Текст книги "Андерсен. Его жизнь и литературная деятельность"

Глава VII

Андерсен в славе. – Еще несколько слов о его сказках. – Поэма «Агасфер». – Автобиография Андерсена. – Его немецкие друзья. – Война 1848 года. – Необыкновенная популярность Андерсена за границей. – Страсть его к путешествиям. – Некоторые черты его характера. – Отношение к женщинам.

Дойдя до того момента, когда талант Андерсена окончательно созрел и был признан, мы не будем уже следить за его жизнью шаг за шагом, как делали раньше. Можно сказать, что с этих пор его жизнь становится однообразна в своем разнообразии. Почти ежегодные путешествия, прекрасный прием во всех странах, всевозможные чествования, внимание высокопоставленных особ, любезные письма, ордена, лестные приглашения и время от времени новые книжки сказок – вот общая картина жизни Андерсена за последние 30 лет его существования. Его жизнь в Копенгагене и в деревенских домах аристократических друзей, уже описанная нами, шла своим чередом в промежутках между его многочисленными поездками. Андерсен бывал много раз в Германии и Швеции, посещал Париж и Швейцарию, был еще два раза в Италии и в Англии, объездил Испанию, Португалию и Голландию. Таким образом, он объездил всю Европу и не был только в России, что просто удивительно при его страсти к путешествиям. Почти каждое путешествие свое описывал он в особой книге. Эти книги сами по себе не имеют большого значения, но в них попадались иногда прекрасные сказки, которые впоследствии присоединялись к тому или другому тому по мере того, как он издавался. Мы не будем разбирать сказок поэта отдельно и подвергать их обстоятельной критике. Это повело бы нас слишком далеко и заставило бы переступить рамки настоящего очерка. Упомянем только о том, как возникали эти сказки. Первый выпуск сказок Андерсена, изданный под названием «Сказки для детей», вышел в свет в 1835 году, второй – в 1836, и так далее. Первые его сказки были «Огниво», «Спутник», «Маленькая морская царевна», «Цветы маленькой Иды», «Новое платье короля» и так далее. Почти всякий год выходило несколько новых сказок, иногда по одной, иногда по нескольку зараз, и по мере накопления они издавались особым томом. Сюжет некоторых сказок Андерсен заимствовал из народных преданий и песен, придавая им только свою окраску и форму; сюжетом других были рассказы, слышанные в детстве от госпитальных старух, но очень многие сказки являлись плодом фантазии самого автора. Достаточно было самого пустого повода, чтобы в голове Андерсена зародилась мысль, которую он облекал в сказочную форму. Часто на него действовала определенная обстановка и природа. Он сочинял и писал под впечатлением какой-нибудь местности. Так сочинена известная его сказка «Ледяная дева», написанная в Швейцарии, на месте ее действия. «Психея» написана в Риме, «Медный кабан» – во Флоренции или вскоре после пребывания там Андерсена. Некоторые сказки зародились в его голове вследствие какого-нибудь рассказа или слов, слышанных в детстве. Так написана прекрасная сказка «Она никуда не годилась», построенная на разговоре его матери, пожалевшей какую-то бедную соседку. Многие положения и лица в сказках взяты Андерсеном с натуры. Все окружающее наводило его на те или другие мысли; не только люди и животные, но и неодушевленные предметы имели для него значение живых существ. Кто не восхищался его милыми сказками «Стойкий оловянный солдатик», «Кубарь и мячик», «Уличный фонарь», «Свинья с деньгами» и так далее. Всякая мебель, всякая вещь, находящаяся в комнате, обретает под его пером неповторимые черты: кажется, что именно так должен говорить и чувствовать оловянный солдатик, а так воротничок или мячик…

В 1846 году Андерсен жил летом с Торвальдсеном в поместье Низоэ. Как-то раз прочел он вслух свои сказки «Гадкий утенок» и «Влюбленная парочка». Торвальдсен пришел в восторг и воскликнул:

– Ну-ка, напишите нам еще какую-нибудь забавную вещицу. Ведь вы можете написать сказку даже про штопальную иголку!

И Андерсен написал свою известную «Штопальную иглу». Это одна из лучших его сказок, замечательная по тонкому юмору и по жизненности подробностей.

Раз на пароходе по дороге в Ливорно у Андерсена оказалась монета, которую никто не хотел брать, принимая ее за фальшивую. Сначала Андерсена огорчила эта потеря, но потом ему пришла в голову сказка «Серебряная монета», и он совершенно утешился. Таким способом утешался Андерсен иногда и в случаях более серьезных, чем потеря франка. Не одни только явления обыденной жизни служили Андерсену темой для сказок. Он отзывался на все крупные явления исторической жизни и современного ему культурного и научного прогресса. Таковы его сказки «На дюнах» и «Вольдемар и его дочери», написанные на исторические темы, и связанные с современной общественной жизнью «Подводная змея» и «Дриады».

После второй своей продолжительной поездки за границу Андерсен задумал большую поэму с философской подкладкой, где хотел представить мировую историю. Поэма называлась «Агасфер» и написана в смешанной форме: отчасти в стихах, отчасти в прозе. Произведение это стоило Андерсену немалого труда. Он много читал, основательно занимался историей всех стран, но все-таки поэма не удалась. Друг его Эленшлегер, заранее предсказывавший ему неуспех, оказался совершенно прав. Этот сюжет был не по плечу Андерсену.

В 1846 году в Италии во время страшного летнего жара Андерсен начал писать свою автобиографию, известную под названием «Сказка моей жизни». Эта автобиография, которую он писал и в Дании, и во время путешествий, составляет два больших тома и заключает в себе богатейший биографический материал. Она доведена до последнего года его жизни. Лучшая часть ее относится к детству Андерсена, к неудачам и превратностям его судьбы. Здесь попадаются прекрасные страницы. Вторая часть биографии Андерсена вышла в его передаче гораздо бледнее. Автобиография эта, представляющая значительный интерес, имеет большие недостатки. Самое существенное в автобиографии всякого замечательного человека – правдивость и искренность тона. Первая часть автобиографии Андерсена, или, лучше сказать, ее начало, дышит правдой и глубоко прочувствована; вторая же половина при очевидной достоверности фактов написана формально, поверхностно и едва ли вполне искренно. Дело в том, что автобиография с самого начала предназначалась для публики и притом писалась не с целью охарактеризовать известное время или общество. Упоминая об огромной массе лиц всякого звания и положения, начиная с писателей и кончая коронованными особами, Андерсен имел в виду, что все они прочтут его произведение в оригинале или в переводах. Поэтому суждения его о них всегда более или менее хвалебны и очень поверхностны. Без сомнения, Андерсен видел много теплоты и по меньшей мере любезности со стороны своих бесчисленных друзей и знакомых, рассеянных по Европе, так что говорить о них что-либо дурное было бы неловко. Правда и то, что Андерсен обладал большой долей наивности и редкой снисходительностью, но тем не менее странно и даже досадно видеть в его автобиографии одну и ту же характеристику совершенно разных лиц. Все они одинаково интересны, любезны, умны, талантливы и вообще – прекрасные люди. Если выбрать из автобиографии Андерсена литературные портреты выдающихся деятелей разных стран, и притом совершенно различных по характеру, то разница окажется самая незначительная. В конце концов выходит так, что Виктор Гюго, Шамиссо и Гейне, Лист, Мендельсон и Шуман, Каульбах и граф Генсборо – все они одинаково обязательные и милые люди и отличаются друг от друга только тем, что один из них сочиняет стихи, другой пишет картины, третий сочиняет музыкальные пьесы, четвертый занимается дипломатией. Когда читаешь вторую часть автобиографии Андерсена, то устаешь наконец от избытка имен с прибавлением слов «любезный», «почтенный», «умный» и так далее. Исключение в этом случае выпало на долю немногих, особенно если принять в соображение длинный ряд лиц, о которых упоминается в книге. Более живыми вышли в передаче Андерсена Диккенс, отчасти Рашель и Мендельсон-Бартольди. Еще можно упомянуть о Йенни Линд, занимающей особое место в его воспоминаниях. Со всеми этими «любезными» и «почтенными» Андерсен был в переписке, которая разрослась в последние годы его жизни до необычайных размеров. Между своими многочисленными корреспондентами Андерсен более других ценил Диккенса, с которым он, по-видимому, действительно сблизился и к которому чувствовал особую симпатию. Андерсен по неделям живал у Диккенса и описывал свое пребывание у него несравненно теплее и живее, чем многое другое в своей разнообразной скитальческой жизни.

Во время странствий своих Андерсен очень сошелся с несколькими немецкими семействами и вообще пользовался в Германии особенной любовью. Даже война 1833 года не испортила их отношений, и хотя Андерсен в это печальное для его родины время выказал себя горячим патриотом, но не изменил своему космополитизму и все время сожалел о том, что Дания воюет с немцами, которые были ему особенно симпатичны. Тем не менее он несколько лет не входил ни в какие сношения со своими голштинскими и немецкими друзьями. Только через много лет после заключения мира он снова поехал в Германию. Ему было все-таки очень тяжело ехать по местам, служившим театром войны… Популярность Андерсена за границей была удивительна. К нему очень часто подходили знакомиться, узнавая его по портрету. Матери подводили к нему своих детей, мечтавших пожать ему руку и услышать от него хоть одно слово. Едва знакомые люди затаскивали его с улицы к себе в дом, чтобы показать детям, которые упрашивали рассказать им хоть одну сказку. Но особенно лестно было Андерсену, когда он слышал, что книги его имеют влияние. В одном месте его встречали особенно хорошо, потому что обязаны были своим семейным счастьем какому-то из его романов, в другом месте он узнал, что некая дама, прочтя его роман «Только скрипач» и заинтересовавшись печальной судьбой героя, решила, что она поможет получить музыкальное образование хотя бы одному бедному мальчику, имеющему склонность к музыке. Андерсен сам слышал игру ее воспитанников и мог убедиться, что книга его принесла непосредственную пользу.

Замечательно, что Андерсена читали и любили люди всех сословий. Мы расскажем два анекдота, служащие поразительным доказательством его популярности как человека и писателя. Путешествуя по Шотландии, он оставил в отеле на берегу одного из озер пальмовую палку, вывезенную из Неаполя, которой он очень дорожил. Между тем пора было садиться на пароход. Андерсен не имел времени пойти за палкой и поручил своему знакомому переслать ее в Данию. Он доехал до Эдинбурга и на другой день собирался уже отъезжать на пароходе в Лондон. Каково же было его удивление, когда кондуктор поезда, незадолго перед отходом парохода приехавшего из Шотландии, подошел к нему, очевидно узнавши его в толпе, подал ему его палку и с улыбкой проговорил: «Она отлично доехала одна». К палке была прикреплена маленькая дощечка с надписью: «Датскому писателю Гансу Христиану Андерсену». Она, очевидно, переходила из рук в руки и так нашла дорогу к своему владельцу, причем сначала ехала на пароходе, потом в дилижансе, затем опять на пароходе и наконец в вагоне железной дороги. Можно себе представить, как тронуло это обстоятельство Андерсена.

Но еще более поразительный случай произошел в Америке. Одна знакомая дама писала Андерсену, что ее племянник, служивший где-то в очень дикой части Америки, нашел, охотясь в лесу, дом, где была всего одна книга: «Сказки Андерсена». И книга эта стала для него большим утешением в его одиночестве.

Внимание, которым окружали Андерсена во время его путешествий за границей, поистине удивительно. В его честь устраивались праздники, ему делали подарки, с ним знакомились необыкновенно охотно и принимали его с первого раза как давно знакомого и дорогого человека. Раз в Риме в день его рождения какая-то дама сделала ему необыкновенно трогательный подарок. Она прислала ему букет «из сада импровизатора», то есть действительно из сада, описанного в романе Андерсена, действие которого происходит главным образом в Риме. Такой необыкновенный успех за границей был, конечно, одной из главных причин страсти Андерсена к путешествиям, тем более что в Дании ему еще долго приходилось испытывать на себе доказательства обидного и непонятного недоброжелательства. В 1847 году он побывал в Англии, где его приняли необыкновенно радушно. Не было конца любезностям и почету, которыми окружали его англичане. На возвратном пути он встретил где-то своих соотечественников, приветствовавших его таким образом:

– Ах, это вы, Андерсен! Если бы вы видели, как смешно представлено ваше путешествие по Англии в «Корсаре» (юмористический журнал)! Уморительно! Вы изображены в лавровом венке на голове и с кошельком в руках.

Это было первое приветствие родины после опьяняющего успеха за границей. Но далее его ожидала еще одна, худшая обида. Приехав в Копенгаген, он остановился у открытого окна своей квартиры и смотрел на улицу. Мимо шли два прилично одетых господина. Один из них засмеялся и сказал, указывая пальцем на Андерсена:

– Смотри, вот наш знаменитый иностранный орангутанг!

Худощавая высокая фигура Андерсена с длинными руками, быть может, действительно немного напоминала обезьяну, но сколько же нужно грубости и недоброжелательства, чтобы бросить ему в лицо подобную фразу! Понятно поэтому, что Андерсен страстно любил путешествовать и считал путешествие лучшим лекарством от всех зол и несчастий. Во время своих скитаний по свету он забывал все горькое, что приходилось ему испытывать дома, и возвращался освеженный, с запасом новых сил и впечатлений.

Единственная неприятность, неизменно сопровождавшая Андерсена во время его заграничных поездок, – это вечное затруднение с паспортами.

В числе почестей, сыпавшихся на Андерсена в последние годы его жизни, было множество орденов от разных государей. Первый орден, который он получил, – немецкий, а именно прусский орден Красного орла, пожалованный ему в 1846 году королем Фридрихом Вильгельмом; второй он получил от датского короля, третий – от шведского, и так далее. В 1851 году Андерсена сделали профессором, затем статским советником и конференц-советником.

Все эти знаки отличия доставили Андерсену большое удовольствие. Не подлежит никакому сомнению, что он был не только очень самолюбив, но и тщеславен. Эту недостойную слабость особенно странно видеть в человеке, который так осмеивал ее в своих произведениях и выказывал столько презрения к преимуществам богатства и высокого положения. Увы, в жизни он был далеко не таким философом и чувствовал сильное пристрастие ко всякому внешнему блеску и величию.

Андерсен пользовался большим расположением датских королей, в царствование которых протекла его жизнь, и являлся желанным гостем при дворе многих иностранных государей и принцев. Он читал им свои произведения и охотно участвовал в придворных празднествах, прогулках и увеселениях. Такое препровождение времени казалось ему роскошным сном, волшебной сказкой и доставляло какую-то детскую радость. Так же точно радовался он орденам и не идущему ему титулу конференц-советника. В его письмах к эрцгерцогу Саксен-Веймарскому выражается такое благоговение, такое искреннее, бесхитростное восхищение, которые даже странно видеть в зрелом человеке, испытанном жизнью. Такова натура Андерсена. В нем до самого конца оставалось много детского.

Друзья упрекали его в самомнении, но едва ли они правы: это было скорее наивное самодовольство, которое при меньшей экспансивности Андерсена, вероятно, не бросалось бы в глаза до такой степени. Между прочим, он очень любил играть роль в обществе и часто говорил речи, причем в кругу знакомых делал это вполне свободно, но перед публикой сильно волновался и, по-видимому, не был в себе уверен, особенно вначале, когда не привык еще к роли знаменитого писателя.

Вообще близкие друзья Андерсена, кроме Торвальдсена и Гартмана, склонны были относиться к нему очень критически и говорили ему часто горькие истины вроде следующих: «Вы хороший человек, но вы о себе ужасно высокого мнения». Несмотря на разные недостатки, приписываемые Андерсену, его очень любили в обществе. Необыкновенная живость, сообщительность и редкий талант рассказчика делали его чрезвычайно интересным собеседником. Рассказывая про свои путешествия, он весь преображался, само лицо его менялось и казалось почти красивым благодаря тем переживаниям, которые его освещали. Вообще Андерсен любил говорить и говорил очень легко, так же как и писал. При этом он с необыкновенной легкостью сочинял стихи. Поэт Эленшлегер, произведения которого Андерсен любил до страсти, говорил про него, что он слагал плавные и красивые стихи раньше, чем научился писать и читать.

Неудивительно, что при нежном сердце и ясном взгляде на жизнь он приобрел такую массу друзей. Прибавим еще, что, несмотря на всемирную известность, на почетные титулы, ордена и постоянные сношения с высокопоставленными особами, Андерсен всегда оставался простым человеком, доступным для всех, и среди разных чествований, от которых у него буквально кружилась голова, особенно любил вспоминать про то время, когда бегал в дырявых сапогах по улицам Копенгагена, питался чем Бог пошлет и читал книжки, купленные на последние гроши у букинистов. Эти воспоминания наполняли его душу умилением и глубокой благодарностью к людям и к Богу, в которого он горячо верил. Несмотря на его наивное благоговение перед высокопоставленными особами, он особенно ценил, когда ему выражали симпатию люди из народа. Так, Андерсену очень приятно было узнать, что кучер одного из его знакомых пришел в хорошее расположение духа, побывавши на представлении пьесы Андерсена, в которой проводилась та мысль, что бедные люди могут быть не менее счастливы, чем богатые. Еще больше удовольствия доставил Андерсену один бедный мастеровой, подошедший к нему в театре после представления его пьесы. Мастеровой пожал ему руку и сказал: «Спасибо, господин сочинитель Андерсен, какая поучительная и хорошая пьеса!» Андерсен говорил, что эти слова лучше самых блестящих оваций. Прибавим еще последнюю черту к нашей характеристике Андерсена: его бескорыстие. Едва ли найдется много людей, которые бы меньше его думали о своих выгодах при сношениях с влиятельными и высокопоставленными лицами. То немногое, что имел он помимо заработка, то есть пенсия, получаемая им сначала в размере 200 рублей, а потом увеличенная почти до 1800 рублей, досталось ему стараниями его друзей или по личному желанию короля. Андерсен просил только раз в жизни, когда нуждался в путевой стипендии, причем действовал почти против желания и очень неловко.

Конечно, при его скромных требованиях и отсутствии семьи ему было достаточно этой пенсии и доходов с книг и пьес, но он проживал почти все, что у него имелось. Без сомнения, большая часть денег уходила на путешествия. При этом он доставлял себе иногда удовольствие повезти на свой счет за границу кого-нибудь из друзей. Нужно думать, что Андерсен немало помогал бедным, хотя он нигде об этом не упоминает и говорит только о массе получавшихся им письменных просьб. Вероятно, эти письма не всегда оставались без ответа. Другой на его месте, может быть, сумел бы даже составить себе порядочное состояние, но Андерсен не принадлежал к тем, кто способен копить. Он никогда не был богат, а если получал неожиданные деньги, то ехал лишний раз за границу и брал с собой кого-нибудь из близких друзей. Однажды, когда у него не хватило денег, он не задумался продать свои ордена… События последних тридцати лет его жизни заставили Андерсена забыть впечатления прежних обид. Он считал себя необыкновенно счастливым человеком. Вот какими словами начинается его автобиография:

«Моя жизнь – прекрасная, роскошная сказка. Если бы в то время, когда я вступил в свет маленьким, бедным, одиноким мальчиком, ко мне явилась всемогущая фея и сказала: „Выбирай свою цель и направление, а я буду тебя наставлять и защищать“ – моя судьба не могла бы быть счастливее, умнее и лучше. Моя жизнь скажет миру то же, что она сказала мне: есть милосердный Бог, который все приводит к лучшему».

Последняя фраза особенно характерна для Андерсена. Светлый и радостный оптимизм ее можно проследить во всех его произведениях. Он не верил ни во что окончательно дурное и находил, что все хорошо кончается. Даже сказка его «Ледяная дева», несмотря на свой крайне печальный конец, завершается фразой: «Все к лучшему».

Автобиографию свою он писал в лучший период своей жизни. Этим и объясняется отчасти ее светлый характер. Но все же другой на его месте вряд ли выказал бы такую ясность и мягкость души, какую сохранил Андерсен до конца своих дней, несмотря на все, что ему пришлось перенести в первую половину жизни. Нужно было иметь всю его незлобивость, всю созерцательность и чистую отвлеченность его натуры, чтобы не очерстветь сердцем от тысячи неудач и уколов, которые терпело его чувствительное самолюбие.

Между прочим, может показаться странным, что Андерсен не страдал от отсутствия семьи. У него были братья и сестры по духу, были люди, к которым он относился как к родителям. Что же касается его отношений к женщинам, то они носили совсем особую окраску. Сам он упоминает только об одной привязанности к женщине. Это была его первая несчастная любовь, которую Андерсен долго не мог забыть. Он не имел успеха у женщин. Они смотрели на него как на милого товарища, брата, и только. Андерсен был слишком женствен по натуре, чтобы возбуждать к себе иные чувства. Без сомнения, ему вредила также некрасивая наружность. В молодости Андерсен, вероятно, страдал от такого отношения к себе женщин, но потом свыкся с ролью их друга и вполне довольствовался своим положением. Его взгляд на женщин отличался возвышенным, идеальным характером. Он глубоко уважал женщин и особенно ценил в них чистоту, сердечность и чуткость. Как и во всем остальном, в отношении Андерсена к женщинам всегда преобладала духовная сторона над материальной. В жизни он был такой же идеалист и романтик, как и в своих произведениях.

Из всех женщин, имевших влияние на Андерсена, первое место занимала известная шведская певица Йенни Линд. Андерсен познакомился с ней в Копенгагене, когда она приезжала туда в первый раз. Они встретились у общих знакомых. В тот раз она не показалась ему замечательной как женщина, но сразу поразила его своим пением и драматическим талантом. Ни одна певица не производила на него такого сильного впечатления. Восхищала она его также как актриса, умеющая соединять женственную грацию и чистоту с драматизмом, глубокой жизненной правдой и простотой. Но больше всего ценил он в ней страстную любовь к своему искусству. Йенни Линд была весталкой искусства, как выражается Андерсен. Чистота ее жизни и возвышенность характера действовали на Андерсена до того обаятельно, что, по его словам, только глядя на нее, он научился ценить искусство так высоко, как оно им ценилось. Йенни Линд очень любила Андерсена, называла его братом и при встречах с ним в Дании и за границей выказывала ему всегда самые дружеские чувства. Между прочим, она была большой поклонницей его таланта. Отношение к ней Андерсена было совершенно исключительное. Оно похоже на почтительную и восторженную любовь человека, не имеющего никакой надежды на взаимность и поклоняющегося прекрасной звезде, облагораживающей и вдохновляющей его своим сиянием. Мы думаем, что только особая деликатность и стыдливость, свойственные женственной натуре Андерсена, заставляют его умалчивать о том, что именно такое чувство внушала ему эта необыкновенная женщина, представляющая редкий тип истинной артистки, для которой искусство было святыней и которая сумела сохранить идеальную чистоту на театральных подмостках.

Чтобы довершить картину отношения Андерсена к женщинам, мы считаем уместным рассказать один маленький анекдот, случившийся с ним в Париже. Однажды Андерсен отправился в знаменитый Баль-мабилъ, где провел не более четверти часа. Какой-то знакомый указал ему на развеселую парижскую красавицу и спросил:

– Что скажете вы о такой поэзии и о таком личике?

К большой обиде красавицы Андерсен посмотрел на луну, сиявшую полным блеском, и сказал:

– Мне больше нравится вот это старое, но вечно юное лицо.

– Monsieur! – воскликнула оскорбленная парижанка. Пренебрежение некрасивого поэта к ее прелестям было слишком очевидно.