта успокаивающая, казалось бы, мысль неожиданно вызвала обратный эффект: если это не мыши, то кто тогда прячется в темноте?

– Э-эй, – дрогнувшим голосом протянул Юрка, – есть тут кто?

Никто не ответил, но шорохи затихли. Юрка немного успокоился, но затем в темноте появилось слабое, едва заметное мерцание. Казалось, из глубины кладовки на него смотрели чьи-то глаза. Чьи? Конечно, не чудовища, их не бывает. Однако прямо сейчас Юрке почему-то казалось, что в непроглядной темноте этой кладовки могло притаиться что угодно!

А затем послышалось какое-то зловещее сопение, с нотками рычания и присвиста. Воображение услужливо нарисовало картину бешеного пса с мерцающими глазами и оскаленными клыками.

Юрка изо всех сил старался убедить себя, что, конечно же, в школьной кладовке неоткуда взяться бешеному псу. Да и не только бешеному, а вообще какому угодно. Довод звучал логично, мозг с ним полностью соглашался, вот только сердце все равно колотилось как сумасшедшее, а по спине ползли ледяные мурашки ужаса.

Сжавшись в комочек и стараясь даже не дышать, Юрка настороженно прислушивался к пугающим звукам и вглядывался в темноту. Это сопение – оно приближается? А мерцающие глаза? Где они?

Казалось, страшнее уже стать не могло, но когда к сопению прибавился тихий, пробирающий до самых костей скрежет, Юрка познакомился с новым уровнем страха.

Юрку никто и пальцем не тронул и не сказал ему ни слова, но так жутко ему еще никогда в жизни не было! От напряжения заныли зубы, и ужасно захотелось в туалет. Бежать некуда, звать на помощь некого. Кто бы там ни прятался в темноте, Юрка полностью в его власти, с ним сделают все, что захотят, и он бессилен им помешать…

Что-то щелкнуло прямо над его головой. Он зажмурился и приготовился сам не зная к чему.

– Будь хорошим мальчиком, Юра, – услышал он зловещий шепот.

Юрка даже не понял, что донесшийся до него громкий звук – это щелчок замка и что дверь открыта, можно уходить. А позже не услышал и звонка на перемену. Он сидел, прижав к себе колени, и смотрел в одну точку.

Таким его и нашла уборщица, тетя Света. Юрка не реагировал ни когда она его о чем-то спрашивала, ни когда проводила рукой перед глазами, ни когда трясла за плечо. Тетя Света подняла его на ноги, и он сразу же упал; оказалось, у него были связаны шнурки на кроссовках.

Из школы Юрку увезли на скорой.

Глава 9

Кристину поселили в трейлер, где, кроме нее, жили еще четыре девушки. Одной из них оказалась розоволосая ассистентка метателя ножей, а кем были остальные обитательницы, оставалось только гадать.

Внутри трейлер чем-то напоминал комнату общежития: кровати, компактная кухонька, тесная обеденная зона и даже встроенный под потолок телевизор. За перегородкой в самом хвосте – крошечный, словно в салоне самолета, туалет и пара узких шкафов.

Но мебель и расположение – это последнее, на что обратила внимание Кристина, потому что в первую очередь в глаза бросались обилие красочных цирковых афиш, которыми были увешаны все стены, и протянутые под потолком гирлянды с лампочками. Обстановка театральной гримерки несколько оглушала и подавляла: как здесь вообще можно жить?

Возле каждой кровати стояло трюмо с большим зеркалом с яркой профессиональной подсветкой. Кристине потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что трюмо – это не дань тщеславию здешних обитателей, а рабочая необходимость; именно перед такими зеркалами и накладывают грим перед представлением.

Одно трюмо пустовало и этим ярко выделялось среди остальных, заваленных баночками, бутылочками, тюбиками и кистями. Оно будто кричало Кристине: «Я твое!» – и одним только этим вызывало у нее отторжение. Оно же четко указывало на спальное место; впрочем, Кристина и без него бы угадала, какая кровать предназначена ей, потому что на ней лежали аккуратная стопка постельного белья и свернутое рулоном одеяло.

Усевшись на кровать с ногами, Кристина обхватила руками колени и уставилась в окно, за которым проплывал удручающе однообразный пейзаж: поля и леса, леса и поля.

На койку подсела одна из девушек. У нее были русалочьи зеленые глаза и очень милая улыбка, которая сразу располагала к себе… и сильно отличалась от враждебных взглядов, которыми встретили Кристину циркачи этим утром.

– Привет, новенькая. Как зовут?

– Крис, – ответила Кристина. Все, теперь она будет называться только так.

– Это тебе цирк дал такое имя? – уточнила девушка.

Настроения разговаривать ни с кем не было, но Кристина сделала над собой усилие. Если она застряла тут надолго – а, похоже, так оно и есть, – хочешь не хочешь, но придется налаживать контакты. И лучше выстроить хорошие отношения, чтобы в новом коллективе не вышло опять как в школе. Сейчас ей первыми идут навстречу, и нужно пользоваться этой возможностью.

– Вообще-то мама с папой, – хмыкнула Кристина.

Смех собеседницы рассыпался вокруг маленькими колокольчиками.

– Ну это понятно. Но теперь ты в «Колизионе», и прежней тебя больше нет, а значит, и прежнее имя можно забыть. И привыкать к новому. Так как тебя назвали? – спросила она и терпеливо пояснила, не дождавшись ответа: – Ты сегодня ночевала в фургоне, у входа которого висела доска. На ней должно было быть написано твое новое имя.

«Далась им эта доска!» – фыркнула про себя Кристина, а вслух повторила то, что уже говорила Графине:

– Ну да, было там несколько. Но я их стерла и написала свое.

На лице девушки появилось замешательство.

– Как это – написала свое?

– Да просто – мелом.

– И что дальше?

– А что может быть дальше?

– Оно так и осталось на доске? – продолжила допытываться девушка.

– Последний раз, когда я видела, – да, – медленно ответила Кристина, вспомнив, как сначала Графиня, а потом и она сама пыталась стереть имя, которое сама же и написала чуть раньше, но ничего не вышло. Это воспоминание тревожило – как и все вокруг, так сильно выходящее за рамки привычного.

– Любопытно, – протянула собеседница и обменялась взглядом с другими девушками, которые хоть и сидели каждая на своей кровати, но внимательно прислушивались к разговору.

– Я что-то сделала не так? – нахмурилась Кристина. Она уже поняла, что как-то напортачила с доской, но вот как именно?

– Вообще-то никто еще не сохранил в цирке свое прежнее имя. Обычно все новенькие без вопросов принимают имя, которое им дается, – и все.

– Ну, я как бы не совсем сохранила. Во всяком случае, не полностью; половину имени я потеряла, – со смешком уточнила Кристина. – А кто их вообще пишет, эти имена?

– Цирк.

– В смысле?

– Ну вот как-то так, – развела руками девушка. – Новенькие всегда ночуют в том фургоне, а утром на доске появляется их новое имя.

– Прямо волшебство какое-то, – хмыкнула Кристина.

Девушка пожала плечами в ответ, но ничего не сказала.

– Но кто-то же его должен писать! – продолжила настаивать Кристина.

– Автора еще ни разу не ловили. И не потому, что старались. Серьезно – имя просто само появляется на доске.

– Но так не бывает!

– Оглянись вокруг и вспомни, где ты. Так тоже не бывает, но все мы почему-то тут.

Кристина вздохнула, признавая поражение. И правда, если человек может стать лишним в своей собственной жизни и оказаться выкинутым из нее загадочным двойником, почему бы не быть мистическим доскам, которые сами выбирают имя новому обитателю цирка?

– Что ж, Крис так Крис. Меня зовут Джада. А это Кьяра и Себа, – представила девушка двоих подруг.

Называть имя розоволосой девушки Джада не стала, что Кристина сразу отметила, и танцовщица так и продолжала сидеть у окна, отвернувшись от остальных и глядя на проплывающие пейзажи. Похоже, и в тесном цирковом коллективе есть немало внутренних конфликтов.

– Это ваши настоящие имена? – зачем-то уточнила Кристина, хотя сама знала ответ: конечно, нет, слишком уж они необычные.

– В цирке только эти имена и настоящие, – ответила Джада.

– Ладно. – Кристина решила зайти с другой стороны. – А раньше тебя, например, как звали?

Лицо Джады потемнело.

– Какая разница, что было раньше? Той меня больше нет. И имени тоже. А ту, которая теперь есть, зовут Джада.

– Извини, – пошла на попятную Кристина, решив, что если хочет установить дружеские отношения, то не стоит сразу огрызаться и выпускать шипы. – Я пока еще совсем не разобралась в здешних правилах. И, честно говоря, до сих пор не могу поверить, что все это происходит по-настоящему.

Выражение лица Джады смягчилось.

– Да, первые дни со всеми так, – сочувственно сказала она. – Но ничего, скоро втянешься и привыкнешь; в нашем образе жизни есть свои плюсы.

– Например?

– Ну, мы много путешествуем. Получаем внимание публики. И у нас довольно дружный коллектив, – ответила за Джаду одна из ее подруг, то ли Кьяра, то ли Себа, имена и лица пока не отложились в памяти.

Кристина недоверчиво хмыкнула, а потом взглянула на сидящую у окна ассистентку метателя ножей. Та все так же смотрела в окно, и складывалось ощущение, что она намеренно отгородилась от окружающих.

– Да ну? – сказала Кристина.

– А! – понимающе воскликнула Джада и пренебрежительно фыркнула. – У Принцессы свои заморочки, мы к этому отношения не имеем. А то, что к ней не на всякой козе подъедешь, это тоже не наша проблема.

Принцесса. Еще одно странное прозвище. Кристине очень хотелось расспросить подробнее и про имя, и про заморочки розоволосой танцовщицы, из-за которых коллеги по цирку обходят ее стороной, но задавать вопросы в присутствии девушки было неловко. Кристину саму слишком много раз обсуждали Ольги – в открытую, прямо при ней, ведя себя так, будто ее вообще не было, и потому она знала, как это неприятно, и не хотела поступать так с другим человеком. Наконец, Кристине не понравилось откровенное пренебрежение в голосе Джады. Может, конечно, эта Принцесса заслужила к себе такое отношение, но Кристина не собиралась принимать чужое мнение на веру, она хотела сначала составить свое собственное.

– А вы с какими номерами выступаете? – сменила тему Кристина.

– Мы – гимнастки-конторсионистки, – ответила за всех Джада; очевидно, что в их маленькой группе именно она была лидером. – Показываем чудеса гибкости, – пояснила она непонятный термин и лукаво усмехнулась: – Ты наверняка должна была запомнить наш номер.

Кристина кивнула. Да, действительно, в первом отделении был групповой номер, в котором девушки в облегающих блестящих костюмах демонстрировали невероятные возможности человеческого тела, изгибаясь так, словно у них не было костей. Тщательно продуманные движения и хореография создавали у зрителей впечатление, что перед ними то ли мифический осьминог, то ли многохвостая змея. Зрелище было поразительным, завораживающим и… немного отталкивающим. Во всяком случае, так показалось Кристине.

– А ты уже знаешь, с каким номером будешь выступать? – спросила Джада.

– Без понятия, – растерянно ответила Кристина; она вообще еще не задумывалась о том, что раз оказалась в цирке, то ей надо будет выступать. – У меня вообще-то нет никаких способностей, которые могли бы пригодиться.

– При чем тут способности? Тебя в цыганскую кибитку уже водили?

– Что за цыганская кибитка?

– Значит, еще не водили, – кивнула Джада, переглянулась с подругами, и их глаза заблестели. – Что ж, не будем портить сюрприз, сама скоро узнаешь.

Кристина напряглась: не кроется ли за этим какая-то пакость?

– Может, вы тогда расскажете? – попросила она.

– Нет, – покачала головой Джада. – Это надо испытать самой.

– Там решается твоя цирковая судьба, – неожиданно подала голос Принцесса.

– Тебе обязательно надо все испортить, да, Ри? – сердито бросила ей Джада.

«Ри», – автоматически отметила про себя Кристина. Какой оригинальный способ сокращения имени «Принцесса».

– Не вижу, зачем хранить тайну, – спокойно парировала танцовщица. – Ей лучше понимать, что предстоит, и быть к этому готовой.

Джада раздраженно закатила глаза и демонстративно вздохнула. А потом резко сменила тему и этим застала Кристину врасплох.

– С Мануэлем, я так понимаю, ты уже познакомилась?

– С Мануэлем? – непонимающе переспросила Кристина, хотя мгновенно поняла, о ком спрашивает гимнастка. «Зачем я соврала?» – тут же задала она самой себе вопрос и почувствовала, как к щекам приливает краска, так и семафоря остальным о чувстве вины.

– Да, с одним из наших воздушных гимнастов, – терпеливо уточнила Джада. Русалочьи глаза смотрели по-прежнему дружелюбно, но в то же время пытливо, и этот взгляд, а также сдержанная интонация речи живо напомнили Кристине Ольг, небрежно расспрашивавших ее о Филе. – Такой высокий, темноволосый и очень красивый, – добавила она, и в голосе проскользнули мечтательные нотки.

– Я пока почти ни с кем не познакомилась, успела буквально только с парой человек, – ушла от ответа Кристина. – А имена у всех такие странные, что я никого еще не запомнила, – продолжила она; раз начала врать, придется продолжать и идти до конца.

Джаду ответ, кажется, устроил, хотя в русалочьих глазах на миг промелькнуло что-то очень неприятное, и Кристина постаралась удержать облегченный вздох: пронесло! Но желание продолжать задавать вопросы пропало. Она еще пыталась убедить себя, что это все нервы и непривычная обстановка, что именно они провоцируют защитную реакцию, но в глубине души уже знала: стать подругами с Джадой, несмотря на ее милую улыбку, у нее, похоже, не получится.

* * *

Следующую остановку караван сделал ближе к полудню. Гимнастки во главе с Джадой с веселым щебетом вылетели из трейлера, оставив Кристину наедине с молчавшей всю дорогу Принцессой. Интересно, она всегда такая немногословная? Или только с Джадой и ее напарницами?

Усевшись на свою кровать, Кристина уставилась в окно и с тоской вздохнула. Ощущение полной потерянности угнетало.

Привычно взяв телефон, Кристина рассеянно повертела его в руках и вспомнила, что хотела посмотреть. Она открыла поисковик и вбила в строку слово «фамильяр». И уже через несколько мгновений непонимающе хмурилась, читая статью энциклопедии: фамильярами называли помощников средневековых колдунов и ведьм, всех этих черных котов и сов, которые, оказывается, были не простыми животными, а потусторонними духами, принявшими такое обличье и служившими своим хозяевам. Ничего не понятно! Какая связь между черными котами и двойниками, заменяющими людей?

Продолжая бесцельно вертеть в руках телефон, Кристина задумчиво смотрела на экран. Заряд полный, интернет есть, но нет никакого желания делать то, что она обычно там делала… А на что она вообще там тратила бесконечные часы? Все, что прежде было так важно, сейчас перестало иметь значение. Впервые с тех пор, как она зарегистрировалась в соцсетях, Кристина поймала себя на том, что ей искренне все равно, какие посты выложили одноклассники, кто кому какие оставил комментарии, кто кому поставил и не поставил лайки и кто от кого отписался… Все, что годами казалось ей настоящей жизнью, разом перестало быть таковой. А вот на страницы мамы и даже Кирюши она бы сейчас посмотрела – просто чтобы на мгновение прикоснуться к жизни, которая у них продолжается… без нее, но они не вели никакие соцсети.

Кристина уже было отложила телефон, но в последний момент передумала. Палец сам собой нажал на кнопку списка контактов – удручающе короткого списка! – и так же практически самостоятельно нажал на номер мамы.

Вскоре Кристина услышала в трубке знакомый голос.

– Алло?

– Мама… – прошептала Кристина, ни на что не надеясь; она усвоила урок и знала, что ее не услышат. Но все равно не смогла промолчать.

– Алло? Вас не слышно! Перезвоните!

Связь прервалась. Кристина несколько мгновений продолжала прижимать телефон к уху, а потом опустила его и прикрыла глаза, стараясь удержать навернувшиеся слезы – и звучание маминого голоса.

– Со временем станет легче, – сказал кто-то позади. Вероятно, Принцесса; больше в трейлере никого не было.

– Угу, так всегда говорят, когда случается какая-то дрянь, – криво усмехнулась Кристина и, не оборачиваясь, яростно заморгала, прогоняя предательскую влагу из глаз. Разговаривать ей не очень хотелось, но она заставит себя, если это поможет отвлечься от сосущего чувства пустоты, которое образовалось в груди, и от щемящей тоски по всему тому, по чему, как она была еще недавно уверена, она точно никогда в жизни не будет тосковать.

– А еще: «Человек ко всему привыкает», – продолжила Принцесса. – Ужасно раздражает это слышать, когда тебе плохо, правда?.. Но проходит время, и ты понимаешь, что так оно и есть.

– Даже не знаю, радует меня это или огорчает, – сказала Кристина, а про себя отметила: значит, Принцесса разговаривает. И вполне дружелюбно. Но не с Джадой и ее подружками… Прекрасно! Ее поселили в трейлер, между обитателями которого конфликт, и она будет жить тут как между двух огней! Только этого ей для счастья и не хватало!

Повисла неловкая пауза, и тут же появилась потребность чем-то ее заполнить.

– Ты… м-м… Принцесса, да?

Розоволосая танцовщица слегка поморщилась.

– Вообще-то меня зовут Риона.

Уточнять, настоящее ли это имя, Кристина не стала, и так было понятно. Вместо этого она спросила:

– Цирк дал тебе два имени?

– Нет, только одно. А Принцесса – это кличка, которой меня наградили девчонки за… – танцовщица замялась и скомканно закончила: – За то, как я вела себя поначалу, когда только оказалась в цирке.

Кристине тут же стало ужасно интересно, как вела себя Риона; прозвище Принцесса наводило на кое-какие мысли, но она понимала, что такие вещи не спрашивают при первом знакомстве, и потому задала совсем другой вопрос:

– И часто у вас в цирке происходят несчастные случаи?

– Что ты имеешь в виду?

– Тебя вчера ножом поранило. А ваш фаерщик, кажется, серьезно обжегся.

– А, ты про это… Ну, у Фьора, скажем так, неудачно сложились обстоятельства, – ответила Риона, игнорируя комментарий Кристины о ее ране. – Ожоги довольно сильные, но Графиня говорит, что он выкарабкается. Если, конечно, успеет, ведь следующее представление уже сегодня вечером.

– Что значит «успеет»? Его же не погонят на арену в таком состоянии!

– Не погонят. Сам поползет. Пропускать представления никак нельзя.

– Это что же у вас за такие страшные наказания за пропуск представлений?

– Тебе, похоже, еще не рассказали, как у нас тут все работает…

Кристина покачал головой.

– Я даже не знаю, должна ли, – нерешительно начала Рио-на. – Обычно это делает директор цирка.

– Графиня?

– Ну… наверное, она.

– Что значит «наверное»? Вы что, не знаете, кто у вас директор? – опять удивилась Кристина.

– Дело в том, что как раз вчера мы… лишились нашего директора, – тщательно подбирая слова, ответила Риона. – И еще не знаем, кто станет новым.

– А что случилось со старым? – спросила Кристина. Слово «лишились» оставляло слишком много неопределенности и недосказанности.

Риона как-то странно на нее посмотрела, и Кристина почувствовала, как сердце замерло в необъяснимой тревоге.

– Видишь ли, – медленно и все так же осторожно подбирая слова, заговорила Риона, – иногда некоторые из нас… тех, кто работает в цирке… время от времени… исчезают.

– Что значит «исчезают»?

– Просто исчезают. Как все те лишние люди, которых заменили фамильяры. Графиня рассказала тебе про фамильяров?

Кристина напряженно кивнула, пытаясь осмыслить услышанное.

– Тогда ты знаешь, что мы – исключение, а правило таково, что, когда человека замещает фамильяр, он исчезает.

– Но вы все не исчезли! И ваш директор тоже. Я думала, если вы не исчезли тогда, то потом уже тем более не исчезнете!

– Ну, на самом деле тут все проще… или сложнее – смотря как посмотреть. Мы ведь здесь, в «Колизионе», не просто так. У цирка есть, скажем так, миссия. И она заключается в том, чтобы вернуть к жизни людей, которые перестали ее ценить. В каждом новом городе среди зрителей мы видим тех, кто устал от своей жизни. Нет, у кого-то и впрямь реальные проблемы. Но большинство… скажем так, несколько драматизируют. Кому-то искренне кажется, что у него проблемы вселенского масштаба и ни у кого другого даже близко нет таких сложностей. Кто-то не ценит то, что имеет, потому что сравнивает свою жизнь с соцсетями, где все ярче и красочнее, и не понимает, что там – искаженная, подправленная версия реальности. А кто-то просто считает, что жизнь не удалась, но при этом ничего не делает, чтобы ее изменить. Словом, по очень разным причинам, но все эти люди на грани того, чтобы стать лишними. Как ими стали когда-то мы сами. Наша задача – подарить им эмоции такой силы, чтобы, образно выражаясь, втолкнуть их обратно в жизнь, оттеснить подальше от края. Напомнить, что жизнь лучше, чем им кажется… Я сумбурно объясняю, да?

– Да нет, в целом понятно, – ответила Кристина, хотя на самом деле информация была настолько невероятной, что она пока не представляла, как уложит ее в голове.

– Кроме цели всего цирка, у каждого из нас есть своя, скажем так, локальная задача, – продолжила Риона. – Каждый номер нацелен на своего зрителя. Когда я выхожу на арену, я вижу тех, кто на грани. Они для меня словно… подсвечены, что ли. Это и есть «мои» зрители, те, кого я должна зацепить своим номером.

Кристина молча кивнула, ожидая продолжения и гадая, почему все эти циркачи так стараются ради каких-то там неизвестных им людей, которые вот-вот станут лишними. Не за высокую же зарплату, в самом-то деле!

– Если кому-то из нас своим представлением не удается вырвать зрителей из кокона недовольства и разочарования в жизни, если после выступлений хотя бы один человек так и остается на краю, то тот из нас, кто «отвечал» за него, исчезает.

– Как?

– Так же, как исчезают все лишние люди, когда их заменяет фамильяр. А смерть это или что-то другое – мы не знаем. Зато точно знаем, что мы продолжаем существовать, пока нам удается удерживать наших зрителей от того, чтобы быть выкинутыми из собственных жизней.

«Ах вот, значит, почему они так стараются с выступлениями, – воскликнула про себя Кристина. – На кону теперь их собственная жизнь! Ну или как называется это странное существование, которое они ведут в цирке».

– Но людей, которые вот-вот станут лишними, в мире наверняка намного больше, чем вы можете спасти своими цирковыми представлениями! – заметила она.

– Намного, – согласилась Риона.

– Тогда какой смысл в этом цирке?

– А что, думаешь, если ты не можешь спасти всех, то спасать хотя бы нескольких бессмысленно?

Кристина неожиданно смутилась.

– Нет, ну почему же, – пробормотала она.

– Ну вот цирк и спасает кого может. Что до лично моего смысла, то тут все просто: я хочу жить! Жаль, что я раньше этого не понимала… И если цена моей нынешней жизни – представление на арене, то я буду ее платить.

В горле почему-то встал ком, и Кристина с трудом его сглотнула. Да, она начинала понимать Риону: она, оказывается, тоже очень хочет жить. Какой бы унылой и беспросветной жизнь ни казалась из Верходновска, на пробу оказалось, что и такая куда лучше, чем никакой вообще.

– А что насчет зрителей? – спросила Кристина. – Тех, которых вам не удалось отвести от края?

– Все просто, – пожала плечами Риона. – Их заменяет фамильяр, и они тоже исчезают. Во всяком случае, так происходит в большинстве случаев. Но иногда кто-то не пропадает. Иногда он остается, хотя его и заменил фамильяр. И тогда он присоединяется к нашему цирку…

Риона намеренно не договорила, и сердце Кристины сделало сумасшедший кульбит.

– Как я? – с трудом прошептала она, потому что губы вмиг онемели.

Риона кивнула.

Пол покачнулся под ногами, а мир вокруг потерял краски и поплыл. Кристина сразу вспомнила смятую бумажку «снега», которую пренебрежительно выбросила на пол. Вспомнила, как разозлилась на себя за то, что ей нравилось представление, и как решила, что наверняка оно понравилось ей лишь по причине жизни в страшной дыре и совершенной неискушенности в развлечениях. Вспомнила раздражение и досаду на брата, которые затмили ей практически весь второй акт представления.

Значит, именно ее не смогли оттащить от края. Именно из-за нее исчез директор цирка…

– Кто? – с трудом вытолкнула Кристина из себя одно короткое слово.