Текст книги "Дзюсан. Академия-фантом"

Наблюдая за игрой света в зеркалах, он не сразу заметил девушку, притаившуюся за колонной совсем рядом с тем местом, где стоял он сам. На ней не было маскарадного костюма, только простая юбка и вязаный свитер с пандами. Девушка не сводила взгляда с танцующих пар с легкой, как Макалистеру показалось, завистью.

– Привет, – решил он поздороваться. Девочка показалась ему очень грустной и одинокой. – Почему ты одна?

Она вздрогнула и большими темными глазами уставилась на мужчину. Генри ободряюще улыбнулся.

– Меня зовут Генри Макалистер, я новый комендант мужского общежития. – Он протянул руку, и девочка немного испуганно ее пожала. – А как ты? То есть кто ты?

– Ода Николь.

Сочетание имени и фамилии показалось Генри странным, но он пока слишком мало пробыл в Академии, чтобы составить свое мнение о принятой здесь нормальности.

– Почему ты не танцуешь, Николь?

Девочка упрямо поджала тонкие губы:

– Не хочу. Мне это ни к чему.

Макалистер не был выдающимся подростковым психологом, но догадался, что ее просто никто не приглашал.

– Хочешь потанцевать со мной? – Он галантно протянул ей руку. – Я не слишком хорош в этом, но буду стараться.

Николь ответила не сразу.

– Вы странный, – наконец, произнесла она. – Но мне это правда совсем неинтересно.

И девочка, круто развернувшись, сбежала по лестнице.

– Эй, смотри-ка, это же наш Генри-кун!

Асикага Руми обнаружилась в противоположном конце холла, но ее звучный голос с легкостью прорвался сквозь мешанину разнообразных шумов. Девушка живо замахала обеими руками и, подцепив за руку своего спутника, потащила за собой.

Они представляли собой весьма колоритную пару. Руми удивительно шло красное шелковое кимоно, опоясанное широким поясом-оби, а в мужчине Генри не без удивления признал Кимуру Сорату, этим вечером преобразившегося в настоящего самурая. С собранными в высокий хвост волосами он уже не выглядел невысоким тощим мальчишкой и производил впечатление. Одна его рука покоилась на рукояти деревянного меча.

– Добрый вечер. – Генри не сумел сдержать восхищения. – Мисс Асикага, вы великолепны!

– Вот! Вот! – Она едва не выронила веер, так резко взмахнула руками. – Настоящий джентльмен. А ты все оби, оби…

Руми вдруг замолкла и в немом изумлении оглядела наряд самого Макалистера, скользнула по белой льняной рубахе, накинутому поверх пледу и юбке-килту в красно-зеленую клетку, и остановила взгляд на традиционной сумке-спорране, отделанной мехом:

– Что? – занервничал он и бросил взгляд на Сорату в поисках намека. Кимура молчал со скорбным видом. Асикага прижала ладони ко рту и прыснула со смеху:

– Ты тануки, что ли, косплеишь?

– Что я делаю? – Генри растерялся. – Что такое тануки?

Кимура внезапно покраснел и выпалил, опередив девушку:

– Потом объясню! Идемте, Асикага-сан, я немедленно вас переодену.

Руми возмущенно шлепнула его сложенным веером по плечу:

– Это еще зачем, извращенец ты патлатый?!

Сората с трудом сдержался от того, чтобы схватиться за голову – Генри видел, как он борется с собой:

– Ваш оби завязан спереди.

– И что?

– Так носят замужние женщины.

– И что?

Сората вздохнул, как перед прыжком в воду:

– И женщины легкого поведения.

– И что? Я не поняла, тебе что за дело, какое у меня поведение?

Генри начал потихоньку понимать суть разговора. Для него лично местоположение банта на ее платье никакой роли не играло, тем более он вообще с трудом представлял, как можно самой себе завязать пояс сзади. Однако слова Кимуры его смутили, да и на крики уже начали оборачиваться.

– Мисс Асикага, – осторожно начал он, но девушка его перебила:

– Замечательные коленки, – без тени смущения заявила она, и Генри впервые показалось, что доставшийся от отца килт коротковат. – Обожаю красивые мужские коленки. Так бы и…

– Руми! – одновременно взвыли мужчины, и девушка кокетливо стрельнула глазками:

– Ну а что не так? Я девушка незамужняя, шотландцев люблю. Наверное. – Она задумалась. – Не знаю, не пробовала.

Ее замутненный, видимо, разыгравшимся воображением, взгляд вернулся к Кимуре:

– Хотел меня переодеть? Я согласна, можешь делать со мной что хочешь! – Она хихикнула и, подмигнув Генри, потащила Сорату прочь. Только длинный черный хвост взметнулся в воздух.

Почувствовав непреодолимое желание освежиться, Макалистер поспешил скрыться на балконе, пока искусительница в кимоно не вернулась, чтобы забрать его с собой третьим. По пути он едва не столкнулся с Акихико. Замдиректора был в своей обычной одежде, лишь из петлицы торчала свежая багряная роза. Дайске чуть заметно улыбнулся и кивнул, проходя мимо и оставляя за собой шлейф терпко-пряного одеколона.

Ночной воздух приятно охладил разгоряченную духотой наполненного людьми зала кожу. Ветерок ласковыми пальчиками пробежался по волосам. Балкон был пуст, под ним расстилался темный английский парк, а за ним по обе стороны от подъездной дорожки мрачнел густой лес, подступающий почти к самой полоске моря, светлым пятном выделявшейся на фоне сумрачного, затянутого грозовыми тучами горизонта. Подернутая туманной дымкой болезненно-желтая луна тревожно выглядывала, точно испуганная приближающейся бурей. Генри запрокинул голову, наслаждаясь прохладой и тишиной. Ему показалось вдруг, что он слышит еле различимый плеск волн о песчаный берег. Вглядевшись вдаль он увидел вереницу голубых искорок, тянущихся к берегу, будто огни Святого Эльма на мачтах призрачного корабля, который никогда не найдет свою гавань. Генри припал к перилам, стремясь разглядеть необыкновенное явление, но огни растаяли под гнетом надвигающейся тьмы. Сверкнула молния, расчеркивая небо пополам. Громыхнул отдаленный раскат грома.

Гроза была совсем близко.

– Мне страшно, – услышал Генри совсем рядом. Схватившись за перила бледными тонкими ручками, стояла Юми и озабоченно вглядывалась в даль. Повернувшись к Генри, она повторила тихо. – Страшно. Вдруг они однажды все-таки придут?

Зябко обхватив себя за плечи, девочка медленно растворилась в воздухе, не оставив после себя ничего, кроме эха странных, пугающих слов.

Макалистер решил вернуться в холл, пока не пошел дождь.

Все было, как и прежде. Пары танцевали, играла музыка, сверкали ослепительно-ярким электрическим светом начищенные до блеска зеркала. Из бокового коридора вышли Руми и Кимура. Девушка устало обмахивалась веером:

– Вот не ожидала! – Она поправила оби, на сей раз завязанный там где надо. – Заводишься с пол-оборота, как неопытный мальчишка!

Сората что-то ей ответил, негромко, слов было не разобрать. Откровенность Асикаги как и всегда шокировала, но Генри чувствовал, что сможет к этому привыкнуть. И вдруг за спиной полыхнула зарница, кто-то из девушек громко взвизгнул, и весь свет одновременно погас.

В наступившей тьме вновь проявился проклятый дар Генри, и он отчетливо увидел, как закружились по залу призрачные силуэты давно мертвых танцоров. По телу пробежал холодок. Когда глаза привыкли к темноте, фантомы исчезли, Макалистер встретился глазами с напряженным Кимурой, сделал к нему шаг, и в этот момент пронзительно закричала одна из учениц.

– Прочь, прочь! – вопила она как резаная, кружась на месте и размахивая руками, будто защищалась от кого-то. – Не прикасайся ко мне! Прочь!

Генри бросился к девушке. В создавшейся суматохе сделать это оказалось не так просто. Все толкались, наступали на ноги, отталкивали в сторону. Наконец, ему удалось подобраться как можно ближе. Над упавшей девушкой склонился человек. Что-то в нем показалось Генри неправильным. И тогда незнакомец обернулся, сверкнув красными глазами из-под спутанной нечесаной гривы волос, оскалил звериные клыки и рассыпался осколками черного стекла. Ошарашенный увиденным, Макалистер не сразу понял, что был единственным свидетелем этого. Меж тем кто-то сообразил позвать на помощь, пострадавшую погрузили на носилки и без лишних слов понесли к выходу в левый коридор.

– Стойте! – крикнул им вдогонку Генри, едва ли сам себе способный объяснить, с чего так встревожился. Однако его никто не послушал.

Выбежав в коридор, полный дрожащих теней, он остановился, прислушиваясь. Сделал шаг вперед и едва не прошел сквозь возникшую на пути Юми:

– Не ходи! – высоким от страха голоском взмолилась она и вытянула перед собой руки. – Нельзя!

Генри посмотрел ей за спину. Едва ли теперь удастся проследить за подозрительными санитарами. Почувствовав это, Юми с облегченным вздохом исчезла. Генри ощутил ледяное прикосновение ее пальчиков к своему запястью.

Голова уже вовсю заработала, обрабатывая факты и строя предположения. Генри повернулся, поднял глаза и увидел Кимуру.

– Мистер Кимура? – Генри нахмурился, не ожидая встретить его здесь. – Что вы тут делаете?

– Пошел за вами, – честно признался Сората. – Что произошло?

– Хороший вопрос, – протянул Генри.

Потому что реальных причин идти за ним у Кимуры быть не могло.

«Я никогда по-настоящему не задумывался над тем, что ждало меня в будущем. Для таких, как я, ненужных и странных, в этом будущем не было места. А потом все изменилось, и мои новые братья дали мне надежду.

Я буду вести этот дневник, чтобы когда-нибудь все узнали о пути, что нам пришлось пройти ради достижения благой цели.

Они нашли меня на рынке в Киото, где я как обычно подрабатывал разносчиком пирожков за жалкие гроши. Сказали, что знают о моих проблемах и могут помочь решить их. «Средство есть», – сказали они, и я с радостью им поверил. Так я и узнал о существовании человека по имени Даррел Дикрайн.

Дикрайн был широко известен в научных кругах, однако свой потенциал он направил на написание сомнительного труда, в котором утверждал об открытии им некой потусторонней энергии. Новую материю доктор назвал в честь себя – энергия Дикрайна или энергия Ди. Дикрайн был довольно убедителен и яро доказывал свою правоту, приводя массу примеров, ни один из которых, по сути, не являлся доказательством. Ученое сообщество подняло коллегу на смех, его работа подверглась критике, а спонсоры, на помощь которых он рассчитывал, отвернулись от него. Даррел потерял уважение среди ученых, и больше никто не относился серьезно к его дальнейшим исследованиям.

Дикрайн свернул свои исследования и в буквальном смысле исчез. Никто не слышал о нем до тех пор, пока через пять лет с ним не связался богатый английский лорд».

История вторая, в которой пропавшая ученица оставляет подсказку

 
Прощальные стихи
На веере хотел я написать —
В руке сломался он.
 

Мацуо Басё

Границы непознанного настолько широки, что лишь глупец возьмется утверждать, что в мире возможно, а что нет.

Но еще более глуп тот, кто входит в эти границы с закрытыми глазами.

Акихико Дайске. Мемуары

Без Юлии в комнате стало совсем пусто и даже будто холодно. Прошло три дня после бала. Николь педантично складывала забытые подругой вещи в картонную коробку, чтобы после передать замдиректора, и, так и не закончив, опустошенно привалилась спиной к ножке кровати. До сих пор не верилось, что Юлия Шульц, жизнерадостная, веселая и энергичная, внезапно решила покинуть Академию, в то время как учебный год начался не более трех недель назад! В этом было что-то странное, но что, Николь пока понять не могла. Размышляя над этим, девушка все больше убеждалась, что поведение соседки ничем не намекало на столь неожиданное решение. Мысли меж тем погрузились еще глубже, туда, где хранились особенно болезненные воспоминания. Хироши уехал полтора месяца назад, совсем немного не дождавшись начала каникул, и даже не попрощался. Казалось, это было буквально вчера.

Внезапно взгляд Николь зацепился за плюшевый брелок-мишку. Безделушка завалилась за письменный стол, и, только сидя на полу, удалось обнаружить пропажу. Сам по себе мишка не представлял особой ценности, но Шульц воображала, что это ее счастливый талисман, и скорее ушла бы из Академии в одной пижаме, чем рассталась с ним. Николь почувствовала укол страха…

– Мисс Ода? – в дверь деликатно постучали. – Мисс Николь, вы здесь?

Девушка торопливо поднялась с пола, все еще сжимая в руке плюшевого мишку, отряхнулась и открыла дверь. На пороге стоял высокий незнакомый мужчина, однако, приглядевшись, Николь его все же узнала:

– Мистер Макалистер? – Она была удивлена визитом и не знала, что говорить, благо Генри взял инициативу на себя.

– Простите за предупреждение… – он замолк, подбирая слова, – …за вторжение. Извиняюсь, я еще не вполне…

– Можете говорить по-английски, – пришла на выручку Николь. – Я неплохо знаю ваш язык.

Мужчина благодарно улыбнулся, и Ода ощутила прилив горячего смущения из-за того, что стоит на пороге своей комнаты и беседует с ним. Если кто-то из девочек увидит, разговоров хватит на неделю.

– Проходите внутрь, – Николь подвинулась, пропуская гостя. От нее не укрылось, что первым делом он быстро оглядел обстановку, точно запоминая ее, но скорее неосознанно, а на автомате. Девушка не могла даже предположить, что ему от нее понадобилось, но поймала себя на мысли, что не испытывает страха. – Что вы хотели?

– Мне казалось, что попасть в женское общежитие сложнее, – вместо ответа произнес он и снова открыто улыбнулся. Николь не могла не улыбнуться в ответ:

– Вы путаете нас с женским монастырем, мистер Макалистер. До одиннадцати часов вечера никто не станет выгонять вас, если, конечно, вы не задумали чего-то дурного.

И она замолчала, выжидающе глядя на Генри.

– Сколько вам лет, мисс Ода?

– Что? – Девушка оторопела. – Мне? Семнадцать.

– А мне двадцать семь. Существенная разница. Однако, – он провел рукой по пустому столу Юлии, – вы мыслите как взрослый человек, Николь. Я хотел бы поговорить с вами о вашей соседке, Юлии Шульц.

Ее никогда прежде не допрашивали полицейские, да и не был Макалистер похож на полицейского, скорее на частного сыщика из английских детективов, но Николь не обманули расслабленный вид и приятные манеры.

– Вы хотите меня допросить?

Мужчина удивленно распахнул глаза. Ярко-голубые, как отметила про себя девушка:

– Что вы! Мне просто интересно ваше мнение. Я был на балу и видел, что с мисс Шульц случилось нечто нехорошее. Она была чем-то больна? Ее что-то беспокоило?

Николь вздохнула:

– Значит, все-таки допрос. – Она кивнула на стул, а сама присела на край постели. – Нет, она была совершенно здорова и ни на что не жаловалась. Я спрошу прямо – вы считаете, она попала в беду?

Генри не спешил опровергать ее предположение.

– Не думаю, что стоит делать поспешные выводы, – после продолжительной паузы осторожно произнес он и пристально посмотрел на девушку. Та взволнованно стиснула подол юбки. – Однако есть основания полагать, что… Николь? Николь, что с вами?

Девушка неуверенно помотала головой, прогоняя так некстати возникшее головокружение. Ночью она плохо спала, и еще эта история с Юлией…

Генри опустился перед ней на корточки и заглянул в лицо. Его голубые глаза были так близко, что Николь увидела в них свое испуганное отражение. Резко отпрянув, она прижала руки к груди:

– Все в порядке!

Мужчина поднялся, все еще с подозрением глядя на девушку.

– У вас колени грязные. Что-то обронили?

Ода снова почувствовала головокружение:

– Ничего. Что еще вы хотели спросить?

Макалистер улыбнулся:

– Я не спрашиваю, просто интересуюсь. Понимаете, мисс Ода, я хочу помочь мисс Шульц. Если что-то вспомните или найдете, – он явно на что-то намекал, – сообщите мне. Обещаю, все останется строго между нами.

Он кивнул на прощанье и подошел к двери.

– Стойте! – Николь набралась храбрости и все же спросила. – Как это касается вас? Вы же не просто так пришли ко мне и задавали эти вопросы? Вы знали Юлию?

Генри вдруг рассмеялся:

– Я был прав насчет вас, мисс Николь. Вы невероятно сообразительны и не по годам серьезны. Нет, я не знал Юлию, – он помрачнел, будто вспомнил что-то очень печальное, – но я тоже кое-кого потерял и хочу найти.

Николь стало стыдно за свое любопытство:

– Простите, мистер Макалистер, я не хотела причинять вам боль.

– Боль? – казалось, он удивился. – Не берите в голову. Кстати, возможно вы могли бы мне помочь. Здесь училась девушка вашего возраста по имени Филлис? У меня есть фотография, – он достал карточку и протянул ее Николь.

Она честно попыталась припомнить:

– Филлис? Нет, я здесь второй год и не помню никого с таким именем. Лицо тоже незнакомое. Простите, пожалуйста. Это… это случайно не ваша сестра? Такое сходство.

Генри на миг погрустнел, но вот уже очаровательно ей улыбнулся:

– Что ж, буду признателен, если вдруг вы что-то вспомните о ней или о мисс Шульц. И помните, что я вам сказал – можете доверять мне. Для вас я свободен двадцать четыре часа в сутки.

На последний вопрос он так и не ответил, и Николь поздно сообразила, что ни слова не сказала про брелок-талисман. Это наверняка было важно, но визит Макалистера так ее смутил, что в голове, казалось, не осталось ни одной дельной мысли. Однако бежать за мужчиной было бы уже слишком, и Ода решила назначить ему встречу позже. Успокоившись таким образом, она снова опустилась на пол перед полупустой коробкой. Что-то еще не давало покоя, перекатывалось в мозгу. Девушка взяла в руки мишку, сжала и вдруг нащупала внутри что-то твердое. Предмет был определенно металлический, продолговатой формы, и Николь принялась изучать брелок с новым интересом, пока не отыскала скрытую под густым мехом тоненькую молнию. Мишка раскрылся, как детский кошелечек, и внутри обнаружился небольшой ключ, не такой, как от комнаты – несколько меньше и другой формы. Николь задумалась, для чего Юлия так тщательно спрятала его и что он мог открывать.

Взгляд, свободно блуждающий по комнате, сам собой остановился на письменном столе Шульц, однако ни один из двух запертых ящичков не поддался. Тогда Николь перешла к прикроватной тумбочке, где обычно девочки хранили косметику и прочую мелочь. Впрочем, был там и крохотный выдвижной ящичек. Сама Николь им не пользовалась – уж слишком он был неудобный, – но сейчас представила, что для хранения таких важных вещей как, к примеру, личные письма или дневник, такой ящичек подходил наилучшим образом. В этот момент все встало на свои места.

– Ты не будешь пользоваться своим ящичком? – поинтересовалась Юлия, отчаявшись впихнуть ворох самых разных вещей в слишком маленькую для этого тумбочку. Николь улыбнулась, наблюдая за мучениями подруги.

– Нет. Мне нечего туда класть.

– Отлично! Тогда я перекину часть барахла тебе, – обрадовалась Шульц. – Ты же не будешь против? Считай, что я отдам тебе их на хранение, как в банковскую ячейку.

Ода согласилась, для нее это было несложно. Юлия что-то спрятала в ее ящик и, заперев, забрала ключ себе.

Вспомнив о том давнем эпизоде, Николь метнулась на свою половину. Ключ легко повернулся в замке, и девушка извлекла наружу тонкую тетрадку, завернутую в однотонную обложку.

«Личная собственность Юлии Шульц. Ни в коем случае не читать!»

Надпись на первой станице определенно была сделана рукой Юлии, этот корявый крупный почерк Николь прекрасно знала. Значит, все-таки личный дневник. Невозможно представить себе, как такую вещь можно было не забрать с собой. Определенно, с Юлией что-то случилось.

Занятий в этот день было мало. Новая преподавательница литературы оказалась немного странноватой и ее манера преподавания отличалась от той, к которой ученики привыкли, однако посещать занятия стало не в пример интереснее.

– Что бы вам сегодня такого рассказать, детки? – Асикага-сан прошлась по кабинету и, встав за кафедру, расслабленно налегла на нее. – Или лучше послушать вас? Кто-нибудь хочет поделиться впечатлениями от биографии японской поэтессы X века Исэ?

Позади Николь кто-то громко усмехнулся.

– Чандлер, вы что-то хотите сказать по этому поводу?

В голосе преподавательницы с легкостью угадывалась ирония, которую та не пыталась скрыть. Николь чуть повернула голову, чтобы понаблюдать за реакцией не к месту развеселившегося парня. Сэм, как и ожидалось, густо покраснел. Его лучший друг, сидящий за соседним столом, напряженно стиснул авторучку. Переживал. Вообще тесная дружба в Академии встречалась не часто, учащиеся здесь были в основном слишком неординарными и необычными личностями, чтобы уживаться друг с другом. Проще говоря, за пределами острова их легко бы назвали психами.

– Что, Чандлер? – Асикага подошла к его столу и склонилась к парню, – язык проглотили? Мне казалось, вам всегда есть что сказать даме.

– Она была легкомысленной женщиной.

Асикага резко выпрямилась:

– Курихара? – Она повернулась к терзающему авторучку ученику. – Потрудитесь-ка объяснить, почему вы пришли к такому выводу?

Сэм Чандлер облегченно выдохнул. Не то чтобы подобная близость молодой преподавательницы была ему так уж неприятна, но Хибики хотя бы знаком с этой самой поэтессой, в то время как Сэм свой вечер потратил с куда большей пользой.

Курихара Хибики спокойно встретил хищный взгляд Асикаги, будто почуявшей новую жертву для литературных споров.

– У нее было трое мужчин, ни с одним из которых она не состояла в законном браке. Я считаю, что такое поведение недостойно женщины.

– Как интересно! – Асикага с размаху уперлась руками в его стол. – А если предположить, что всех их Исэ любила?

– Это невозможно.

– Вы уверены, что понимаете, о чем говорите? – прищурилась Руми. – Не каждому везет с первого раза найти свою любовь.

Однако и Курихара не сдавался:

– Это не имеет значения. Важны лишь верность, честь и долг.

– А вы идеалист, Курихара, – с восхищением протянула преподавательница. – Я бы с удовольствием побеседовала с вами вне занятий. Но один вопрос я задам вам сейчас. Вы сами кого-нибудь любили?

Николь вздрогнула. Разговор зашел куда-то не туда, если судить по побледневшему лицу Хибики.

– Да. Если вам так нужно это знать, да, – поднявшись, выдавил из себя парень и быстро покинул аудиторию. Чандлер вышел вслед за ним.

После этого эпизода лекция стала просто лекцией, и Николь, бессмысленно водя ручкой по раскрытой тетради, вернулась мыслями к балу. Генри Макалистер был прав: ей действительно хотелось танцевать, но никто ее так и не пригласил. Юлия тогда еще смеялась, что, будь она мужчиной, непременно бы стала ее спутником, но саму Шульц вниманием не обделили, и Ода решила провести вечер в одиночестве. Однако ближе к полуночи девушка не выдержала и отправилась хоть одним глазком взглянуть на праздник. Юлия блистала, как звездочка. Думая об этом, Николь понимала, что у той не было причин так спешно покидать «Дзюсан», иначе это бы хоть как-то проявилось – в поведении, в настроении, в разговорах. Просто придя с занятий на следующий день в их общую комнату, Николь обнаружила отсутствие соседки, ее полки в шкафу были пусты, остались только некоторые мелочи и несколько книг, которые Шульц, к слову, так ни разу и не пыталась прочитать.

Ода отправилась прямиком к коменданту общежития, и та сослалась на зама. «Херр Дайске», как его за глаза называла немка Юлия, а вслед за ней и добрая половина Академии, благодушно принял Николь и объяснил, что на празднике с Юлией случился приступ, и ее пришлось срочно эвакуировать на материк, чтобы оказать необходимую помощь. А после родители изъявили желание забрать дочь к себе, та даже вещи едва успела собрать. И все же Ода уже тогда засомневалась в словах замдиректора, а Генри только помог ей убедиться в своих подозрениях. Вырвав из тетради листок, девушка принялась сочинять послание.

– Эй, Ода! – Девушка подняла голову и сообразила, что занятие закончилось и почти все разошлись. – Приходи завтра после полуночи в восьмую комнату.

– Зачем?

Николь не часто приглашали на подобные посиделки, зная, что она, скорее всего, откажется. К тому же у нее никогда не было ничего общего с этой девушкой – Минако. Типичная «готическая Лолита» по виду, она мнила о себе невесть что и с удовольствием принималась командовать другими.

– Будет интересно, – с таинственным видом произнесла Минако и, поманив за собой свиту, покинула класс.

И так вышло, что в своей записке Николь просила Макалистера встретиться с ней в полночь в библиотеке – одном из немногих помещений Академии, не запирающемся на ночь. С другой стороны, игнорировать приглашение Минако и других девочек с этажа было не очень хорошо, ведь с ними еще предстояло жить вместе, а рядом больше не было Юлии, чтобы поддержать и даже защитить, если понадобится. Одно ее присутствие вселяло в Ода уверенность. Окончательно запутавшись, девушка побрела на поиски Генри.

Отдать записку оказалось еще более сложной задачей, чем решиться ее написать. Открыто прийти в мужское общежитие, зайти в комнату коменданта и вручить ему послание представлялось Николь чистым самоубийством. Сунув записку между страницами томика стихов, девушка отправилась на прогулку. Свежий, пахнущий отцветающей вишней воздух слегка освежил голову, но не помог полностью избавиться от давящего чувства тревоги. Ода неторопливо брела по саду, загребая носками туфель опавшие лепестки. В этой части обширного сада царила японская весна, и та часть Николь, которая чувствовала зов своих азиатских корней, наслаждалась покоем, в то время как французская половина отчаянно жаждала приключений.

– Герр Маннелиг, герр Маннелиг, женись на мне! Тебя одарю я щедро, не отпущу, пока не дашь мне ответ! Скажешь «да» или «нет»!

Николь вздрогнула от неожиданности. Кто-то продирался сквозь густые заросли, громко и фальшиво напевая известную шведскую балладу. Очень громко и очень фальшиво.

– Герр Маннелиг, герр Маннелиг, женись на мне! Тебя одарю я щедро! – надрывался невидимый певец, и вот на дорожку вывалился растрепанный долговязый мужчина в замызганном темно-синем комбинезоне с заткнутыми за пояс резиновыми перчатками веселого оранжевого цвета. Садовник замолк, увидев замершую в нерешительности слушательницу, и всплеснул руками:

– Вот незадача! Я думал, что здесь нет никого, кроме Вилле и Халле!

– Вилле и Халле? – переспросила Николь и тут же пожалела об этом. Садовник Нильс Йохансон был не из тех людей, с которыми стоило вступать в диалог по причине не столько их многословности, сколько совершенной алогичности мышления. К примеру, Йохансон искреннее верил в существование садовых гномов, разговаривал с ними, подкармливал и периодически забегал в Академию, чтобы всем о них рассказать. Разговаривал он всегда громко, скорее даже кричал, не вылезал из грязного поношенного комбинезона и мыл голову максимум раз в две недели, при этом его бледно-рыжие волосы всегда были одинаково взлохмачены, будто причесывался он теми же граблями, которыми убирал опавшую листву. Впрочем, при всех этих несомненных странностях садовником Нильс, похоже, был отменным, потому как содержал огромное пространство сада и парка в почти идеальном порядке, и никто никогда не видел, чтоб ему кто-нибудь помогал. Разве что только его садовые гномики.

– Это мои друзья, – с готовностью сообщил швед и немного кокетливо пригладил сальные волосы. – Хотите, я вас с ними познакомлю?

– Нет, спасибо, – отпрянула девушка. – Может, в другой раз.

Йохансон к чему-то прислушался:

– Еще кто-то? В такую рань! – Садовник смешно задрал голову. – Восточная тропинка, метрах в десяти от пруда с карпами. Высокий сильный мужчина, судя по шагам.

Николь пораженно выдохнула:

– Вы его слышите?! Это же так далеко!

– Там живет Олле, он нашептал мне, – расплылся он в улыбке. – Идет неуверенно, споткнулся. Новенький? Эй, фройляйн, вы куда?

Николь побежала в восточную часть сада, уверенная, что там найдет Генри Макалистера.

– Фею не разбудите!

Ода махнула рукой на бегу.

Дорожка, вымощенная светлым камнем, привела ее к аккуратному прудику с зелеными листами лотосов, покачивающихся на воде. На противоположном берегу располагалась круглая деревянная беседка с остроконечной крышей.

Макалистер стоял спиной к девушке, засунув руки в карманы брюк, и смотрел на беседку. Проследив за его взглядом, Ода поняла, про какую «фею» говорил садовник.

– Мистер Макалистер, – позвала она.

Получилось несколько громче, чем девушка рассчитывала, и задремавший в беседке Кимура Сората сонно заморгал, поднимая голову. Генри, казалось, обрадовался Николь:

– Мисс Ода, вы что-то вспомнили?

Вместо ответа она, косясь на приглаживающего волосы Кимуру, который вроде бы пока их не замечал, протянула мужчине свою книгу. Генри взял подарок и удивленно повертел в руках.

– Я плохо читаю по-японски, мисс Ода. И стихи не слишком люблю. Но спасибо, мне приятно ваше отношение.

Николь вспыхнула до корней волос. Захотелось громко обозвать наглого шотландца дураком и убежать, но даже в таком смущенном состоянии девушка понимала, как глупо сама при этом будет выглядеть. Как влюбленная школьница, бегающая за преподавателем.

– Мисс Ода? – Генри окрикнул девушку, но она уже скрылась за деревьями.

Ближе к вечеру Николь с ужасающей ясностью поняла, какую глупость совершила, и самое страшное заключалось в том, что пути назад не было. Ровно в полночь Генри придет в библиотеку и будет ждать ее. Николь взвыла и с головой накрылась одеялом, но даже это не смогло прогнать из головы дурацкую мысль о том, как он будет выглядеть, во что будет одет, какими словами встретит ее. Девушка сбросила одеяло на пол, перекатилась на живот и зарылась носом в подушку. Рядом на тумбочке безжалостно тикал большой розовый будильник – подарок родителей на прошлый день рождения. Оставалось еще два часа до приведения приговора в исполнение. Обняв плюшевого зайца, Николь прикрыла глаза и не заметила, как задремала.

Без четверти двенадцать Николь села на постели и круглыми от волнения глазами уставилась на циферблат. На ней все еще была ночная сорочка с кружевами по подолу и теплые носки. Ода молнией метнулась к шкафу и принялась вытряхивать оттуда вещи. Потом резко остановилась, рассердившись на себя.

– Это же не свидание, в конце концов, – строго напомнила она себе, украдкой бросив взгляд в зеркало. Из длинной неопрятной косы торчали волосинки, щека, к которой она прижимала ладонь во сне, все еще была красной. Юлия бы отвесила подруге подзатыльник за такой вид.

Николь взяла себя в руки, быстро переоделась в темные джинсы и водолазку и осторожно выглянула за дверь. В коридоре горел приглушенный свет. Девушка мышкой скользнула за угол, тихонько спустилась по лестнице и немного успокоилась только когда покинула крыло общежития и попала в основное здание. Здесь точно никого не должно быть в такой час. Проходя мимо лестницы на второй этаж, Ода услышала посторонний звук. Притаившись в тени, прислушалась. Звук повторился.

Кто-то шаркающими шагами передвигался по буфету.

Николь боялась даже вздохнуть. Шаги приблизились, из арки буфета показалась невысокая фигура и направилась в сторону холла. Как раз туда, куда нужно было самой Николь. Удивительно, но любопытство оказалось сильнее страха быть пойманной на месте преступления, и она, крадучись, пошла следом.