Текст книги "Рядом с вами"

Часть 2. Современные были

Подарок – жизнь

Предыстория для непосвященных

Святой Цотне Дадиани, полководец и правитель Эгриси (Западная Грузия), жил во второй половине XIII века. В этот период Грузия находилась под монгольским игом. Положение страны было невыносимым до такой степени, что грузинская знать решила поднять народ на восстание против захватчиков.

Собравшись на вершине горы Кохта, правители всех частей Грузии договорились выступить единым фронтом и местом сбора войск назвали Картли. Цотне Дадиани и рачинский эристав[30]30
  Титул в феодальной Грузии.


[Закрыть] первыми отправились собирать войско.

Из-за измены о заговоре стало известно монголам. Они оцепили гору Кохта, арестовали всех повстанцев, кроме Цотне Дадиани и рачинского эристава, и отвезли к монгольскому правителю.

На допросах арестованные отрицали все обвинения и целью народного собрания назвали желание упорядочить сбор монгольской дани. Но им не поверили. По приказу монгольского военачальника их оголили, связали и, обмазав медом, бросили под палящее солнце.

Узнав об арестах, Цотне Дадиани восскорбел и счел делом чести самому принять на себя смерть и поругания. Он в сопровождении двух слуг поехал к монголам, чтобы разделить страдания с братьями по оружию. Прибыв на место пыток и увидев обреченных на смерть воинов, Цотне разделся, велел слугам связать себя и лег рядом с ними под палящее солнце.

Удивленные монголы доложили своему военачальнику о странном человеке, добровольно разделившем страдания приговоренных к пыткам. Нойон вызвал его к себе и спросил о причине такого странного поведения.

– Мы все собрались с одной целью – упорядочить сбор дани и исполнить ваш приказ. Если за это мои соотечественники наказаны, я желаю разделить их участь! – ответил Цотне Дадиани.

Его поступок настолько сильно поразил монголов, что все плененные князья были освобождены…

* * *

Это случилось во время грузино-абхазской войны. Страшными были те дни…

Учительницу грузинского языка Нуцу Мепория вместе с другими двадцатью жителями ее деревни абхазы загнали в сарай и заперли. Стали требовать выкуп. Обговорили сроки и условия. Если денег не будет, сарай сожгут…

Сын нашел выход. У крестника Нуцы была жена-абхазка, она надавила на какие-то свои рычаги, связалась с родственниками, те, в свою очередь, подключили все связи – и заветная дверь открылась. Снаружи крикнули.

– Нуца Мепория, выходи, ты свободна! Можешь взять с собой одного человека.

Внутри тут же поднялся гвалт:

– Нуца, возьми меня, умоляю!

– Нет, меня, у меня дети!

– Нуца-а-а!!!!

Счастливица с минуту стояла в нерешительности. Кого же выбрать, когда жалко всех? Потом сказала охране на выходе:

– Я никуда не пойду. Если нам суждено погибнуть, я сгорю здесь вместе со всеми!

* * *

Душа у всех по природе – христианка. Но иногда она спит. Нам не дано знать времени ее пробуждения.

И вот случилось чудо: при виде такого самопожертвования со стороны слабой женщины проснулась душа у тех, кто был снаружи сарая.

На другой день отпустили всех пленников. Без выкупа. И теперь внук называет Нуцу-бебо «мой Цотне Дадиани».

Царица морей

Солнце уже встало над морем. Зура сильными рывками уводил лодку все дальше и дальше от берега. У кормы полулежал его сын Леван. Сколько раз с ним жена ругалась:

– Не бери ребенка в море! А вдруг что…

Лейла не договаривала и без того понятную мысль: неходячему инвалиду лучше быть на суше, чем в экстремальной ситуации. Но мальчишка поднимал такой рев – хоть уши затыкай, и отец брал его с собой на рыбалку.

Зура ходил в море, сколько себя помнил. Его растил дед-рыбак и всю дорогу рассказывал ему разные морские байки, которые знают жители побережья. И вот на днях Зура рассказал сыну ту старую легенду про маленькую рыбку – царицу морей. У мальчишки зажглись глаза:

– Вот увидишь, мы поймаем ее!

Что тут сказать на это? Разболтался на свою голову. Хотел развлечь, а вышло… Еще одна несбыточная мечта.

Что и говорить, Зура любил сына особенно нежно. Долгожданный продолжатель рода.

Сначала родились у них с Лейлой две девочки. Разве можно было на них остановиться? Зура и испытывал судьбу как рулетку. Одна беременность, другая, третья – всё в холостую. Эхо опять девочку показывает. Куда столько? Есть Нино и Саломе, и хватит. Лишних вычеркивали.

И вот наконец в точку попали. Врач оторвался от экрана.

– Поздравляю, мальчик будет!

Родился Леван. Но вместо радости – горе неописуемое. Врачи руками разводили:

– Нет, ходить не будет…

Возил его Зура в Тбилиси к какому-то башковитому профессору. Но тот сказал как последние крылья отрезал:

– Сочувствую, но чудес не бывает.

Был по этому поводу у Зуры затяжной запой, но кое-как выполз из него. Надо жить дальше. Тем более и особых вариантов в Махинджаури[31]31
  Пригород и район г. Батуми.


[Закрыть] нет. Безработица, как везде. Счастливчики магазины держат, другие в сезон туристам квартиры сдают. А у Зуры одна дорога – лодка и сети. На базаре рыбу продавать.

Так, за муторными мыслями, прошло время. Стал сети вытягивать. В руках знакомая приятная тяжесть – хороший улов. Не то что вчера.

Рыбы бились о дно лодки. Самые живчики еще надеялись выскочить за борт, но куда там. Лежите, милые, и не рыпайтесь.

И вдруг Леван закричал:

– Папа, смотри, вот она! Царица морей!

И показал на невзрачную рыбешку. Посмотрел Зура и так и этак. Прав малой: и не хамса, и не мойва. Вообще, какое-то чудо в перьях попалось.

Леван руки тянет:

– Папа, дай мне ее! Да-ай!

– Н-на! – И бросил ему мокрое сокровище. – Чтоб у тебя других проблем в жизни не было.

Гладит ее Леван, к себе прижимает, как котенка. Мелочь эта непонятной породы ртом воздух ловит.

Леван опять позвал отца:

– Папа, она мне шепнула: «Брось меня в море! Я волшебная!»

Зура психанул:

– Не пудри мне мозги.

Отпустить-то ее не жалко. Просто что за сказки на уме у мальчишки в десять лет? Потом, конечно, смягчился.

– Брось, если так хочешь. Все равно ни два, ни полтора.

Леван бросил рыбешку в воду.

Зура опять взялся за весла. Лодку развернул – и назад, к берегу. Солнце уже высоко, на пляже туристов прибавилось. Значит, скоро Лейла пойдет по своему маршруту – вареную кукурузу им предлагать. Это их второй семейный бизнес, помимо рыбы.

Пристали тем временем к берегу. Зура начал рыбу выгружать, потом сына отнес домой, сдал девчонкам под надзор. А сам бегом на базар, чтоб клиентов не упустить.

Все шло обычным распорядком.

На следующий день Леван проснулся и Лейлу позвал:

– Знаешь, мам, я видел во сне царицу морей. Она мне сказала, что я буду ходить.

Лейла только набежавшую слезу смахнула. Давно и у нее на это сердце перегорело. Только сказала успокаивающе:

– Будешь, Леванчо, будешь.

Дальше Зура и слушать не стал, надо было уходить. Да и что слушать? Болтает ребенок несуразицу спозаранку. Во все вникать – никаких нервов не хватит.

С того дня Леван попросил костыли, стал учиться ходить. Раньше об этом и мечтать в семье не могли.

Соседи слух пустили:

– Леван в море поймал золотую рыбку, и она его желание исполнила.

Напрасно Зура всем твердил, что никая она не золотая, а так просто, мелочь неизвестной породы. Люди продолжали упрямо пересказывать эту легенду дальше.

Лексо, излишне начитанный сосед, научный диагноз поставил:

– Перелом произошел благодаря новой психологической мотивации.

Зура хотел поругаться, да сдержался. Сосед все-таки. Вот есть же такие редкие зануды, любят умничать, где их не просят. Уж лучше как другие: просто радуются придуманной сказке. Это и то понятнее. Слишком уж много кругом всякой беспросветной дряни.

А душа хочет праздника, и ничего тут не попишешь.

Двойной крест

В ночь перед выносом, когда в доме по традиции никто не спит, а сидят у гроба, Лизико высказала удивление:

– Надо же, сколько народу было на панихиде! Это какой-то нонсенс для никому не известной девяностопятилетней старушки-домохозяйки. Бабушка ведь не звезда телешоу!

– Думаю, люди идут просто в знак уважения, – ответила ее мать из инвалидного кресла. – То, что смогла твоя бабушка, мало кому под силу.

* * *

…20 июня 1941 года по Верийскому убану прошел слух: Анико бросил муж. Кто-то оправдывал его, кто-то осуждал. Но все сходились в одном: Анико – по жизни невезучая. Еле-еле в тридцать лет замуж вышла, родила девочку с ДЦП и вот теперь осталась одна.

Через два дня участь брошенной жены никого уже не волновала. Началась война.

По соседним дворам ходил старый монах. Он втайне крестил детей, если родители хотели. Анико тоже его позвала. Очень надеялась на Лиино выздоровление. А вдруг? Таинство совершилось без происшествий, им никто не помешал. Уходя, старик сказал какую-то непонятную фразу: И будет яко древо, насажденное при исходищих вод, еже плод свой даст во время свое, и лист его не отпадет, и вся, елика аще творит, успеет (Пс.1, 3).

Увы, ожидаемого чуда не произошло. Высохшее тельце Лии осталось прежним…

Тыловые будни давно описаны и сняты в кино. К чему повторения? И так ясно: тяжело было всем, а с ребенком-инвалидом – вдвойне.

Единственный плюс был у Анико в ее положении – она умела шить как никто другой в округе. Этим и перебивалась. Да и соседи вокруг – не люди, а чистое золото или, скажем так, бриллианты вперемешку с алмазами. Все входили в положение и помогали смотреть за Лией. Можно было спокойно работать.

Война подходила к концу, когда во дворе появился безногий Васо: добрался до дому доживать свой век. А при нем – настоящая инвалидная коляска, роскошь по военному времени. Умирая, он позвал к себе Анико и в присутствии жены объявил последнюю волю:

– Нана, коляску никому не продавай. Это для Лии. Ей она больше всех нужна.

Анико не нашла в себе сил для деликатного отказа. Сама уже давно мечтала о такой и не знала, где бы достать. А тут само в руки пришло, как и всё, по-настоящему необходимое в этой жизни.

…После победы люди вздохнули полной грудью. Да, проблем оставалось еще очень много, но какое может быть сравнение с теми днями!

Стрекочет машинка – заказов явно прибавилось. Вот бы всё успеть! А в открытое окно вместе с легким ветром врываются живые голоса – ежедневные сценки из трагедий и комедий:

– Мацони, малако-о-о!

– Ой, что делать, на базаре у меня карточки украли! Люди, что делать?!

– Важа-негодяй, учти: умрешь – ни одной слезинки по тебе не пролью!

– Слышите, люди, какая у меня бессовестная жена?! Хочет похоронить живого человека всухую!

– Эй, дядя Георгий, почему у тебя на фанере столько ошибок? Разве так можно?

– А что тебе не нравится? – Автор самодовольно читает вслух свой шедевр: – «Здесь живет Гио, Сапоги шио, Не проходи мимо!» И рифма, и реклама – всё на месте!

В рекламе и Анико нуждается, как ни крути. Но что бы придумать?

После смерти Сталина вернулась к себе домой Нона-актриса. Узнала про беду Анико – и сразу с порога с идеей:

– Не переживай, дорогая. Дай мне только себя в порядок привести, я тебе таких клиентов приведу – двойную цену дадут и не поморщатся!

И что вы думаете, через какое-то время у Анико очередь из заказчиц образовалась. И всё светские «мадамы» – жены больших людей.

Следом нечаянная радость подоспела – Лия с трудом, но начала сама передвигаться. Налицо явное улучшение. А тут из соседнего двора учительница сама предложила Анико:

– Я с твоей дочкой школьные предметы подтяну, потихоньку нагонит и всю программу.

Зингеровская машинка всё строчку за строчкой кладет. А время вперед летит. Лия закончила школу. Анико ее пристроила на бухгалтерские курсы. Бухгалтерия – самое подходящее дело для инвалида, большой подвижности не требует.

В шестидесятом году Анико первой из убана приобрела телевизор – дочь порадовать. И сразу же позвала соседей на коллективный просмотр, как в кино. Даже с других дворов стали приходить со своими табуретками, чтобы посмотреть на чудо-ящик. Никто не жаловался, что передачи примитивные и выбор небольшой – всего два канала: Москва и Тбилиси. Для неискушенной публики это казалось окном в мир.

Именно на этих посиделках Анико и познакомилась с очередной своей советчицей Зоей. Она к ее соседям в гости пришла, так и оказалась на просмотре. Разговорились они о том о сем, и Анико поделилась своей душевной болью…

– Ладно, пока я жива, посмотрю за Лией. А дальше что? И, как нарочно, родни у меня нет. При таком деле свой человек нужен.

Но Зоя тут же озвучила блестящую идею:

– А ты ребенка возьми. Причем обязательно девочку. Пока еще сама поднять ее в состоянии. Вырастет как Лиина дочка. В свое время тебя ей заменит.

Анико лишь отмахнулась от такого абсурдного предложения, как от надоедливой мухи.

– Тут с Лией так все сложно, а еще внучка хлопот добавит – не выберешься из проблем.

Зоя бодро отстаивала свою идею:

– У тебя все получится! Вот увидишь! Столько смогла, и дальше все будет хорошо.

Звучало это, конечно, довольно заманчиво.

А Зоя все не умолкала, расписывая свою идею во всех цветах, как раскрытый веер, и показывая всевозможные пути к ее достижению:

– У меня в детском доме жена двоюродного брата работает. Через нее все и провернем. Как надумаешь, дай мне знать.

Анико вынашивала этот проект несколько лет и потихоньку откладывала деньги. Усыновление потребует больших финансовых затрат. И в итоге решилась: прозондировала почву, через знакомых разыскала деревенского парня и оформила Лии фиктивный брак. У ребенка должен быть хоть и мифический, но отец.

Так появилась у Анико «внучка» Лизико. Забот-хлопот прибавилось.

Стрекочет «Зингер». Сноса ему нет. Вот фирма так фирма. И опять помогают соседи. Лизико часто берут проветриться или зовут к себе в гости поиграть, сменить обстановку. Анико тем временем «Бурду» изучает – повышает квалификацию.

Неумолимое время стрелки часов крутит: ясли, сад, уже и в школу пора готовиться. Опять-таки финансы нужны, чтобы Лизико была не хуже других. Не дай Бог, комплекс какой у ребенка образуется или не тот взгляд кто кинет. Потому и не иссякает поток заказчиков, всем на удивление.

А соседки знай через балкон судачат:

– Наргиза, слышала новость? Через два дома от нас свадьбу справляли и никак не могли уместиться во дворе. Так они стену между квартирами немного разобрали и так напрямую столы и накрыли. Хорошая свадьба вышла. Только вот проблема – немного траты не учли. Теперь все никак обратно стенку не починят. На материал денег нет. Удивительно, да, как Анико выкручивается?

– Не говори, – вторит ей другая. – Я так думаю, что она слово какое-то знает. А сама все скромничает: мне, мол, на хороших людей везет.

Время, как взмах ресниц, пролетело незаметно. Через год Лизико уже школу заканчивает, – значит, репетиторы нужны. Кровь из носу, ей надо высшее образование дать. Но силы у Анико уже не те, что были раньше, – семьдесят пять стукнуло. Пора бы юбилей справлять, но не до того. Еще несколько важных дел надо успеть.

Прежде всего надо Лизико с первого захода в институт пристроить, хоть она в учебе не блистает. Туговато бедняжке науки даются. Сколько времени вместе билеты зазубривали, и то Анико в ее знаниях сомневается. Эх, будь что будет! Анико остается только молиться, чтоб внучке повезло.

И что вы думаете, весь двор после экзаменационной лихорадки в шок впал: Заза-отличник по конкурсу не прошел, а тугодумка Лизико в списке принятых красуется!

Только волнения с институтом улеглись, у Анико новая задача возникла: как бы внучку с заурядной внешностью замуж удачно выдать. Стала она своих клиентов трясти, выяснять возможные партии. В выборе супруга для Лизико тоже никак нельзя ошибиться. А то выскочит замуж за какого-нибудь балбеса и через год-другой разведется. Тут позарез нужен парень-стена, морально устойчивый, без вредных привычек.

Долго ли, коротко ли, как раз к окончанию института Анико нашла-таки три партии на выбор. Но тут внучка закрутила носом и принялась философствовать примерно в таком ключе:

– Если рост Ники прибавить к уму Шио, а то, что получится, приклеить к Сосо, тогда я согласна…

Под конец все же сдалась и остановила свой выбор на внешне невзрачном Сосо.

* * *

Машинка тарахтит с перебоями при керосиновой лампе. На дворе темные 90-е годы. Молодой семье надо помочь. Тем более, как и мечтала Анико, скоро появились у нее трое правнуков.

В девяность пять почувствовала Анико, что все, устала она безмерно, достигла всего, что хотела. Лизико с мужем живут хорошо, разводом точно не пахнет. Мальчишки уже большие, выросли. Лия в надежных руках. На ум пришли давние слова старика-монаха: «…И вся, елика аще творит, успеет». Теперь они уже не казались ей бессмыслицей. Можно было успокоиться…

* * *

– Не бывает так, чтобы вся жизнь состоялась как по заказу, – запротестовала Лизико, еще не успев свыкнуться с новостью о своем рождении.

– Иногда бывает, – улыбнулась ее мать, поправляя фитиль самодельной лампадки.

Свеча с благодатным огнем

Авдо ехал в метро и бережно держал перед собой пластмассовую бутылку без донышка. В ней горела зажженная свеча с благодатным огнем. На выходе из вагона встречная электричка создала воздушную волну и свеча потухла.

Авдо расстроился, но не очень. Не все выходит, как нам хочется. Главное, огонь сошел и Христос воскресе! Несмотря ни на что.

И он вспомнил схожую ситуацию десятилетней давности.

В тот день тоже была Пасха, о которой Авдо имел очень смутное представление.

Грузины с пасхами бегают туда-сюда, а ему, курду, что до этого? Ровным счетом ничего.

Напротив него сидела девушка в черной юбке до пят. Ничего из себя, симпатичная. Но это опять не для него. Есть неписаные законы в этом мире, где курды делятся на три касты: шейхи, пиры и мриты. Соответственно каждый из этих групп должен жениться на своих. По нисходящей можно, а по восходящей никак нельзя. Потому и зря на прохожих грузинок или армянок нечего пялиться. Родня не поймет, если приведешь в дом чужую. Могут всю жизнь не разговаривать. Вот недавно был Авдо на свадьбе у родственников. А там все сделали по правилам – загляденье вышло. Перед глазами встала картина, как брат невесты обвязывает ее красной лентой и завязывает трижды узел. Это означает продолжение рода. Дождь из конфет обещает молодым сладкую жизнь. А в конце в голову невесты кидают яблоко – в память грехопадения Евы и в знак ее смирения перед мужем. Ни у кого такого нет, только у курдов.

Тем не менее Авдо задержал на соседке взгляд. И вот из-за чего. В руках у нее была несуразная пластмассовая баночка с зажженной свечой. Они вышли на одной остановке и почти одновременно встали на эскалатор. Поднялись к выходу. А там сильный ветер из открытых дверей задул свечу. Девушка чуть не заплакала.

Авдо не вытерпел, спросил в лоб:

– А что случилось?

Спутница стала путано рассказывать про какой-то огонь с небес, мол, хотела домой донести. Даже желание загадала, и вот, негодный ветер все испортил.

– Давай снова сходим, возьмем! – предложил Авдо с азартом.

Девушка согласилась. Они развернулись и пошли назад. Ну и познакомились, конечно. Потом зашли в церковь, взяли искомое и поехали с перестраховками домой. По ходу Мака рассказала суть насчет огня: что, откуда и зачем. Авдо задавал по ходу возникающие вопросы.

Ветер снова задул свечу на выходе из метро. И снова они отправились за огнем.

Пока ходили туда и обратно, уже из голого интереса, потухнет или нет, Авдо узнал кучу нового. Оно пока трудно умещалось в его голове, не привыкшей к интеллектуальным напрягам. Нужно было время, чтоб все переварить.

Потом Авдо стал заглядывать в церковь из интереса. Потихоньку дорос до крещения. Вопрос о выборе имени слегка его взбудоражил.

Имя у курдов – это очень серьезно. Его выбирают основательно. Ведь оно будет влиять на всю жизнь. Часто дают имена того народа, среди которого живут, чтобы обмануть смерть.

– Ты будешь Виктор, – предложил священник. – По латыни значит «победитель». Чем плохо? Как раз его день сегодня.

Потом, после крещения, все пошло как само собой разумеющееся. Новые друзья, новые книги, новые впечатления. Одним словом, другой мир открылся.

Предложили ему как-то знакомые ребята поехать по святым местам. А что, милое дело. Сам бы не раскачался. А тут всё как по заказу: и ребята свои, и машина у одного под рукой. Сели и поехали чисто мужской компанией в Ломиси. По дороге Каха, как самый начитанный, взялся рассказывать предысторию:

– Церковь святого Георгия. История создания монастыря такая. В тринадцатом веке Дженлал-эд-Дин захватил Грузию и угнал в плен семь тысяч грузин в Иран. Пленники взяли с собой икону святого Георгия. Из-за нее в Иране началась засуха. Когда султан спросил своих гадателей о причине бедствия, то ему объяснили, что виной этому икона из Гурджистана. Ее попытались уничтожить, но не смогли: икона поднялась в воздух и опустилась на рога белого быка по имени Лома. Султану пришлось освободить все семь тысяч пленников, и они пешком двинулись в Грузию. Там, где бык ложился отдыхать, люди делали отметки, чтобы потом построить церкви. Все благополучно вернулись на родину. Бык взошел на вершину одной из гор и там испустил дух, а икона святого Георгия, которая была привязана к его рогам, осталась стоять в вертикальном положении. На этом месте обосновался монастырь, носящий имя быка – «Ломиса», главный храм которого освящен в честь святого Георгия. Одна из святынь монастыря – цепь тяжеленная. Килограммов тридцать пять будет. Люди на себя тут цепь надевают и вокруг столба на коленях обходят. Говорят, что вес у той цепи меняется пропорционально грехам человека. Одним ее нести легче, другим она кажется неподъемной. Место такое благодатное, что святой Георгий их просьбы в первую очередь слышит.

Про цепь Авдо понравилось. Сам он не ботаник какой-нибудь хлипкой комплекции, вид имеет. И насчет грехов, которые ее вес увеличивают, тоже занятно. И чтоб такое для проверки выдумать – сработает или нет? Думал, думал и придумал невыполнимое.

Пока добрались пешком до верха – едва дышали. Два с половиной часа иди карабкайся по крутизне!

На хребте каменная церквушка и скит, где монахи живут. Вокруг посмотрел – красота неописуемая. По одну сторону – Грузия, по другую – Самачабло[32]32
  Район Южной Осетии (груз.).


[Закрыть]. Надо же, место какое выбрал тот белый бычара – это, как его, сакральное.

Надели цепь и на Авдо. Стал он на колени и пополз вокруг колонны. А сам просит сосредоточенно:

– Помоги мне, святой Георгий, по святым местам поездить. Покажи мне всю красоту православия.

Дал круг и вышел на воздух, растирая натруженную шею.

Именно с Ломиси пошли у Авдо чудеса за чудесами. Явные, не из пальца высосанные. Ровно через месяц Авдо на Святую Землю попал. И не куда-нибудь, а прямо в сердце трех религий – Иерусалим. Предложил священник с делегацией поехать. В последний момент кто-то отказался, а билет уже был оплачен.

…Авдо шел в предрассветной тишине до дома пешком. Уже дворники-курды взялись за метлы то тут, то там. Всех их он знал по именам. Тут двоюродный брат, вон там родственник по отцу, а чуть дальше – это его тетя Анжела работает. Авдо стал загибать пальцы. Где он только ни был за эти десять лет. Афон, Турция, Египет, Россия, Украина – и не раз причем. А людей сколько повидал! Удивительных, солнечных – целая галерея.

На Афоне, помнится, встретился ему грузин, вор в законе. Разговорились, у кого какой путь был. Ворюга расчувствовался и Авдо деньги подарил. Просто так. От души. Так и сказал:

– Это тебе еще на одну ездку. Тебе нужнее.

Другой, азербайджанец, тоже уверовавший, поступил так же. Но это уже в Оптиной было.

Их было много, этих совсем разных людей с одним желанием – помочь, когда не просят.

На подходе к дому Авдо пришел к четкому решению. Надо написать о них всех книгу. О всем, что видел. На курдском, для своих. Так понятнее. Чтоб и им радость передалась. И обязательно про отца Паисия Святогорца, о том, что он предсказал о будущем Курдистана.

Это будет его личная мьзгини. Его Благая весть.

* * *

Авдо подошел к темному подъезду своего дома, за несколько секунд преодолев несколько десятков ступеней, и очутился перед знакомой обшарпанной дверью. Уже светало. Этот момент показался Авдо до боли знакомым. Он остановился и прислушался к стуку своего сердца. Ход его мыслей унес его снова на десять лет назад, когда все только начиналось. Все важные события пронеслись в его голове за какие-то считаные минуты: та поездка в метро, пластмассовая бутылка без дна и в ней свеча… В отличном настроении он наконец открыл дверь своим ключом. Все-таки Пасхальная ночь – это особое время года.