Электронная библиотека » Мария Мельникова » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Жалейка"


  • Текст добавлен: 8 ноября 2023, 11:10


Автор книги: Мария Мельникова


Жанр: Детская фантастика, Детские книги


Возрастные ограничения: +6

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Ночь на кладбище

Кладбище находилось сразу за деревней. Это был невысокий холм, покрытый со всех сторон, как чешуей, разномастными надгробиями. Кое-где виднелись покосившиеся, почти истлевшие от времени кресты. Здесь столетиями хоронили умерших, каждую пядь земли занимали чьи-нибудь кости и сгнившие остатки гробов.

На вершине холма стояла полуразрушенная заросшая терновником церковь. Дороги к ней уже давно не было, ее захватил чертополох, буйный и густой, как колючая проволока.

Ночью кладбище казалось более живым, чем днем. При солнечном свете оно было спокойным и застывшим, как фотография. Сейчас же, впотьмах, мелькали чьи-то неразличимые тени, тишину разрывали резкие, пронзительные звуки.

Сжавшись, не глядя по сторонам, вздрагивая от ужаса и не до конца веря, что происходящее – правда, а не сон, не пустой бред старухи, Фрося бежала к знакомой могилке.

– Мамочка! Мамочка! Надеюсь, ты меня слышишь, мамочка! Я так хочу услышать твой голос! Хоть на секундочку, хоть на одно мгновение, – сквозь слезы шептала она. – Папа, спаси меня! Папочка, милый, пожалуйста, помоги мне вас найти. Я так истосковалась! Я больше не могу без вас…

Девочка встала на колени рядом с могильным холмиком. В ночной прохладе, словно в благодарность за заботу, сладко благоухали цветы.

Дрожащими руками Фрося вытащила из-за пазухи жалейку. Обмирая от страха и одиночества, она приложила трубочку к губам и выдохнула всю накопившуюся боль и надежду.

Раздался резкий, гнусавый, приторный звук. Он вплелся в звуки ночи и в одно мгновение разлетелся по ощеренному ночному кладбищу, поднимая в черное небо сонных ворон.

Сознание девочки помутилось от ужаса, перед глазами поплыли красные пятна.

– Мамочка! Папочка! – в голос зарыдала девочка, припав к могиле родителей, уткнувшись в заросли цветов, как в материнское платье.

И тут холодная костлявая рука вцепилась ей в плечо.

– Это она… Жалейка… Я так ждала тебя!!! – не то прорыдал, не то прорычал чей-то хриплый голос за спиной у Фроси. – Отдай мне жалейку! Отдай! Она должна была прийти ко мне! Ко мне! Слышишь?! Отдай!

Рука трясла Ефросинью, сжимала до боли ее плечо. Кто-то скрипел, а не дышал ей в затылок. Требовал отдать ее последнюю надежду. А Фросе было страшно шелохнуться, страшно обернуться и посмотреть на существо, которое стояло рядом с ней.

– Умоляю! Идем со мной! Умоляю, помоги мне! Потуши огонь в моем сердце! Он полыхает! Он страшно жжет меня… – Рука ослабела и отпустила девочку. – Умоляю, помоги!.. Она пришла к тебе…

Спрятав жалейку на груди, превозмогая ужас, леденея от предчувствий, Фрося обернулась. Рядом с ней на коленях стояла женщина, похожая на скелет, обтянутый сизой кожей. Одежда истлела и висела лоскутами, длинные волосы, когда-то убранные в косу, сбились в колтуны, сцепленные чертополохом и репейником. Глаза ввалились, и из черной глубины выступали и лились по проторенным бороздкам слезы.

– Подари мне, убийце, всего один вздох! Мне больше ничего не нужно! Только один вздох, чтобы я услышала их голоса… Одно мгновение… один вздох…

Женщина поднялась. Даже в темноте было видно, как жутко сверкают ее глаза.

– Не бойся меня, Ефросинья. Ты любишь маму и папу, а значит, можешь меня понять. Пойдем со мной…

– Кто вы? – с трудом вымолвила девочка, давясь страхом и невыплаканными слезами.

– Никто… – горько ответила женщина и понуро побрела между надгробий. – Теперь никто.

«Это не мама… Откуда она появилась? Что ей нужно?!»

Слезы заливали лицо, Фрося кусала губы, чтобы не оборонить на ночное кладбище даже тихий звук.

Запинаясь о могилы, о выбравшиеся из-под земли узловатые, кривые корни, девочка обреченно следовала за женщиной. Она понимала, что та не оставит ее в покое. «Нужен только один мой вздох… А потом я буду свободна. Она меня отпустит…» – пыталась успокоить себя Фрося.

Скелет женщины рухнул как подкошенный на одну из могил. Девочке даже на мгновение показалось, что прямо сейчас на ее глазах он превратится в прах.

– Родные мои, простите меня! Простите! Я так виновата перед вами! Я так люблю вас, так тоскую! Моя жизнь тоже закончилась, когда я оставила вас, всех трех моих деточек, здесь, в этой страшной могиле… Если бы я только могла вас вернуть! Отзовитесь, родненькие… Отзовитесь, мои бесценные… Простите свою мать, которая ушла в тот вечер, оставив вас без помощи, без защиты. Не спасла, не вытащила… Не сберегла… – Женщина то с нежностью гладила холм, то била себя в грудь.

Фрося с содроганием наблюдала за бурей материнского горя. В этот момент девочка могла убежать, но стояла как прикованная. В ее собственном сердце тоже было слишком много любви и тоски. Невысказанной, невыплаканной, беспомощной…

Жалейка нагрелась и обжигала грудь, будто тоже сочувствовала горю матери, потерявшей детей. Будто жалела ее и стремилась скорее помочь.

Фрося достала дудочку и прошептала:

– Я готова…

Потом приложила ее к губам и выдохнула воздух.

Из-под земли послышался детский плач и крик:

– Уходи!

– Ловушка!

– Из нее сам не выберешься!

– Простите меня, дуру! А-а-а-а! Вы не смогли сами выбраться! А я не помогла! Не сберегла! Не спасла вас! Простите, любимые мои! Простите!!! Душа моя рвется от боли!

– Не так…

– Мы стали сви…

Голоса стихли. Остались только рыдания матери, страшные, как рык смертельно раненого животного.

Фрося задыхалась от ужаса. Он сжимал голову, сдавливал грудь, вытягивал силы. Девочка упала на землю рядом с обезумевшей женщиной, не чувствуя тела.

Потом она увидела, как сквозь могильную землю просачиваются призраки. Хотелось кричать, забиться куда-то, спрятаться, но Ефросинья продолжала безвольно, как кукла, лежать на земле. Она не могла пошевелиться.

Как ночная дымка, подсвеченная луной, из-под земли стали появляться сначала руки, потом головы. Над могилой поднялись трое детей. Старший казался ровесником Фроси. Он прижимал к груди малыша. Рядом стояла маленькая девочка, которая как будто пряталась от матери за спиной брата. Призрачные силуэты их были изорваны, огромные дыры и пустые глазницы наполняла тревожная промозглая темнота.

– Любимые мои! Деточки! – охнула женщина и бросилась вперед, желая обнять детей за ноги, целовать их и вымаливать прощения. Но руки лишь проходили сквозь них и вцеплялись в холодную, сырую землю. – Деточки! – завыла она и стала царапать руками могилу и корчиться от боли. – Простите! Простите! Простите меня!

– Уходи! – холодно проговорил старший сын и свободной рукой приобнял сестру. – Ты нас бросила. Ты закрыла дверь на ключ и ушла. И мы горели в огненной ловушке и не могли выбраться. Зачем ты теперь нас беспокоишь?! Опомнилась? Поздно! Иди, куда хочешь, теперь ты свободна. Иди туда, куда ушла в тот вечер. Мы больше тебе не помешаем…

– Теперь ты гори! – сказала девочка и уткнулась лицом в руку брата.

– Уходи! – повторил мальчик.

– Деточки, простите! Я так люблю вас! Я тоже уже давно не живу! Я с вами! Здесь, рядышком… Деточки! Деточки мои!

– Среди нас тебя нет. А от жизни ты отказалась сама, у тебя ее никто не забирал. А мы сгорели, потому что ты нас бросила. Уходи! И больше никогда не приходи.

– Простите! Простите! – обезумев от горя, выла женщина и рвала на себе волосы.

– Мы стали святыми, – сказала девочка. – Нам без тебя хорошо.

– Скоро настанет ночь примирения, – нехотя, через силу, проговорил мальчик. – Когда на небе встанет большая красная луна, наша луна, приходи сюда. Если придешь, простим. Если нет, гори огнем…

И они исчезли. Призраки побледнели и, подобно туману, рассеялись над могилой.

Фросину грудь пронзила резкая боль – будто от удара. Последнее, что девочка успела увидеть, – черные и глубокие – как могилы, впалые глаза женщины-скелета.

Разрушенный храм

Очнулась Ефросинья перед самой зарей. Она лежала на подстилке из сена и ветоши в каком-то облезлом углу. Рядом с ней сидела женщина с кладбища и тихо, чтобы не побеспокоить ее забытья, плакала, хороня в себе вопль душевной боли.

– Кто вы? – спросила Фрося, вглядываясь в ее почти исчезнувший с этого света силуэт.

– Я их мать… Это я ушла сплетничать и пить чай к подружке, когда они уснули. Это я, вот этой рукой, закрыла дверь на замок. Это я ушла, когда из печи вылетели искры и подпалили избу. Я убийца! Нет мне прощения… Когда же взойдет красная луна! Я так жду! Я так долго жду ее… – Женщина зарыдала и ритмично, как в набат, била кулаками себя по коленям.

– Это ведь произошло случайно… – попыталась успокоить ее девочка. – Вы же не хотели этого…

– Не хотела?! Это кошмар, который сжег меня изнутри! Это огонь, который полыхает во мне с тех самых пор. Не хотела… Я должна была находиться рядом с детьми и спасти их! Или погибнуть вместе с ними.

– Как вас зовут? Я почему-то никогда не видела вас прежде…

– Ты называла меня тетей, когда я была еще жива, – сквозь слезы улыбнулась она. – А теперь я никто. Могильный червь, ползающий по кладбищу на коленях и вымаливающий прощение.

– Тетя, вы знали моих родителей? – с надеждой спросила Фрося.

Женщина молчала, обхватив голову руками, и раскачивалась из стороны в сторону, как будто получала по щекам хлесткие удары горя.

– Тогда они были живы… мои детки… Они еще не сгорели… Не возненавидели меня…

Из деревни послышался крик первого петуха.

– Тетя, мне пора… – Девочка поднялась, услышав его протяжный, приглушенный полями оклик. – Можно я буду к вам приходить?

Но та ничего не ответила. На заре мать, пережившая своих детей, выглядела еще ужаснее, чем в мертвенном свете луны.

– Я приду к вам… Скоро… – пообещала девочка и стала пробираться домой по разбитым камням, через заросли колючего терна и обветшалые надгробия.

Выйдя с кладбища, Ефросинья поняла, что провела ночь в разрушенном храме.


– Где тебя черти носили? – закричала старуха с печи, едва Фрося переступила порог родного дома. – Ты что, хочешь уморить нас голодом?! В поле пора выходить, а тебя нет!

– Простите… – прошептала девочка.

Зачерпнув ковш воды, она сделала несколько глотков, торопливо повязала на голову косынку и вышла на улицу.

Бабушка была настолько чужой и холодной, что за всю жизнь Фрося ни разу не смогла обратиться к ней на «ты».

Пастбище

Ефросинья едва держалась на ногах, словно отдала не вздох, а всю жизнь, оставив себе лишь крошечную капельку, которая, как росинка, дрожала в груди, готовая вот-вот сорваться и упасть в землю. Каждый шаг давался девочке с большим трудом. Дороге до пастбища не было конца.

– Ты чего, Фроська, качаешься-то? – удивилась баба Клава. – Совсем тебя, похоже, старуха твоя уморила.

– Болеет она, плохо ей совсем… – ответила Фрося.

– Ага, плохо ей. А тебе зато вон как хорошо! Вот язва-то на твою голову свалилась… – Баба Клава выругалась и зло тряхнула стриженной огненно-красной крашеной головой. – Погоди, дойдем, а там ужо я тебя накормлю, горемычную.

Баба Клава даже отдаленно не напоминала пастушек, которых изображают на пасторальных картинах – тонких, изящных и нарядных, в красивых платьях и шляпках. Это была жилистая грубая старуха, которая много ругалась и курила. Казалось, что лицо бабы Клавы покрывали не морщины, а глубокие трещины.

От прежней жизни, в которой у нее были дети и муж, остались только груды разнообразного хлама и старый беззубый кот. Муж давно умер, а дети выросли и уехали отыскивать счастье среди цивилизации, за тысячи и тысячи километров от дома и матери…


Стадо медленно брело по вытоптанным полям к дальнему пастбищу, на котором еще оставалась густая и сочная трава. Фрося спотыкалась на кочках и ухабах.

– Давай держись за меня, что ли… – Баба Клава протянула девочке свою сухую, черную от загара и работы руку.

Так дальше и пошли, держась за руки.

– Шевели окороками! Что, в консерву торопишься?! – так старуха изредка окликала отстающих коров.

А Фрося думала, что роднее бабы Клавы на этом свете у нее нет никого. Или есть? Почему родители не ответили ей из могилы? Погибшие дети ведь ответили своей матери… Страшно, жутко, но ответили. «Пусть мама и папа тоже уже призраки, тени, пусть они ужасные мертвецы, пусть ругают меня… Только бы одним глазком их увидеть…» А потом девочка вспомнила, что скоро настанет ночь примирения, когда живые смогут встретиться с мертвыми.

«Я тоже приду! Все равно приду!» Чтобы увидеть родителей, Фрося готова была пойти куда угодно, даже в пропасть, даже в могилу. В этом мире ее ничего не держало.

– Ну чего дрожишь-то? Сама не хвораешь ли? – Баба Клава оценивающе, искоса посмотрела на девочку и спросила: – Уж не собралась ли ты часом, душечка, отправиться за родителями?

Фрося вздрогнула и во все глаза уставилась на старуху. Случайно ли она бросила эти слова или что-то знает?

– Рано тебе туда, успеешь… – Баба Клава отвела глаза и сплюнула. – Прежде чем в землю лечь, нужно зачерстветь получше, чтобы продержаться в родной землице подольше, а то черви быстро растащат, и ни духа, ни памяти не останется. Живи! И назад не оглядывайся. Иди-иди! Вперед! – старуха выкрикнула последние слова так, будто приказывала. – Не оглядывайся… Никогда не оглядывайся на прошлое, – добавила она уже тихо, с болью и хрипом.

– Я на кладбище сегодня ночью была, в храме. С тетей там ночевала, – сказала девочка.

– С кладбищенской сумасшедшей?! Вот уж тебя, душечка, угораздило! С полоумной старухой кукуешь, так еще теперь и задружилась со Стаськой-сумасшедшей. Вот и сама кукукнешься! Брось ты это, пока не поздно. Слышишь меня? Брось!

– Мне тетю жалко, она как будто сама умерла. Места себе на земле не находит, по детям тоскует…

– Дура она! Сама во всем виновата. Мы ж, когда дом ее погорел, всей деревней помочь хотели, дом снарядить собирались, хозяйство какое-никакое приготовили. Все ж понятно, не нужно сто лет на свете жить, чтобы горя хлебнуть. Вот ты, от горшка два вершка, а сколько уже успела горечи напробоваться? То-то и оно. Главное, не оглядываться. Дальше нужно жить, дальше. Что случилось, то случилось. Нас не спросило: надо оно нам было или нет? Готовы али не готовы мы были это принять? Все! Ничего не воротишь, правильно говорят: «Что упало, то пропало». А вот что осталось тебе на счастье, то неси дальше и береги! Другого-то не будет. А Настасья взяла да и последнее выбросила – саму себя. Совсем помешалась, в могилу к ребятишкам своим бросилась, когда мы их закапывали. Тело ее мы оттудова, конечно, достали, а вот умишко и сердце, видать, там так и остались…

Коровы свернули на заросшее поле и остановились, привлеченные сочными ароматными пучками травы.

– Подремли-ка под березками, горемычная, небось и без тебя справлюсь, – усмехнулась баба Клава. – Только сначала чаю сладкого выпей да хлебцем закуси. Глядишь, и полегче станет.

Старуха достала из котомки обед и протянула девочке. А сама не торопясь заковыляла разнимать двух повздоривших коров.

Фрося прислонилась спиной к березе и отщипнула кусочек хлеба. Недавно поднявшееся солнце начало пригревать, лениво разбредались по полю коровы, мирно шелестела листва, убаюкивая, отгоняя далеко прочь ночной кошмар.

Фрося начала задремывать, как вдруг на ее груди словно вспыхнул костер. Это без огня полыхала жалейка. Она напомнила о себе грубо и внезапно. Есть кошмар, от которого невозможно так просто отмахнуться. Он будет неотступно следовать за тобой, куда бы ты ни пошел. Будет стоять за спиной, а однажды столкнет в бездну, которая уже приготовлена.

От неожиданности девочка вскочила на ноги и поскорее вытащила берестяную дудочку из-за пазухи. Она оставалась точно такой же, какой была прежде, но жгла руки и вселяла в душу тревогу. Фрося еще не догадывалась, в какую игру она ввязалась и что ждет ее дальше.


На старой замшелой березе, возле которой девочка хотела отдохнуть, виднелся длинный прямоугольный срез. Когда-то очень давно кто-то вырезал ножом кусок коры. Засечки затянулись, но шрам, почерневший от времени, остался.

Эта береза до самой своей гибели будет молчаливым и безучастным свидетелем события, которое стало началом, истоком большой бездонной беды.

Вторая попытка

Преодолевая усталость и отвращение, Фрося открыла дверь своего дома и зашла в горницу. За работу на пастбище девочка получила крынку молока и кусочек сливочного масла.

– Пришла? Не запылилась?! – выкрикнула старуха, заслышав ее возвращение.

– Налить вам молока? Еще теплое. Парное молочко… – спросила Ефросинья, привычно пропуская мимо ушей ворчание старухи.

– А что? Я с голоду, что ли, помереть должна? Давай, умори бабушку голодом! Отплати за все мое добро.

Девочка глубоко вздохнула, пытаясь освободиться от накопившейся обиды на этого странного, озлобленного на весь мир человека. Она подала старухе кружку молока с ароматной кружевной пенкой и торопливо вышла на улицу. Тяжело и неприютно ей было в стенах некогда родного дома.

Больно было видеть свет в чужих окнах – там, где теплилась жизнь и люди собирались за общим столом у натопленного очага. Куда легче было бродить по полям – там, где все, как она, были сиротами, озябшими на ветру.

Девочка шла опустошенная, не разбирая дороги: ни мыслей в голове, ни чувств в душе, только тоска – пронзительная непроглядная. Ноги цеплялись за пряди пожухлой травы, но Фрося почти этого не чувствовала. Она видела перед собой только могильную яму и черную тень, которая тянулась к ней, хватала за ноги и затягивала к себе.

Когда мрак этого странного забытья рассеялся, девочка обнаружила себя на кладбище возле могилы родителей. Низкое солнце уже растаяло и разлилось где-то за холмом, чуть подсвечивая небо оранжевыми и малиновыми бликами.

– Мама, мамочка, здесь ли ты? Папа, где же вы? – тихо спрашивала Фрося, склоняясь над могилой. – Почему вы не отвечаете? Где вы? Среди живых или среди мертвых? Где вас искать?

Солнечный свет иссяк, почернели деревья, заросли чертополоха стали гуще и как будто оскалились. Девочка застыла и ждала восхода луны, когда можно будет снова попытаться поговорить с родителями, отдав им свой вздох.

Время сгустилось, почернело и начало медленно подниматься из земли. Сначала оно заполнило низины, потом всю округу и потянулось к небу. Небо померкло последним. Лишь тонкий серп луны, прореха в черноте, продолжал светиться потусторонним чистым светом.

В зарослях терновника прошуршали чьи-то торопливые шаги. Они звучали ровно и уверенно. Человек шел привычной для себя дорогой, не искал, не плутал, не запутывался в колючих ветвях.

– Стаська! Жива? Или померла? – как карканье вороны по кладбищу разлетелся хриплый оклик бабы Клавы. – Вот тебе молоко и хлеб. Живи, дуреха, пока дышится…

Не ожидая ответа, старуха пошла домой. Уже совсем скоро на рассвете должен был начаться новый трудовой день.

Выждав время, чтобы соседка успела уйти достаточно далеко, Фрося приложила к дрожащим помертвевшим губам дудочку. Казалось, не вздох, а само сердце вылилось наружу с заунывным плачем жалейки.

Но этот звук пропал мгновенно, едва появившись, – как вопль в подушку. И вновь настала гробовая тишина. Только сердце стучало гулко и испуганно. Ничто не потревожило могильного покоя. Родители не проснулись от последнего сна, не заговорили…

Окутанная мраком, Ефросинья побрела домой. С каждым шагом она понимала, что родители отдаляются, расстояние между ней и ими становится таким огромным, что преодолеть его не хватит ни сил, ни времени.

…Не раздеваясь, Фрося легла на лавку. Тишина и темнота делали ее слепой и глухой. Надежда, умирая, все больше тускнела и наконец совсем погасла.

Когда землю осветила заря и из каждого живого двора закричали наперебой петухи, девочка поднялась, будто и не спала, и вышла во двор. После этой ночи она стала другой. Отчаявшись и потеряв надежду, человек превращается в механическую игрушку.

Первая весточка

На пороге Фрося столкнулась с Игнатом.

– Ну как дела-то у вас? Жива старушка? – спросил он, внимательно всматриваясь в белесое окаменевшее лицо девочки.

– Жива, – кивнула она.

– Ей стало лучше, да? Я правильно понял? – улыбнулся Игнат. – Средство-то было верное. Гарантированный результат…

– Дядя Игнат, спасибо вам за все, – прошептала Фрося.

– Ну уж так и за все! – расхохотался Игнат, сверкнув белоснежными зубами. – Ладно, не бери в голову, ступай по своим делам, а я все-таки зайду, проведаю пациентку, побалакаю с ней, чтоб не скучала.


День был бескрайним и однообразным, как поле. Но далеко-далеко впереди мерцала на солнце черная кромка леса. Фрося всматривалась в даль, стараясь разглядеть черноту, которая притаилась в ожидании. Теперь девочка знала наверняка, что уже обречена – как и ее родители.

Солнце медленно плыло по небу и уходило все дальше. Когда оно наконец соскользнуло в лес, на землю легли острые черные тени с лохматыми лапами.

Наступил вечер. Сытые коровы торопились домой, им не терпелось избавиться от накопленного за день молока. Они устали и хотели скорее вернуться в хлев.

– Совсем ты квелая, – покачала головой баба Клава, когда они вернулись в деревню. – Пойдем-ка ко мне, я тебя и покормлю, и спать положу, и дергать не стану, как твоя кровопийца. И так она все соки из тебя выудила, смотреть страшно… А ежели понравится, так и вообще оставайся у меня жить. Я тебя не обижу.

– Спасибо, баба Клава, вы очень добрая… Но мне пора, простите… – прошептала Фрося, взяла заработанные припасы и побрела домой.

– Как знаешь, душечка. Но если надумаешь, приходи. С тобой-то вдвоем мы хорошо заживем, не скорбно, – добавила она, глядя, как удаляется поникшая фигурка девочки.

А Фрося подошла к дому, взялась за холодную ржавую дверную ручку и поняла, что не может переступить порог. Боль и отвращение мешали сделать небольшое усилие, чтобы открыть рассохшуюся дверь и зайти домой.

Молча постояв под дверью отцовского дома, Ефросинья развернулась и побрела на кладбище.

– О! За один день дважды встретились. – Догнал ее Игнат. – Ну что ж, поздравляю, наша пациентка встала на ноги. И это не чудо, учти, чудес не бывает, это другая сила, другая наука!

Фрося смотрела под ноги и не отвечала. Все ее существо заполнилось безразличием и тусклой пустотой.

Когда дорога расщепилась и девочка свернула на тропинку, ведущую к кладбищу, Игнат остановился, проводил ее взглядом и вдруг выкрикнул:

– Жалейку сделал твой отец! Это его рук дело. Ты должна это знать…

Дальше их пути разошлись, Игнат отправился к себе домой, а Ефросинья – к отцу и матери. «Так это папа сделал», – думала девочка и всматривалась в дудочку, стараясь разглядеть какой-то знак, оставленный родной рукой, изо всех сил пытаясь почувствовать тепло отца. Это была первая за долгие годы весточка от родителей…

Но почему дудочка, которую сделал отец, вызывает мертвецов?!

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации