Текст книги "От солянки до хот-дога. Истории о еде и не только"

– Трубочка бердянская! Свежая, теплая!

– Бичок соленый вяленый, наисвежайший!

– Бичок жареный, только со сковородки! Три минуты назад трепыхался!

– Вафли с кремом, вафли с вареной сгущенкой!

– Рачки, рачки! Свежие рачки!

– Мороженка, украинская мороженка!

– Квас холодный, пиво еще холоднее!

– Колбаска домашняя, сальце, как губки любимой!

– Вареная картошечка с соленым огурчиком!

– Кукуруза вареная! Горячая, с солью!

И, конечно, семачка!

– Семачка гигантская, жареная, с солью! Не семачка – пироженка!

Ну и так далее. В общем, вы поняли.

Сколько может продержаться нормальный человек? Полчаса, час? Мы держались стойко. Хмыкали, проглатывали слюну, отворачивались, но держались. Чуть больше часа. А потом сломались – живые же люди… И пошло-поехало. И бичок, и семачка, и трубочка бердянская. Ох… Ну и, конечно, любимая кукуруза!

Отдельное слово о варенце. Для тех, кто не знает, варенец – это топленное в печи молоко, аналог ряженки. Но между варенцом и ряженкой, горячо мною любимой, пропасть в тысячу километров. Варенец густой, как домашняя сметана. Если он из печки, то слоист и чуть дрожит. Но самое главное в нем – это корочка – запекшаяся, коричневая, с рваными краями. Но коварные бабульки продавали не только варенец – кстати, он всегда порционный, отойдешь в сторонку, выпьешь (или съешь) кружечку или баночку и изволь вернуть посуду хозяйке. Так вот, рядом с кружками и баночками с варенцом, любовно укрытыми чистейшей марлей, непременно имелся поднос с выпечкой, теплой, ароматной, свежайшей. Булочки с изюмом, корицей, вареньем и просто присыпанные сахаром. Берешь себе кружечку варенца и делаешь вид, что подноса с булочками не видишь. И запаха тоже не чувствуешь. Торопишься расплатиться и отойти. Но не тут-то было! Милая, улыбчивая бабуля легким движением руки смахивает марлю с подноса, и перед тобой во всем своем великолепии появляются булочки.

Мотаешь головой, отводишь глаза, но подводит обоняние – или заткнуть нос и бежать сломя голову, или… сломаться. В общем, как всегда, побеждает «или». Слаб человек, слаб и грешен, что говорить.

Уклад моей семьи

Готовила у нас бабушка – мама, занимая высокую должность, все время проводила на работе.

Не помню такого, чтобы у нас не было обеда. Все, как у всех, – котлеты и тушеное мясо, тушеная капуста с сосисками, курица. Гречка, пюре, макароны. Всевозможные супы – грибной, щи, борщи, кислые щи, рассольник, суп рыбный, фасолевый, гороховый, бульон.

Но было у бабушки и несколько фирменных блюд. Родом она была из Белоруссии, и оттуда, например, пошла мочена – приправа к блинам. Мочена – это смесь сметаны, растопленного сливочного масла и соли. Кто любит соленые блины – лучше приправы нет!

Еще одно странное блюдо – жареный творог. Да-да, именно так, не удивляйтесь! Пачка творога жарилась на сковородке, постепенно превращаясь в нечто хрустящее, с корочкой. Творог бабушка подсаливала. Это странное блюдо любили только она и я.

Бабушка замечательно пекла – рецепты ее пирогов приведу позже. Рулеты с изюмом и маком, булочки, жареные пирожки с мясом размером с мизинец, штрудель, рулет с рисом к бульону.

На Соколе, недалеко от нашего дома, стояла палатка с надписью «Субпродукты». Я туда не заглядывала и ассортимент не изучала – никакого, как понимаете, интереса, но помню, что очереди там были длиннющие. Палатка работала пару раз в неделю, и с раннего утра бабушка занимала туда очередь. Вернувшись домой, она выкладывала на стол нечто кошмарное, ужасное и пугающее – здоровенную свиную голову.

Что уж там она делала, как колдовала – не знаю, но скоро по квартире плыл невероятный запах чеснока, вареного мяса и специй. В огромной кастрюле варилось что-то странное, завернутое в марлю. Потом из кастрюли это вынимали, остужали, снимали марлю. И на доске оказывался ароматный домашний зельц. Вкус его описать сложно – он невероятен. А бабушка радовалась – дешево! И на обед, и на завтрак на бутерброды с горчичкой да еще с черным хлебом.

Жили мы не бедно, но скромно. И если бы не бабушкины старания и не ее потрясающие таланты в области кулинарии, ее необыкновенная любовь, забота и служение семье, уж и не знаю, как бы мы справлялись.

Часто выручало отцовское увлечение – охота. Помню здоровенные оковалки темного лосиного мяса и более светлого кабаньего, тушки зайцев и уток. Но снова вопрос – где хранить? Морозилки в ту пору были маленькими, много не закинешь. Тогда начиналась работа – пельмени, холодец, здоровенные котлеты из лося, запеченные утки. И тут же созывались гости.

Было еще одно коронное блюдо – мясо в горшочках. Порционные обливные глиняные горшочки привозили из Суздаля. Картошка, мясо, лук, специи и белые сухие грибы – ах, какой по дому плыл запах!

С сухими белыми проблем не было – бабушкин сын, мой дядя, жил в Минске, а уж где хорошо с грибами, так это в Белоруссии. Он и присылал нам посылки с грибами.

Кстати, я, безумный фанат грибов, рыщущий за ними в любой точке мира, утверждаю – ароматнее и вкуснее белорусских грибов нет. Есть замечательные грибы в Прибалтике, в Европе, в России, но таких, как в Белоруссии, нет – проверено!

Но про грибы будет отдельная глава.

Что еще ставилось на стол в моей семье? Иногда делали плов – для этого мама привезла из Ташкента настоящий казан. Но, увы, это была подделка, фейк. Для того чтобы создать это волшебное блюдо, надо быть узбеком или как минимум прожить в Узбекистане.

И, конечно, бабушка пекла. Пироги с капустой и мясом, пироги сладкие – рецепт я дам обязательно в конце книги. Ее знаменитый наполеон с клюквой считался настоящим хитом. Пекла она и куличи, виртуозно делала фаршированную рыбу, холодец, сациви – да все, чего ни коснись! Это был и талант, и работоспособность, и желание накормить вкусно, обильно, разнообразно.

Кстати, бабушкино сациви я не пробовала лет до двадцати пяти – уж очень мне не нравился его вид: густая серая масса, курица, орехи, бррр! А когда удосужилась попробовать, сациви стало одним из любимых блюд.

Бабушка была человеком курящим. Закурила она в двадцать восемь лет, когда в тридцать восьмом забрали моего деда, ее мужа, Стефана Львовича Ивашкевича. На руках осталось двое детей, сын-подросток и восьмимесячная дочка, моя мама. Бабушка долго носила передачи, а потом узнала, что деда давно нет. Его расстреляли по пятьдесят восьмой через несколько дней после ареста на Бутовском полигоне. Это была обычная практика.

Как уж тут не закурить…

Итак, бабушка курила, и не что-нибудь – «Беломор». В памяти ее облик – передник, косыночка, прячущая волосы, очки на носу и вечная беломорина во рту. Бабушка помешивает готовящийся суп. Частицы пепла падают в кастрюлю. Мы дружно орем:

– Бабушка, пепел!

– Пепел – самая чистая вещь в мире! – задрав подбородок, неизменно гордо отвечает она и на полчаса обижается.

Как доставались продукты? Выручали отцовские охотничьи трофеи, кое-что выбрасывалось в магазинах, и бабушка, как и все, стояла в очередях. Ну и что уж скрывать – у родителей был хиленький блат в продуктовом магазине. Не блат – так, блаток. Иногда с барского плеча мясника перепадала палка колбасы или свиного карбонада, дефицитные консервы в виде шпрот, сайры или горбуши. Ну и мясо – без мяса отец жить не мог.

А, были еще заказы, которые распределяли на предприятиях. И, кстати, это здорово выручало. Они были разными, все зависело от значимости учреждения и, разумеется, от должности. Обычно туда входили дефицитная гречка, банка горбуши в собственном соку, банка сайры, бутылка кукурузного или оливкового масла, венгерская курица, иногда банка ветчины, маринованные огурцы, майонез, зеленый горошек. Ну это так, в среднем, в обычных, рядовых учреждениях. А однажды мне довелось повидать заказ необычный, выданный партийному чиновнику. Заказик этот был не предпраздничный, а обычный, стандартный, еженедельный. Я была в шоке, наверное, поэтому это так ярко врезалось в память. У дяденьки, которому выдавался еженедельный заказ, было две дочери. Ну а у тех свои семьи, мужья и дети. Так вот, все продукты делились на три полноценные семьи. И надо же – всем всего хватало на неделю, до следующей бесперебойной поставки! Кое-что, ну скажем, не очень нужное, доставалось личному водителю важного дяди. Итак, напрягаю память: икра черная развесная, икра красная в банках, колбаса батонами, сыр головками, ветчина оковалками, отборнейшее мясо, вырезка и отбивные. Маринады, импортные компоты. Свежие, не по сезону, овощи и фрукты. Повторю – этого хватало на три семьи! И чиновник этот был так, прямо скажем, средней руки. Что тогда говорить о тех, кто сидел выше?

А тем временем в Москву ползли «колбасные» электрички, набитые несчастными гражданами страны. Да что жаловаться нам, москвичам? У нас что-то можно было достать, отстоять, урвать, выхватить. А остальная Россия, мечтающая о батоне вареной колбасы, пачке сливочного масла, карамельках и овсяном печенье?

Но все равно как-то из ситуаций выходили, и столы – вот загадка – накрывались прекрасные! Конечно, это в то время было делом хлопотным и очень трудоемким – поди напеки пирогов, свари холодец, настругай кучу салатов! В кулинарии покупать было опасно и дорого. Опасно из-за возможности отравиться, а дорого по понятным причинам. Нет, существовали проверенные и прекрасные кулинарии – например, при ресторанах. Купить что-то для одного-двух еще куда-никуда, но для большого количества гостей получалось накладно.

Кухня застойных лет

Моя молодость пришлась на те годы, когда из магазинов исчезло практически все. Банальный майонез стал продуктом деликатесным и праздничным, его приберегали для важных событий. Не дай бог открыть баночку – преступление! Нет, кое-что в магазинах выкидывали – как правило, случалось это в конце месяца, как говорили, для плана.

Вечером, после работы и по дороге домой, я обязательно заходила в магазин. Помню ощущение счастья, когда при мне вынесли маленькие круглые баночки финского сыра «Виола», который я люблю и сегодня. Стояла перед этим сыром, как приклеенная, не веря своему счастью. Все как в миниатюре у Карцева и Ильченко – а три баночки можно? А пять? Можно целую упаковку? Да что вы! Вот счастье-то привалило! Целую упаковку, небольшую картонную коробку, кажется десять баночек, я и купила. Домой неслась на всех парусах. Подсчитывала: так, две баночки маме и бабушке, по две лучшим подругам, ну и четыре нам! Утром на завтрак, с кофе! Ура!

Кстати, про кофе. Я настоящая кофеманка, кофейный наркоман, утро без кофе для меня невозможно, у меня просто не откроются глаза, и я не смогу функционировать. Ну и еще пару чашечек днем. Постепенно начал пропадать и кофе. В центре, отстояв пару-тройку часов в очереди, можно было купить арабику или робусту в зернах, килограмм в руки. Но в центр поедешь не всегда, времени стоять в очередях тоже нет. Какой выход? Выход был. Продавался молотый кофе в пачках – в зеленых подешевле и похуже, в красных – подороже и получше. Он был отвратительный, небрежно смолотый, с какими-то примесями, трухой. В общем, дерьмовый был кофеек. А стоил прилично. Но на безрыбье, как говорится…

Во времена молодости мы собирали гостей довольно часто. Во-первых, мы жили в отдельной однокомнатной квартире, а не с родителями, как большинство наших сверстников, сил было навалом, общаться хотелось – в общем, молодость. Как выходили из положения? В те годы был популярен салат с горбушей – банка горбуши, стакан риса, яйцо и жареный лук. Кажется, так, но могу что-то путать. Получалась большая салатница, и салат этот был очень сытным.

Были в свободной продаже замороженные тушки кальмаров. Отварить, добавить яйцо и, опять-таки, жареный лук. Было вкусно. Рецептом салата из кальмаров я тоже поделюсь в этой книге.

Еще в репертуаре были винегрет, бутерброды с бородинским хлебом и килечкой, селедка, картошка, на горячее мясо по-французски – запеченный говяжий антрекот, который можно было купить в кулинарии. В те годы это было очень популярным блюдом. Возни минимум, вид презентабельный, сытно и красиво. Антрекоты отбивали, солили, перчили. Нарезали кольцами лук. Натирали сыр и поверх сыра клали майонез и запекали в духовке. Правда, мясо это жевалось трудновато, но у всех еще были крепкие зубы. Да и не еда нас волновала, важно было общение.

Сухое вино в продаже имелось – белое, красное, очень было популярно «Арбатское». Еще в те годы мы варили глинтвейн, особенно зимой – это, как сейчас говорят, было в тренде. Брали дешевое болгарское сухое красное – мне почему-то запомнилась «Медвежья кровь», – добавляли специи, гвоздику, душистый перец, корицу, апельсин, лимонную цедру, яблоко. И по квартире разливался невозможный, сложный аромат горячего варева. Как здорово прийти из зимнего леса, стряхнуть с валенок снег, рухнуть в кресло и выпить стакан горячего глинтвейна!

Еще выручала кулинария – там было дорого, но что-то можно было купить: куриные шницели в полосках сухариков, ромштексы, гуляш или азу, салаты, витаминный, столичный, рыбные котлеты. Но это было на крайний случай: цены кусались.

И еще были неплохие магазины «Диета». Там покупали замечательные порционные желе – яблочные, вишневые, молочные и самбук, воздушный мусс из фруктов. Творожные запеканки, сырники, блинчики.

Существовал и знаменитый на всю Москву фирменный магазин «Колобок». Находился он недалеко от нашего дома. Очереди там были огромные, но и продукция очень качественная. Например, все обожали фирменные творожные колобки с изюмом, мы с сыном ездили туда именно за ними.

Были в советские времена магазины «Дары природы» со свежей клюквой и брусникой, сухими и солеными грибами. Но главное – там продавались перепелки, фазаны, лосятина и мясо изюбра. Что это за зверь? Я думала, что это разновидность кабана. А оказалось, что изюбр – это олень. Есть оленя мне не хотелось. Да и кто знает, что из него готовить и как получится. Цены там были приличные, и относились эти «Дары природы» к промкооперации. Не могу сказать, что мы ими часто пользовались, но иногда заходили.

Но вот пришли другие времена, а с ними – новые, неизвестные до того продукты.

На Тверской, бывшей Горького, в самом центре столицы, открылся первый «Данон». Раз в неделю я туда ездила: семь баночек йогурта, упаковка «растишек» на завтрак ребенку. Как мне хотелось съесть йогурт или розовый творожок! Но нет, держалась – все дитяти, я перебьюсь. Дорого это было, очень дорого. По крайней мере для нас. Но все-таки это было лучше, чем унижение в бесконечных очередях.

Тогда же, в начале перестройки, стали открываться первые кооперативные рестораны. Приехал мой заграничный дружок, и мы пошли в грузинский ресторан «Пиросмани». Еда замечательная, для нас цены безумные, для него, иностранца, копейки. И вот эпизод. В баре на полке стоят металлические баночки с колой и фантой. Сын просит купить.

Подхожу – нет, это только на валюту, три доллара банка. Друг мой верный увидел, все понял и, конечно, колу ребенку купил, но страшно возмущался – ну разве так можно? Валюта в то время была не в ходу у обычных людей, к тому же еще не отменили вполне серьезную уголовную статью за валютные спекуляции.

Зато стало возможно зайти в уютное заведение, выпить нормальный кофе, съесть пирожное, вкусно поесть. Появилась надежда, что и у нас все будет как у цивилизованных людей.

А в конце девяностых появились магазины с национальными продуктами, например, грузинский, где продавались замечательные рассольные сыры, молдавский, куда ездили за овощами и фруктами. Магазин «Армения» на улице Горького существовал много лет. Какая там была бастурма! А какие сыры и сладости! Был и польский магазин «Морозко». Там в основном продавались замороженные фрукты и овощи.

Летом на даче, если удавалось достать мясо, что было огромной проблемой, жарили шашлыки.

Конечно, на рынках было все – и прекрасное мясо, и хорошие фрукты и овощи, и солености, и квашения, и замечательные молочные продукты: масло, сметана и творог. Но рынок могли позволить себе только люди обеспеченные, а не с обычным советским средним доходом.

Была еще одна советская история – магазины «Березка», в том числе и продуктовая, где торговали на валютные чеки, которые были у тех, кому повезло работать за рубежом.

В шестьдесят девятом мои родители уехали в командировку в Малайзию – черт-те куда, на другой конец света. Летели почти трое суток с пересадками: Пакистан, Бирма, нынешняя Мьянма, Таиланд. Мама рассказывала, что в Рангуне, столице Бирмы, процветала страшная бедность, еды не было, а та, что была, распределялась по талонам. С ужасом они наблюдали, как за доллар чаевых в отеле передрались два мальчика-боя. Драка была кровавой. Но в гостинице, а она была, как ни странно, приличной, оставшейся со старых времен, за доллары их покормили. А ночью на маму упала здоровенная ящерица, ими был обвешен весь потолок. От ее крика проснулись все постояльцы. Если бы эта гадость упала на меня, от моих криков проснулся бы весь город.

В Таиланде же все было прекрасно – вот что значит здоровый капитализм. С Малайзией, Куала-Лумпуром, у мамы связаны воспоминания о китайской уличной еде, самой вкусной на свете. Говорит, что вкуснее китайских омлетов с овощами она ничего не ела.

Пока родители были в командировке, я оставалась в Москве с бабушкой. И вот однажды, под самый Новый год, случилась сказочная история – в нашу дверь позвонили, и на пороге возник человек с большой картонной коробкой.

– Это вам, – сурово сказал он. – Распишитесь в получении.

Дрожащей рукой перепуганная бабушка поставила подпись. Хмуро кивнув, мужчина испарился. Мы поставили коробку на стол и переглянулись – открывать ее было страшновато. Но вот коробка открыта, и мы замерли от восторга и недоумения. Чего там только не было, в этой волшебной коробке: две баночки икры, красной и черной, копченая колбаса, ветчина, сыр, свежие огурцы, шоколадные конфеты! Бабушка в изнеможении опустилась на стул. Что это? Неужели Дед Мороз существует? Нет, не верю, мне уже десять лет! Оказалось все просто – мама из-за границы оплатила валютой посылку в продуктовой «Березке», существовала такая услуга. И это на фоне всеобщего дефицита. Изобилие для избранных. По мне, так уродство, правда, в тот момент нам так не казалось.

Помню и еще одну сказочную историю.

Летние месяцы мы проводили на Азовском море, у родственников в Бердянске, я об этом писала. В поезде я познакомилась с девочкой. Симпатичная блондинка говорила с еле уловимым акцентом. Оказалось, ее отец, уроженец Бердянска, женился на польке, и моя новая подружка родилась в Варшаве, а сейчас ехала навестить бабушку в Украину. Мы подружились и стали переписываться. И вот однажды, снова под Новый год, в дверь раздался звонок. Погодка в тот день была еще та – мороз, страшная метель, завывающий ветер. Кошмар, а не погода. На пороге стоял незнакомый мужчина – явно замерзший, заснеженный, как снеговик. В руках у него, опять-таки, была довольно внушительная коробка. Он представился отцом моей польской подружки и протянул коробку – это от Лины, поздравление с Новым годом.

Конечно же, мы предложили ему войти, покормили и напоили горячим чаем. И только после его ухода открыли коробку. В коробке был торт. Шоколадный вафельный торт огромного размера. Помню какие-то башенки, фигурки, зверушек и шоколадных человечков – словом, целую композицию из шоколада. Пару дней я не давала бабушке торт разрезать – такая красота, как можно ее разрушить! Но потом его все-таки съели. Оказался обычный вафельный торт, но разве я об этом? Я о своей случайной подружке, о ее отце, не поленившемся привезти торт из Польши и доставить его незнакомым людям. В жуткую, заметьте, погоду! Потом наша связь, как часто бывает, оборвалась, и мы потерялись. Но торт с шоколадными башенками я помню всю жизнь.

Пару раз мы с бабушкой решили кутнуть, и мне удалось побывать в той самой продуктовой «Березке». С выпученными глазами, как зомби, я ходила по магазину и своим выпученным глазам не верила – так бывает? Здесь, в центре Москвы, где в продуктовых не пахнет – воняет ржавой селедкой, лежалым жиром, подгнившей картошкой. Где командуют вредные и хамские продавцы и потеет в очередях простой советский люд. Оказалось, что бывает.

По магазину уверенно передвигались иностранцы – белые, черные, желтые. И, кажется, ничему не удивлялись – ни разнообразию ассортимента, ни вежливым и улыбчивым продавщицам в чистейших накрахмаленных фартуках, ни колбасе пяти сортов, ни парному мясу, ни пухлым и безволосым курочкам, ни кофе – молотому, растворимому, какому угодно. Ни шоколаду, ни конфетам в коробках. Ни свежим овощам – гладким, красивым, без бочков и гнильцы. Ни рыбе: соленой, свежей – любой. Ни икре, красной и черной, развесной и в металлических банках. И еще там была вобла! Настоящая вобла, нет, невозможно представить! И какие-то противные, похожие на змей, рыбы под названием миноги – фуууу! Но именно у этих противных миног и застряла моя любимая бабушка. Оказывается, она их обожала.

Отоварились мы скромно – три небольшие миноги, коробка вишни в шоколаде, любимые бабушкины конфеты, бананы мне, двести граммов копченой колбаски и торт-мороженое – тоже мне.

Я долго не могла прийти в себя. Как такое возможно? И это в стране, где все люди равны? Помню сильнейшее потрясение от осознания и сравнения.

В 80-е у нас появился блат – муж моей знакомой работал директором универсама. И когда нам предложили поехать в Медведково за кукурузным маслом, конечно, мы поехали. Это был большой дефицит. Приехали. Сели в «зале ожидания» – предбаннике перед кабинетом директора. Таких, как мы, еще человек шесть. Ждем. Из кабинета директора разносится смех. Прислушиваюсь – кажется, играют в карты. Ждем дальше. Никто не выходит. Мы – жалкие просители, убогие побирушки, что к нам торопиться? Муж дергает меня за руку:

– Слушай, а ну его, а?

Все правильно, я согласна. Терпеть такое пренебрежение и унижение не для меня. Не люблю чувствовать себя идиоткой. Но дома у меня сынок, которому нужно готовить на растительном масле, еду, жаренную на сливочном, он не переносит. И мы остаемся.

Часа через два дверь распахивается и появляется сам. Хмурый, злой – видно, продулся в подкидного.

– От кого? – бросает он, раздраженно обводя взглядом ожидающих.

Все начинают лепетать, жалко улыбаться, заискивать. Единственное желание – послать этого хама по известному адресу. Но нет, здоровье ребенка дороже, чем гордость.

Уходим с пятью бутылками кукурузного масла. От всего остального – мяса, колбасы, сыра – отказываемся. Гордые. Гордые дураки. Уж раз столько ждали. И мы снова чувствуем себя идиотами.

Примерно в году восемьдесят восьмом мы с сыном поехали прогуляться в центр. Сходили на какую-то выставку, а потом просто пошли по Садовому. По дороге попался рыбный. Решили зайти. Все как всегда – стойкий рыбный запашок, полупустые прилавки. Но вдруг мы видим что-то необычное, незнакомое, странное – огромные темно-розовые колючие палки. Подходим. Читаем: крабовые конечности, свежезамороженные. Цена приличная, и даже очень. Народ молча разглядывает, качает головами и отходит – за килограмм этих странных, малоаппетитных и непонятных конечностей, если повезет, можно купить три кило нототении или минтая. А мы выскребаем из карманов все, что есть, и все же решаемся. Сверток получился не то чтобы увесистый, но точно объемный. Спрашиваем у продавца, что с этими конечностями делать.

Ответ стандартный:

– А я почем знаю? Варить, наверное. Как креветки.

Ладно, разберемся. Но, как вы знаете, никаких интернетов тогда не было и в помине. Вспомнила, что есть знакомая родом с Дальнего Востока. Та рассмеялась:

– Ух ты! А где брали? Сейчас мужа отправлю.

И дала рецепт: бросаешь в крепко подсоленную кипящую воду и ждешь пару минут. Ну а потом можно есть. Хочешь с майонезом, хочешь с лимоном. А можно и так – это же чистое крабовое мясо.

Абсолютная правда – чистое крабовое мясо! Да еще сколько! Удовольствие мы получили огромное.

Было еще одно удивление на фоне общей гастрономической скукоты. Иду я как-то по Ленинскому проспекту и вижу лоток с чем-то зеленым, крупным, овально-продолговатым, с еле заметным розовым бочком. Манго. Ну ничего себе! Нет, манго в сиропе и банках в Москве продавалось. Но чтобы так, свежее? Покупателей тоже негусто – цена-то кусается! Да и такие твердые – хоть гвозди забивай. Взяла два ребенку. Полежали мои манго пару деньков, дозрели, и по дому разнесся аромат хвои и земляники.

Один год Москву завалили бананами. На каждом углу стояли лотки, а под ногами – кстати, опасная штука – валялась банановая кожура. Бананы продавались зелеными и неспелыми, мы убирали их в кастрюлю с крышкой или заворачивали в газету и клали в темное место. Ничего, доходили.

Лайфхаки из того времени – из серии «голь на выдумки хитра». Из апельсиновых корок делали сок и цукаты. Из дешевого красного виноградного сока – вино.

Дом наш был молодежный и дружный, мамочки, гулявшие с детьми, подружились и ходили друг к другу в гости. И вот однажды одна из них во время дневной прогулки, после которой детям полагались обед и тихий час, пригласила нас в гости на крымское домашнее вино.

Думаете, мы отказались? Да и детки, узнав, что тихий час отменяется, совсем не расстроились.

Красное домашнее вино было вкусным и легким, и пилось, как компот. Детки бесновались в комнате, мы сидели на кухне. Помню, смех стоял такой, что нам стучали по батарее. Не смех, а настоящий ржач. Веселило нас все, любое слово.

Через пару часов материнская совесть проснулась – дети-то без обеда, сунули им какие-то сушки и пряники, а сами тут веселимся. В общем, не мамаши, а чистые ехидны. Все, по домам! Совесть надо иметь. Ага, по домам. Встать со стульев мы не можем. И снова ржем, как безумные. А детей еще надо одеть, дома накормить и уложить отдыхать. А мы, четыре молодые дуры, стоим в коридоре, пытаясь натянуть на деток шапки и куртки, и припадаем от смеха к стене. Дети смотрят на нас с тихим ужасом.

Заходим в свой подъезд, и я вижу, что лифт не работает. Жили мы, между прочим, на шестнадцатом этаже. Что делать? Поползли. Доползли. Зашли в квартиру и рухнули оба. Какой тут обед – сплошной тихий час до самого вечера. А вина-то было всего литра два! Вот вам и домашняя наливочка.

Еще одна история, связанная с продуктами, дикая и страшноватая.

Одно время вдоль подмосковных дорог продавали картошку в мешках. Во-первых, дешево, а во-вторых, удобно – всегда знаешь, что у тебя есть запас и для супа, и для гарнира.

Наш новый кооперативный дом был с общими холлами на четыре квартиры – общая рекреация с железной, поставленной в складчину дверью. В холле этом – чего уж греха таить – хранилось всякое барахло: санки, лыжи, пустые банки и многое другое. В холлах делались шкафчики, полочки, стеллажи. Ну и мешок с картошкой мы поставили в холле у своей двери.

Обычно за картошкой я посылала сына – в руки дуршлаг и задание: три на суп, или шесть на пюре, или восемь для жаркого. В этот день сын в был в гостях у соседей, и за картошкой пошла я сама. Свет в холле тусклый, люминесцентная лампа моргает, обещая накрыться. Ну и я с дуршлагом. Наклоняюсь – мешок уже полупустой, – лезу внутрь, беру пару картофелин и вдруг замираю от ужаса. Змея! Узкая, в картофельной пыли, полусвернувшаяся, но приподнявшая маленькую острую головку.

Я забегаю в квартиру и закрываю дверь. Первое – звоню соседям и даю команду не выходить в коридор. Второе – звоню на работу мужу и, понятное дело, ору. Что я слышу на другом конце провода? Естественно, ржание.

– Змея, говоришь? В коридоре змея? Ребята, – обращается он к коллегам, – жена говорит, что у нас в коридоре змея!

Коллективное ржание. Дружное такое, громкое. И тут я, неплаксивая, заревела. Тогда наконец до мужа что-то дошло.

Дальше события развивались стремительно – тут же был найден и выслан по адресу человек по кличке Змеелов. Я наблюдала за происходящим в дверной глазок. Маленький такой мужичонка, смешной, в ушанке набекрень и валенках. Вылитый дед Щукарь.

Стучит в дверь:

– Дайте мне литровую банку!

– Ага, – говорю, – щас! Открою дверь и дам банку! А если змея заползет в квартиру?

– А куда ж мне ее поло́жить? – обижается мужичок.

– Вы же змеелов, – отвечаю я. – Где же ваши приспособления?

Ладно, собрала остаток воли и банку просунула – а вдруг он обидится и уйдет?

И началось. Опрокинулся старый соседский холодильник, санки, лыжи, посыпалась старая обувь – в общем, весь хлам, собранный нами за годы. Мат стоял десятиэтажный. Рассыпанная картошка валялась на полу. Мужичонка то и дело падал, и выражения ужесточались. И вдруг дикий крик:

– Попалась, гадина!

И стук в мою дверь. В руке змеелова банка. В банка змея.

– Пусти, – говорит мужичонка, – в ванной помою, хоть узнаем, кто это.

– Ну уж нет. – Я была тверда, как скала. – Если вам так надо, пусть эта тварь примет душ у вас дома! А я вас с ней не пущу – вдруг уйдет в слив или еще куда. Нет, ни за что!

В общем, уехал наш герой с банкой в руке. Выхожу в разгромленный холл и начинаю уборку. Руки дрожат, слезы капают. А если бы пошел мой ребенок?

Муж твердил, что это наверняка был обычный уж. Но мне было все равно – такой стресс.

А вечером позвонил наш Змеелов и сообщил, что змея оказалась среднерусской ядовитой гадюкой. Вот так. Такая вот история приключилась с нами почти в центре Москвы на шестнадцатом этаже семнадцатиэтажного дома.

* * *

В советские времена мама ездила за границу по туристическим путевкам. Путевки продавались в ее организации. ГДР, Венгрия, Чехословакия, Польша. Из всех поездок она везла подарки: вещи, обувь, сладкое. Моя сестра была сладкоежкой с самого детства. Из какой-то поездки, кажется из ГДР, мама привезла ей большущую сумку вкусностей. Чего там только не было: вафли в шоколаде, незнакомый нам M&S, шоколадки, жевательный мармелад и, главное, – разноцветные леденцы. За разговорами и рассказами сестрицу мы проглядели. Через пару часов появляется наша девица с виноватым и перепуганным личиком и на вопрос «что случилось?» предъявляет свой язык – распухший, еле умещающийся во рту, малиново-синего цвета.

В общем, что называется, оторвалась по полной. Но надо сказать, что сладкое сестра не разлюбила.

Да, была еще одна смешная или не очень история с моей глюкозозависимой младшей сестрой. Однажды мама принесла коробку конфет – большущую, невероятно красивую, кажется, импортную. И убрала ее до лучших времен, то есть до гостей, которые, как я уже говорила, собирались в нашем доме частенько. Нет, не убрала – спрятала. Конфеты всегда от сестрицы прятались. Иначе…