Текст книги "Дзюсан. Академия-фантом"

История четвертая, в которой Генри и Сората играют в детектива и подозреваемого

 
Будь внимательным!
Цветы пастушьей сумки
На тебя глядят.
 

Мацуо Басё

Контроль есть основа всякого управления.

Взявший на себя бремя власти, должен уподобиться пауку – везде иметь глаза и руки, оставаясь в тени.

Если вы не видите меня, это вовсе не означает, что я не вижу вас.

Акихико Дайске. Мемуары

Полумрак читального зала искусственно создавался тяжелыми бархатными шторами, из-за которых в помещение не проникал ни единый солнечный лучик. Плюшевая ткань создавала иллюзию легкого, едва уловимого запаха пыли, неотделимого от аромата старых, не раз читанных книг. На столах горели лампы с зелеными абажурами, направляющими поток электрического света ровно на книжные страницы, отчего узкие проходы между столами погружались в более густую темноту, чем она была на самом деле. Стеллажи с книгами и журналами жались к стенам, отблескивая стеклом дверок, несколько шкафов выстроились в ряд в задней части зала, отгораживая пространство для индивидуальных занятий, скрытое от чужих глаз. Именно туда Кимура Сората привел Генри на первое их совместное занятие японским языком.

– Будьте внимательны, Макалистер-сан. – Кимура возвышался над сидящим за столом британцем. – Смотрите на мое лицо. И не делайте такой мученический вид.

Генри постарался быть благоразумным и вести себя как подобает сотруднику серьезного образовательного учреждения, однако Сората, казалось, специально избрал такой стиль преподавания, чтобы как можно сильнее унизить и разозлить своего ученика, благо для этого даже стараться особенно не надо было. Тем более что голова британца была забита отнюдь не практикумом по японскому языку, а сведениями, почерпнутыми из дневника Юлии Шульц. Сам по себе он не нес особой информации, но последние записи были вполне оптимистичными и полными планов на ближайшее будущее. Будущее, связанное с пребыванием в Академии. Ни слова об отъезде, недомогании или депрессии. Одним словом, ничего, что указало бы на причину такого внезапного отбытия с острова. Николь что-то подозревала, но была довольно крепким орешком, чтобы расколоться сразу. Стоило поговорить с теми двумя мальчиками – Сэмом и Хибики. Чандлер кажется человеком, который дружит со всеми.

– Макалистер-сан, – голос Кимуры отвлек его, – вы собираетесь меня игнорировать или все же соизволите поднять глаза?

– Зачем мне на вас смотреть? – недружелюбно пробурчал Генри, упорно опуская лицо в конспект. Завел он его скорее не из надобности, а по привычке, оставшейся еще с юных лет пребывания на должности младшего констебля самого захудалого и скучного района Лондона.

– Затем, что мы взялись за произношение, а не за грамматику, – терпеливо разъяснил Кимура. – Впредь на занятиях говорите только по-японски, – он не без любопытства заглянул в тетрадь Макалистера, и тот проворно прикрыл листы рукой, – и пишите тоже.

– Я не понял, – честно признался Генри и с опаской покосился на повара, впрочем, узрев только его живот, ибо выше голову упрямо поднимать не хотел. Сам не знал, к чему это детское упрямство, но сам факт существования Кимуры и его пребывания в непосредственной близости невероятно раздражал британца.

– Я догадался, – не сдержался Сората от колкости. – Потому что не смотрите на меня.

Он склонился к столу, оказавшись лицом к лицу с растерявшимся мужчиной:

– Слоги с буквой «х» произносятся легко, с придыханием, представьте, что разговариваете с любимой девушкой, – произнес Кимура, буравя Генри немигающим взглядом карих глаз. – У вас же наверняка когда-нибудь была любимая девушка. Расслабьтесь и повторяйте за мной. Хикару, Хоцуин, Хирато, ну же, смелее.

Генри пересилил себя и внимательно всмотрелся в то, как двигаются губы Сораты. Действительно, так оказалось проще понять.

– Хибики, – внезапно выдал он, и Кимура одобрительно покачал головой:

– Уже лучше.

– Курихара Хибики, – повторил Генри, наблюдая за реакцией. – У меня есть подозрения, что он со своим товарищем в неурочное время посещает женскую половину. Вы что-то об этом знаете?

Если Кимура и удивился, то виду не подал:

– Вы комендант, а не я. Мне ни к чему следить за учениками.

– Вы плохо спите и могли что-то слышать или видеть.

Глаза повара на мгновение выдали что-то похожее на испуг:

– С чего вы взяли? Следите за мной?

– Еще чего! – Макалистер не слишком почтительно фыркнул. – Все и без того ясно. Я минимум дважды встречал вас после полуночи без единого сна в глазу, вы предпочитаете принимать душ ближе к двенадцати и после этого отправляетесь на кухню. При этом встаете раньше всех и выглядите при этом как привидение.

– Сна ни в одном глазу.

– Что?

Сората ровно повторил:

– Сна ни в одном глазу. Так, как выразились вы, не говорят. И нет, я ничего не видел и не слышал.

Сората отодвинулся и с отстраненным видом присел на стул. Генри понял, что пока не имеет смысла давить на него, хотя было совершенно ясно, что японец лукавил. Они оба слышали, как переговаривались ученики, спешащие из мужского крыла в женское, и лишь нежелание Генри объяснять свой поздний визит к Кимуре помешало ему взять их с поличным. Тут Макалистер невесело усмехнулся, напоминая себе, что давно перестал быть стражем правопорядка, хотя роль коменданта в чем-то имела схожие черты. Кимура молчал, и Генри вдруг подумалось, что происшествие в брошенном поселении странным образом видоизменило их отношения, с одной стороны, еще больше отдалив друг от друга стеной невысказанных слов, а с другой – дало им шанс хоть как-то примириться с помощью общей тайны. Ни то, ни другое не подействовало в полной мере, а получившийся коктейль был густо сдобрен подозрениями и сомнениями. Едва ли это способствовало продуктивным урокам. Генри опустил глаза в конспект и вспомнил, как два дня назад оказался втянут в действительно странную историю, которая теперь крепкой нитью привязывала его к Кимуре…

В тот вечер Генри неторопливо готовился ко сну. Переживания, вымотавшие британцу нервы, медленно оседали на дно сознания, придавленные усталостью и накатывающими волнами приятной дремоты. Генри оставил гореть только лампу на столе, подошел к окну и, прежде чем задернуть ночные шторы, выглянул наружу. Парк купался в слабом лунном сиянии, приглушенном перистыми темными облаками, и вызывал в душе мужчины досадное чувство тревоги. Генри резко задернул шторы и несколько долгих секунд смотрел на свою гротескно вытянутую тень. Вытянул руку, преграждая путь свету, и в темноте, прежде чем ладонь до боли нагрелась о раскаленный абажур, явственно почувствовал чужое присутствие. Оно холодило затылок, будто кто-то забыл закрыть дверцу морозилки. Макалистер обернулся.

Она стояла в дверях, неподвижная и воздушная, как изображение в проекторе. Казалось, сквозь девичий силуэт можно было легко шагнуть за порог, как сквозь туманную дымку. И Генри был уверен, что это возможно.

– Привет, – не делая резких движений, поздоровался он. Неестественно меловое лицо девочки не дрогнуло, как и сжатые в трагическую линию бесцветные губы. Единственные цветные пятна – черные, распущенные по полупрозрачной спине волосы и следы под застывшими расширенными раскосыми глазами и на щеках, будто по ним постоянно текла густая и вязкая черная кровь. Ею же был испачкан подол белой ночной сорочки на бретелях, открывающих взглядам острые синюшные плечики и тонкие веточки опущенных рук. Первый призрак Академии «Дзюсан», который выглядел как настоящий призрак.

– О чем вы думаете? – услышал Генри вопрос и, вскинувшись, увидел сложенные на столе руки Сораты. Длинные рукава черной водолазки чуть задрались, показывая перетянутые бинтами запястья. Второй день Кимура изменяет своему стилю, пряча кровоточащие шрамы под темной закрытой одеждой. Отчего-то Генри казалось, что это настолько идет вразрез с натурой этого человека, что почти физически причиняет ему боль. Мотнув головой, британец постарался прогнать посторонние мысли, однако они навязчиво лезли, посылая яркие воспоминания той ночи…

– Что тебе нужно? – спросил Генри. Ему было не привыкать общаться с не нашедшими покой душами, и этот, пришедший в его комнату за полчаса до полуночи, был просто одним из многих. Кто-то из них умер так недавно, что его можно было спутать с живыми, кто-то блуждал по миру, теряя голос и все больше истончаясь, как бы стираясь с пленки жизни. Кто-то из них затерялся в мире людей так много лет, десятилетий или даже веков назад, что становился чем-то иным, едва ли помнящим, кем был раньше. Генри слышал и видел их всех, знал, каковы на ощупь их призрачные прикосновения, отличал простой сквозняк от леденящего присутствия страдающей души. Да, Генри уже очень давно понял, что все они так или иначе страдают, каждая по-своему.

Юная японка молча подняла руку и указала на дверь. Ее мертвый пугающий взгляд наполнился черными слезами, и Генри видел, как они сплошным жутким потоком стекают вниз, срываются на пол и собираются в маслянистую вязкую лужицу под ее босыми ступнями. Схватив со стула спортивную куртку, он повернулся к призраку, но заметил, что она исчезла. И вместе с ней пропала тяжесть, давящая на грудь. Осознав это, Генри с удивлением понял, что это был страх. Впервые за много лет он испугался того, кого с детства мечтал утешать и поддерживать.

– Макалистер-сан?

Голос Сораты доносился как сквозь плотную вату. Макалистер опустил ресницы всего на секунду, упрямо цепляясь за авторучку, как за соломинку, удерживающую его от сна. Но это был не сон, а воспоминания.

След привел его в библиотеку. Просторное помещение читального зала было окутано тьмой, и свет фонарика пришелся как раз кстати. Когда-то давно здесь, возможно, проводили вечера за чтением степенные викторианские джентльмены, сейчас о тех временах напоминал лишь оставшийся после перепланировки античный камин из белого мрамора. Генри не припоминал, чтобы его хоть раз использовали по назначению, но воля призрака с невероятной силой влекла его к нему. Внутренняя стенка была грязной, пыльной, но кроме этого она была разделена надвое довольно широкой щелью, надавив на края которой, Макалистер открыл для себя тайный ход, откуда ощутимо тянуло сыростью, землей, мышиным пометом, но еще больше – густой тревогой и страхом.

Генри поудобнее перехватил фонарик и нырнул в лаз.

Макалистер устало провел ладонью по лицу, зарылся пальцами в волосы, ероша торчащую вверх челку.

– Давайте продолжим, мистер Кимура, – попросил он, но японец откинулся на спинку стула.

– Вы странно себя ведете, Макалистер-сан, – протянул он и покачал головой. – Пожалуй, на сегодня хватит.

Генри посмотрел на него и вздрогнул от неожиданности.

– Что? – Сората нервно подобрался. – Вы будто призрака увидели.

Генри улыбнулся призрачной девочке с полными черных слез глазами, замершей за левым плечом повара. Кимура излишне быстро обернулся, но, вполне естественно, никого не увидел. Макалистер почувствовал себя отомщенным:

– Что-то вроде того. Не бойтесь, она совершенно безобидна.

Сората рывком поднялся на ноги:

– Мне не нравятся подобные шутки. Считаю урок оконченным. Всего хорошего, Макалистер-сан.

– Подождите, – остановил его Генри. – Если вы так нервничаете из-за той паучихи…

– Я не хочу!.. – излишне громко начал Кимура и тут же, успокоившись, спокойно закончил: – …об этом говорить. Еще раз, всего хорошего, Макалистер-сан.

Девочка бесшумно исчезла, и Сората, так ничего и не ощутивший, первым покинул читальный зал.

Первая неделя в Академии «Дзюсан» не принесла ощутимых результатов в деле, ради которого Генри прибыл на остров, однако же была весьма насыщена событиями. Макалистер понимал, что погружается в мир «Дзюсан» куда более глубоко, чем планировал вначале, и этот мир оказался очень опасен.

После случая с Кимурой Соратой Генри решил сосредоточить силы на более важных вещах, потому что начал испытывать небезосновательный страх привязаться к чужим людям и воспринимать их жизнь и их проблемы как свои. Раздражение, которое вызывал в нем Кимура, было не чем иным, как первым звоночком будущей привязанности. Генри не желал, чтобы это случилось, поэтому поспешил взяться за расследование.

Генри потерял важного для себя человека и надеялся отыскать его здесь, на острове Синтар. Для полноты картины ему нужны были не только журналы из учительской, но и регистрационные тетради смотрителя маяка, исполняющего обязанности их привратника. Проблема была в том, что никто не должен узнать об интересе Макалистера. Смотритель помогал разгружать ящики с продуктами и отвозил их в Академию, именно это время – по самым скромным подсчетам, примерно час – Генри избрал для разведки. Он собрался, как для прогулки, и отправился на побережье, к пристани.

От ворот Академии вела широкая наезженная дорога, упирающаяся в пирс. Этим путем чуть больше двух недель назад Макалистер прибыл на остров и помнил аккуратный домик смотрителя с ярко-красной черепичной крышей, как любят рисовать на английских открытках. От него вверх по склону шла узкая тропа к маяку – монолитной высокой башне в традиционную красно-белую полоску. И от маяка, и от домика так и веяло сельской пасторалью, волны с тихим шелестом ударялись о бетонные сваи деревянного пирса, и на них мерно покачивалась привязанная канатом рыбацкая лодка. В безоблачном небе пронзительно кричали чайки. Генри прошел половину пути, остановился и, задрав голову, проследил за полетом буревестника. Солнце медленно клонилось к закату, вот-вот наступит тот момент, когда оно раскаленным боком коснется водной глади, чтобы исчезнуть в глубине за считаные минуты. Мужчина свернул с дороги, погружаясь в буйные заросли магнолии и жимолости, чей резкий запах, сладкий с цитрусовыми нотками, настойчиво лез в нос. Макалистер надеялся подобраться к домику смотрителя со стороны, незаметной для посторонних глаз, поэтому был вынужден мириться с царапающими лицо и руки колючими ветками и назойливым сильным запахом, от которого потом будет непросто избавиться даже самым душистым мылом. Тропинка возникла незаметно – только что Генри продирался наугад, интуитивно придерживаясь выбранного направления, и вот под ногами зазмеилась тропка, щедро присыпанная опавшими листьями и мертвыми головками цветков магнолии.

Маяк появился перед глазами внезапно, будто выпрыгнул из зарослей, специально поджидая заплутавшего путника. Перед этим тропинка начала петлять и потихоньку идти в гору, но так, что Генри этого сразу и не заметил, просто вдруг душные объятия желтых магнолий расступились, и он уперся в гладкую каменную поверхность. На ощупь она оказалась холодной, несмотря на жаркий весенний день, и чуть шершавой в местах, где строители не так тщательно затерли цементный раствор и сразу же покрыли стену краской. Генри обошел основание башни по кругу и обнаружил широкие порожки, ведущие к дубовой, обитой железом двери в виде старомодной арки. Вероятно, сам маяк был старым, а его нынешний вид – заслуга новых владельцев острова. Возле входа разбили небольшой цветник, но розовый куст одичал, и поросль дикорастущих ромашек облепила его со всех сторон. Генри подошел к обрыву и посмотрел вниз, где волны неторопливо набегали на россыпь острых камней, торчащих из воды, как зубы исполинского морского чудовища. Пена скапливалась между камнями, и птицы летали низко, чтобы поживиться тем, что щедрое море выкидывало на скалы.

К сожалению, любование несомненными красотами побережья не входило в планы британца. Он бросил последний взгляд с обрыва и, больше не оборачиваясь, направился по тропинке вниз по склону и скоро без проблем добрался до двери дома смотрителя. Как и ожидалось, хозяин отсутствовал, что развязывало руки бывшему полицейскому, для которого практически не существовало закрытых дверей.

Через полчаса Макалистер снова вышел на тропинку. Ничего не изменилось за это время, кроме его настроения, ставшего не в пример сумрачнее, чем было. Генри положил руки в карманы, ссутулился и быстрым шагом начал подъем в гору, собираясь вернуться в Академию тем же путем, что привел его сюда. Неудача огорчила мужчину, однако он не тешил себя иллюзией, что быстро достигнет цели. Впрочем, доводы разума слабо доходили до сердца.

Плачущие надрывные крики чаек и шум океана заполняли собой все вокруг, и Генри, к своему стыду, не сразу заметил присутствие еще одного человека, шагающего всего в паре десятков метров впереди. Макалистер едва не споткнулся, узнав в невысокой щуплой фигуре повара Кимуру, как всегда оказывающегося где угодно, но только не на своей кухне. Иногда у британца складывалось впечатление, что тот на рабочем месте не появляется вовсе. Сбавив темп, Генри постарался аккуратно отстать от японца, но, как назло, Кимура тоже приостановился, а потом неожиданно резко развернулся.

– Макалистер-сан? – Раскосые карие глаза удивленно расширились. – Что вы…

– Нет, это вы что! – ринулся Генри в атаку, чувствуя, как при виде миленького личика шеф-повара в груди вскипает беспричинное раздражение, хотя на сей раз причина все же была. – Какого черта вы забрались так далеко от кухни?

Сората быстро взял себя в руки и совершенно спокойным тоном ответил:

– Не дальше, чем вы от комнаты коменданта.

Тут даже Генри не нашел, что возразить.

Мужчины замерли друг против друга – Кимура чуть выше, Генри почти у подножия тропы.

– Не знаю, как вы, – сдержанно заметил Сората, – но я планирую вернуться в «Дзюсан» до темноты.

И он продолжил путь, ничего не сказав, когда Макалистер догнал его и пошел рядом.

– Хотел извиниться, – зачем-то негромко пробормотал Генри. Сората вопросительно приподнял бровь. – Вы не визжали… тогда. Мне просто нужно было как-то удержать вас в сознании, и я…

– Это все, за что вы хотите извиниться, Макалистер-сан?

– Черт возьми! Вы невыносимы! – воскликнул Генри на английском и добавил, поправившись: – Для начала этого вполне достаточно.

Тропинка вынырнула к маяку, и Кимура остановился перевести дух – восхождения с его больной ногой давались парню не так легко, как он желал бы показать.

– Я принимаю ваши извинения, – наконец, сказал он, прислонившись к холодному бетону стены. – И верю, что они искренни.

Генри отвернулся, сорвал с веточки набухший бутон шиповника и неловко покрутил в пальцах. За спиной зашуршал Сората и внезапно схватил Макалистера за плечо.

– Это еще что…

– Тише! – зашипел на него японец, и Генри тоже услышал приближающиеся шаги и приглушенные голоса. Кто-то еще направлялся вверх по дорожке, и, кто бы это ни был, ему никак не миновать двух нарушителей, преступивших одно из правил Академии – не покидать территорию «Дзюсан» без разрешения замдиректора. Генри не мог допустить, чтобы его поймали, ведь это серьезно осложнит поиски. Что думал по этому поводу Сората, спрашивать было некогда, и британец в буквальном смысле силой втолкнул его в приоткрытую дверь маяка.

– Потрудитесь теперь объяснить, что это значит? – возмущенно, но не слишком громко потребовал Кимура, когда Генри закрыл тяжелую дверь. Мужчина убедился, что почти двухметровой толщины стены не пропустят наружу ни единого звука, и перевел дух.

– Вы хотите отчитываться перед мистером Акихико? Я нет.

– Не хочу. Но у меня есть причина быть здесь. А у вас? – Сората гордо вскинул голову и в упор глядел на собеседника.

– И что же это за причина? – полюбопытствовал Генри.

– Доставку продуктов задержали, – с небольшой запинкой пояснил Кимура. – Я ответственен за кухню, как вы верно заметили, и должен разобраться с нарушением графика.

Вранье Генри научился распознавать еще будучи простым патрульным. Так вот, Кимура лгал, неловко, неубедительно, будто сам стыдился того, что вынужден обманывать. Доставку не задержали, иначе Генри бы здесь не оказалось. Мужчина пристально вгляделся в решительные глаза японца и отступил:

– Что ж, ваше право. Предлагаю выждать время и по отдельности вернуться в Академию.

Генри ждал ответных расспросов, но отчего-то их не последовало. То ли ложь выпила из честного потомка самураев все силы, то ли дела Генри его совершенно не волновали. Впрочем, любой из вариантов был Макалистеру на руку.

– Давайте поднимемся наверх.

Первый ярус башни занимала трансформаторная с дизель-генераторами, подающими энергию наверх, к линзе Френеля. К серой стене примыкала каменная лестница с перилами по одному краю. Ступени вели сквозь всю сорокаметровую башню по спирали, туда, где должна находиться комната смотрителя и его помощников, которых у нынешнего смотрителя не было. Генри первым начал утомительный подъем. Через равные промежутки горели слабые лампы, а сквозь маленькие смотровые оконца пробивался тусклый свет тонущего в море светила. На одном из пролетов Макалистер остановился.

– Что случилось? – встревоженно спросил Сората, идущий следом. Генри не мог объяснить приступ тревоги, охвативший его, однако гул грома, едва просачивающийся внутрь башни, легко его объяснил.

– Кажется, скоро начнется шторм. Не уверен, но, боюсь, мы с вами застряли здесь на какое-то время.

Искомое помещение располагалось почти на самой вершине, над ней была только линза под куполообразной крышей. Комнатка выглядела обжитой, но не слишком уютной, видно было, что ее обставляли кое-как, просто чтобы заполнить пространство и создать минимум условий для возможной ночевки. Деревянный стол посередине, коренастый и прочный, несколько стульев, придвинутых к нему, у одной из стен – открытый буфет с заставленными консервами полками, а напротив примостилась узкая металлическая койка на пружинах, прикрытая шерстяным пледом из шотландки. Чуть в стороне, ближе к окну, стоял рабочий стол с телефоном и другой техникой, нужной для управления маяком. На крючках висели несколько не слишком чистых полотенец и парусиновая куртка с капюшоном.

– Вы бывали здесь раньше, мистер Кимура? – Генри прошелся по комнате и выглянул в окно. – Я впервые на маяке, а вечер предстоит не из простых и приятных. Мистер Кимура? Вы меня слушаете?

Сората молча устроился на койке, привалившись спиной к обитой деревянными панелями стене, и явно приготовился терпеливо ждать.

В молчании прошло сорок минут.

– Мистер Кимура, – не выдержал Генри, уже примерзший к неудобному стулу. – Если мы никуда не торопимся, может, поужинаем?

Повар неохотно открыл глаза.

– Вижу, вам неймется. Пропустили ужин и умираете с голоду?

В животе у кого-то громко заурчало, и Макалистер сконфуженно накрыл живот ладонью. Сората подошел к буфету, деловито закопошился на полках с продуктами и отобрал то, что можно было съесть на ужин без страха отравиться.

– Будете рисовую кашу с мясом? – Он с сомнением покрутил в руке банку. – Я бы не советовал, но выбора у вас нет.

Генри вернулся к столу:

– А вы не будете есть? Раз уж мы все равно будем объедать смотрителя. – Мужчина подумал о том, что японцу не помешала бы двойная порция, но вслух этого говорить не стал.

– Я не голоден, – отрезал Сората и вонзил острие открывалки в крышку консервов. Жест получился довольно угрожающим, и Генри решил не настаивать на совместной трапезе.

Погода окончательно испортилась. В стекло забили тугие струи дождя, сопровождаемые заглушаемыми толстыми стенами шумом ветра и раскатами грома. Здесь, внутри башни, звуки почти не доносились, и создавалось впечатление абсолютной уединенности, отрезанности от остального мира. Генри прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной, слышно было, как Кимура постукивает ножом по доске, нарезая хлеб. Пахло пылью, немного плесенью и хлебными крошками.

– Макалистер-сан?

Генри выпрямился и пододвинул к себе миску с холодной кашей. Выглядела она преотвратно и напрочь отбивала даже самый разыгравшийся аппетит. Мужчина неуверенно потыкал в густую белесую массу вилкой и вздохнул.

– Если шторм не пройдет стороной, у нас будут большие проблемы. Смотритель задерживается, и некому зажечь маяк.

Словно в подтверждение самых печальных предположений, стекло тонко звякнуло под порывом ветра. Генри решил выглянуть наружу и потянул на себя дверь, ведущую на первую смотровую площадку. За ней все терялось в мутно-серой пелене дождя. Порывы ураганного ветра бросили в лицо мужчине горсть колючих ледяных капель, и Генри торопливо скрылся, решив не выпускать Сорату наружу, чтобы не нагнетать обстановку.

– Смотритель не придет, это очевидно, – просто сказал он, оборачиваясь к другу по несчастью. – Уже совсем темно и остров не виден с моря. Нужно увеличить периодичность светового сигнала и включить сирену на всякий случай.

Кимура внимательно выслушал распоряжения:

– Нужно найти инструкцию или что-то вроде того. Она обязана быть.

Генри быстро оглядел комнату, прикидывая, откуда начать поиск, и тут его осенило:

– Телефон! – Он ринулся к рабочему столу и достал из-под аппарата листок с отпечатанными на нем номерами. – Кому звонить? Береговой службе или Акихико Дайске?

Выбор был не из приятных, и при любом исходе оба нарушителя оказывались в дураках, и все же и тот, и другой понимали, что промедление в сложившейся ситуации опасно для проплывающих мимо судов. Генри сгреб трубку, но та безмолвствовала и не подавала никаких признаков жизни. Британец выругался.

– Не расстраивайтесь, Макалистер-сан, – Кимура подошел к столу, ободряюще улыбаясь, – давайте вернемся к первоначальному плану.

Генри собрался. В некоторой степени ощущая себя ответственным за Сорату, он не мог сейчас опустить руки, тем более, когда рядом был человек, готовый ему довериться.

– Ищите на столе, а я займусь ящиками.

Не слишком заботясь о соблюдении порядка, Макалистер углубился в недра стола, сбрасывая на пол то, что было ему не нужно. Судя по всему, смотритель хранил всякий хлам и бумажный мусор, от которого уже много лет не было никакого проку. Озвучив эту мысль вслух, Генри узнал от японца, что нынешний хозяин маяка занимает эту должность всего полтора года или чуть больше. Пальцы Генри ловко пробежались по дну одного из ящиков, неосознанно проверяя на наличие тайника, и в момент, когда Сората радостно известил, что нашел искомое, Макалистер понял, что наткнулся на один из подобных тайничков.

– Написано по-английски и по-японски. – Кимура углубился в чтение, не замечая возбуждения британца. – Я мало что в этом смыслю, но, надеюсь, вдвоем разберемся.

Он, наконец, обратил внимание на Генри, по-прежнему стоящего на коленях в груде разбросанных по полу бумажек.

– Макалистер-сан?

– А? – Он странно посмотрел на повара и рассеянно улыбнулся. – Тогда приступим.

Проходя мимо небольшого зеркала у входа, Генри поймал на себе взгляд прежнего смотрителя – серой тени с длинными обвисшими усами, выглядывающей из зазеркалья. На миг Макалистер увидел его таким, каким он был при жизни, и смог разобрать по губам короткое: «Забери его», прежде, чем беспокойная душа растворилась в отполированной поверхности зеркала.

Даже вдвоем и с подробной инструкцией, расписанной по мельчайшим пунктам, справиться с маяком оказалось труднее, чем можно было бы предположить. Беготня по винтовой узкой лестнице утомила обоих, но результат вроде бы того стоил. Прислушавшись к низкому тревожному гулу сирены, Генри удовлетворенно закрыл за собой люк, ведущий прямиком к стеклянному куполу с линзой.

– От этого звука у меня все внутри начинает вибрировать, – пожаловался он и опустился на стул. – Ну и ночка же у нас выдалась, да, Кимура? Кимура? Сората, черт тебя дери!

Генри не успел остановить самонадеянного японца, и тот выскользнул за дверь, будто бы не догадываясь, что штормовая погода не лучшее время для прогулок под луной. Макалистер жутко разозлился и сразу же кинулся следом, благо смотровая площадка была относительно небольшой и огорожена металлическими перилами. В лицо ударили тугие струи дождя и шквалистый ветер. Генри прикрыл лицо рукавом и вдруг увидел, как Сората вжимается в ограждение, не в силах совладать с натиском урагана. Ветер отчаянно теребил его одежду и волосы, грозя вот-вот вышвырнуть парня за борт.

– Генри! – крикнул он, протягивая ему одну руку. Сырые пряди облепили лицо, на котором британец не заметил паники, такова оказалась настоящая японская выдержка. Макалистер высунулся из-за двери и попробовал дотянуться до Кимуры. Не вышло.

– Держись! – Он ухватился одной рукой за косяк, а другой схватил первое, что попалось, – развевающиеся волосы японца. Сората мужественно вытерпел резкую боль, и скоро оказался в безопасности. Генри разжал кулак и выпустил зажатый в нем хвост. С Кимуры ручьем стекала дождевая вода, но в целом он не пострадал.

– Вы идиот! – эмоционально выпалил шотландец, который и сам успел вымокнуть, впрочем, не до такой степени, чтобы походить на мокрого взъерошенного галчонка. – Какого черта вас туда понесло, а?

Мужчина решительно взял Кимуру в оборот, заставив стянуть насквозь мокрую водолазку. В одних широких штанах парень выглядел как-то по-особенному грустно – брюки держались практически только за счет ремня и, если бы не неожиданно рельефная мускулатура, его можно было бы без сомнений назвать тощим. Дышал Сората тяжело и глубоко.

– Вас нужно переодеть, – закончил Генри осмотр, – но сначала как следует вытереть.

Установив для себя порядок действий, Макалистер живо принялся за их выполнение, притащил пару полотенец, в одно ловко закутал парня, а второе накинул ему на голову, намекая, что сушить волосы тот должен самостоятельно. В глазах японца прочиталось облегчение, все-таки Генри имел понятие о личном пространстве и задетой мужской гордости.

– Благодарю, – сдержанно кивнул Кимура и принялся заниматься волосами, пока британец включал древний даже на вид масляный обогреватель и вешал на поставленный рядом стул сырую водолазку. Вернувшись к Сорате, он велел ему укрыться пледом, пока пронизывающий до костей холод не спровоцировал воспаление легких. Кроме залежей тронутых ржавчиной банок, за закрытыми дверцами буфета обнаружилось еще кое-что любопытное. Когда Сората в первый раз громко чихнул, Генри достал из шкафа пару бутылок красного и чайные бокалы.

– Я знаю, что вам поможет, мистер Кимура, – бодрым голосом, потонувшем в реве противотуманной сирены, сообщил мужчина и выставил свои находки на стол. – Простуду как рукой снимет, это я вам точно говорю.

О том, что для Сораты, при таком-то весе и в полуголодном состоянии, даже полстакана крепленого вина могли стать фатальными, Генри как-то не подумал.

Японец выпил предложенную дозу за пару глотков, как дети пьют невкусное лекарство. Очень скоро лицо его порозовело, будто вся оставшаяся в теле кровь – а ее было, похоже, немного – прилила к щекам. Глаза подозрительно заблестели, и парень хихикнул.