Текст книги "Знак Саламандры"

– Я начала ревновать, попыталась приворожить Сашку, а когда не вышло – расправилась с соперницей с помощью магии, предварительно устроив показательный скандал, чтобы свалить неудавшийся приворот на неё. Так?

Капитан качает головой и косится на диктофон.

– Вы этого не говорили, я этого не слышал. Однако… – Он тяжело вздыхает и перестаёт улыбаться. – Насколько я понимаю из вашего личного дела, вы не так уж часто сталкиваетесь с противоправной магией. А мне, к сожалению, доводилось расследовать разное… Знаете, порою бывает достаточно на эмоциях выкрикнуть «чтоб ты сдох» – а иногда хватает и простой мысли, чтобы получить результат.

– И труп, – глухо добавляю я. Ногти больно впиваются в ладони.

– И труп, – кивает Князев. – Конечно, это не убийство как таковое, да ещё очевидный магический аффект. И разумеется, мы будем ждать результатов экспертизы и проведём беседу с вашей, кхм, подругой из кофемашины, и запросим из больницы анализ крови Соколова. Но просто чтобы вы знали – чистосердечное признание в подобных случаях ускоряет процесс и позволяет смягчить наказание, вплоть до условного. Вы ведь не хотели её убивать, правда?

Я вздрагиваю и мотаю головой. Он сочувственно улыбается, и я закрываю глаза, чтобы не видеть этой улыбки. Маргарите я доверять не могу – но и капитану верить нельзя тоже. Если я подпишу признание, ему-то, конечно, будет проще – ничего не надо расследовать, никого искать, даже, может, экспертизу можно будет отменить, не знаю. И да, наказание смягчат…

Но я не хочу всю оставшуюся жизнь знать, что убила человека.

Второго.

Я залпом выпиваю полстакана ледяной воды и кашляю, пытаясь отдышаться. Потом снова качаю головой:

– Я подожду экспертизы.

Князев снова разводит ладонями – мол, как пожелаете – и тянется к кнопке диктофона, но в последний момент передумывает.

– Я бы очень не советовал вам, – произносит он, – пользоваться правом, указанным в седьмом пункте.

Я замираю – и всё-таки киваю. Сомнения сомнениями, но как-то не хочется, чтобы меня выметали веником из всех углов. Капитан ухмыляется, и мне на какой-то миг снова чудится довольный хищник, загнавший в угол бестолковую добычу. Но сказать он ничего не успевает.

Дверь с шумом распахивается, и на пороге появляется адвокат в таком виде, будто прорывалась пешком через снежный буран в чаще леса: лицо раскраснелось, волосы растрёпаны, на синем пальто белые погоны…

– Олег Андреевич! Мы ведь договаривались!..

Капитан приподнимает брови, изображая удивлённое внимание, но Анна Игоревна вдруг замирает, поворачивает голову, и мне отчётливо видно, как её рот приобретает форму буквы «о».

– Вы ведь не могли без меня, – проговаривает она еле слышно, таращась на что-то в конце коридора. – Это же нарушение… Это же…

Она бросает на меня взгляд, полный ужаса, потом мы обе смотрим на Князева – тот недоумённо хмурится.

– Анна Игоревна, драгоценная, а что, собственно…

Адвокат молча делает шаг вперёд, освобождая проход. За её спиной я, к собственному изумлению, вижу Сашку с растерянной и виноватой улыбкой, а рядом с ним, цепко держась за рукав его свитера, стоит девушка в чёрном платье, тонкая, бледная, с распущенными белыми волосами. Она обводит комнату медленным взглядом, смотрит на меня – и вдруг улыбается, и в глазах её вспыхивает огонь, и по платью бегут язычки пламени.

– Здравствуйте, – говорит Саламандра высоким, чуть хрипловатым голосом. – Кто из вас будет Е-ка-те-ри-на?

Внутри что-то звонко щёлкает, затылок изнутри опаляет жаром. Что, дорогая, хотела чуда? На, кушай полной ложкой, да смотри, не обляпайся…

Все взгляды скрещиваются на мне.

Я встаю.

Что ж, надеюсь, они хотя бы возьмут новый веник.

Глава 9. О желаниях, полномочиях и вторжениях

Первым приходит в себя Князев.

– В законодательстве, – тяжело произносит он, – закреплено право подозреваемого на освидетельствование с участием высших элементалей, однако это не обязанность. Ходатайства Платоновой Екатерины по данному вопросу в материалах дела не имеется. В связи с чем…

Саламандра плавно поворачивает голову и глядит на него огненными глазами, не переставая улыбаться. Капитан запинается, и мне кажется, что он сейчас шагнёт назад, но он лишь упрямо наклоняет голову.

– Кто вас вызвал?

Огненный взгляд перемещается на Сашку, тот расправляет плечи. Князев подозрительно щурится на него, потом снова смотрит на Саламандру.

– Данный субъект не относится к участникам уголовного дела, следовательно…

– Красный Камень, – певуче произносит Саламандра, – слышит каждого.

Капитан выглядит так, словно хочет выругаться. Адвокат прижимает ладонь к губам. Я очень не хочу смотреть на Сашку, но взгляд помимо воли утыкается в его лицо. Он в ответ ухмыляется – нервно, но задиристо.

– Идиот, – произношу одними губами. Хочется сказать больше, хочется кричать, и Гошка в клетке реагирует на моё настроение жалобным свистом, но горло словно сжимает невидимая рука, запирая все возражения.

Красный Камень на самом деле тёмно-серый, почти чёрный. Этот здоровенный круглый булыжник стоит в сквере неподалёку от центральной площади. Считается, что он исполняет желания, и постамент вокруг него заполнен крошечными разноцветными свечками в плошках, на которых суеверные личности сжигают записки с просьбами. Глупость, на мой взгляд, но если кому-то так проще…

Однако есть желание, которое Камень выполняет всегда.

Вызов элементаля.

Если бы я решилась на освидетельствование, то по моему ходатайству специальный сотрудник в течение суток приехал бы к Камню и приложил руку к светящемуся алым отпечатку ладони на его боку. Саламандра явилась бы на зов, её бы со всем почтением доставили на место допроса, оформили нужные документы и обеспечили необходимые условия для проведения, хм, следственного действия.

Однако право на вызов имеется не только у подозреваемого и обвиняемого: те, кто считает его виновным – или не виновным, – тоже могут попытать счастья и решить вопрос быстрее. Вот только в случае ошибки тот, чья ладонь коснулась камня, будет испепелён на месте, такой вот штраф за ложный вызов. Камень со всех сторон обвешан табличками с предупреждениями, но жаждущие высшей справедливости всё равно находятся.

По этому поводу тоже есть куча норм, правил и разъяснений, но прямо сейчас я понимаю только три вещи.

Если я откажусь от освидетельствования, Сашка умрёт.

Если я соглашусь и окажусь виновной, он, идиот такой-сякой-разэтакий, умрёт тоже, во имя этой долбаной справедливости, и выметать из этой комнаты нас будут одним веником.

А если я выживу…

Сама его придушу, честное слово!

Анна Игоревна кашляет и мрачно, если не сказать зло, глядит на Сашку:

– Вы вообще кто такой?

– Жених её, – нагло отвечает тот и подмигивает так, что я тоже закашливаюсь.

Нет, точно придушу!

Князев смотрит на меня, явно колеблясь. Мне на миг становится его жалко – ему, бедняге, при любом исходе дела кучу отчётов писать.

– Вы не обязаны, – начинает он, но я перебиваю:

– Согласна.

Саламандра отпускает Сашкин рукав и перемещается: вот только что она стояла у двери, а вот уже рядом со мной. Смотрит снизу вверх – она ниже меня почти на голову – и улыбается. Зубы у неё острые, треугольные и загнуты внутрь. Капитан что-то булькает насчёт протокола, но огненные глаза словно тянут к себе, и по спине проходит дрожь, и ждать нет никакого смысла. Саламандра протягивает руку, сплетает пальцы с моими, и я успеваю ещё подумать, что для огненного существа у неё очень холодная ладонь…

Меня накрывает волна образов и ощущений.

Это совсем не больно. Я знаю, что всё ещё стою посреди комнаты – и в то же время невесомо парю где-то в облаках, мне мягко, уютно и спокойно. Чьи-то ласковые руки гладят моё лицо, касаются висков, нежные пальцы забираются под черепную коробку, но мне всё ещё не больно и не страшно, и я с любопытством наблюдаю, как мою память разбирают на маленькие аккуратные кусочки. Мимо проплывают воспоминания, обволакивают тёплым туманом: иногда я успеваю разглядеть лица, иногда вижу лишь цветные пятна, из звуков до сознания добирается лишь слабое эхо, но эмоции того или иного момента чувствуются так ярко и остро, что я узнаю каждый.

Любовь, восторг, страсть, жар внутри – такой, что ноги подгибаются и губы расплываются в глупой улыбке…

Страх, обида, предательство, глухая боль, и хочется свернуться в плотный клубок прямо на полу и тихо выть…

Возмущение, ярость, гнев, до крика, до колючих искр на кончиках пальцев, и реальность прогибается под напором освобождённой магии…

Ненависть, желание мстить, и грань полного безумия так близко, и все внутренние запреты вот-вот лопнут, словно мыльный пузырь – но нет, нет, я знаю, я не хочу этого, я способна себя удержать!..

Огненный взгляд пронзает насквозь, пламя вспыхивает внутри, больно и остро, я слышу собственный вскрик, и грохот, и звон, и испуганные голоса…

А потом возвращаюсь.

Первым делом я вижу лежащий на полу стул. Потом в поле зрения возникает лицо Князева, и крошечная часть мозга, пришедшая в себя раньше прочих, соображает, что капитан рванул ко мне, роняя мебель, и это его руки поддерживают меня под локоть. Но смотрит он не на меня, яростный взгляд сверлит кого-то за моей спиной – кого-то большого и тёплого, к кому я прижимаюсь обеими лопатками и чья рука, судя по всему, лежит на моей талии. Очень хочется двинуть локтем, чтобы этот кто-то не наглел, но руки и ноги, кажется, держатся на тонких растянутых резиночках, как у старой куклы, и если меня отпустить…

Ой, нет, пусть лучше держат.

Окончательно прихожу в себя, когда возмущённый творящимся безобразием Гошка с сердитым чириканьем взлетает мне на плечо – никакой цепочки на нём уже нет. Я на миг прижимаюсь к нему щекой, потом медленно поворачиваю голову и встречаю взгляд Саламандры. Она улыбается.

– Оправдана, – говорит она мягко. А потом протягивает ладонь, позволяя Гошке ткнуться в неё носом. – Не бойся, маленький братец. Я её не заберу.

Тот, кто за моей спиной, шумно вздыхает и прижимает меня крепче. Князев что-то бормочет себе под нос, судя по интонации – матерное. Адвокат хлюпает носом. А я продолжаю смотреть на Саламандру, потому что дракон свистит, тихо и нервно, и я сама откуда-то знаю, что это не всё.

– Ты не убивала, – произносит она таким тоном, что я точно предчувствую последующее «но» и задерживаю дыхание. – Но ты – наша. И ты связана с убийством. Найди виновного. Я приду, когда позовёшь.

Её ладонь ложится на моё запястье, скользит под рукав блузки, я ничего не соображаю и тупо смотрю, как движутся тонкие пальцы под тканью.

– Нет! – рявкают у меня над ухом так, что в голове звенит, и тут же руку обжигает боль. Я охаю и шиплю, пытаясь закатать рукав, но меня в четыре руки оттаскивают назад и ужасно этим мешают, и дракон впивается в плечо когтями, чтобы не свалиться…

– Да отпустите же!..

Слушаться никто и не думает, но хотя бы перестают тащить. Я ссаживаю Гошку на стол, потом тяну рукав вверх, то и дело морщась. След от прикосновения Саламандры болит, словно ожог, да и выглядит похоже – красное пятно на коже, а в центре…

Рисунок. Крошечная, с мизинец, ящерка из чёрных и золотых завитушек. Красивая.

– Знак Саламандры! – шипят слева задушенным голосом – кажется, кто-то сейчас упадёт в обморок. Справа матерятся в голос. Я поднимаю голову, чтобы задать вопрос, а лучше несколько…

Саламандра исчезла.

С полминуты в комнате царит придавленная тишина. Князев наконец-то отпускает мой локоть и падает на ближайший стул, Гошка ворчит и пятится обратно к клетке. Капитан снимает очки, кладёт их на стол, наливает себе воды и залпом выпивает. Потом закрывает лицо ладонью, теряя весь свой хищный лоск, и я вижу перед собой просто человека, задолбавшегося в край.

– П…ц, – резюмирует он почти без выражения. – Простите, дамы. Екатерина Павловна, мои поздравления. Нам с вами сейчас предстоит оформить некоторое количество документов, может быть, ваш, извините за выражение, жених, – он зло зыркает на Сашку поверх пальцев, – пока подождёт в коридорчике? А то, знаете ли, кулаки уж больно чешутся, не при Анне Игоревне будет сказано.

– Да щас, – огрызается Сашка и прихватывает меня за плечи. – Катюш, ты как?..

Я вырываюсь и делаю шаг к столу:

– Заткнитесь. Оба.

Мужики, кажется, переглядываются – Сашкиного лица я не вижу, но пространство вокруг словно искрит. Я медленно подхожу к столу, опираюсь на него обеими ладонями. Потом оборачиваюсь к адвокату:

– Анна Игоревна, можно ваш кодекс?

Она на миг замирает, потом суетливо кивает, отлипает от стены и принимается копаться в сумке. Искать нужную статью долго не приходится, тут тоже приклеена закладка, маленькая, розовая. Я некоторое время пытаюсь продраться сквозь текст, ужасно жалея, что передо мной бумажная книга, а не электронный справочник. Ну где я сейчас возьму пятнадцатую статью Закона «О взаимодействии с высшими элементалями», на которую ссылается кодекс?..

– У меня есть нужная литература, – негромко говорит адвокат. – Комментарии, справочники, судебная практика. Это очень редкий случай, но если коротко…

Если коротко, меня крупно подставили. И даже пожаловаться некому.

Я опускаюсь на стул, и Анна Игоревна вводит меня в курс дела, нервно огрызаясь на попытки Князева дополнять. Поставленный при свидетелях Знак Саламандры делает меня как бы представителем элементалей, в нашем случае по конкретному уголовному делу. Полномочия у меня самые широкие, и понятно, с чего морщится капитан – я отлично представляю, сколько головной боли может доставить дилетант, путаясь под ногами специалистов. Да половина современных детективов в мягких обложках как раз про это…

– Она сказала, что я не виновата, – говорю больше для себя, чем для окружающих. – Но это всё-таки убийство. Как?.. Там ведь не было больше никого, кроме нас и сотрудников канцелярии.

Анна Игоревна пожимает плечами и зыркает на Князева:

– Что с экспертизой?

– Нет ещё экспертизы, – огрызается тот. – Через двадцать минут встречаюсь с Коноваловым… И не надо на меня так смотреть! – вдруг взрывается он. – Работа у меня такая, понимаете?! Ра-бо-та! Если я сегодня не успею перехватить эксперта, заключения придётся ждать до понедельника, потому что хрена лысого он будет работать в воскресенье! Можете сколько угодно думать, что злой следователь хотел обидеть бедную девочку и нарочно проводил допрос без адвоката, но думайте это, чтоб вас всех, молча и отвернувшись к стенке!

Снова повисает тишина. Гошка фыркает, соскакивает со стола и взбирается на Сашку. Я не смотрю на него, опасаясь закатить истерику прямо тут, лишь краем глаза вижу, как он пожимает плечами и отворачивается.

Князев глубоко вздыхает и встаёт.

– Катя, – говорит он тоном ниже, – вы не переживайте, не так всё страшно. Хрен с ними, с документами, езжайте домой, отдохните, выспитесь. В понедельник заглянете ко мне, вот вам, кстати, визитка, уже будет и экспертиза, и все постановления оформлены, только подписать… Главное, помните, что заставить вас кого-то всерьёз искать не может ни Саламандра, ни всё Министерство внутренних дел, ни даже сам Президент. И санкций никаких не будет. Расценивайте вот это, – он легонько касается моей руки, – как рекомендацию.

Что-то внутри меня очень хочет возразить. Под рукавом пульсирует боль, и я точно знаю, что капитан прав не во всём. Однако в голосе его звучит искреннее сочувствие, и да, выспаться мне совершенно точно нужно…

– Езжайте, – повторяет Князев. – И вы, Анна Игоревна, выходной ведь, в конце концов. Охрану я предупрежу. И поеду к эксперту, если он ещё не успел свалить.

Капитан сгребает со стола документы, проходит к двери, берётся за ручку и замирает. Я поднимаю голову и ловлю его взгляд, он морщится.

– Через час родители Ильиной приедут за телом. Вот у них – проблемы. А у нас с вами, Екатерина Павловна, всё хорошо. До встречи.

С этими словами он выходит, в последний миг придержав дверь, чтобы не грохнула.

Мне тоже очень хочется материться.

* * *

За дверью нас ожидают всё те же охранники. Анна Игоревна убегает вслед за Князевым, что-то бормоча про протокол, с полпути возвращается, тоже вручает мне визитку и, клятвенно пообещав в ближайшее время выслать нужные материалы, убегает снова. Охранники с абсолютно пофигистскими выражениями лиц проводят меня обратно в камеру, чтобы забрать косметичку, а потом в крошечную комнатку недалеко от выхода, где мне возвращают куртку и сумку со всем содержимым по описи.

Первым делом хватаюсь за телефон. Там, конечно, куча неотвеченных вызовов: два от шефа, шесть от мамы, а ещё три…

Сашка делает вид, что всецело занят общением с драконом. Гошка сидит у него на плече и тычется носом в ухо, словно торопится рассказать о своих злоключениях – корм невкусный, одеяло колючее, а клетка, а цепочка!.. Изо всех сил стискиваю зубы, чтобы не устраивать разборки прямо тут, на глазах у толпы полицейских. Умом-то я понимаю, что всё вроде бы закончилось хорошо, обвинения сняты, можно ехать домой…

Но под рукавом болит и чешется, и мне всё ещё хочется орать.

И нет, не закончилось. Что бы там ни говорил Князев, всё только начинается.

На улице у выхода меня, как оказалось, ждут родители. Мама немедленно набрасывается с объятиями, папа жмёт руку Сашке с таким видом, словно они уже сто лет знакомы. Интересно, они-то что знают о ситуации? Судя по тому, что мама, отпустив меня, бросается к Сашке, они уверены, что отважный (и слабоумный, походу) рыцарь спас прекрасную (относительно) деву как минимум от злобного дракона… Хотя нет, дракона он тоже спас.

А злобная тут я – ещё бы ноги держали нормально и глаза не закрывались…

Рыцарь тем временем подгоняет коня, и меня грузят на заднее сиденье. Дороги домой я решительно не помню, прихожу в относительное сознание уже в собственной прихожей. Автопилот гонит меня по привычному маршруту – душ, полотенце, пижама, мягкое тёплое одеялко, и вроде бы выспалась нормально, что ж меня так выруба-а-а-ает…

Я только успеваю подумать, что это не очень вежливо – дрыхнуть, когда в доме гости, надо встать и хотя бы всех выгнать. А потом под одеяло пробирается Гошка, сворачивается под боком клубком и урчит, и меня отключает окончательно.

Когда я наконец просыпаюсь, в комнате уже совсем темно. Пытаюсь нашарить на тумбочке возле дивана телефон, но попадается только будильник. Зелёные светящиеся циферки любезно сообщают, что времени – половина десятого. Я тихо выдыхаю с сонной мыслью, что можно дрыхнуть дальше, но организм неожиданно возражает. Приходится разыскивать в темноте тапочки и топать в сторону санузла, отмечая краем сознания, что на кухне горит свет и оттуда доносятся шорохи, плеск воды, звон посуды и бульканье закипающего чайника. Наверное, мама осталась за мной присмотреть, соображаю я, на ощупь находя дверь в тёмном коридоре. Вот и Гошка из-под одеяла смотался – как это, там чай собираются пить, да ещё наверняка с вкусняшками, и без него?..

При мысли о чае организм напоминает, что у него есть и другие потребности, а завтрак был очень уж давно. Кое-как умываюсь, стараясь не особенно смотреть в зеркало, топаю на кухню. Нос улавливает запахи котлет и выпечки – мама всегда много готовит, когда нервничает, – и я чувствую укол совести. Могла бы и рассказать всё подробно, прежде чем завалиться дрыхнуть.

Первым меня замечает Гошка, соскакивает с табуретки и с радостным чириканьем лезет обниматься. Подхватываю дракона, делаю ещё один шаг…

– Привет, – говорит Сашка, выглядывая из-за холодильника. – Чайку? Или кофе сварить? Ты садись, щас я тут быстренько…

Я беспомощно хлопаю глазами, не находя слов, только чувствую, как теплеют щёки. Вот я стою тут вся такая лохматая, в пушистых тапочках и розовой пижаме, а этот гад на моей кухне моет мою посуду, надев мой, блин, фартук с котятами, и рассказывает, что моя мама, оказывается, очень интересно жарит котлеты, надо будет обязательно взять у неё рецепт…

Да это уже не осада понравившейся девушки, это полномасштабное вторжение!

Сашка выключает воду, вытирает руки о фартук, ловит мой взгляд, и я осознаю, что, если придушу его прямо сейчас, некому будет сварить мне кофе. Прислоняюсь к холодильнику, нервно хихикаю, закрываю лицо ладонями, всё ещё пытаюсь держать себя в руках, потому что не дело это, истерить при посторонних…

А потом меня обнимают, крепко-крепко. И гладят по спине. И говорят:

– Да реви уже, чего там. Что я, плачущих девушек не видал?..

И мне ещё больше хочется его убить, но вместо этого я утыкаюсь носом в его плечо.

И реву.