Текст книги "Рядом с вами"

Ия изнемогающая

На днях вышел я из дому проветриться. Вызовов у меня в тот день не намечалось. Смотрю, у дверей Наны Ия топчется, стенки обтирает. Я поздоровался и культурно так интересуюсь:

– Калбатоно Ия, вы, наверное, Нану ждете. Может, зайдете ко мне, пока она не появится? Не ехать же вам обратно, на другой конец города.

Ия ради вежливости начала отказываться, а я, в качестве этакого змея-искусителя, продолжать гнуть свое:

– Зайдите, у меня кофе такой точно, как вы любите.

В общем, уломал-таки. Мне надо было как-нибудь день убить. Тем более что должок у меня перед этой Ией. Несколько лет назад попал я в больницу, так они с Наной от меня не отходили. Ну, Нана, понятно, моя ближайшая соседка, а Ия (они в церкви познакомились) вообще просто так, за компанию. Ей на том этапе просто некому было подарить свою любовь и заботу. Вот и ходили они ко мне в больницу как на работу. Правду сказать, было это очень кстати.

Это все я так, для полноты образа. Так что вы, наверное, уже суть ухватили: Ия – типичный небожитель, а потому ей на этой грешной земле сплошь и рядом шишки и тернии попадаются, совершенно ею не заслуженные.

Одним словом, стал я Ию развлекать, как мог. Кофе, газеты подсунул. Ради приличия спросил на свою голову:

– Как там ваша «Деревня будущего»? Продвигается?

У гостьи моей и так кислый вид был, даже, я бы сказал, какой-то потерянно-изнуренный, а тут, видно, вопрос мой последней каплей пришелся. Ее округлые глаза (она на один слегка косит) наполнились слезами. Пальцы с обгрызенными ногтями теребили салфетку. Ия еле выдавила с судорожными вздохами:

– И не спрашивай, Вахо, хуже не бывает. – Слезный водопад, с трудом сдерживаемый, прорвался наружу: – Как я старалась, пыталась… У мамао благословение взяла… Он, помню, повздыхал и сказал: «Творите, говорит, добрые дела». Я думала, деньги на это святое дело как-то сами собой появятся… Ничего не выходило. Тогда я у нашего прихожанина Петре сто лар одолжила на организационные нужды. Деньги потратила, а вернуть долг не могу. Я ж не работаю. У брата на шее сижу. Лар-два если на дорогу в неделю даст, и то хорошо. То племянников растила, то со стариками нашими возилась…

(Известная картина в типичной грузинской семье: незамужняя тетка – бесплатная прислуга в доме, а как самой что понадобится, так то в самую последнюю очередь.)

Ия хлюпала носом и комкала в руках большой мужской платок:

– Бабка моя, склеротичка, меня до такого невроза довела, что вообще сон пропал. Сейчас я полная развалина. Видишь, Вахо, не хочу плакать – слезы сами текут…

Мне только и оставалось как сидеть и беспомощно слушать последствия такого самопожертвования.

Ия продолжала:

– Я думала, воскресну с этим новым делом – «Деревней будущего». Снова почувствую себя кому-то нужной. И что? – Слезы размером с горошину ритмично закапали на черную юбку. – Мы с Наной целый год ходили то в мэрию, то в разные неправительственные организации, чтобы пробить мой проект. Потом нас уже знали в лицо и сразу отказывали. У меня не было денег на дорогу. Нана тратила свои. Делала все, чтобы я не потеряла надежду…

Я представил себе эту сцену. К нашим холеным чиновникам, в супер-пупер костюмах, прорываются две плохо одетые женщины. У Наны вид еще туда-сюда, как говорится, «с пивом сойдет». А Ия – горящий взгляд, один глаз на вас, другой в Арзамас, беззубая (ей всегда было на себя наплевать), в руках увесистая папка с абсурдными списками типа начиная от пасеки и до концертной студии для начинающих бомжей. Нет, у меня нет слов. Нана-то, Нана хороша! Ведь она более реальная, чем Ия. Понимала, значит, что напрасно ноги себе сбивают. Год ходить неизвестно куда, чтоб дать сестре во Христе призрак надежды! И кто-то будет говорить, что любовь оскудела!

Из вежливости спросил то, о чем и так догадывался:

– И что вам сказали в этих кабинетах?

– В одном месте у меня попросили электронный адрес и мобильный. Я сказала, что у меня нет ни того, ни другого. Услышав это, секретарша еще и поиздевалась: «Вот когда будет, тогда и приходите». Что ж, думаю, еще культурно сказала, не подкопаешься. Я попыталась ей объяснить, – продолжала неугомонная Ия, даже и сейчас не понимая, насколько провал ее идеи был предрешен, – что не приемлю интернет и считаю его духовно вредным…

Дальше начался такой поток обличений в адрес высоких технологий, что не стоило даже пытаться переубеждать ее.

Интересно, можно ли как-нибудь вернуть человека, еще не маразматика, в ту реальность, где он живет, современными достижениями психотерапевтов? Хоть я и не люблю Горького, но соглашаюсь с его крылатой фразой: «В карете прошлого далеко не уедешь». А наша Ия, похоже, даже не в карете, а в какой-то двухколесной арбе сидит и слезать с нее не собирается.

– Я так хотела воплотить этот проект в жизнь! – продолжала моя гостья на прежнем надрыве. – Даже на практику мы с Наной сходили к реальным беспризорникам. Помнишь, Вахо? Ты тоже тогда с нами был. Помнишь?

Я напряг свои извилины.

– В Ваке-парке, помнишь? – теребила меня Ия, перестав слезоточить. – Там еще обеды раздавали.

И я вспомнил.

Вроде было так. Ия с Наной куда-то спешили, а я тогда пошел с ними за компанию через парк – отрезок пути срезать. Да, точно, были там какие-то потрепанные хабитусы, тарелки с едой на столах для домино, и заправляла всей этой едальней какая-то респектабельно одетая дама. Я сначала никак на весь этот странный альянс не среагировал, а потом, вечером, поинтересовался у Наны для общего развития, кто, мол, эта знойная женщина. И вот какое разъяснение получил.

– Эта дама, – начала Нана издалека вводить меня в курс дела, – моя бывшая сотрудница Лиана Чиковани. Жена одного большого человека. Сколько я ее помню, вела типичный светский образ жизни: кофе, сигареты, с дивана в кресло и обратно. Раз в неделю являлась на работу «проветриться». В девяностых годах наш институт закрыли, и все разошлись кто куда. Лиана уехала за границу лечить депрессию, а мы остались бороться за выживание в хлебных очередях.

Не знаю, чем кончилось лечение, только недавно мне друзья сказали, что наша светская Лиана занялась беспризорниками. К ней домой ходит целая бригада босяков, пугая соседей. Она их кормит обедами, рисует с ними каляки-маляки, читает им книжки. А теперь решила расширить свой перечень дел – накрывает им столы в Ваке-парке. Объезжает на своей машине рестораны (заранее договорившись с дирекцией), забирает кастрюлями вчерашние несъеденные порции и в двенадцать часов везет это в парк на раздачу. Все местные бомжи знают эту кормушку и приходят туда. Я проболталась об этом Ие, и она сразу захотела пойти туда – перенимать опыт…

Я задумался. Тут же вспомнилось, как лавировала эта знойная дама в обнимку с ведровыми кастрюлями между столами. Депрессией там и не пахло. Но и ничего нового она не изобрела. Первое дело от депресняка – найти кого-то, кому хуже, чем тебе, и вместе решать проблему. Надо же, светская баба, а ума хватило – не с духовных ценностей начинать, а с желудка.

– Ну и как, чем кончилась практика? – помнится, спросил я у Наны.

– Да ничем. Присели мы к одному типу. Чем, спрашиваем, мы вам можем помочь. У него, оказывается, какая-то избушка на окраине города имелась. Он предложил поехать туда – «знакомиться с проблемами на месте». Мы, как две дуры, согласились. Привез он нас в какую-то дыру (точнее, мы его, так как денег на дорогу у него не было) и стал по пунктам перечислять, что именно ему надо для полного счастья. Так мне и самой новый ремонт нужен и приличная мебель. Я тут за сорок лет на оконную краску денег никак не соберу. Короче, потом он взял у меня последние три лара (с Ии, сам понимаешь, брать нечего), сказав, что завтра его кто-то придет убивать. Как тут было не дать? И все. Мы еле-еле добрались до дому пешком, зверски устав…

Теперь было ясно, почему Ия была в таком обломе после этой «практики».

Тут меня прорвало:

– Калбатоно Ия! Как все-таки в этой жизни все напутано! Вы прямо созданы для семейной жизни. Люди мечтают о таких самоотверженных, жертвенных женах, ищут, а им по закону подлости одни кобры попадаются. А вы, с вашей жаждой служить людям – одна. Почему? Почему?.. Только не говорите, что не встретился вам в жизни достойный человек.

Ия судорожно всхлипнула:

– Нет, был один такой…

Я навострил уши. Обожаю «лав стори». И начал усиленно приставать с расспросами:

– Умоляю, расскажите. Я твердо верю, что каждому человеку раз в жизни дается шанс быть счастливым.

Ия явно робела. Она вообще очень осторожно относится ко всему, о чем святые отцы не высказались в свое время.

– Да, но это было очень давно, в восемьдесят пятом году. Тогда мой брат учился в Москве в аспирантуре. Я приехала его повидать. Хорошее тогда было время. Самолет до Москвы двадцать семь рублей стоил… У брата моего был друг, Олег. Необыкновенной доброты человек. Его жена бросила, и он сам растил дочку. За мягкий характер все называли его котом Леопольдом. Мы понравились друг другу с первого взгляда. Мой брат посмеивался: «Поженить бы вас, а то Ия у нас недотрога». Олег долго ухаживал, потом наконец решился и начал издалека:

«Ия, говорит, вы бы могли полюбить чужого ребенка, как своего?»

«Смогла бы, говорю, только я боюсь ответственности. Вдруг я сделаю что-то не так. Педагогические ошибки потом неисправимы».

Сделал он мне предложение, ужасно запинаясь и краснея. Сейчас, вспоминая это, думаю, что он был очень закомплексованный…

– Тогда я очень испугалась: так неожиданно изменить всю свою жизнь, – продолжала раскручивать ленту своих мемуаров Ия. – Переехать насовсем в Москву было для меня немыслимо. Абсолютно чужой город. Этот вечный снег, мороз и совершенно другие люди. На одной лестничной площадке живут годами и не знают, как зовут соседей.

– Да гори они синим пламенем, эти соседи! – взорвался я самым непочтительным образом. – Вы были бы с любимым человеком и с собственными детьми! И тогда было бы наплевать, кто там за стенкой бьет друг другу морды. Теперь мы в Тбилиси живем почти так же обособленно, как тогда в Москве. В России сегодня сколько тысяч грузин живут, и ничего, не жалуются.

Ия даже не пыталась со мной спорить. Она была вся там, в тех надуманных страхах, которых оказалось еще немало.

– …Брат у меня всегда любил выпить. Насмотрелась я на его пьяные фокусы. А тут Олег с предложением. Вот и думала: а вдруг и он такой же будет. Ведь в России все пьют.

Я за голову схватился, слов не хватало.

– Мама мия! «Вдруг, вдруг», а вдруг все по-другому было бы…

– В общем, я ему отказала. – Ия добралась до конца своей непутевой «лав стори».

Потом мы с ней еще минут пятнадцать помусолили избитую тему: «Если бы да кабы, да во рту росли грибы». Затем Ия сделала неожиданный переход:

– Огромным ударом для меня было то, что мой проект украла мэрия. Сейчас они разрабатывают новую программу по борьбе с беспризорниками, а за мной установили слежку. Около моего корпуса постоянно черный джип дежурит, а в нем четыре амбала сидят. И телефон мой на прослушке…

Опа-на, подумал я, приехали! А вслух только вежливо так поинтересовался:

– Вы современные детективы смотрите, калбатоно Ия?

– О чем вы говорите? – оскорбилась Ия. – Это крайне вредно с духовной точки зрения.

– Это я к тому, что сейчас техника на таком уровне, что для слежки вовсе не нужно бензин жечь и амбалов от дела отрывать.

Но Ия запротестовала и принялась мне доказывать, что все спецслужбы Грузии неусыпно следят за каждым ее шагом.

Я заткнулся. Было ясно, что Ию не переубедить.

Вскоре по шуму внизу стало ясно, что появилась Нана, и Ия спешно со мной раскланялась. А я остался переваривать все, что она мне наговорила.

Пожалуй, за весь год эта встреча произвела на меня самое тяжелое впечатление.

Почему Ию так занесло? Вроде все делает, как нужно. Добрая, честная, верующая. И духовник у нее, я его знаю, хороший. Таких священников по пальцам пересчитать. Просто видятся они редко – так у всех сейчас цейтнот.

Или все это – своеобразная плата за отставание от жизни?

Не знаю, не знаю…

….Я тут у отца Александра Ельчанинова вычитал такую фразу:

«Сама по себе ограниченность человека не есть глупость. Самые умные люди непременно ограничены в ряде вещей. Глупость начинается там, где появляется упрямство, самоуверенность, то есть там, где начинается гордость».

Вот уж никогда раньше не думал, что Ия самолюбивая…

А теперь задумался. И о себе тоже.

Воцерковленный мужчина желает создать семью

Я стоял на службе, пытаясь сосредоточиться, но в голову лезла какая-то дурацкая фраза: «Всё те же рожи и те же инструменты». А все потому, что взгляд то и дело натыкался в толпе прихожан на «старые кадры» – тех, кого я знал еще десять лет назад.

Да, постарели, поблекли, но стиль все тот же. Бабулька у входа все так же бурчит на молодежь, свечницы шепчутся на херувимской, где-то сбоку от меня две женщины обсуждают какой-то очень сложный рецепт постного торта. Нас, мужчин, по-прежнему мало, и на общем фоне платков мы как островки в бабьем море.

– С праздником, Вахо! – тронул меня кто-то сзади за плечо. – Рад тебя видеть!

Я обернулся. Передо мной стоял Семен, один из представителей забытого старого.

Этот человек всегда был для меня загадкой. Трудоголик, аккуратист без вредных привычек, обладатель ухоженной квартиры и двух высокооплачиваемых работ – словом, тот самый идеальный мужчина, о ком мечтает женская половина земного шара.

Придя к вере, молчун по природе Семен стал взвешивать каждое слово, помятуя о грехе празднословия. В итоге, чтобы добиться от него ответа на простой вопрос «как дела?», надо было ждать пятнадцать минут, чтобы услышать продуманное и выстраданное: «По милости Божией».

Среди прихожан Семен был известен благотворительностью и окружен вполне заслуженной любовью и уважением. Он помогал кому чем мог: безотказно чинил сантехнику, пилил дрова, при случае мог сделать проводку или починить утюг. И все это, учтите, исключительно «Во славу Божию»!

При всем при том Семен был неженат, хотя имел троих детей, которыми обзавелся еще до прихода к вере.

Узнав о его весомом вкладе в демографию страны, я тогда восхитился:

– Ва, Сема, да ты отец-герой! Троих настрогал!

Трудник семейного фронта моих эмоций не разделил, ответил в своей обычной манере, то есть равнодушно:

– Это не мои дети. Не повезло мне с женами. Все изменяли, а я не люблю, когда меня за дурака держат.

Я от души посочувствовал: мало ли стервоз на свете. До свадьбы все белые и пушистые. Это еще хорошо, что в Грузии понятие алиментов весьма условно, все на усмотрение мужчин оставлено. А так поди докажи, что бывший муж, в данном случае Семен, граблями дензнаки не гребет и все, аки пчела, в трудах пребывает. Его еще выследить надо.

Потом я как-то долго не заходил в церковь и ни с кем не общался. Однажды встретил отца-героя на базаре. Рядом с ним шел мальчишка лет семи. Поздоровались, конечно. Я походя спросил:

– Это кто такой?

– Мой сын, – Семен медленно выродил два слова, потом уточнил скрупулезно: – От третьей жены.

Я отметил про себя: надо же какая папина копия получилась, только усов не хватает. Выходит, разобрался наш молчун с генетической неразберихой. И, махнув ему, пошел своей дорогой.

И вот теперь этот самый трудоголик Семен выражал мне свое явное «одобрямс» по поводу моего вторичного воцерковления. Он почти не изменился. Все та же отутюженная воскресная рубашка и плохо стыкующийся с ней пиджак. Явно опять холостяком живет.

– Как ты? Что нового?

Последовал заученный канонический выдержанный ответ. Потом уточнение:

– Работаю…

– Сын, наверно, уже большой вымахал! – Мне захотелось сказать аскету что-то приятное.

В глазах Семена промелькнуло легкое недоумение.

– Сын?.. Ах, ты про этого?.. Честно говоря, не знаю. Несколько лет не звонил его матери… Все дела, дела. А в воскресенье в церкви надо быть…

Я молчал, боясь перебить огромный поток информации. Потеряет нить рассуждений – а ну как не найдет потом?

– Я слышал, ты в компьютерах хорошо разбираешься… – И, заручившись моим кивком, стал излагать дальше: – Я хотел объявление написать… Насчет женитьбы… Мне уже за шестьдесят перевалило….

Я тупо смотрел на Семена. Надо же, как хорошо сохранился. На вид не дашь больше сорока пяти.

– А ты не пробовал поискать здесь, в реале? – Я таки очнулся от ступора.

– Пробовал. Сошелся здесь с одной, пятидесятилетней. Мне ее очень рекомендовали. Так ничего, культурная, обеды мне готовила, массажи делала. Полгода я к ней присматривался. Потом выгнал.

– За что?

– Воровкой оказалась.

– Да ну?! И что украла?

– Кило сахару из мешка взяла без спроса. Мне, знаешь, стабильность нужна, а не босячество.

Я не нашелся, что ответить. Вспомнил, скольким людям Семен просто так помогал деньгами, а тут его замкнуло на ерунде.

Рачительный хозяин тронул меня за руку:

– Так ты, Вахо, не забудь, укажи в этом, как его, интернете: «Воцерковленный мужчина без вредных привычек желает создать семью».

– Будет сделано, – пообещал я, лишний раз осознавая, что ничего не понимаю в человеческой психологии.

По вере вашей

Вчера позвала меня Пикрия, соседка сверху, починить патрон в люстре. До чего ж у некоторых речевые тормоза в отключке! Пока ковырялся в люстре, она рот не закрывала. (Пишу такие нелицеприятности, так как знаю, что она дальше «Одноклассников» в сети не шарит.)

– Ты же знаешь, Вахо, Новый год на носу, а я без света. Плохой знак. Значит, весь следующий год у меня во всех делах будет полный тупик. К Новому году все заранее надо подготовить. – Потом на мою скромную персону переключилась: – Вот ты, Вахо, как готовишься?

– Никак! – буркнул я, чтоб отвязалась, но куда там.

– Аха, – позлорадствовала Пикрия, будто теорему Ферма сама себе этим доказала. – Потому все дела у тебя в жизни закрыты! Ты меня послушай. Я тебя научу, что делать…

Куда уж тут денешься от такого навязчивого «ноу-хау». Тем более что патрон какой-то заковыристый попался…

– Первое дело, – тут же завелась Пикрия с великим воодушевлением, – надо заранее новый веник купить.

– Веник?! – Я сперва подумал, что ослышался.

– Это я тебе говорю! – Пикрия для значимости подняла палец к своей злосчастной люстре. – Новый веник – залог успеха во всех начинаниях.

Я только глубоко вздохнул. Знакомая песня. Помнится, в девяностые годы одна моя однокурсница, чтоб продержаться на плаву, провернула такой трюк. Сперва целый месяц упорно распускала слухи по всему городу, что, дескать, в Америке у миллионеров в домах имеются специальные декоративные «веники прибыли», которые… «деньги притягивают». А Тбилиси, как известно, – чор-бюро. И когда ей ее же сплетню кто-то принес в несколько искаженном виде, она решила, что клиентура дозрела. И поставила дело на конвейер. Купит один большой веник на базаре по три лара, распустит его, присобачит к прутикам пуговицы и всякую блестящую дрянь, которая всегда болтается под руками, навертит с десяток маленьких веничков и продает по сорок-пятьдесят лар за штуку. Рассказывала мне, что веники раскупались, как горячие хачапури на толкучке.

Ясное дело, Пикрии все это рассказывать не имело смысла. «Блажен, кто верует, тепло ему на свете».

– …Еще на столе должны быть три апельсина как символ могущества, – не унималась Пикрия.

– Почему три, а не пять? – прикололся я, усмехнувшись столь точным сакральным инструкциям.

– В честь Святой Троицы, конечно, – отрапортовала Пикрия без запинки, механически протирая тарелки.

Я шумно вздохнул, как застоявшийся конь. Ну что тут скажешь! Железная логика!

– Потом надо следить, чтоб эти три апельсина никто не съел в течение тринадцати дней, – неслась вперед Пикрия. – Да, и самое главное, надо держать Рождественский пост!

Она еще долго перечисляла мне свой джентльменский набор типа цвета одежды, как показывать мелочь на новую луну и прочее. Вышел я от нее с квадратной головой.

Иду и думаю: ну почему так? Век информационных технологий, а суеверия растут в геометрической прогрессии?

…И вспомнился мне еще один случай. На ту же примерно тему. Кажется, было это в 1997 году – в год быка, как сейчас помню. Почему так запомнилось? Да в быке-то и вся соль.

К Зуре под Новый год пристала жена. Вынь да положь ей фигурку парнокопытного, чтоб быть ей с нужным символом в руках, как пробьет двенадцать.

Бедный мужик попытался было отбиться от приставучей бабы:

– Откуда я сейчас его возьму? Надо было заранее сказать…

Но Тасико такую «пургу» подняла, что Зура колобком выкатился за дверь, бормоча извинения и клятвенно обещая достать бычка из-под земли. И тут же наткнулся на своего соседа Зазу. А Заза – та еще язва на ровном месте – возьми и подколи расстроенного человека на больную тему: мол, кто тут в доме хозяин?

Слово за слово, пошли они слегка расслабиться, в смысле проводить старый год со всеми его пакостями. В пылу «снятия стресса» Зуру вдруг шибануло в мозг, что без какого-нибудь зачуханного теленка ему домой лучше не являться. Короче, Заза и Зура быстренько взяли ноги в руки и отправились на поиски злополучного символа. Видят, какой-то тощенький китаеза у стенки торчит, а перед ним на асфальте торговая точка: расчески, зеркала, трусы и прочее одноразовое барахло.

– Авое, давай его возьмем! – заорал Заза. – На быка не тянет, но за теленка точно сойдет.

Сгребли они китаезу вместе с тряпками и потащили встречать Новый год. Тасико, конечно, онемела, когда увидела на пороге такой состав: этакий шатающийся шкаф Зура в легком подпитии, а рядом что-то вроде этажерки стоймя.

Воспользовавшись моментом редкой немоты Тасико, Зура тут же зачастил:

– Поверь мне, этот год будет у нас сверхудачным. Китайский бычок у тебя меквле! Ни у кого такого нет! Вот увидишь, расцветем и умножимся!

Тасико помялась, но впустила в дом нестандартного меквле. Даже усадила его на самое почетное место у елки. А тут Тинико – дочка Зуры – активность проявила, стала на госте свой русский проверять, разные вопросы задавать. Китаец тоже не сплоховал, выпил слегка да и исполнил какую-то народную песенку в стиле голодных котят. Зура тоже вовсю старался – тосты говорил. Короче, по воспоминаниям, тот Новый год вышел очень неплохой.

На другой день Мо (так, оказывается, звали гостя) почетно проводили, запихали ему в сумку козинаки, чурчхелы и прочую новогоднюю вкуснятину. И остались хозяева ждать обещанного процветания. Первые два месяца ничего такого особо примечательного не было. А в марте Тинико поставила родителей перед фактом:

– Я выхожу замуж за Мо. Мы встречались эти два месяца. Жить будем у нас. Теперь кричите, сколько хотите! – И заткнула пальцами уши.

Ор, помнится, стоял такой, что даже в нашем доме было слышно. На нервах Зура пил неделю не просыхая и все писал Господу Богу жалобу. Мол, как так вышло, что ему не выделили пусть даже самого паршивенького зятя-грузина?

Зато теперь у Зуры четверо узкоглазых внуков: Георгий, Саба, Лука и Шалва. Папаша Мо сам пожелал им дать грузинские имена. Они, китайцы, ребята дальновидные.

Со временем Мо раскрутился. Открыл подвальчик с барахлом в доме у Зуры. Потом пронюхал как-то, что у тестя в деревне дедовский дом стоит заброшенный, взялся за дело и перестроил халупу в теплицу для помидоров. Теперь деньги пылесосом гребет, не теряется.

Что ни говори, семья Зуры, точно, расцвела и приумножилась. Только сам глава семейства чего-то не особенно рад такому процветанию. Соседи давно подсекли за Зурой такую странность: стоит его спросить что-нибудь о зодиаках, он тут же начинает матюкаться и кричать, что он, мол, православный «до кончиков ногтей» и верить гороскопам – последнее дело, недостойное грузина.

А недавно я увидел его в нашей церкви. Зура, как ледокол «Ленин», через толпу молящихся уверенно пропихивался к иконе.

Милая сердцу картинка вырисовывается. Осознал-таки человек свою духовно-историческую принадлежность.