Текст книги "Рядом с вами"

Вторая профессия

Группа выпускников, успешных, состоявшихся, пришли в гости к своему старому профессору. Конечно же, вскоре разговор зашел о работе – выпускники жаловались на многочисленные трудности и жизненные проблемы. Предложив своим гостям кофе, профессор пошел на кухню и вернулся с кофейником и подносом, уставленным самыми разными чашками – фарфоровыми, стеклянными, пластиковыми, хрустальными, и простыми, и дорогими, и изысканными.

Когда выпускники разобрали чашки, профессор сказал: «Если вы заметили, все дорогие чашки разобраны. Никто не выбрал чашки простые и дешевые. Желание иметь для себя только лучшее и есть источник ваших проблем. Поймите, что чашка сама по себе не делает кофе лучше. Иногда она просто дороже, а иногда даже скрывает то, что мы пьем. То, что вы действительно хотели, было – кофе, а не чашка. Но вы сознательно выбрали лучшие чашки. А затем разглядывали, кому какая чашка досталась. А теперь подумайте: жизнь – это кофе, а работа, деньги, положение, общество – это чашки. Это всего лишь инструменты для хранения жизни. То, какую чашку мы имеем, не определяет и не меняет качества нашей жизни. Иногда, концентрируясь только на чашке, мы забываем насладиться вкусом самого кофе.

У самых счастливых людей нет всего лучшего. Но они извлекают все лучшее из того, что есть».

Притча о счастье

– …Может, вам фонарь принести, батоно Серго? У меня хороший, с радио.

– Нет, спасибо, у меня свой, простой.

– Не хотите ли что-нибудь, уважаемый Серго?

– Не беспокойтесь, все, что нужно, я взял.

– С вашего разрешения покину вас, уважаемый.

– Конечно, батоно Омар, до вечера!

Эта учтивая беседа происходила рано утром во дворе многоэтажного дома между одним из жильцов дома Омаром и пришлым незнакомцем. По всей видимости, это был чернорабочий, так как одет в рабочую куртку, с тачкой и мотком веревки.

На четвертом этаже в одной из квартир этот невинный разговор вызвал между тем небывалый ажиотаж.

– Назико, иди сюда быстро! – крикнул Нугзар с балкона вглубь комнаты своей жене. – Смотри, что творится!

Назико вышла и свесилась с перил, подозрительно осматривая двор. Там ровным счетом ничего не происходило. Омар уже сел в свой джип и отъехал. Рабочий скрылся в подвале.

Нугзар ввел жену в курс дела:

– Омар, наверно, с утра пораньше головой где-то ударился. С рабочим на «вы» разговаривает.

Назико смерила мужа красноречивым взглядом и вернулась к прерванным делам, бурча по дороге:

– Мне б твои проблемы!

Хотя будь она в другом настроении, тоже бы отметила, что резко разбогатевшему Омару вежливость явно не характерна. Что поделаешь, затемненные стекла джипов меняют мировоззрение людей не в лучшую сторону.

А Нугзар продолжал дедуктировать. Все-таки странный он какой-то, этот Серго. Не похож на тех лбов, кто собирает металлолом и режет батареи по квартирам. Одет в старье, а вид как в смокинге. Еще работать не начал, а уже в рукавицах. И лицо слишком уж какое-то такое… Нугзар не смог найти подходящего определения. Потом чертыхнулся и зашел в дом. Какие иной раз глупости лезут в голову!

* * *

Серго работал быстро и качественно. Отсортировал книги от хлама, металлолом – по ценности, нашел два ламповых телевизора «Иверия» – редкая удача. Потом он их разберет и сдаст медь, куда надо, по хорошей цене.

Вдруг незадача: какой-то ржавый гвоздь прорвал рукавицу и распорол руку до крови. Что ты будешь делать? Бывают такие мелкие неприятности на жизненном горизонте, которые резко меняют наши планы на неделю вперед.

Рука эта была не раз травмирована. Из-за нее фактически вся жизнь пошла по другому пути, но он ни о чем не жалеет. Что ни делается, все к лучшему. Но из-за этого дурацкого гвоздя придется отменять мероприятие, к которому Серго готовился целый месяц.

Он достал из верхнего кармана куртки свой джентльменский набор: бинт и перекись. Без них он на работу не выходил. Остановил кровь. Ерунда, конечно, но так и рассекретиться недолго. Дети, они наблюдательней взрослых. И так уже один шустрый мальчишка на днях спрашивал:

– Как часто вы, Серго-мас, руки режете… Хоть бы наняли женщину, чтоб готовила вам обеды…

Вот всё знают: и что сам готовит, и что руки режет.

Серго тогда отшутился. Свалил на что-то безобидное, но по глазам мальчишки понял, что тот не поверил. Не скажешь же детям, что он уже давно ведет двойную жизнь…

…Пять дней в неделю он, Серго Ломоури, директор единственной музыкальной школы на высокогорье, проводит уроки игры на скрипке. А на выходные, одевшись как обычный муша[33]33
  Чернорабочий (груз.).


[Закрыть] едет в Тбилиси и разгребает захламленные подвалы. Денег за работу не берет. Единственное условие – отдать ему весь хлам на самовывоз.

Люди охотно соглашаются: кому охота рыться в кучах мусора полувековой давности? Самим убрать надо, но руки не доходят, а нанимать кого-то – где лишние деньги у безработного населения?

Удивительное дело, как ни пытался Серго скрыть свое положение, работодатели все ж узнавали, кто у них работает, вели себя соответственно: тактично и не лезли в душу.

Серго любил музыку без памяти, но все же предпочел овладеть второй специальностью. Откуда знать, как жизнь сложится? Поэтому делал малярные работы и шил сумки, косметички. Родители его были музыкантами и хотели, чтобы он продолжил их дело, став директором музыкальной школы. Серго не хотел. Позже он прочел в книжке, которую дал ему духовник, одно изречение святых отцов: «на должность надо назначать людей, которые не стремятся к должности». Прочтя это, он успокоился, так как до этого колебался: его ли это было дело или нет. Нужно отметить, что решающее значение оказал на него духовник. Дело в том, что Серго ходил к старцу, в свое время отсидевшему за веру. Батюшка был очень простой в общении и в то же время требовательный к себе. Своим духовным чадам он никогда не читал морали, как надо и как не надо, но многие вещи усваивались сами собой.

И вот теперь Серго жил скрипкой и своими учениками. Музыкальная школа забирала все его время без остатка. Уроки, репетиции, мероприятия – раз и навсегда выбранный им образ жизни.

На себя у него никогда не хватало времени. Разговоры друзей о женитьбе только раздражали своей нелепостью.

– Потом, потом, – твердил он. – Сейчас у меня времени совсем нет. – И начинал перечислять насущные проблемы: –…Опять нот не хватает. Вот позарез ксерокс нужен. У многих моих ребят нет денег на копии. Все из бедных семей. И еще новые диски с записями нужны. Недавно усилитель полетел…

Друзья закатывали глаза и меняли тему разговора.

Государство выделяло на школу крайне мало. Считалось, что искусство – это не предмет первой необходимости, потому раз уж хотите занимать свое место под солнцем, то и существуйте на самофинансировании. Поэтому Серго был необходим источник дохода – подвалы.

Во-первых, это был Клондайк. Во-вторых, физический труд необходим человеку. А то, что при этом часто приходилось делать большие марш-броски, Серго нисколько не смущало. Еще в начале 90-х, когда транспорт работал чисто символически, Серго привык ходить пешком из одного конца города в другой, чтобы провести один-единственный урок. Когда у человека есть цель, все остальные сопутствующие трудности воспринимаются только как фон.

В физическом или материальном плане его альтернативная работа доставляла огромный простор для фантазии. В хламе Серго часто находил целые нотные сборники и множество вполне приличных книг. Так при школе собралась внушительная библиотека, ведь его ученики должны быть всесторонне образованными и к тому же иметь хороший вкус.

Еще Серго вел занятия по музыкальной литературе. Для этого у него имелись внушительные альбомы с тематическими вырезками из журналов, были подобраны интересные случаи из жизни композиторов и музыкантов. Особый акцент делался в них на бескорыстном служении людям своими способностями.

Везде, где только можно, Серго развешивал плакаты с биографиями своих кумиров и их фотографиями. Расчет делался на зрительное восприятие: не хочешь, да запомнишь хоть что-то.

Выглядело это примерно так: «Илико Курхули – грузинский скрипач (1885–1954), провел сорок лет жизни в хождении по миру, обошел многие города и села Грузии, России, Украины, Белоруссии, Прибалтики, Польши, Финляндии, Турции, Греции, Франции, Болгарии. Он исполнял известные классические произведения на улицах и во дворах, чтобы приобщить людей к искусству». А внизу красным шрифтом – слова бродячего музыканта: «Музыка, как молитва, должна быть достоянием всех!»

Серго особенно почитал преподобного Евфимия (Кереселидзе), собравшего и сохранившего множество нот с древними грузинскими песнопениями. Да еще когда – в годы богоборчества!

Директора-универсала многие знали в своем кругу. Серго вел уроки по скайпу с учениками из Германии. Педагогический талант не нуждался в рекламе. Иногда он задумывался, как пошла бы его жизнь, если бы не та травма правой руки в армии. Его ждала блестящая карьера скрипача, возможно, даже мировая известность. Но Господь отвел. Ведь слава всегда сопутствует тщеславию. А тут, в высокогорной школе, он на своем месте. Это ведь редкое счастье – осознавать, что ты именно там, где надо. Сколько людей меняют специальности, переезжают из страны в страну и не могут найти себя! А тут и искать не надо.

По ночам Серго трудился над собственной методикой обучения игре на скрипке и пианино. Сделано было много, и результаты получены прекрасные, но все не хватало времени систематизировать и привести свой труд в достойный вид.

Но в эту субботу он точно даст себе маленький отдых и засядет за бумаги.

Ответом на его мысли был звонок мобильного телефона. Незнакомый голос диктовал адрес. Еще подвал! И ждут его уже на предстоящие выходные, те самые! Обещали много металлолома. Нет, это никак нельзя упустить! А бумаги… – Ну что ж, подождут других выходных. Или нет, лучше перенести их на следующий месяц…

Вечером того же дня Нугзар с балкона наблюдал прием работы подозрительного чистильщика. Омар тряс ему руку:

– Большое спасибо, батоно Серго.

– Да что вы, не стоит.

– Может, вас подвести, батоно Серго?

– Если вас не затруднит, буду очень благодарен.

И Омар, нелюбимый соседями за свою заносчивость, стал грузить мешки с хламом в огромное чрево джипа.

– Назико-о-о! – раздалось с четвертого этажа.

Назико появилась на балконе как раз к концу погрузки. Омар развернул свое громоздкое транспортное средство и плавно выехал на трассу.

– Назико, – комментировал детектив-любитель, – тут дело нечисто. Либо это не наш Омар, либо муша – князь Багратион-Мухранский.

* * *

В реальной жизни прототип героя носит другое имя. Одно из его достоинств – скромность и глубокое смирение. Только поэтому пришлось изменить его имя. Не хочется лишать его заслуженной награды у Царя Небесного. Если найдется спонсор, чтобы издать книгу созданной им уникальной методики преподавания, свяжитесь с автором рассказа и получите контактную информацию…

С чистого листа

Тамрико, переваливаясь с боку на бок – замучили жиры проклятые, – влезла по крутой лесенке в красно-синий автобус. Сперва, конечно, на лобовое стекло глянула. Надпись «Tbilisi – Istambul», значит, ее маршрут. Помахала рукой шоферу Исмаилу и пошла вглубь салона на свое излюбленное место. Исмаил ответно осклабился. Тоже давно на этой линии шоферит, всех своих клиентов знает в лицо.

Тамрико устроилась поудобней и посмотрела в окно. Сразу подсекла на тротуаре двоих парней. Один из них бросил быстрый взгляд на нее и, ткнув другого локтем в бок, сказал что-то позорное. Оба заржали.

Пришлось отвернуться от окна. Очень надо на эти биологические оболочки последние нервы тратить. Тем более что их реакция давно не в новость. На всех, как известно, своя печать. Вон бабка-разносчица забралась на ступеньки автобуса и выкрикивает заученное:

– Кому пряники, сигареты, салфетки?

Сама коричневая, сморщенная, руки-крюки лоток на веревке держат. Тоже сразу видно, чем живет-дышит.

Или вон у кассы патруль стоит, рацией фуражку поправляет. Тоже известный тип, хотя и другой, естественно.

Исмаил свесился из кабины и с кем-то болтает. И на нем жизнь свою отметину поставила. А у Тамрико своя печать. Особенная. Даже если не краситься, все равно мужики сразу глаз кладут. Двадцать лет стажа в Турции в карман не спрячешь.

Подумать только, столько лет пролетело… В начале 90-х Тамрико, как и многие, попыталась торговлей заняться. Тогда в Тбилиси вообще ловить было нечего. Полный мрак и хлебные очереди по записи – особо не развернешься. Вот и махнула Тамрико на последние деньги в Стамбул. Но оказалось, торговля – дело тонкое. Тоже свой талант нужен. Не пошел бизнес. Зато другой вариант подвернулся. В гостинице свои девчонки идею подкинули:

– Не возвращаться же тебе домой пустой. Приличные деньги на трусах и майках все равно не сделаешь. Вид у тебя свежий. Клиентов будет – выше крыши.

Сперва Тамрико колебалась. Потом пошло-поехало. Тем более что великая цель ей силы придавала. Дома мать и маленький брат Ванико. Что они там одни могут сделать, когда долги как снежный ком растут? Вся надежда на Тамрико-кормилицу.

После первой ездки привезла она тысячу долларов. Большие деньги по тем временам. Полгода на них жили, пока все не проели.

Потом уже насчет избранного пути сомнений не было. Кругом разруха, беженцы, беспризорники на улице; кто милостыню просит, кто по карманам шарит. Надо выживать. Или «коллеги» ее у цирка стоят. Красная цена им – десять-двадцать лар, если повезет. Иди и живи на эти копейки, да еще и детей расти.

А тут еще ей знак судьбы вышел – пришлось первую беременность прервать. Рожать без мужа в Тбилиси менталитет не позволил. Каждый потом на ребенка стал бы пальцем тыкать: «Набичвари»[34]34
  Незаконнорожденный (груз.).


[Закрыть].

В автобус с громадной сумищей, пыхтя, влезла Назико. Кивнула Исмаилу и села впереди. Тоже вот в своем ярме человек. Опять, наверное, контрабанду везет.

Как-то Тамрико хотела ей помочь сумку поднять – задохнулась с непривычки. А Назико, тоже клизма без механизма, еще ее на смех подняла:

– Потаскай с мое – Шварценеггером станешь, подстилка турецкая!

У нее там между тряпками штук десять бутылок водки припрятано. Назико эту водку для наших девчонок, кто на постоянке, везет. По несколько долларов с бутылки выгадывает. Есть за что рисковать. И еще лежачая мать и трое детей в Батуми Назико особо подстегивают. Как же тут без контрабанды обойтись? В Сарпи, на таможке, Назико каждый раз по полжизни теряет. Турки, если застукают, сразу паспорт испортят. Но ничего, есть Бог на свете, пока как-то проносит.

Язык только у Назико очень острый. Любит про Тамрико обидное слово ввернуть при людях.

Как видно, ее жизнь по-настоящему к стенке не припирала, вот и развлекается.

Автобус уже вовсю катит по шоссе. Жизнь в понимании Тамрико – как эскалатор в метро. То вверх едешь, то вниз, в мазут спускаешься. И покруче люди, чем Назико, в этом мазуте мажутся.

Почему-то вспомнился давний газетный скандал.

Это еще при Шеварднадзе было. Один раскрученный писатель описал в своей повести первую брачную ночь царицы Тамары. Да с такими подробностями, будто сам под кроватью сидел. Шум тогда поднялся приличный. Весь парламент на уши встал: дескать, такой-сякой, оскорбил нашу национальную гордость. Писатель стал извиняться, что, мол, не поняли его. И вообще, тут «тонкий аллегорический смысл» или еще что-то такое, для особо одаренных. Тамрико тогда заинтересовалась и прочла ту писанину от корки до корки. Ничего обидного не нашла. Это ведь еще с какой стороны посмотреть. Царица точно святая была, раз два года при себе извращенца терпела. Не ради долларов, а ради одной только любви к Грузии и политических интересов. Уж Тамрико этих озабоченных видела-перевидела, хоть книгу про них пиши. Да и вообще, иди разберись, что там было девятьсот лет назад. Отсюда не видно. В двадцать первом веке своих ситуаций хватает.

Как-то в этом же автобусе еще в начале своей карьеры она целую стаю молодняка заприметила. Горластые, палец покажи – хохочут, но сразу видно, друг за друга держатся как пришитые. На вид русские, а говорят, как все, мешая два языка. Подсела к ним Тамрико с конкретным вопросом:

– Откуда вы, девочки?

– Из Тбилиси.

– …С Трикотажки.

– …Я из руставского деде, – уточнила светленькая с кудряшками.

– А мы из батумского, – откликнулись сразу трое с кричащей помадой.

– В первый раз в Турцию? – уточнила Тамрико.

– А че, на нас написано, да? – Сидящие поближе к ней сразу же заняли оборону. – А ты кто тут? Старый босс на этой трассе?

Тамрико – мастер любой конфликт в шутку обратить. У нее для этого уйма анекдотов всегда наготове. Она и тут не растерялась. Если память ей не изменяет, про турков им хохму рассказала. В смысле, как себя вести при встрече: «…Заходит грузин в одну комнату, где четверо турков сидят. Первый встал, руку протянул и говорит:

– Мераба.

Грузин, само собой, руку пожал и представился:

– Вахо.

Второй турок ему руку протянул:

– Мераба.

Дальше третий и четвертый то же самое сделали. Наш балдеет про себя: “Ва-а, какое у турок наше Мераб распространенное имя”.

На другой день подходит он к тем же туркам. Первый ему руку протянул и говорит:

– Вахо.

“Издевается, что ли?” – подумал грузин. Тут остальные трое поднялись и все вместе ему:

– Вахо!

А прикол тут вот в чем: “мераба” по-турецки “здравствуй”, а “вахо” турки восприняли как ответ на приветствие, поэтому на другой день решили грузину уважение сделать…»

…Автобус летит себе по графику. Уже ночь наступила.

…Девчонки тогда поржали, где надо, и о себе вкратце рассказали. Они ПТУ при Трикотажке кончили. Только их в рабочее общежитие заселили, а тут как раз Союз развалился. Следом гражданская война. Фабрика, конечно, прикрылась. Ушлая дирекция себя не забыла, станки в металлолом сдала, а рабочее общежитие приватизировала. Кто смог – выкупил свою комнатушку, а кто нет – стал вечным квартирантом. Самые умные из их группы спешно замуж за соседских ребят повыскакивали, а эти бедолаги тыркнулись туда-сюда и поняли: одно им осталось – у цирка клиентов снимать. А там своя уже сбитая бригада пасется, чужаков не пускает. Вот и решили они в Турцию рвануть. Там хоть ставки выше.

Тамрико им весь разброс цен назвала, а про себя отметила: долго вы здесь не задержитесь. Ни манер, ни обхождения. Один нахрап немного стоит.

Тамрико – другой колор. В свое время музыке училась и вообще знает, где как себя представить.

Дорога на автобусе длинная, тряская. Одна из девчонок, Рита Овечкина (и вид у нее был под стать фамилии, что-то такое в лице от беленького ягненочка), ударилась в воспоминания:

– Помните, девочки, что в деде нам Нинаванна говорила: «Вы, мол, находитесь под особым покровом Божией Матери. Ведите себя соответственно». Эх, увидеть бы ее еще раз. Она бы что-то нормальное нам придумала…

(Эта точно едет, чтоб только от своих не отстать, вычислила Тамрико.)

– Не свисти, Ритка, – заткнула ее сидящая через проход Рая. – Что бы она придумала? На свои четырнадцать лар пенсии, небось, сейчас не знает, как прожить. Вот мы бабки сделаем и ей потом отвалим.

(О, эта деловая, наверняка всех и подбила на поездку. Лидера и без микроскопа видно.)

– Не… Маруся! – Рая вставила известную присказку: – Прорвемся. Вон у Ленки, – кивок в сторону сестры-близнеца, – недавно какой финт вышел. Зура, козья морда, ей не заплатил, да еще и фонарей наставил. И через неделю в ящик сыграл. Правильно учиха зудела. Мы под этим, как его, покровом!

Так, болтая, доехали до Стамбула. Дальше разошлись кто куда.

Недавно Тамрико встретила на базаре ту самую Риту Овечкину. Вся в прыщах, волосы – жирные сосульки, сразу видно – бомжует. Ходила между рядами, клянчила мелочь.

Отошли в сторонку. Разговорились.

– …Да почти никого из наших не осталось, – то и дело шмыгая носом, сообщила Рита. – Райка спилась, Ленку, ее сестру, муж по пьяни с моста сбросил. – И пошла дальше сыпать голые факты, что с кем сталось. Потом, криво улыбаясь, вывела: – Такие, как мы, долго не живут…

Сейчас, вспоминая тех шумных девчонок, Тамрико прослезилась. Э, стареет она, стареет. Сентиментальность на сердце давит. При ее бизнесе – совсем дохлое дело. Послать бы этот вшивый бизнес куда подальше. Тем более что спустя двадцать лет ее «великая цель» виделась уже совсем по-другому.

Ее брату Ванико уже тридцать четыре года. Годами киснет у телевизора. За руль не сядет, на стройку не пойдет. Только и дела у него – лазить по городу в шикарном костюме и двумя пальцами пылинки с себя стряхивать.

Хотела его Тамрико женить на богатой невесте. Так мыслила: своих детей у нее не будет, хоть племянники в старости ей сердце согреют. Потому и вкладывала все деньги в квартиру – базу создавала.

Девчонки-«сотрудницы» тормозили ее, как могли:

– Ты просто дура со знаком качества. Мужикам добро делать нельзя. Не оценят.

Тамрико с ними не спорила. Если хоть кого-то на этом свете не любить, тогда зачем вообще жить? Планы все – труха. Брат и не думает жениться. Только зубы скалит:

– Успеется. Мужчина всегда жених. В Грузии тем более.

Недавно этот бездельник себе не пыльное занятие нашел. Священнику теперь помогает церковь строить. Ходит с кружкой по району, деньги с умным видом собирает. Последнее время стал домой всякие церковные книжки таскать. Перед отъездом Тамрико взяла одну со скуки полистать. Наткнулась на строчки о Марии Египетской. Будто ее кто в пухлую спину толкнул: «Это мое!» Перечла повнимательней и вздохнула:

– Помогла бы ты мне это дело закруглить… А то как бы на мне самой одну большую точку там, сверху, не поставили…

Этот страх Тамрико гнала от себя, как могла. Анекдот в тему вспомнился: «Одна из девиц легкого поведения в критический момент молится Богу:

– Пронеси, Господи! Только не сейчас меня забери.

Опасность прошла мимо. Потом через какое-то время другая угроза. Снова она молится:

– Спаси и сохрани, Господи. Только не сейчас забери меня!

И так же в третий раз.

Потом, спустя какое-то время, плывет она на большом корабле. Вдруг корабль начинает тонуть. Все ясно: час расплаты настал. Опять обращается к Богу.

– Господи, я-то понятно, но другие люди чем виноваты? Пожалей их, Господи.

И слышит голос сверху:

– Я вас таких три года по всему свету собирал…»

Кому анекдот, а для Тамрико – житейская мудрость. У нее тоже в жизни было несколько таких моментов, когда все нутро кричало: «Господи, спаси!» И Он спасал. А вдруг завтра последний день?

В окне уже Сарпи показалось. Тут к ней подсела Назико. Видок чего-то неважный: губы сизые дрожат, пальцы беспокойно заламывает:

– Тамро, умоляю, как сестру прошу…

Значит, точно, дело – труба, раз турецкая подстилка уже сестрой стала.

– …Возьми мою сумку. Я чувствую, не пройти мне сегодня таможку. Тебя ведь все равно не проверяют.

(Тамрико в лицо знали все на переходе и никогда толком не копались в сумке. «Мадам» на промысел едет, чего зря возиться.)

– Умоляю тебя! – У Назико брызнули слезы. – Детьми клянусь, не забуду твоей доброты…

Какая-то небывалая усталость разом накатила на Тамрико. Если зацапают, оно и к лучшему.

– Давай тащи, что ли, – кивнула она, даже не вспомнив старые обиды.

…Встретились они уже по ту сторону границы. Назико взяла назад «опасную» сумку и вдруг выдала:

– Давай вместе работать. Ты мне здесь будешь тряпки закупать, а я там – реализовывать. Мне верный человек позарез нужен.

Тамрико, не раздумывая, хлопнула Назико по открытой ладони и подмигнула:

– Я думаю, мы споемся.

И первая полезла в ждущий их автобус уже в совсем другом настроении. Ведь не каждый день можно начать жизнь с чистого листа.