Текст книги "Рядом с вами"

^{Помощь св. Иоанна Воина}

Иоанн Воин (IV в.), святой мученик, служил в войске римского императора Юлиана Отступника, преследовавшего христиан. Внешне изображая из себя гонителя, святой Иоанн на самом деле старался помочь христианам, предупреждал их о грозящей опасности. В конце концов императору стало известно о тайной деятельности святого, и он был брошен в темницу. После смерти императора святой получил свободу. Оставшуюся жизнь он провел в святости и умер в глубокой старости. Скромная могила его была затеряна. Но святой явился одной благочестивой женщине и указал ей место своего погребения. Мощи святого Иоанна Воина с честью были перенесены в Константинопольский храм святого апостола Иоанна Богослова.

Особенно широко почитание святого Иоанна Воина было распространено в Малороссии. В этой российской стороне крестьяне обращались к святому с особыми молитвами. Обворует ли кто и есть подозрение на вора – служат святому Иоанну Воину молебен, и воры так боялись святого, что нередко сознавались в своей вине; народ поэтому называл его карателем воров.

* * *

История, которая привела меня к знакомству с этим святым, началась с обвинения в воровстве. Дело было так:

– У меня пропал английский словарь, – заявила как-то одна моя клиентка. – Кроме вас его никто взять не мог. Мы уже везде искали.

Напрасны были объяснения, что он мне не нужен, она стояла на своем:

– Кроме вас некому взять.

На том и расстались… Рассказала я об этом своим духовным сестрам. Мне говорят:

– Помолись святому Иоанну Воину. Он имеет благодать помогать в поиске потерянных вещей.

Стали мы вместе просить святого мученика, чтобы помог разрешить это недоразумение.

Прошло недели две. Звонит клиентка с извинениями. Так, мол, и так, нашла словарь при уборке – там, где совсем не ожидала.

«Эка невидаль», – скажет скептик. Но это кому как. Иногда потерянное ищут годами и безрезультатно.

* * *

Другая история, когда вновь пришлось обратиться за помощью к этому святому, произошла летом 1998 года.

Одолжили мне как-то почитать интересную статью в «Православной газете». Пересняла ее, сняла копию, положила в сумку, а подлинник в суматохе у аппарата остался. Как только обнаружила пропажу, стала просить святого, чтобы не пропала газета. Как назло, дни были нерабочие.

Пришла я за газетой только через два дня. Нетронутую газету нашли у мусорного ведра. Сотрудница даже удивилась:

– Как странно! Мы мусор выбрасывали, а про газету все забывали. Видно, что-то помешало.

Мне-то было ясно, что помешало. Помощь святого Иоанна Воина. Дивен Бог во святых Своих… (Пс. 67, 36)

На своем месте

– Поделитесь секретом своего успеха, калбатоно Майя! – Журналистка протянула женщине микрофон. – Расскажите нашим телезрителям, с чего все началось.

Напрасно Майя битый час до всей этой кутерьмы твердила стоящей перед ней энергичной девице, что она самая обыкновенная и вообще не нужно снимать этот фильм, поскольку на героиню она никак не тянет[39]39
  Речь идет о документальном фильме «Имеди».


[Закрыть]. И что примечательного может быть в просто жене своего мужа? Ровным счетом ничего. Быт и примитив, все, как у всех, каждый день. Но нет, эти телевизионщики быстренько расставили свою аппаратуру, включили софиты, нацелили камеры.

– С чего все началось? – настойчиво повторила журналистка, по виду – ровесница Маико, ее младшей дочери.

Вот как сказать, глядя в нацеленный черный глаз камеры, что все началось с грандиозного скандала тридцать пять лет назад…

* * *

– …Учти, только через мой труп! – истерически кричала Тина на свою восемнадцатилетнюю дочь, еще туже сдавливая голову мокрым полотенцем. Голова, мозги всё что угодно внутри нее просто лопалось от открывшегося ей вопиющего факта. Ее восемнадцатилетняя отличница и красавица Маико собралась замуж. – …Я выброшусь в это окно! И грех падет на твою голову… Смотри, я уже иду его открывать! Ты видишь?! Где моя валерьянка?! Гурам, что ты сидишь как пень?! Срочно вызывай скорую и катафалк. Да-да, заранее! Пусть отсюда вынесут два трупа: мой и твой!

Маико стояла молча, потом выкрикнула:

– Я все равно выйду замуж за Анзора!

Потом бросилась в свою комнату, заперлась там и разрыдалась.

Как, какими словами объяснить родителям, что Анзор – ее судьба? Это любовь с первого взгляда. И будет он не просто хорошим мужем и отцом, а замечательным! С большой буквы! И все у них получится, несмотря ни на что!

За дверью тем временем нарастал девятый вал.

– …Ты слышишь меня, негодяйка?! – Тина стояла с другой стороны и диктовала в дверную щель один прогноз хуже другого. – Это самоубийство – выходить замуж за глухого! Разве для этого я в тебя столько вкладывала?! Музыкальная школа, репетиторы, поступление… Ты все хочешь перечеркнуть. Имей в виду, у вас могут родиться глухие дети! И пусть они отравят вам жизнь!..

У Маико просто не было сил противиться этому натиску негатива. Что ж делать, если Анзор оглох в семь лет после какого-то сложного гриппа и в итоге может общаться только на пальцах? Зато какими глазами он смотрит на Маико! В этих глазах море любви, в котором можно утонуть. Маико просто не сможет жить ни с кем другим. Только с Анзором.

Но как это втолковать родителям, которые точно оглохли и ослепли. Причем одновременно и бесповоротно.

Тина еще долго бушевала на кухне, время от времени подходя к двери с очередными ужасными предсказаниями. Потом к делу подключилась тяжелая артиллерия – родственники с обеих сторон, вызванные для усиления напора. Эта была психологическая атака по всем правилам. Каждый участник нападавшей стороны по очереди подходил к запертой двери и проговаривал в щель свой вариант или увещевание.

– Маико, – шептала тетя Заира, – у тебя еще будет тысяча женихов. Ты такая красавица, что стоит только захотеть. Даже принц Уэльский за честь почтет на тебе жениться. Зачем тебе какой-то инвалид? Чего он добьется в этой жизни? Будь умницей, пожалей себя и нас.

В завершение к двери подошел Гурам, внушительно бабахнул кулаком в створку двери и объявил:

– Этой свадьбы не-бу-дет!

И пошел спать…

…На свадьбу Анзора и Маико родители невесты не явились. Видимо, решили держаться до конца.

Маико через силу улыбалась, все порывалась что-то сказать на ухо своему избраннику, но тут же одергивала себя. Потом брала его за руку, и Анзор тут же реагировал – внимательно смотрел ей в лицо. Маико говорила ему, нарочито тормозя темп речи. Он кивал и отвечал знаками. Дело в том, что Анзор умел читать по губам, и это было большим плюсом в их общении.

Первый год выдался особенно трудным и прекрасным одновременно. Шла притирка характеров, и молодые ждали пополнение. Маико очень нервничала: вдруг родится проблемный ребенок? Но уже в роддоме стало ясно, что страхи напрасны.

На выходе из роддома Маико ждала компания друзей Анзора. Они пришли поздравить счастливого папашу. Люди оборачивались, глядя на яростно жестикулирующих смеющихся парней.

Маико поймала себя на мысли, что никогда не задумывалась о реальном числе глухонемых людей.

Так в заботах и хлопотах пролетело несколько лет. Одна за другой родились еще две дочери. Оттаяли и родители Маико. Все оказалось не так страшно, как они думали. Внуки – это чудесное слово, имеющее особое значение для старшего поколения.

То и дело к Анзору стали обращаться его собратья по несчастью с одной и той же странной просьбой:

– Одолжи жену. Попроси ее помочь нам.

И причина была одна весомей другой.

– Мне к юристу надо – дом переоформить, – просил один.

– А мне с будущим тестем поговорить насчет свадьбы, – нервничал другой.

Как отказать, когда в глазах у просящих столько надежды?

И Маико шла утрясать дела в нотариальной конторе, потом оказывалась в незнакомой семье «переводчиком» жениха. Просьб было великое множество, и казалось, они никогда не кончатся.

Так постепенно создавался Союз глухонемых Грузии. Анзор и Майя были избраны его сопредседателями.

А жизнь продолжала радовать курьезами.

Старшая дочь Нана, как-то придя из школы, огорошила вопросом:

– Мне Дато сказал, что у меня папа глухой. Зачем он врет? Папа все прекрасно слышит. Скажи, что это неправда!

Майя растерялась. Она специально приучала детей говорить с отцом:

– Если вам что-то надо, пойдите и скажите папе.

Они шли и говорили. Анзор слушал и отвечал знаками – по ситуации. Девочкам и в голову не приходило, что их не слышат, а только видят…

Пришлось-таки раскрыть тайну.

Или еще случай был. Собрались Маико с Анзором на встречу одноклассников. Вдруг звонок в дверь сплошной трелью.

– Что за новость? Кто там? – спрашивает Маико.

В ответ ни звука, зато в дверь барабанят, вот-вот с петель снимут.

Анзор открыл дверь и чуть не отлетел в сторону. В прихожую ворвалась незнакомая женщина с перекошенным лицом и принялась энергично рисовать в воздухе какие-то фигуры. Маико не сразу, но уловила смысл:

– Мой отец в больнице. Ему очень плохо, а врачи не понимают наших знаков. Мне дали ваш адрес. Умоляю, пойдемте со мной.

Пришлось звонить одноклассникам, отказываться от встречи. Мол, по не зависящим от нас обстоятельствам. В ответ услышала недовольное:

– Опять твои немые? Неужели они дороже старых друзей?

Всю ночь Маико провела в больнице вместе с новой знакомой Эльзой, переводила, кто что сказал. Как-то так и прояснилось – вот оно, ее назначение в этой жизни: быть посредником между двумя мирами: говорящих и безголосых. Хочешь не хочешь, а это миссия.

После этого случая супруги решили создать учебник жестов глухонемых. Никогда до того они не занимались книгоизданием, но все получилось само собой. Появились и деньги, и советчики.

На презентацию пришло много людей: члены общества, их семьи и просто заинтересованные люди. Попутно интернет сделал свое благое дело.

Маико, которую к тому времени уже стали узнавать на улице, записалась на прием к Патриарху с просьбой: нужен священник для глухонемых.

Патриарх идею одобрил, и относительно скоро в храме Святой Троицы по воскресеньям стали проводить уникальную службу: священник, объясняющийся жестами, и вторящий ему хор певчих.

Со временем Майя решилась на неслыханное:

– У нас будет кружок танцев. С их помощью так легко выразить свои чувства!

Сначала к этому призыву люди отнеслись скептически. Возможно ли такое? Оказалось, что да. Кружок стал функционировать и даже подготовил несколько концертов для зрителей. Чем не танцевальная труппа? Дальше – больше. Если могут выражать свои чувства, значит, смогут и работать, контактировать и всячески социализироваться.

Майе потребовалось много усилий, чтобы пробить в мэрии этот проект – испытать глухонемых на разных несложных работах, тем более что энтузиазма у всех хоть отбавляй.

Словом, всего не перечислишь, что было сделано за эти годы. Не успели оглянуться – у Анзора и Майи появились внуки. Неужели тридцать пять лет так быстро пролетели?..

Маико неуверенно взялась за микрофон, смущенно улыбнулась:

– Наверное, все началось с того, что я оказалась на своем месте в нужное время. А Бог дал мне силы принять верное решение.

Тайна старого сумасброда

Когда старцу Кириллу (Павлову) стали говорить, что сейчас очень много людей в храмах и можно надеяться, что вера в народе начала укрепляться, отец Кирилл попросил набрать полное ведро воды. Когда его набрали, он сказал: «Это – количество людей, которые сейчас ходят в храмы». Потом старец попросил воду вылить… И когда вылили, обратно стекло всего три капли. Отец Кирилл пояснил: «Это – те, кто спасается сейчас». На недоумение присутствующих он ответил: «Большинство людей ходят в храм со словом “дай”: “Дай здоровье, Господи, дай финансовое благополучие, дай семью, дай детей…” Очень мало, кто приходит в храм со словами: “Прости, Господи! Прости, что грешил; прости, что не любил; прости, что забыл Тебя”. И, к сожалению, большинство этих слов так и не произносят. Посещая долгие годы храмы, они не понимают, что в церковь должен приходить кающийся грешник с покаянным лицом, а не мнимый праведник, который делает одолжение Богу тем, что он в храме находится».

* * *

– Слава Богу за все! – произнес отец Ираклий, усаживаясь за обед. Он был в добром расположении духа. И служба хорошо прошла, и жизнь радовала, и никаких реальных проблем не намечалось на предстоящий день. Словом, именины сердца. И тут раздался звонок мобильного телефона. Звонил его родственник Лаша – росли вместе.

После взаимных расспросов нарисовалась картина, не вызывающая большого энтузиазма. Выяснилось, что в Имеретии умирает его столетний троюродный дядя Нико со стороны матери. И ждет именно его, Ираклия, хочет поговорить напоследок. И нет чтоб войти в положение и представить реально, чего стоит одна дорога по такой жаре в сотню километров с лишним… Куда ведь проще вызвать местного священника в пределах досягаемости. Пусть выговорится, кто ж будет против.

Отец Ираклий попытался доступно донести родственнику эту простую мысль, но вместо разумных извинений услышал безапелляционное:

– Нико ждет именно тебя. Сказал, что не умрет, пока ты не приедешь.

Нет, как вам понравится такая самонадеянность? Пойди сохрани после этакого обещания благодушное настроение!

Отец Ираклий взялся за ложку. Машинально проглотил нежнейшее мясо цыпленка и раздраженно отодвинул тарелку. Все, аппетит как ножом отрезало.

Взвесил обстоятельства и так и этак. Выходило нескладно. Хочешь – не хочешь, а придется ехать. Неудобно, родственник все-таки.

За рулем отец Ираклий не мог избавиться от раздражения. Злился на себя, на недоумка дядю, на жару и даже на пешеходов, которые никогда, наверное, не научатся правильно переходить улицы. Куда и зачем он едет?! Если бы гнал машину к сто́ящему человеку – другое дело. А то к Нико – посмешищу деревенскому, который как жил, прости Господи, так теперь даже и умереть толком не может.

Взял отец Ираклий по привычке с собой запасные Дары. Зачем, спрашивается? Нико и убежденный атеист, в церковь никогда не ходил, даже после того, как сами коммунисты стали вдруг «верующими».

Не виделись они лет двадцать. Интересно, насколько старик вообще адекватен? Может, давно уж в маразме…

Хотя о какой адекватности речь, когда Нико смолоду куролесил.

Мать-покойница как-то рассказывала, что в двадцатые годы Нико записался в комсомол и первым пошел громить местную церковь – бороться с опиумом для народа. Собралась толпа народу, все просили его не делать гадости.

Нико этаким надутым индюком, с наганом за поясом, зашел в церковный полумрак (мать – прирожденная актриса – в лицах показывала, как именно это происходило) и стал срывать иконы со стен. Люди снаружи горестно прислушивались к стуку сброшенных на пол святынь. Вдруг через какое-то время иконоборец с воплем выбежал из церкви и, раздирая на себе одежду, исчез в лесу.

Его нашли через несколько дней, привели домой, но в голове у Нико с тех пор что-то явно нарушилось. Он стал избегать людей, иногда нес несуразицу.

В деревне пустили слух:

– Видно, какая-то икона прокляла Нико, и он сошел с ума.

Поговорили так и забыли о том случае.

Через несколько лет Нико женился на страшненькой Мариам – сироте из другого района. Сельчане удивились, но резюмировали по-своему:

– Чокнутый – а туда же. И ее понять можно. Уродине тоже семью хочется. Хоть какую-нибудь.

Жили Нико с Мариам, как ни странно, мирно. Хотя кто их знает, что там было внутри. Соседи их сторонились.

Нико целыми днями пропадал на винограднике. На сбор винограда, вопреки обычаю, никого не звал и столы не накрывал. Последний факт особенно злил людей:

– Э-э, конченый человек. Нехристь, да еще и жадина.

Как-то одна из женщин все же осмелилась и спросила у Мариам:

– Как ты можешь жить с сумасшедшим?

И услышала неожиданное:

– Дай Бог, чтоб все были такими, как он.

Ее не поняли, но с вопросами больше не лезли. Между собой решили:

– Они, видно, как в той поговорке: «Быка к быку привязать – или цвет переймет, или характер».

…Был у них один сын, но лет десять назад уехал куда-то. Мариам уже умерла. Отец Ираклий стал вспоминать, когда именно, но запутался в датах.

Уже к вечеру он затормозил у знакомых, давно не крашенных ворот. Домом Нико и в добрые времена не особенно занимался, а теперь и вовсе все вокруг, казалось, тронь – упадет. Во дворе трава – заросли непроходимые.

Навстречу вышел тот самый Лаша. После объятий и поцелуев сразу же ввел отца Ираклия в курс дела:

– Нико совсем плох. Меня соседи вызвали. Сижу тут уже вторую неделю. Он ни туда и ни сюда. Тебя все ждет. Я уже для похорон его документы разыскал в этом хламе, чтоб потом не возиться.

– В итоге сколько ему лет?

– Вот, смотри. – Лаша протянул удостоверение личности.

В графе даты рождения стоял 1904 год. Отец Ираклий быстро прикинул в уме: вычел из 2008-го и ахнул: выходило сто четыре года! Хорошо пожил дед. План перевыполнил.

И пошел в дом по скрипучим половицам. Скользнул взглядом по окружающей рухляди – деревянные стол, стулья, шкаф, будто декорации для фильма из жизни тридцатых годов. Машина времени, да и только.

В постели лежал Нико, высохший, как мумия. Увидев вошедшего, сказал вполне вменяемое:

– Я ждал тебя, Ираклий.

И вытащил из-под матраса затертый матерчатый кисет.

– Что это? – не понял священник, забыв поздороваться.

Старик помолчал, собираясь с мыслями.

– Ты, наверно, слышал обо мне ту историю, что говорят люди, как меня икона прокляла…

Ираклий хранил молчание. На маразматика старик явно не тянул.

– Люди говорят так, потому что не понимают, насколько Бог любит даже такого грешника, как я… Тогда, в двадцать втором, когда я снял со стены икону Божией Матери и хотел кинуть ее в костер, я увидел, как из ее глаз потекли слезы. В ужасе я выбежал из церкви и очнулся уже в лесу. Не знаю, что это было: сон или явь, но я увидел Пресвятую Богородицу, и она мне сказала: «Господь дал мне Грузию как мой удел. Даже если Дом – церкви, я так понял, – разрушите, все равно не покину вас. Но не окажу грузинам и десятой части той милости, которую могла бы сотворить. И мучения ваши только удлинятся. – Потом словно бы попросила: – Может, как-нибудь вернешь мне мой Дом?»

Отец Ираклий, хоть и подозрительно относился ко всяким сновидцам-боговидцам, не стал и тут перебивать старика.

– …С тех пор я решил собирать деньги на строительство новой церкви, хотел так исправить свою ошибку. Много работал, но дело шло очень медленно. Деньги часто меняли или они обесценивались. Вот, смотри, – и кивнул на кисет.

В раскрытом мешочке оказалась вся история ХХ века в миниатюре. Здесь было несколько николаевских целковых, купюры правительства Ноэ Жордания, несколько золотых колец и пара сталинских облигаций.

– Я понимаю, церковь на это не построишь. Но хоть ризу к иконе Божией Матери от меня закажи… Сам я уже до церкви не дойду.

– Почему ты не ходил туда раньше?

– Просто не мог. Совесть – тоже хорошее дело…

Отец Ираклий причастил старика и вышел. Лаша сунулся было следом:

– Не надо ли чего, дядя?

Но ответа не было. Нико уже не дышал.

* * *

Утром, по дороге в город, отца Ираклия не покидало двойственное чувство. Ведь, как известно, либо ты посылаешься кому-то помочь, либо кто-то входит в твою жизнь, чтобы открыть что-то необходимое именно тебе на данном этапе. В случае с Нико отец Ираклий не мог точно определить, кто из них был нужнее друг другу в тот прощальный вечер.

День открытий

Нет нам никакой пользы, если, воцерковившись, мы так и не засветимся любовью.

Священник Александр Овчаренко

Каха неуклюже повернулся в тесной прихожей и смахнул со стула на пол дочкину сумку. Из нее посыпалась всякая женская дребедень: пакетик с одноразовыми салфетками, помада, брелок и… пачка сигарет.

Самой Эки на тот момент дома не было, поэтому пришлось нагнуться Кахе. С животом-бурдюком это, поверьте, еще тот гимнастический трюк. Кровь тут же прилила в голову.

Пыхтя, Каха сгреб пятерней весь хлам обратно в пасть сумки, а на пачку уставился с изумлением. Он такое не курил, жена тоже не баловалась. Значит, выходил позорный нонсенс: его отличница и папина гордость шестнадцатилетняя Экуна занимается этой гадостью!

Если бы кто-то посмел ему еще вчера намекнуть на что-то подобное, то он, не задумываясь, порвал бы оскорбителя на лоскуты.

Каха взревел и, матерясь, помчался на кухню требовать ответ с жены за допущенный недосмотр.

– Ты куда смотрела?! – кричал он, потрясая в воздухе злополучной пачкой. – И это наша дочь?!

Элисо, видимо, решила довершить удар. Повернулась от раковины и озвучила еще одно открытие:

– Сейчас многие девочки курят. Я пыталась с ней говорить, но это бесполезно.

– Почему ты мне не сказала? – наступал на нее Каха, сдвинув еще не седые брови.

– Ты все равно ничего не смог бы изменить.

От такого заявления неравнодушный отец окончательно вышел из себя и выдал одним залпом все, что думал о своей второй половине, о женском примитивном мышлении в целом и о генетике «той стороны» в частности.

Он, Каха, прежде всего верующий человек, и для него это плевок в душу. Во-вторых, он мужчина и сумеет положить конец этому безобразию. Он всех выведет на чистую воду.

И Каха, сметая на пути стулья, понесся в комнату Эки проводить доскональную ревизию. Ибо лучше горькая правда, чем многолетняя сладкая ложь.

Целых полчаса Каха перерывал ящик письменного стола дочери, но ничего криминального, кроме еще одной пачки тех же сигарет, не обнаружил. Диагноз подтверждался: дочка – курильщица со стажем.

Среди прочего хлама он неожиданно напал на золотую жилу – обнаружил толстый блокнот, исписанный убористым почерком его доченьки-отличницы.

Чего тут только не было. Цитаты, обрывки стихов, школьные сплетни. Каха прочитал первый попавшийся анекдот: «Почему грузины не летают в космос? – Потому что, если хоть один грузин окажется в космосе, все грузины лопнут от гордости, а армяне – от зависти, и весь Кавказ достанется азербайджанцам».

Анекдот Кахе не понравился в принципе. О своих надо писать только хорошее, плохое скажут недруги, которых хоть отбавляй.

Перелистал еще несколько листов и наткнулся на фразу «мой отец». Вчитался. Глаза его широко раскрылись. Нет, вы просто посмотрите, что тут она пишет!

«…Сегодня, у нас были папины друзья. Каха обожает быть тамадой, но даже не замечает, что тосты его примитивны. «Выпьем же за Грузию – удел Божией Матери – в ее природных границах от Никопсии до Дарубанта, и пусть избавит ее Господь от всяких китайцев и индусов!»

И все сидящие интеллектуалы чокаются с довольным видом. С одной стороны, они все за европейский путь развития, туризм, инвестиции, но и засилье иностранцев им тоже не нравится. Традиции уходят в прошлое. Но где же логика? Для чего нужны земли, если на них некому работать? Попробуй заикнись, что стоит пустить китайцев в опустевшие деревни хоть в аренду, они работяги и быстро сельское хозяйство поднимут, – и вся компания дружно скажет, что я не патриотка».

Каха рассердился. Экономика страны точно не женского ума дело. Но продолжил чтение. Выхватил еще абзац.

«…Хорошо, что он больше не пристает ко мне с походами в церковь, “как все приличные люди”. Моя идея сработала прекрасно. Я учусь “на отлично”, и меня нельзя отвлекать…»

Каха напряг память. Где же он отпустил вожжи в процессе воспитания? Неужели он был плохим отцом? Вроде денег на дочь не жалел (благо возможность всегда была – сдавал одну квартиру, и семья жила, особенно не парясь о самом необходимом). Когда Экуна была совсем крохой, он читал ей сказки, водил в зоопарк, потом водил по церквям и музеям, много рассказывал об истории Грузии. Особо уделял внимание важности традиций и сохранению национальной идентичности. И вот после такой скрупулезной воспитательной работы – нате вам, пожалуйста, «приставал с походами в церковь»!

Каха перевернул страницу.

«Считаю дни до своего восемнадцатилетия. Тогда никто не запретит мне жить отдельно, зарабатывать, как я хочу, пусть даже на первых порах официанткой. Хотя мой премудрый папочка считает, что на такие места идут только девочки, кому уже нечего терять в этой жизни, а не люди из приличных семей».

Каха выдал многоэтажную тираду без падежей. Нет, положительно эта негодяйка задумала свести его с ума! Как это так? Его Экуна собирается жить отдельно, работать официанткой?! Тысячу раз нет. Чего ей не хватает? Мобильники меняет как перчатки, уже пятый ноутбук уделала, и все мало. У, неблагодарная порода! Вся в мать! Той тоже всего мало.

Каха опять вернулся к возмутительным строкам.

«Моя цель – уехать за границу. В горле уже сидит это общество с набором пещерных правил: туда не ходи, так не делай, это не надевай! Что соседи скажут?»

Хм, это еще можно понять. Кахе в свое время тоже подобное действовало на нервы, но перебесился же. И потом, что простительно парню, то непростительно девушке. Это Кавказ, а не папин дом, мамина квартира – что хочу, то и делаю.

Стал читать дальше. Что ни говори, чужой дневник почище любого детектива затягивает.

«Папа все время твердит, что у нас мудрый Патриарх. Но почему-то не торопится сажать те самые двенадцать деревьев в честь двенадцати апостолов по его благословению. А ведь и деньги на саженцы у него есть, и земли пустой навалом».

Каха покрутил головой. Что в голове у этой дуры? Нельзя же воспринимать все буквально, что говорит Патриарх на проповеди.

Опять вернулся к строчкам.

«…Сегодня смотрела разные сайты. Везде одно и то же. Такое впечатление, что национализм – это что-то типа эпидемии гриппа. Вроде на вид приличный тип, при галстуке, точно профессор, а пишет: “Благодарю тебя, Господи, что я русский православный человек. Это высший сорт на земле!”

Залезла в русско-украинский обмен комментами. И тут то же самое: “Дзякую, Боже, что я не кацап!”

Их бы с моим отцом познакомить. Этот тоже с утра до вечера поет ту же арию: “Какое счастье, что я родился грузином, а не каким-то армянином или негром!” Нет уж, лучше идея реинкарнации: сегодня ты турок, а завтра будешь японцем, и не смей задирать нос!»

– Ах, она еще и буддистка?! – возмутился Каха. – И разве я такой? Вот на днях у соседа Овика отец умер, так Каха первым пошел соболезновать и двадцать лар положил. Неужели дочь его добрые дела не видит, а только на плохом концентрируется?

Список претензий, казалось, и не думал кончаться.

«Он гордится своей информированностью во всех сферах, а сам не имеет понятия, как в шкафу найти свои вещи. Каждое утро вопит под ухом: “Элисо, где эти проклятые носки? Почему в доме нет порядка?!”

Без мамы он, наверное, превратился бы в бомжа. Вечно что-то ищет и забывает ключи от машины в холодильнике. При этом папа свято верит, что осчастливил маму своей женитьбой на ней…»

– Ох уж эта женская солидарность! – выругался Каха, нервно листая дальше отвратительный дневник. Натренированный глаз выдернул еще цитату из текста.

«Интересно, как у него устроен мозг? Он даже не знает, что мама до сих пор плачет о тех двух абортах…»

– Это не человек, а какая-то ходячая видеокамера! – пробурчал Каха. – Хорошо, что она остальные вещи не знает…

А может, это просто проблема отцов и детей? Он, Каха, тоже посмеивался над отцом, который свято верил, что Сталин – лучший правитель всех времен и народов. Потом, повзрослев, стал более снисходительным. Жалко их, бедное поколение, росли в атеистическом государстве, за железным занавесом, без интернета. Потому так. Для самого Кахи, который уверовал в начале девяностых, «отец народов» – лишь презренное коммунистическое прошлое, плен вавилонский, олицетворение чужой идеи, навязанной исконно православной стране северным соседом.

Когда же началось у Эки это отхождение от отца? Каха стал вспоминать по этапам. Примерно до десяти лет все было нормально. Потом Эка стала задавать какие-то глупые вопросы, на которые сам Каха не мог иногда ответить.

Как-то она спросила:

– Ты всегда говоришь, какие крутые мы были раньше. А что ты реально достиг в этой жизни?

– Что я должен был достичь? – Каха чуть сигарету не выронил от несуразного вопроса. Потом долго ругался и клял бездарное правительство, время и ход истории в целом.

Если разобраться, Каха никогда не был тупицей. Даже наоборот, он писал неплохие стихи (по крайней мере, друзьям нравилось, и они советовали выпустить сборник), прекрасно пел под гитару душевные песни на грузинском и русском. Особенно ему удавалась «Очарована, околдована…».

В принципе, если бы занялся собой серьезно, может, и достиг бы эстрады. Ведь и менее талантливые звездами становятся. Но ему все было некогда: то друзья зашли, то кто-то умер – на панихиду надо идти, то погода плохая, а то и просто похмелье…

Нет, хватит читать эту дурь. Промедление смерти подобно. Надо спасать эту негодную дочь! Сейчас! Немедленно!

Каха направился на кухню, где Элисо закрывала вишневое варенье.

– Срочно позвони Эке, чтобы немедленно шла домой!

Элисо нашла в мобильнике контакт и повторила сказанное слово в слово. Затем передала мужу ответ:

– Эка сказала, что не придет! Она в зоопарке. Разгребает с ребятами грязь после наводнения. Вся молодежь там. Говорит, сейчас это самое важное. А тебе советует включить телевизор и не нервничать. Каждый делает, что может.

Каха так и сел. Ведь он уже два дня не отходил от телевизора, выкуривая по пачке в день, всей душой болел за пострадавших от стихийного бедствия. Но вмешиваться самому в ликвидацию последствий? Ведь это дело соответствующих структур.

Вот уж действительно не поймешь, что творится в головах у этого нового поколения!