Текст книги "Без драм"

10

Через два месяца ничего не изменилась – в Аниной голове все также существовали чужеродные мысли, от которых она не могла сбежать. Аня до конца не верила, что это происходит с ней, поэтому все еще не могла никому сказать. Она делала все то, что делала всегда, и никто не мог даже предположить, что внутри нее что-то происходит. Навязчивые мысли не мешала ей работать, и даже наоборот – оставаться наедине с собой казалось Ане настолько нестерпимым, что она старалась максимально погрузиться в любые возможные дела.

Польский за это время несколько раз выходил на связь, но ничего четкого так и не сказал. Дедлайн подачи заявки на второй тур близилась, и команда переживала, что они не успеют зарегистрироваться вовремя. Накануне пришло электронное письмо от Гриши, помощника. В нем он сказал, что Польский лично договорился об их участии с организаторами акселератора. Написал, что «дело в шляпе» и их презентация «полный ажур», чем сильно сбил команду с толку. Официальный стиль письма так нелепо переплетался с просторечиями и фразеологизмами, что казалось, письмо было собрано из нескольких, некоторые из которых были набраны очень пьяными людьми. Ребята несколько раз вслух перечитывали это странно письмо, пытаясь осознать, что хотел сказать автор. Подписано оно было – «С уважением, Г. Н.», что сильно рассмешило некоторых членов команды.

– Зачем мы его слушаем? Может он хочет нас подставить! Давайте подадим заявку сами, – Таня все еще была против Польского.

– Зачем ему нас подставлять? – Сергей же наоборот, за это время ему доверился.

– Да кто его знает?

– Вот мы и должны узнать! – Сережа попытался сымитировать Танину манеру речи, чтобы хоть раз поиронизировать над ней. Но отсылка получилась не очевидной, а ответ – нелогичным, и жертвой подкола снова стал он сам.

Таня посмотрела на него, как на дурочка, внутренне торжествуя над своей победой. Даша в это время крутила в руках маленького вязаного единорога, в надежде, что он вдохновит ее на правильное решение. Но это создание по своей природе было обречена не вдохновлять, а скорее убивать любое стремление души. Несколько раз перепутав ногу с головой, Даша поставила единорога на место и с грустью вздохнула, вспомнив как на этом месте стоял его большой красивый стеклянный собрат, павший в бою с рюкзаком Артура.

– Я согласна, давайте подадим заявку саму, – Даша всегда выбирала вариант перестраховаться.

– Да зачем, если мы уже в списках? – Сергею казалось, что у них с Польским была особенная связь, и он просто обязан защищать его перед коллегами. – Вы что, не понимаете? Он до-го-во-рил-ся! – одновременно и таинственно, и парадно-внушительно практически прокричал он.

– Давайте тогда с ним еще раз встретимся и нормально поговорим? – предложил Толик.

– Я больше с ним на встречу не пойду! – сразу обозначила Аня, перед глазами которой при каждом упоминании Польского сразу вставал его бесстыдный взгляд.

Даша непроизвольно улыбнулась, но сразу постаралась сдержать злорадствующие эмоции, из-за чего ее лицо исказилось в несуразную гримасу. Толик это заметил, ничего не сказал, но посмотрел на Дашу так, что ей стало немного стыдно. Толик всегда замечал, когда кто-то позорился, это было его суперсилой. На счастье всех, он был очень гуманным человеком и держал все секреты в тайне, но все равно создавалось дискомфортное ощущение от понимания, что он знает больше остальных.

– Давайте отправим Артура, он там все порешает? – предложила Таня, которой все еще было неудобно рекомендовать на эту роль себя.

– Это почему это Артура? – Сергей заволновался за непоколебимость своего положения.

– Да посмотрите на него! Он же человек-решало!

Артур и правда был человеком, который в любой ситуации обо всем мог договориться. У него всегда было свое мнение на что угодно, но он редко его высказывал. Он не участвовал в спорах, хотя заранее знал, что был бы в них прав. Так всегда и оказывалось. Артур сразу всем нравился и мог найти общий язык с каждым – от бизнесмена в Москва-Сити до бабушки в Суздале. Но вот для всех девушек он почему-то всегда оставался во френд-зоне. У него была какая-то печальная любовная история, из-за которой он все еще переживал, но подробностей никто не знал, и спрашивать об этом все стеснялись. Казалось, что ему хорошо одному, и многие даже завидовали его умению жить независимо ото всех, но на самом деле это был не его выбор.

Артур пока не понимал, кто такой этот Польский, потому что впечатление о нем всех троих участников встречи было разным. На самом деле, он ждал, что на переговоры в конце концов отправят его, но не выдвигал свою кандидатуру сам, боясь показаться высокомерным. Сергею же заносчивости было не занимать, поэтому он не хотел, чтобы Артур встречался с Польский. В глубине души он понимал, что Артур более компетентен и может раскусить инвестора, которого Сережа так яро поддерживал. В этот момент его заботило не благополучие проекта, а лишь то, что его авторитет может пасть, если доверие к Польскому не оправдается.

– Да, я согласен, давайте с ним поговорим и выясним все нормально. Зачем гадать? – Артур говорил спокойным ровным голосом, что особенно контрастировало с истеричными, от потери контроля, интонациями Сергея.

– Хорошо, давайте проголосуем, – это было последней надеждой Сергея на спасение.

К его несчастью, все проголосовали за еще один разговор. Сергей пытался делать вид, что такой демократичный способ решения вопроса его абсолютно устраивает, но внутреннее раздражение выбивалось наружу нервными подергиваниями и бессмысленными переставлением предметов. Даша была погружена в свои мысли и не замечала этого, а вот Толик и Таня с любопытством наблюдали за каждым его необъяснимым действием. В какой-то момент Сергей подошел к стеллажу, взял первую попавшуюся книгу, за несколько секунд пролистал ее, очевидно не видя, что он читает, и, громко захлопнув ее, поставил на место.

– Да, я тоже люблю перечитывать Цветаеву, – съязвила Таня, давно выжидающая момент для шутки.

Сережа замер и устремил яростный взгляд на Таню, кажется, готовый ее ударить, но, собрав все свои силы, спокойно произнес:

– Это был Бродский.

Толик ухмыльнулся. Он успел заметить, что это был и ни Бродский, и ни Цветаева, а какая-то современная мотивационная книжка, которых у Сергея было очень много, но почти ни одна из них не была дочитана даже до середины. Толик, будучи джентльменом, не стал ничего говорить.

– Давайте куда-нибудь все вместе сходим, – вдруг совсем неожиданно воскликнула Аня.

Все резко обернулись на нее от внезапности такого предложения, пытаясь понять, серьезно ли она вообще говорит. Аня смутилось от удивленных взглядов и на секунду пожалела, что это сказала.

– Хорошая идея! – поддержал ее Толик, который не был уверен, что это действительно хорошая идея, но не мог не ободрить Аню. Эти слова и правда вернули ее из состояния неловкости.

– А давайте! – Таня каждым словом пыталась выбесить Сергея, который не хотел проводить с ней даже рабочее время, не то, что свободное. – Куда?

– Не знаю… – Аня предложила это только потому, что вдруг поняла, что завтра начинаются выходные, все проекты сданы, а единственная близкая подруга уехала в командировку. Это значило, что ей предстояло провести два дня наедине с собой, и Ане было невыносимо больно это признавать. С другими ее знакомыми она встречаться не могла – ей не хватало моральных сил поддерживать разговор так, чтобы ее внутреннее умерщвление не было заметно. О знакомствах с новыми людьми речи идти вообще не могло. С коллегами она никогда не была близка, но проводила с ними много времени, и за год работы над проектом они стали хорошо понимать друг друга. С ними ей было легко.

11

Встречу назначили на воскресенье. Суббота оставалась свободной, и Аня решила сходить в торговый центр. Шопинг всегда поднимал ей настроение, даже если в результате она ничего не покупала. Прошло больше двух месяцев, но ее мысли все еще не принадлежали ей. За этого время не было ни дня, ни минуты, когда хоть что-то подняло бы ей настроение, но она все равно каждый раз верила, что привычные радости вернут ей вкус жизни. Каждый раз она ошибалась.

Так произошло и сегодня. Не находя ничего, чем занять мозг, она невольно погрузилась в рассуждения о происходящем в ее голове. Она все еще пыталась найти ответы на несуществующие вопросы. В ее сознание было темно и пусто, но она была в нем не одна. Присутствие этого гостя в голове заставляло ее чувствовать себя слабой и беззащитной. Она думала о нем всегда. Даже когда разговаривала с близкими о чем-то, казалось бы, хорошем, за ее спиной всегда стоял он и пытался затащить ее обратно, в свое царство одиночества и безысходности. У нее все также были мечты и цели, она все также верила в них, но понимала, что их достижение не вызывает у нее даже улыбки.

Она не чувствовала ничего. То, что раньше вызывало восторг, трепет, грусть или смех, теперь было для нее одной монолитной эмоцией – равнодушием. С тем же равнодушием она относилась и к мысли о смерти, поглотивший ее разум.

Аня шла по лабиринтам шумного магазина и смотрела в лица проходящих мимо. Они смеялись, что-то эмоционально рассказывали, ругались и спорили. Все казались ей такими живыми, что на секунду Аня засомневалась, что ее сердце бьется также, как у них. Какая-то девушка в паре метров от Ани в истерике кричала на парня, презрительно смотревшего на нее. Она махала руками, кидала пакеты и, не прерываясь ни на секунду, бросала в него оскорблениями. У девушки заканчивалось дыхание и силы продолжать; вена на ее виске, казалась, вот-вот лопнет от напряжения, но она, переходя на плачь, добивала своего оппонента унижениями, которые он принимал все с тем же непоколебимым презрением. Аня смотрела на нее с завистью. Она так не могла. Ей очень хотелось заорать, заплакать, завыть от раздирающей ее изнутри пустоты, но ком в горле, подступивший от этих мыслей, был ее самой яркой эмоцией. Все чувства были недоступны ей, как будто ее тело не способно было их испытать.

Аня остановилась в атриуме, откуда было видно все этажи этого огромного здания. Она облокотилась на поручни и замерла, устремив взгляд вниз. Аня смотрела на самый нижний этаж и удивлялась отсутствию страха. Нет, она никогда не боялась высоты, но длинные лестницы и такие вот атриумы всегда пугали ее. В голове возникала картина как кто-то, абсолютно случайно, толкает ее, она оступается и летит вниз. Из-за этого она всегда держалась на несколько шагов от края этажа. Сейчас же Аня стояла, перевалившись за поручень, и изучала непривычную дыру, оставшуюся от исчезнувшего страха. Переключив взгляд на свои руки, ее вдруг прорезало едкой, чужеродной мыслью, остро ударившей по ее сознанию. Казалось, что кто-то сформулировал ее за Аню и закинул в ее голову, не спросив разрешения:

– А если я сейчас перешагну за край, я умру сразу?

Мысль эта ошарашила ее и какой-то внешней силой отшвырнула на несколько шагов назад, резко оторвав от поручня. Аня побледнела, оглянулась по сторонам, убедившись, что никто не видел ее странных реакций. Она снова постаралась выбросить из головы инородную мысль, и это снова не получилось.

– Что? О чем я думаю? Я же не собираюсь прыгать. Я что, дура что ли прыгать. У меня же все хорошо. Ничего не случилось. Я могу ходить, работать, у меня есть друзья, семья, работа, – она протирала лицо руками, физически пытаясь стереть из головы надуманное. Она выглядела растерянно, как будто потеряла память и не понимает, где очутилась. Но воспоминания, к сожалению, были с ней и предательски обвиняли ее в том, что она смеет думать о таком.

Аня сделала глубокий вдох, пришла в себя и снова встала к краю, облокотившись на перила. Потеряв счет времени, Аня очнулась, услышав свое имя. Аню окликнула ее бывшая одноклассница. Они виделись не чаще, чем раз в год, – случайно встречались на улице или в этом торговом центре, но каждый раз она делала вид, что они всегда были лучшими подругами и потеряли связь буквально на неделю. Обычно Аня принимала правила этой игры.

– Аня, Аня, привет! – у девушки в руках было много пакетов, но еще больше их было у ее спутника, устало плетущегося за ней.

– Катя… привет, как дела? – Аня всегда старалась задавать этот вопрос первая, чтобы его не задали ей. Она уже не могла отвечать осточертелое «нормально», которое ни на один грамм своей эмоциональной наполненности не передавало то, что она действительно переживала.

– Ой, сколько всего случилось, пока мы не виделись, – говоря это, Катя очень широко улыбалась. – А ты слышала, Саша вчера женился! Тополев. Ужас! А ты что, все еще одна? – ее не интересовал ответ, поэтому она не заметила изменившееся, от бестактности вопроса, лицо Ани. – Да, жизнь, конечно, бежит… А ты что тут? Одна ходишь? – повторенное слово «одна» застряло в Аниной голове и повторялось эхом высокого голоса Кати. – А мы идем, смотрю, кто-то стоит. Не могу понять кто, а потом поняла, – контраст выражений лица говорящих был достаточно комичен. – А ты чего такая грустная то?

Это была самая ненавистная фраза, которую только могла услышать Аня. От этих слов все внутри нее разваливалось на мелкие кусочки, но Аня уже научилась быстро приходить в себя, осознавая, что разваливаться то и так было нечему. Глубоко вздохнув, Аня ответила:

– Да так…

– А, ну понятно.

Аня не могла смирится с тем, насколько непонятно было Кате то, что она чувствует.

– «Да если бы ты знала, о чем я думала две минуты назад. Если бы ты знала, что будь я менее трусливой, то ты бы, может, сейчас со мной и не разговаривала», – сжимая зубы, чтобы держать нейтральное лицо, подумала Аня и что-то сухо ответила.

– Ну ладно, пойду я, – а это уже было самое лучшее из того, что Катя могла сказать. – Мы тут решили устроить день шоппинга, – ее спутник ухмыльнулся при слове «мы», – еще два магазина в планах, мы побежали. Давай, до встречи! – вдогонку добавила Катя, не переставая нездорово улыбаться. – Не грусти!

– Не грусти… – вслух повторила Аня, когда Катя уже отошла. – А я и не грущу.

12

Почти все воскресенье Аня потратила на сборы к вечерней встречи с друзьями по работе. Ей хотелось, чтобы он стал особенным, хотя она и понимала, что странно многого ждать от этого вечера. Она долго выбирала, в чем пойти, несколько раз меняла макияж и переделывала прическу. То получившийся образ казался ей слишком повседневным, то слишком пошлым, то слишком скучным. Ко всему прочему, стрелки никак не хотели получаться ровными. В прошлый раз, когда Аня рисовала их, через 10 минут неудачных попыток она взбесилась и со всей силы кинула подводку в стену так, что по всей ванне разлетелись черные брызги. На потолке до сих пор виднелось серое пятно, напоминавшее о той проигранной битве с ровными стрелками.

Аня уже три раза стирала подводку и в четвертый старалась не дышать, аккуратно ведя кисточку по веку. В последний момент рука непроизвольно дернулась, и вместо ровной линии получилась кривая волна. Аня потеряла последнюю надежду на красивый макияж и от разочарования собой бессильно опустила руки. Несколько минут она неподвижно стояла и безжизненно смотрела в пол, а потом поставила подводку на край раковины и смиренно пошла в комнату, чтобы лечь на кровать. Ей уже никуда не хотелось идти. Казалось, что она может пролежать вот так на кровати всю неделю, не встав даже на пару минут. Она не двигалась, уставившись в потолок, и не замечала ничего в этом мире.

Вообще, единственным, кого она могла заметить, был кот. Он запрыгнул на кровать, удивляясь, что хозяйка днем легла в нее. Она никогда так не делала – для этого у нее было большое пушистое розовое кресло: в нем она и читала, и работала, и просто лежала, наслаждаясь его пушистостью. Кот подошел прямо к ее лицу, не переставая вопросительно мяукать и обнюхивать хозяйку. Обычно Аня сразу начинала разговаривать с ним, и такое безжалостное игнорирование удивляло его еще больше. Расширив свои и так огромные глаза, он повис над ее лицом и продолжал многозначительно смотреть. Еле открывая рот, Аня наконец отреагировала на него:

– Уйди, Гаря, – шепнула она, даже не повернув головы в его сторону.

Звали его не Гарри Поттер, как многие думали. Его полное имя было Гарфилд. Это был толстый пушистый (Аня любила все пушистое) кот-экзот. Она загорелась идеей купить такого кота, когда они были главными героями интернета, и долго рассказывала всем знакомым о своей мечте. Но мечтала она о плюшевой изящной кремовой кошечке с рыжим ушком, на которое бы она прикрепляла розовый бантик, а не о том замухрышистом нечте, которое ей в результате подарили. У него тоже было рыжее ухо, как и в общем-то все остальное. Если бы не его неестественно насыщенный рыжий цвет, то котенок был бы больше похож на чертенка, выбравшегося из ада, – взъерошенный, с выпученными непропорциональными глазами и резкими неуклюжими движениями, направленными против любого, кто приблизится к нему. Он был до абсурдности карикатурным, но назвать его милым (что, по мнению Ани, было главным свойством всех котят) язык не поворачивался ни у кого. Аня так разочаровалась подарком, что назвала его именем своего самого нелюбимого персонажа. Со временем она, конечно, полюбила его, тем более что, повзрослев, он стал куда более симпатичнее. Кот растолстел, стал ленивым и более доброжелательным к тем, кто его кормит. Циничность с годами он не растерял, полностью оправдывая свое имя.

Гари понимал все, что говорила ему хозяйка, поэтому сразу оскорбился ее безразличием к драгоценнейшему (по его мнению) для нее созданию. В своей значимости для Ани он не сомневался ни на секунду, думая, что его обида – это самое худшее, что может случиться в ее жизни. Несмотря на любовь к коту, за последние месяцы она часто забывала о его существовании в доме, несколько раз оставляя его голодным.

Аня лежала в кровати и не могла пошевелится. Ее сознание давило на нее, физически прижимая к кровати. Сегодня в мыслях особенно четко формулировалось то самое слово, выжимающее из нее способность существовать. Не переводя стеклянный взгляд с одной точки, она думала про себя:

– Удивительно, у меня больше нет ничего, абсолютно ничего, что было бы мне хоть чуть-чуть интересно, на что мне было бы хоть немного не все равно. Меня сломали, мне скучно, и я хочу спрятаться.

Аня знала, что пожалеет, если не пойдет, и что оставаться одной было для нее разрушительно, поэтому, собрав последние силы, она поднялась, чтобы закончить сборы.

13

Зайдя в бар, в котором была назначена встреча, Аня увидела одиноко сидящую Дашу. Аня была рада, что за столиком сидела именно она. Ей казалось, что, если кому-то и можно довериться и рассказать о своей душевной боли, то только Даше. Это был единственный более-менее близкий человек, который смог бы ее понять, не насмехаясь и не обесценивая ее чувств, и, возможно, найти волшебную таблетку от ее проклятия. Тем не менее Аня все еще боялась поговорить и не находила удачного момента. Несколько раз она начинала разговор, но что-то постоянно отвлекало, и исповедь срывалась.

Даша сидела на противоположном от входа конце зала, и, пока Аня шла до столика, за ним оказался непонятно откуда появившийся Толя. Даша сразу начала смеется над какой-то его шуткой, и Аня снова подумала, что между ними что-то большее, чем просто дружба. Эта догадка жила в ее голове уже давно, но никак не могла подтвердиться. Увидев Аню, Даша смутилась, резко перестала смеяться и, пытаясь выглядеть непринужденно, очень наиграно, как будто оправдываясь, сказала:

– Ой, Аня, привет… Я тебя не заметила. А мы вот только пришли. То есть я давно пришла… Ну не важно, – они поздоровались, и в воздухе повисла неловкая тишина.

– Что вчера делала? – все еще искусственно улыбаясь, наконец спросила Даша. Перед глазами Ани после этих слов встала вчерашняя сцена у перил, и она немного побледнела.

– Да так, по магазинам ходила, – тоже наиграно ответила Аня, стараясь не выдать своей тайны, которая все еще казалась ей очень стыдной.

– А мы вот вчера в кино ходили, – она резко покраснела, испугавшись своих слов, и постаралась быстро переключить тему. – Что-нибудь купила в магазине? Там, наверное, народа много. Сейчас какие-то распродажи, все говорят.

Аня сначала не поняла реакции Даши, но, посмотрев на смущенного Толика, догадалась, что проблема была в слове «мы». Она едва заметно улыбнулась и начала долго рассказывать о платье, которое ее чем-то зацепило. В течении получаса подошли и остальные, и начался непрерывный, громкий диалог, перетекающий с темы на тему.

Аня взяла себе что-то сильно алкогольное, хотя никогда не была любителем крепкого. Она сделала несколько глотков, предвкушая как ее мысли затупляются, звуки вокруг обостряются, а за ними углубляются и чувства, обретая новое, доступное только опьяненным качество. Аня хотела забыться, но это была ловушка, в которую она каждый раз попадалась. Она ждала легкого оглупения, обычно быстро приходившего к ней после алкоголя, которое бы активировало желанное оголение ощущений. Но вместо этого голову заполнили ограненные меланхолией мысли о тщетности всего окружающего. Они тут же атаковали ее, и вместо открытости внешнему миру она почувствовала полную невозможность выхода из внутреннего. Реальность теперь казалась ей иллюзорной, и только громыхающий в ее грудной клетке смех сидящих рядом напоминал ей, где она находится:

– Эта история полностью поменяла мое отношение к пандам, – Сергей завершил свою длинную историю про первую подработку. – Теперь просто невозможно на них смотреть как на милых мишек, – он громко смеялся, выделяя некоторые слова, что, в большинстве своем, портило, а не украшало рассказ, но в голове самого Сережи это звучало невероятно круто. Все остальные за столом тоже смеялись. История была не больше, чем просто забавной, но то, как сильно она радует Сергея, смешило само по себе. Тем более, что все уже были нетрезвыми, и атмосфера вечера сама располагала к беспричинному веселью.

– Тоооль, а расскажи, как ты ездил к козлам! – воскликнула Даша, вспомнив, что у Толика есть подходящая история. Вообще Толик был великолепным рассказчиком, это была его вторая суперсила. Любые, даже совсем обыденные происшествия, из его уст звучали как что-то необычайно исключительное и нетривиальное.

Толик начал эмоционально рассказывать, и про историю Сережи все мгновенно забыли, никак ее не прокомментировав, что его, как обычно, оскорбило. Аня, приложив немалые усилия, оторвала свое внимание от тлетворных мыслей, и поймала себя на том, что она жизнерадостно улыбается, делая вид, что слушает разговор. Она уже несколько раз ловила себя на мысли, что неосознанно научилась мимикрировать под общий эмоциональный тон общения, заданный собеседниками. Она выражала все те эмоции, которые от нее ждали, – грустила, удивлялась, радовалась и раздражалась так, что окружающие не могли догадаться, что внутри нее может не быть этих чувств. И тем более, никак не могли предположить, что внутри нее может не быть вообще никаких чувств.

– Я бы пошутил, что все козлы – козлы, но не хочу показаться полным ослом, – завершил свой долгий комичный монолог про сельских животных Толик. Сережа немного покраснел, он давно придумал эту, как ему казалось, гениальную шутку про козлов и ждал момента, чтобы ее сказать.

– Хорошо, что в этой истории нет петухов, да, Ань? – намекая на какую-то хорошо всем известную историю, сказала Таня. Аня тут же взорвалась от смеха, заразив им остальных.

– Да уж… – смеясь в полный голос, ответила Аня. – Но давай его хотя бы сегодня не будем вспоминать, не к столу… пожалуйста… – Все продолжили смеяться, а Аня подумала, как же она двулична.

Ее смех никак не отзывался в ее душе, там было пусто и глухо, несмотря на яркие выражения эмоций на лице. Она могла через секунду превратится в тот же равнодушный холодный камень, если бы перестала играть по давно выученным ею правилам этой жизни, где надо улыбаться в ответ на шутки. Внутри была все та же клетка, запертая бестелесной сущностью, имя которой постоянно крутилось в ее разуме. Она с завистью смотрела на ребят, которые, она знала, смеются искренне и параллельно не ведут внутренний разговор с надуманными подсознанием монстрами.

Аня шла домой уже поздно вечером. На улице было темно, и только отвратительно желтый свет фонарей неравномерно освещал мокрую, от моросящего дождя, дорогу.

– Как романтично… – язвительно подумала Аня. – Была бы Блоком, с ума бы сошла от такой красоты.

Картина и правда была кинематографично-живописной: осенний вечер, огромные силуэты полу опавших деревьев, обрамляющие прямую неширокую аллею, и оранжевые, от преломленного электрического света, лужи, беспрерывно дребезжащие от подающих в них мелких капель.

Аня все еще была пьяна, и в таком состоянии она часто утопала в фантазиях обо всем, что казалось ей интересным и необычным. Пытаясь вдохновиться пейзажем, она решила подумать о чем-то возвышенном и, прикрыв глаза, начала собирать в голове поэтичный образ того, что могло бы родиться в ее сознании, будь она прошлой, очаровывающейся всем на свете Аней. В воображении начал рисоваться легкий светлый образ, который через несколько мгновений стал обретать более четкие черты, похожие на какую-то большую птицу. Образ продолжал трансформировалась и превратился в человека с белыми крыльями, напоминающего ангела, который завис где-то в воздухе, наслаждаясь дождем. Хрупкая фигура парила в ее сознании, и на секунду Аня подумала, что мысли о смерти наконец-то исчезли. В это же мгновение она потеряла контроль над своим воображением – его атаковала все та же, никуда не уходящая всепоглощающая тьма, жестоко напомнив, что ей некуда уходить. Созданный образ, как в страшном сне, начал терять способность летать и, поддавшись гравитации, устремился вниз и мучительно громко ударился о землю. Несмотря на жесткое падение, он быстро встал, и ровной походкой пошел по такой же, как шла Аня, темной дорожке, волоча за собой почерневшие, жутко переломанные крылья.

Аня очнулась от своих мыслей, в полной мере ощутив власть гнетущей ее силы, но этот образ со сломанными крыльями завис в ее голове. Она не хотела ассоциировать этого человека с собой, но понимала, что ее воображение вытащило его из подсознания и не смогло придумать ничего оригинальнее, чем превратить переживания в метафору сломанных крыльев за спиной. Она была искусствоведом по образованию, и даже собственные фантазии и сны критиковала по законам художественного произведения. Придя домой, она быстро зарисовала придуманный на улице сюжет в виде серии маленьких картинок, напоминающей комикс. Она хорошо рисовала, хотя за последние несколько месяцев не брала в руки карандаш. Результат ей понравился, и она повесила рисунок на стену, чтобы он напоминал ей об ее сегодняшнем состоянии.