Текст книги "Серебряный змей в корнях сосны – 2"

Под тремя парами глаз Мадока снова замялся, видимо, еще не придумав окончание истории, поэтому Хизаши подсказал:

– Споткнулся о его длинные волосы?

– Говорят, они отрастают до такой степени, что волочатся по земле, когда отороси забирается на тории, – с серьезным видом добавил Сасаки. И не поймешь, смеется он над товарищем или пытается поддержать.

Мадока замер, опустил артистично вскинутую руку и буркнул:

– Ой да ну вас.

Он сел рядом с Кентой и тихо пробормотал:

– Не нашел я отороси. Наверное, он узнал о моих планах и спрятался.

Кента похлопал его по спине с понимающей улыбкой.

– Ничего страшного, не в этом же главная сила оммёдзи.

– А в чем, если не в мече? – шмыгнул Мадока носом. – Я же… Я же только ради этого и записывался в Дзисин. А в итоге вот, какой-то глупый идзю[26]26
  Идзю – обезьяноподобный ёкай, который за еду переносит грузы через горные перевалы.


[Закрыть].

Сасаки пересел к нему поближе и, опустившись на колени напротив, дружески потрепал по плечу.

– Куматани-кун прав, тем более в следующем году в это же время ты можешь попробовать еще раз.

– В смысле? – одновременно воскликнули Мадока и Хизаши. Кента сразу же на него посмотрел, да с таким облегчением во взгляде, будто отсутствие у Хизаши ёкая для церемонии принятия меча это было почти что смертным приговором.

– Вы не знали? – удивился Сасаки. – Морикава-сэнсэй говорил об этом с кем-то из старших учеников, и я услышал.

– Арата-а-а! – взревел Мадока и, схватив его за плечи, начал трясти. – Как ты мог молчать?! Ты же видел, как я нервничаю!

Пока Арата пытался оправдаться и не лишиться при этом языка, Куматани наклонился к Хизаши и тихо сказал:

– Как я рад. Теперь даже если тебе не позволят использовать веер вместо меча, следующей весной ты попробуешь снова.

Хизаши безразлично пожал плечами и закрыл глаза. После обеда ему всегда очень хотелось спать.

За день до церемонии Хизаши вызвали на аудиенцию с Ниихарой-сэнсэем. Старый оммёдзи был, как всегда, многословен, но очень неконкретен, и после того, как напился заваренным Хизаши чаем, все-таки передал решение старейшин школы.

– Твой веер весьма непрост. В нем есть что-то от цукумогами, но при этом он остается всего лишь предметом. Поскольку ты прошел испытание и одолел Морикаву, не используя иного оружия, тебе дозволено не проходить церемонию Гаппай-но хи. И это, дорогой мой Хизаши-кун, редкая привилегия. Цени ее.

Хизаши ценил. Он сжимал в пальцах гладкие пластины сложенного веера, ощущая исходящее от них тепло, на какое не было способно даже его собственное тело, и смотрел, как под бой барабанов-тайко молодые люди в церемониальной одежде по очереди подходят к главе школы оммёдо и экзорцизма Дзисин и, встав на колени и преклонив голову, повторяют ритуальные слова. Несмотря на грохот барабанов, их слышит каждый.

Я, Куматани Кента…

Я, Мадока Джун…

Я, Сасаки Арата, принимаю на себя ответственность перед богами и людьми…

…благословлять словом…

…и карать мечом…

…имя которому отныне…

– Цубамэ[27]27
  Цубамэ – в переводе с японского означает «ласточка».


[Закрыть], – говорит Сасаки.

– Каёку[28]28
  Каёку – в переводе с японского означает «бескорыстие».


[Закрыть], – говорит Мадока.

– Има[29]29
  Има – в переводе с японского означает «сейчас».


[Закрыть], – говорит Кента и принимает из рук главы простую катану, в которой заключен дух маленького усаги, получившего шанс исцелиться в металлическом плену.

Хизаши поздравил товарищей и, когда встретился взглядами с Кентой, снова увидел в нем перемену. С ножнами в руке, он стоял гордый и спокойный, словно наконец-то нашел опору, от которой будет отталкиваться в поисках своего места.

– Поздравляю, – кивнул ему Хизаши. – Отличное имя для меча.

– Мне тоже нравится, – широко улыбнулся Кента и поднял ножны повыше. – Завтрашний день – это очень важно, как и прошедшие годы. Но то, что здесь и сейчас… Это ведь гораздо важнее?

Горели праздничные красные фонари, стучали барабаны и кто-то играл на кото, и звуки музыки поднимались к вечернему небу над снежной шапкой высокой горы Тэнсэй. Эта ночь принадлежит им всем – кто получил меч и чья цель стала немного ярче и ближе.

А в середине фумидзуки, месяца лотосов, они узнают, что в деревне под названием Суцумэ, на юге провинции Мино, некоторые семьи начали страдать от странных и необъяснимых ночных нападений. И это станет первым делом, порученным Сасаки Арате, Мадоке Джуну, Мацумото Хизаши и Куматани Кенте.

Рассказ о проклятом месте в лесу близ горы Тэнсэй оставил тягостное впечатление у пары оммёдзи. Хизаши же, заканчивая повествование, все еще не мог понять несколько вещей.

– Если та коробка с проклятием дело рук гадателей, то зачем им это? У всего должна быть цель. Даже убийство всех деревенских могло оказаться местью или демонстрацией силы. Но я все еще не понимаю, кому нужно отравлять землю в глухом лесу, куда можно зайти только по случайности, как мы с Кентой?

– Ты еще не понял? – усмехнулся Юдай.

– Ну куда уж мне, – сразу ощетинился Хизаши. – Поделись мудростью, Учида-сэнсэй.

– Такие вещи можно делать вдали от людей потому, что это первая попытка. Проклятие на пробу. Сработает или нет.

Хизаши от удивления едва не открыл рот. Они еще не покинули пределы мертвой деревни, но были на ее окраине, чтобы не ощущать чудовищного давления темной энергии, которая там властвовала. Арата отправил кицунэ искать следы гадателей, забравших Кенту, и пока она не вернулась, Хизаши поделился их с Куматани ловлей ёкаев для церемонии обретения меча.

– Проклятие на пробу? – повторил он. – А в этом есть смысл… Кроме одного момента. Как узнать, что оно достаточно опасно, коль там не бывает людей? Да и не слишком ли рискованно выбирать лес так близко от одной из трех великих школ оммёдо? Да и Кёкан там тоже, если подумать, не за горами.

Сасаки робко предположил:

– Но вы же забрели? Может, и был расчет, что кто-то из неосторожных учеников во время подготовки к церемонии слишком увлечется погоней?

– Дерзко! – воскликнул Хизаши и вспомнил о Кенте. Тогда он еще не был одержим, пять лет тому назад и подавно. А вот сейчас коробку точно оставил он. – Но, если честно, мы и сами подумали об этом. Просто…

– Казалось слишком невероятным, – подсказал Сасаки.

– Наверное. Скорее, у этого не было смысла.

– А сейчас? – спросил Юдай. – Сейчас смысл появился?

Хизаши не ответил, однако чувствовал, что отгадка прямо перед ними, тянется как ниточка, только ухвати за нужный конец. Но он ускользал сквозь пальцы, стоило чуть сосредоточиться.

Тут как раз вернулась кицунэ, и Арата взволнованно вскинулся.

– Она взяла след! – сообщил он. – Гадатели ушли не пешком, у них была повозка, и она оставила особый запах благовоний. Земля сухая, поэтому мы не заметили полос, иначе отправились бы в погоню раньше.

– Так не будем медлить! – Учида схватил нагинату. Арата пустил лису вперед, и та исчезла, но ученик Кёкан продолжал видеть ее благодаря привязке. Он вел их вдоль леса, а потом вывел к дороге, примыкающей, как объяснил Юдай, к главному тракту, соединяющему столицу с другими крупными городами империи Ямато. Троица молодых путников непременно привлекла бы внимание, но им повезло – в этот час дорога была пуста, однако без лошадей догнать беглецов почти невозможно, а ведь у тех еще и фора по времени. Хизаши стиснул зубы, бессилие душило и стучало кровью в ушах. Он готов был мчаться дни напролет, не зная отдыха и сна, но это тело, это жалкое тело, к которому он уже привык, на такое не способно.

– Да будь оно все проклято! – выругался он. – Куда они могли увезти Кенту?

– Или куда Кента повез их, – поправил Учида.

– Заткнись, – рыкнул на него Хизаши. – На чьей ты вообще стороне?

– Мацумото-сан, Учида… – попытался остановить их Сасаки, но тщетно. Напряжение, неутихающее ни на миг с того момента, как они вошли в мертвую деревню, превратилось в пожар, и он сжигал Хизаши изнутри. В нем была ярость, в нем было отчаяние, страх, надежда, тоска и самое горькое, самое мерзкое чувство – вина.

– Явно не на твоей, – холодно ответил Юдай. – Прекрати делать вид, что только тебе важна судьба Куматани. Если бы не ты, ничего этого вообще бы не произошло. Поэтому умерь пыл и уясни одну вещь, Мацумото. Тот, кого мы преследуем сейчас, не твой друг. Если он еще там, внутри самого себя, хорошо. Но нам в первую очередь надо остановить того, кто им управляет. Любой ценой остановить.

– Не любой, – ответил Хизаши. – Если ты решишь, что Кента должен умереть во имя твоих лицемерных представлений о благе и справедливости, то я убью тебя. И поверь, я буду быстрее.

– О чем вы вообще?.. – простонал Арата, но его никто не слушал. Темный взгляд Юдая не прятался, и Хизаши читал в нем решимость и смирение. Странное сочетание, особенно для этого человека, но Хизаши принял их.

– Пусть будет так, – согласился Юдай. – Остальное решится на месте.

Это было очередное временное перемирие. Спешка больше не имела смысла, им ни за что не догнать повозку, поэтому, после долгого молчания, Хизаши произнес:

– Нам надо понять, куда они направляются. Учида, какие поселения есть впереди?

Тот задумался.

– Надо изучить карты, но совершенно точно мы движемся в сторону Киото.

– Кента собирается в столицу? – Хизаши ужаснулся. – Демоны Ёми! Чего ему понадобилось в столице?!

Воображение уже рисовало жуткие картины того, как одержимый Куматани вместе с группой гадателей, поклоняющихся никому не известному богу, пытается свергнуть сёгуна или даже самого императора. Нет, для этого недостаточно быть одержимым с демоническим мечом и вести за собой сброд, зарабатывающий на жизнь предсказаниями. Тогда что? Почему именно эта дорога?

– Совсем не обязательно он едет в Киото, – успокоил Сасаки. – От тракта отходят и другие дороги, которые могут привести куда угодно.

– Твоя лиса поймет, если Кента свернет с пути? – спросил Юдай.

– Аканэ-сан уже плохо чувствует след. Думаю, вскоре нам придется самим разбираться. Простите.

– Ты не виноват, – успокоил его Юдай. – Мы оммёдзи и не можем слепо полагаться на помощь ёкаев. Уверен, скоро мы поймем, какова конечная точка. Едва ли она слишком незначительна, чтобы ее не заметить.

Они снова замолчали и шли так еще довольно долго. Кицунэ потеряла след, а Хизаши, как бы ни старался, не мог понять ни мыслей Кенты, ни стремлений того, кто им управлял. Неужели эта хваленая человеческая дружба хороша лишь на словах? А на деле сколь ни близки они стали с Куматани, это не помогает Хизаши чувствовать его сейчас, когда в этом особая нужда. Разозлившись, он не слушал, о чем переговаривались товарищи, оторвавшись от него и уйдя вперед. Их фигуры – высокая статная и низкая щуплая – четко вырисовывались на фоне широкой пустой дороги, покрытой пылью и песком, и они вдруг показались Хизаши вырезанными из бумаги. И Хизаши был тут совсем один, видимый со всех сторон, как на сцене. Вернулись подзабытые за годы учебы страхи, что вот-вот кто-то посмотрит повнимательнее и крикнет: «Вот же ёкай! Прямо здесь!»

Все острее не хватало Кенты. Он был тем мостиком между Хизаши и человеческим миром, тем, кто, будучи обманутым раз за разом, продолжал хранить незамутненную веру – в людей и ёкаев.

Когда они снова встретятся, что Хизаши ему скажет первым делом?

– Мацумото? – Учида обернулся недовольно цыкнул. – Ты уже никуда не спешишь?

Пришлось догонять, и когда Хизаши поравнялся с товарищами, Арата улыбнулся и сказал:

– Я тоже думаю, что Кента-кун дал бы нам знак, если бы был… если бы еще сохранял сознание. Эта твоя история про коробку проклятия… Мне тоже кажется, что Кента оставил ее на виду специально, чтобы что-то нам показать, навести на какую-то мысль. А это значит, он ждет спасения. Ждет нас.

Взгляд Сасаки лучился мягким уютным теплом, которое прежде казалось Хизаши проявлением слабого характера. Впрочем, стоит ли поминать прошлое? В нем Хизаши уже наделал слишком много ошибок. Ведь даже обезьяны падают с деревьев[30]30
  Даже обезьяны падают с деревьев – японская идиома, аналог фразы «все ошибаются».


[Закрыть].

– Спасибо, – поблагодарил он, и, оказалось, этого достаточно.

После полудня погода наладилась, и из-за плотной пелены серых облаков наконец просочились проблески солнечного света. Это тусклое время между зимними ветрами и весенним благоуханием цветущей вишни ощущалось особенно тягостным, и в этом была своеобразная насмешка богов, ведь именно сейчас в короткой человеческой жизни Мацумото Хизаши наступило самое скверное и самое темное время. Но вот выглянуло солнце, и на миг даже почудилось, что это тоже знак, и они встали на верный путь, и вот-вот… Хизаши грустно улыбнулся и не стал доводить мысль до конца от греха подальше.

Однажды их обогнала повозка, которую тянули сразу две породистые лошади, занавеска в окошке колыхнулась, на миг открывая вид на женское лицо, и Юдай торопливо отвернулся, боясь быть узнанным, ведь, в отличие от своих спутников, он жил в столице и происходил из довольно зажиточного рода. Хизаши с завистью проводил покачивающуюся повозку взглядом, ему бы тоже хотелось сидеть на мягких подушках, пока его везут куда надо. Увы, им предстояло пройти еще очень и очень много ри, если не удастся разжиться лошадьми.

И все же станцию, где обогнавшая их аристократка меняла уставших лошадей, пришлось обойти стороной, зато Сасаки, самый неприметный из них, узнал от слуг путешествующей госпожи, что по пути скоро должна встретиться идзакая у дороги. Хизаши поморщился, вспомнив, как уже однажды заглянул в подобное местечко и еле унес ноги. Как ни странно, лицо Юдая выражало схожие чувства – он тоже там был и тоже ничего не успел забыть.

– Доберемся до идзакаи и отдохнем, – все же постановил он. – Еда сегодня закончится, и у нас нет выбора, кроме как пополнить запасы.

– Можно ненавязчиво вызнать, не проезжали ли мимо гадатели, – сказал Арата. – Если да, то мы держимся верного курса.

На том и остановились. Движение не давало почувствовать холод, но ближе к вечеру вспотевшее тело неприятно обдувало. Хизаши уже готов был начать проклинать все на свете, как впереди показалось скромное здание питейной. Возле стояла повозка неизвестной госпожи, и сама она, похоже, оставалась внутри, пока слуги договаривались о еде и воде. На этот раз Учида, опустив голову, быстро прошел мимо зашторенного окошка. Сасаки взял на себя общение с владельцем идзакаи, пока Юдай и Хизаши стояли в тени снаружи.

– Я все думаю об этой коробке проклятия, – задумчиво произнес Юдай. – Надо бы узнать, находил ли кто еще подобные, особенно в ближайшее время. Неспокойно мне…

– Я понимаю, о чем ты. Если кто-то научился создавать такие вещи и использовал трижды, если не больше, – Хизаши припомнил и еще один случай, произошедший несколько позже того, о котором он уже упоминал, – то это не может быть случайностью.

– И это началось не сегодня и не вчера, – подхватил Юдай. – Даже не три года назад. Это подготовка к чему-то? К чему только?

– Какие важные события ожидаются? – сам у себя спросил Хизаши.

– Почему ты подумал об этом? – насторожился Юдай.

– Не знаю… Просто пришло в голову.

Если Учида и хотел продолжить, у него не получилось. Из дверей идзакаи вылетел темный вихрь и буквально снес собой Хизаши. Никто не ожидал такого, Юдай лишь успел отшатнуться, чтобы не попасть под раздачу, а клубок из двоих людей повалился наземь, и грозный рев сотряс небеса:

– Я убью тебя, Мацумото!!!

Тут-то Хизаши наконец разглядел лицо напавшего, им оказался не кто иной, как Мадока Джун, старший ученик школы оммёдо и экзорцизма Дзисин, то есть тот, кого Хизаши ну никак не ожидал повстречать.

– Ма… дока?

– И ты все это время молчал?! – ревел Джун, сидя верхом на Хизаши и тряся его за грудки своими мощными руками. – Скотина ты, Мацумото!

Скотина и обманщик! Чтоб тебя они живьем сожрали! Чтоб у тебя ночью камикири[31]31
  Камикири – насекомоидные ёкаи с клювом-ножницами и острыми руками-бритвами, которые по ночам отрезают у спящих волосы.


[Закрыть] все волосы отрезали!

Хизаши чувствовал себя плодом, которое нетерпеливый человек пытается стрясти с дерева, зубы клацали друг о друга, а голова болталась, чудом не отваливаясь.

– Джун, – послышался громкий голос Сасаки, спешащего к ним из теплого нутра идзакаи. – Джун, прекрати! Это же Хизаши…

– Да вижу я, что Хизаши! Я думал, мы… друзья! – голос его сорвался, и пальцы разжались, роняя Хизаши на холодную землю. Но не успел он восстановить дыхание, как в скулу впечатался кулак. Боль разлилась по лицу вместе с кровью, хлынувшей в рот из прокушенного языка.

Но боги видят, это была ничтожная расплата за трехгодичную ложь.

– Я доверял тебе! Мы доверяли тебе! – воскликнул Мадока, но в его крике Хизаши вдруг услышал гораздо больше грусти, чем ярости. – Как ты мог… с Кентой!..

Когда он ударил снова, Хизаши даже не помыслил о сопротивлении. Тяжесть Мадоки прижала намертво, не пошевелиться, но если бы Хизаши захотел, скинул бы его, как котенка. В конце концов, Мадока не прибегал к энергии ки, бил от души, но сам, честно.

– Хватит! – Юдай потянул Мадоку за воротник вверх. – Это бессмысленно!

То ли властность, присущая фусинцу, то ли просто злость успела схлынуть, но Мадока позволил стащить себя с Хизаши, только раздраженно отпихнул руку Юдая после и фыркнул так громко, как умел он один, точно растревоженный жеребец.

– Ты как? – Учида повернулся к Хизаши и протянул ладонь. – У тебя кровь.

Ухватившись за нее, Хизаши поднялся и поправил смятую одежду. Мадока не смотрел на него, но драться больше не лез, а тут из идзакаи вышла девушка в тускло-зеленом косодэ с тонким синим пояском и с убранными в простой узел без украшений волосами. На вид едва ли шестнадцати лет, впрочем, Хизаши точно не знал ее возраст – итако Чиёко из рода Цубаса, невеста ками Адзи-сики, мало говорила о себе, да он и не стремился вести с ней беседы.

– Что вы тут устроили? – строго спросила она, по очереди оглядев всех четверых юношей, но чуть задержала взгляд на Хизаши. – Приведите себя в порядок и заходите, я заказала еду на всех.

Она скрылась внутри, Сасаки протянул Хизаши платок, но тот отмахнулся: у него был свой, точнее, когда-то он принадлежал Кенте, но случая вернуть его все как-то не представлялось. Промокнул ссадину, морщась от щиплющей боли. Мадока дулся, это было хорошо заметно по круглым щекам и выпяченным губам. Он всегда так делал, когда обижался на то, в чем сам и был повинен.

– Идите, – велел Хизаши, делая знак Учиде. Тот понял его верно и увел Сасаки за собой в идзакаю. Мадока не тронулся с места, сжал кулаки, однако не спешил начинать разговор первым.

– Можешь ударить меня снова, если хочешь, – тихо сказал Хизаши. – Я… заслужил.

– Еще бы ты не заслужил, – пробасил Мадока, не оборачиваясь.

– Так бей. Я стерплю.

– А вот поэтому и не буду! – Джун не выдержал, повернулся к нему, непроизвольно касаясь пальцами рукояти заткнутого за пояс меча по имени Каёку. – Какое удовольствие бить того, кто уже сдался?

– Я не сдался, – ответил Хизаши, задирая подбородок. – Я найду Кенту и верну его. Клянусь.

– Мы бы сейчас все могли быть в долине Хоси, приносить победу Дзисин… – Мадока отмахнулся. – Эх! Чего теперь говорить…

– Хоси? При чем здесь Хоси?

– Ты забыл, что ли? На носу Досинкай[32]32
  Досинкай – можно примерно перевести с японского как «праздник единства».


[Закрыть], состязания между школами оммёдо. Кента должен был там участвовать. Что, серьезно забыл?

Хизаши схватился за голову. Все было проще некуда, лежало на поверхности. Он же сам выбрал время для кражи меча так, чтобы половина школы была занята приготовлениями к состязаниям или вообще уже покинула гору. Вот только он не удосужился даже спросить, какое место выбрали для проведения Досинкай.

Он оставил Мадоку стоять в растерянности, а сам кинулся в идзакаю, подлетел к Юдаю, который, не обращая внимания на вино и закуски, изучал карту, данную ему Чиёко.

– Ты не снял обувь, – укорил его Юдай, даже не взглянув.

– К они обувь! Долина Хоси. Проверь, она по пути?

Чиёко вздрогнула и в волнении заломила пальцы.

– Хоси как звезда? – спросила она.

– Да. А что?

Юдай провел ногтем по карте.

– Да, к западу от Киото. Насколько я помню, долина получила свое название от легенды о том, что в этом месте много веков назад упала небесная звезда, и образовался котлован. Сейчас его часто используют для массовых мероприятий.

– Массовое мероприятие, долина возле столицы, коробки проклятия, – Хизаши схватил веер и принялся порывисто и нервно обмахиваться.

– Сядь и успокойся. Ты привлекаешь внимание, – велел Учида.

– Ты что, еще не понял? Кента собирается на Досинкай!

– Сядь, – прозвучало в ответ ледяным тоном.

Хизаши все-таки подчинился. Чиёко протянула ему чашу с теплым сакэ, самое то, чтобы согреться и привести мысли в порядок. Пока Хизаши опрокидывал в себя обжигающую горло прозрачную жидкость, девушка негромко заговорила:

– Что морякам напомнит путь к родным берегам, то нынче станет погибелью. – Она опустила взгляд в карту, где долина Хоси, долина Звезды, даже не была указана. – Так сказали мне духи. Сначала я подумала, что это как-то связано со звездным дождем, но я не знала, кого попросить посмотреть звезды и дать прогноз. Никому из Дзисин нельзя было довериться, но потом мне встретился Мадока-сан.

– Нашла у кого искать помощи, он в астрологии полный профан, – фыркнул Хизаши, успокаиваясь. На смену отупляющему страху не успеть пришло понимание: если он не ошибается, то у них появилась реальная зацепка, та самая конечная цель, которой им так не хватало.

– Тем не менее Мадока прав, – сказал Юдай. – Звездного дождя не предвидится еще долго. Значит, дело не в нем.

– Каким образом всех убьет долина Хоси? – спросил Хизаши и сам же ответил: – Огромная природная ловушка, где соберутся оммёдзи, их ученики и толпа зрителей, пришедших посмотреть на состязания лучших из лучших.

– Ловушка? – к ним подошел Мадока и нахмурил густые темные брови. – На кого?

– Ты ему ничего не рассказала? – Хизаши повернулся к Чиёко. – Только меня сдала?

Итако пожала плечами и не ответила.

– Вот, – Мадока обличительно ткнул в сторону Юдая пальцем. – Даже он все знает. Какая же ты…

– Скотина? – ехидно подсказал Хизаши. Мадока часто любил повторяться.

– Змея.

– О… – только и мог протянуть Хизаши. – Твоя правда.

– Давайте вы продолжите спор позже, после того как мы вернем Кенту? – попросила Чиёко, и Мадока смутился. Он и прежде в присутствии дам вел себя странно, хотя бахвалился своими подвигами на любовном поприще. И вроде бы даже не врал, но, видно, банщицы-юна и подавальщицы в идзакаях не могли сравниться с шаманками или благородными девицами. Вот Кента никогда не видел разницы, общаясь на равных с аристократками и разводя церемонии с дочками крестьян.

– Значит, если считать, что цель Кенты – долина Хоси, то неплохо бы понять, чего он хочет добиться. Это помогло бы нам остановить его раньше.

– Не говорите так, Учида-сан, – попросила Чиёко. – Не говорите «остановить», это звучит…

Хизаши видел ее печальный профиль, опущенные дрожащие ресницы. Да, юная итако всегда была сильной, даже когда ее сила раздражала, задиристой, смелой, притворялась мальчишкой, но сейчас открывалась ее тонкая девичья душа.

– Это звучит так, как то, о чем мы недавно говорили, – намекнул Хизаши фусинцу.

– Я помню, – ответил тот. – Наше обещание в силе.

– О чем вы? – снова не понял Мадока. – Какое обещание? Почему я опять ничего не знаю?

Сасаки успокаивающе похлопал его по плечу.

– Это не то, что должно нас волновать. Давай лучше закажем еще закусок с собой.

Он увел Мадоку, что-то втолковывая ему на ухо, вытянувшись в струнку, чтобы дотянуться. Юдай свернул карту и посмотрел на Чиёко.

– Что еще сказали духи?

По его дернувшемуся веку Хизаши понял, как ему непросто говорить о вещах, которых он не видит. Мир духов закрыт для экзорцистов, таково непреложное правило: ты либо на стороне живого, либо мертвого, нельзя использовать живую ки и при этом путешествовать по теневой стороне, как и нельзя, ежедневно соприкасаясь с мертвецами, развить свою ки до нужного уровня. У всего на свете есть цена. И пусть ёкаев это касается не столь прямо, цену многим вещам Хизаши успел усвоить. Иногда слишком поздно.

– Больше ничего, но я ясно ощущала их обеспокоенность. Грядет нечто страшное, такое, что заставило волноваться даже мертвых. Я не могла просто сидеть на месте.

– Почему не Томоё? – вдруг спросил Хизаши.

– Потому что, когда мы догоним Кенту, я хочу, чтобы он увидел именно меня, – прямо и откровенно ответила девушка. – Не знаю, поможет ли это, значу ли я для него столько же, сколько он для меня… Но я должна хотя бы попытаться.

Они смотрели друг другу в глаза, и Хизаши видел душу Чиёко, открытую так, как, наверное, никогда в ее короткой жизни. И снова накрыло горячей волной стыда и сожаления.

– Прости, – сказал он. – Я не могу говорить за него, но думаю… Почти уверен, что он узнает тебя, даже в таком состоянии.

Вернулись Мадока и Сасаки, устроились за низким столиком, за которым резко стало тесновато, – и есть перехотелось. Сердце окольцевала такая тоска, что он молча развернулся и направился к выходу.

– Эй, Мацумото! Куда ты собрался?

Хизаши только рукой махнул и был благодарен Сасаки, который тихо сказал:

– Оставь его, пускай идёт. Ты же помнишь, он никогда не любил…

Что именно он не любил, Хизаши дослушивать не стал. Прошел сквозь пустой зал, в воздухе которого висел такой типичный для всех подобных заведений в любой части империи запах винных паров, вареного риса и кислого маринада, и с наслаждением, будто только сейчас получил возможность дышать, втянул свежий воздух наступающего вечера. Солнце уже почти утонуло за невысокой горной цепью на северо-западе, слева от дороги, и фиолетовые сумерки медленно наползали, точно из опрокинутой неловкой рукой тушечницы.

Кента поначалу постоянно все вокруг измазывал, но со временем Хизаши понял, что это было не от неумения и неловкости, а от смущения. Его щеки и кончик носа в те ранние дни обучения частенько пестрели темными разводами. Вспомнилась еще ночь в замке лорда Киномото, Кента тогда пытался написать талисман для госпожи и испачкал руки и щеку.

Говорят, боги всемогущи. Вот бы стать еще сильнее них и заставить повернуть время вспять. Хватило бы даже двух лет. И никакого демонического меча больше. К демонам его.

«Когда они поймут, что напрасно всю жизнь отвергали нас, все изменится. Веришь? Я точно знаю, что делаю, это не безумие, братик, я не сумасшедший. Все эти оммёдзи, все эти узколобые самовлюбленные старики видят только то, что находится на их горе. Но мы с тобой возведем собственную гору. Ты будешь жить, обещаю. Если для этого надо… я это сделаю… потому что так правильно… Ты веришь мне? Ты мне все еще веришь?»

Хизаши очнулся от странного то ли видения, то ли морока, привалившись спиной к стене идзакаи и держась за голову. Каждый раз, когда в ней всплывали обрывки странных чужих разговоров, он чувствовал себя невероятно уставшим и таким старым. Этот негромкий проникновенный голос был смутно знаком, но стоило открыть глаза, как он забывал и его звучание, и свои чувства, с ним связанные. Да и его ли то были чувства?

– Господин? – рядом стояла низенькая девушка в одежде служанки, с простым круглым лицом, левый глаз чуть косил. В руках – короб для еды, завернутый в платок. – Господин, вы здоровы? Может, мне позвать на помощь?

И тут она посмотрела ему в лицо, отчего выражение участия мигом сменилось ужасом. Отшатнувшись, она едва не упала и, прижав короб к груди, бросилась к повозке, в которой, как они предположили, путешествовала знатная госпожа. Хизаши ощутил жжение в правом глазу и выругался, не стесняясь во фразах. Этого еще не хватало! Он всегда хорошо себя контролировал и не позволял змеиной натуре вылезать наружу без его ведома. Были, конечно, исключения, но оправданные. Если эта служанка расскажет об увиденном госпоже, та немедля пожалуется в ближайшее управление, а там и до погони из Дзисин недалеко. Пора убираться отсюда.

Он помотал головой, вдохнул колючий воздух – тучи снова сгустились, и, несмотря на обещание скорой весны, с неба посыпалось мелкое снежное крошево – и собрался уже было вернуться в идзакаю и поторопить спутников, но тут увидел, как с той стороны, куда они держали путь, медленно приближается очень высокая и худая фигура. Чем ближе она подходила, опираясь на дорожный посох и удерживая на плече узелок с вещами, тем больше мог рассмотреть Хизаши: узкоплечее тело под мешковатой грязной одеждой нищего бродяги, тонкая шея, замотанная платком, несуразно длинные конечности и нечесаные волосы, спадающие на лицо, не молодое и не старое. Хизаши сбросил оторопь и поспешил путнику наперерез. Дорога была пустой и широкой, тот сразу заметил Хизаши и поначалу застыл, а после попытался убежать, да только Хизаши в два прыжка настиг его и приставил сложенный веер к горлу.

– Не вздумай дергаться, Ватару, или я за себя не ручаюсь.

– Живой, – только и выдохнул тот. – Ну надо же!

– Живой, – усмехнулся Хизаши. – Да уж точно не твоими молитвами. Что, все злодейничаешь?

– Я теперь честный хитобан, людей не ем, – ответил Ватару. – Я слово дал, тому юноше по имени Кента. Где он, кстати? Я бы с ним поздоровался.

А сам глазами так и бегал, искал, как бы поудачнее выкрутиться и сбежать.

– Зубы мне не заговаривай.

Хизаши был наготове, но хитобан хоть и выглядел все так же подозрительно и скользко, и правда неплохо им помог тогда, да и, если честно, Хизаши было плевать на то, продолжает ли он оставаться людоедом. Главное, что от горы Тэнсэй ушел и трудностей больше не создавал.

– Чего ты от меня хочешь, экзорцист?! – в отчаянии воскликнул Ватару. – Я просто путешествую по Ямато, никого не трогаю!

– Расскажи-ка мне, откуда ты идешь и куда и что странного видел по пути. Каждую мелочь, каждую.

Ватару поймал его взгляд и оторопел. Сейчас Хизаши ни капельки не сдерживался, и даже такой хитрый и изворотливый ёкай мигом сообразил, что ему не тягаться с хэби. Да, у Хизаши не было больше умения распространять вокруг себя ауру страха осорэ, но и без нее он мог запугать так, что мало не покажется, а хитобаны никогда не славились особой храбростью.

– Я… Я все расскажу, – выдавил Ватару, и Хизаши опустил руку с веером. Тонкая шея будто бы еще немного удлинилась, но до наступления часа Свиньи голова не могла расстаться с туловищем. Времени оставалось мало, но будь сейчас хоть середина часа Быка, Хизаши вцепился бы в летающую голову зубами, лишь бы выведать то, что нужно. Ватару еще тогда, два года назад, показал себя как ценный источник знаний, хитобаны были очень близки к людям и легко маскировались под них, да так, что не каждый оммёдзи заметит разницу, разве что по тонкой красной полоске на шее, которую те старательно скрывают от посторонних взглядов.

Они отошли с дороги и встали в тени за идзакаей, чтобы не привлекать внимания. Ватару был все еще напуган, но быстро приходил в себя. Хизаши теперь избегал смотреть на него прямо: тот, как назло, снова изменил черты лица – так некоторые хитобаны научились делать, чтобы выжить среди людей – и теперь неуловимо напоминал Куматани. Лишь взгляд мазнул по родинке под губой, как сердце привычно заныло.