Текст книги "Лунь"

Глава 8. Притчи и тайны

«Все любви разные и только по несовершенству нашего языка различные чувства называются одним и тем же словом. А если любви на самом деле разные, то ни одна не должна мешать другой, уничтожать ее или порочить. Разве вы не имеете права любить клубнику, если вы любите стихи? Так почему же, черт возьми, мне запрещают любить любовницу, если я люблю жену, которой у меня еще не было и не будет?»

Н. Нароков «Могу!»

В последующие за этим событием две недели, в течение которых Лена не виделась с Ильей Алексеевичем, девушка погрузилась в глубокий душевный упадок. Она мало ела, потому что совсем не ощущала аппетита, мало и плохо спала, потому что бессонница стала частым гостем в ее постели, а сны, если и приходили, то были похожи скорее на мучительный бред. Рана под глазом быстро стянулась, опухоль спала, шов сняли. Не присматриваясь, нельзя было заметить следов недавнего удара.

Так как Лене пришлось пропустить занятия, теперь появились кое-какие проблемы, требующие высокой концентрации внимания. Заниматься этим приходилось в основном по ночам, так что внешний вид и общее состояние девушки резко ухудшились.

– Ты случайно не заболела, Лунь? – переживала за подругу Полина. – Что это с тобой случилось? Ты выглядишь изможденной… В тебе словно жизни нет. Будто все силы высосали.

– Я очень устаю, – отмахивалась Лена.

На самом деле действительно не было никакой болезни, кроме неразделенной любви. От разлуки с Ильей Алексеевичем девушка впала в апатию, не позволяющую ни на чем сосредоточиться. Больше всего на свете она хотела просто увидеть его заросшее доброе лицо. Это могло решить все ее проблемы. По крайней мере, ей так казалось.

«Удивительно, как я справлялась со всем этим раньше, не зная о его существовании. Откуда у меня были силы терпеть, не опускать руки, когда я даже не знала, что есть на свете такой удивительный человек? Мир, в котором он живет, стоит того, чтобы за него цепляться».

Но вот, две недели спустя, в тот самый день, когда подруги обычно ходили в гости к Илье Алексеевичу, после занятий Полина сказала:

– Ох, кстати, Лунь! Чуть не забыла! Мне вчера вечером звонил Илья, звал к себе.

– Илья Алексеевич? Сегодня? – Лена не верила услышанному.

– Конечно! Сегодня же как раз тот самый день. Ты пойдешь?

– Д-да, естественно, почему бы нет? Ведь он ждет?

– Он ждет, еще как. Сказал, что соскучился.

– Мы давно у него не гостили, – кивнула Лена, а сама радовалась про себя. Ей казалось, что Илья Алексеевич соскучился только по ней, а эти слова были тайным посланием для нее.

Всю дорогу Полина болтала о посторонних вещах, а Лунь усердно делала вид, что слушает и даже участвует в обсуждении. Но, так как Поля, в своей обычной манере, говорила за двоих, ей было вполне комфортно, что подруга ее немногословна. Лена невпопад улыбалась, шагая на нетвердых ногах и думая о том, не заметит ли Илья Алексеевич следа на лице? А если заметит, то сделает ли вид, что не заметил? Всем существом своим она волновалась, как в первую их встречу. Но самое страшное началось, когда они вошли в уже знакомый двор, и Полина еще у ворот весело закричала:

– Илья! Это – мы!

«Господи», – пронеслось в голове у Лунь. Кишечник скрутило, ладони вспотели и стали холодными, а по ногам распространился «шум» испорченного телевизора – кожу покалывало. Полина понеслась к входной двери, как первоклассница после уроков, в то время как Лунь будто насильно переставляла ноги, вымученно улыбаясь. Все, что было у нее в голове, окончательно спуталось.

«Как я в глаза ему посмотрю?!»

Илья Алексеевич встречал их на пороге – высокий, статный, гладко выбритый и как всегда – улыбчивый и радушный.

– Ага, явились, гости дорогие, – весело проговорил он и осмотрел девушек, прищурившись. – Где пропадали? Забыли обо мне?

Лена ничего не могла с собой поделать, но все слова, что он говорил, она воспринимала только на свой счет. Илья Алексеевич не выказывал и тени обиды или разочарования, только был немного рассеян и задумчив в тот день, будто все время вспоминал, о чем же он мог позабыть?

– Дела, дела! – отмахнулась Полина. – Главное, что мы пришли, верно?

– Верно! Чаю, кофе? Идемте на кухню.

– Есть молоко? – робко спросила Лунь.

Илья Алексеевич посмотрел ей в глаза, чуть удивленный.

– Кажется, имеется такое.

– Молоко? Лунь, что это на тебя нашло?

– Не знаю. Просто хочется молока.

– А мне – чаю.

– Все, что угодно, девочки.

Лена старалась держаться к Илье Алексеевичу той стороной лица, где кожа была чистой. Очень боялась, что он заметит что-то, начнет спрашивать… Девушки расположились за столом на своих привычных местах. Полина с дядей перебрасывались дежурными фразами на счет здоровья и благополучия родственников, не слишком, впрочем, будучи заинтересованными всем этим, а отдавая дань вежливости. Илья Алексеевич охотно рассказывал о жене и сыне, выслушивал вести о семье Полины, а сам тем временем оставил чайник, приготовил варенье, сахар, мед, достал вазочку фундука, затем пошел к холодильнику. Лена следила за его движениями, стараясь быть незаметной. И у нее перехватило дыхание, когда она увидела, что Илья Алексеевич наливает молоко в кружку, а саму кружку ставит в микроволновку, чтобы молоко подогрелось.

«Я ведь не просила его об этом! – у нее вспыхнули щеки. – Он хочет, чтобы я пила теплое молоко!»

Это ненавязчивое проявление заботы позволило девушке ощутить некую уверенность, и она постепенно подключилась к разговору. Полина даже не обратила внимания, когда Илья подал кружку с теплым молоком прямо в руки Лене, продолжительно посмотрел ей в глаза, как бы спрашивая, верно ли он поступил, и то, как смутилась Лена от этого взгляда.

– Достаточно теплое? – спросил он, наблюдая сверху, как девушка делает первый глоток.

– Да, спасибо, достаточно, – она отвела глаза.

Ей показалось, что в этом вопросе прозвучал какой-то подтекст, и молоко было лишь предлогом. Но наивная Полина не могла и заподозрить ничего в этом роде. О тайне знали лишь двое.

– Я видела твою статью в журнале, – сказала Поля. – Поздравляю. Это выглядит очень свежо и остроумно.

– Ты так считаешь? – оживился Илья Алексеевич.

– Действительно!

Бурное обсуждение статьи медленно перетекло в разговор о журналистике, а затем, по смежности, к литературе, и тут уже могла подключаться Лена. К любой теме она могла вспомнить интересную цитату и не стеснялась высказывать их, чем приятно удивляла Илью Алексеевича.

– Как-то раз Ги де Мопассан сказал, что писатель может делать лишь одну вещь – честно наблюдать правду жизни и талантливо изображать ее. Так в чем же здесь соль? – спрашивала она.

– И в чем же? – жадно спрашивала Полина.

– В том, куда с такими взглядами отнести фантастическую литературу, мистику, ужасы? Там ведь акцент не на правде жизни, не на прозе будней и даже не на остром и социальном событии современности, а совсем на другом. Удивительно, что уже в девятнадцатом веке скажут: настоящая литература – это такая литература, которая говорит о вечном, а не о сиюминутном. А к фантастике, мистике, ужасам никогда не относились как к серьезной литературе.

– Да, но, мне кажется, под правдой жизни Мопассан имел в виду нечто иное… – вмешивался Илья Алексеевич.

– Хорошо, хорошо, но о каком таком «вечном» говорит нам великая модернистская, постмодернистская и абсурдистская литература, чье появление вызвано вполне известными событиями двадцатого века?.. Это ли – не литература? – спорила Лена, позабыв о всем прочем. – Весь XX век – это вообще бриллиантовое столетие мировой литературы и культуры. Я обожаю XX век за антиутопии, развитие научной фантастики и появление постмодернизма. Это был век гениев, второго такого уже не будет. Век гениев-прозаиков, которых по достоинству оценят, быть может, через пару столетий. Какие великие фамилии: Джойс, Кафка, Оруэлл, Хаксли, Замятин, Кальвино, Ионеско, Беккет, Брехт, Фаулз, Сартр, Пруст, Стругацкие, Азимов, Беляев, Ефремов, Бредбэри, Лем…

– Ну и кто же прав? Кто? – азартно спрашивал Илья Вилин, с прищуром глядя на Лунь.

– А в том-то и дело, что этого нам никто не скажет. Каждый прав в своей эпохе, на определенном срезе, а единой для всех правды нет, ни в чем нет ее, и никогда не будет.

Лена была довольна – она почти перестала стесняться, у нее получалось реализовывать свои знания и наконец-то владеть своими мыслями и фразами, высказываясь полноценно. И это производило однозначное впечатление.

– Я однажды прочел одну интересную причту, – сказал Илья Алексеевич и обхватил кружку с остывшим чаем своими длинными красивыми пальцами. – Это было давно, так что я не помню подробностей, не обессудьте. Познакомились однажды два человека. Узнав друг друга получше, поняли, что их что-то связывает. Но не могли встретиться и поговорить вдвоем, – мужчина украдкой глянул на Лену, но и этого коротенького взгляда ей хватило. – Затем они все же договорились встретиться так, чтобы никто не знал об этом. Это было очень важно. Но один из них не явился на встречу. Второй воспринял это как знак неуважения и пренебрежения, и больше никогда не разговаривал с первым. Но если бы он соизволил узнать, что произошло, он бы понял, что причиной всему была нелепая случайность, и его товарищ, теперь уже бывший, ни в чем не виновен.

Лена понимала, что Илья Алексеевич придумывает притчу на ходу, чтобы проследить за ее реакцией. Понимала ли это Полина? Вряд ли.

– И больше они никогда не общались? Не помирились?

– Нет, – приподняв брови, ответил Илья.

– А я вспомнила похожую притчу, – сказала Лена. – Библейскую. Жили по соседству два царя. И вот однажды один царь послал гонца к своему соседу. Гонец ехал так быстро, что запыхался, а приехав, сказал царю так: «Мой господин повелел сказать, чтобы вы дали ему голубую лошадь с чёрным хвостом, а если вы не дадите такой лошади, то…», но царь разгневался и не позволил ему окончить фразу. «Доложи своему царю, что у меня нет такой лошади, а если бы была, то…», – царь запнулся, а испуганный гонец выбежал из дворца и возвратился домой. Услышав такой дерзкий ответ, просивший лошади царь рассердился и объявил войну своему бывшему другу. Много было убито людей и сожжено земель. Война дорого обошлась обоим государствам. Когда казна истощилась, и люди устали воевать, цари сошлись, чтобы обсудить претензии друг к другу. Тогда второй царь спросил первого: «Что ты хотел сказать своей фразой: «Дай мне голубую лошадь с чёрным хвостом, а если не дашь, то…»?». «Тогда пошли лошадь другой масти, – ответил первый царь. – Вот и всё. А ты что хотел сказать своим ответом: «Нет у меня такой лошади, а если бы была, то…»?» «То непременно послал бы её в подарок моему доброму соседу, – ответил второй царь. – Вот и всё».

Троица помолчала. И только двое знали, о чем на самом деле ведется речь. Они говорили на своем, метафорическом, аллегорическом языке, чтобы Полина ни о чем не догадалась.

– Иногда люди недопонимают друг друга и не стараются избежать этого, – грустно сказал Илья Алексеевич, глядя на Лунь. – И это может привести к самым печальным последствиям. А в конце, когда трагедия уже случится, вдруг выяснится, что кто-то где-то что-то недоговорил или недопонял… Вы это хотели сказать, Лунь?

– Именно так.

– Я так и понял. Ваша притча действительно очень напоминает мою. Только цари все же примирились в финале.

«Но ведь Ваша история выдумана, а моя – нет», – подумала Лена.

– Да, но какой ценой?

– О, сколькими подобными случаями полнится наша жизнь, история, наш мир!..

– Искусство, – добавила Лена.

– Мир – это и есть искусство, – отозвался Илья Алексеевич чуть более пылко, чем следовало, и тут же сник, будто девушки могли догадаться о его секрете. – Впрочем… не хотите орехов?

Мужчина почему-то посмотрел на Лунь, хотя обращался к обеим, чтобы перевести тему.

– Почему бы нет, – сказала Полина. – Только… они же в скорлупе.

– А этот вопрос легко решается.

Илья Алексеевич поднялся, прошелся к шкафчику и достал орехоколку.

– Лунь, Вы будете? Я мог бы наколоть и для Вас.

Кажется, Поля начинала замечать, что в этот раз дядя уделяет слишком много внимания ее подруге. Но почему именно так, она не могла и подумать. «Совпадение просто, – решила она и не стала развивать эту мысль. – Ну что может быть между ними? Глупости. Ведь это моя Лунь. Да и когда бы? Они видятся третий раз в жизни».

– Если только чуть-чуть, – смутилась Лена.

Для нее эти знаки внимания были как электрические разряды. «Зачем он так, зачем? – пугалась она. – Слишком открыто! Полина же все видит и слышит! Неужели он не понимает, что она может заподозрить? Но как приятно… Боже! Как приятно! И еще более приятно, что она ничего не знает!»

Воздух, которым дышала Лена, был разрежен от напряжения. Длинные тонкие разряды тянулись электрической паутиной между нею и Ильей Алексеевичем, разряды, невидимые для Полины, необъяснимые, но ощущаемые каким-то шестым чувством.

И Лена, и Илья Алексеевич понимали, что эти разряды не означают ничего, кроме общей тайны и возможности говорить о ней иносказательно с помощью литературы. Но девушка радовалось и этому, ведь это был шаг к сближению с Ильей.

Разговор продолжался еще довольно долго и все время менял направление – то мистика, то религия, то биология, то политика… В оживленных спорах всегда невозможно уследить, куда спешит коллективная мысль, и останавливать ее не имеет смысла. Илья Алексеевич медленно и вдумчиво раскалывал орешки, бережно очищал от скорлупы и по очереди протягивал ладонь то Полине, то Лене. Забирая очередной орешек, Лена не могла заставить себя поднять глаза, чтобы проверить, смотрит ли на нее мужчина, и если да, то каков этот взгляд? Она касалась его большой раскрытой ладони, касалась чудесных длинных пальцев, и содрогалась от наслаждения. «Он кормит меня с руки», – с упоением думала она, разжевывая фундук, и была безоговорочно счастлива в те моменты.

– Илья! А мед? Мед у вас дома есть?

– Должен быть в кладовой, – нахмурился Вилин, и на высоком лбу прорисовались неглубокие морщины.

– Сейчас же вернусь! – как ребенок подпрыгнула Поля. – Мед с орехами – это же… сейчас я вам покажу, что такое изысканные сладости!

Едва она сделала шаг прочь из кухни, Илья Алексеевич отложил орехоколку в сторону, протянул руку через стол и положил свою ладонь на ладонь Лены. Та смотрела на это, часто моргая и не вполне осознавая, что это происходит в действительности.

– Почему? – негромко, но настойчиво спросил он, и она знала, что он имеет в виду.

Девушка подняла виноватые глаза и с трудом разомкнула пересохшие губы.

– Почему Вы не пришли, Лунь? – сколько недоумения играло в его добром голосе!

– Илья Алексеевич, я… это очень трудно объяснить, я не могу, не могу сейчас…

– Я ждал Вас. Как я Вас ждал! – переходя на шепот, горячо говорил Илья, сжимая ее руку.

Из глубины дома раздался грохот.

– Ой! – крикнула Полина. – Я тут какой-то ящик опрокинула!

– Ничего страшного! – крикнул Илья в ответ. – В ней всяческий хлам, не переживай!

– А где же банки?!

– Смотри слева, на полках!

Они понимали, что времени у них очень мало.

– Вижу! А, нет, это варенье…

– Что произошло, Лунь? Я надеялся… С Вами что-нибудь случилось, верно, в тот день? Я прав?

– Вы правы, случилось, и… и очень страшное.

– Лунь… что?!

– Я не могу, – Лена вымученно улыбнулась и покачала головой, освобождая руку. – Не могу Вам всего рассказать. По крайней мере сейчас, я… Знайте, Илья Алексеевич: я больше всего на свете хотела прийти к Вам в тот день…

Глядя друг на друга, они судорожно соображали, как им быть, как лучше поступить, что придумать, пока не вернулась Полина… Но почему ей не нужно обо всем этом знать? Почему это стало их тайной? И в чем, собственно, эта тайна? Они бы не смогли дать ответов.

– Надо встретиться где-то не дома, Лунь, – проговорил мужчина.

– Нашла-а! – радостно сообщила Полина, и заговорщики переглянулись испуганно: она вот-вот вернется.

– Приходите в ботанический сад завтра в три часа. Сможете, Лунь? Вам удобно?

Она, закусив губу от удовольствия, часто и быстро закивала.

Вошла Полина с баночкой янтарного меда в руках, подняла ее вверх, чтобы солнечный свет из окна пронизывал загустевшую массу, прищурилась, рассматривая.

– Какая прелесть! Какая красота!

– Хлопковый, – как ни в чем не бывало сказал Илья Алексеевич.

«Успели… – пронеслось в мыслях у Лены. – Договорились! Господи! Второй шанс! Спасибо! То, что я не явилась в тот раз, не оттолкнуло его, а наоборот, возбудило еще больший интерес! Как чудесно, что все так сложилось! Как чудесно!»

Лене приходилось прилагать большие усилия, чтобы сдерживать глупую улыбку, от которой лицо разъезжалось во все стороны, и этот процесс отчего-то было трудно остановить.

– Изумительный мед, – воодушевленно говорила тем временем Полина. – А что же ты не наколол орехов, пока я его искала? Не догадался? Ха! Не беда. Начинай прямо сейчас, а я подогрею мед. Я вам сейчас такую вещь сделаю, ребята. Пальчики оближете…

На лице Ильи Алексеевича не было ни смущения, ни радости, ни какой-либо такой эмоции, по которой можно было определить в нем заговорщика. Он был, как всегда, спокоен, добродушен, слегка рассеян. То, о чем они договорились, не значило для него столько же, сколько значило для Луни, но пустым местом, без сомнения, не было. На это приглашение его толкнуло любопытство и… и что-то еще, к чему он уже не в первый раз безрезультатно прислушивался. Оно говорило в нем тихо, так тихо, что не имело смысла вслушиваться. В присутствии Лунь движение внутри Ильи становилось ощутимее, и голос шептал громче, однако все так же неразборчиво. «Что это, что это такое»? – спрашивал он себя и понимал, что это как-то связано с его духовным застоем, с его нутром, посаженным на цепь…

Лунь была безотчетно счастлива, даже не обращая внимания на то, что Илья Алексеевич не вполне разделяет ее эмоции. Ее личных ощущений хватило бы на десятерых, и они охватывали ее без остатка, лишая возможности замечать что-либо, здраво рассуждать. «Завтра, завтра, завтра», – пульсировала красная мысль, не унимаясь, словно приятная рана.

Илья Алексеевич тепло распрощался с девушками, ни слова не сказав о будущем визите. Полина тоже ничего не сказала. Лене было все равно. Завтра они увидятся, а потом, наверное, станут встречаться втайне от Полины, а также от Ксении, и… так что какая разница?

– Пока, Илья, отлично посидели сегодня! Главное – вкусно. Всего хорошего!

– Да, надеюсь, все сложится хорошо, – туманно ответил Илья, но удержался от провокационного взгляда.

– До свидания, Илья Алексеевич.

– До встречи, Лунь. Помните о том, что я вам сегодня рассказывал.

Подруги пошли по улице, и Лена все время запрокидывала голову, разглядывая небо.

– Тебе не кажется, что оно сегодня какое-то слишком синее? – спросила она Полину с улыбкой.

– Небо? Вроде бы как обычно. А что?

– Нет… ничего.

– Что это с тобой, Лунь? Еще сегодня утром ты выглядела так, словно тебя ведут на смертную казнь, а сейчас – цветешь и пахнешь.

– Да это все твой целебный мед, – засмеялась Лена.

Полина оценила шутку и закатила глаза.

– Нет, на самом деле, – серьезно добавила Лунь, – на самом деле общение с интересными людьми всегда на меня так действует.

– Вот, значит, в чем дело! Илья! Надо было раньше тебя к нему отвести, что ж ты молчала? – с искренним удивлением спросила Полина.

Лена засмеялась. «Она НИ О ЧЕМ не догадывается», – подумала она, и от этого стало еще веселее, еще легче на душе.

– Да я и не думала об этом, дорогая моя Поля. Я думала совсем о других вещах! А когда говоришь о высоком с умными людьми, бытовые проблемы теряют вес… А небо сегодня необыкновенное…

– Ну, Лунь… Ну ты даешь. Если бы я только знала, что он может помочь тебе почувствовать себя лучше…

– Да ладно, Поль, ведь я тогда еще с пластырем ходила, как тут покажешься на людях?..

– Какие глупости! Пластырь! Что с того? Мы же к нему разговаривать приходим, а не…

Она не договорила, а Лена подумала: «Да-да, это ты так считаешь!»

Глава 9. Встреча и открытие

«Когда ты влюбляешься в женщину, мой земной товарищ, и тебя начинает трясти лихорадка любви, ты считаешь себя оригинальным? А Я нет. Я вижу все легионы пар, начиная с Адама и Евы, Я вижу их поцелуи и ласки, слышу их слова, проклятые проклятием однообразия…»

Л. Андреев «Дневник Сатаны»

На следующий день, еле дождавшись окончания занятий, Лена быстро заскочила домой, привела себя в порядок и отправилась на встречу. Сегодня она не переживала, а испытывала странное, такое непривычное для нее наслаждение жизнью. Разве может быть плох этот мир, в котором ее пригласил увидеться самый добрый, умный, и к тому же привлекательный мужчина, которого она знала? Разумеется, нет. Мир великолепен. Каждый атом, окружающий Лунь, был идеален и совершенен.

Выйдя на своей остановке, девушка не спеша направилась к ботаническому саду. Ей вдруг захотелось пройтись, никуда не торопясь. До трех часов было примерно двадцать минут в запасе, а погода на улице была ясная и солнечная, с небольшим теплым ветром. Лена спокойно шла, смотрела на небо, щурилась от солнечных лучей и прислушивалась к мерному стуку своего сердца. «Счастье близко», – шепнула она себе и несдержанно улыбнулась.

Лена заметила высокую и стройную мужскую фигуру еще издали. Илья Алексеевич стоял у входа в ботанический сад в легком черном плаще. «Пришел заранее, – подумала девушка. – Хороший знак!» Они заметили друг друга, но Лена не ускорила шага и шла, глядя в землю. Почему-то она ощущала себя виноватой. Она не думала, о чем они будут говорить или еще что-нибудь в этом роде. В ее фантазиях фигурировал только сам момент встречи, а что там кроется за ним, оставалось невидимым слоем реальности.

Лишь приблизившись, Лена позволила себе поднять глаза. Илья Алексеевич глядел на нее с добром и даже некой долей умиления, и этот взгляд был таким открытым, без всякого отвода глаз, как смотрят на родных людей, что девушка смутилась.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, Лунь. А я знал, что Вы придете раньше, и решил прийти еще чуть раньше, чем Вы, – весело сообщил Вилин.

– Это так… мило.

– Давайте погуляем, Лунь, нам нужно многое обсудить.

– Давайте.

Они вошли в открытые ворота и тут же оказались на широкой аллее, по обеим сторонам которой росли тополя. Мелкая узорная плитка таинственно и тихо отзывалась на их неторопливые шаги. Ботанический сад был огромен и очень красив даже в это время года. На каждом шагу подстерегали небольшие античные статуи, не работающие сейчас фонтаны с резными колоннами, ворота в стиле барокко… Лене не приходило в голову задаться логичным вопросом: почему именно здесь? Потому что здесь красиво, или потому что ботанический сад находится достаточно далеко от дома Илья, чтобы избежать ненужных встреч?..

Мужчина и девушка шли рядом, долгое время не разговаривая друг с другом, но испытывая абсолютно идентичное чувство. Умиротворение. Оба понимали, что, хоть и обсудить нужно многое, а спешить им некуда, и будто бы весь мир лежал у их ног, а его красотой необходимо было насладиться именно в тишине. Главное, что им теперь ничто и никто не мешает, и они никуда друг от друга не денутся.

– Вот мы с Вами и встретились, Лунь, – задумчиво сказал Илья Алексеевич, нарушив уютное молчание.

– Вне Вашего дома, – кивнула девушка. – Крайне необычно.

– Вам тоже странно, да?

– Да. Такое ощущение…

– Словно мы какие-то…

– Преступники?

– Шпионы. Гуляем здесь, а никто не знает…

– Шпионы? За кем же мы следим?

– За собственными сердцами, – легко ответил Вилин, будто бы ждал этого вопроса.

– Что говорит Ваше?

Как ни странно, а здесь Лена ощущала себя более уверенно и раскрепощенно. Он пригласил ее сюда, он. Значит, она – хозяйка ситуации.

– Мое?.. Оно утверждает, что быть здесь и сейчас – не зло. И я должен здесь быть. С Вами.

– Должны?..

– Конечно.

– Кому?

– Себе и Вам, Лунь. А Вы?

– Что говорит мое сердце?

– Да.

«Я не могу Вам сказать, – подумала Лена, кусая губу, – еще слишком рано».

– Оно поет, – туманно ответила она.

– Вы рады встрече? – повеселел Илья, будто могло быть иначе.

«Как он наивен. Неужели ни о чем не догадывается?..»

– Вы даже не представляете, насколько.

– Представляю, – заверил мужчина. – Я все же хочу узнать, не сочтите за наглость… Отчего Вы не пришли тогда? Я извел себя догадками.

– Илья Алексеевич, если бы Вы только знали, КАК я хотела прийти, но… мои планы уничтожили.

– Кто?

– Мне сложно об этом говорить. Но с Вами мне хочется быть честной во всем.

– Не бойтесь, Лунь, Вам не придется сожалеть об этом, – заверил мужчина и посмотрел на девушку. – Я догадывался: что-то случилось. Ведь не могли же Вы просто забыть об этой встрече, которую я так ждал!..

– О, я тоже ждала!

– Узнать у Полины я не мог по понятным причинам, и я, надо признаться, переживал за Вас. Особенно в тот день, когда Вас так и не дождался. Меня немного трясло, будто я заболел…

Лена вспомнила свою безумную лихорадку в тот вечер и поняла, что они уже ментально связаны.

– Вашему добродушию нет границ, милый Илья Алексеевич. Я ведь тоже не могла связаться с Вами и так сильно волновалась, что Вы подумаете обо мне дурное…

– Ну как я мог, ведь Вы такая… светлая… мягкая, теплая, Лунь.

«Боже!» – подумала Лена и ощутила, будто ее тело расплывается, как горячий воск – еще чуть-чуть, и ходить она не сумеет.

– Что же случилось, ответьте прямо, не томите.

– Предупреждаю, это может Вас неприятно удивить.

– Я готов. Говорите.

Лунь глубоко вдохнула.

– Видите ли, у меня с матерью не очень идиллические отношения. Накануне того дня, на который был назначен мой визит к Вам, вышло так, что мы с ней повздорили, если выражаться мягко, и… в общем, она ударила меня по лицу.

– Что? – Илья Алексеевич остановился и повернулся.

– …

– Что Вы сказали?

Его голос звучал с такой интонацией, что Лена пожалела о своей откровенности. Ей стало неприятно, тошнотворно. Каждый раз люди реагировали одинаково, и это раздражало.

– Вряд ли Вы шутите, поэтому… – Илья взял девушку за плечи, нежно погладил их. – Взгляните на меня, Лунь. Послушайте, поверьте. Я знаю, что Вы чувствуете сейчас. Прошу, не переживайте. Я не стал относиться к Вам хуже ни на йоту. Верите мне? Да, это страшно, не отрицаю, однако не конец жизни и не повод жалеть Вас, словно калеку. Тысячи людей живут гораздо хуже. Я меньше всего хочу, чтобы Вас обижали мои слова. Посмотрите же мне в глаза.

Лунь подняла удивленное лицо. Впервые в жизни она получила именно то бережное, предупредительное отношение вместо жалости. Ей не пришлось даже злиться, и это было странно. С этим человеком все было как-то иначе, даже самые обыденные вещи. И раскрытие правды о своей жизни не вызывало в Лене прежних эмоций. «Он очень боится меня обидеть, – подумала она. – Старается понять всякую мою эмоцию, предотвратить конфликт».

– Лунь, прошу, если что-то не так, говорите мне сразу. Я знаю: Вы крайне чувствительны. Идемте.

– Откуда Вы знаете?

– Нетрудно уловить, когда и сам такой же. Скажите: я не обидел Вас?

– Нет! это странно, но… Вы первый человек, реакция которого меня не задела за живое…

– Что ж, отдадим мне должное: я приложил к этому усилия. А теперь прошу того же от Вас: расскажите, как все произошло.

Лунь поняла, что Илье Алексеевичу она может рассказать совершенно все о своей жизни, будто не говорит вслух, а пишет в дневнике ночью, наедине с собой.

– Она пьет. Уже много лет пьет и почти не живет дома. Всегда ошивается где-то и с кем-то… У нее есть своя компания. Может месяцами не появляться дома, – как на духу рассказывала девушка, и ей впервые не было стыдно и больно, а было легко говорить об этом, и она могла выложить даже больше, чем ее просят. – Но если она вдруг появляется, то наступает кошмар. Ругань, мат, пьяный угар, жестокость, издевки… и все прелести беспросветного запоя. Честно говоря, она меня ненавидит. Ненавидит с самого детства. И я никогда не понимала, за что. Долгие годы стремилась разобраться, понять, оправдать – все же мать. Но так и не поняла, только возненавидела в ответ. Думаю, я была нежеланным ребенком для обоих родителей. Неприятной случайностью. Отца своего я в жизни не видела, даже на фото. Я и приблизительно его внешности не знаю – не то, что где он сейчас. У меня есть младший брат. Степа. Мы с ним живем сами. На мою стипендию и зарплату. Время от времени приходит мать и забирает из дома что-нибудь, чтобы пропить… В этот раз она явилась, как всегда, пьяная. Стояла в коридоре, шаталась, смотрела на меня этими осоловелыми пьяными глазами и обливала грязью ни за что… Требовала денег, я не дала ей. Нам самим жить почти не на что. Она даже не думает о том, что бросила детей на произвол, думает лишь о себе, где бы и чем поживиться. Мерзко вспоминать. В общем, я отказала ей. Тогда она разозлилась и схватила зимние ботинки Степы, чтобы продать их, а его самого не было дома. Я хотела помешать ей, отобрать ботинки, но вышло так, что она заехала ими мне прямо по лицу, и… сильно. Мне накладывали шов.

– Значит, мне не показалось…

– Что?

– У Вас на лице я заметил вчера небольшой след. Я и предположить не мог, что он и есть та самая причина.

– Ох, Вы видели его!.. – огорченно воскликнула Лена и накрыла ладонью часть лица.

Тогда Илья Алексеевич остановился, взял ее за запястье и насильно отвел в сторону. Затем оглядел блеклые следы шрама, провел по нему пальцем, едва касаясь.

– Почти ничего нет, не переживайте, Лунь. Да и не может это меня отпугнуть, какие глупости. Вам было очень больно?

– В момент удара нет, но после, когда все опухло… Полина на силу уговорила меня пойти к хирургу.

– Вас уговорила Полина? Почему Вы не пошли сами?

– Не думала, что все так серьезно.

– Нельзя так к себе относиться, Лунь. Но теперь я хотя бы знаю, почему Вы не пришли.

– Знали бы Вы, как я злилась на весь мир… В тот вечер меня лихорадило, как в горячке.

– Правда? Вы сказали: лихорадило? Отчего?

– Не знаю, я… это не болезнь была, но… словно я упускаю что-то очень, очень важное, невосполнимое, незаменимое. Словно я, оставшись дома, нарушила естественный ход вещей… Вы понимаете, что я подразумеваю?

– Как не понять?.. – растерянно ответил Вилин. – Я чувствовал то же самое, когда не дождался Вас. И был озноб. И очень странные мысли. Целая вереница мыслей. Похоже, что мы с Вами каким-то образом…

Он не договорил, а Лена не стала дополнять. Боялась сказать лишнего. В том, с каким выражением Илья смотрел на нее, с какой интонацией говорил, с каким чувством касался ее, девушка ощущала исключительно отцовские чувства, родительскую заботу, и не более того. Она была не настолько слепа, чтобы не заметить этой простой истины. Лена не выдавала желаемое за действительное: реальность была еще слишком далека от ее мечтаний, и с этим приходилось мириться, глядя правде в глаза.