Текст книги "Серебряный змей в корнях сосны – 2"

– Взгляни на меня, – попросил Хизаши. – Давай же!

Кента неуверенно приподнял голову, ресницы бросали тень на кожу, и за ними невозможно было распознать чувств, но, когда Кента решился и взглянул прямо, Хизаши оттолкнул его и отшатнулся.

Со дна черных глаз Куматани на него смотрели алые огни Ёми…

Зловещее видение длилось мгновение, а после Кента моргнул, а заданный им вопрос потонул в скрежете и скрипе деревьев. Стало видно, как качаются макушки уже совсем близко, и Хизаши наплевал на все иные странности, кроме этой.

Они продолжили бегство, пока буквально в шаге от выхода на будто бы выжженную в лесу круглую проплешину ловкий корень обвил лодыжку Куматани и бросил его на землю. Хизаши просто не смог вовремя остановиться, но, обернувшись через плечо, понял, что все равно опоздает. Ростом выше корявых коренастых деревьев, над Куматани навис огромный бакэмоно. На фоне слабо подсвеченного скрытым за облаками светилом неба он казался черной бесформенной горой с болотно-зелеными огоньками глаз. Хизаши даже со своим зрением не мог понять, что он из себя представляет, видел лишь одно: силуэт его постоянно менялся, будто перетекал, как смола.

Кента выхватил чудом не потерянный нож с медвежьей рукояткой и принялся сосредоточенно рубить пленивший его корень. Звуки ударов привлекли внимание исполина, и он будто бы сжался, прежде чем протянуть к человеку то ли руку, то ли лапу. И только тогда Хизаши отмер, взмахнул веером, и часть накопленной ки невидимым лезвием вошла в тело бакэмоно, но погрузилась в него без особого вреда. Кента изо всех сил дернул ногой и смог вырваться. Вскочил и едва ли не на четвереньках пополз к свету. Хизаши протянул ему руку, забыв о чешуйках, и Кента с благодарностью схватился за нее. И только тогда вдруг облака разошлись, и призрачное лунное сияние набросило голубоватую тень на верхушки деревьев и на монстра, вышедшего из глубин больного леса.

Его тело находилось в постоянном движении, меняя форму, от этого монстр становился то выше деревьев, то растекался вширь. Запах, что исходил от него, вызывал тошноту – прелые листья, тухлое мясо, болотные газы, сырая земля. И весь он будто состоял из лесного мусора, собранного в подобие фигуры вязкой грязью и демонической энергией. Хизаши видел ее, витающую, словно туманная черная дымка, вокруг бакэмоно. Это, должно быть, какой-то извращенный вид цукумогами[22]22
  Цукумогами – духи оживших старых вещей.


[Закрыть], насильно оживленные гниль и тлен. Хизаши напряг зрение и увидел в тягучей субстанции птичьи косточки, старые листья, трупики мелких зверьков, покрытые мхом сломанные ветки. Все это было мертво, а вот глаза – зеленые огни – живо высматривали добычу.

Хизаши не желал ею становиться, поэтому вздернул Кенту на ноги и подтолкнул в спину.

– Давай на открытое пространство!

Обычно это не лучшая стратегия, но монстр легко ломал стволы, и придется туго, если ноги придавит в разгар сражения. А его было не избежать, как и не уйти живыми, не победив монстра.

– Что это такое? – запыхавшись, спросил Кента. – Его создали те люди из рассказа Ватару?

– Если он не наврал, то да, – ответил на бегу Хизаши и любовно провел двумя пальцами по кромке веера. – Приготовь все, что есть.

Им двоим было не привыкать, еще будучи младшими учениками или даже воспитанниками, как в случае с Кентой, сталкиваться со страшной угрозой. Они выжили в штормовом море, где бушевал мононокэ в форме гигантского угря в маске, они убедили кидзё сдаться и спаслись из горящего замка. Но этот грязевой монстр вызывал даже не столько страх, сколько омерзение. Хизаши был перепачкан с ног до головы, да и пах, похоже, не пионами, но ему претила сама мысль приближаться к этому существу, а уж тем более, не приведите боги, прикасаться к нему.

Однако Куматани лишними предрассудками не страдал.

Он наугад выхватил талисман и, прошептав короткое заклинание, отправил его в полет. Узкая полоска бумаги с киноварными иероглифами промелькнула в воздухе и была безжалостно раздавлена сгустком грязи. У Хизаши ком подкатил к горлу, он побледнел и отступил на шаг.

– Как же с ним бороться?! – воскликнул Кента и выхватил огненный талисман, раз обездвиживающий бесславно исчез в недрах монстра.

– Не уверен, что эта штука горит, – прокомментировал Хизаши, и они одновременно ринулись в разные стороны, спасаясь от плевка какой-то дурно пахнущей слизью.

– Его что-то держит в этой форме, – догадался Куматани и крикнул издалека: – Найди источник его силы, а я пока потяну время!

Хизаши без лишних слов бросился назад, оставляя битву на Кенту. И у него даже мысли не возникло усомниться в том, справится ли он. Справится. Но Хизаши лучше поторопиться.

Он оказался почти в самом центре участка голой сухой земли, будто бы лишенной всех соков. На ней даже просто стоять было неприятно, и силы уходили в нее вместе с желанием хоть что-то делать. Хизаши наотмашь ударил себя сложенным веером по щеке, как совсем недавно Кенту, и охнул. А больно ведь.

– Люди пришли сюда со свертком пять лет назад, – пробормотал он, стараясь не обращать внимания на грохот поваленных деревьев за спиной. – И сейчас тут образовалось проклятое место. Что? Что же они принесли и зачем?

Хизаши попытался заглянуть на теневую сторону, но не смог, словно здесь стояла защита против таких, как он. Наверное, поэтому людям, обладающим даром, и ёкаям в местах действия проклятий становилось особенно худо. Хизаши снова похлопал себя по щекам и мельком заметил, что его кисти совсем перестали походить на человеческие, пальцы удлинились, покрылись перламутровой чешуей, когти потемнели и загнулись. Не веря себе, ощупал лицо и выругался. Человечность с него оплывала, как воск с горящей свечи, и скоро проклятое место возьмется за то, что находится под ней.

Ярко вспыхнул огненный талисман, усиленный энергией ки. Кента еще сопротивлялся, не подпуская монстра ближе, ослепляя его вспышками света и пытаясь увести дальше от поляны. Хизаши опустился на колени и прижал ладони к сухой земле. Вмиг ощущение леденящего холода, будто высасывающего все тепло из тела, проникло в него, пытаясь лишить воли. Хизаши отдернул руку и попробовал еще раз, но уже более осторожно. Определенно в этом месте под землей что-то пряталось.

– Кента! – громко позвал он. – Веди его сюда!

Ответом ему был возмущенный взгляд вспотевшего от усилий товарища. Благо у бакэмоно силы тоже оказались не беспредельны, и он больше не увеличивался в размере, впрочем, макушкой все равно достигая верхних веток. Хизаши даже начал подозревать, что не так-то он уж и страшен, как Кента подлетел в воздух и под ударом мощной руки покатился по земле, едва не сбив Хизаши с ног. Впервые существо издало звук – забулькало, как пузыри на поверхности трясины, зашипело едкими газами и замахнулось враз отросшей конечностью. Его тень упала на Кенту с Хизаши, и он увидел мутную пленку между слипшимися фрагментами, составляющими тело монстра. Похоже, внутри есть пузырь, может, он заменяет существу желудок. И в тот миг, когда кулак обрушился на землю, чудом не задев откатившихся в разные стороны юношей, стало видно, как внутри пузыря движется что-то живое. Хизаши сразу почувствовал другого ёкая, хотя до этого его ауру заглушала жуткая вонь бакэмоно.

– Ты видел? – спросил Кента, споро поднимаясь на ноги. – Надо ему помочь!

– Кому? – попытался изобразить непонимание Хизаши, но проще было сдвинуть гору Тэнсэй, чем помешать Кенте спасти кого-то. – Эй, не вздумай рисковать! Нам бы самим уцелеть!

Как только он договорил, из-под ног ушла опора. И тут же снова был вынужден скакать безумным зайцем, чтобы не попасть под удар черного кулака. Кенту он уже не видел, да и не до него стало. Земля осыпалась в пустоту комьями, трещины расходились, и тут Кента снова появился в поле зрения, но бакэмоно сгреб его в кулак. Хизаши никак не мог удержать равновесие, даже самые суровые тренировки с Сакурадой-сэнсэем не подготовили его к такой тряске. И без того слабый и неровный поток ки почти прервался, и Хизаши ничего не успевал сделать, только смотрел, как Кента силится вырваться из смертельного захвата. Его шея напрягалась, пальцы беспомощно скребли черную жижу. Под зелеными гнилушками глаз раскрылась широкая щель, она все увеличивалась и увеличивалась, пока не стала жуткой разверстой пастью, к которой Кента быстро приближался. Все происходило стремительно и вместе с тем медленно, как игра актеров кабуки. Хизаши наконец сосредоточил ки в веере и приготовился атаковать, метя в место, где у чудища должно быть «запястье», Кента смог запустить руку за ворот и достать талисман – тот самый, для ловли ёкая к будущей церемонии. Случайность это или расчет, но Кента без раздумий активировал его. Вспыхнул яркий голубой свет. Хизаши взмахнул рукавами, закрывая глаза, и тут под ним образовалась пустота.

За миг до того, как вместе с пылью рухнуть в темноту, Хизаши ощутил прикосновение чего-то мягкого и щекотного, точно перышком провели по щеке. Течение ки вдруг выровнялось, но обрадоваться Хизаши не успел…

Кажется, Кента звал его, но после падения кружилась голова. Тут, внизу, облаком стояла земляная пыль, Хизаши с облегчением обнаружил, что не выпустил веер из руки, и помахал им перед лицом. Яснее картина не стала – высоко над головой виднелся клочок темно-серого неба в пелене облаков, вокруг ощущалось свободное пространство, полость наподобие пещеры, надежно скрытой ото всех. Хизаши поднялся на ноги, отряхнулся и позволил хэби в себе взять верх – это оказалось невероятно просто. Тогда темнота развеялась, и стало видно переплетение древесных корней, скрывающее собой небольшой предмет. Корни тянулись к нему отовсюду, будто желали непременно прикоснуться, оплести, спрятать, уберечь сокровище. Хизаши посмотрел на него и так, и этак, но ничего особенного не узрел – чем бы предмет ни был, его укрывали полуистлевшие остатки ткани.

– Хизаши! Хизаши-и-и-и!

Он посмотрел вверх и увидел на фоне неба взлохмаченную голову Кенты.

– Хизаши, ты жив?

– Не отвлекайся там! – ответил он. «И не отвлекай меня», – подумал вдогонку, но говорить не стал.

– Хорошо! – успел крикнуть Кента, но Хизаши уже забыл о нем. Загадочный предмет подстегивал любопытство. Что же там? Почему те люди из рассказа Ватару принесли его сюда и так хорошо спрятали?

Хизаши очнулся, уже протягивая руку, пытаясь через крохотную щель хотя бы кончиком пальца коснуться свертка. И отшатнулся, когда под ногами громко хрустнуло. Вмиг очарование находки рассеялось, и Хизаши увидел старые кости, густо усеивающие земляной пол, человеческие и звериные черепа торчали из стен, были нанизаны на отростки корней, выглядывали из их уродливых переплетений. Хизаши шумно втянул носом воздух и тут же прикрыл лицо рукавом, который пах ничуть не лучше, но хотя бы не позволял злу влиять на разум. Перед ним был источник скверны, которая пять лет отравляла этот участок леса, пока не пропитала насквозь. Здесь нашли свое последнее пристанище не только люди и животные – Хизаши ощущал, что запертый внутри него змей шипит в ужасе, пытается предупредить, выбраться из клетки смертного тела и спастись. По спине пробежал холодок, Хизаши шагнул назад, и тут в груде корней и костей что-то шевельнулось.

– Нет! Стой! – крикнули ему придушено, когда в пальцах уже мелькнул талисман. – Это же я. Я, Ватару!

Хизаши пригляделся и впрямь увидел хитобана, стиснутого в древесной паутине. В и без того непривлекательном лице ёкая не осталось ни кровинки, нечто, чем бы оно ни было, выпивало и его силы тоже.

Хизаши опустил руку, но не расслабился.

– И что с того? – спросил он. – Мы с тобой не товарищи, не надо давить на жалость. Собаке собачья смерть.

– Освободи меня, тебе что, сложно? – заныл Ватару. – Я много знаю, могу помочь.

– Чем? Ты уже все рассказал, и легче вообще не стало.

– Тогда… тогда… – Глаза ёкая нервно забегали в поисках нужных слов. – Я знаю, зачем вы тут. Слышал, нынче юные оммёдзи бродят по округе, выискивая ёкая посильнее. Могу найти вам таких, что все обзавидуются.

Хизаши брезгливо поморщился.

– Готов своих предать?

– Вам, людям, не понять, – зло буркнул Ватару. – Хотя…

Его взгляд Хизаши не понравился, и он взмахнул веером, как бы возводя перед собой еще одну стену.

– Ты бесполезен, – отрезал он. – Я заберу сверток и уничтожу, это наверняка поможет.

– И твой дружок-добрячок останется один на один с неуправляемым порождением проклятия, пока ты тут возишься. Или думаешь, это так просто, уничтожить источник?

– Монстр тоже должен исчезнуть, – не слишком уверенно заявил Хизаши. Почему-то именно в этот момент ему почудилось, что Кенте сейчас очень больно. Тряхнув головой, он прогнал наваждение.

– Тогда я скажу тебе еще кое-что, что сразу не сказал, – вкрадчиво произнес Ватару. – На этой земле приносили жертвы и до того, как пришли те люди со свертком. Они оставили его здесь, потому что земля была готова к нему.

– И что это должно значить?

– Вас совсем ничему там не учат? – воскликнул Ватару. – Если проклятие действует слишком долго, его порождения могут обрести свою волю. Не разум, конечно, но даже если ты спалишь сверток ко всем демонам, ту штуку не остановишь.

Хизаши не знал, верить ему или нет. Хитобан уже не раз их обманул, обманет и снова. Но…

– Его можно одолеть?

– Его можно отвлечь на время, – Ватару сделала паузу, хитро блестя глазами в темноте. – Если ты меня освободишь, я смогу вынести сверток на поверхность, и бакэмоно пойдет за ним, как на веревочке.

– А мы нападем сзади вдвоем и добьем его, – задумчиво закончил за него Хизаши. План был неплох, если не сомневаться в том, сколько в словах хитобана правды, а сколько лжи во имя собственного спасения. Но что Хизаши теряет? Он посмотрел наверх, туда, откуда даже не было слышно, жив ли Кента или уже присоединился к неизвестному ёкаю в желудке-пузыре.

– Та тварь питается жизненной силой и энергией ки? – уточнил он.

– Жрет и людей, и ёкаев, – мрачно подтвердил Ватару. – Уверен, попадись ему демон из самой Ёми, она и им не побрезгует.

И тогда Хизаши решился: сначала рассек древесные путы, удерживающие хитобана. Тот кулем свалился на землю, дернулся, расправил уши-крылья и подлетел на пару локтей, прежде чем снова свалиться и снова взлететь – теперь уже под самый потолок. Хизаши не стал медлить и руками принялся разрывать оплетающие сверток корни. Вскоре его ладони окрасились красным, сок, что вытекал из обрубков, походил на кровь, но от него разъедало кожу, и если бы не тонкий слой чешуек, быстро разрастающихся по открытым участкам тела, пришлось бы совсем туго.

И вот – сверток уже в его руках.

Хизаши бережно извлек его наружу, чувствуя одновременно трепет и отвращение. Кажется, это была простая квадратная коробка, внутри что-то перекатывалось множеством деталей, когда Хизаши наклонял ее в разные стороны. При этом аура зла только увеличивалась, окутывая короб невидимой человеческому глазу черной дымкой. Однако для Хизаши она была явственно видна, и она касалась его пальцев, вызывая зуд и желание отбросить страшную вещь подальше.

– Унеси ее куда угодно, – сказал он и протянул хитобану. Тот нехотя подлетел и взял узелок в зубы. Ветхая ткань опасно натянулась, но она давно стала продолжением проклятой вещи и не могла порваться до конца. Ватару перекосило, но он исполнил свою часть договора и полетел к зияющей дыре, заполненной ночным небом.

Хизаши посмотрел на свои руки, но раны уже затянулись. Ёкаи сильнее людей, совершеннее. Даже будучи почти человеком, Хизаши быстрее восстанавливал свое тело, но этого недостаточно. Стоя под землей возле разоренного им же алтаря, Хизаши подумал о том, а стоило ли все это делать? Ведь здесь он становился собой настоящим. Змей в нем побеждал человека. Нужно ли тогда бороться с проклятием земли или использовать его как благой дар? Он сжал пальцы в кулаки, и когти уперлись в ладони. Не нужно скрывать правый глаз, способный не вовремя его выдать. Не нужно придумывать оправдания холодным рукам и слишком сильной ки. Не нужно ложиться спать в одном помещении с другими людьми и вставать с ними же ни свет ни заря. Не нужно обманывать. Не нужно обманываться. Ведь люди так любят и то и другое.

– Хизаши! Хизаши, оно уходит!

Крик наполнил голову звоном рассыпающихся фантазий, и Хизаши зажмурился.

Разве то, о чем он думал только что, не самообман? Когда он успел стать настолько человеком?

Подниматься было сложно, у ямы отвесные края, и Хизаши цеплялся за корни, пока не схватился за ладонь Кенты. Она была скользкой от крови, но теплой и надежной. Хизаши оттолкнулся ногами, и тут что-то холодное обвило щиколотку под складками хакама. Рывок – и пальцы Кенты едва не выскальзывают из хватки.

– Держись! – крикнул он и сам чуть не нырнул следом. Демоновы корни не желали отпускать живых, тянули, хватали за одежду и оставляли на коже багровые рубцы, но Куматани оказался сильнее. Он вытянул Хизаши, и оба они упали на землю и откатились от провала. Ночь оставалась все такой же безлунной и пасмурной, словно ничего не изменилось, но Хизаши ощутил облегчение.

– Ватару понес источник проклятия, и бакэмоно последовал за ним, – сообщил он сразу.

– Нападем сзади, – кивнул Кента, вставая на ноги и протягивая ему руку. И это несмотря на то, что сам выглядел потрепанным и обессиленным. Хизаши отмахнулся и встал без его помощи.

Земля еще тянула силы, но все неуловимо пришло в движение, забеспокоилось в тревожном ожидании освобождения. Плоды на деревьях больше не висели безжизненно, они покачивались на неощутимом ветру, и ко-дама выбирались из них, разбрызгивая вокруг ядовитый сок. Шевелились плети кровососущего вьюна, поскрипывали сухие сучья. След монстра угадывался на земле лужами вонючей грязи, и ее становилось все больше. Хизаши схватил Кенту за руку и притормозил. Они почти догнали бакэмоно, но так и не решили, как его одолеть.

– Что у тебя еще осталось? – тихо спросил Хизаши. Кента смущенно ответил:

– Ничего… А у тебя?

Хизаши проверил запасы талисманов, но и они, к сожалению, оказались не бесконечны, и все, на что им теперь приходилось уповать, заключалось в паре огненных офуда и остатках энергии ки для заклинаний.

Внезапно они оба ощутили порыв горячего воздуха и, не сговариваясь, перешли на бег. Им открылась идеально ровная граница, по одну сторону которой зеленел весенний лес, а по другую – почерневшие стволы упирались лысыми макушками в облачное небо. И возле этой жуткой границы изрядно потерявший в росте монстр махал руками, пытаясь сбить отчаянно мечущегося хитобана. Из последних сил тот рванулся к Хизаши, разжал зубы, и сверток с коробкой упал на землю и развалился на части.

Все застыли. Ватару – потому что больше не мог удерживать себя в воздухе и вот-вот свалится, Хизаши и Кента – потому что не знали, чего ожидать от разрушенного источника проклятия. Но выпавшие из коробки предметы просто рассыпались по земле, и некоторые из них свободно пересекли колдовскую границу. Монстр издал громкий вздох и начал стремительно таять, впитываясь в сухую почву.

Куматани вдруг побежал прямо к нему.

– Стой, дурак! – попытался остановить его Хизаши, но поймал лишь воздух. Кента же упал коленями в зловонную жижу, бывшую прежде исполинским чудовищем, и принялся руками раскидывать мусор. И тогда-то Хизаши понял, что тот ищет.

Ёкая, которого они оба ощутили внутри пузыря.

Хизаши подошел ближе и молча наблюдал, пока Кента не вытащил облепленного черной слизью кролика с крохотными ветвистыми рожками между ушей и длинным хвостом с кисточкой. Один из самых слабых лесных ёкаев, но при этом самый живучий – даже время, проведенное в желудке монстра, его не убило. Усаги вздрагивал, пока Кента осматривал его, и по красно-белой грязной шерстке пробегали искры.

– Он умирает, – сообщил Ватару издалека. – Его икигимо[23]23
  Икигимо – мифический внутренний орган, в котором заключена сила человека или ёкая. Если его съесть, можно забрать эту силу себе.


[Закрыть] истощен.

– Что же делать? – спросил Кента.

– Для начала выбраться из грязи, – едко посоветовал Хизаши и брезгливо помахал веером, разгоняя ядовитые миазмы. Все, что осталось от порождения проклятой земли, кучка мусора и костей, застрявших в черной жиже. Демоническая энергия, скреплявшая все это вместе, развеялась в воздухе, но не исчезла, а лишь затаилась. Пока земля не очищена молитвами и заклинаниями, она останется мертвой. Ничего не приходит из ниоткуда и не уходит в никуда. Монстр впитался в землю, и так часть проклятия вернулась к своему началу, но не сошло на нет. Ни в мире людей, ни в мире духов ничего не происходит само собой, как бы порой ни хотелось, и Хизаши с сожалением посмотрел на умирающих ко-дама – хотя они и так уже были мертвы, и лишь злая сила проклятия держала их в уродливой противоестественной им форме.

Куматани прервал его мысли вопросом.

– Неужели мы ничего не можем сделать?

Усаги на его руках затих, ушки уныло опустились, и лишь слабо вздрагивающие бока показывали, что в нем еще оставалась жизнь. Пальцы Кенты неосознанно поглаживали слипшуюся красно-белую шерсть, и Хизаши, сам от себя не ожидая, сказал:

– Нет, кое-что мы, возможно, можем. Ты можешь.

Круглые рубиновые глаза маленького ёкая приоткрылись, и Хизаши прочитал в его взгляде страх, боль и надежду.

– Я готов, – серьезно кивнул Кента.

И Хизаши не мог ему не поверить.

Он достал свой талисман, выданный Морикавой-сэнсэем, и протянул Куматани. Тот непонимающе посмотрел на него, потом брови сошлись у переносицы, казалось, он точно ответит отказом. Но юноша помедлил мгновение и принял талисман.

– Это его спасет? – спросил он только.

– Я не знаю наверняка. Ты можешь мне довериться, а можешь и нет. Выбор за тобой, Куматани Кента.

Края тонкой бумажной ленты чуть шелестели на ветру – проклятая земля больше не была закрыта от остального мира барьером, – и он уносил запахи прочь и разгонял серый туман, чьи щупальца нехотя выпускали добычу, открывая взглядам непривлекательную картину запустения, смерти и разложения. И на фоне этого один человек пытался решить судьбу одного ёкая. И если бы это был не Куматани Кента, не было бы и трудностей, но…

Такой уж он, похоже, человек.

– Хорошо, – наконец сказал он, зажал талисман меж двух пальцев и, закрыв глаза, поднес к губам. Хизаши скорее прочел по ним, чем услышал, заклинание, и бумагу окутало голубоватое сияние. Кента, заботливо придерживая кролика, поднес талисман к его лбу и печально улыбнулся. Свет перетек на ёкая, объял его фигуру, и через мгновение в руках у Кенты стало пусто, лишь мягко спланировала на грязную землю бумажка офуда.

Надо было что-то сказать, но слова не шли, и Хизаши молча прошествовал мимо коленопреклоненного юноши, оставив его смиряться с последствиями своего решения.

Пока Хизаши вспоминал хотя бы один очищающий обряд из своей долгой змеиной жизни, пока Кента мрачно изучал многочисленные останки, которые стали видны к рассвету, куда-то пропал Ватару. Хитрый хитобан воспользовался суетой и улизнул, прекрасно понимая, что его не отпустят с миром. От идеи преследования отказались сразу – слишком устали, да и Хизаши отчего-то чувствовал потребность хотя бы немного успокоить проклятие до того, как они приведут сюда оммёдзи и монахов из ближайшего храма.

И еще ему постоянно казалось, что внутри поселилась тупая тоска, причины для которой он не видел. Раздражающее чувство сбивало с толку, никак не получалось настроиться на ритуал очищения, и все же с первыми лучами солнца Хизаши произнес короткую молитву богам и духам. Он и сам не помнил, откуда знал ее и многое другое, что нет-нет да всплывало в памяти в нужные моменты. Хотя по сравнению с прочими ёкаями Хизаши по праву мог считать себя совершенно выдающимся по многим качествам.

– Как же ты вернешься в школу без своего ёкая? – спросил Куматани, когда молитва отзвучала, и Хизаши поднялся с колен и оправил хакама. – Ты останешься без духовного меча.

– Меч мне ни к чему, – отмахнулся он и посмотрел на восток, где улыбка Аматэрасу окрашивала верхушки деревьев в персиковые тона. – Сами играйтесь своими железяками.

– Но, – Кента пытался осмыслить услышанное, однако, похоже, получалось не очень, – экзорцист не может без меча.

– Это тебе так сказали?

Кента потянулся к четкам на шее и задумчиво перебрал в пальцах пару агатовых бусин.

– Я все расскажу Морикаве-сэнсэю как есть.

– И будешь идиотом. – Хизаши вздохнул и покрутил сложенный веер. – Пойми наконец, за заботу о ёкае никто не погладит тебя по головке. Благодарности не дождешься даже за заботу о людях. Будешь говорить, как я научу. Мы гнались за хитобаном-людоедом, ты попытался поймать его для будущего меча, но гаденыш оказался проворным, поэтому талисман захватил ближайшего к тебе ёкая.

– Звучит правдоподобно, – сказал Кента без особой радости. – Но как это объяснит, куда делся твой талисман?

– Я его потерял, – легко развел руками Хизаши и зевнул.

– Сакурада-сэнсэй тебя убьет.

– Морикава не позволит. Я подаю надежды, он так сказал.

И с этими словами Хизаши заложил руки за спину и неспешно двинулся прочь по тропинке, уводящей от проклятого места обратно к знакомым краям. Кента догнал его и, прижимая сквозь одежду талисман к груди, спросил:

– Как думаешь, Ватару покинет этот лес?

– Я бы покинул. Но лишний раз прочесать местность не помешает.

– Но я пообещал, что Дзисин про него не узнают.

– И серьезно собираешься выполнить обещание? – не поверил Хизаши.

– В этом и смысл обещаний, – просто ответил Кента. – Их дают для того, чтобы сдержать.

– Тебе точно семнадцать? – хмыкнул Хизаши. – Рассуждаешь как младенец.

– Родители научили меня держать слово, неважно, кому его даешь.

Эти речи Хизаши от него уже слышал, но тогда отнесся со скепсисом. Сейчас же поймал себя на том, что почти восторгается его верой в правду и справедливость. Но сам так же не умел и не собирался учиться.

Они вышли из чащи и набрели на землянку хитобана. Его тела в овраге уже не было, Ватару успел раньше них и еще до того, как утро вошло в силу, вернул себе человеческий облик. Хизаши поддел веером брошенную клетку лесных огоньков, и один вылетел наружу, слепо закружился, мелькая между просачивающихся сквозь ветви солнечных лучей, врезался в Кенту и скрылся в темноте оврага.

– Гордись, сегодня ты спас целую кучу ёкаев, – усмехнулся Хизаши.

– А ты спас Ватару, – напомнил Кента и с прищуром уставился на него. – Так что же все-таки это за проклятие и что лежало в коробке?

– Ты не видел?

– Было темно, – уклончиво ответил Кента, но Хизаши понял, что того слишком волновала судьба усаги в желудке монстра. И в этом весь Куматани Кента.

Хизаши кратко обобщил все, услышанное от хитобана, пока они продолжили путь к выходу из леса. Усталость и потеря сил существенно сказались на скорости, и возвращение больше походило на неспешную прогулку.

– В коробке были запечатаны части жертвенных тел, – подытожил Хизаши. – Птичьи кости, перья, человеческие пальцы и глазные яблоки и еще какой-то мелкий мусор. По отдельности ерунда, не стоящая внимания, но собрав это вместе и проведя соответствующие ритуалы, черный оммёдзи может сотворить из такой коробки смертельно опасный предмет. Тем более на изначально зараженной дурной энергией земле.

– Но зачем? Кому могло понадобиться создавать в лесной глуши проклятое место? Туда, наверное, и люди забредали-то раз в год.

– Даже если и так, – задумался Хизаши и похлопал сложенным веером по ладони. – Хотя раз в год туда могли забрести ученики Дзисин.

Он подумал об этом только что. А ведь и правда, для начала попросту глупо проводить темные ритуалы под боком у величайшей их трех великих школ экзорцизма. И не менее глупо проклинать землю в чаще леса, куда, как верно заметил Кента, люди едва ли доходили. Так не может ли быть, что эта сложная ловушка расставлена на слабых учеников, не готовых к встрече с подобным явлением? Не будь с ними Хизаши, выжил бы Куматани? Смог бы справиться со всем один?

– Если бы не ты, не знаю, что бы с нами было, – будто прочитав его нескромные мысли, сказал Куматани. – Я еще так многого не умею. И у меня мало сил, по сравнению с Хизаши-куном. Например, твой веер, – Кента посмотрел на него с благоговением. – С виду простое украшение.

– Ну, не такое уж простое, – хитро улыбнулся Хизаши и наклонился, чтобы не задеть макушкой низкую ветлу, а вот Кента оказался не так ловок, и на него обрушился град холодных блестящих капель. – Этот веер совершенно особенный, и он поможет мне избежать участи таскать с собой почти два кина[24]24
  Кин – историческая мера длины, равная примерно 600 гр.


[Закрыть] железа. Мне его подарила одна прекрасная аристократка в благодарность за спасение от горё[25]25
  Горё – разновидность мстительных призраков, дух мертвого аристократа.


[Закрыть], их дальнего почившего родственника.

Кента тихо усмехнулся.

– Хизаши-кун открывается для меня все с новых и новых сторон.

Хизаши изобразил улыбку: на самом деле он сочинил эту историю только что. Он ведь не мог рассказать, что веер в его руке – часть него самого. Когда-то на божественном суде в Такамагахаре боги пытались лишить его всей силы хэби, но не смогли – настолько много ее было у Хизаши – и в итоге превратили часть в веер. Для Хизаши не было ничего дороже этой изящной вещицы, ведь она напоминала ему о его истинной сути, уничтожить которую полностью не сумели даже всемогущие небожители.

И вот, наконец, они оба вышли на опушку, и солнечный свет, теплый и по-весеннему ласковый, скользнул по их лицам, и Хизаши заметил, что его тело вернулось к прежнему виду, и это, кто бы мог подумать, не принесло разочарования. Хизаши поправил смятые рукава хаори, раскрыл веер и, обмахиваясь, бодро поспешил по тропинке к городу.

Им еще предстояло многое рассказать и не меньше объяснить.

* * *

Церемония Гаппай-но хи состоялась через пять дней после того, как вернулся последний из учеников. К тому времени все жители их павильона собрались вместе и поделились друг с другом своими историями. Впрочем, не у всех истории эти были полны подвигов и приключений.

– Ну и как же твой отороси? – ехидно осведомился Хизаши, едва Мадока закончил приводить себя в порядок после посещения целителя и съел выданный ему вне очереди обед. Они с Кентой отделались довольно рано, только Хизаши пришлось изрядно задержаться для беседы с почтенными наставниками. И даже если почтения к ним Хизаши не испытывал, все равно был должен прислушиваться к их мнению. И о проведенном в компании Ниихары и Морикавы часе вспоминать не хотелось.

Вместо этого гораздо приятнее посмеяться над незадачливым охотником на легендарных монстров.

– Он… – Глаза Мадоки расширились, а щеки заалели. – Он такой… ну, ты понимаешь. Он огромный и… огромный и жутко страшный. Но я не испугался, вы не подумайте. Я шагнул к нему, и вдруг что-то промелькнуло передо мной. – Мадока в порыве вдохновения возомнил себя актером кабуки и принялся медленными широкими жестами изображать собственную же выдумку. – Но я был готов! Отороси сидел на перекладине храмовых ворот и глазищами так на меня зыркал. Наверняка испугался, зараза. И я, значит, иду к нему…