Текст книги "Не пролететь мимо Земли"

– Удивительная здесь акустика, – сказал Василий Владимирович. – Наводит на мысль о возрождениях традиций русского зодчества.

– О вмазанных в стену горшках? – смеясь, спросила Катя.

Трубецкой удивленно посмотрел на нее и кивнул.

– Да, – сказал Рикошет, не глядя на спонсора. – Звук здесь хороший.

Весь вечер бас-гитарист, по своему обыкновению, молчал и вяло ковырялся в своей тарелке. Ему очень хотелось есть, и заказанная им солянка оказалась очень даже вкусной, но после появления Василия Владимировича музыканту кусок не лез в горло.

– Сколько время? – спросил он у Кати.

– Еще только двадцать минут прошло, – сказала девушка.

– Пойду, покурю, – сказал Рикошет и поднялся.

– Я, пожалуй, тоже, – сказал Василий Владимирович.

Витек спустился со ступеней широкого крыльца и остановился у двух молодых елей, посаженных чуть левее забитой парковки. Мимо них к ДК походкой лунатика прошел Грин. Впрочем, большинство и участников, и гостей фестиваля приобрели такую походку еще до антракта, бар был открыт с самого начала концерта. Рикошет мельком подумал, сможет ли Рома держать ритм. Музыкантов в тени елок Грин не заметил.

Минуты три они курили в молчании. Наконец Трубецкой понял, что парень вовсе не намерен помогать ему завязать беседу.

– Ну ты себя изуродовал, мать родная не узнала бы, – сказал Василий Владимирович насмешливо. – Сам сообразил или надоумил кто?

– Сам, – сказал Рикошет. – Да и ты ведь узнал меня.

Василий Владимирович тихонько засмеялся.

– Я узнал не тебя, – сказал он. – Я думал, что с ума сошел, когда услышал аранжировку партии Брюнхильд из «Валькирии» в этой вашей, как ее…«Герде». Я захотел посмотреть, кто же из «Акафиста» закончил музыкальное училище. А нашел того, кто преподавал в консерватории. Ты мечешь бисер перед свиньями, Эмиль, эти безмозглые ублюдки никогда не поймут и не оценят твоего таланта…

– Чего ты хочешь?

Василий Владимирович поморщился:

– Ты ко мне все-таки лучше на «вы» обращайся. Все-таки люди кругом, а тут такая фамильярность…

– Я говорю «ты» всем, с кем спал, – сказал Рикошет хладнокровно.

– У тебя есть деньги? – помолчав, спросил Трубецкой.

Витек впервые за весь вечер в упор взглянул на него.

– Спасибо, мне пока хватает.

– Если будет нужно, я всегда готов помочь.

– Я знаю.

– В Питер не думаешь вернуться? – спросил Василий Владимирович.

– Не все могут похвастаться такой музыкальным слухом и мелодической памятью, как ты, – сказал Витек. – Но зрительная память у людей обычно лучше.

– Ты на кладбище не ходил еще? – спросил Василий Владимирович. – Я тогда ездил, если хочешь, могу тебе показать…

Рикошет выронил сигарету. Взглянув на него, Василий Владимирович даже в блеклом свете фонарей над входом в ДК увидел бледность, проступившую на его лице. Витек покачнулся, как от удара. Трубецкой схватил его за плечо.

– Ты что, не знал? – спросил он с испугом. – Господи, я думал, ты знаешь. Я бы тебя как-нибудь подготовил…

– «Муся, твоя мама вышла на крышу погулять…», – сквозь зубы сказал Рикошет и повел плечом. Василий Владимирович убрал руку.

– Отчего? Когда? – спросил парень.

– Инфаркт. Сразу после Нового Года почти. У него ведь три уже было, откачать не смогли…

– Понятно, – сказал Рикошет. – Пойду я, пожалуй.

Он сделал шаг вперед, скривился и схватился за грудь. Мэтр с ужасом смотрел на него.

– Лучше постой здесь, – пробормотал Василий Владимирович. – Такой шок, а у тебя ведь наследственность… Здесь где-то должна «скорая» дежурить, на таких концертах без этого не обходится. Подожди, я схожу, спрошу…

Витек замотал головой.

– Не надо. Мне уже лучше.

Он неверным шагом направился к ДК. Трубецкой хотел последовать за ним, но тут откуда-то вынырнул Сергей и немедленно начал разливаться соловьем. Василий Владимирович проводил Рикошета взглядом, в котором был и страх, и удовлетворение.

* * *

Сергей обернулся на звук открывшейся дверцы. Это была Вика. Глаза ее блестели.

– Я за книжкой, хочу вот Рите подарить, – пояснила девушка. Сергей вернулся к поискам запасного комплекта струн в своем рюкзаке. Он сорвал первую струну во время выступления, кое-как смог доиграть, но теперь хотел заменить. Парень почувствовал на своей спине дыхание Вики, горячий воздух соскальзывал прямо ему под воротник. На улице было холодно для начала мая, но в концертном зале было очень тепло, даже душно. Вика сняла свой свитер, оставшись в одном топике, да так и не одела свитер обратно. Горячие, твердые, отчетливо ощутимые соски уперлись ему в спину. Сергей повернулся, и заглянул в глаза Вики очень откровенным взглядом.

– Да где же она, – пробормотала девушка и непроизвольно облизнулась, не сводя с него глаз. Сергей обнял девушку, положил свою горячую руку на узкую полоску обнаженного тела между топиком и обтягивающей джинсовой юбкой. Вика вздрогнула, но не двинулась с места. Взяв его вторую руку, девушка положила ее к себе на живот. Все было понятно.

– И век назад ласкало взор – живот, полоска узкая… технологический зазор меж юбочкой и блузкою[1]1
  В.Вишневский. Басни о Родине-2.


[Закрыть], – нараспев процитировал живого классика Сергей. Серебряная сережка в пупке Вики чуть царапнула его ладонь.

– У тебя в клиторе, случайно, такой дряни нет? – отрывисто спросил солист «Акафиста», рывком задирая юбку и опускаясь на колени. Сергей разорвал тоненькие тесемки модных в том сезоне трусиков «танга» и швырнул их в открытое окно. – Язык бы не ободрать…

Вика закрыла глаза и отрицательно покачала головой.

В последовавшие за этим несколько минут стало ясно, что Сергей знает не только, как называется самая сильная женская эрогенная зона, но и где она находится и что с ней нужно делать. Он тихонько подталкивал Вику к задним сиденьям в самом конце автобуса, уже разобранных в уютный диванчик. В стратегически верный момент солист «Акафиста» ловко нажал под коленки постанывающей девушке так, что она плюхнулась прямо в центр дивана. Откинувшись на спинку, Вика заведенными назад руками вцепилась в железный поручень над изголовьем сиденья. Грудь ее при этом окончательно вывалилась из тесного топика, и вся предстала глазам Сергея – полная, с молочно-белыми треугольниками от купальника, резко выделяющимися на загорелой коже, стоящая от возбуждения.

Сергей закинул ее ноги себе на плечи и привычным движением расстегнул молнию на брюках. Поднявшись с колен, он накрыл девушку собой в тот момент, когда вошел в нее.

Вика вскрикнула. Джинсы Сергея заскрипели. Сергей уперся широко разведенными ногами в кресла заднего ряда, перенеся основной вес тела на руки, на основание спинки дивана. Его излюбленная, опробованная много раз позиция не подвела и на этот раз.

– Да, девчонки, я такой, – сказал Сергей, устраиваясь. Вика стала извиваться и попыталась оттолкнуть парня.

– Если ты не перестанешь крутиться, – сказал он строго. – Я кончу прямо сейчас, и мне будет очень стыдно.

– Я девочка! – колотя кулачками по груди Сергея, завопила Вика и попыталась отодвинуться. С ногами, закинутыми на плечи солиста «Акафиста», это был практически неосуществимый маневр. – Отойди, не надо! Мне больно!

– Я войду только наполовину, и ты наполовину останешься девочкой, клянусь, – заверил ее Сергей, не прекращая ритмично двигаться. «Все вы девочки», подумал он мрачно.

– Мне больно!

– Сейчас … вот сейчас… уже будет хорошо. Суховато просто, – Сергей взасос поцеловал ее в шею, и интимно прошептал в ухо: – Какая же ты там маленькая, узкая… Не то, что у большинства баб – целиком провалиться можно…

– Мне больно! А-ааа! Он у тебя слишком большой!

– Что есть, то есть. Двадцать пять сантиметров, и все мои… Ну, сейчас твои. Хорошо?

– Больно! Больно! Больно!

– Да ладно, что ты, прямо как в анекдоте. Заладила.

Сергей одной рукой ласкал ее грудь, навалившись на девушку всем телом. Несмотря на боль, Вика не могла не ощутить все нарастающего, болезненно острого возбуждения. Дыхание солиста «Акафиста» участилось.

– Ладно, спросим по-другому. Больно? Бо .. льно? Бо! Льно! А-аааа!

В этот момент внутреннее сопротивление ослабло, словно лопнула какая-то преграда, и пораженный Сергей ощутил, как что-то густое и горячее хлынуло на него и потекло по ногам. Вика выгнулась дугой и зашлась в крике.

Но он уже не мог остановиться, хотя очень этого хотел.

– Хорошо… – не своим, низким и грудным голосом сказала Вика, когда Сергей, тяжело дыша, лежал на ней.

– Что же ты сразу не сказала? Что ты целочка?

– Я же говорила.

– Да, но ты так себя вела, – ответил Сергей. – Что было очень трудно поверить.

– Скажи еще, что я на тебя набросилась, – сказала Вика.

– Ага, – усмехнулся Сергей. – А ты скажи, что я тебя снасильничал.

Вика промолчала, глядя на него. Парень встал, застегивая брюки.

– У, как ты тут нагрезила, – сказал Сергей, критически обозревая заляпанные кровью сиденья. – А нам тут еще спать…

– Мы нагрезили, – с нажимом в голосе сказала Вика.

– Ладно, так уж и быть, лежи, я уберу, – сказал Сергей и пошел в начало салона за тряпкой. Когда он вернулся, девушка уже оправила одежду и сидела в дальнем углу дивана, плотно зажав между колен ладони и найденную книжку. Музыкант опустился на колени и тщательно затер пятна.

– Я, так уж и быть, Грину ничего не скажу, – сидя на корточках спиной к ней, сказал Сергей. – Но и ты смотри, Катьке не проболтайся. Она у меня ревнивая.

Парень обернулся, и под его взглядом язык Вики словно заледенел. Девушка с трудом сглотнула.

– Пойдем, – отбросив тряпку, Сергей встал и протянул руку Вике.

– Это что, и все? – спросила она. В глазах ее блестели слезы, но Сергей предпочел сделать вид, что он их не замечает.

– Да. Ты уж извини, что так быстро вышло. Захочешь перепихнуться, только подмигни, – Сергей улыбнулся. – В следующий раз я постараюсь подольше. Если бы ты не вертелась, как уж на сковородке, я бы тебя и сейчас раза в два дольше ублажал бы.

– Перепихнуться? – Вика всхлипнула. – Я же люблю тебя, Сережа!

Сергей наморщил нос и выставил перед собой руки.

– Вика, я тебя умоляю! – воскликнул он. – Мы все взрослые люди. У тебя Грин, у меня Катя. Кстати, можно и вчетвером…

– Прекрати! – крикнула Вика.

Сергей пожал плечами.

– Ну, я пошел, – сказал он. – Ты идешь?

Вика отрицательно покачала головой.

– Как хочешь.

Вика дождалась, когда за ним захлопнется дверца, и разрыдалась. Вдруг девушка поняла, кто ей нужен. Прихрамывая, постанывая и всхлипывая, девушка выбралась из автобуса.

– Вы из «Акафиста»? – спросил ее какой-то малек в черной бандане и митенке на левой руке. – Уй, я слышал ваших, мне так понравилось… Особенно «Ограда»…

– Ты не видел Грина? – спросила Вика торопливо. Пацан театральным жестом указал ей на светящуюся стекляху вестибюля ДК, и Вика заметила, что митенка ему велика.

Они с Грином встретились на ступенях, и Вика бросилась ему на грудь.

– Ромочка, миленький, – всхлипывала девушка, прижимаясь к Грину. Тот стоял, как каменный, в зубах его дымилась зажженная сигарета. – Я так рада, что нашла тебя! Давай уйдем отсюда, уйдем! Мне так плохо, Рома…

– Я вряд ли бы сделал это лучше, – сказал Грин.

Вика отпрянула, глаза ее расширились.

– Что? – спросила она.

Грин неловко засунул руку в карман косухи, долго шарил там, кривясь, и наконец достал смятый шелковый лоскуток. Вика узнала свои трусики, и в глазах у нее потемнело.

– Это твое, кажется, – сказал Рома безжалостно и засунул трусики в глубокий вырез топика. – Мне они ни к чему. Пока.

Он бросил окурок и тщательно затоптал его. Вика увидела, что губы Ромы обожжены. Сигарета догорела до фильтра, и, видимо, прошло еще несколько минут, прежде чем барабанщик это почувствовал. Грин повернулся, его широкая спина в косухе проплыла перед ее взглядом. Вика упала на колени и зарыдала, цепляясь за штаны.

– Рома, нет! Не уходи, пожалуйста! – воскликнула она. – Ты мне нужен! Грин! Останься, прошу!

– Отпусти. Или я наступлю тебе на руку, – сказал Грин через плечо. Вика отпустила его штанину и некоторое время провожала безумными глазами его силуэт в быстро опускающихся сумерках. Когда ужас ее положения снова вспыхнул в мозгу Вики, она закричала, вложив в этот крик всю свою боль:

– ГРИН!

Рома почувствовал себя так, словно ему выстрелили в спину. Но он не обернулся и не замедлил шага.

* * *

Навстречу Гарику пробежала Вика. Девушка была вся в слезах. Гарик удивился и хотел было остановить ее, но тут он увидел Рикошета.

Бас-гитарист «Акафиста» медленно шел вдоль коридора, цепляясь за стенку, словно был очень пьян или вдруг ослеп. Гарик тут же забыл про Вику. Подойдя к Рикошету, Бабай обнял его за талию, чтобы помочь удержать равновесие. Против ожиданий, ни шмалью, ни водкой от Витька не пахло.

– Что ты принял? – сказал Гарик, пытаясь заглянуть ему в глаза. – Орешек тебя черным угостил, что ли? Блин, дорвался до бесплатного… Так же нельзя!

Барабанщик «Колотуна Бабая» раздобыл морфий через знакомую медсестру уже давно, но придерживал его для какого-нибудь особого случая.

Рикошет посмотрел на Гарика мутным взглядом. Было непохоже, что Рикошет вообще его узнал. Но зрачки Рикошета расширились, когда ему в глаза попал свет от люстры.

– Да что же с тобой такое, – сказал Гарик растерянно. – Пойдем, пойдем. Вот так, осторожненько…

У Гарика был ключ от каморки за кулисами, но он опасался, что Рикошет не дойдет туда. Гарик пробовал все двери по коридору, мимо которых они проходили. Третья или четвертая, на которой висела написанная от руки табличка «Изостудия», поддалась. Гарик открыл ее, пошарил свободной рукой по стене и включил свет. Судя по редкостно безобразным фигуркам, стоявшим в шкафу за стеклом, это была студия лепки. Но Гарика сейчас больше заинтересовал кожаный диван у окна. Он чуть подтолкнул Рикошета, но музыкант вдруг издал жуткий звук, нечто среднее между стоном и рычанием, и ударил кулаком по стене. Со звоном посыпалось стекло – Рикошет рассадил висевшее там зеркало. Что-то просвистело мимо ноги Гарика, но ему было не до этого. Бабай с опозданием вспомнил, что забыл закрыть дверь. Заведя руку за спину, Гарик нащупал ручку и потянул на себя. Это было крайне неудобно, но он справился.

– Почему? – простонал Витек.

– Что почему, Рикошет?

– Я убил… – пробормотал Рикошет. – Господи, какая же я мразь!

Гарик быстро осмотрел бас-гитариста. Тот не порезал руку об осколки просто каким-то чудом. Потом Гарик глянул вниз и обомлел. Осколок зеркала размером с наконечник копья воткнулся в пол рядом с его ногой. Солист «КБ» на миг отчетливо представил, что было бы, попади осколок на сантиметр левее.

– Рикошет, ляг там, – сказал Гарик, борясь с подступающей к горлу тошнотой.

Музыкант добрел до дивана и рухнул на него. Гарик едва успел сделать два шага, отделявших его от раковины, как его бурно вырвало. Подняв голову, Бабай увидел свое отражение в осколке зеркала, уцелевшем в раме. Вид у парня в зеркале был неважнецкий.

– Вот ДК и обновили, – пробормотал Гарик, пустил воду и умылся.

Он прошел к Рикошету. Музыкант стоял на диване на четвереньках, лицом к двери, уткнувшись лбом в подлокотник. Одной рукой Рикошет держался за грудь. У Гарика задрожали губы, когда он увидел это. Гарик понял наконец, что такое с Витьком. Бабай, ломая ногти, выдернул шпингалеты на окне и распахнул его.

– Тебе нельзя сейчас выступать, Рикошет, – ломающимся голосом сказал он.

– Ерунда, – пробормотал тот. – Грудь вот только что-то сдавило, но это сейчас пройдет…

– Лежи здесь, – сказал Бабай. – Не вставай и вообще не двигайся, понял? Я сейчас!

Он чуть не захлопнул дверь, но вовремя сообразил, что этого делать нельзя. Гарик чуть не бегом подошел к шкафу, рывком распахнул стеклянную дверцу и вытащил самую крупную фигурку. Это оказался Змей Горыныч. По замыслу юного скульптора, дракон должен был быть трехголовым, но одна из голов, центральная, отвалилась – видимо, в глину попал пузырек воздуха – и от нее остался лишь неровный скол.

* * *

Рита нашла Вику в туалете, когда уже начала беспокоиться по поводу долгого отсутствия подруги. Секунду она смотрела на растерзанную, всхлипывающую на полу около умывальника Вику, на алые пятна, которыми было покрыто все – пол вокруг, фаянсовая чаша раковины, зеркало и стены. Глаза Риты сузились, превратившись в две крохотные щелочки. Она подошла к Вике и рывком поставила ее на ноги.

– Рита… – безобразно растягивая рот, прорыдала та.

По лицу Вики двумя черными полосами стекала тушь. Рита мельком вспомнилась другая девочка, кажется, какая-то Катина родственница, которая прибежала к их столу в ТХМе в таком же виде. Господи, как же давно это было…

– Ну, успокойся, Вика, все уже хорошо…. – сказала Рита. – Давай умоемся.

Рита пустила воду, и Вика, содрогаясь от рыданий, склонилась над умывальником.

– Я тебе книгу принесла, – пробормотала Вика. Рита заметила книжку на полочке под зеркалом. Мягкую обложку украшало грязно-бурое пятно, бумага покоробилась от мокрых пятен.

– Спасибо, – сказала Рита.

Вика, хлюпая носом, пыталась вытереть лицо рукой. Рита огляделась, оторвала бумажное полотенце из круглого держателя, и вытерла подругу. Бросила изгаженный бумажный лоскут в ведро, отмотала еще от полотенца. Затем опустилась на корточки и осторожно стала вытирать ноги Вики. Та стояла, не двигаясь, только сильно вздрогнула, когда рука Риты поднялась выше колен. Рита приподняла край юбки и увидела, что на Вике нет трусов.

Кто-то зашел в туалет, громко ойкнул и поспешно закрылся в кабинке.

– У тебя запасных трусов нет в «газоне»? – спросила Рита, поднимаясь. – Я принесу, ты скажи где.

Вика покачала головой и вытащила из топика смятую синюю тряпочку. Рита увидела, что трусы разорваны. Но, впрочем, для этой модели это было не страшно. Рита ловко одела трусы на подругу и завязала разорванные тесемочки на бедре. Затем оправила юбку.

– Это Грин? – очень спокойным голосом спросила Рита.

И тут Вика разрыдалась снова, так отчаянно, по-детски, что у Риты от ярости аж сдавило в груди. Тем более неожиданно и дико прозвучали для нее слова подруги:

– Сережа…. Он меня не любиии-иит… А-ааа!

Кто-то вскрикнул за их спинами. Рита обернулась и увидела вошедшую Катю. Та несколько озадаченно рассматривала заляпанный кровью туалет. Увидев, как изменилось лицо подруги солиста «Акафиста» при этих словах Вики, Рита невольно выдвинулась вперед. Катя сжала руки в кулаки так, что хрустнули костяшки, и сказала:

– Ну да, он меня любит.

Катя посмотрела на Вику тяжелым взглядом. Губы «официальной» подруги солиста «Акафиста» подрагивали.

– Да только мне от этого сейчас ничуть не лучше, чем тебе, – заключила Катя.

– Ну зачем ты так, – сказала Рита тихо. – Сергей, насколько я понимаю, всегда таким бабником был, ты уже, наверно, привыкла…

Катя горько усмехнулась и покачала головой.

– Нифига невозможно привыкнуть, – сказала она. – Да, кстати, а Грин-то знает?

Рита обернулась. Вика кивнула, и опять уголки ее губ поползли в разные стороны, открывая огромную рану рта.

– Он меня прогна-аа-ал....

– Где он сам?

– Не зна-аа-аюю-ууу…

– В баре Ромы нет, – сказала Рита. – Там вообще никого из наших не осталось.

– Позвони ему, – сказала Катя.

Рита достала мобильник из сумочки. Гарик советовал ей носить телефон на груди, на ремешке, но девушка где-то услышала, что излучение мобильника способствует возникновению рака. Так что только из-за мобильника Рита и носила с собой эту крохотную «плетеную» сумочку, писк нынешнего сезона. Да в нее больше ничего не и помещалось. Ну, разве ключи еще. Рита набрала номер. Вика всхлипнула. Катя подняла руку и детским жестом погрозила ей пальцем. Отблеск лампы под потолком сверкнул в ее огромном перстне, ударил в глаза Вике, и Вику кольнуло неприятное предчувствие. Девушка сжалась и закрыла голову руками.

– Рома? – сказала Рита. – Слушай, а ты где?

Ответ был кратким. Она отняла трубу от уха. Вид у Риты был ошарашенный.

– Рома на вокзале, – ответила девушка на взгляд Кати.

Катя взглянула на часы.

– Так, – сказала Катя. – Позвони Сергею. Пусть ловит машину и найдет в «газоне» Викины вещи. Мы сейчас выйдем. Или лучше дай, я сама позвоню.

Она запнулась.

– Черт, – сказала Катя, глядя на Риту. – У тебя ведь номер, наверно, хиришский? Тебе это очень дорого будет, да?

И снова вспомнился Рите вечер под Рождество и туалет в ТХМе.

– У меня роуминг, – сказала Рита и протянула Кате свой телефон.

* * *

Старуха-гардеробщица неприязненно посмотрела на Гарика.

– У вас есть валидол? – повторил тот. – Пожалуйста, дайте хоть пару таблеток. Там человеку очень плохо…

Бабулька пожевала сухими губами.

– Сначала жрут дрянь всякую, – сказала она. – А потом валидола просют…

Гарик встал на колени, прямо на заплеванный, забросанный лузгой от семечек и окурками пол.

– Я вас очень прошу, – дрожащим голосом сказал он. – Мне очень, очень надо…

Старушка испуганно перекрестилась.

– Да ты встань, – сказала она, наклонилась и стала шарить под широким прилавком, через который желающие разоблачиться подавали одежду. – Нету валидола у меня, нитроглицерин только… Вот, на…

Гарик поспешно выхватил из рук старушки алюминиевую упаковку, оторвал половину и сунул обратно.

– Спасибо вам, – крикнул он уже на бегу. – Вы человека спасли!

Прямо под плакатом «Рок против наркотиков», рядом с переполненной урной, из которой вывалилась смятая пачка сигарет и пустая баклаха из-под пива, Гарик увидел Орешка. Тот лежал на полу в полной прострации. Видно было, что Орешек уже вмазался, если не на пике прихода. Гарик на ходу поднял своего барабанщика и хозяйственно прислонил к стене. Солист «КБ» собирался уже идти дальше, но Орешек открыл глаза, и тут Гарика посетила новая мысль.

– У тебя черный еще остался? – спросил Гарик.

Орешек кивнул.

– Дай, – сказал Гарик.

Орешек ничуть не удивился. Засунув руку в карман куртки, барабанщик вытащил тихо звякнувший кулечек и протянул Гарику. Затем достал из другого кармана два одноразовых шприца. Гарик хотел оторвать второй, но Орешек задержал его руку.

– Ты с ума-то не сходи, – сказал он серьезно, глядя на Гарика. – Любовь любовью, а…

Гарик тряхнул головой, но объясняться было некогда.

– Спасибо, – сказал он и побежал по коридору.

* * *

В Хиришах еще долго потом обсуждали – и осуждали – нравы съехавшейся на концерт молодежи. Смачно, с причмокиванием, оснащая истории подробностями, говорящими о полном незнании материала рассказчиками. Слава слушал эти байки, но молчал. Хотя ему было что сказать.

Он работал таксистом уже десять лет. Возил бандитов, игроков, мамашек с детьми, пьяных, сладкие парочки, подруг-болтушек, наркоманов. После того, как съездившие за дешевым героином трое друзей отъехали в вечность прямо у него в машине, Слава некоторое время подумывал о том, чтобы перейти на комбинат огнеупоров. Подергался, подергался, но не стал. Его уже слишком затянула эта работа, не так чтобы очень уж денежная, не самая престижная, но и не самая опасная…

Эта компания надолго врезалась Славику в память.

В день концерта он решил подежурить у ДК – все равно Слава тогда был без заказов, не успел вчера сдать деньги. И не пожалел. Тот смазливый парень с явно женской сумкой в руках подбежал к его «Волге», когда уже смеркалось. Праздник только входил в полную силу, и таксист удивился, куда это музыкант хочет ехать. Славе он сразу не понравился. Один такой красавчик увел у него подругу, которую Слава очень любил, и по молодости лет сильно жалел об этом, хотя теперь, конечно, перестал. Как говорится, если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло. Да и сумка эта внушала подозрения… Парень спросил, свободна ли машина, на что таксист ответил утвердительно. Тогда парень, непрерывно оглядываясь на вход в ДК, попросил подождать.

Ждать пришлось недолго. Из ДК вышли три девушки, две из которых под белы рученьки вели третью. «Понятно», подумал Саша. – «Эвакуация». Парень юркнул назад, туда же села пьяная девушка и одна из ее подруг. У Славы пропала всякая охота с ней разговаривать, едва он увидел вживленное над левой бровью черное сердце. Причудливый, аляпистый перстень, что уродовал собой правую руку девушки, по своим техническим характеристикам мало чем уступал кастету. Едва устроившись на сиденье, неформалка начала крыть парня такими словами, что Славе, как в школе, захотелось ей вымыть рот с мылом. Но этого таксист себе позволить не мог. Парень же, что характерно, молчал и только что не сумкой закрывался. Девчушка между ними пьяно всхлипывала.

Третья девушка вроде как не собиралась садиться в машину. Слава решил, что она только помогала дотащить перепившую подругу. Пока девушка мялась у передней дверцы, Слава успел хорошо ее разглядеть. Первое, на что он обратил внимание, были длинные, до задницы, каштановые волосы девушки. Последнее время бабы стриглись коротко, хвала прогрессу и феминизму. Если бы они знали, чего лишают себя! При взгляде на каштановую волну Слава непроизвольно представил эти волосы рассыпанными по подушке, и в горле у него пересохло. Лицо девушки было практически скрыто огромной, стоящей вопреки всем законам физики огромной челкой. Синие тени жутко смотрелись в сочетании с большими, с поволокой карими глазами девушки, но легкое платье девушки выглядело так, что Славе сразу захотелось сказать ей что-нибудь приятное.

Тут неформалка с заднего сиденья крикнула:

– Рита, садись! Ты ведь Грина лучше знаешь, поможешь уговорить!

Девушка открыла дверцу и села. Слава хотел спросить: «Куда едем?», но тут увидел у нее на коленях книгу и словно споткнулся. Это была задняя обложка книги, так что Славе не удалось узнать, что читают такие милые девушки. Да и не написали еще книги, которая могла бы лишить дара речи бывалого таксиста, дело было в другом.

Всю обложку занимал смазанный отпечаток кровавой ладони. Это не было частью оформления – там, где к бумаге прижались подушечки пальцев, Слава отчетливо разглядел маленькие бурые комочки.

– Что встал? – рявкнула неформалка. – Гони!

– Куда едем? – спросил Слава, справившись с собой.

– На вокзал, – сказала Рита.

– Автобусный или железнодорожный?

Рита растерянно посмотрела на таксиста.

– Я даже и не знаю…

Слава улыбнулся. Неформалка выдала новую порцию проклятий, отдышалась и сказала:

– Ну подумай, Рита! Ты ведь с ним разговаривала! Может, там автобусы отъезжали, рычали в трубку…

– Да никто там не рычал, Катя, – растерянно сказала Рита. – Хочешь, я ему еще раз позвоню?

– Не надо, – сказал парень.

– Заткнись, козел, – сказала Катя.

Лицо Риты просветлело:

– А! Там было это, знаешь: «Внимание, внимание! Электропоезд на Кудово…»

– Железнодорожный, – сказала Катя таксисту, но тут уже заводил машину.

* * *

Боль за грудиной все нарастала, словно в музыканта вцепился волк и теперь рвал из живого тела куски мяса. В ушах Рикошета звучал гул, словно в отдалении взлетал самолет, но этот грохот все приближался, и от него становилось больно ушам. Витек перестал видеть свое отражение в осколке зеркала. Все застлала тьма. Музыкант уронил голову обратно на подлокотник.

И в этот момент Рикошет понял, что умирает. Страх окатил его ледяной волной, и тут же сдавило горло. «Надо успокоиться», подумал бас-гитарист. – «Сосредоточиться на какой-то одной мысли». Он подумал о том, что негоже умирать, уткнувшись носом в диван. Гарик не смог бы перевернуть его, и долго бы еще пытался помочь Рикошету, а потом, когда наконец понял бы, в чем дело… С другой стороны, Гарик запретил ему двигаться. Но все же, несмотря на запрет и боль, Рикошет повернулся на спину.

– Гарик, где же ты, – пробормотал он. – Гарик…

– Я здесь, – отозвался солист «Колотуна Бабая».

Раздались шаги.

– Открой рот, – сказал Гарик.

Рикошет покорно раздвинул челюсти, и ощутил горькую руку Гарика у себя на губах. Тот высыпал ему в рот маленькие гладкие крупинки, похожие на капсулы рыбьего жира, который музыкант принимал в детстве.

– Глотай, – сказал Гарик. Рикошет попробовал и чуть не подавился, закашлял. – Подожди, я тебе сейчас воды принесу.

Рикошет слышал, как зажурчала вода – Гарик открыл кран. Ни чашек, ни стаканов Гарик не нашел, и принес ему воды прямо в горсти, половину по дороге расплескав. Рикошет почувствовал, как тоненькая струйка с отчетливым привкусом ржавчины коснулась его губ, и жадно проглотил.

– Так, вот еще, – сказал Гарик. – Эту положи под язык и рассасывай.

Когда в глазах у Рикошета прояснилось, Гарик сидел на подоконнике и тревожно смотрел на него.

– Окалемался? – спросил Гарик.

Рикошет кивнул.

– Сколько время? – спросил он.

«Акафист» должен был выступать сразу после перерыва.

– И думать забудь, – сказал Гарик. – Тебе полежать надо. Я могу с ребятами первым выйти…

Гарик заглянул в глаза Рикошету, и осекся. Там горело только одно слово – «контракт».

Рикошет покачал головой и начал садиться.

– Ну, хочешь, не мы, пусть «Экклезиаст» выйдет? – сказал Гарик. – Я попрошу…

– Спасибо, конечно, что ты меня откачал, – ответил Рикошет. – Но…

Гарик метнулся к нему и обнял, не давая встать.

– Ты совсем рехнулся, – чуть не плача, воскликнул он. – Тебе русским языком говорят, постельный режим и прогревания! Ты что, хочешь, чтобы ваш акафист стал поминальной молитвой по тебе, что ли?

– А может и хочу, – сквозь зубы ответил Рикошет.

– Я сейчас вкачу тебе полтора куба черного, и вся любовь! – заорал Гарик. – Ляг, черт возьми!

Рикошет же почувствовал дикую слабость и понял, что с Гариком ему сейчас не справиться. Бас-гитарист лег обратно.

– Я смотрю, ты серьезно настроен, – пробурчал он.

– Очень.

Рикошет пристально посмотрел на него и отвел взгляд.

Заиграло вступление к «Армии жизни» Кинчева. Витек вздрогнул, но это оказался всего лишь мобильник Гарика. Солист «Колотуна Бабая» поднес трубу к уху.

– Ну привет, – сказал он. – Я-то? Да тут, в изостудии на первом этаже… Да долго объяснять. Ты чего хотела?

Несколько минут Гарик молча слушал. Два раза он сказал: «Хорошо, ладно» и покосился на Рикошета.

– Хорошо, – сказал Гарик в последний раз и отключился.

– Чего там? – спросил Рикошет.

– Ваши на вокзале, кого-то с поезда снимают, – ответил Гарик. – Рита с ними, сказала, что к началу они не успеют вернуться, просила выйти нас. Так что, не судьба вам выступать сейчас.

– В смысле – с поезда снимают? – переспросил Рикошет.

– Да я не понял, – тряхнул головой Гарик, – Кто-то с кем-то переспал.

Витек закрыл глаза.

– Ты говоришь, что у тебя где-то здесь жмур припрятан? – спросил Гарик. – Где он?

Рикошет прищурился:

– В мужском туалете, в той кабинке, где швабры.

Бабай задумчиво потер щеку.

– У кого ключи от вашего «газона»?

– У Саши из «Экклезиаста». А зачем тебе?

– Он тебе их даст? – проигнорировав вопрос, сказал Гарик.

Рикошет отрицательно покачал головой.

– Разве что Грину.

– Черт, именно Грина они сейчас и ловят на вокзале, – пробормотал Бабай. – После выступления только если… С другой стороны, уже совсем стемнеет…