Текст книги "Рядом с вами"

Родная кровь

– Смотри, смотри, Нугзар, ты видишь вон того типа в шортах?

– Которого? Этого, в очках? С наглой рожей?

– Да! Он мне кого-то напоминает. Не могу вспомнить, кого именно, – прямо на языке вертится.

– Оставь, пожалуйста, кого может напоминать тебе толстый немец?!

– Говорю тебе, у меня чутье на людей. Смотри, Нугзар, у него и нос, как у кахетинца!

– О-о-о! Что ты пристал!

Такой разговор вели два брата, Гоча и Нугзар, разглядывая через окно витрины немецких туристов, сидящих в кафе. До того братья стояли на остановке и ждали автобус, чтобы отъехать на автовокзал, а оттуда – в свою деревню около Гурджаани. И вдруг старшего, Гочу, угораздило бросить взгляд в зал кафе. И все, задело. Оба они были людьми немолодыми и вроде бы давно миновали возраст, когда так внимательно пялятся на окружающих.

Вдруг Гоча со всей силы треснул себя по лбу:

– Вспомнил! Нуго, этот немец – вылитый наш отец Васо. Пусть земля ему будет пухом!

Младший, Нугзар, всмотрелся повнимательней. Даже прильнул к окну, сложив руки козырьком, чтобы не отсвечивало.

– Ва-а! И правда, что-то есть.

– Нет, не что-то, а просто вылитый наш отец! – настаивал Гоча. – И руки, видишь, как стакан держит. Копия! Один в один!

Нугзар оторвался от своего стратегического пункта и недоуменно спросил:

– Ну и что? Мало ли похожих людей на свете.

Гоча заволновался:

– Э, ты что? А вдруг это наш брат?

– Как брат? – не понял Нугзар.

– Этот немец – сто процентов из Берлина. Наш отец там воевал. Понимаешь?

– Нет.

– Ты всегда был тупицей! С детства! Недаром тебя бабушка уронила!

– Да пошел ты…

– Объясняю: наш отец дошел до Берлина и по ходу сделал какой-то немке ребенка. Дошло?

Нугзар задумался.

Их покойный отец точно приехал с фронта с колодкой орденов, рассказывал, что расписался на Рейхстаге и от жизни брал всё по максимуму. А именно – ни одну юбку не пропускал. Сколько из-за этого их мать наплакалась, но на то отец и мужчина, в конце концов, а не чучело огородное. Теоретически версия Гочи выглядела очень убедительно.

– Но нам-то что с этого? – опять переспросил тугодум.

– Включи мозги, Нугзар! – Гоча многозначительно понизил голос. – Это Европа. Понял? – И произнес по слогам: – Ви-за!

– Смотри, наш автобус пришел! – крикнул Нугзар.

– Оставь автобус в покое, – рявкнул старший брат. – Этого немца нельзя упустить! Никак! Вся жизнь может измениться.

– А что же делать?

Гоча только кинул на брата взгляд, полный неописуемой жалости, и бросился к идущим навстречу девушкам:

– Девочки, дорогие, кто из вас знает немецкий? Умоляю, срочно надо. Или хотя бы английский.

Девушки слегка удивились такому напору, но все же сказали, что немецкий не знают, а вот английским сносно владеют все. Гоча уже тащил их в кафе. Нугзар поплелся за ними, вытирая платком лысину. Вся эта затея казалась ему верхом бесстыдства.

Перед удивленными немцами, мирно сидящими за столиком, вмиг возникла живописная группа: возбужденно жестикулирующий Гоча, улыбающиеся студентки и где-то на заднем плане красный как рак Нугзар.

Гоча стал задавать вопросы, девчонки со смехом переводили. Немцы сперва тупо смотрели на аборигенов, потом расслабились и стали отвечать.

Все совпало. Новообретенный брат Ганс Мюллер (при этом Гоча хлопнул немца по плечу и велел перевести, что «кино про Штирлица» – его любимый фильм) родился в 1946 году в Берлине, на вопрос об отце почему-то замялся. Но Гоча уже обрушился на него с объятиями и стал кричать, что тут все свои, и все люди – человеки, и вообще, теперь Ганс у себя дома, на родине, и они все вместе едут в Гурджаани, в родные пенаты.

За столиком послышалось:

– Вас ист дас Гурджаани?

Девчонки весело переводили под Гочину диктовку, что это – лучшее место в мире, там шикарное вино. Свое вино, учтите, сделанное вот этими руками! А рядом течет Алазани. А немного в сторону – Дагестан. И во-от такие горы!

Теперь «вас ист дас» раздавались через каждые два слова.

К столику был вытолкнут смущенный Нугзар. Про него было велено перевести, что это еще один брат. Он, в общем, неплохой и тоже свой, но его слегка уронили в детстве головой об пол. Немцы сочувственно закивали головами. Дескать, бывает.

Через час три брата и Лаша, друг одной из студенток, вызванный в качестве переводчика, ехали в машине в сторону Кахетии. Гоча болтал без умолку о всякой всячине, иногда командуя Нугзару не сидеть таким надутым и поддерживать компанию. Ганс как-то размяк. Он слушал сбивчивую чужую речь и думал о чем-то своем.

Вечером уже вся деревня знала, что Гоча с Нугзаром с Божией помощью нашли брата из Берлина и скоро все они поедут в Германию знакомиться семьями, как положено настоящим родственникам. Ганс, непривычный к такому количеству вина, крепко спал в лучшей комнате прямо под портретом своего вновь обретенного отца Васо при всех орденах.

* * *

Через неделю в Тбилисском аэропорту Ганса в подаренной сванской шапочке провожала куча народа. Натуральный немец уже неплохо выговаривал труднопроизносимое «гамарджоба»[35]35
  Здравствуй (груз.).


[Закрыть] и вставлял к месту «мадлоба»[36]36
  Спасибо (груз.).


[Закрыть], неправильно делая ударение в конце, но это никого не смущало. В багаж было загружено дикое количество чурчхел, тклапи и прочих непортящихся съестных экзотических припасов. За неделю была проведена колоссальная работа: Ганс побывал на кладбище у отца и всех его родственников по восходящей линии, прослушал краткий курс истории Грузии в несколько импровизированном стиле от Гочи и крестился в Православие в местной церквушке невесть какого века (братья сами путались в датах). И, самое главное, он увозил с собой образцы для генетического анализа. Гоча и Нугзар, который раскрылся с самой лучшей своей стороны за этот промежуток времени, обнимали его и просили беречь себя в дороге, как будто провожали на фронт.

Немец был явно растроган и через переводчика уверял, что ничего подобного так далеко от дома он не ожидал найти. Заявление вызвало соответствующие неописуемые эмоции у провожающей стороны.

Кто-то из пассажиров аэропорта, вникнув в суть дела, сказал веско:

– Родная кровь, понятное дело.

Через месяц в Гурджаани пришло письмо из Германии. К нему были приложены фото семьи Ганса с подробным описанием, кто есть кто.

В письме было много теплых слов, а в конце маленькая приписка: «Генетический анализ показал, что у нас нет ничего общего. Но какая разница, когда, в общем, все люди – братья. До встречи в Германии, дорогие мои!»

Слово участия

Ученик-разгильдяй заметно опаздывал, и его любящая бабушка стала развлекать меня беседой.

Сперва говорили о том о сем, о тяжести современной жизни, о всеобщем безденежье. Потом перешли на нестабильность браков в целом и в частности.

– Мужчины иногда не виноваты, что заводят любовниц, – развивала она тему дальше, а мне волей-неволей приходилось кивать и изображать заинтересованность разговором. Встать и уйти никак не получалось. – Мне часто приходилось наблюдать, – продолжала бабушка, – что чаще всего женщины сами на них вешаются… Вот что произошло у меня на работе двадцать пять лет назад. Я была начальником отдела в одном учреждении. Работала под моим началом одна женщина, вела свободный образ жизни. То с одним, то с другим по ресторанам ходила. Но денег не брала, так как считала, что все это у нее происходит по любви. Было ей лет сорок. Несмотря на возраст, никак не могла успокоиться… Каким-то образом сошлась с парнем на пятнадцать лет младше себя и забеременела.

Как-то во время работы осталась я с ней один на один в комнате. Она вдруг у меня спрашивает:

– Хочется мне знать твое мнение по одному вопросу. Как ты скажешь, так и поступлю. – И рассказала подробно о своих колебаниях оставлять ребенка или нет.

– Конечно, – отвечаю, – оставь. Раз тебя Бог хочет сделать матерью, надо ею стать.

– Но мой возраст! – возражает она мне. – И я никогда не рожала.

– Ну и что, – говорю, – это не проблема. Ты еще и внуков успеешь вырастить.

Она задумалась и согласилась. Первым делом объявила своим подружкам, которые у нее по вечерам собирались, что с этого дня все эти сборища с сигаретами и выпивкой прекращаются. Я, говорит, должна родить здорового ребенка и не тот у меня возраст, чтобы рисковать. Подруги сперва надулись на нее, но она на это внимание не обращала и быстро их от себя отвадила. Потом расписалась с тем парнем, чтоб у ребенка был официальный отец. И вообще, очень изменилась в лучшую сторону.

Родилась прекрасная, здоровая девочка. Все мы очень обрадовались. Все, кроме ее свекрови. Свекровь решила, что она этого ребенка родила специально, чтобы покрепче ее сына к себе привязать, и задумала отравить ребенка. Пришла в роддом и передала невестке мазь (с ядом), чтобы смазывать грудь перед кормлением. Ребенок, если возьмет такой сосок в рот, тут же умрет. А сама осталась в вестибюле ждать результатов действия мази.

Хотела уже моя сотрудница употребить полученную передачу, как ее что-то остановило. Запах не понравился. Позвала она санитарку и говорит: «Отнесите в лабораторию». Там выяснили, что мазь содержала сильнодействующий яд.

Когда все вскрылось, не стала она мстить своей свекрови и заявлять в милицию, только сказала:

– Раз ты свою внучку из-за своего сына чуть не убила, тогда забирай его, он мне не нужен. Главное, моя девочка законная и ее потом никто не оскорбит.

Вышла она из роддома и подала на развод. Муж ее плакал, просил помириться, но она стояла на своем. Главное, говорит, у меня есть дочь.

Одним словом, вырастила она одна эту девочку, выдала ее замуж. Недавно встретила я ее на улице с внуком, и она мне говорит:

– Права ты тогда была – удалось мне и дочь, и внука вырастить.

– Да, вот как в жизни бывает. – вздохнула бабушка, вновь устремляясь к окну – выглядывать своего ненаглядного отпрыска. Во дворе по-прежнему было тихо: мальчишки лазили вне пределов видимости. А я, воспользовавшись паузой, попрощалась, унося с собой еще одно доказательство милости Божией к любому своему созданию.

Закон возмездия

Встретить духовно грамотного человека в наше время – большая редкость. И если состоится такая встреча да еще и разговорится такой человек – тут только слушать и слушать.

И вот сидит напротив меня певчая, коренастая женщина лет под шестьдесят. Лицо типичное для средней полосы России, приветливая улыбка, лучистые карие глаза.

О ней мне известно очень мало. Знаю только, что всю жизнь провела в церкви, раньше работала на заводе, сейчас живет тем, кто что подаст. С больной ногой ездит из Рустави в Тбилиси, чтобы только побыть на службе, попеть в хоре. Поет, конечно, бесплатно, «для души». Ночует часто где придется.

Первое, что особенно притягивает к ней, – это всегда хорошее, благодушное настроение.

Одета во все черное, в руках неизменные четки.

– Вы не монахиня? – спешу я удовлетворить свое любопытство.

– Нет, что ты, что ты, – машет рукой и смеется. – Куда мне, грешной. Я только послушницей была при монастыре, да и то недолго. Пришлось сюда приехать…

– Расскажите о себе…

– И рассказывать-то особенно нечего… Вся моя жизнь пошла наперекосяк из-за того, что я в свое время старца не послушалась.

Я тогда молодая была. В церковь часто ходила, хотя в то время – послевоенное – мало кто туда ходил. Мои подружки на танцы бегали, а я дома сидела. Мать мне все выговаривала: иди, мол, и ты с ними. А я отвечала: «Ну, что мне там делать?» Мать, конечно, переживала: «Ты так и замуж не выйдешь». Я ей в ответ: «Буду монахиней». Просто так тогда вырвалось, а Господь, видно, записал у Себя сказанное.

И вот поехали три девушки из нашего города в Почаев, к прозорливому старцу Иосифу. (Тогда только мы четверо молодых со всего Николаева на всех службах бывали.) Меня с ними не было – я на заводе в то время работала. При встрече старец им сказал: «Смотрите не выходите замуж. Сейчас время такое. Мужья у вас будут не кормильцы, а иждивенцы, на вашей шее сидеть будут. И дети сейчас рождаются не в радость, а в наказание».

Эти девушки вернулись домой и по его совету не вышли замуж, а я вскоре согласилась на брак. И вот до сих пор раскаиваюсь.

– Так это же он не вам лично сказал.

– Видно, и мне это было адресовано. Господь через кого-то передал. Помнишь, в житие преподобного Феодосия Кавказского описывается случай про трех девочек?.. Пришли к нему в обитель три десятилетние девочки проситься в послушницы. И он их принял. А на другое утро приехали их родители, чтоб забрать девочек домой. Батюшка им говорит: «Не забирайте их. Они – Божьи избранницы». Двое матерей послушались и оставили своих дочерей в обители, а третья забрала дочку домой. Потом та выросла и вышла замуж за пьяницу, да еще и детей-дебилов народила. Так сама мать испортила жизнь своему ребенку.

То же самое и у меня получилось. Вышла замуж, а мой муж меня в церковь не пускал, бил меня из-за этого. Пришлось развестись. Да еще с какими мытарствами… И детей своих из-за этих постоянных скандалов упустила. Оба сына мои пьют… Э, да что вспоминать… Вот что значит непослушание…

Разговор наш, не помню как, зашел о нашей ответственности за грехи предков.

– Вот хоть меня возьмем, к примеру, – оживилась вновь моя собеседница. – Дедушка мой был дьяконом, случалось, иногда поговаривал, как священники наши грешат подчас сребролюбием либо чревоугодием. – Говорила она без всякого осуждения и перекрестилась: – Господи, милостив буди к нам, грешным. Видно, и дедушка мой, Царство ему Небесное, тоже что-то не так делал. Что именно, не знаю, только случился с ним несчастный случай. На Крещение ходил он с крестным ходом по нашей деревне, поскользнулся, упал и сломал шейку бедра на правой ноге. Тогда обезболивающих не было, и он терпел жуткие боли. Дошел до отчаяния и решил покончить с собой. Чудом в последний момент его достали из петли.

Ему бы потерпеть то, что Господь попустил, а он не выдержал. Ведь больше сил креста не дается. Потом дедушка скончался. Но, видно, недостаточно очистился через болезнь при жизни, а может, возроптал, кто его знает. Может, поэтому и нам, его потомкам то же досталось. Проходит какое-то время, и мой отец ломает именно правую ногу. Правда, не шейку бедра, а голень, что, конечно, легче заживает. Потом настала моя очередь. Иду по дороге и слышу, словно Ангел мне шепчет: «Осторожно, сейчас ты сломаешь ногу». Мне бы перекрестить дорогу и потом идти, а я не обратила внимания. Иду себе вперед. И тут же упала. По боли чувствую – перелом. Проходит еще какое-то время, и мой младший сын (он отвечает за мой род, а старший сын отвечает за род моего мужа) падает и тоже ломает правую ногу. У него потом прошло, а у меня до сих пор не заживает. Трофическая язва образовалась. Ну, что это? Совпадение? Выяснять, копаться в причинах – бесполезно. Надо только терпеть, что Господь посылает.

Впрочем, это везде так. Верующий, неверующий, буддист или мусульманин – все одинаково держат ответ…

Вот у нас недавно соседа-ассирийца в драке убили. Топором или ножом ударили в голову. Осталась вдова с детьми. А на похоронах всплыл случай давно минувших дней. Оказывается, в 30-х годах отец его был чекистом. Как-то поехал он кого-то арестовывать. Арестованный бросился бежать. И хотя чекист мог его легко поймать (конный пешего-то), он вместо этого выстрелил ему в голову и убил за попытку к бегству. У убитого тоже осталась жена с детьми… И через шестьдесят лет все то же самое произошло с его сыном, которому пришлось мученической кончиной искупать грех отца. Да, наверно, и свои тоже, накопившиеся за жизнь. Святые отцы говорят: мученическая кончина множество грехов очищает…

Долго мы так беседовали. Некоторые ее слова вызывали у меня улыбку своей наивностью. Хотя это не важно. Как сказал старец Захарий одной монахине, сожалевшей о своей неученности: «Богу ученых не нужно, Ему одна любовь нужна».

А я подумала: любовь и смирение.

Невысказанные желания

Такой феномен, как исполнение невысказанных желаний, наблюдают все, но мало кто всерьез обращает на это внимание…

Разговор по телефону.

– …У меня нечаянная радость, – говорят на том конце провода. – Ты же знаешь мою любовь к святому Иоанну Кронштадтскому. Как только узнала я о нем, сразу же захотела получить его книги, но у нас они не продаются. Ну, я внутренне помечтала и махнула рукой.

Прошло какое-то время, и одна моя знакомая по церкви, приехав из Питера, привезла мне все его книги. Я ее даже не просила. «Как, – говорю, – вы догадались?» – «Просто у меня внезапно появилось желание купить их именно для вас…»

…Предпраздничная базарная толчея. Море голов. Вдруг в этой неразберихе я встречаю знакомую с объемистыми сумками.

– Где ты была столько времени? – набрасывается она на меня. – Уже месяц тебя жду. Ну, думаю, если ты и сегодня не появишься, я эту кровать выкину на свалку!

– Какую кровать?

– Обыкновенную. Сын недавно новую себе купил. Тебе же нужен всякий хлам! Кто просил ничего не выкидывать?! Забери сегодня же!

Толпа разносит нас в разные стороны, не дав ни попрощаться, ни оправдаться.

Уже вечером кровать переправляется к новой хозяйке.

– О! Как здорово! – улыбается она, протаскивая остов через дверь. – Слава тебе, Господи! Только вчера думала: как мне нужна еще одна кровать!

* * *

…В июле 1993 года мне невольно пришлось участвовать в одной истории. Вспоминая сейчас всю цепочку событий, можно назвать это проявлением Божиего Промысла, о котором я тогда не имела понятия.

Проснувшись утром, мама сказала мне без всякой видимой причины:

– Сходи сегодня к Любе. Интересно, как она?

Люба – моя одноклассница из детского дома, полтора месяца назад родила первенца, живет на другом конце города. Было воскресенье, делать было нечего, и я поехала.

Прихожу и застаю такую сцену: раскрасневшаяся Люба в слезах с маститом, некормленый ребенок плачет-разрывается, двадцатидвухлетний супруг ходит взад-вперед, мечет громы и молнии на всех и вся и, матюкаясь, выдает следующий меморандум:

– Я мужик! Откуда я знаю, что делать? Возьми деньги и поезжай куда хочешь, хоть на операцию, хоть….

Как на зло, никого из людей постарше поблизости нет. А мы все трое с маститом сталкиваемся впервые. Знакомых врачей тоже нет, а к незнакомым врачам обращаться – себе дороже.

Тут мне в голову пришла одна авантюрная идея.

Примерно за полгода до этого я брала интервью у заведующего отделением гинекологии одной из больниц на провокационную тему: «Сколько стоят официально бесплатные роды в Грузии». Заведующий, малосимпатичный, обрюзгший тип лет сорока пяти, сначала разоткровенничался и назвал конкретную сумму, объясняя это всеобщей дороговизной и мужской логикой: «Должен же я хоть раз в месяц с любовницей в ресторан сходить или, к примеру, лишнюю покрышку купить!» Я все это записала и уже собиралась нести в редакцию, как позвонил этот любитель лишних покрышек и настоятельно просил не печатать мой опус. Оставила я ему тогда его компромат, и мы расстались.

Сейчас все это промелькнуло в сознании и вылилось в идею: идти прямо к нему, а если он упрется, шантажировать его старым черновиком.

Любе, одуревшей от слез и боли, было все равно, куда идти. И мы двинулись, захватив с собой всю семейную наличку – двести-триста купонов и один доллар, оставив молодого отца с ребенком и бутылкой смеси.

На наше счастье, любитель ресторанов был при исполнении служебных обязанностей – валялся мешком на диване, уставившись в телевизор. Шантажировать его не пришлось. Он тут же все вспомнил и приступил к осмотру. Закончив, сказал, что это не по его части, и отправил нас к изготовительнице мазей. И на том спасибо.

Через час мы были на месте. По ходу дела выяснилось, что сюда обращается половина женского населения Тбилиси.

Забирая мазь (по слухам, приготовленную из жира подбитых местными мальчишками ворон) и прощаясь, Люба спросила:

– Сколько я должна?

– Сколько дашь, – ответила монополистка. – У мази нет конкретной цены. Часто приходят совсем неимущие. Я человек верующий. Один даст больше, другой меньше. Это не важно. Главное, что меня Бог хранит. Вы видите, как я живу, – она кивнула на прекрасную обстановку. – Был у меня случай. Я находилась дома одна, дверь открылась и вошел грабитель. Я не растерялась и выпалила первое, что пришло в голову: «Мой муж сейчас со двора поднимется, лучше уйдите». Он испугался и ушел. Если бы я с людей требовала деньги, неизвестно, чем бы все закончилось.

Вышли мы под впечатлением и с чувством уверенности – попали куда надо. Люба заметила:

– Знаешь, как весь этот кошмар начался, я просила про себя: «Господи, не знаю как, но помоги!» И правда, Он мне помог…

Что касается мастита, то мазь за считаные дни сделала свое дело и операция не потребовалась.

* * *

…Однажды, почти как у Пушкина, три девицы под окном пряли поздно вечерком. Только вот это были не цветущие девицы, а уставшие от жизни три соседки. Сидя за неубранным столом, они вспоминали «дела давно минувших дней», а именно: кто как замуж выходил. Что же касается окна, то из него открывался вид на скучные многоэтажки района Варкетили[37]37
  Район новостроек в Тбилиси.


[Закрыть] на фоне ночного неба.

– Ну, когда я поняла, что в одиночестве остаюсь, – рассказывала одна из них, – стала в церкви ставить свечки и внутренне просить: «Господи, удостой меня стать матерью! Хоть одного ребенка подари мне!»

Потом сама себе удивлялась: никогда не просила о том, чтобы выйти замуж. Что попросила, то и получила.

Еще не имея никого на примете, решила: вот кто сейчас первый предложит мне руку и сердце, за того и пойду.

В тот период почти одновременно сделали мне предложение трое. Все с образованием, все серьезные люди в возрасте. Мне тогда было тридцать восемь лет.

Первым оказался мтиул[38]38
  Жители высокогорья Грузии.


[Закрыть], двое других были, как и я, из Кахетии. И хотя мне по образу жизни и мировозрению были ближе мои земляки, я все же вышла замуж за мтиула.

Жили мы вместе очень мало. Совсем разные оказались… Помню, когда мы были в свадебном путешествии в России, предложила я ему зайти в церковь. А горцы ведь до сих пор еще во многом язычники. Конечно, он наотрез отказался: «В жизни я этого не делал и делать не буду!» Я все же зашла, а он меня на улице ждал.

Потом родился ребенок – его копия. Вскоре началась гражданская война. Мой муж был на стороне Гамсахурдии, и его вскоре убили. А я с годовалой дочкой осталась одна.

Сейчас, оглядываясь назад, поражаюсь, как точно исполнилась моя молитва: просила только ребенка, так и осталась с ним одна. А мужа иногда кажется, что и вовсе не было.

– А я вам вот что скажу, – вступила в разговор вторая. – Недаром сказано: просите, и дастся вам. У нас на работе была одна учительница. Она, еще девчонкой, как только школу закончила, побежала в церковь, на колени встала и попросила: «Не хочу я ни замуж выйти, ни детей иметь, только бы мне в институт поступить!» И правда, в тот же год поступила. Но замуж она так и не вышла. Потом уже, лет под пятьдесят, усыновила десятилетнюю девочку из какой-то деревни…

Вот мы все суетимся, думаем, что можем что-то изменить и знаем как, а выходит по-другому… Вот я, когда всерьез задумалась о замужестве (а я тогда уже четвертый десяток разменяла), взмолилась: «Господи, если Ты хочешь, я выйду замуж, но только не за разведенного. За вдовца и то лучше. Не хочу, чтоб меня с кем-то сравнивали…» Ну и что? Многие за мной ухаживали, сватали, а вышла я за разведенного, на пятнадцать лет старше меня. О любви и речи не было. Но я не жалею. Я была за ним как за каменной стеной.

Помните, девочки, когда мои племянники осиротели, как он их принял? Всю жизнь считала его тяжелым, нудным человеком, а раскрылся он мне, только когда мы детей усыновили. Как я жалею, что мы с ним так и не повенчались! Тоже все на потом откладывали. Думали, успеется.

Эх, его уже четыре года нету. И чем больше времени проходит, тем больше я его ценю…

Третья соседка сидела молча: то ли ей нечего было добавить, то ли все это она не один раз слышала.

Тут в разговор включилась одна из подошедших гостий:

– …А я, еще когда замужем не была, тоже попросила: «Господи, дай мне такого мужа, чтоб я не знала, когда у него аванс, а когда зарплата…» И вот посватался ко мне как-то начальник консервного цеха. Сам огромный такой, внушительный. Знаю, живет хорошо, свой дом, машина. С таким точно не будешь знать, когда получка, когда премия – деньги рекой текут.

Одним словом, заколебалась я: выходить за него или нет. А тут соседка по общежитию возьми да ляпни: «Вы совсем не пара. Вместе смотритесь, как шкаф с тумбочкой!»

Я и отказала. Кому охота выступать в роли тумбочки. Потом Серго встретила. Вот живем – перебиваемся. Теперь точно не знаю, когда у него зарплата, когда аванс…

Все засмеялись, так как знали, что Серго был хронический безработный, за последние десять лет нигде не работал и особо по этому поводу не переживал.

Вот и получается, как сказал кто-то из великих, что в общем переплетении судеб, подчиненном замыслу Божию, у каждого своя роль. Может быть, сознание этого и есть счастье?