Текст книги "Как роман. Удивительная жизнь Владимира Соколина"

Большевистская революция и Запад

На Западе первая, она же Февральская, революция застала всех врасплох. В «Журналь де Женев» от 7 июня можно было прочитать:

«Профессор Масарик, руководитель Чешского движения за независимость, который на время войны укрылся в Лондоне, провел несколько недель в Петрограде, откуда он телеграфировал Таймс о своих впечатлениях о положении в России. Его замечания обоснованы, поскольку у него большой опыт работы с русскими, он прекрасно владеет языком и его произведения существенно повлияли на интеллектуальные движения славянского мира».

По его мнению, восстание началось так же, как революция 1905 г. под руководством земских и городских товариществ. Первым революционным актом стало убийство Распутина, совершенное придворными с целью запятнать императорскую власть. Затем руководители рабочего класса стали постепенно вступать в открытую борьбу. Народное восстание на самом деле было полностью творением Петрограда, особенно рабочего социалистического класса и военных столицы.

Г-н Масарик настаивает, что поначалу офицеры и либералы оставались скорее пассивными или действовали под давлением социалистов. Последние, объединенные в организации, были готовы к восстанию, в то время как либералы хотели всего лишь организовать выступления в тылу.

В то же время экономическая ситуация в стране была сложной, особенно из-за нарушений в работе транспортной системы. Капиталисты и промышленники жаловались на неумеренные требования рабочих, чья зарплата увеличилась вдвое, а иногда и втрое, в то время как рабочие часы сократились.

И до тех пор ни массы, ни интеллектуалы не понимали, что «демократия» означает «работа и настойчивость». Кроме того, грядущие последствия настоящего финансового кризиса, дадут всему народу урок мудрости!

По моему мнению, сказал он, союзники будут действовать осторожно и ожидать минимума от Восточного фронта, рассчитывая, что русские удовольствуются сохранением своих позиций, чтобы сковать активность противника на их стороне фронта.

У меня есть стойкое убеждение, что союзники рассчитывают на усиление французской армии. Если Жоффр и Петэн попросили содействия американских солдат, значит они предварительно оценили реальную ситуацию на суше. Присутствие американской армии во Франции необходимо. Продолжение ожесточенной борьбы на западном, итальянском и Салоникском фронтах, свидетельствовало о твердом решении не соглашаться на преждевременное перемирие и побуждало русский народ следовать этому примеру.

Г-н Масарик совершенно не доверял стратегии мечтателей-пацифистов, чья абстрактная программа казалась ему очень далекой от реализации».

Впрочем, полковник Хауз в свою очередь не преминул отреагировать. В телеграмме от 18 ноября 1917 г. он обратился к президенту Вильсону: «Ниже последует всего лишь краткое изложение общей политической ситуации в России: Керенский и другие еще более вовлеченные в революцию руководители, настоятельно призывают союзников заключить мир без аннексий территории и контрибуций. Они не думают, что Германия может заключить сепаратный мир с Россией из-за возможной угрозы распространения социалистической заразы, зато они полагают, что она вполне способна захватить Петроград и его окрестности весной, что, впрочем, подходит немецким целям из-за демобилизации русской армии, последствия чего привели бы к анархии и полному прекращению поставок.

C другой стороны, ситуация в Румынии настолько тревожна, что неизбежно приведет к заключению одностороннего мира. С итальянской стороны ситуация в данный момент лучше. В случае если фронт продержится до 26-го, то велика вероятность, что он сможет выстоять совсем. Что касается парламентского кризиса, то завтра, возможно, будут большие волнения, однако я не думаю, что произойдет что-то драматичное».

Чтобы поскорее положить конец участию России в Первой мировой войне, руководители большевиков предпочли подписать в марте 1918 г. в Брест-Литовске договор с Германией, Австро-Венгерской империей и их союзниками, а также с Османской империей. После этого в стране началась Гражданская война, противостояние «красных» (большевиков) и «белых» (антибольшевиков), которое продолжалось до лета 1920 г. и закончилось победой большевиков.

Во время Парижской мирной конференции в январе 1919 г., которая стала встречей четырех великих политиков: Клемансо, Ллойд Джорджа, Орландо и президента Вильсона, о себе заявили новые нации, которые желали присоединиться к мировой элите в качестве суверенных государств. Россия потеряла значительную часть её территории, а именно: прибалтийские страны, Украину, Армению, Грузию, Азербайджан и Дагестан, которые были готовы заявить о своей независимости.

Ллойд Джордж со своей стороны предпочел бы присутствие русской правительственной делегации на Парижской мирной конференции, однако это было признано невозможным. Европейские политики демонстрировали полное недоверие большевизму, однако и сами большевики не выказывали энтузиазма принять там участие. Кто мог представлять Россию на этой встрече, учитывая, что в самой стране шла гражданская война?

Другими словами, в результате драматических политических потрясений, произошедших в России с 1917 по 1920 г., появилось большое количество беженцев, как внутри страны, так и за её пределами, чтобы избежать насилия революции и гражданской войны.

Многие русские беженцы верили, что их изгнание не продлится долго, они ожидали неминуемого падения или полного крушения большевистского государства, которые позволили бы им вернуться в страну. Они очень сильно ошибались.

Таким образом, они были вынуждены столкнуться с ситуацией постоянного изгнания в условиях экономической нестабильности посреди военных опасностей. Однако до того, как Лига Наций смогла рассмотреть их случай, возникла другая более срочная проблема – репатриация военнопленных, оставшихся в России.

Большевики и Германия

«Журналь де Женев» от 26 октября 1918 г. писала:

«Не нужно удивляться тому, что Ленин пытается разжечь революционное пламя по всему миру: это единственная возможность укрепить в самой России его власть, которая основана не на доброй воле русского народа, но на терроре.

Мы достоверно заявляем, что он прилагает все усилия, чтобы вовлечь в идеологию большевизма швейцарскую социалистическую партию. В Соединенных Штатах он пытался оказать давление на рабочих, чтобы отдалить их от Вильсона и от дела союзников. Без сомнения, он нацелен и на Италию. Как заявила новая посланница из Киева в штутгартской газете Neues Tagblatt, советское правительство предоставило г-же Балабановой, русской социалистке, которая только что прибыла в Швейцарию, займы в десять миллионов рублей, чтобы подготовить революцию у наших южных соседей.

Насколько такие попытки опасны для стран Запада? Сегодня невозможно ответить на этот вопрос, но безо всяких сомнений можно сказать вот что: чем больше известна угроза, тем меньше она страшит. Чтобы добиться успеха в своем деле порабощения, деспоты должны действовать внезапно: народ и правительство, предупрежденные об опасности, могут и должны принять необходимые меры для обеспечения безопасности.

А что Германия? Станет ли она жертвой большевизма, после того как сама его использует? Наш корреспондент из Базеля отправил нам интересное письмо на этот счет, где он выдвигает гипотезу, что Германия пытается навести ужас на союзников, угрожая им мировой революцией.

Он нам пишет, что общественное мнение в кругах, близких к официальным, снова проявляет некоторую нервозность. Теперь боятся больше не прихода французов, а социально-революционного взрыва в Германии и его распространение на Швейцарию и близлежащие страны.

Откуда исходят эти опасения? С одной стороны, из-за беспорядка, вызванного ниспровержением всех ценностей, происшедшем за последние недели, мысли скачут из одной крайности в другую, при этом вера в германскую неуязвимость уступила место опасениям еще худших катастроф. С другой стороны, мы здесь, в Базеле, как нигде можем понять интенсивность и размах недовольства и гнева немецких народных масс, которые начинают смутно видеть, сколько это будет стоить. Однако страх, что большевизм захватит Германию и Австрию и оттуда заразит всю Западную Европу, исходит в основном от предположений прессы, “Пусть только Антанта не доводит Германию до отчаяния, иначе наступит анархия! Германия будет гореть и взлетать на воздух, но весь мир сгорит и взлетит вместе с ней”. Этот настойчивый припев дня, до того, как его повторили государственные деятели и немецкие журналисты, до того, как он просочился в шведскую прессу и был занесен немецкими журналистами в швейцарские газеты, был начат австрийским журналистом, который редактирует в National Zeitung передовицы о внешней политике. (Почему крупная швейцарская радикальная газета доверила эту миссию иностранному перу, не придавая огласке его политический окрас? Тайна!) Под таким единодушным давлением не нужно удивляться, что часть общественного мнения боится увидеть, как поднимаются красные флаги анархии сквозь дым поражения.

У нас само единодушие этих голосов вызывает недоверие и заставляет подозревать в этом одну из тех многочисленных операций по запросу о мире, на которые Германия сегодня делает ставку. Если бы руководители действительно верили в эту опасность, то не позволили бы заявить о её неизбежности: до такой степени с огнем не играют.

Как бы ни было, сейчас, как никогда, рискованно пытаться предсказать будущее, всё-таки мы рассматриваем немецкую социальную революцию в стиле Ленина и Троцкого как маловероятную исходя из трех соображений: аграрная ситуация, которая не имеет ничего общего с российской, превосходство культуры и знаний, и пример России сам по себе. Немецкие социал-демократы достаточно умны, чтобы отдавать себе отчет по поводу ситуации: чем сложнее организм (а немецкое государство сверхорганизованно), тем важнее порядок для общественной жизни. Нарушение путей сообщения приведет к голоду быстрее в Германии, чем в России, наконец, мы живем не по бумагам, а большая часть немецкого капитала, основанная на кредитах, рухнет, как карточный домик, при малейшем дуновении ветра беспорядка и недоверия.

Кроме того, возможно и то, что демократизация Германии не остановится на текущей стадии, что боши будут думать взять деньги там, где они есть, чтобы оплатить свои счета, что в драке правящей династии и военной аристократии, знать по крови и денежная знать потеряют корону, престиж, власть и состояние. Однако от этого до террора довольно далеко. Германия слишком сознательно, слишком умело организует его у противников через нейтральные страны, чтобы позволить ему разбушеваться на собственной территории.

Беспокойство некоторых наших сограждан, хотя и можно объяснить, всё-таки кажется нам преувеличенным, политическая и социальная разница между Швейцарией и Германией почти также велика, как между Германией и Россией: революционный пожар быстрее пройдет через Вислу, чем преодолеет Рейн, потому что мы давно уже республиканцы.

Эти соображения не должны нам помешать быть начеку и предпринимать все необходимые меры предосторожности, чтобы помешать интригам “диктатуры пролетариата” захватить власть с помощью немецкого имперского золота, что было засвидетельствовано в документах, опубликованных в Америке. Мы перепечатали один из них вчера. А вот еще один, не менее интересный:

G. G. S. Nachrichten Bureau, Секция R, r.° 35. 17 января 1918 г.

Комиссару иностранных дел:

Наше бюро получило точную информацию, что глава социалистической партии, на данный момент находящийся у власти в России, находится через посредничество Фюрстенберга и Радека в переписке с Шейдеманном и Парвусом по поводу уничтожения следов деловых отношений партии с имперским правительством. Мы также знаем, что этот запрос был сформулирован по просьбе руководящей группы немецких социалистов, которые увидели в этой связи опасность для дела мирового социализма. По приказу генерального штаба имею честь попросить вас поднять этот вопрос на специальном обсуждении в присутствии представителя нашего генерального штаба и г-на Шёнеманна.

Главе департамента, г-ну Ваалю.

Как же это всё отвратительно!

Подпись: Ж.М.

ГЛАВА 5
В самом центре большевистской власти

Вскоре после Октябрьской революции с Владимиром связался член Центрального комитета партии большевиков, чтобы предложить ему должность в ЧК, тайной полиции большевиков.

И действительно, после захвата власти 7 ноября 1917 г. большевики установили режим террора, который стал инструментом подавления в руках правительства. И на следующий же день на Втором съезде Советов было принято постановление об отмене смертной казни, однако Ленин этого не одобрил и осудил в таких выражениях: «Как вы можете совершить революцию без единого выстрела?»

Всего лишь через несколько недель, 14 декабря 1917 г. во время сессии Центрального исполнительного комитета Троцкий предостерег противников, ясно выразившись: «В последующие месяцы грядет более жестокий террор, наподобие ужасов Французской революции. Для наших врагов готовятся не только тюрьмы, но также и гильотина». Уже 20 декабря была создана Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем, сокращенно – ВЧК. Очень быстро она раскинула свои сети по всей стране. Под руководством Феликса Дзержинского она стала очень эффективным органом политического террора.

И Владимир не преминул засвидетельствовать это: «…Великий руководитель ЧК, который совмещал эту должность с должностью главы Высшего совета народного хозяйства и комиссара путей сообщения, был значительной фигурой в руководстве. Он был изящного телосложения с деликатными манерами и чувствами, которые соответствовали его внешности. Именно из-за его прямоты, честности и отвращения ко лжи, а также из-за приверженности делу партии, Ленин неоднократно пытался заставить его согласиться создать и управлять тайной революционной полицией, состоящей из внесудебных правоохранительных органов. До покушения на Ленина и убийства Урицкого, главы Петроградской ЧК, ему доверили проведение этих операций, не подозревая, что какие-то угрозы или опасности могут угрожать режиму. Как только была провозглашена политика красного террора, он стал проводть её железной рукой. Иногда даже говорили, что принадлежность его к польскому дворянству облегчала ему задачу. Разумеется, на его службе ранее состояли инородцы любого происхождения, в течение долгих лет там преобладали латыши. Но было верно и то, что он испытывал слабость к полякам, был благосклонен к их продвижению и более снисходителен к ним, чем к представителям других национальностей. За исключением этого, его нельзя было упрекнуть в шовинизме любого сорта.

Казалось, будто он шел против течения, погруженный в изнанку обстановки социальных реалий страны, он искал убежище в природе, поэзии, в тех вещах, которые могли бы показаться возмутительными, даже чудовищно лицемерными в глазах жертв репрессий. Однако этот человек не был лжецом и не действовал ради государства и даже не в целях своего продвижения. Дзержинский ненавидел это ремесло, которое так его поменяло и само стало неузнаваемым с тех пор, как диктатура потеряла интенсивность, тогда он почти полностью посвятил себя восстановлению промышленности и железных дорог.

Его сильно раздражала горячность оппозиции. Он приходил в замешательство, когда между Центральным комитетом и многими ключевыми фигурами старой гвардии наметился неизбежный кризис. Пока он изо всех сил пытался патетично призвать всех к примирению, с ним случился сердечный приступ. Он принадлежал к категории тех, кто побыл “на каторге и в ссылке”, а не к числу «политэмигрантов». Революция положила конец девяти годам его заключения после пяти лет принудительных работ. Множество раз он бывал за границей, в особенности в Швейцарии, и часто приезжал в Моссовет для решения экономических вопросов. Он следил за тем, чтобы не вызвать слишком большого недовольства некоторых специалистов, которые энергично сопротивлялись ему. Однако ему не удалось договориться ни с инженером Вейцманом, братом главы сионистов, ни с Малышевым, руководителем Нижегородской ярмарки. И когда он умер, скорбь партии и значительной части населения была искренней. Однако это же стало и возможностью для некоторых семей выказать суровое к нему отношение».

Владимир отклонил предложение, которое ему сделал член ЦК, и услышал от него: «Именно этого я и ожидал, – сказал он мне с уважением, – чтобы работать в ЧК, нам нужны только люди, у которых это дело вызывает отвращение. Мы не допускаем туда никаких авантюристов, любопытствующих и лизоблюдов. Мы не принимаем тех, кто просят, чтобы их туда допустили, это крест, который нужно нести, подвиг, который нужно совершить, жертва, акт веры и искренности. Тогда я высказал ему свои доводы, а он мне в ответ предложил возглавить секретариат одного из членов Политбюро Центрального комитета».

В Центральный комитет РСДРП(б), избранный на VI съезде партии 18 августа 1917 г., вошел 21 человек, но на заседаниях ЦК редко присутствовало больше половины его членов. Съезд взял курс на вооруженное восстание, а ЦК фактически стал его штабом. На заседании ЦК 10 октября было образовано Политическое бюро (Политбюро) ЦК в составе семи человек. Постепенно роль Политбюро в принятии решений росла. VIII съезд партии в 1919 г. утвердил постоянный статус Политбюро, что позднее сделало его настоящим центром политической власти в Советском Союзе. И вот один из членов Политбюро нуждался в помощи человека именно «склада» Владимира.

«Этот партиец и член Политбюро желал, чтобы ему представили несколько кандидатов. Кажется, он слышал что-то обо мне. Снабженный рекомендательным письмом, я отправился в отель Метрополь к Каменеву. Его жена, сестра Льва Троцкого, и их дети тоже были там. После довольно продолжительной беседы Каменев попросил меня вернуться вечером. Я уже уходил и был в конце коридора, когда он меня позвал: “Не могли бы вы мне помочь разобраться со всей этой почтой?” Речь шла о целом чемодане, набитом бумагами. В итоге я провел весь день, сортируя их. Когда я с ними закончил, Каменев принялся за просмотр документов, в то время как его жена готовила еду. “Поскольку вечер уже наступил, – сказал он мне, улыбаясь, – вам не придётся сюда возвращаться. Однако приходите завтра!”» Таким было начало длительного сотрудничества между этими двумя мужчинами.

Лев Борисович Каменев, настоящая фамилия Розенфельд, родился 18 июля 1883 г., он был революционером-большевиком, евреем, выдающимся советским политиком. Он был одним из семи членов первого Политбюро, созданного в 1917 г. для руководства большевистской революцией, в составе Ленина, Зиновьева, Троцкого, Сталина, Сокольникова и Бубнова. Каменев был зятем Льва Троцкого. В течение краткого периода осенью того же года он считался первым руководителем Советского государства (председателем ВЦИК), а с 1922 по 1924 гг. в течение последних месяцев жизни Владимира Ленина исполнял роль заместителем председателя Совета народных комиссаров. Каменев наряду со многими считался представителем «старых большевиков». Был осужден и расстрелян в 1936 г. в годы сталинского террора.

На службе у Льва Каменева

После переезда правительства из Петрограда в Москву Лев Каменев с семьей жил в отеле «Метрополь», а потом поселился в Кремле, где со своей семьей занимал маленькую квартиру в глубине Фрейлинского (Белого) коридора в Большом кремлевском дворце. Его непосредственными соседями были Демьян Бедный и журналист Лев Сосновский.

По этому поводу Владимир писал: «Каменев предложил мне переехать в Кремль. Боясь, что таким образом у меня не будет ни единой свободной минуты на учебу, я отказался под предлогом того, что моя квартира мне прекрасно подходит.

Послеобеденное время я проводил в Моссовете, где Каменев был председателем. Обычно я проводил начало и окончание дня в Кремле, за исключением тех случаев, когда собрания проходили в другом месте. Итак, я должен был приноровиться и находить время для учебы. На тот момент я всего лишь несколько раз посетил университет, а теперь пытался готовиться по школьным учебникам и конспектам, которые мне приносили коллеги».

В то время Каменеву было около тридцати восьми лет. Он был среднего роста, с головой правильной формы, светлыми глазами, прямыми волосами, прямым носом и бородой, которая придавала ему схожесть с Николаем II. Он интенсивно работал, много читал, был довольно любезным и покладистым, но порой эгоистичным. Он постоянно курил. Охотно сибаритствовал, обожал красивые книги и предпочитал спокойный отдых. Для Каменева Ленин был светом в окошке, он его боготворил. Во многих отношениях Сталин был его лучшим другом, а Зиновьев – его доверенным лицом. Он ревновал к Троцкому, и, хотя признавал его заслуги, но в то же время опасался его. Все остальные руководители Революции пользовались славой более или менее талантливых младших членов партии. Даже Рыкова, который порой принимал снисходительный вид, он воспринимал скорее, как чудака, чем как конкурента.

Каменев родился в Москве в семье, где родители были вовлечены в радикальную политическую деятельность. В итоге Лев Каменев сам тоже вступил на этот путь и присоединился к социал-демократической партии в 1901 г. Его репутация радикального политического активиста помешала ему поступить в университет. Но в конце концов власти уступили и позволили ему изучать право в Москве. Однако позже он был исключен за участие в студенческих демонстрациях против царя Николая II. Наложенное на него наказание было суровым: его не только исключили из университета, но и приговорили к тюремному заключению.

После этих неудач Каменев был привлечен к революционной пропаганде на железных дорогах. Его задача состояла в разъяснении рабочим их прав. Каменев вскоре осознал, что это было потенциально опасное поручение. Это стало причиной, побудившей его поехать в Париж в 1902 г., где он встретил Ленина, за которым потом последовал в швейцарское изгнание.

Каменев разделял убеждение Ленина, что рабочему классу необходима группа высококвалифицированных представителей, которые могут действовать от их имени. Эта идея, которую многие не приняли, привела к расколу партии, некоторые во главе с Юлием Мартовым, намеревались вовлечь наиболее возможное число рабочих в общее дело. В последовавшем голосовании Ленин не получил поддержки, однако он отказался признать его результаты. Это вызвало раскол внутри социал-демократической партии. Те, кто последовали за Лениным, получили название «большевики», в то время как другие, принявшие позицию Мартова, стали известны, как «меньшевики». Каменев вернулся в Россию, где основное время стал уделять организации забастовок. Он был арестован и заключен в тюрьму. После своего освобождения он перемещался по России, ведя политическую борьбу от имени партии. Во время революции 1905 г. он организовывал железнодорожные забастовки в Санкт-Петербурге и поэтому стал заметным политическим деятелем. Тогда он решил покинуть Россию ради собственной безопасности. Он присоединился к Ленину в Женеве в 1908 г., а в 1912 г., четыре года спустя, Ленин и Каменев переехали в Краков, чтобы быть поближе к России. Но когда разразилась Первая мировая война, они решили вернуться в Швейцарию. Каменев вернулся в Россию после свержения Николая II в 1917 г. и принимал активное участие в попытках большевиков свергнуть Временное правительство под руководством Керенского. Каменев стал соредактором «Правды» с целью распространения послания большевиков. С этого времени Ленин призывал к полномасштабной рабочей революции против Керенского. Впервые у Каменева и Ленина появились некоторые политические разногласия в начале октября. Несмотря на это недоразумение, Каменев сразу же согласился поддержать Октябрьскую революцию.

Ленин выбрал Каменева в качестве представителя, который будет объяснять иностранным правительствам деятельность большевистской партии. Его отправили в Лондон, но вскоре оттуда он был выслан. После этого Каменев направился в Финляндию, где был арестован и попал в заключение. Немного позже, когда он вернулся в Россию, то был избран председателем Моссовета.

Владимир писал в то время: «Мне случалось встречаться с главными руководителями или разговаривать с ними по телефону. Часто я слышал голос Сталина в коридорах Кремля во время проведения встреч небольших комитетов или собраний с ограниченным числом лиц. Я даже бывал несколько раз у него давно, и в его кабинете. Я был главой секретариата Каменева, видного члена Политбюро, а он председательствовал в Политбюро во время болезни Ленина.

Ленин и его жена часто рассказывали мне о Швейцарии, её школах, конституции и системе управления.

Роли Каменева в партии также придавал значительный вес его председательство в Моссовете, и часто говорили, что Зиновьев был сатрапом Президиум Совета состоял из руководителей главных управлений области. Его центр формировали различные личности, в том числе проверенные временем большевики, такие как доктор Владимирский, проведший долгое время во Франции и ставший председателем Центральной ревизионной комиссии; доктор Семашко, первый организатор советской медицины. Затем была создана академия под председательством Знаменского, хорошо известного среди рабочих тем, что безвозмездно защищал многих из них во время судебных процессов до революции, но также и доктор Обух, руководитель санитарной службы.

Со своей стороны, Свердлов был очень энергичным председателем Всероссийского Центрального исполнительного комитета, кроме всего прочего он исполнял организационные функции, которые позже были возложены на генеральный секретариат партии. Он не преминул обратиться к Каменеву по вопросам командирования членов партии; к тому же, один из его друзей был правой рукой Каменева в Моссовете. Речь шла о Леониде Серебрякове, который спас его жизнь, вытащив из реки во время побега из Сибири».