Текст книги "Стеклянный занавес"

– Скульптура Эдвина Эстрема «Кристалл». Недавно наверх залезли два пьяных студента и не могли слезть вниз, – улыбнулась Эльза. – Весь город волновался, пока их не сняли, всё время шла информация в новостях.

– И чё тут скульптурного? – Вика неохотно сфотографировала «Кристалл».

А Валя с грустью подумала, что весь город Москва почти не заметил взорванного вагона метро. Потому что к взрывам привыкли.

– Это образ света и свободы. Шведы любят простые прямые линии, – растолковала Эльза.

Этаж Культурного центра, где проходил обед, напоминал образцовую столовку с большим выбором понятных блюд. Но помимо этого имел сцену. И Эльза предупредила, что здесь намечена Валина встреча со стокгольмцами.

Охрана унылого здания телевидения, тоже состоящего из «простых прямых линий», придирчиво изучила их паспорта. В большом кабинете, где стояли столы с компьютерами, ожидали журналист с фотографом.

Совершенно одинаковые среднеарифметические шведы. Поменяйся они местами, Валя бы их перепутала. Журналист сказал, что его интересует эксклюзив, и задавал через Эльзу банальные вопросы – про телевидение, российские женские судьбы, Ельцина.

А под конец оживился и стал с нажимом расспрашивать про русскую проституцию, подчёркивая, что это большая проблема для Швеции. Валя в ответ отшутилась.

Фотограф попросил выйти на улицу попозировать. Эльза сказала, это очень модный фотограф. И Валя покорно пошла за ним через охрану. На улице шёл дождь, фотографа это не смутило.

Он объяснил знаками, каким образом надо позировать, прижимаясь к стене здания. Валя мгновенно вымокла до нитки, боялась, что потекут накрашенные ресницы, а фотограф всё щёлкал и щёлкал затвором, словно и сам был непромокаемым.

Когда вернулись, с Валиных волос буквально текло, и Эльза принесла из туалета пачку бумажных полотенец. Тут появились следующий журналист с фотографом. Более пожилые и более интеллигентные.

К изумлению Вали, журналист тоже заявил про эксклюзив, но задал те же вопросы, что и предшественник, и ровно в том же месте переключился на тему проституции. Эльза переводила как автомат. Но когда фотограф предложил выйти под дождь для съёмки, Валя категорически помотала мокрой головой.

Эльза перевела отказ, и журналист с фотографом поражённо переглянулись, не понимая, почему русская телеведущая капризничает с сотрудниками такого влиятельного журнала.

Тут, конечно, позвонила мать, она умела выбирать время:

– Слышь, доча, с грузовика у подъезда картоху продают. Такая вся крупная, гладкая. На рынке в два раза дороже. Мы с Галькой-соседкой наверх мешок допрём.

– Не таскай тяжёлое! – попросила Валя.

– Всего один мешок и возьму…

Третья команда слегка отличалась от двух первых. Некрасивая молодая халда, одетая так, чтобы изо всех сил подчеркнуть собственную непривлекательность, совсем не подготовилась к интервью.

– Расскажите о любви русских. Как изменилась жизнь женщин в России? Чему вы научились в Швеции за это время? Вам нравится Горбачёв? Разве он уже не президент? Как вы относитесь к русской проституции?

Сопровождающая журналистку хорошенькая девица с ярко-синими волосами и фотоаппаратом подошла к стене, присела на корточки и обратилась к Эльзе.

– Она будет снимать вас в такой позе, – перевела Эльза.

– Я телеведущая, а не фотомодель! – не выдержала Валя.

– Мы не можем воспользоваться здесь компьютером, чтоб узнать расписание паромов в Хельсинки, – призналась Эльза, хотя пространство кабинета было набито компьютерами.

– Тогда экскурсию по телецентру, – потребовала Вика.

– Этого нет в программе, пропуск только сюда.

Валя удивилась, в Останкино иностранных телевизионщиков принимали хоть и с сопровождением, но радушно. Водили по телецентру, показывали студии, сажали за накрытый стол.

– Фигасе, уважение к русской телезвезде! Может, им на память окошко разбить? – пригрозила Вика.

– Тогда попадёте в тюрьму, – испугалась Эльза, минутку помедлила и добавила: – Но я приглашаю вас к себе.

– У вас тут за любой чих в тюрьму? – удивилась Вика.

Эльза жила в красивом многоквартирном доме. Внутренний двор, превращённый в сад, запирался от чужих.

– Когда тепло, пьём кофе на улице. – Эльза кивнула на деревянные столы со скамейками. – Мы, шведы, любим комфорт.

В просторной трёхкомнатной квартире было уютно. А светлая минималистская мебель не отвлекала от ярких авангардистских картин, вроде тех, что малевал когда-то Вася.

– Снимаю квартиру и сдаю одну из комнат замечательному парню, – рассказала Эльза. – Он гей, никогда не мусорит и не напивается. Сейчас узнаем расписание «Викинга» по интернету.

Валя видела интернет у Эдика, но не понимала, как он устроен. А Вика уселась с Эльзой к компьютеру, и они быстро нашли билеты на двоих в Хельсинки и обратно в каюте улучшенной планировки без окна, но с феном.

Рачительная Эльза подчеркнула, что в переводе со шведских крон они всего по сто долларов и нет смысла доплачивать за окно – смотреть на море лучше с палубы.

– Без окна? Как в обезьяннике? – запротестовала Вика.

– В старом центре есть дома с нарисованными окнами. Когда-то у нас за каждое окно брали налог, ведь чем больше окон, тем меньше покупают свечей и меньше дохода в казну. И те, кто хотел показать богатство, рисовали на стене ложные окна.

– Налог на окна? Крезаторий какой-то, – засомневалась Вика.

– Бабушка рассказывала, у нас был налог на печные и банные трубы, – поддержала тему Валя. – Из-за него строили бани без труб, их звали бани по-чёрному. У бабушки была такая баня.

– Бани без трубы? – не поняла Эльза. – Можно умереть от дыма!

– Сперва на пол стелют солому и хвойные ветки для запаха. Потом четыре часа топят, выносят угли, золу, полтора часа проветривают. После этого парятся и вешают одежду, чтоб вытравить заразу, грибки, паразитов. Это же природный антисептик. – Валя с удовольствием вспоминала бабушкину баню. – Раньше и рожали в чёрной бане, там чище, чем в операционной! Считается, бани по-чёрному спасли Россию от чумы!

– Швецию чума опустошила. Вы интересуетесь медициной? – догадалась Эльза.

– Я – целительница, у меня свой кабинет. А телевидение – так, – смутилась Валя. – Волной вынесло.

– Большая волна, если вы представляете целый телевизионный канал, – улыбнулась Эльза. – Как вы лечите?

– Она глазами видит, где у чела болит, и лечит руками, – встряла Вика.

– О, вы – häxa? – вытаращила глаза Эльза. – Это по-шведски ведьма…

– Бабушка передала дар. Но у меня диплом массажистки, ещё я училась в специальном университете другим техникам, – уточнила Валя.

– Мой русский муж рассказывал о русском колдовстве. Шведы очень рациональны, но меня интересуют такие вещи, – обрадовалась Эльза. – Я покажу вам мистические места Стокгольма.

– Места, где жгли ведьм? – оживилась Вика.

– В Швеции сожгли много женщин. – Эльза перешла на экскурсоводческую интонацию. – Первой сожгли тринадцатилетнюю Гертруду Свенсен, она призналась под пытками, что летала с соседкой на гору Блокулу, где собираются ведьмы. Призналась, что ходит по воде и ворует детей. Из-за её показаний живыми сожгли семнадцать человек: двух взрослых и пятнадцать детей…

– Упыри! – выдохнула Вика.

– Теперь надо в банк, взять деньги, – поменяла тему Эльза. – Билет продают за шведские кроны, финские кроны или доллары.

– Зачем в банк? – хором переспросили Валя с Викой.

– Вы снимете деньги с карточки и передадите мне.

– Деньги со мной, – призналась Валя.

– У русских так бывает, – кивнула Эльза. – Но если носить деньги, их могут украсть.

– Могут, – согласилась Валя. – Я зайду в туалет?

– Конечно, вон туда.

Было стыдно признаться, что доллары спрятаны в бюстгальтере. Валя зашла в просторный туалет, где тоже висели картины в Васином стиле, а возле раковины стояли горшки с цветами. Торопливо достала двести долларов, переложила в карман джинсов, спустила воду и стала мыть руки, вдруг Эльзе слышно.

В отель ехали на метро, Эльза объяснила, провожая их:

– Вечером у вас другой переводчик. Из Болгарии. Я поставила машину в гараж, еду в гости и там ещё неделю назад запланировала выпить вино.

Валя с Викой прыснули от такой конструкции фразы и такой конструкции жизни.

– Шведы планируют всё до мелочей. Мой русский муж тоже смеялся, – добродушно ответила Эльза. – Он резал весь пирог на куски, не понимая, что куски станут твёрдыми, если сразу не есть. Шведы всегда сами отрезают кусок, какой хотят съесть.

– Крохоборы, – отозвалась Вика.

– Шведам важна справедливость, есть правило последнего куска. Кто-то может опоздать на вечеринку, и последний кусок мяса или торта не ест никто.

– Вот тут уважуха, – согласилась Вика.

– Это наша новая линия метро, она красиво оформлена. Газеты писали, в том лифте, над вестибюлем в час пик изнасиловали женщину. Она кричала, но никто не вызвал полицию. Шведы отстраняются от чужих проблем. Это большая проблема.

– Последний кусок важней человека? – ехидно спросила Валя.

– Шведы привыкли защищать свои границы, из-за этого не всегда понятно, куда можно вмешаться, куда нельзя. Например, если взрослый обижает ребёнка, надо вызвать полицию, а не делать замечание, – объяснила Эльза.

Некоторые станции метро показались странными, а в одной своды из необработанного камня нависали над людьми и поездами, словно угрожая рухнуть. От такого архитектурного решения Вале, с её «карельским» сюжетом об отце, засыпанном в прошлой жизни камнями, стало не по себе.

В отеле Валя прилегла от усталости на кровать.

– Журналюги выжрали всю твою энергию, – посочувствовала Вика, поставив чайник и накрывая на стол для перекуса. – Лажово было б сейчас без бутеров к чаю. Эльза найсовая, но могла хоть водички налить.

– У них не принято. Откуда чай?

– Чай, сахар, джем, кетчуп и майонез скоммуниздила на завтраке вместе с бутерами. Полежи до кабака, я тебе всё притащу в постель.

Ресторан, отмеченный Эльзой на карте звёздочкой, куда Валя с Викой отправились, отдохнув, находился неподалёку на набережной и выходил окнами на море. Их провели за столик, где ожидали две женщины и два мужчины.

Один из мужчин представился переводчиком родом из Болгарии, звали его Светлан. Остальные, видимо, были телевизионщиками и тоже показались Вале совершенно одинаковыми.

Валя с Викой вырядились для ужина, как сказала бы мать «расфуфырились», а приглашающая сторона была одета нарочито просто. Все четверо подали Вале визитки на шведском, и пришлось извиниться, что у неё нет визитки.

Валю посадили к окну, мимо которого плыли яхты с разноцветными парусами, рушащими штамп «Белеет парус одинокий…», пропетый накануне приютскими сиротками.

– Что будете пить? – спросил Светлан.

– Чай. – Валя волновалась, что придётся сдавать этим телевизионщикам экзамен, непонятно, по какому предмету.

– А сами шведы чё дринькают? – поинтересовалась Вика.

– О, это длинная история, – улыбнулся переводчик. – Но сначала сделаем заказ. Мясо или рыба?

Валя попросила то же, что всем, и принесли блюдо с пугающим названием «щелькнёль». Слава богу, оно оказалось не морепродуктами, которых Валя так боялась, а лосятиной, маринованной в можжевельнике. Вика нашла меню на английском и выпендрёжно потребовала селёдку, запечённую в яичных желтках.

– До девятнадцатого века местная вода была опасна для здоровья, и все, даже дети, пили пиво или лёгкий напиток «Svagdricka», – поставленным голосом начал Светлан.

– А считают, что главные киряльщики русские! – заметила Вика.

– Шведское пьянство достигло такого масштаба, что во время Первой мировой войны запретили свободную продажу алкоголя и выдавали книгу с карточками, где ставили штамп, что вы купили алкоголь.

– У нас недавно водка тоже была по талонам, – усмехнулась Валя.

– У вас не контролировали, сколько вы купили помимо талонов. Даже сейчас крепкий алкоголь продают здесь специализированные магазины «Системболагет», и только если вам двадцать лет. В барах можно пить с восемнадцати, но алкоголь в барах и ресторанах ещё дороже.

– Где демократия? – возмутилась Вика.

– Демократия в том, что население за это проголосовало, – подчеркнул Светлан.

Валя всё время вздрагивала от звона битого стекла, и переводчик объяснил, что бармен бросает в железный бак пустые бутылки, которые не принимают на переработку, чтоб они не занимали места.

Никого, кроме Вали, это почему-то не волновало. Валя отметила, что у шведов железные нервы. «Щелькнёль» оказался таким вкусным, что Вика таскала куски из Валиной тарелки, не притронувшись к своей диковинной селёдке. Разве что сфотографировала её жёлтые бока.

Пригласившая сторона общалась странновато:

– Нам очень приятно, что вы приехали… Сотрудничество представляется нам теперь очень важным… В России всё изменилось… В этом году Швеция опередила Францию, Италию, Австрию, Финляндию по количеству инвестиций в вашу экономику… Мы восхищаемся Ельциным! Он был эффектен, стоя на танке! Вы едете завтра паромом в Хельсинки? «Викингом»? А вы успеете на обед с руководителем канала послезавтра в двенадцать? В Хельсинки нечего смотреть, а вы ещё столько не увидели в Стокгольме! Не ходите вечером в центр… Там панки, это очень опасно… Было приятно провести с вами вечер…

– Зачем они нас пригласили? – спросила Валя переводчика.

– Это демонстрация дружественного отношения к России. В Швеции всё забюрократизировано, – объяснил Светлан. – Ещё они просят освободить номер на время поездки в Хельсинки.

– Как это? – испугалась Валя.

– Вернувшись, получите другой номер.

– А чемоданы? Мы же не потащим их в Хельсинки.

– Сдадите до завтрака в камеру хранения отеля. Вернётесь в десять утра, два часа погуляете по Старому городу и сразу на обед с главой телеканала. Здесь так принято. Шведы не хотят оплачивать пустой номер.

Вика было открыла рот, но Валя наступила ей под столом на ногу.

– Напрасно вы купили билеты на «Викинг», это же «пьяный рейс», – добавил Светлан.

– Ну ты терпила! Побомжуйте пару часиков, уважаемая звезда, на лавочке! – зашипела Вика, когда вышли из ресторана. – И мне не дала наехать!

– Ты бы пообещала разбить на память окошко, а я не хочу, чтобы русских считали хулиганами, – стала оправдываться Валя, хотя и чувствовала себя уязвленной.

– «Не ходите вечером в центр… Там панки, это очень опасно…» – передразнила Вика. – Прикинь, зашли три торчка с ирокезами, сели у тебя за спиной. Взяли по пиву, потрещали, как ботаны, и тихонько свалили. Говно, а не панки! И шведы их боятся!

Было унизительно снимать с вешалок и укладывать вещи.

«За свои деньги едем на пароме, а нас за это выставляют на улицу, – злилась про себя Валя. – Попробовали бы они выставить Аду!»

Утром, сдав вещи в камеру хранения, Валя уже ничуть не смущалась, когда Вика запихивала в пакет бутерброды.

В круиз надели джинсы, футболки и кроссовки, кинув в рюкзаки по свитеру. Небо было ясным, столики вынесли на улицу, где постояльцы отеля расслабленно попивали кофе.

Первой заорала пожилая француженка, и все за её столиком повскакивали – у стены соседнего здания грелась на солнышке большая старая крыса. Молодые немцы за соседним столиком загоготали и стали кидать в неё кусочками хлеба.

– Фигасе, Европа! – завопила Вика, достала фотоаппарат и сфотографировала крысу.

Крыса, раздражённая вниманием, встала и старческой походкой побрела прочь.

– Прикинь, какие тучи с той стороны, возьмём из отеля зонтик, – заметила Вика.

– Зонты с эмблемой, – засомневалась Валя. – Подумают, что мы украли.

– Тебе не пофиг, что подумают те, кто выпер тебя из номера?

Соня так и не взяла трубку, решили позвонить ей из Хельсинки, вот мы, как снег на голову. Уселись в Эльзин старенький автомобиль и поехали по городу.

– Нам велели сдать номер, пока плаваем! – пожаловалась Вика.

– Шведская экономика переживает кризис, все считают эре, – равнодушно ответила Эльза и пояснила: – Крона состоит из эре.

– Так вы же самые счастливые люди на планете, создавшие «шведскую модель»? – Валя часто слышала это из телевизора.

– Наше «счастье» – это налоги в шестьдесят процентов. Русские будут платить шестьдесят процентов?

– У нас все уходят от налогов, – согласилась Валя, постыдившись добавить, что и она тоже.

– Богатые шведы тоже не хотят столько платить и берут паспорта других стран. Спортсмены, группа ABBA. Астрид Линдгрен однажды насчитали налог в сто два процента! – воскликнула выдержанная Эльза. – Мой русский муж смеялся, что я плачу один процент от дохода за свой старый телевизор!

– За телевизор???

– Мои родители имеют дом в Вестергетланд, но там скучно. А здесь я много работаю, но не могу взять кредит на квартиру, чтобы сделать себе ребёнка. Сдаю одну из комнат, но не могу купить новую машину!

Валя с Викой в недоумении переглянулись.

– У нас тоже тяжело купить квартиру в столице, – посочувствовала Валя. – Я много лет зарабатывала на квартиру в Москве.

– Вы – колдунья и сделали это колдовством, – пошутила Эльза.

– На квартиру я заработала массажем. До сих пор снится, стою и бесконечно делаю массаж, и во сне ломит руки и плечи…

– Поставим машину, дальше её не пустят. – Эльза повела их мощёными средневековыми улицами на площадь, любой снимок которой выглядел бы открыткой. – Это Сторторгет, сердце города для собраний, базаров, праздников. В тысяча пятьсот двадцатом году завоевавший нас датский король Кристиан Второй собрал на коронацию высший свет и вместо коронации сделал казни. Убили около сотни епископов, членов риксрода, стокгольмских бургомистров, знатных горожан. Это вошло в историю как «Стокгольмская кровавая баня».

Эльза показала рукой на ярко-красное здание:

– Вот дом Йохана Эберхарда Шанца, секретаря короля Карла Десятого. На нём девяносто два белых камня – это души убитых Кристианом Вторым. Если камень вытащить, призрак убитого будет бродить и искать врагов. По легенде, в годовщину казней из стен красного дома течет кровь.

– Фу, – поморщилась Вика.

– А вот Шведская академия, она присуждает Нобелевскую премию по литературе. Ещё тут Музей Нобеля и Нобелевская библиотека. Видите дом на пересечении двух улиц и в нём рунный камень? – показала направление Эльза.

Над пёстрыми булыжниками фундамента заплаткой торчал здоровенный серый камень, изрезанный красными линиями.

– Викинги ставили валуны с надписями на месте важных событий, через несколько столетий их откопали, чтоб укреплять фундаменты. Этот камень – могильный, на нём надпись: «Здесь почивает сын Торстена и Фрегунн…» – торжественно произнесла Эльза.

– Блин, у вас тут кругом кладбище! – воскликнула Вика.

– Мой русский муж говорил, что в России на главной площади лежит мумия и в стенах – урны с прахом, – парировала Эльза, обиженная непочтительностью к руническому камню. – А эти камни ставились викингами в девятом – одиннадцатом веках!

– Ну, тогда круто, – вяло смирилась Вика.

После Эльзиных историй Стокгольм, сколоченный из островов, казался Вале окровавленным каменным узором, но действовал на неё гипнотически. Словно перемешивал в подвалах памяти что-то важное, но не переводимое в слова.

– Теперь на «Улицу палача». Палачом в Средневековье работал преступник, искупая этим вину. Он казнил, пока суд не назначал нового палача, и новый палач казнил старого, – повела их дальше Эльза.

– Всё просчитано, как с нашей гостиницей, – скривилась Вика.

– В полночь «час обхода теней». Призраки обходят Старый город. Кто не верит, включают музыку или гоняют на авто, но в музыке начинаются помехи, а моторы ломаются. Я специально выбираю объекты, которые интересны колдунье, – напомнила Эльза.

– Пурга для туристов, – вставила Вика.

– Так замечательно рассказываете, что появляется ощущение причастности ко всему этому, – сгладила её комментарии Валя.

– Теперь нам в переулок Мортена Тротцига. – Эльза повела их к крошечному проходу между домами. – Это самая узкая улица города.

– Сколько здесь сантиметров? – спросила Валя.

– Девяносто. Мужья прятались в питейном заведении переулка от жён, а жёны не могли пройти сюда из-за кринолинов.

– Зачем строить дома так близко? В комнаты не попадает солнце, жизнь как в колодце, – удивилась Валя.

– Наши острова маленькие, а все, кто любит солнце, уезжают из города и строят дома далеко от соседей. Теперь для улучшения настроения идем к «Мальчику, смотрящему на луну».

Эльза привела их каменными зигзагами к Финской церкви, во дворе которой стояла крошечная скульптура схематично отлитого человечка, сидящего, обняв коленки.

Она не впечатляла, хотя постамент был усыпан монетами и конфетами, на голове фигурки красовалась кукольная соломенная шляпка, а вокруг толкались туристы с фотоаппаратами.

– Мальчик исполняет желания. Надо погладить его по голове, оставить монетку, конфетку, цветок. Кому очень важно желание, надевают на него шапочки, курточки, шарфики. Снимите шляпку, погладьте его по голове, – предложила Эльза.

– Какая-то могилка абортированного! – продолжила Вика в своем репертуаре. – Чистый эмбрион, даже фейсик не сформировался.

– Тише, – сконфузилась Эльза. – Здесь могут быть русские туристы!

Эльза повела их в знаковое кафе, столики были у входа на улице, но она предпочла подвал с мрачными кирпичными сводами. И предупредила, что это бывшая тюрьма, где сидел убийца короля Густава Третьего и откуда шли подземные ходы в Королевский дворец.

– Тюряга, как мне и обещали, – хихикнула Вика.

– Мы должны заказать национальные блюда, – велела Эльза. – Суп на основе пива? Гороховый суп и к нему блины с брусничным джемом? Устричный суп-крем?

– Нет, – взмолилась Валя. – Что-нибудь попроще.

– Гороховый суп с джемом, угарно! – оценила Вика.

– Шведы едят брусничный соус и джем к мясу, каше, блинам. У вас в программе знакомство с национальной кухней, я обязана выполнить этот пункт, – покачала головой Эльза, не понимая, слушаться Валю или программу её визита.

– За тем столом в тарелках рыба с картошкой, – взмолилась Валя. – Нам так же!

– На пароме есть шведский стол, там много нашей кухни, – порекомендовала Эльза.

А когда перешли к кофе с местными вафлями, рассказала:

– В нашем фольклоре много чудовищ, но главное – злой дух Мара, она насылает страшные сны и душит спящих. Мары скачут ночью на коровах, и у коров пропадает молоко. Чтоб уберечь коров, у двери кладут две перекрещённые косы. Некоторые люди превращаются в Мар, а некоторые насылают Мар на других. Но если Мара наступит на лезвие, порез будет не на ней, а на том, кто её наслал…

– Фигли шведы прибили финских шаманов, если верят в духов? – спросила Вика.

– Шведы хотели, чтоб финны и лопари стали христианами, но они так и остались язычниками. В некоторых деревнях шаманы и сейчас нарекают новорождённых до крещения, – подтвердила Эльза. – Карелы тоже практикуют двоеверие.

– Карелы? – эхом переспросила Валя.

– Мой русский муж говорил, что деревенские карелки умели останавливать кровь и огонь, просто поводив руками… – улыбнулась Эльза.

– Откуда он знает? – уцепилась Валя за ниточку.

Она же видела на сессии регрессионой терапии, как её мать Соня-Окку движением руки погасила их подожжённый дом.

– Он из Сортавалы. Десять лет назад я переводила пожилым супругам, мы ездили смотреть места, где жили их предки. Сортавала принадлежала то Швеции, то Финляндии, то России, – рассказала Эльза. – Супруги и я получили «визу ностальгетиков». В СССР не пускали без важной причины, это считали важной причиной. Мой русский муж работал экскурсоводом, он показал нам Сортавалу и Рускеалу.

– Вы были в Рускеале??? – поразилась Валя.

– Мраморный каньон Рускеалы – одно из самых красивых мест, какие я повидала. Мой русский муж вёл машину и открыл всё про свою жизнь. – Было видно, насколько сдержанной Эльзе приятно поговорить про него. – Когда возвращались, он попросил сделать ему паспорт Швеции.

– Фигасе! – покачала головой Вика.

– Он красивый, и тогда у меня не было мужчины, – кивнула Эльза без всяких эмоций.

– Вы расстались? – спросила Валя.

– Мы интересно жили, но, когда ему дали паспорт, я сказала, сними квартиру. Для этого надо показать, что можешь платить – что есть работа или доход. Он не хотел плохую работу, он хотел работать королём Швеции и не думать, что каждый месяц приходят счета.

– Кажется, вы любите его до сих пор, – заметила Валя.

– Он дал мне такой русский язык, он дал мне русскую литературу. Но он делал любое дело не до конца. Сначала говорил, виноват СССР, но не доводил до конца здесь, а теперь в Америке.

– Чем он там занимается?

– Возит пиццу. Когда возьму кредит на квартиру, он прилетит и сделает мне ребёнка. Если нет отца, у нас большое пособие и льготы, – буднично добавила Эльза.

– Он карел? – клонила Валя в свою сторону.

– Русский. Там мало карелов. Был геноцид карелов, они переходили к шведам, к финнам, но хотели жить с Россией. А после революции русские сделали им репрессии и переселение, – заученно сказала Эльза. – Русский муж возил меня в деревню, где были рунопевцы. Теперь, наверное, их не осталось ни у карелов, ни у финнов…

– Вы назвали рунами камни с надписями.

– Руны – также магические песни, песни-заговоры. Они прошли через меня как стрелы, – задумчиво сказала Эльза, и глаза её заискрились. – Я понимала все слова этих рун, хотя у нас разные языковые группы. Впала в экстаз, как покурила травы.

– Культурный приход, – хмыкнула Вика.

– Может, просто были там в прошлой жизни? – мягко спросила Валя.

– Как это? – не поняла Эльза.

– Есть такая психотехника – регрессионная терапия, человек выздоравливает, просмотрев свои прошлые воплощения.

– Русское колдовство? – улыбнулась Эльза.

– Мой преподаватель учился этому в Европе.

– Это очень интересно, но пора на паром.

Когда вышли из мрачного тюремного подвала, на улице вовсю хлестал дождь. От кафе до машины было близко, и, пока ехали, улицы преображались в стеклянном занавесе дождя. Неяркие здания заиграли новыми красками, словно дождь смывал с них Эльзины некрофильские сюжеты.

От машины до теплохода было серьёзное расстояние. Зонта с эмблемой отеля на троих не хватало, Валя с Эльзой поставили Вику в середину, а сами бежали с боков.

– Эту прошлую жизнь видят из-за наркотиков? Один психолог говорил про «лиану смерти». Он ездил к шаманам в Северную Америку! – крикнула сквозь дождь Эльза, когда они мчались к причалу.

– Что такое «лиана смерти»? – крикнула Валя.

– Индейцы варят растение и видят всё в другом мире! Но можно умереть! Этот психолог там почти умер! Потом лечился! – закричала в ответ Эльза.

– В регрессионной терапии нет наркотиков, а сессии проводит обученный человек, – крикнула в ответ Валя, ужасаясь, что её правый бок можно выжимать, а запасной одежды в круиз не взяли. – Я прошла такую сессию, видела себя в прошлой жизни колдуньей-карелкой. Но меня и до сессии тянуло «в вашу сторону», как и вас тянуло к русскому языку и русскому мужу…

Но Эльза не расслышала и помотала на бегу головой:

– Я поняла, это колдовство!

Паром был многоэтажным, ослепительно-белым сверху, ярко-красным снизу и опоясанным узкой синей полоской.

– Размалёван под рашен флаг, – подметила Вика.

А Вале снова показалось, что она снимается в кино, где героиня, живущая шикарной жизнью, отправляется в круиз на роскошном плавучем сооружении. Хотя и вдребезги промокшей.

– «Викинг» старый и красив внутри, – объяснила Эльза; они стояли втроём под зонтом возле проверяющего билеты. – Я забыла, что у вас нет финской визы. На пароме её не проверяют, но когда будете выходить на берег, не разговаривайте по-русски. И важно не попасть в полицию или тюрьму.

– Опять в тюрьму? – всплеснула руками Вика.

– Этот паром – чтоб мужчины могли дёшево пить алкоголь. И делать секс. Его называют «пьяный рейс». Вечером будьте осторожны! – добавила Эльза.

Внутри паром был отделан со старомодной роскошью, человек в форме показал, откуда спускаться на лифте в каюту нижнего этажа. Отсутствие окна в каюте стыдливо маскировала занавеска.

Про финскую визу Валя тоже не подумала, а теперь и думать было поздно. Главное, чтоб Вика не нарвалась на скандал.

– Думала, Эльза робот, типа Свена, – сказала Вика. – А она – вполне чел. Помнишь, как заорала про свои шведские налоги?

– Любит этого русского мужа, только говорит о нём как о пуделе, которого взяла на передержку.

– Он и есть пудель.

– Как Эльза сказала? «Лиана смерти»?

– Кенты про такое говорили. От неё копыта откинуть – как два пальца об асфальт.

– Вернёмся, расспрошу у Льва Андроновича.

Они вышли на палубу полюбоваться отплывающим от них Стокгольмом. Дождь не прекращался, одежда быстро промокла до белья, а полные воды кроссовки леденили ноги.

Вернулись в каюту, стали сушить одежду феном. Кроссовки быстро не сохли, но было обидно сидеть без окна, плывя по такой красоте. Исследуя тёплые внутренности парома, набрели на магазин дьюти-фри, где продавались алкоголь, косметика и немного одежды.

– Быстро бери вон те четыре пары носков со скидкой! – скомандовала Вика, показав на огромные серые мужские носки. – Потом въедешь.

В каюте она вытащила из мусорниц комнаты и ванной два целлофановых пакета.

– Сухой носок, сверху пакет, сверху снова сухой носок! Тепло, как в валенках. Все нарки в холода так делают, – объяснила Вика. – У тебя ж нога гуливерская, на мой сайсик сойдут пакеты для прокладок из ванной. Прикинь, на мешке для стирки пишут, что носки постирать – три бакса! Да я за три бакса всему кораблю носки постираю!

Ноги мгновенно согрелись в «компрессах», Валя с Викой утеплили подсушенные футболки свитерами и снова отправились на нос корабля.

Мимо них плыли набитые зеленью шхеры – отмытые дождём крохотные острова с уютными домиками, пафосными усадьбами, изящными садиками и игрушечными пристанями.

«Викинг» осторожно лавировал между ними в завораживающей тишине, где отчётливо похрустывали крылья зависших над головой чаек.

А возле островов скользили по глади отбеленные накрахмаленные лебеди, такие же, как на свадебном торте пациентки Наташи и бандита Толяна. Вале казалось, что попала в сказку, а Вика не уставая фотографировала.

– Типа ржу: потонет паром, как тот, что я с бубном наюзала. Схлебнётся без швов, мы всплывём, и газеты напишут: «Русская телезвезда с целлофановыми пакетами на ногах и баксами в лифчике»! – нафантазировала Вика, и обе расхохотались.

Вернулись внутрь теплохода, где бойкие старушки истязали игральные автоматы, а остальной народ штурмовал буфеты и бары. Возле самой внушительной очереди нашли табличку, из которой Вика поняла, что это рекомендованный Эльзой шведский стол.

Очередь стояла в кассу предварительной оплаты, Вика хотела задать кассирше вопросы, но остановилась, издав радостный вопль:

– Вау! Мы их сделали!

Возле кассы висело небольшое объявление по-русски. Оно описывало порядок регистрации на шведский стол и объясняло, что начинать ужин стоит с холодных закусок, потом переходить к горячим, и только после этого…