Текст книги "Не забудь меня похоронить"

Рысенок: «Зануда. Как тебя в телефоне записать?»

Адвокат: «Пиши „Адвокат“».

Рысенок: «Почему? Позвони, давай поболтаем!»

Я отодвинул тетрадь и подсоединил наушник к телефону.

– Слушай, я только начал… – Я покосился на планшет со скачанным решением.

– Ой, да ну тебя! Придешь на пять минут пораньше – спишешь. Или сейчас, подожди…

Щелчок затвора. Перелистывание бумаги. Щелчок затвора. Уведомление.

– Спасибо, Рысь. – Мне решить задачи проблемы не было, только лениво. Поэтому и списывал иногда. Но блин, не буду же я нудеть Рысенку, что я самый умный. – Эй, ну и почерк у тебя!

– У меня же лапки!

Она засмеялась. Я не видел ее лица, но даже через мобильные волны чувствовал манящее тепло.

– Давай завтра куда-нибудь сходим после школы? – не удержался я.

– После школы у меня… А, давай! Куда? Только не в кино.

– Можно просто погулять, а там решим.

– И то верно. – Она умолкла, до меня долетел неразборчивый женский голос: «Ну, хватит» – и Рысь вернулась: – Ладно, мы заболтались. Давай, до завтра!

Вызов закончился, и я остался смотреть на экран с решением задачи как дурак. Очень довольный жизнью дурак. Экран замигал еще раз.

«Доброй ночи», – Рысь прислала селфи. В полумраке взгляд почти как у дикой кошки, волосы растрепаны, и только глаза видно из-под одеяла.

Блин! Я закрыл лицо рукой и нервно засмеялся.

Ночью мне снились горы, высокий перевал, а внизу озеро. Только я и она, никаких взрослых. Да мы и сами стали старше. У Алиски был большой фотоаппарат и много разных приблуд к нему. Она смеялась, свободно и легко. Лишь с высокой горы дул холодный мерзкий ветер и шли тучи.

Алиса

Мне снился кошмар – о том, что я не хочу вспоминать.

Перед глазами – темный потолок, в голове – боль. Я не могу пошевелиться, не могу освободить руки и только чувствую, как медленно утекает жизнь. Как тепло уходит из моего тела. Тогда я сосредоточиваюсь на дыхании. Вдох. Выдох. Холодно, и из моих губ должен идти пар, но я его не вижу. Темнеет. Или это у меня глаза закрываются? Вокруг пляшет рваный свет свечей – или это тоже кажется? Чьи-то руки касаются меня, чей-то голос поет на незнакомом языке. В сознании проносятся обрывки образов: вот я читаю «Волшебника изумрудного города» в полумраке, вот я иду по лесу, вот меня зовут домой… а как меня зовут? Имя утекает, как и голос, как и жизнь. Утекает все, и я чувствую тьму. Мне кажется, пролетело мгновение от бездны до властного женского голоса:

– Остановитесь, уроды! Это же ребенок! Остановись, я приказываю!

Пение прекратилось, и вместо него появилось злое шушуканье людей, которые слишком напуганы, чтобы ответить ясно. Но все же прозвучал четкий ответ, не словами, а силой, пробивающейся через сердце, через кровь, через дыхание.

Нет. У тебя нет власти надо мной, женщина. Кровь за кровь, три шестерки оставляю, три шестерки забираю.

– Уходи! Прочь!

В ответ женщине гремит мерзкий смех. Тогда она поет. Повторяющееся, улетающее вверх «Аве Мария» звучит как голос жизни.

«Я заберу ее, когда ей будет трижды по шесть», – шепчет тьма и пропадает.

* * *

Я не хочу вспоминать, как Оксана трясла меня за плечо, как спрашивала мое имя, как рвала свой платок, чтобы перевязать раны. Как вынесла меня из какого-то подвала и как перешагивала через чье– то тело, как придумала мне имя, когда я не помнила своего. Как я просыпалась в больнице от кошмаров, как ощупывала швы сзади на шее и ревела в голос. Но в предутренние часы сны все равно иногда приходят, и их не прогнать. На счастье, я все забываю с пробуждением.

У меня остается лишь стойкое чувство «я – не хочу – это – вспоминать».

Поэтому – будильник, обычное утро, на столе телефон с открытым чатом, в прихожей валяется собранная с вечера сумка с книгами. Делаю Оксане кофе с корицей, а себе чай. В моих пальцах – ромашка и мята, зверобой и лаванда. В моих пальцах тоже немного силы. И я не хочу вспоминать, как началась моя новая жизнь. Не сегодня.

Да и, впрочем, никогда. Пусть даже это «никогда» будет недолгим. Временами я это все-таки прекрасно понимаю. Пусть и не могу вспомнить все.

– Алиса? Все нормально?

Я пью чай. Оксана садится рядом и касается моих волос. Я улыбаюсь и отвечаю:

– Да, все хорошо.

Не хочу вспоминать, хотя понимаю, что скоро придется.

Вздыхаю и пишу сообщение однокласснику, который очень хочет мне понравиться. Которому должна понравиться я.

Больше всего мне хочется быть просто Алисой, которая приехала из Питера и любит старый рок. Девушкой, которая хочет найти парня и сбежать с ним в горы.

Девушкой, у которой есть в душе что-то большее, чем дикие травы и глубокая тьма.

Глава 4. Плюс один, минус один

Без имени

Безжизненный дождь стекал по ливневке, не задерживаясь на дорогой тротуарной плитке. Серая пелена висела плотно, скрывая стоявшие поодаль дорогие дома. Высокие сизые ели отмечали подъездные аллеи. Мужчина небрежно закрыл дверь машины, не утруждая себя включением сигнализации, пошел к дому. Возвращение должно бы радовать, но кроме скверной погоды отпечаток на настроение накладывала глубокая тоска.

Надо бы отдохнуть, в последнее время только о сделке и думал, даже слетал ради этого на день в родной город. Однако старика Баюнова так и не увидел, и пришлось вести дела с его сыном, Василием. Баюн был авторитет старой закалки и жил по понятиям, мог и физически конкурента устранить. Зато и слово держал как кремень. А вот о его сыне Василии известно было мало.

Это правда? Только о делах и думаешь? Даже к сыну не зашел?

Эдуард вздрогнул от голоса за спиной. Обернулся – и никого не было. Да и быть не могло. Да, стоило навестить сына от первого брака. Сколько ему сейчас? Шестнадцать, семнадцать? Развод дался настолько тяжело, что даже видеть Димку не хотелось. Может, оно и к лучшему, что не навестил, кто знает, что ему мать наплела?

«Я просто устал».

В мини-баре стояла початая бутылка Whitley Neill. Недорогой джин с горьковатым апельсиновым привкусом, самое то после тяжелого дня. Вспомнилось отцовское «напиваются только слабаки!», но это уже не останавливало, как и то, что сердце уже давно шалило. Просто себя он слабаком считать не хотел. За огромными стеклянными окнами во всю стену была фиолетовая ночь, прочерченная оранжевыми пятнами фонарей.

Он чувствовал себя победителем, но… Что-то щелкнуло, около дверей раздались шаги, только в прихожей свет не загорелся.

– Лилит? – обернулся он с облегчением. – Ты приехала? Почему не позвонила? Я бы попросил встретить тебя в аэропорту и.

В прихожей никого не оказалось, а входная дверь была открыта. «Черт, закрывал же вроде», – мужчина потянулся за ключами, и в этот момент погас свет в гостиной. На секунду всего – с порывом ветра освещение включилось.

Эдуард огляделся. Никого не обнаружив, закрыл дверь и сел обратно на диван. Хотелось чего угодно, но не тишины – он включил телек. Попал на экстремальный спорт, где в прямом эфире шли уличные велогонки и диктор рассказывал про передаточное число и дрифт участника номер 13. Мужчина пощелкал пультом, но ночью крутили бесконечную тупость с перерывами на рекламу.

Хотелось разговора. По-человечески поболтать. Он вздохнул и сделал кое-что, ему несвойственное, – сам набрал номер Лилит… Она не была канонической красоткой – может, потому и создала свое модельное агентство? Вопреки мерзкому характеру она иногда проявляла потрясающую чуткость. Из-за нее отчасти он и развелся. Но в трубке шли только длинные гудки. Он налил себе еще джина и прошелся кругом по гостиной под шум гонок с экрана.

Привычные действия не приносили покоя, и Эдуард позвонил начальнику охраны – тот должен был приехать по первому вызову, чтобы узнать всё ли в порядке. Но телефон все так же передавал только заунывное пустое гудение.

– Да что же сегодня такое! – выругался Эдуард и покачал остаток алкоголя в бутылке. Оранжевое стекло напоминало уличные фонари и старые лампы в коридоре родительского подъезда.

Не спишь, Эдуард?

Мужчина вздрогнул. Он узнал говорившего и подумал, не многовато ли выпил натощак. В комнате было пусто и ничего не происходило. Ни теней, ни странного мерцания, ни таинственного выключения света. Решив избавиться от наваждения – наверняка он услышал голос отца только потому, что думал о своем сыне, – он набрал номер женщины еще раз. В этот раз Лилит взяла телефон. Голос ее звучал развязно и расслабленно.

– Эдик? Как дела?

– Лиль, не пей много.

– Спасибо за заботу, начальник, – передразнила его женщина, – я не пью, я слежу, чтоб мои пигалицы-модельки много не пили. Чего там у тебя?

В ее трубке слышались другие женские голоса, донельзя веселые.

– У меня все отлично.

– А… – протянула она, – это забота. Ну что же, спасибо. Эй! Не смей это делать, дура! Мне эти туфли тридцать шестого размера еще нужны! – бросила она в сторону. – Извини, мне надо остановить эту вакханалию, а то они разнесут тут все. Подумаешь, удачно выступили! Мне тут живые души нужны!

И бросила трубку. Голос звучал странно, как из другой реальности.

С другими говоришь, а со мной не хочешь?

Он обернулся, но ничего не увидел – ни тени, ни колыхания воздуха.

«Мог бы хоть на сорок дней за меня помолиться!» – услышал он уже у самого уха.

– Прости, отец, – невольно сказал он, – прости. Поздно.

Миллионер Эдуард Тарасов упал на пол своей модной гостиной, обставленной дизайнером в стиле хай-тек. У него остановилось сердце от нервного напряжения, чувства вины и, конечно же, алкоголя.

В другом городе, где в начале сентября еще было тепло, красивая молодая женщина открыла глаза и потушила черную свечу пальцами. Лилит очень ей помогла, и теперь надо отдать долг: обработать Баюна для нее. Плюс одна душа, минус одна душа. Осталось не так уж и много до нужных трижды по шесть душ взамен важной для нее одной.

Славка

Кирилл сел рядом, сдвинул наушники набок и спросил, читаю ли я новости. Как рано он пришел, понятия не имею. Но брат был причесан, в черной рубашке и с аурой пафоса и благочестия, блин. Я тут давлюсь мерзким смузи и овсяным киселем, а он улыбается. А, не. Норм. Нормально улыбается, понимающе. Он посмотрел на мое очень сытое и довольное лицо, достал из кармана пятьсот рублей со словами «На пожрать». Кир подрабатывал в крутом барбершопе и все предлагал, чтоб я туда сходил и меня нормально подстригли, не за триста рублей. Просто за спасибо. Обломится. Сам справлюсь.

– Слушай, так ты не в курсе, что случилось?

Он снова показал мне телефон. В ленте новостей среди курса доллара и нефти было: «Миллионер Эдуард Тарасов умер в пригороде Санкт-Петербурга».

Я бегло просмотрел заголовок и покачал головой.

– Понятия не имею. Это кто?

Кир уставился на меня как на идиота. Высокомерие его накрывало часто и здорово меня бесило.

– Это отец Димки Тарасова, ты же с ним учишься. Димка ездил на похороны?

– У него вроде дед умер полтора месяца назад. Про отца Димка ничего не говорил. Тебе-то какое дело?

Брат посмотрел на меня еще более странно.

– У твоего друга отец умер, а ты спрашиваешь «какое дело»?

Мне сразу вспомнилось наше прошлое и стало неловко.

– Мы сейчас с Димкой не общаемся. Хотя он вчера смурной был.

– Почему не общаетесь?

– Ну, – я отвел глаза, – понимаешь…

– Девушка? – Он прищурился. – Все равно – спроси.

Брат не стал договаривать. Отвернулся.

– Короче, ты знаешь. А с девушкой осторожней, всякое бывает.

После того как отец ушел, брат стал параноиком насчет девушек и женщин. Иногда внезапно хмурился. Невзлюбил телефоны. Если надо, даже учительнице сообщения писал. Или приезжал вживую. Мама сказала, это потому, что он папин телефонный разговор с любовницей нечаянно подслушал. Я думал, из– за того, что брат в принципе не любил говорить. Он меня и научил читать в четыре года, и потом долго старался только записками со мной общаться, если папа не видел.

– Рысенок не такая, – возмутился я, – она меня не кинет!

– Не такая – в смысле? – Кир ответил не сразу, он уже надвинул наушники, рокочущие барабанной сбивкой. – А, ты про отца… Не, Слав, я чокнутый, но не настолько. Просто аккуратней. Плохое предчувствие. Ладно, неважно. Давай учись, Адвокат.

И ушел.

Все бы ничего, но предчувствия моего брата обычно сбывались. Мне стало не по себе.

В школе Димка поймал меня на перемене.

– Говорят, на свидание идете?

– Кто говорит? Я просто до дома Алису проводил. Ну на фиг. Не хочу ругаться из-за девчонки.

– Да я тоже, – ответил он после небольшой паузы, – просто жесть как обидно!

– Слушай. – я помолчал, не знал, как спросить, – прочитал в новостях… Это правда? Про твоего отца?

Димка прищурился.

– Жалеешь? Забей. Он нас бросил и фамилию сменил. Скотина. Даже к деду на похороны не приехал, бизнес, видишь ли. И алименты платил по минималке, юристам больше заплатил, чем мне. Мама говорит, так ему и надо. А я.

Он хотел сказать что-то еще. Но промолчал и этим напомнил брата. Я хлопнул его по плечу:

– Держись, бро. Это тяжко.

– А, ты. Спасибо.

Мы помолчали с минуту.

– Расскажешь потом, как сходили, – бросил он уже у дверей кабинета.

Я кивнул. Хотя хрен я что расскажу лишнего про Алису. Это только мое.

* * *

Вместо того чтобы слушать училку, думал про свидание. Хотелось произвести впечатление, но при этом не выглядеть банальным идиотом из мемасиков.

– Слава! Ты меня слушаешь? Всеволод! Ефимов!

Ну вот же лажа. Ненавижу полное имя.

– Простите, Алла Валерьевна. Я задумался. Нагло звучит, но не могли бы вы повторить вопрос?

Учительница вздохнула. Однако если честно сказать «я задумался» и ответить, то можно огрести куда меньше, чем если пытаться врать.

– Косинус пи на два минус альфа?

– Синус альфа, – на автомате ответил я. Да, я тоже иногда учу. Изредка.

– Ладно, садись. Хотя нет, ты опять замечтаешься. Иди к доске, будешь решать уравнение.

Я вышел к доске и взял синий маркер. В голове алгебры – ни на грамм. Ни на градус, если уж быть в теме. Пришлось сосредоточиться. Валерьевна отпустила меня за минуту до звонка, заставив чувствовать себя совершенно измотанным. Будто мешки грузил. Кто говорил, что умственный труд – это легко? Лучше уж пара физры, чем один раз отвечать на алгебре.

До конца учебного дня оставалось два урока. Алиса иногда поворачивалась и мило улыбалась. Но не подходила – на первых переменах ее куда-то звали учителя, а сейчас она трещала с девчонками и лишь помахала мне рукой.

Я загуглил на смартфоне квартирники и концерты. Единственное на сегодня событие в таймпэде выглядело как прикол кармы, так что пришлось пролистнуть приложение еще раз в надежде увидеть что-то другое, а уж потом позвонить брату.

– Привет, Рельса!

– Чего тебе? – Брат дышал тяжело и отвечал резко. Судя по тому, как он сразу ответил и как громко сопел в трубку, – опять с наушниками, как и всегда.

– А чего не сказал, что играешь сегодня, а?

– Куда ты меня тащишь? – Это он явно не мне. – Я играю… Да, играю, Слав. Ты прийти хотел?

– Да.

Вот после его резких, рубленых ответов идти расхотелось. Но уже решил, чего уж.

– В пять начало. – На заднем плане что-то бабахнуло, и брат отключился.

Осталось досидеть пару уроков. Две невероятно, невыносимо длинных сорокаминутных пытки не помню каким предметом. Да и кого оно волнует? (Ладно, это физика была, я еще и конспект умудрился записать, хотя ни слова из лекции не запомнил – планировал свидание.)

Пока я собирался после звонка, Алиса уже ждала меня. Мы вышли из школы и взяли себе по рожку мороженого. Я – пломбир, она – микс миндального с фисташковым, с соленой карамелью и еще какой-то посыпкой. Я и не знал, что в нашем ларьке так могут. Было прохладно, осень все-таки, но на мороженом мы сошлись.

– Ну, куда пойдем? – Она мило улыбнулась.

– В церковь.

Она закашлялась, а потом с ноткой страха в голосе спросила:

– Зачем?

– Венчаться. – Она чуть не подавилась еще раз. – Прости. Вообще-то я пошутил, можно и не жениться.

Глаза у нее были как у кошки – огромные и удивленные.

– А. Ты с братом хочешь познакомить?

– Ну, и это тоже. У них концерт в воскресной школе. Подумал, что ламповый вечерок с гитарными песнями тебе понравится.

Она опять улыбнулась. Сначала чуть, потом ярче. Потом ткнула меня локтем в бок.

– Ну ты и… юмор у тебя дурацкий!

– Нормальный юмор! Эй, мороженое уронишь!

Она поправила рожок, откусила кусочек, не дав ему упасть, и облизнула губы.

– А что он играет, твой брат? Молитвы, что ли?

– Да всякое. Русский рок и инди, в основном.

– Что, прости? Рок в церкви? Ты меня разводишь.

– Не, Кир такой хард слушает, что у меня уши сворачиваются. Взял я как-то его плеер погонять. Причем все иностранное, в чем прикол слушать то, что не понимаешь, – я хз. Но играет он более лайтовые штуки. По смыслу треки подбирает. Наутилус там, Торба-на-Круче… И еще всякие группы, которые я не запоминаю, но они про душу, про добро, про ходить по воде. в смысле про вечное и светлое.

– Ни разу не была в воскресных школах. Я думала, там нудно и молятся, и вообще. у-у-у-у-у. – Она оттянула пальцами волосы в разные стороны и выпучила глаза. – Все странные. Не могу представить себе сильно верующих, только не обижайся.

– Да у них так и было. Чтения книг, обсуждения и прочая ерунда. А потом брат сказал священнику Игорю, что молодых надо привлекать современностью. И вот они такие вечера иногда проводят. Там, конечно, есть беседы после, но они не обязательные.

Надо сказать, я сам на них ни разу не оставался. Больше из принципа – Рельса просто вымораживал своей правильностью. Еще мне не нравилась Аня, дочка священника, которая иногда бросала скромные взгляды на брата. Но пел Кир просто офигенно, не то что я, и треки подбирать умел. «Давай молчать» в его исполнении заставляло ёжиться от мурашек по коже. Сейчас, после разговора с Димкой, я был не прочь сходить если не в церковь, то хотя бы в воскресную школу. Я не ходил туда иначе как к брату, но сейчас тянуло в груди. Было больно. И когда я отвлекался от Алиски, не мог не думать о Димке и его злом взгляде. Жутко напоминало брата. Тот тоже не хотел говорить об отце.

Когда увидел событие на таймпэд, то решил: судьба, мать ее. Еще щекотала нервы мыслишка: ну кто еще повел бы девушку на концерт почти в церковь?

– Слав?

– Что?

– Ты только никому не говори, что мы в церковь ходили. Дома не поймут.

– Сестра тоже тренер по йоге и боится за карму?

– Да нет, мама атеистка. Не любит. А сестра – сводная. И она католичка.

Я пожал плечами и кивнул. Да и пофиг. У всех свои заморочки.

– У нас еще час. Пойдем в кафешке посидим?

– Да нет, давай лучше погуляем. И кстати, почему ты Славка? Я думала, от Всеволода должно быть Сева.

Я поджал губы.

– В честь деда назвали, по маминой линии. А отца это дико бесило, потому что дед был против их свадьбы и с бизнесом не помог. Так ни разу из Хабаровска в гости и не приехал. Так что по паспорту я Всеволод Егорович Ефимов, а зовут все Славка Адвокат.

– Почему Адвокат?

Я хитро улыбнулся. В кармане оставались деньги, и я без зазрения совести заказал себе огромный бургер, а Рысенку – вычурный десерт с орешками.

До концерта оставалось совсем немного.

Глава 5. Дикий Кот, Белый Лис

Кирилл

Нет ничего хуже телефонов. Никогда не знаешь, кто услышит на другом конце провода. Еще и звонят всегда не вовремя. Хотя Адвокат в этот раз подсобил. Иначе я бы забыл про вечер и сгорел со стыда. Как бы я объяснялся с отцом Игорем – не представляю. Сам придумал эти мероприятия, сам уговорил и сам не пришел? Идеальный крестник. Хорошо, что купил недавно беспроводные наушники с гарнитурой и один не вынимал из уха. Так можно было и внимание не привлекать, и от левых голосов отвлекаться. Но когда In the End вдруг прервалось и потом снова начало играть, я не сразу ответил на звонок. Не до того было. Я бежал по коридору гостиницы рядом с каким-то криминальным мужиком и не мог понять, как до такого докатилось.

Началось все в прошлом году, тогда у меня второй раз появились серьезные секреты от отца Игоря. Если о том, что я не был на похоронах отца, он знал – правда, думал, мама и Славка не смогли со мной связаться из-за плохой связи во время паломнической поездки, а не из-за того, что я перед этим со зла раздолбал телефон… То вот о том, что я брал деньги за изгнание демонов, я так и не смог сказать. Ну, то есть что я изгонял, он знал. А вот у кого и как – нет.

Все завертелось, когда я начал работать в барбер– шопе White fox. Уборка вечером – ничего сложного. Платили немного, но хватало на жизнь и подкормить Славку иногда. Попал туда случайно: увидел мужика в парке недалеко от церкви, а вокруг него три тени. Меня даже замутило. Видно, перекосило мое лицо так, что он заметил и подошел:

– Выглядишь ужасно. Парень, все нормально?

Я сдвинул наушники – у меня в тот раз были огромные «уши» – и ответил:

– А у вас?

Аж закашлялся от близости тьмы. Лицо мужчины тоже не рождественскую радость выражало.

– Мигрень. Бывает такое. У тебя тоже?

И еще будет, ой будет. Вкусный человечек, сомневается много.

И не только мигрень… всю силу заберем.

– Тихо. – Я постарался произнести одними губами, но мужчина все равно услышал.

– Ты чего смотришь надо мной? К кому обращаешься? Может, тебе врача?

Его свело от боли, и он сел на лавочку.

– Хотите, вам полегчает?

Сил моих не было на это смотреть. Мужчина поднял на меня взгляд и хмыкнул:

– Чем ты можешь мне помочь? Таблетки уже не берут.

Меня не волновало, что он обо мне подумает. Я перекрестился и вложил в голос силу:

– Покиньте его и не приближайтесь. Исчезните.

Тени закачались, не хотели уходить.

– ИСЧЕЗНИТЕ.

В парке воцарилась тишина. Мужчина убрал руку от лица. Я видел: боль ушла.

– Ты что сделал, парень?

– Демонов изгнал.

А что оставалось ответить? Мужчина сначала молча смотрел на меня непонимающим взглядом, а потом расхохотался. Хлопнул рукой по лавочке рядом.

– Садись, расскажи, откуда ты, экзорцист такой?

У меня предательски заурчал живот. Неловко, однако. Целый день был в колледже и позавтракать не успел. Мужчина усмехнулся, около глаз залегли морщинки.

– Пойдем, покормлю… экзорцист.

Сидя на открытой веранде «Шато», Петр Алексеевич ел лазанью и расспрашивал о подробностях «экзорцизма». А я. Первый порыв прошел, и говорить больше не хотелось. Меня заботили две вещи: пришлось снять наушники, а вокруг было много людей и не только людей, а второе – цены в престижном заведении. Мужчина, не спрашивая, заказал мне грибной суп-пюре, какое-то невероятно аппетитное рагу с кусочками мяса и названием, которое я не запомнил. Еще ароматные булочки с кунжутом и десерт.

– Простите, Петр Алексеевич, – я собрал всю свою смелость и решил озвучить сразу, – спасибо, конечно, но я не смогу за это заплатить.

Мужчина поправил рукав пиджака, и я заметил на его запястье тяжелые и явно дорогие часы.

– Я тебя не на бизнес-ланч позвал. Не знаю, что ты сделал, но я ни разу так хорошо себя не чувствовал. Кстати, чего ты такой голодный? Родители карманных денег не дают?

Вопрос был больной. Мама не зарабатывала так, как отец. Она ушла из бухгалтерии, устроилась инструктором по йоге. Считала, что разные мирские штуки – от лукавого и отвлекают от «погружения в сансару» и «постижения дзена». Нового коврика для йоги это не касалось. Мясо и нормальная еда оказались в категории «излишество» и «варварство». Поэтому на столе дома были только несъедобные штуки из моркови и прочих сельдереев. Я начал искать простую подработку – флаеры раздавать, например, или помочь перенести мебель. Но этого не хватало. Тем более что часть денег я отдавал Славке.

Петр Алексеевич прищурился. Не знаю, что он подумал на мое молчание, но спросил только:

– А телефон у тебя хоть есть?

– Зачем вам?

– Вдруг у меня снова голова заболит?

– Так – не заболит. В ближайшее время точно. – Это были не предсказания и не обещания, а некая внутренняя уверенность.

– Это хорошо. Ты ешь, Кирилл. Я, если ты не против, выпью немного.

– Против. Постарайтесь сегодня не пить.

– Почему?

Я опять не мог ответить. Не знал, как объяснить то, что я чувствовал. Но мужчина продолжал пристально смотреть на меня, и я постарался найти безопасные слова для честного, а главное – понятного ответа.

– Вас что-то беспокоило, потому голова и болела. Вы сомневались в том, правильное ли приняли решение. От алкоголя точно начнете снова нервничать. Придут плохие… мысли. И тогда то, что я сделал, будет бесполезно.

– А ты что, правда демонов изгнал? – Ну вот опять… Он усмехнулся. – Ладно, не хочешь, не говори. Давай я в ответ помогу. Могу денег дать.

– Не надо. – Я хотел сказать «ничего», но остановился. Вдалеке слышался призрачный шепот. Ему лучше не слышать некоторых слов. Собеседник нахмурился, хотел что-то сказать, но у него зазвонил телефон. Мужчина бросил: «Поговорим позже, Кот» – и положил трубку.

– Послушайте, – снова пришлось подбирать слова. – Я не беру за это денег. Но если у вас есть кто– то знакомый… вдруг кому нужен курьер или флаеры раздавать. Я рад поработать.

Петр Алексеевич моргнул.

– О, так это запросто.

Так я оказался уборщиком в White fox – барбер– шопе, которым владел Петр Алексеевич Лис.

Я приходил вечером, к закрытию. Учебе не мешало. Петр Алексеевич же был в восторге – нанимать для модного барбершопа какую-то дамочку средних лет казалось несолидным. А вот высокий современный парень – это да.

Бонус – меня там подстригли. Чтоб имиджу заведения соответствовал. И даже предлагали подстричь Славку, но тот уперся как баран.

* * *

Иногда в барбершоп приходили знакомые Петра Алексеевича, которых, как он думал, я мог исцелить. Я пытался объяснить, что дар так не работает. Хотя одной женщине я помог. А остальные трое, к сожалению, были просто больны физически.

Вот так в один из вечеров передо мной оказался товарищ комплекции древних викингов, только без топора. Клиентов уже не было, из мастеров оставался еще Вадим, который болтал с администратором Сережей. Так что мужик точно не стричься пришел – голова у него была выбрита гладко, как коленка, а с бородой он явно не заморачивался. Хотя ему, с тяжелым подбородком и бритой головой, прямо просилась, например, бальбо, а в идеале полная русская борода. И топор. И доспехи. И к Рюрику на корабль.

Он долго смотрел, как я орудую пылесосом, а потом спросил:

– Парень, это ты у Лиса… – он подсмотрел в телефоне слово, – экзорцист?

– Ну я. – Отпираться смысла не было.

– Поехали. И это, ты извини, если что.

Он под руку вывел меня на улицу и усадил в темную машину. Телефон остался в барбершопе, вай– фай-наушники пикнули и перестали меня отвлекать. На мгновение повисла тишина, а потом начал нарастать гул. Будто в машине было куда больше, чем трое человек. Ехали мы какими-то дворами, потом завернули на подземную стоянку. Стоило выйти из машины, как викинг отпустил водителя и велел мне идти за собой.

– По ходу объясню, парень. Здесь живет мой отец, чтоб ты понимал. Кому-то скажешь об этом месте – убью.

Он говорил буднично, не угрожая, и поэтому легко верилось, что да, убьет.

Я кивнул, и мой провожатый продолжил рассказ. У его отца, весьма важного человека «в определенных кругах», обнаружили рак печени. Потом мужчине стали сниться кошмары и он начал бояться зеркал. Его сын поспрашивал у особо доверенных знакомых, и Петр Алексеевич посоветовал меня. У меня был только один вопрос: как Петр Алексеевич оказался у человека из «определенных кругов» в «особо доверенных»? Они как будто из девяностых вылезли. Там как раз, по рассказам папы, такие древние викинги и жили.

Лифт поднялся, и мы прошли в квартиру. Еще не открывая дверь, я почувствовал зловоние. Ужасный дух демонов подземелья, вышедших на свет. Его не мог перебить ни аромат хризантем в прихожей, ни горящая восковая свеча, ни запах виски из бутылки, которую хозяин дома держал в руках.

– Ну чего тебе, Васька? И кто это с тобой?

– Отец, ты это… Только не злись.

Мужчина не выглядел злым, только пьяным и очень усталым.

– Вы что? Вы же сказали, что он болен? – возмущенно глянул я на викинга-сына.

– Так отец спокойно себя ведет. – Викинг отвел взгляд. – Мебель не ломает, шлюх не вызывает.

Хотелось сделать пресловутый фейспалм, но нельзя закрывать лицо руками в присутствии демона. Только прямой, сильный взгляд. А я чувствовал, как тьма разворачивается, прекращает поедать нечестивую душу криминального босса и смотрит в мою сторону.

Тьма смотрит в меня. А я смотрю во тьму.

– Уходи.

– Ок, как скажешь, парень. Если что, зови.

И викинг уходит, закрывая за собой входную дверь. Это было адресовано не ему, но кого это волнует? Мы остаемся почти одни: я и отец викинга.

– Демон. – Я складываю пальцы для крестного знамения. – Отпусти человека.

Он сопротивляется. Нечасто встретишь таких сильных сущностей.

«Слейся, человечек, – смеется мужик чужим голосом, – ростом не вышел мне ультиматумы ставить. У меня еще дела есть. Ты меня в прошлый раз не остановил, и в этот не остановишь».

Мне становится страшно – я ни разу не видел, чтобы темная сила вот так владела чужим телом.

Смазанные линии скрутились в тени, тени сложились в крылья. Крылья потянулись к его руке, и он перехватил бутылку за горло, чтобы удобнее было ударить.

Ну и достал же ты, человечек.

Я встречаю тьму крестным знамением и словами:

– Уходи в ад, демон. И никогда не возвращайся!

Мужчина начинает кричать. Ему больно. Ну еще бы, такая тьма не уйдет легко. Но через минуту он спокойно дышит.

«Мы ведь здесь не просто так были… она все равно вернется…» – раздается за спиной.

– Прочь! – Я вкладываю больше силы в голос. Больше, чем могу, и пространство медленно заполняет тишина.

Почти падаю на тумбочку в прихожей. Вот и все. Просто сказать пару слов. Поэтому я предпочитаю делать это в одиночестве – кто же поверит, что демоны уходят, если я их пошлю. Но уходят, правда.

– Не все… – потусторонний шепот за спиной, – не все…

Не все. Мои личные демоны остаются со мной навсегда. Вряд ли они меня покинут. Вряд ли я когда-нибудь их сам отпущу.

Так ведь и не смог исповедоваться в том, что сам сломал телефон тогда, перед похоронами.

Я дотянулся и постучал по двери изнутри: пусть викинг заходит и увозит меня обратно.

* * *

И вот сегодня, когда я собирался свалить пораньше, громко хлопнула дверь. Знакомый суровый голос спросил администратора Сережу:

– Где экзорцист?

Прозвучало жутко. Не знаю, хотел Серега ответить или нет, но мужчина увидел меня и, не замечая никого, рванул ко мне и схватил за плечо:

– А ну, поехали, парень. Ты должен мне кое-что объяснить.

– Что случилось? – Пока он тащил меня к проходу, я успел сказать Сереге, чтоб тот полицию не вызывал. Видел я его глаза и видел, как он набирал номер на телефоне. Но, несмотря на злость и силу бандита, страха у меня не было.

Он запихнул меня на заднее сидение уже знакомой черной машины, сел рядом.