Текст книги "Стеклянный занавес"

Мария Арбатова
Стеклянный занавес

© Арбатова М., текст, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Стекло – есть вещество неопределённого химического состава и не может быть выражено химической формулой.

Менделеев Д. И.

Посвящается Олегу Вите…

От автора

Часть третья
Стеклянный занавес

Вале казалось, что продажа квартиры её детства, пропитанной страхом и унижением, будет умело поставленной точкой на пережитом в родном городке. Но копеечная – по московским меркам – сделка вытащила на свет такие больные вещи, что сбила с ног.

Пришлось узнать, что барак Валиного детства на улице Каменоломке сожгли, кладбище с могилой бабушки распахали, а деревня Берёзовая роща вымерла. Да ещё и мать проговорилась по телефону, что пошла за отца, чтоб «прикрыть стыд». И Валя не плод короткой родительской страсти, а результат спланированного изнасилования.

До кучи несогласованный рекламный ролик. Чёрт Валю дёрнул рассказать Смитихе об эпизоде в фильме «Лесной богатырь», на съёмки которого попала с Лебедевым. Как сказала бы бабушка, «приехала в обозе».

Валя и сейчас не любила себя на экране, казалась тяжёлой, неповоротливой, не понимала, что в ней нашли Катя, Ада Рудольф и телезрители. А в начале рекламного ролика, выдранного из фильма «Лесной богатырь», она, перепуганная массажистка, и вовсе стояла столбом в похабном кокошнике, набирая воду из колодца.

В телевизионной логике Валя «поднялась» до «лица воды», а в собственных глазах была гнусно использованной и глубоко опозоренной. Как говорила бабушка, «не бойся суда, а бойся стыда».

И перечисленное, в котором подлое прошлое подмигивало подлому настоящему, опустошило и загнало Валю в такой депрессняк, что она не знала, к кому кинуться.

Но Вика приходила из ВГИКа за полночь, мать жила на другой ступеньке пирамиды Маслоу, Соня была далеко, Юлия Измайловна не различала таких сложных красок. Горяев снова исчез, а сотовый Льва Андроновича не отвечал.

Хотелось побыстрее начать приём больных в Центре «Валентина». Там Валя хотя бы понимала, кто она и зачем родилась на свет. Так что велела Маргарите обзвонить записавшихся.

Но в первый же день приёма на сотовый позвонила Ада Рудольф:

– Заскочи, Лебёдка, в Останкино. Надо нетелефонно побазарить.

– В шесть, – сухо ответила Валя и отключила сотовый, чего раньше себе с Адой не позволяла.

Не терпелось устроить разборку по поводу рекламы воды «Лесной источник», которую не показывали в Москве, и Ада не подозревала, что это позорище обрушилось на Валю в поездке.

Принимая последнего пациента, подкрашиваясь, сидя в такси в сторону телецентра, Валя прикидывала, как объявить об уходе с передачи, чтоб не навредить Вике. Ведь Ада могла так же легко дёрнуть за ниточку отчисления Вики из ВГИКа, как легко дёрнула за ниточку её блатного зачисления.

Думала-думала, ничего не придумала, решила пустить дело на самотёк.

В кабинете кроме Ады застала только Ларису Смит. Она всё ещё ходила в образе почвенно-ряженой с модно привязанной косой и перестала прикладывать по два пальца к каждому уху, обозначая западные кавычки, без чего прежде не могла построить ни одной фразы.

– Как Горяев? – заботливо спросила Ада вместо приветствия.

– Устаёт, – сдержанно ответила Валя его формулировкой.

– Слышала, что Лебедь и Жирик как бы готовы заключить союз в помощь Зюганову?

– Нет, – ещё сдержанней ответила Валя.

– А видела, Лебёдка, какими листовками накрыл город Явлинский? Там объявление о поиске кандидата на роль президента РФ с высшим экономическим образованием без «вредных привычек». И ни слова о вредной привычке удалять запойные мешки под каждые выборы!

– И что? – раздражаясь, спросила Валя.

– В этих листовках девять клеток кроссворда, куда вписывается его фамилия! Народ пишет в эти клеточки «Козлодоев»! – хохотнула Ада.

– Вызвала меня обсудить листовку Явлинского? – Валя изо всех сил сдерживалась.

– Вызвала обсудить доверенное лицо Ельцина, которое мы подогнали к новой передаче. Елену Голубеву! Это просто конфетка с шоколадкой! Лариска в ногах валялась, пока уговорила!

И Лариса Смит угодливо закивала. Валя нахмурила брови, пытаясь вспомнить, кто это.

– Из питерского заплыва во власть, – подсказала Ада. – Ректорша какого-то университета – теперь же каждое ПТУ стало академией.

– Сценарий готов? – спросила Валя, оттягивая вопрос о рекламе.

– Океюшки, завтра будет, – снова закивала Смитиха.

– Лариска пытается реабилитироваться после передачи про СПИД в Уганде. Надеется, что нас извлекут из-под обломков. – Ада захрустела фольгой. – Съёмка с Голубевой послезавтра. Шоколадку будешь?

– Нет.

– И правильно! Пять минут во рту, десять лет на талии. Забодали выборами! Думают, если меня приложить к дырочке, надую рейтинг Ельцина, как воздушный шар! Они весь срок сдували, а я за пару месяцев надую! – пожаловалась Ада, отгрызая шоколад от плитки. – Лично мне победа Зюганова до фонаря, это твой Горяев встретится с корешами на лесоповале. И их задача сейчас платить и платить, а не будить во мне романтическую любовь к демократии.

– Скажешь это ему сама, – холодно ответила Валя.

– А ещё, Лебёдка, Ельцин предложил Грише снять кандидатуру. А Гриша ему: «Гони за это двухпартийное правительство из кремлёвских и яблочных, а меня – в премьеры!» У страны «реша судьбается», а он про себя любимого!

– Значит, всё-таки у страны решается, а не только у Горяева. Значит, и у тебя, и у меня, и даже у Ларисы? – с нажимом спросила Валя.

– У меня всё решилось, только хочется жить с комфортом, – не к месту пожаловалась Лариса. – Не с парковкой, а с подземным гаражом. Не с цветочными горшками, а с зимним садом…

– С какой парковкой? С каким зимним садом? – не выдержала Валя. – В провинции людям жрать нечего!

– Я свой зимний сад ни у кого не украла! – вдруг прорвало Ларису. – До Америки аспиранткой торговала проездными билетами! Искала место, где трамвайные пассажиры смешиваются с метровскими! Дралась с торговками семечками за полметра земли! Заглядывала прохожим в глаза, как проститутка, чтоб купили!

– Прекратите этот театр кишок, – поморщилась Ада.

– И я это делала много лет тому назад! До Америки, до ублюдка Смита, которого терпела, чтоб поднять детей! А эти тётки из провинции ждут, что им всё принесут на блюдечке с голубой каёмочкой! – Лариса раскраснелась, и бумаги в её руках мелко дрожали.

– Негде им проездные билеты продавать, – напомнила Валя. – Там ходят пешком.

– Так пусть двигают поршнями. Пусть картошку сажают, валенки валяют. Почему у меня должно быть чувство вины за то, что они так и не проснулись? – Валя не ожидала от Ларисы такой экспрессии, видимо, попала в больное место.

– Чувство вины должно быть за то, что вы окопались на телевизионной раздаче и оболваниваете их! – повысила голос Валя.

– И ты как бы наш лучший инструмент для этого, – подлила Ада масла в огонь.

– Ошибаешься! – заорала Валя, отпустив тормоза. – Знаешь, как наркоманам очищают кровь? Прогоняют через угольный фильтр! И я – угольный фильтр, очищающий передачу от вашей заразы!

– Звёздная болезнь принимает тяжёлые формы, – покачала головой Ада. – Но ты ещё не звезда. Ты ещё искра, из которой в моих мохнатых лапах возгорится пламя.

– А я, простофиля, как увидела рекламу воды, решила, что звезда, – ответила Валя как можно спокойней.

Повисла оглушительная пауза.

– Где ж ты её увидела? – спросила Ада, слегка подобравшись, и стала то ли объяснять, то ли оправдываться: – Я и сама не поняла, чего они с региональных каналов начали? И как тебе?

– Ужасней только реклама тампакса в критические дни, – ответила Валя, стараясь выглядеть равнодушной.

– А так и задумано, Лебёдка, чтоб ты выглядела своей, ближе к народу. Типа на дорогую рекламу у нас денег нет, – закивала Ада. – Но пипл хавает!

– Пипл хавает, а я не схаваю, – объявила Валя, аккуратно подбирая слова. – Надеюсь, до съёмки с Голубевой реклама будет ликвидирована.

– Да разве ж это реклама? Это как бы пробник. Можно сказать, пилот ролика. Ещё сто раз переделаем, – начала Ада наводить тень на плетень, словно Валя вчера приехала из деревни и ей можно вешать лапшу на уши.

– Мой юрист готов с тобой встретиться, – рявкнула Валя.

– Какой такой юрист? – подняла Ада модно выщипанную бровь, а Лариса вжалась в спинку кресла.

– Который предложил подать в суд, сделать пресс-конференцию и валить на другой канал, – озвучила Валя придуманную Викой конструкцию.

Получилось убедительно. Повисла новая оглушительная пауза. Ада, забыв о калориях, озлобленно дожевала шоколадку, скатала фольгу в шарик и швырнула в мусорную корзину. Промахнулась, выматерилась. Лариса вспорхнула, подняла шарик и услужливо донесла до цели.

– Гони своего юриста в шею, – наконец ответила Ада, покопалась в столе, протянула бумагу на бланке адвокатской конторы и ткнула пальцем: – Тут и тут читай!

В выделенных местах было написано, что фильм «Лесной богатырь», откуда взяты кадры для рекламы, снят до принятия соответствующего закона и кадры не требуют никакой оплаты. А кадры из передачи «Берёзовая роща», где Валя пьёт воду в студии, принадлежат Аде, поскольку ей принадлежит вся передача.

– Ты, Лебёдка, решений про другой канал пока не принимай, – заторопилась Ада. – Конечно, я – сука, держала тебя на хлебе и воде, но со следующего месяца подниму зарплату. Сговоримся – дальше поедем. Нет – разойдёмся и при встрече будем харкать друг другу в рожу. Идёт?

– Идёт, – сказала Валя, чтобы хоть чем-то закончить встречу, встала и вышла.

Прочитанная бумага была ударом под дых, Валя не могла справиться с собой. Не поехала на лифте, а медленно побрела вниз по неметёной останкинской лестнице. В лифте пришлось бы здороваться, улыбаться.

Получалось, что по закону Валю можно использовать для чего угодно. Например, для рекламы Жириновского. Нарезать кусочками, вставить в его ролик, и ни один суд не возразит, раз хозяйка передачи Ада.

И Валя принадлежит ей, как кукла Карабасу Барабасычу. Она смутно догадывалась об этом, но рассчитывала научиться переигрывать Аду. А рекламный ролик воды показал, что пространства для переигрывания не существует юридически.

Опустив голову, Валя пробежала сквозь охочую до автографов толпу перед охраной и, почти хлюпая носом, набрала сотовый Горяева:

– Я в Останкино. Пришли Славу к центральному входу.

– Уже едет, – ответил Горяев, испугавшись её тона.

Слава привёз Валю к металлической двери помпезного дома.

– Типа закрытый фитнес-клуб, – объяснил Слава, когда вышли из машины.

– А что это? – удивилась Валя.

– «Качалка» для богатых. – Слава набрал код на металлической двери и распахнул перед Валей дверь.

По телевизору показывали «качалки»: это были обшарпанные подвалы с обилием гирь, штанг и самопальных спортивных снарядов. Показывали и их крепких посетителей, качающих мышцы для применения на стрелках, тёрках и разборках.

Но здесь коридор был со вкусом отделан цветным пластиком, а туфли тонули в уютном ковре. Дежурно улыбающаяся девушка провела Валю в маленький зал, где Горяев вышагивал в спортивном костюме по тренажёру с движущейся дорожкой, а рядом стояла девушка в чёрном обтягивающем купальнике.

– Не целуй, я потный, – сказал Горяев так, что девушка в спортивном купальнике смутилась.

– Виктор Миронович, пожалуйста, не как в прошлый раз. И зайдите померить давление, – попросила она и вышла из зала.

– Интересная у здешних медсестёр форма, – заметила Валя.

– Медсестра мне пока не требуется, а это инструкторша по фитнесу. Велели так тренировать сердце, – улыбнулся он.

– Для сердца нет ничего глупее тренажёра в зале с мёртвым воздухом. – Валя кивнула на загороженные окна.

– Тут, ласточка моя, дорогущие кондиционеры.

– Чем дороже кондиционер, тем в воздухе меньше отрицательно заряженных ионов, и в фильтрах быстрее накапливается токсическая плесень, – процитировала Валя Льва Андроновича, хотя могла сказать и своими словами. – А токсическая плесень в лёгких ведёт к аллергиям, хронической усталости и онкологии.

– К передаче про кондиционеры готовишься? – усмехнулся Горяев.

– Идея хорошая. Только, как говорит Ада, «за неё никто не заплатит». Шагать надо на даче.

– На дачу некогда даже с тобой!

Валя снова улыбнулась про себя; прослушки в подобных местах стоят даже в туалете. Хвастает, какой он ещё орёл.

– Ада хочет, чтоб я вела передачу с какой-то Голубевой, – начала она.

– Голубева – самая вменяемая из доверенных лиц. – Он шагал и шагал по движущейся дорожке, вытирая салфетками лоб.

На полу возле дорожки зазвонил сотовый, Горяев потянулся за ним:

– Здравствуйте! Зачем вам моё мнение, если всё решает союз напуганных олигархов?

Положил сотовый рядом с дорожкой.

– Берёза звонил. Хочет на кого-то повесить свои недоделки. Думает, наступлю на те же грабли. Грабли, конечно, разного цвета, но и я не дальтоник, – сказал он, глядя перед собой. – Что пришла? Неужели соскучилась?

– Ты с ним так коротко?

– Берёза человек без церемоний, только король неточности. Как ни договаривайся, вовремя на встречу не придёт. Говорит, это часть маскировки, его же два года назад взрывали на Тверской. Водителя в куски разорвало, и куски на него посыпались…

– Кто взрывал? – спросила Валя, чтоб потянуть время.

– Считается, что ореховский Сильвестр. Ответочку послали, Сильвестра в том же году в машине взорвали. Кстати, спрашивал, почему «Берёзовая роща» не на его телеканале? Было б складно.

– Легко с ним делать дела?

– Он хотя бы честно признаётся: работаю только на одного человека, меня интересует только его мнение.

Обсуждать рекламу воды стоило в машине, Виктор предупреждал, что машину проверяют на предмет жучков.

Валя присела на скамейку, почему-то вспомнила, как впервые увидела Горяева, когда вызвали сделать массаж министру. Как влюбилась с первого взгляда. Как потом потеряла его на девять лет и как случайно нашла в этом самом распроклятом Останкино, опозорившим нынче её на всю страну.

В воспоминания резко вонзилась мысль, что делит его в постели с женой. Зачем она спросила об этом? Зачем он ответил правду? Ведь до этого всё было хорошо…

– С выборами полная засада. – Горяев ускорил шаг на дорожке. – Политтехнологи боятся думать. «Голосуй или проиграешь» – перевёрнутый слоган компании Клинтона «выбирай или проиграешь». Теперь они его перекроили на «Голосуй, и ты победишь!». Хотят жить и работать по кальке, чтоб и ответственность была на кальке.

– Других политтехнологов нет?

– Откуда, если в стране семьдесят лет не было выборов? Когда выиграем, о нас напишут учебники, потому что при нынешних рейтингах это нереально. Но мы клали на мировой политехнический опыт с прибором. Мы вместо этого купили за две копейки Лебедя.

– Ада сказала, что он с Жириком создаёт союз за Зюганова.

– Уже переиграли. Один парень с исторической фамилией Вите придумал сценарий получше.

– Олег Вите? Он Вике в Питере мозги вправлял, и Ада ездит к нему спрашивать, что происходит в стране.

– Олег Вите работает в Волынском в группе Сатарова, а тому надо чем-то прикрыть свою лажу с двухпартийной подушкой из нас и Рыбкина на выборах в Думу, – стал разъяснять Горяев. – Когда Сатаров принёс сценарий Вите, что Лебедь сдаёт голоса Ельцину и получает должность, все плевались. Зачем нам Лебедь с его шутками поручика Ржевского? Потом поняли, что это гениально.

– Лебедь грубый, но жена у него симпатичная, – зачем-то добавила Валя.

– Он и шутит, что настоящая семья – это когда муж храпит, а жена – глухая. Дали Олегу Вите за эту идею премию аж три тыщи рублей, при том что на выборах деньги воруют вагонами.

– Дайте больше, – возмутилась Валя, – Аде тоже не стыдно меня обворовывать.

Но Горяев словно не расслышал, сошёл с дорожки и стал лупить красную боксёрскую грушу. Красивый, потный, отлично сложённый. Ещё и хвастал как мальчишка:

– Смотри, вот стойка для рукопашного боя. Бью правой от плеча – левая закрывает челюсть и сердце, потом бью левой в ту же точку – правая закрывает челюсть и печень. Лоб должен торчать вперед. Носом или глазами чужой кулак поймаешь – тебя вырубили.

– Драку с Зюгановым репетируешь? – улыбнулась Валя.

– С Зюгановым не дерёмся, он пустой, страну не потянет. Просто в России свободу традиционно насаждают насильно, как картошку при Екатерине и кофий при Петре. Подождёшь, пока я в душ?

Встречавшая Валю девушка повела её в холл и заварила травяной чай. Валя чувствовала спиной, как девушка перемигнулась с инструкторшей в чёрном купальнике, мол, известная телеведущая, а таскается за любовником, стыд потеряла. Но было наплевать.

Вспомнила, что раньше неделями ждала звонка Горяева, срывалась как сумасшедшая, не по разу пролистывала в памяти последнюю встречу, эпизод за эпизодом. А теперь сама звонит, когда надо. И он уступает, хотя ему не до встреч.

В машине Горяев предупредил, что спешит на совещание, но завезёт Валю домой.

– Ездила квартиру продать в родном городке, – начала она.

– Зря, недвижимость – лучшее место для вложения денег.

– Ты ещё, как Ада, посоветуй купить туалет в парке!

– Туалет в парке? Очень остроумно!

– А отмену смертной казни вы по-честному приняли?

– Горжусь, что продавили и перестали быть людоедами.

– Послушай, – перешла Валя к главному, – Ада взяла эпизод, где я снялась с Лебедевым в фильме-сказке, приклеила к нему кусок из студии, где пью воду, и гоняет это как рекламный ролик. Показала бумагу, что моего согласия не требуется, денег не полагается и запретить это я не могу!

– За рекламу не полагается денег? – усомнился он.

– Потому что я – крепостная, целиком ей принадлежу! И должна после этого вести передачу с твоей Голубевой!

– Голубева нужна срочно. Это выборы. «Всё для фронта, всё для победы!» – ответил Горяев. – Сколько стоит ролик? Сам заплачу сколько скажешь.

– Мне ни твоих, ни Адиных денег не надо! Я хочу чувствовать себя человеком, а не половой тряпкой! – обиделась Валя.

– Рудольф – рысь тренированная, разберусь с ней потом. Но программа с Голубевой должна выйти. Пойми, раньше таких выборов не было, не привлекались такие деньги и такие чёрные технологии.

– Твой Олег Вите Вике говорил, телик только инструмент, подумай, что именно хочешь делать этим инструментом. Я была в передаче голосом простых людей и, когда они мне поверили, стала инструментом втюхивания воды. Сам знаешь, всю эту воду льют из одного крана.

– Реклама – работа звёзд.

– Ты как глухой… – вздохнула Валя.

– Глухой до конца выборов. И мне это так же тяжело, как тебе, – ответил Горяев и зарылся лицом в её волосы.

Валя не преувеличивала собственной роли в батальном полотне выборов президента, но ведь ехала к Виктору если не за защитой, то хотя бы за утешением. Она обиделась и молчала до конца маршрута.

Дома встретил радостно гавкающий Шарик с новым бантом, Вика рано вернулась из ВГИКа и плескалась в ванной, а мать прилипла в большой комнате к телевизору.

– Борщ на плите, макароны по-флотски и компот, – не поворачиваясь, бросила мать. – Слышь, доча, наши взяли Бамут и Лысую гору!

Валя сняла со стула Викин рюкзак, чтобы присесть к телевизору, но молния на нём была расстегнута, и оттуда тревожно белело что-то незнакомое. Лазить по чужим рюкзакам нельзя, но белый материал сигнализировал об опасности.

Поборовшись с собой, Валя вышла с рюкзаком в кухню, чтоб не видела мать. Белым оказался медицинский халат с недовышитыми нитками мулине инициалами «М.С.». Было трогательно, что Вика кривовато вышивает инициалы на отцовском халате, не попросив мать, которая бы всяко сделала это лучше.

– Уроем Адку за рекламу? – спросила Вика перед сном.

– Она показала бумагу, что всё по закону. И на следующую съёмку я не могу не выйти – Виктор просил.

– Попадалово, – присвистнула Вика. – Но если тебя так штырит реклама, давай метнёмся на другой канал. Адка тут же по…рит рекламу «Лесного источника». На фиг ей пиарить звездень с чужого канала?

– Виктор решит, что я дезертировала с выборов. Виделись сегодня. Сам никакой, ведёт себя будто я его секретарша, – пожаловалась Валя.

– Да всё у вас путём, просто сейчас без рок-н-ролла. Сейчас время патроны подносить, – успокоила Вика. – Риелторша Дина звонила, завтра смотрим новую квартиру. В двух шагах от Кремля!

– В двух шагах? У нас на такую денег не хватит, – ответила Валя, но услышала, что Вика уже мирно сопит.

Утром разбудил звонок Кати:

– Опять ты, Валь, выделываешься?

– А ты в курсе рекламы воды? – спросила Валя.

– Видела, что лепили. Но пальцы не гни, это твоя первая реклама. Слава богу, не слабительное.

– И ничего, что её крутят по регионам, не согласовав со мной?

– Адка в своем репертуаре! – охнула Катя. – Велела тебя пугнуть, что передача с Голубевой проплачена, эфир прямой, дублёрша твоя не справится. Выход только взять Таньку Колышкину.

– Колышкину? – переспросила Валя. – Она ж не просыхает!

– Итак, она звалась Татьяна, но на работе вечно пьяна. Колышкина, Валь, профессионал – приходит бухая, кажется, ложкой не соберёшь, а потом встаёт и чешет по телесуфлеру без запинки.

– У неё лицо стёртое ластиком.

– Зато она живёт с кем надо.

– И ребёнок от него?

– Ребёнок в основном от другого. Короче, на съёмку не выходишь?

– Выхожу, Виктор просил. Но почему сценарий опять пишет Смитиха, а не ты?

– Я в зарплате не теряю, но тоже хочу понять, что такого в этой американской рептилии? Тем более её передача про СПИД в Уганде так провалилась.

Квартира неподалёку от Кремля, куда после работы привела Валю с Викой нехорошо похудевшая риелторша Дина, ужасала. Пристойный подъезд перетекал во что-то запущенное пятикомнатное.

Стены коридора были не просто грязными, а жирными и липкими от грязи. Казалось, этой жирной грязью пропитан сам воздух квартиры.

Две первые комнаты занимали мама с дочкой и ухоженным котом в ошейнике с блёстками. И было неясно, как все трое выходят из комнат в коридор, по которому надо летать, не касаясь стен и пола.

– Ой, Валентина! Так не бывает! Слава богу, я накрашена на всякий случай! Тащи фотоаппарат! – скомандовала мама дочке.

И после фотосессии с котом и дочкой стала показывать квартиру:

– Комнату старика открою. У сына живёт, ему метров не надо. Только деньги.

Над продавленным диваном в комнате старика висело красное знамя, покрытое коллекцией советских значков. На столе стоял синий стеклянный графин сталинских времён и такая же ваза для фруктов.

– Ещё в двух комнатах парень живёт. Привёл недавно девицу, – прокомментировала мать. – По ней видно, что сделала десять тысяч абортов! Да ещё и не вытирает за собой пол в ванной!

Валя, Вика и риелторша Дина переглянулись. В контексте санитарных норм, принятых в квартире, оборот «не вытирает пол» звучал неожиданно.

Парень с девицей ждали гостей и жарили на кухне «ножки Буша». Стоя у грязнейшей плиты, вертели их ножами на двух сковородках, а в промежутках целовались. И с потолка на эту идиллию свешивались грозди мохеровой от пыли паутины, готовой рухнуть в любую секунду.

– Покупайте, не пожалеете! – гаркнул парень. – Вид из окон – хоть на открытки!

– Если их вымыть хоть раз в жизни, – обронила Вика.

Обе его комнаты были забиты запчастями от мотоциклов и завешаны плакатами с рок-звёздами. И тоже, казалось, никак не связаны с грязнущими коридором и кухней.

– Заходи – не бойся, выходи – не плачь, – комментировал парень.

– Цена по сравнению с метражом мизерная. И потолки, – шептала риелторша Дина. – Уже не говорю про место.

– Нам, потомственным москвичам, элитное жильё теперь не по карману, – пожаловалась мать. – Сами понимаете, это новое время! Они у нас всё отняли!

– Что у вас отняли? – не выдержала Валя. – Ведро и тряпку у вас отняли?

– В наших комнатах чистенько, – растерялась мать. – А остальное – ничьё!

– Бригаду украинок позову, за сутки отдраят, – предложила Дина, когда вышли во двор и она, тяжело дыша, присела на скамейку.

– Грязь там сквозь стены проросла! Как так можно? – Валя машинально протирала руки носовым платком, хотя ни к чему в квартире не прикасалась. – Оно, говорит, ничьё!

– Ты ещё в клозет не заглядывала, – добавила Вика. – Там полный отстой.

– Это вы убитых хат не видали, – возразила Дина. – С крысами, мышами. Из убитой хаты выходишь, в метро зайти стыдоба. Кажется, от тебя воняет.

– Отняли у них всё? Что у них отняли? Чистоплотность? – не могла успокоиться Валя.

– Чё ты сопротивляешься всеми копытами? Не берём так не берём, – остановила её Вика.

– Да потому что то же самое с выборами! Все требуют справедливости, но за собой даже воду спустить не готовы!

– Совсем стала ку-ку на своих выборах, – покрутила Вика у виска пальцем, и Дина согласно кивнула.

Валин кабинет заработал в прежнем режиме. Разве что Маргарита так вошла в роль администраторши целительского центра, что стала переигрывать. Сшила костюм в восточном стиле и начала читать коридорной очереди лекции.

В приоткрытую дверь кабинета залетали не к месту употребляемые «карма», «аура», «энергия», «просветление». Валя краснела от этой галиматьи, но делать замечания стеснялась.

Эдик в последнее время дистанцировался от матери. Прилежно изучая в общежитии ВГИКа, куда его внедрила Вика, половой вопрос, резко похудел и превратился породистого красавца. И обтягивавшая прежде «военка» стала на нём мешковато болтаться.

– Артемий обещал найти курсы биоэнергетики, – объявила Маргарита каким-то новым грудным голосом.

– Вам??? – обалдела Валя.

– А вы видите меня исключительно обслуживающим персоналом?

– Нет, но… Это требует определённой внутренней… – хотелось сказать «чистоты», – дисциплины. А вы – виолончелистка, богема.

– Сидя под дверью вашего кабинета, я многому научилась.

«Только не это!» – с ужасом подумала Валя. Она вдоволь насмотрелась на таких Маргарит в духовном университете Льва Андроновича и наслушалась про то, как они открывали собственные кабинеты и лохотронили публику.

Первой пациенткой была сегодня ухоженная женщина за сорок, с ног до головы в «кутюре». Она с порога объявила:

– У меня только остеохондроз.

– Раздевайтесь, ложитесь на живот, – кивнула Валя на массажный стол. – Перегружаетесь в быту?

– У меня и быта-то нету. Дочь замуж вышла, муж свалил, – почти весело сказала женщина. – И так и так пробовала вернуть, и в бедную прилежную играла, и в богатую капризную. Ладно бы к бабе, а то – в никуда!

– В никуда? – Валя делала ей массаж шеи и спины.

– Якобы у него кризис «самого себя». Но, как говорится, пускай рыдают те, кому мы не достались, и сдохнут те, кто нас не захотел.

– Думали, почему он так сделал?

– Мне и самой всё обрыдло, но новые отношения уже не запустить, все траектории окаменели. Готовила, стирала, убирала, давала на все сто. У нас был пятизвёздочный секс! – Она пожала голыми плечами. – Сказал, с тобой не расту духовно. Живёт на даче, два часа пилит на работу, жрёт пакетные супы, читает книжки.

– А что он имел в виду под духовным ростом?

– Ерунду всякую. Про душу, про реинкарнацию. Тыкался во всё, как подросток.

– А вы не тыкались? Вам всё ясно про жизнь и смерть?

– Знаете, какие тыкаются? Немытые, больные, недотраханные… Даже не боялась, что он там бабу найдёт, – презрительно призналась она.

– Я, по-вашему, немытая, больная, недотраханная? – засмеялась Валя. – Тоже ходила, искала, думала.

– Но я – земной человек.

– И я. Просто в опредёленном возрасте человек начинает разбираться со смыслом жизни. И ему с тем, кто не ищет, не про что быть вместе.

– Смысл жизни – делать людям добро, – раздражённо возразила женщина.

– Но жизнь однажды кончится и начнётся новая. Или обнаружится, что раньше была какая-то другая. И поступки в них связаны. Понимаете?

– Нет.

Потому он и ушёл, подумала Валя, тем более что её диалог с Горяевым выглядел аналогично. Он огрызался: «Как говорит Людмила Пихоя, не лезь в мою подсознанку некипячёными инструментами!» Людмила Пихоя была спичрайтером Ельцина, её имя произносили с благоговением.

– Думаете, если пойду по этим шаманским притонам, он вернётся? – усмехнулась женщина.

– По крайней мере, поймёте, зачем он ушёл.

– Говорите его словами, – поморщилась женщина.

И было ясно, что больше она на приём не придёт.

После неё были дети и старики, а последним – издёрганный мужик. На его правой руке синела наколка «ИГОРЬ», на левой – наколка «ТЫНДА». Сперва пыжился, рассказывал, как заработал на квартиру в Москве на стройке в местах, где три месяца холодно, а девять месяцев «очень холодно».

Потом разнюнился по поводу пропитой печени. Лежал на кушетке, ныл и вдруг продолжил агрессивно начатый с кем-то спор:

– Думают, я робот… У меня семь охранников, а магазин здоровый. Бомжара приходит, весь аж гниёт, говорит: «Дай денег, а то ночью приснюсь!»

– Даёте?

– Даю. Когда денег, когда в харю. Директор велел обыскивать подозрительных. Метут же с полок как снегоуборочные машины, нас потом на бабки ставят за недостачу в зале. Мы обыскивать не имеем права, можем только ментов вызвать. Это в КГБ бдят за каждым, а у нас охранник у камер слежения сидит – порнуху листает и яйцами играет.

– Нарушаете закон, обыскивая людей?

– Девчонка вчера зашла, лет десять. Покрутилась, игрушку под куртку сунула. Гошка с Лёнькой её хвать и тащить в подсобку. А тут бабёнка: «Я юрист, по какому праву ребёнка тащат в подсобку?» Главное, игрушку у девчонки не обнаружили, маленькая сучка, но опытная. А юристка – вызываю милицию, открываю на вас дело!

– Десятилетнюю два охранника тащат в подсобку? – ужаснулась Валя.

– Какие они охранники? Алкаши, для острастки.

– У вас дочка есть? Представьте, что её два алкаша тащат!

– Моя дочка не ворует. А эта одета хорошо. Поймать бы – жопу надрать!

– Может, она и не крала, а вашим алкашам показалось?

– Говорят, игрушку под куртку засунула… – растерянно повторил он.

– И весь магазин спокойно смотрит, как два мужика тащат ребёнка?

– Достали воры! Хорошо, если в подсобке от…им, в основном так отпускаем.

– Всё-таки считаете, что можно тащить ребёнка в подсобку?

– Ничё я не считаю. Две семьи кормлю на свою зарплату, голуба. А эта юристка попёрлась к директору, говорит, ментов вызову, чтоб вы видео не стёрли, засужу магазин, телек позову. Директор ей, давай договоримся, а она, падла, денег не берёт! Согласилась заткнуться, если при ней охранников уволит, он приказ подписал, ей копию вручил. А я ж их инструктировал в подсобку тащить, подставил из-за какой-то сопли!

– Подставили их, а не девочку? – пробовала пробраться к его мозгам Валя.

– Забить мне на девочку! Меня нанимали сторожевой собакой. Гошка с Лёнькой говорят, мы на тебя пахали! А теперь нас в говно, а ты – весь в белом!

– У вас крест на шее. На Страшном суде тоже скажете, что вы сторожевая собака?

– Знаете, голуба, вы хоть и всемирная телезвезда, но я вам деньги плачу, чтоб печень лечить, а не душу. – Он чуть не заскрипел зубами.