Текст книги "Ежевика в долине. Король под горой"

– Все хорошо.

– Ты не сердишься на меня?

– Нет. Но, возможно, я буду сердиться позже. Сейчас я тобой горжусь. Ты победил. Это ведь хорошо, – она говорила искренне, без колкой иронии.

– Да, наверно, – безропотно подтвердил Тристан.

– В конце концов, все правильно. Незаметное заметили.

Она подняла взгляд на судейскую скамью. Рыцари и гости хлопали в ладоши, будто свершилось нечто замечательное. Лорд Гавел одобрительно кивал. За спиной Тристана послышалось лошадиное ржание. Тристан обернулся. Два рыцаря кружили над Оркелузом, которого успокаивал подоспевший сэр Мерсигер. Кони нервничали, плохо слушались всадников, то замирали, прислушиваясь, то подымались на дыбы.

– Странно, – сказал Тристан. – Обычно турнирные лошади покладисты и воспитанны.

– У них есть причины, – ответила Ронсенваль.

Она встала и подошла к Тристану, он перемахнул через ограждение. Аромат ежевики оказался сильнее всех прочих запахов: коней, металла, травы и пота. Стоять рядом, ничем не разделенными и не прикасаться получалось через силу. Этикет лег между ними мечом, который для соблюдения нравственности по обычаю клали между мужчиной и женщиной, уснувшими на одном ложе.

– Что ты хочешь в качестве награды за победу? – внезапно спросила она.

– Если мне полагается награда, то твое прощение.

– Ты не должен его просить.

– Я обещал выступить плохо.

Кони позади взбунтовались не на шутку. Ронсенваль пожала плечами.

– Тогда мне не жалко для тебя и прощения, и награды.

– Это не к слову о награде, но я бы очень хотел тебя поцеловать, – прошептал Тристан, глядя в ноги.

– Я была бы не против твоего поцелуя. Но боюсь, хуже всего от него будет тебе. Хотя ты мог бы поцеловать мою руку.

– Но ты же сегодня без перчаток, – возразил Тристан и скользнул взглядом по скамье герцогини. – Я бы мог поцеловать твой манжет.

– Не много ли рукавов для одного турнира? – засмеялась Ронсенваль и развеселила Тристана.

– А что же тогда? – спросил он сквозь улыбку.

– Поцелуй мои волосы.

– Волосы? – удивился Тристан.

– Да. Локон. Это ведь не кожа. Насколько мне известно, правила приличия предписывают избегать обнаженных частей тела, – произнесла она.

Концы ее волос доставали почти до колен. Тристан нащупал пряжку у подбородка, медленно расстегнул ремешок и снял шлем. Не сводя с Ронсенваль глаз, он опустился на одно колено, оставил на земле шлем и бережно взял один из ее локонов, лежащих впереди. Тристан припал губами к темным кудрям и замер так, крепко зажмурившись. Ему совсем не хотелось отстраняться. Он вспомнил, сколько еще лет разлуки их ждет впереди. Он отпустил локон так торжественно, как спускают флаги. Взор вспорхнул к лицу Ронсенваль. Не было сомнения, она простила ему все, что случилось сегодня, и все, что случится с ними в беспощадном будущем. Тристан поднялся. Хорал чинных дам над их головами затянул ораторию, состоящую из вздохов, возмущений и восхищений. Тристан снова подхватил локон с плеч Ронсенваль и, склонившись к ее шее, поцеловал. Он слышал ее сбившееся от волнения дыхание. Оно вместе со слабым ветром опускалось на его влажную щеку. До этого момента они играли в нормы этикета, как дети. Все, что казалось им важным, было на самом деле несущественным. Взрослые надменные люди, склонившиеся над их откровением, могли и творили вещи более фривольные. Но все это было незначительно по сравнению с грядущими тяготами и искренним желанием двух молодых людей касаться друг друга. Честно было признать, что бить врага в уязвимое место – это единственная возможность пережить войну. Честно было признать, что любой приговор суда дам не стоит и самого кроткого касания. Тристан, любуясь лицом Ронсенваль, отступил на два шага. Глядя друг на друга, они осознали, насколько взрослыми и вызывающими были оба этих поцелуя. И что лучше бы Тристан целовал ее неубранную руку, непринужденно болтал, а она жеманно шлепала его по ладони. Лучше бы они все делали так, а не как у них получалось, когда Тристан, не проронив ни единого слова, ушел, унося на спине ласковый взгляд Ронсенваль.

Глава VI
Рыцари и чудовища

В шатре стоял такой гомон, что Тристан не хотел туда входить. Вопреки его желаниям, все должны были явиться к наставнику на классное собрание, когда пешие бои закончатся. Едва Тристан вошел, как на него почти бросился Оркелуз. Его сдержали Гаро и сэр Мерсигер. Младшие ребята притихли и даже вжали головы в горжеты, подобно речным черепахам.

– Довольно! Недостойно после дуэли устраивать драку, – сказал наставник.

– Считаете, у него есть достоинство? – Оркелуз гневно плюнул под ноги Тристана.

Сэр Мерсигер махнул ему рукой. Тристан подошел к блюду с водой и полил на руки из фляги, умылся. В наступившем молчании было слышно, как каждая капля падает в блюдо. Сэр Мерсигер велел классу присесть и слушать его.

– Когда буду оглашать итоги, постройтесь в ряд, как всегда. Доспехи не снимать. Можно выйти без шлемов, но с мечом в руке. Когда лорд Гавел вас поприветствует, просто поклонитесь, – поучал наставник. – По всем ошибкам я уже прошелся. Что еще сказать? Вы хорошо себя показали. А что же до боя Оркелуза и Тристана, то я скажу одно, и это слово будет последним. В любой бой вы вступаете с одной целью – постараться одолеть противника. Вы можете сойтись с неравным бойцом: слабым, раненым, старым или юным. Или даже с женщиной. Вы не должны никого из них жалеть, покуда враг держит оружие. Только он может проявить к себе жалость, вы же – только милосердие. И оно заключается в том, чтобы быть великодушным к тому, кто сдался или пал. Только безоружный человек может просить пощады и защиты, и вы обязаны ему это дать. Другой бы наставник потребовал от повздоривших дуэлянтов, чтобы они пожали друг другу руки, но я не стану вас заставлять поступать так, как вам претит. На этом все. Отдыхайте, а после турнира у вас будет время на душ. Приведете себя в порядок и в форме…

Снаружи шатра стало слишком шумно. Послышались крики толпы, конское ржание и приближающийся звук. Сэр Мерсигер велел оставаться всем в шатре, а сам отправился узнать, что происходит. Одноклассники переговаривались, некоторые норовили взглянуть из-за учительской спины. Шум усиливался. И в его нарастающий поток ворвался звук сирены воздушной тревоги. Все школяры знали ее – пару раз в год в замке проходили учения. Тристан прорвался сквозь столпившихся ребят и даже сэра Мерсигера, попытавшегося его удержать, и ринулся к трибунам. Вокруг царила паника: люди убегали, кто в замок, кто из него. По двору носились кони. Тристан в ужасе осознал, что не может найти Ронсенваль. Толпа носила его от трибун к мосту и обратно и выплюнула у шатра, провисшего оттого, что часть кольев была напрочь вырвана. Кто-то поймал его за шиворот нагрудника и дернул назад. Один из учителей приказал ему немедленно бежать в замок, но Тристан, конечно, сорвался в обратном направлении. «Куда она могла деться? Где скрылась? В замке? Убежала в лес?»

И началось страшное: первая серия снарядов прилетела в стены и северную башню. Камни полетели вниз и сбили нескольких человек с ног. Общая истерия накалилась, а большинство суетившихся в поисках близких людей бросилось наутек. Следующие удары не заставили себя ждать. Тристан понял, что все еще стоит у шатра, который совсем завалился, и схватился за голову. Он упал на колени и начал шарить руками по грубой вощеной ткани.

– Ситцевый рыцарь! Ситцевый рыцарь, где вы?! – взывал перепуганный Тристан. – Ситцевый! Рыцарь!

Но даже если бы его кукла и могла кричать, зажатая между шлемом и подшлемником, он бы его точно не услышал. Тристан лихорадочно щупал предметы в том месте, где он мог его оставить. Людей во дворе стало значительно меньше, отчего Тристан мог не опасаться, что его затопчут. Что-то похожее на шлем попалось Тристану под руки. Он принялся загребать ткань шатра. Добравшись до искомого, он обнаружил шлем, но чужой. Откинул юбку шатра и наконец смог найти, что искал. Бомбардировка продолжалась, и осколки одного снаряда разлетелись совсем близко. Тристан резко присел и закрыл голову руками. Мужчина неподалеку упал замертво. Тристан понял, что вокруг остались только солдаты и рыцари-пальеры. Он поспешно натянул шлем и побежал в замок. Только у лестницы он присел на пол и отдышался. Коридор был забит людьми. Крики поднимались до самых сводов и, отраженные, падали обратно. Стены замка периодически сотрясались от новых попаданий по ним. Ситцевый рыцарь все это время взывал к Тристану.

– Не снимайте шлем, господин! Спасибо, что вернулись за мной! Спасибо, что не бросили! – причитал он.

– Прости, что оставил тебя. Я хотел найти Ронсенваль. А теперь понятия не имею, куда она убежала.

– Найдите герцогиню Лоретт, – посоветовал он. – Может, феи ушли вместе с другими дамами.

Глубоко вздохнув, Тристан поднялся на ноги и направился вглубь коридора. У первого попавшегося рыцаря он спросил, куда отвели женщин с трибун, в частности герцогиню. Тот указал рукой в сторону подвалов. Недолго думая, Тристан спустился вниз. Большинство леди действительно были здесь. Женщины, растерянные и охваченные страхом, не понимали, как могло произойти то варварство, что сейчас обрушилось на Пальер-де-Клев. Никто не ждал налета, никто к атаке не готовился. Далекая война, заключенная в оговоренных границах, изверглась, как вулкан, и растеклась раскаленной лавиной по миру. И первый плевок лавы прилетел в Пальеру. Возможно, Тристан был бы так же сбит с толку, если бы не встретил несколько недель назад Джорну. Присутствующие окружили герцогиню Лоретт и леди Гавел. Обе они держались спокойно и утешали окружающих, заверяя, что скоро все закончится, что стены Пальеры крепки и что их обязательно защитят. Две стойкие, непоколебимые дамы сумели успокоить даже плачущих детей. Тристан гремел и в свете ламп сиял доспехом, потому скоро приковал к себе внимание. Разговоры стали тише, только стены иногда грохотали, роняя древнюю пыль на растрепавшиеся волосы и разномастные шляпки. Он неловко поклонился и обратился к герцогине:

– Простите, ваша милость, я здесь, потому что ищу одну девушку.

– Я знаю, кого вы ищете, – ответила герцогиня. – Ее здесь нет. Я не видела ее с турнира. Но вот…

Она указала рукой на рвущуюся к Тристану спутницу Ронсенваль.

– Хорошо, что ты пришел, – фея плакала и цеплялась за латы Тристана. – Она пропала, как только мы добежали до ворот. Побежала за тобой. Пожалуйста, найди ее! Ей нельзя умирать от человеческого оружия!

– Почему нельзя?.. В смысле только от оружия? – переспросил Тристан, но тут же запнулся. Женщины внимательно слушали их разговор. – Хорошо, я понял. Я найду ее. Куда она могла пойти? Во дворе никого не осталось, когда я уходил в замок.

– Не представляю! – зарыдала фея, прижав ладонь к губам.

Ее била крупная дрожь. Напугана ли она? Безусловно, больше прочих. Для жителей Трините, не бродивших в детстве между рядами танков, самолетов и машин на выставках военной техники, в небе сейчас носились крылатые чудища. Они издавали неизвестный турбинный рев и извергали из пасти тротиловые комья огня. Если Ронсенваль, поборов страх, бросилась искать Тристана, значит, прикинул он, может статься, Ронсенваль вернулась к шатру. А раз там и в замке ее не оказалось, вероятно, она спряталась в укрытии, более ей знакомом. Тристан быстро поблагодарил дам за помощь и направился обратно в коридор, противу человеческому потоку, стекающему вниз. В холле людей заметно поубавилось: наверняка многие уже прошли дальше под покров Пальеры. Только один ветеран вразвалку, но торопливо спускался по лестнице к выходу, размахивая мечом. Тристан секунду сомневался, а потом выругался и развернулся к старому рыцарю.

– Прошу вас, сэр, вернитесь в замок и идите в подвал, – взмолился Тристан и постарался развернуть седую горячую голову в указанном направлении. – Вам нельзя наружу!

– Нет! Где это видано, чтобы пальер отсиживался с женщинами за стенами?! Этому не бывать! – браво сообщил он и постарался поднять меч, но жест оказался ему не под силу.

Только вблизи Тристан разглядел, насколько дряхлый старик стоит перед ним. Даже его левая рука, свободная от меча, тряслась в безудержном треморе. На правой плашке парадного кителя поблескивали всего три награды, сомкнутые в плотный ряд, – ордена высшей степени. Тристану стало безумно его жаль.

– Куда вы с мечом на авиацию? – уговаривал он ветерана. – Вы ничем не можете помочь.

– Не учите меня, юноша! С дороги! – он, как мог, оттолкнул Тристана в сторону и засеменил к массивным дверям, вскинув меч так высоко, как только мог. То есть едва приподняв над землей.

Тристан взглянул на это скорбное зрелище последний раз и свернул к внутреннему двору.

– Как вы будете ее искать? – спросил Ситцевый рыцарь.

– Никак, – ответил он. – Она сама вскоре меня найдет, ведь это ее дар.

Тристан бродил по коридору первого этажа, выкрикивая имя, прикипевшее к его губам. Он вышел в галерею и направился вдоль нее, наблюдая, как во внутренний двор падают куски укреплений и кубарем катятся, сталкиваясь друг с другом. Столбы пыли, поднявшиеся от падения бойницы на западную стену, встали плотной непроглядной завесой. В округе не было ни одного дружественного истребителя. Да и откуда бы ему было здесь взяться? Рыцари и те военные, что прибыли на турнир, оборонялись устаревшей зенитной пушкой, двумя пулеметами, выкаченными во двор из музея, и, смешно сказать, винтовками. Судя по недолгому, но яростному ликованию, один вражеский штурмовик все же удалось уничтожить. Тристан дождался, когда стихнут эти крики, а бомбардировщики пойдут на разворот, и снова позвал Ронсенваль. И она отозвалась. В другом конце полуразрушенной галереи, в арке стояла растрепанная Ронсенваль. Тристан бросился к ней напрямик через двор.

Все произошло слишком быстро: взрывная волна окатила двор изнутри, Тристан упал ничком на брусчатку. В ушах звенело, пыль и гарь раздирали горло и легкие. Конечности не слушались, доспехи пригвоздили Тристана к земле. Он кричал ее имя и не слышал своего голоса. Первым сквозь звон, протянувшийся в его голове, пробился Ситцевый рыцарь. «Вставайте! Вам нужно встать! Поднимайтесь, Тристан!» Он поднялся, опираясь на основание колонны, – единственное, что от нее осталось, и едва устоял на ногах. Вокруг все полыхало, лежали трупы рыцарей. Взгляд, рассеянный и шальной, задевал последствия взрыва и искал Ронсенваль. Пейзаж превратился в изображение упадка. Глаза шарили по окружившему его кошмару, но не находили арку, не видели своды галереи, потому что ничего этого больше не существовало. Цепляясь за воздух и остатки перил, Тристан добрался до места, где до падения бомбы стояла Ронсенваль. Площадка у арки тоже была полностью разрушена, как и небольшой мостик через ров. Тристан увидел, что на дне рва, в зарослях терна, едва шевелится фиолетовый цветок с обтрепанными лепестками.

– Ронсенваль! Я иду, Ронсенваль! – он съехал вниз и расчистил перед собой терновые ветки.

Тристан добрался до нее и подхватил под руки. Он вытащил Ронсенваль из терновника и осмотрел. Она была вся чумазая от грязи и копоти, на лице и руках виднелись царапины от шипов. Тристан выдохнул: ничего серьезного, обошлось без ранений. Но Ронсенваль безвольно лежала в его объятиях и хватала ртом воздух. Тристан понял, что она пытается что-то сказать, и стащил с себя шлем.

– Ронсенваль, я не слышу, – сказал он, отбросив с ее лица прядь волос, возможно, ту, что совсем недавно касался губами.

Он наклонился и прислушался.

– В долину… Нужно в холмы, – бормотала Ронсенваль.

– Зачем в долину? Мы переждем здесь. Идти опасно, – говорил он.

Зубами Тристан стянул с руки перчатку, ту, что была без лат, и подхватил Ронсенваль под голову.

– Пожалуйста, отведи в холмы. Пожалуйста…

– Ш-ш-ш, Ронсенваль, все закончится, скоро закончится, – Тристан осекся, когда заметил на своей руке кровь. Незаметная на каштановых волосах феи, она окрасила всю его ладонь в багровый цвет. – Нет, нет, нет! Ронсенваль, подожди, покажи мне голову…

Он оторопел, когда увидел, что ее зеленый жакет на спине окрасился в бурый цвет. Он поверить не мог, что сразу не заметил, как много крови она потеряла. Ужас и отчаяние захлестнули Тристана. Он сглотнул ком подкатившей к горлу истерики, не позволив себе поддаться чувствам.

– Только не ты! Ронсенваль, что мне сделать? Как помочь? – просил он, вытаскивая подшлемник и зажимая им осколочное ранение на ее затылке.

– В холмы! – выдохнула Ронсенваль.

Тристан, не глядя, сцапал Ситцевого рыцаря, заправив его под нагрудник, и обхватил Ронсенваль. Он попытался взять ее на руки, но, ослабевший, контуженный, одетый в доспехи, чуть не упал вместе с ней. Он поспешно, но осторожно выбрался с ней со дна рва и добрел в обнимку до указателя на деревню. Неподалеку нашлась телега, нагруженная сеном. Он выбросил часть мешков и уложил Ронсенваль поверх оставшихся. Ситцевый рыцарь прыгнул рядом и пообещал, что будет присматривать за феей, чтобы Тристан не останавливался. Так они дошли до леса. Тристан повернулся посмотреть, как она. Ронсенваль была бледнее снега. Мешковина под ее головой из-за крови сливалась с волосами. Тристан старался гнать пугающие мысли прочь. Ах, если бы он пожадничал и взял себе хотя бы кусочек струпки, он бы спас ее. Но где сейчас искать редчайшее лекарство в пылающем замке или посреди дня у озера? Но в Трините наверняка найдутся коренья. Спасение лежало в сутках пути. А он не знал, как быстро доставить ее к холмам.

– Тристан Трувер! – послышалось из чащи.

Он обернулся и увидел перед собой истукана. Рошан исполинскими шагами преодолел расстояние между ними.

– Прошу, Рошан, быстрее! Отнесите ее в Трините! – вместо приветствия просил Тристан.

– Я затем и пришел, – сказал он и осторожно взял на руки Ронсенваль. – А ты за нами поспеешь? Я буду идти быстро. Феи, хоть и живучи, но от рук людей умирают скоро.

– Торопитесь, как можете! Я пойду следом, – заверил Тристан и уже трепетнее обратился к фее: – Ронсенваль, держись. Скоро будешь дома. Я иду за вами.

Она покачала головой. Слезы непроизвольно полились по щекам Тристана.

– Нет, я пойду. Обещаю, если мы это переживем, я останусь с тобой в Трините. Я даю тебе слово и не нарушу его. Только не умирай! – умолял Тристан.

– Нужно идти, – поторопил Рошан.

Тристан согласился и отпустил Ронсенваль. Он достал из-за пазухи Ситцевого рыцаря и посадил его на предплечье Рошана, но кукла перебралась под голову Ронсенваль и заткнула собой ее рану. Рошан двинулся в путь через чащу. Его шаг был медленным, но широким. И Тристан отстал от них в скором времени. Он тоже срезал путь и шел не тропами, а лесом, без единого привала, по дороге стянув с себя поножи и наплечники. Он шел оставшийся день и всю ночь и не понимал, как его тело выдерживает это, почему не просит воды, еды и отдыха. Наутро он поднялся в долину. Солнце уже взошло над нею. При свете Тристан легко нашел следы Рошана и брел по ним. И вот он очутился на их лугу. Следы оборвались. У входа в Трините никого не было.

– Господин! – позвал знакомый голос.

Внизу в высокой траве Тристан разглядел Ситцевого рыцаря, с ног до головы пропитавшегося кровью.

– Идите за мной, – устало попросил он и, развернувшись, стал подниматься на холм.

Долго хранить молчание у Тристана не получилось.

– Где она? Она жива? Скажите мне, это невыносимо! – требовал он.

Но окровавленная кукла шла в безмолвии, словно бы Ситцевый Рыцарь вовсе утратил способность говорить. На холме они остановились.

– Где она? Почему вы молчите?

– Здесь, – произнес Ситцевый рыцарь и указал рукой на вытоптанную скромную поляну.

Тристан ахнул. То, что он сначала принял за кровь, оказалось ягодами ежевики, рассыпанными вокруг единственного молодого куста. Возле него лежала ее брошь. Тристан замотал головой и заморгал, роняя слезы.

– Нет, я вам не верю, – шептал он, почти пропавшим голосом. – Она в Трините? Где Ронсенваль?!

– Простите, господин. Не уберег.

Упав на четвереньки, Тристан подполз к кусту. Он водил вокруг него руками, словно колдовал, но так и боялся прикоснуться. Пальцы сами потянулись к броши в траве. Тристан поднял украшение и в то же мгновение величайшая реликвия, которой он собирался поклоняться до конца своих дней, рассыпалась прахом. Горе обрушилось на Тристана, и он завыл нечеловеческим голосом. Уткнувшись лицом в землю, он кричал. Но даже приглушенный вопль мог растерзать душу любого, кто бы его услышал. Изредка Тристан поднимал взгляд на куст ежевики и пытался ему что-то сказать, но слова замирали на его губах непроизвольными возгласами. Тристан и дотронуться до него не мог. Россыпь ягод насмешливо пружинила, темная и гладкая, как ее локоны. Юная зеленая листва грациозно вытанцовывала на лугу: «А я, как видите, в ваших». Воспоминание вчерашнего, такого далекого дня добило Тристана окончательно. Внезапная тень накрыла его. Над плачущим Тристаном возвышалась Джорна. Она неподвижно смотрела на его терзания. Тристан поднялся на колени и вскинул к ней лицо.

– Прошу, скажите, что это неправда, что она жива.

– Вот правда, Тристан, – Джорна беспощадно указала ладонью на молодой куст. Его зеленые листья колыхал легкий ветер.

– Нет, это неправда, я вам не верю, – твердил Тристан, он заметил, что неосознанно сжимает шершавый подол черного платья. – Она в Трините, вы ее спасли. Вы не могли ее не спасти. Она дома, а вы просто не хотите, чтобы я знал.

Джорна отрицательно качала головой.

– Ответьте честно, – обратился к ней Тристан. – Она жива, поправляется в Трините? Просто ответьте, и я никогда больше к ней не приближусь. Я оставлю ее навсегда, но хочу знать, что она жива.

– Нет. Не веришь мне, спроси своего слугу.

– Свидетельствую, господин. Ронсенваль мертва, – подтвердил Ситцевый рыцарь.

И тогда Тристан зашелся новыми рыданиями. Джорна постояла над ним еще какое-то время, а потом развернулась и пошла прочь. Но Тристан бросил ей вслед обвинения:

– Вы же провидица! Почему вы ее отпустили? Вы должны были ее защитить!

Черные одежды и кружевная вуаль на ее голове всколыхнулись, когда Джорна повернулась к нему.

– А я все видела и все ей говорила. В ночь, когда я поставила тебя перед выбором, я раскрыла ей, что ничтожных капель достаточно, чтобы магия Ворклого озера сработала. И что, не останься ты в Трините, она погибнет скоро и ужасно. И она приняла решение выбрать тебя и пойти на проклятый турнир, когда уже знала, что ты ее погубишь.

– Почему? – одними губами произнес Тристан.

– Потому что каждая фея стремится исполнить свое предназначение. Она должна была найти то, что ото всех спрятано, и привести тебя к истине. Ты должен послужить обещанному королю и потому не можешь отказаться от той судьбы. Это все нам неподвластно. Но ненавижу ли я оттого тебя меньше? Нет, не меньше.

Монументальная мраморная маска в раме серебристых волос надтреснула. Ее суровое лицо тронуло мимолетное чувство, заставив тонкую старческую губу дернуться.

– Вы ей солгали, – вырвалось из Тристана, хотя он совсем не хотел спорить над могилой Ронсенваль. – Вы лгали про озеро, поэтому она верила в свои чувства ко мне.

– Все феи лгут, Тристан. Это в нашей природе.

– Она всегда была честна со мной! – горячо возразил он.

Джорна устало засмеялась, а потом мгновенно сделалась серьезной. Эта резкая перемена больно резанула по сердцу Тристана. Ронсенваль иногда делала так же.

– На нас давно не действуют древние ритуалы. Приманить фею на мед… Она приходила на озеро каждый день после вашей первой встречи и ждала твоего появления. Это не ты был охотником, Тристан.

Он шумно выдохнул и посмотрел на свои сапоги. А когда Джорна почти ушла, Тристан снова ее окликнул:

– Куда попадают феи после смерти?

Провидица вновь обернулась к нему и пожала плечами.

– Не знаю. Я еще ни разу не умирала, – после этих слов Джона сделала еще два шага и испарилась.

А Тристан долго стоял на лугу. Потом он молча подобрал Ситцевого рыцаря и поплелся обратно. Мальчик с разбитым сердцем шел в разрушенный замок.

Он не помнил, когда провалился в беспамятство, но очнулся уже в чистой постели временного госпиталя. Рядом лежали тяжело раненные, с ожогами по всему телу, потерявшие конечности, перебинтованные, как мумии, люди. Тристан осмотрел себя: он был цел снаружи. И все же по телу разливалась мертвецкая апатия. Потеря незримой, но важной части Тристана сделала его таким же калекой, неспособным самому подать себе воды. Он бы не пил, не ел и даже не посещал уборную, если бы заботливые медики не напоминали ему о необходимости всех дел из списка. За несколько дней к нему пустили только сэра Мерсигера. Он рассказал безучастному Тристану, что его нашли в лесу, совсем неподалеку от развилки, что у него контузия и шок, что друзья ждут его и желают поправляться. Но Тристан монотонно отвечал: «Да, сэр». Он смотрел стеклянными глазами в неполноценный потолок.

– Бедные вы ребята. Я же все понимаю, – соболезнование в интонациях сэра Мерсигера было целебным. Тристан знал, что наставник – ветеран Последней войны, прошедший ее в возрасте таком же раннем. – Но ты, Тристан, если у тебя есть здесь что-то важное, ты это отыщи. А потом зацепись за это крепко. По тому и выкарабкаешься.

Он похлопал его по лодыжке, накрытой белой простыней, и собрался уходить. Но впервые за все эти дни Тристан произнес больше, чем односложное согласие или отказ:

– Сэр, если я попрошу вас отыскать две самые важные для меня вещи, что наверняка были при мне, вы поможете?

Учитель моментально вернулся к койке. Застиранное постельное белье и восковая кожа Тристана сливались воедино. Сэр Мерсигер участливо сжал его слабую руку:

– Конечно, Тристан. Скажи, что это за вещи?

– Моя кукла – та, что вы для меня смастерили. Только она вся в крови. Ее могли принять за тряпки. Но она – самая ценная вещь, что у меня была. И есть еще одна, не менее дорогая. Это рукав.

– Прости? Какой рукав?

– Рукав женского платья цвета лаванды. Он был привязан к моему доспеху. Я мог обронить его в лесу или замке… Если так, я не успокоюсь, пока его не найду!

Сэр Мерсигер заверил, что сделает все возможное, чтобы вернуть потери. Он не появлялся три дня. На выписку Тристана пришел встречать Гаро. Он многое поведал: о том, что учеников разместили в наполовину уцелевшем крыле, рядом с госпиталями, что по официальным подсчетам погибли триста двадцать семь человек, что лорд Гавел советовал провести акколаду обязательно в Пальер-де-Клев в конце весны, что сэр Мерсигер просил Тристану кое-что передать. Гаро вывел Тристана во двор, и оба замерли в оцепенении. От величественной крепости пальеров остались одни руины. Поверх двух потрепанных штандартов у бывших главных ворот висели черные знамена. Скорбь накрыла пепелище куполом траура. Впервые за дни после бомбардировки Тристан ощутил хоть что-то: защемило сердце. Они взобрались на разрушенную стену и, свесив ноги, принялись за завтрак. Гаро принес две порции, и кто бы мог подумать, что им разрешат принимать пищу вне трапезной. Может, дело было в том, что трапезной больше не существовало. Еще Гаро протянул Тристану сверток. В нем лежал рукав. Ее рукав – целый и немного испачканный с той стороны, что не была запрятана внутрь банта. Тристан отложил еду и выдохнул. Он благоговейно смотрел на кусок ткани, а Гаро не нарушал таинство момента. Наконец, Тристан выговорил:

– Спасибо. А он не говорил ничего о кукле?

– Говорил, – поежился Гаро. – Сказал, так и не нашлась. Он все обыскал: и в лесу, и в замке, и даже допытывал медиков, которые тебя раздевали. Может, как ты говоришь, приняли за тряпку и выкинули.

Они молчали еще. Неоговоренные минуты почтения памяти.

– Знаешь, я лежал и думал: если бы так случилось, что мне пришлось выбирать: или кукла – ее, кстати, звали Ситцевым рыцарем, или рукав, что бы я выбрал? От скуки думал. Мы же не можем иметь больше одной личной вещи.

– И что ты выбрал?

– Рукав. Я выбрал рукав, – в подтверждение своих слов он потряс рукой, в которой зажимал лавандовый шифон.

– Ты расскажешь мне, кто она? Та девушка с турнира? – он спросил опасливо, не зная, подбодрит его вопрос или расстроит.

– Ну… Да, расскажу, Гаро, – Тристан сначала задумался, а потом горько усмехнулся. – Это фея по имени Ронсенваль, которую я встретил у озера и, как я думал, приманил на мед с помощью волшебного ритуала, подсказанного моей куклой. Она жила в невидимом замке в холмах. И я принес ей клятву верности на деревянном мече. И она погибла, потому что любила меня, и на ее могиле… Вместо ее могилы вырос куст ежевики.

В конце своей серьезной тирады Тристан вздохнул, словно произносил ее на одном дыхании. Гаро недоверчиво смотрел на него, решая, шутка это или последствие контузии.

– Да ну тебя! – толкнул он его локтем в бок. – Не хочешь говорить, так и скажи. А то ведешь себя, как паяц.

– Как пожелаешь, – согласился Тристан, словно ему было все равно.

Пальер-де-Клев исторгал оставшихся рыцарей, Трините отказался от Трувера. Тристану некуда было идти, кроме как вперед. На акколаду приехал весь цвет военной аристократии. День турнира стал истинным экзаменом мужества для всех, кто был в замке. Начало войны уничтожило последний оплот традиции. Акколада больше походила на похороны монарха. Едва толпа склонялась перед покойником, как тут же разворачивалась, чтобы поклониться королю новому и живому. Присягу пришлось приносить в разбомбленной церемониальной зале под открытым небом. Первые звезды заменили люстры под каменными сводами. Послушники стояли в одних рубашках, достающих им до пят, и ночной ветер трепал их полы. Магистры Ордена – их было семеро – торжественно вынесли уцелевшие реликвии. Аграль пережил налет и приготовился опуститься на плечи новых пальеров.

– Первый послушник Тристан Трувер, шаг вперед, – произнес магистр.

Тристан шагнул.

– Готовы принести присягу Ордену пальеров?

– Готов.

– Есть причины, которые могут этому помешать?

– Таких нет.

– Приступайте, – велел магистр.

Под радетельными взглядами свидетелей Тристан приблизился к первому магистру и испил из медной, ничем не примечательной чаши. Память болью отозвалась, когда содержимое напомнило ему о водах Ворклого озера, но, конечно, в чаше были не они. Тристан поклонился и поблагодарил за кров и еду. У второго магистра он принял пощечину, поклонился и поблагодарил за науку о смирении. Третий магистр поднес серебряные ножницы ко лбу Тристана и срезал пучок волос с его челки. Тристан выразил благодарность за то, что ему есть куда отнести все лишнее и сохранить аскезу. Дойдя до магистра с Агралем в руках, Тристан опустился ниц на гранитные плиты. Несколько минут над ним читали наставления о храбрости, верности, тяге к изучению нового, братстве и скромности.