Текст книги "Афганистан. Подлинная история страны-легенды"

Огонь поглотил большую часть города. Погибших и оставшихся без крова никто не считал. Афганскую столицу охватил хаос – «томми» бесновались на фоне зарева пожара, и к вакханалии присоединились местные жители. Спустя 10 лет историк Джон Кей написал о британских солдатах, участвовавших в разграблении Кабула, следующее: «Когда мы принимаем во внимание все искушения и провокации, которым они подвергались; когда мы помним, что тысячи их товарищей и братьев были жестоко убиты в горных ущельях Афганистана; когда мы знаем, что они видели повсюду знаки нашего унижения, предательства и жестокости врага, который восстал против нашего народа; и когда нам известно, что все это больно ужалило их, несмотря на всю их выносливость, – мы можем только удивляться тому, что, когда провинившийся город лежал у их ног, они еще сдерживали свои страсти, а не отдались им полностью».

Афганцы до сих пор помнят о пожаре 1842 г. Так, в ноябре 2001 г. офицер британской механизированной бригады сообщил, что его подразделение заняло одну из деревень под Кабулом и вступило в диалог с местными старейшинами: «Нашей задачей было убедить старейшин, что у нас дружественные намерения. Мы не хотели, чтобы нас принимали за русских. Мы британцы – сказали мы. Переводчик даже не окончил переводить, когда над нашими головами засвистели пули. Старший афганец, стреляя из-за забора, кричал: “Проклятые англичане! Вы сожгли наш базар!” Немного погодя мы, однако, встретились. Тогда я спросил старейшин, знают ли они точно, кто сжег их базар, и заверил, что он будет наказан. Вспыхнула оживленная дискуссия. Через некоторое время смущенный сардар ответил: “Это было очень давно, а те, кто это сделал, носили красные мундиры”».

11 октября 1842 г. «Юнион Джек» над фортом Бала-Хиссар был спущен, и остатки британцев ушли из Афганистана, прихватив с собой родственников Шуджа-шаха. Генералов Поллока и Нотта встретили в Индии как героев – в их честь давали обеды и организовывали всяческие торжества. Новоиспеченный генерал-губернатор, лорд Элленборо издал второй манифест Симлы, объясняющий, что случилось. Согласно этому документу, Британская Индия направила армию в Афганистан, дабы свергнуть враждебного эмира и привести к власти дружественного монарха, популярного у народа. Манифест не называл имен – но дела обстояли с точностью до наоборот. Дост Мухаммед не был врагом Туманного Альбиона, а Шуджа-шах не снискал любви подданных и под конец стал для англичан недругом. Соответственно, Лондон обязался восстановить Дост Мухаммеда на троне. В заключении манифеста говорилось, что навязывание того или иного правителя афганскому народу абсолютно несовместимо с принципами британской политики – и что генерал-губернатор Индии охотно признает любое правительство, одобренное самими афганцами.

Дост Мухаммед триумфально въехал в Кабул. Он перехитрил фарангов и переждал смуту в безопасности – да еще и на вражеском обеспечении. Гордые и непобедимые подданные эмира разгромили проклятых колонизаторов – и теперь приветствовали своего законного государя. По крайней мере, так гласят афганские легенды и учебники истории. Однако они умалчивают о важном эпизоде: перед возвращением в Афганистан Дост Мухаммед встретился с Элленборо и заключил с британцами ту же самую сделку, что и Шуджа-шах. Эмир пообещал никогда не принимать представителей России и Персии, а также не иметь дел ни с одним иностранным государством, кроме Великобритании. Любая внешняя жалоба или просьба, адресованная монарху, сразу же направлялась в Калькутту. Кроме того, Дост Мухаммед отказался от претензий на три из пяти основных городов Афганистана. Он мог управлять только землями к северу от Кабула до Амударьи, включая Мазари-Шариф, и к югу – до Джелалабада. Пешавар оставался в руках сикхов, а Кандагар и Герат по-прежнему представляли собой автономные владения родственников и соперников эмира из клана Мухаммадзай.

Стиснув зубы, Дост Мухаммед принял эти условия – ведь при их соблюдении англичане давали эмиру ежегодную субсидию и неограниченную власть над обозначенными территориями. Нельзя сказать, что Туманный Альбион проиграл войну. Британцы получили то, чего хотели: афганский буфер для блокировки российской экспансии. Помимо того, они оставили Афганистан разделенным на три части, которые в перспективе должны были по традиции сражаться друг с другом, а не объединиться для завоевания Индии. К тому же сикхи удерживали Пешавар – город к востоку от Хайберского перевала, который представляет собой отличную базу для вторжения в Индию. Афганская авантюра обошлась льву в более чем 18 тыс. убитых, раненых и пропавших без вести; она стоила 25 млн фунтов стерлингов и подорвала престиж королевской армии – но в итоге британцы усилили свои позиции в Центральной Азии. Так завершилась Первая англо-афганская война.

В то время, когда британцы уже покинули Афганистан, а Дост Мухаммед еще не успел вернуться, Кабулом управляла коалиция племенных вождей во главе с героем войны Акбар-ханом. Сардары уговаривали его занять престол, но «вазир» отказался. Он был послушным сыном, а не узурпатором, и трон по праву принадлежал его отцу – Дост Мухаммеду. По мнению афганского историка Мира Гуляма Мухаммеда Губара (1895–1978), именно в тот момент его страна упустила шанс на лучшее будущее. Англичане пребывали в смятении, суровый Ранджит Сингх умер, а пуштуны сикхского государства тяготели к союзу с афганскими сородичами, дабы при необходимости вместе отбиваться от западных колонизаторов. При таких условиях истинный афганский националист построил бы могущественную державу, аннексировал Пешавар, Синд и Кашмир – и сейчас львиная доля Пакистана была бы включена в состав Афганистана. Племенные вожди призывали к этому Акбар-хана – но тот повиновался отцу.

Едва взойдя на трон, Дост Мухаммед ликвидировал всех лидеров антибританского восстания. Амин Логар – яростный противник англичан, который предложил Акбару корону, – был заточен в подземную темницу Бала-Хиссар и провел последние 15 лет жизни в маленькой зловонной камере. Военачальника Мухаммед-шаха Гильзая вместе с семьей вышвырнули из роскошного кабульского особняка, сопроводили в горы и под страхом смерти запретили появляться в столице. Полководца Султана Ахмада сослали в Персию. Иными словами, все, кто прославился в годы Первой англо-афганской войны, лишились имущества, власти, свободы или головы. Эмир отказался от Кандагара, Герата и Пешавара – но на подконтрольной ему территории он не терпел конкурентов.

Тем не менее Дост Мухаммед все еще являлся племенным вождем, а не государственным лидером в нынешнем смысле слова. У него не было ни парламента, ни правительства, ни профессиональных чиновников. Повседневными делами занимался единственный помощник эмира, который представлял собой аналог лорд-камергера, но обладал более широкими полномочиями – и в итоге был чем-то средним между камердинером и премьер-министром. Впрочем, Дост Мухаммед не нуждался в бюрократии, ибо почти не влиял на жизнь подданных. Афганские власти попросту не имели обязанностей, которые сейчас характерны для правительства. Например, в стране отсутствовала полиция; деревни и племена сами обеспечивали собственную безопасность. Образованием ведали муллы – и сановники не имели никакого отношения к их подготовке и назначению. Муллы «вырастали» из народа. Мальчик, желающий стать муллой, приходил к мулле, учился у него читать, узнавал об исламе и помогал своему наставнику в мечети. Поначалу он выполнял грязную работу – подметал пол, наполнял цистерны с водой и т. д.; но со временем получал более серьезные поручения. Наконец наступал день, когда кому-то требовался мулла – и тот отправлял вместо себя ученика. С тех пор люди считали юношу муллой – хотя тот не имел ни формального образования, ни документа, подтверждающего его статус.

Централизованной судебной системы тоже не существовало. Большинство локальных конфликтов разбирали джирги. В случае серьезного спора стороны привлекали муллу и платили ему немного денег, чтобы он их выслушал и рассудил. На следующем уровне действовали казии, муфтии и имамы, которые выносили решения на основе шариата. Эти арбитры не нуждались в государственной ратификации. Будучи выходцами из народа, они возникали при помощи автономной социальной силы – клерикального истеблишмента.

В то же время правящая элита исполняла ряд правительственных обязанностей. Вельможи следили за соблюдением правил торговли на базарах. Эмир защищал свои владения от вторжений извне – например, от банд из диких степей Центральной Азии или от персидских захватчиков. Помимо того, он карал разбойников и подавлял восстания, которые могли в любой момент вылиться в гражданскую войну. Повелитель собирал налоги, которые тратил на содержание армии и ведение королевского образа жизни (жалованье придворных, покупку предметов роскоши и т. д.). Его деятельность подразумевала крупные строительные проекты – ремонт дорог, мостов и важных святынь, а также возведение новых мечетей для приумножения монаршей славы. Подобные общественные работы гарантировали какую-то занятость населения, но подавляющее большинство афганцев в них не участвовало.

Впрочем, Дост Мухаммед нуждался в лояльных губернаторах провинций, дабы никто не взбунтовался против него. До прихода британцев он назначил губернаторами братьев – но очутился на одном уровне с ними, в статусе «первого среди равных». После возвращения из ссылки эмир рассчитывал на сыновей. У пуштунов есть пословица: «В племени тебе лучше всего иметь большой клан, в клане – лучше всего иметь много братьев, а среди братьев – лучше всего иметь много сыновей». У Дост Мухаммеда их было 29; всего же 14 жен подарили ему, по разным данным, от 52 до 56 детей. Через 100 лет после смерти эмира свыше семи тысяч человек вели от него свою родословную.

Дост Мухаммед сделал первого сына губернатором Бадахшана, второго – губернатором Балха, третьего – губернатором Хазараджата и т. д. Каждый сын отвечал за защиту определенной части отцовской территории. Он должен был формировать вооруженные отряды и имел право взимать налоги с населения соответствующей провинции, а также распределять деньги среди воинов. Это превращало наместников в полуавтономных феодалов – но Дост Мухаммед знал, как обуздать своих отпрысков. Эмиру пришлось торговаться с англичанами, исполнять осторожный дипломатический «танец» с русскими, смириться с утратой многих земель по воле внешних игроков – но над детьми он демонстрировал абсолютную власть. Афганистан был не столько государством, сколько семейным предприятием.

Однако самый выдающийся сын эмира, лихой Акбар-хан, не получил провинцию. Отец провозгласил его наследником и держал подле себя в Кабуле. Акбар-хан постигал тонкости большой политики и всегда мог возглавить очередную военную кампанию. «Вазир» мечтал покорить Пешавар, а оттуда – и весь Синд, не говоря уже о Кашмире; иными словами, он жаждал восстановить империю Ахмад-шаха Дуррани. Но Дост Мухаммед не желал нарушать соглашение, заключенное с британцами, поэтому не одобрял сыновних намерений. В какой-то момент в городке к югу от Кабула разгорелся мятеж, и монарх делегировал туда Акбара. Когда юноша приблизился к воротам, бунтовщики вышли поприветствовать его. «Мы не восстаем ни против тебя, ни против твоего отца, – сказали они. – Мы просто хотим вернуть Пешавар. Веди нас в бой, вазир Акбар-хан!»

Акбар написал в Кабул, умоляя отца пересмотреть свое решение, – но Дост Мухаммед был непреклонен. Он запретил сыну атаковать Пешавар и приказал ему вернуться в столицу. «Вазир» повиновался, получил новое задание и уехал в Балх для его исполнения, но по дороге заразился малярией. Эмир прислал прекрасного врача – специалиста по греческой медицине, и тот попытался излечить больного с помощью отвара из ядовитых растений. То, что случилось дальше, окутано тайной – то ли снадобье не подействовало, то ли врач отравил чересчур активного молодого человека. Как бы то ни было, «вазир» отправился к праотцам, и медик лишь развел руками: в конце концов, на все воля Аллаха. Акбар-хана похоронили в Мазари-Шарифе, и Дост Мухаммед вздохнул спокойно.

Смерть Акбар-хана не навредила администрации эмира. У него оставалось еще много сыновей для управления провинциями и еще несколько отпрысков «в запасе». Термин «провинция» не следует понимать буквально. Даже внешние границы Афганистана не были определены однозначно, а уж внутренние – тем более. Территория страны делилась на историко-географические районы и области. Нагорья Центрального Афганистана назывались Хазараджатом – «землей хазарейцев», где проживали представители этого народа. На севере располагался Балх – раньше здесь был древний город, разрушенный монголами в XIII в. Имелись и другие регионы – Бадахшан, Маймана, Логар, Нангархар и пр.

В 1855 г. соседними автономными регионами Кандагаром и Гильмендом одновременнно управляли 14 феодалов – причем все они доводились друг другу братьями, кузенами и дядями. Соответственно, у всех были семьи в городе Кандагар. Всякий раз, когда между родственниками начинались земельные споры, в городе гремели бои. В итоге феодалы созвали джиргу и поняли, что не могут договориться между собой – а значит, им нужен сильный повелитель. Гонец привез в Кабул письмо с заманчивым предложением: эмир Дост Мухаммед может воцариться в Кандагаре, если сохранит право собственности местных сардаров и установит мир. Ранее монарх обещал англичанам не нападать на Кандагар – но ведь теперь его туда приглашали. Дост Мухаммед принял приглашение – и вернул себе один из трех крупных городов, не нарушив договор с британцами.

Весной 1857 г. в Индии грянуло восстание сипаев, известное как Первая война Индии за независимость. Страна пылала, эпицентром мятежа являлась территория между Пенджабом и Бенгалией. Англичане впервые столкнулись с реальной перспективой лишиться драгоценных индийских колоний. Советники Дост Мухаммеда твердили, что пора захватить вожделенный Пешавар – ведь их давние враги, сикхи, были слабы, а британцы – обескуражены бунтом. Но эмир понимал, что не время брать Пешавар – иначе это обернулось бы напрасными жертвами и пустой тратой денег. Англичане не могли сражаться с афганцами к западу от Хайбера, но на равнинах к востоку они имели все преимущества. Если бы Дост Мухаммед взял Пешавар, то британцы отбили бы город, как только подавили бы восстание, – а сомнений в том, что они его подавят, у эмира не возникало.

«Тактика ненападения» стала дипломатическим козырем афганского монарха. Воспользовавшись индийской смутой, Дост Мухаммед тайно пересмотрел сделку с фарангами. Он обещал не атаковать Пешавар, если англичане позволят ему когда-нибудь завоевать Герат, – и те скрепя сердце приняли условие эмира. Дост Мухаммед принялся ждать подходящего момента.

В 1861 г. Султан Ахмад – афганский сардар, сосланный в Иран 15 лет назад, – внезапно взял Герат штурмом и провозгласил себя правителем всех афганцев. Он был уверен в успехе – ведь его поддерживали и Тегеран, и Петербург. Бунтовщик знал, что под давлением британцев Дост Мухаммед отказался от Герата, – но не знал, что правила игры изменились. Эмир привел армию к стенам города – и англичане, вопреки ожиданиям Султана Ахмада, не возражали. Более того – фаранги категорически запретили персидскому шаху вмешиваться во внутренние дела Афганистана, а русский царь Александр II не торопился снабжать мятежника оружием и деньгами. Султан Ахмад попал в ловушку.

Осада Герата началась в 1862 г. Ее участники приходились друг другу родственниками – например, Султан Ахмад являлся зятем Дост Мухаммеда. В разгар конфликта женщина, бывшая супругой одного из врагов и дочерью другого, скончалась – и стороны на время прекратили боевые действия. Процессия эмира въехала в город. Оба скорбящих мужчины присутствовали на похоронах и оплакивали утрату – каждый по-своему. По завершении траурных мероприятий Дост Мухаммед отбыл, и осада продолжалась до апреля 1863 г. – пока безутешный вдовец не угас от горя.

Дост Мухаммед торжественно вступил в покоренный Герат. Оглядываясь на свою трудную и героическую жизнь, монарх гордился собой. Будучи младшим из 20 сыновей главы клана Баракзай, он с рождения не имел шансов возвыситься, но одолел всех недругов в затяжной гражданской войне. Потом эмир вынужденно отдал страну британцам, но перехитрил их и вернулся из изгнания – что для афганской политики было равносильно воскрешению из мертвых, – а затем выстроил государство с непрерывными границами. Заняв Герат, лукавый старик победил окончательно – он подчинил себе территорию нынешнего Афганистана и стал повелителем всех, кто здесь проживал, – от убогих крестьян до богатых феодалов. Теперь Дост Мухаммед мог умереть счастливым человеком – и даже неудача с Пешаваром не умаляла его величия. Иными словами, историческая миссия Дост Мухаммеда была выполнена. Сразу после гератского триумфа он заболел, и через полтора месяца тело 69-летнего эмира опустили в могилу.

Глава 6
Чемодан без ручки

Племя воюет с племенем. Жители одной долины бьются с теми, кто живет по соседству. К неурядицам среди общин прибавляются стычки отдельных лиц. Хан нападает на хана, и каждому пособляет собственная челядь. Всякий соплеменник считается кровником своего соседа. Один ополчается на другого, но все – против чужеземца.

Уинстон Черчилль

В отличие от большинства афганских правителей, Дост Мухаммед оставил после себя преемника. Задолго до кончины он объявил наследником своего третьего сына – Шир-Али. Юноша участвовал в осаде Герата и находился у смертного одра отца. Войска приветствовали Шир-Али как нового господина – и спустя шесть лет борьбы с братьями он все же утвердился на троне, хотя во время междоусобиц ненадолго лишился власти (1866–1868). Воцарившись в Кабуле, Шир-Али возобновил дело Дост Мухаммеда, приступив к созданию афганской нации – суверенной и подконтрольной централизованному правительству.

У Шир-Али работал некто Джамаль ад-Дин аль-Афгани (1838–1897). Сложно сказать, кем он был. Педагогом? Оратором? Политическим мыслителем? Реформатором? Революционером? Аль-Афгани преподавал, произносил речи, разрабатывал политические теории и вдохновлял революционные движения в мусульманском мире; но не писал книг, не создал философскую систему, не основал научную школу или политическую партию. Его цели и приоритеты постоянно менялись. В феодальном Афганистане он ратовал за жесткую вертикаль власти; в Османской империи и Персии, имевших такую вертикаль, – призывал народ свергать тиранов. В Египте и Индии, которые находились под британским контролем, аль-Афгани пропагандировал национализм, а в Северной Африке, разделенной колонизаторами на административные единицы по национальному признаку, – проповедовал исламское единство, заменяющее национализм.

Ключевые идеи аль-Афгани выкристаллизовались в ходе его бурной деятельности. Он критиковал деспотизм, ратовал за конституционный строй, требовал от мусульман объединиться в борьбе против западных государств и создать исламскую конфедерацию во главе с халифом. Теория аль-Афгани считается предтечей исламского социализма[80]80
  Исламский социализм – политико-правовая теория, согласно которой ислам совместим с принципами социальной справедливости, свободы и равенства.


[Закрыть]. Она была крайне противоречивой, состояла из взаимоисключающих постулатов и вызывала лютую ненависть авторитетных традиционалистов и улемов[81]81
  Улем (араб.  – знающий, ученый) – авторитетный мусульманский богослов.


[Закрыть] (например Мустафы Сабри).

Аль-Афгани был настолько загадочной фигурой, что даже его происхождение окутано тайной. По собственному признанию, он появился на свет в афганском Асадабаде. Другая версия гласит, что аль-Афгани родился в одноименном городе в Иране и принадлежал к шиитской семье. В любом случае мыслитель начал свою карьеру в Кабуле, при дворе Дост Мухаммеда – в качестве учителя детей эмира, среди которых был Шир-Али. Когда воспитанник взошел на престол (1863), аль-Афгани вручил ему подробный план модернизации Афганистана и превращения его в мировую державу. Затем, без объяснения причин, аль-Афгани попрощался с Шир-Али и уехал из страны. До конца жизни он странствовал по исламскому миру, будоража чернь и раздражая власть имущих. Спустя 34 года скитаний аль-Афгани умер в Стамбуле. В 1944 г. его останки привезли в Кабул и с помпой предали земле.

Уроки аль-Афгани не прошли для Шир-Али напрасно. Он попытался реализовать планы своего наставника в 1865 г., когда созвал постоянную джиргу – аналог парламента, хоть и с ограниченными функциями. Джирга не занималась законотворчеством – она лишь формулировала рекомендации для эмира, а также – впервые в истории – представляла афганский народ (в количестве двух тысяч делегатов от всех провинций). На первом же заседании Шир-Али спросил, что делать с братом Мухаммедом Афзаль-ханом, который поднимал восстание на севере страны. «Раздави его!» – закричали делегаты, и с их согласия монарх сокрушил армию конкурента. Афзаль-хан собрал новое войско и все равно объявил себя эмиром, но править долго ему не довелось. После смерти мятежника от холеры в 1867 г. ему наследовал другой брат – Мухаммед Азам-хан, который уже в следующем году был разбит и опозорен. Таким образом, Шир-Али систематически следовал указаниям аль-Афгани с 1868 г., победив всех, кто оспаривал у него корону.

В результате реформ Шир-Али возник так называемый «второй Афганистан» – узкая прослойка обеспеченных и просвещенных людей, которые с энтузиазмом воспринимали западные ценности. «Второй Афганистан» формировался как отдельный организм внутри «первого», «настоящего» Афганистана – безграмотного, аграрного и консервативного. Особняки вестернизированной элиты вырастали в престижных кварталах, посреди всеобщей нищеты, грязи и бесправия. Они напоминали прекрасные розы, цветущие на мусорной свалке, или гнойные нарывы, напитанные кровью простых тружеников, – в зависимости от того, с какой стороны на них смотреть.

В то же время реформы Шир-Али отчасти изменили жизнь рядовых подданных. Эмир учредил почтовую службу с главным офисом в Кабуле и филиалами в крупных периферийных городах. Отныне любой афганец мог отправить письмо другому афганцу – если оба жили недалеко от большого города и при условии, что один умел писать, а второй – читать. Письма шли к адресатам месяцами, но почтовое сообщение стало первым шагом к объединению разрозненных социальных групп и отдаленных провинций в настоящее государство.

Затем Шир-Али внес важные изменения в законодательство. Афганцам было разрешено инвестировать деньги в коммерческие и протоиндустриальные предприятия – что позволило предприимчивым людям разбогатеть благодаря деловой хватке, а не землевладению. В фундаменте феодализма наметились тонкие трещины. Помимо того, Шир-Али заложил основу рудиментарной денежной системы – в частности, реформировал земельный налог. Если раньше сборы выплачивались натурой (продуктами питания, сельхозпродукцией и ремесленными изделиями), то теперь их требовалось платить исключительно наличными.

По традиции, афганские эмиры правили, опираясь на родственников. Шир-Али официально обзавелся кабинетом, куда вошли великий визирь (премьер-министр), казначей, глава канцелярии, военный министр, а также министры иностранных и внутренних дел. Состав правительства был определен и утвержден в гареме, процессом руководила жена Шир-Али. Кроме того, эмир создал специальную комиссию из дюжины образованных людей. Им поручили исследовать проблемы страны и разработать советы для властей. Так в афганском обществе зародился класс технократов.

Шир-Али старался вести себя как современный правитель. Он стал первым афганским монархом, который охотно пользовался новомодным западным изобретением – фотоаппаратом. На снимках запечатлен меланхоличный мужчина с густой бородой, изогнутым носом и задумчивыми глазами. Обычно он принимал позы, характерные для клиентов европейских фотоателье. За 11 лет относительно мирного правления (1868–1879) эмир импортировал в Афганистан различные инструменты и устройства – например литографический пресс. Его установили во дворце Бала-Хиссар и печатали первую афганскую газету – 16-страничную «Shams al-Nahar» («Утреннее солнце»), а также брошюры, посвященные темам, которыми интересовался Шир-Али, – особенно по военным вопросам. Многие из них эмир распространял среди офицеров в качестве инструкций.

Не останавливаясь на достигнутом, Шир-Али создал регулярную и профессиональную 50-тысячную армию. Правитель был уверен, что его солдаты должны выглядеть точно так же, как и те, которых он видел на западных фотографиях. Эмир презирал шумных и неорганизованных призывников в шароварах и тюрбанах. Он лично спроектировал униформу, дабы афганская армия походила на армии европейских народов. Однако племенные ополченцы вовсе не исчезли – ведь это были простые крестьяне, которые при надобности брали в руки оружие. Следовательно, теперь в Афганистане имелось два разных воинства – правительственное и народное (вернее, простонародное). Многие афганцы перебрались в Индию и нанялись на службу к англичанам. Шир-Али заманил их обратно, чтобы они научили соотечественников маршировать, разворачиваться по команде и выполнять иные парадные маневры.

Афганцы служили британцам не только в Индии, но и в Австралии. Первые выходцы из Афганистана прибыли в Мельбурн в июне 1860 г. для участия в экспедиции Роберта О’Хара Берка и Уильяма Джона Уиллса. Целью экспедиции являлось исследование малоизученного Австралийского материка и его пересечение с юга на север (из Мельбурна до залива Карпентария). Для нужд отряда в Австралию из Афганистана специально привезли 27 верблюдов. «Корабли пустыни» были основным средством передвижения в глубине Австралии вплоть до распространения автомобилей – ибо невыносимая жара губила лошадей и других вьючных животных. В память об афганских погонщиках верблюдов – которые сыграли огромную роль в освоении «Зеленого континента» – назван легендарный поезд «Ган» («The Ghan»), курсирующий между городами Аделаида и Дарвин.

Нужды армии покрывали британская субсидия и материальная помощь из Стамбула. Османы держали посольство в Кабуле с 1876 г., надеясь вовлечь эмира в соперничество с Россией, – но безуспешно. Тем не менее деньги поступали в Кабул даже в первой половине XX в. – как в османскую эпоху, так и в период Турецкой Республики.

Афганская армия остро нуждалась в специалистах – и Шир-Али учредил первую в стране современную школу, где помимо ислама обучали английскому языку и военному делу. Также было основано несколько предприятий легкой промышленности – в том числе для снабжения армии. Помимо того, эмир возвел в Кабуле первый оружейный завод, надеясь когда-нибудь вооружить войско без зарубежной помощи. Наконец, Шир-Али затеял строительство военного городка Шерпур к северу от столицы. Над проектом трудились 6000 ремесленников – но за пять лет он так и не был завершен, ибо на закате 1870-х гг. краткий период спокойствия в Афганистане закончился.

К 1878 г. международная обстановка накалилась. Отто фон Бисмарк – «железный канцлер» прусского кайзера Вильгельма I Гогенцоллерна – склеил немецкоязычные фрагменты Центральной Европы в единое национальное государство – Германский рейх[82]82
  Также его называют Вторым рейхом. Первым рейхом именуется Священная Римская империя германской нации (962–1806), Третьим – нацистская Германия (1933–1945).


[Закрыть]. Это изменило баланс сил в длительной конкуренции между Великобританией, Францией и Россией. По мнению Бисмарка, главные проблемы эпохи надлежало решать «кровью и железом» (нем. Blut und Eisen). Его целью была Франция – и при одном взгляде на тогдашнего французского императора Наполеона III (племянника Наполеона I Бонапарта), напыщенного глупца с напомаженными усами, становилось ясно, что он не устоит под напором Бисмарка. «Железный канцлер» спровоцировал Наполеона III на войну, с легкостью разгромил французскую армию и занял Эльзас и Лотарингию, богатые железной рудой – ключевым ресурсом индустриализации[83]83
  Речь идет о Франко-прусской войне (1870–1871).


[Закрыть]. Приобретение этих провинций сделало Германию реальным претендентом на статус мировой державы.

Германия опоздала к разделу мира, и Бисмарк лихорадочно искал территории, которые можно было колонизировать. Поражение Франции, однако, способствовало усилению и расширению Великобритании. В то время она занимала 23 % поверхности суши, а правительство из Лондона управляло примерно ¼ людей на земле. На Британских островах проживало лишь 2 % населения планеты – но Британская империя потребляла в пять раз больше энергии, чем США и Пруссия – и в 155 раз больше, чем Россия. На ее долю приходилось 1/5 мирового товарооборота и 2/5 мирового производства. Могущество Туманного Альбиона затмевало любую державу в истории. Тем не менее возвышение Германии настораживало Лондон и сулило вызов британской гегемонии. Оно также не нравилось России, которая по-прежнему была огромной страной с преимущественно крестьянским населением, не имела прямого доступа к теплым морям и потому отставала в глобальной гонке за колониями.

Двумя десятилетиями ранее Россия проиграла Крымскую войну (1853–1856) – вооруженный конфликт против коалиции в составе Британской, Французской, Османской империй и Сардинского королевства. Парижский мирный договор (1856), помимо всего прочего, запретил черноморским державам иметь на Черном море военные флоты (статья XI), а также строить на побережье арсеналы и крепости (статья XII) – причем действие этих статей распространялось как на Россию, так и на победителя – Высокую Порту. Для Петербурга территориальные потери были минимальны – но договор заблокировал продвижение русских на Балканы, и Александр II повернул на восток. Европейские государства поддерживали османского султана, опасаясь усиления России, – и параллельно отчаянно пытались завладеть территориями, которые одна за другой отделялись от агонизирующей Порты. Намечавшийся распад Османской империи обусловил обострение «восточного вопроса». В Центральной Азии возобновилась «Большая игра». В 1865 г. русские солдаты взяли Ташкент, в 1867 г. – Бухару, в 1868 г. – Самарканд. В 1873 г. под российским протекторатом оказалось Хивинское ханство, а через три года Россия аннексировала Кокандское ханство.

Под впечатлением от среднеазиатских походов русской армии знаменитый художник-баталист Василий Васильевич Верещагин создал «Туркестанскую серию», насчитывающую 13 картин, 81 этюд и 133 рисунка («Апофеоз войны» 1871 г., «Нападают врасплох» 1871 г., «Двери Тимура (Тамерлана)» 1872 г. и др.). Сам Верещагин знал о войне не понаслышке – он служил в Средней Азии в чине прапорщика при генерал-губернаторе Туркестана Константине Петровиче фон Кауфмане и даже участвовал в обороне осажденного Самарканда, где был ранен и впоследствии награжден орденом Святого Георгия 4-й степени.

Теперь власть Александра II простиралась до берегов Амударьи. Российские владения и Британскую Индию разделял только Афганистан.