Текст книги "Знак свыше. Современные были"

Заминка

Святой преподобный Паисий Святогорец говорил: «…Я вижу, что диавол придумал новую западню для того, чтобы уловлять людей. Диавол внушает людям помыслы о том, что если они выполняют какой-то данный ими обет, к примеру едут в паломничество в святое место, значит, духовно они находятся в порядке. И вот часто видишь, как многие паломники с большими свечами и с серебряными подвесками, которые они обещали привесить к той или иной чудотворной иконе, едут по монастырям, по святым местам, вешают там эти серебряные подвески, осеняют себя широким крестным знамением, утирают навернувшиеся на глаза слезы и этим довольствуются. Эти люди не каются, не исповедуются, не исправляются и тем самым радуют тангалашку».

Вспомнила в этой связи я один случай из монолога знакомой захожанки:

– Проблема у меня нерешаемая. Даже не знаю, как подступиться. Мой сын-экономист уже год без работы сидит. Ничего подходящего найти не может. Сходила я к «Нечаянной радости» (чуть у меня что не так – я сразу к ней) и попросила: «Так, мол, и так. Если мой сын в хорошую фирму устроится, я этой иконе кольцо пожертвую!»

Ты же знаешь, на нашей «Нечаянной радости» аж в три нитки украшения висят. Часы, цепочки, кольца – смотря кто что обещает.

И что ты думаешь, сбылось у меня! Васико на той же неделе шикарную работу нашел.

Я на радостях и забыла про обет.

Проработал Васико полгода, хлоп – фирма его закрылась. Опять он дома сидит, а, значит, его семья на моей шее.

Я опять в церковь, к той же иконе. И тут меня как в голову ударило – кольцо-то я зажилила!

Бегом домой – инспектировать мою шкатулку, искать кольцо, какое не жалко. Перерыла свои побрякушки. Золото – на черный день надо оставить, материнские кольца – память как-никак. Выбрала такое – средней ценности, бабушкино – серебро с минералом каким-то. И обратно рысью в церковь к той толстухе, что свечки продает. Хамло еще то, я тебе скажу. Но говорю ей культурно:

– Вот, примите, пожалуйста, пожертвование «Нечаянной радости».

Та взяла с такой мордой, будто ей весь мир должен. Зафутболила мое кольцо в ящик, будто это простой булыжник.

– Вы уж, пожалуйста, не забудьте повесить, – говорю. – И икону не перепутайте.

– Да, да, – и уже отвернулась болтать со второй такой же «аки пчела» трудящейся.

В церкви, конечно, еще то обслуживание. Ниже среднего. Ладно, ладно, не осуждаем.

Через неделю пошла я проверять, повесили мой подарок или нет. В смысле, можно мне Богородицу новой просьбой беспокоить или еще рано. Смотрю – нет кольца! По второму разу все висюльки внимательно осмотрела – точно нет моего!

Пошла я к прилавку права качать. А той, с кем я прошлый раз разговаривала, на рабочем месте не видно.

– Где, – спрашиваю, – такая, в синей косынке?

– Через неделю мы дежурим, по очереди, – говорят мне.

Еле дождалась следующего воскресенья, когда у меня выходной. А внутри, представь, все кипит. Терпеть не могу безответственных людей.

Вижу издали – сидит эта капуха на своем стуле. Я к ней. Из последних сил держу себя в руках. Спрашиваю ее вежливо, так, мол, и так, куда мое имущество дели?

Еле-еле она сообразила, про что речь, и меня вспомнила.

– Мы, говорит, раз в месяц раму от той иконы открываем, когда еще украшения соберутся. Делать мне нечего из-за каждой мелочи туда лазить с лестницей. И так от жары еле дышу. Проходите, не задерживайте людей.

Иди ей объясняй, что у меня время поджимает, сын опять от депрессии пиво глушит. А у него и так желудок больной. И уже долг в магазине на сто лар собрался. Никакого понятия у этой грымзы! А еще в святом месте работает.

Пришла я через две недели и наконец-то увидела свое обещанное на нитке внизу. Бессовестная сбоку мое кольцо прилепила – и не увидишь сразу издалека.

Стала я в позу, начала просьбы перечислять всякие разные. Про сына, конечно, первым пунктом.

А в сердце как-то глухо.

Уже два месяца прошло. Васико опять дома сидит. Вот скажи, может, перешагнуть через свою гордость, попросить эту свечницу, чтоб она мою вещь поближе в центр перевесила? Может, тогда какой-то просвет в делах будет?..

Странная мечта

В кабинете известного профессора-окулиста шел странный диалог.

– Слушаю вас, уважаемый.

– Я хотел бы сделать моему отцу операцию, хотя бы на один глаз.

– Поясните ситуацию, пожалуйста.

– В молодости с ним произошел несчастный случай, и он полностью ослеп.

– Сколько ему лет?

– Семьдесят пять.

Окулист удивленно взглянул на посетителя:

– Человек большую часть жизни прожил в таком положении и давно привык к этому. Имеет ли смысл делать операцию, когда в любой день он может умереть? По крайней мере, это не логично. Может, вы не в курсе, но это дорогостоящая операция и общая страховка на нее не распространяется.

– Понимаете… У меня такая мечта… Я хотел бы успеть. Долго копил деньги…

– Мечта?

Габо замялся, думая, стоит ли рассказывать здесь всю историю тридцатилетней давности.

…В том году зима выдалась на редкость снежной и холодной.

Нино шла из последних сил, увязая в снегу. Резкая боль то и дело вспыхивала внизу живота. Единственная мысль заставляла идти вперед: только бы не родить прямо здесь, в лесу, без людей.

Время от времени она оглядывалась назад, нет ли погони.

Сумерки сгущались, а большая луна светила все ярче и ярче. Рождественская ночь вступала в свои законные права. Самый любимый семейный праздник в деревнях, отмечавшийся даже в безбожное время.

Эх, как она надеялась, что к Рождеству случится чудо – смягчится сердце ее отца, и он простит ей ее ошибку.

Увы, надеялась она напрасно. Нугзар, как увидел на пороге дочь с пузом, озверел:

– За этим я посылал тебя в город? – и залепил ей пощечину. – Без ножа зарезала!

Выбежал брат и добавил свою порцию радости – вцепился в волосы:

– Опозорила нас перед людьми, негодная! Как теперь по улице ходить?!

Хорошо хоть мать вмешалась, разняла кое-как.

– Поздно уже орать! – Оглядела дочь цепким взглядом и задала вопрос по существу: – Какой месяц?

– Уже девять, – пробормотала Нино. Забрезжила надежда: мать все уладит, уговорит.

Но опять вышло все по-другому. Услышала совсем неожиданное:

– Она вот-вот родит. Нам надо кому-то сбагрить этого ребенка. Чтоб никто ничего не узнал. У меня знакомая акушерка в Они. Как раз такими делами занимается. Продаст его каким-нибудь бездетным. Еще, может быть, корову новую купим. Пока заприте ее в комнату и смотрите, чтоб не сбежала. Хорошо, что скоро Рождество и все по домам сидят. Нам свидетели не нужны.

Брат поорал еще немного и втолкнул Нино в свою пристройку.

Щипал выдранный клок волос, пылало лицо, но заботило ее другое: «Они продадут моего мальчика и не задумаются. Надо бежать… Но как?..»

Нино выждала момент, пока страсти поутихли и полиция нравов перебралась поближе к столу залить стресс вином, не дожидаясь праздника. И вылезла через окно.

На улице было пустынно, и уже начинало темнеть. И вот теперь она шла уже час, вглядываясь вперед, что там, за поворотом заснеженной дороги?

Показались очертания соседней деревни. Нино собрала остаток сил и направилась к крайнему дому. Через редкую изгородь было видно, что во дворе возится человек у поленицы дров.

– Откройте, пожалуйста! – крикнула Нино.

– Кто ты? – отозвался хозяин. – Я не узнаю тебя по голосу. – И пошел вперед, выставив руки перед собой.

«Неужели слепой?» – мелькнула догадка. Но было уже не до соблюдения приличий, и она закричала:

– Помогите мне, я сейчас рожу!

– Мама, иди скорей! – позвал мужчина.

Из дверей выглянула женщина средних лет, вытирая испачканные в муке руки о фартук.

– Посмотри, какой у нас меквле3131
  Человек, первым приходящий в дом после Нового года и приносящий благополучие.


[Закрыть]! – крикнул ей сын.

Через пять минут Нино сидела у железной печки и грела окоченевшие руки о чашку чая. Жизнь снова обретала все оттенки радуги.

А еще через час родился ее сын. Темо, как выяснилось, так звали слепого хозяина дома, предложил назвать мальчика Габриэлом, в честь Архангела, принесшего на землю Благую весть. Так и сделали.

– Я дам ему мою фамилию, чтоб никто не посмел посмотреть на него косо, – предложил Темо. – Мне его Бог послал за все мои мучения. – Потом неожиданно попросил: – Может, ты останешься у нас? Тебе все равно некуда идти.

И рассказал свою историю.

Пять лет назад, как раз на Рождество, Темо готовился к свадьбе и чувствовал себя самым счастливым человеком в мире. Его жена была беременна на первом месяце, и впереди их могло ждать все самое-самое, о чем вообще только можно мечтать.

В двенадцать ночи в деревне началась праздничная стрельба. Темо тоже вынес отцовскую двустволку и пальнул в небо. После выстрела наступила кромешная темнота: ружье разорвалось у него в руках. Месяц он пролежал в больнице. Раны на руках залечили, а зрение вернуть не удалось. Жена, испугавшись дальнейшей жизни с инвалидом, сделала аборт и ушла к себе.

И вот, сейчас, на Рождество, такая удивительная встреча…

Так у Габо появились еще три брата…

«Пожалуй, не стоит ворошить старое», – подумал Габо и объяснил свою мечту профессору самым тривиальным образом:

– Мне просто хотелось, чтобы отец увидел всех, с кем жил все эти годы…

Искушение с крещением

Кнарик заканчивала последние приготовления к столу. Уже были готовы бадриджаны с орехами, пхали двух сортов, салаты, лобио давно кипело на плите. К двум часам планировалось сесть за стол.

Жертвенный баран, привязанный к дереву, с утра тревожно блеял во дворе. Видно, чувствовал близкий конец.

– Все, мы выходим! – крикнул Шалва. – Тебя Нугзар на своей машине заберет. А нам еще по одному делу съездить надо.

Кнарик глянула в окно. Барашка уже запихнули в машину и повезли в церковь, чтоб совершить три сакральных круга. Обет – святое дело. Ведь Шалва поклялся: если после стольких лет леченья-мученья родится мальчик, обязательно барана зарежет. И вот, наконец, дождались сына-первенца. Шалва его так и назвал, как подобало случаю – Гелоди3232
  Ждал (груз.).


[Закрыть].

Хотя Кнарик и не нравилось такое доисторическое имя, но она благоразумно помалкивала в тряпочку. Во-первых, далеко не каждый мужчина столько лет будет ждать рождения наследника, а во‐вторых, еще до свадьбы договорились они друг другу по очереди уступать. Потому, наверное, и прожили все эти пять лет в относительном согласии.

Обет вполне логично решили объединить с крещением, чтобы два стола отдельно не накрывать. У кого есть лишние деньги? Потому и решили все сделать максимально достойно. Видеокамеру приличную одолжили, ассортимент и количество блюд два дня составляли, вино двух сортов, только домашнее, проверенное, родственников с двух сторон заранее пригласили. Учли все мелочи, чтоб не ударить в грязь лицом.

Кнарик с малышом и крестной подъехали к церкви аккурат в то время, когда мужчины, протащив упирающегося барана на веревке положенные три раза, уже выходили со двора. Дальше бедное животное ждала транспортировка на кухню, чтобы через час превратить его во вкуснейшее чакапули на радость гостям.

Крестная с ребенком и крестный, бережно держащий видеокамеру, вошли в церковь. Шалва и Кнарик остались наблюдать за дальнейшим через открытую дверь со двора. Видно было, как крестный о чем-то говорит со священником, мнется, пытается что-то объяснить. Потом поворачивается и идет, смущенный, к ним, родителям.

– Эээ… Тут такое дело. Он спросил – вы венчались или нет. Я сказал, что нет. Как бы ты меня, Шалва, на венчание не позвал? С детства мы вместе. А он мне: «Раз так, то пусть сперва венчаются. Только потом буду крестить!» По-другому никак. Очень строгий попался.

Супруги растерянно переглянулись. Такого поворота никто не ожидал. И венчание никак не входило в их планы. Это и гостей надо звать побольше, и стол пошикарней, и одежда, в конце концов, другая. А то они нацепили в спешке, что было, и приехали. Не по-людски как-то сейчас венчаться…

Потоптались так у входа и решили поехать в другую церковь. Может, там священник посговорчивее встретится.

Через двадцать минут затормозили у другой церкви. Нугзар отправился прояснять дело, остальные предусмотрительно остались в машине.

Вернулся посланец с кислым лицом. Кнарик сразу поняла – опять пролет.

– Ммм… Там… – стоит, мнется невезучий крестный. – Он все выяснил и не хочет крестить…

– Почему? – чуть не хором воскликнули родители.

– Во-первых, имя не подходит – «Гелоди». В каком-то их церковном списке нет такого.

– Как это нет?! – возмутился Шалва. – У нас в деревне, помню, два парня были. Один Гелоди, другой – Аргелоди. Оба крещеные. Помнишь, Нугзар, мы на келехе были…

– Подожди, ты, – одернула мужа Кнарик. – А во вторых что?

– А во‐вторых, он про тебя, Кнарик, все выяснил: как зовут, туда-сюда… – Нугзар явно медлил и не хотел договаривать. – И сказал…

– Что сказал? – напряглась Кнарик, уперев руки в боки, тут же настроившись дать достойный ответ.

– Сказал, раз ты армянка, значит, монофизитка…

– Сам такой, – выкрикнула Кнарик автоматически. Потом беспомощно посмотрела на мужа. – Что за слово такое?

Шалва сам был в недоумении и кивнул Нугзару:

– Ты в курсе?

– Да я сам не очень понял. Он говорил, что армяне – еретики. Пусть сперва Кнарик крестится, потом он вас обвенчает и только потом Гелоди покрестит как Георгия.

– Но я крещеная! – изумилась законная половина Шалвы. – Меня в Сурб-Геворке3333
  Один из старейших храмов в Тбилиси.


[Закрыть] крестили в пять лет. Где это видано, чтоб два раза крестить? Вот моду взяли! Двойные деньги хочет сделать?

Из другой машины к ним подошли гости и присоединились к обсуждению ситуации. Мнения разделились. Одна часть предлагала ехать дальше, искать счастья в третьей церкви. Другая просто склоняла современных священников по падежам, детально перечисляя джипы, квартиры и прочее имущество клира с такой точностью, которой позавидовал бы ОБХСС в старые «добрые» времена.

Тут Кнарик спохватилась.

– Там же мясо скоро доварится! Срочно надо домой ехать. Слишком разваренное к столу стыдно подавать. Люди скажут: «Нас на кашу позвали». Давайте тогда в армянскую поедем. Там точно из-за имени мозги выносить не будут. У меня недавно там племянника крестили. Гуливером зовут, и ничего.

Последний аргумент решил дело. Народ мгновенно рассортировался по средствам передвижения, и колонна вырулила к Сурб-Геворку. Там, и правда, покрестили ребенка без волокиты и лишних вопросов.

За стол сели с маленьким опозданием. Тосты шли за тостами, гости нахваливали стол, пили «маленькими стаканами, но с большой душой» за хозяев, за нового члена общества. Хозяева, довольные, сияли и раскланивались.

Засыпали супруги уставшие, но довольные проведенным мероприятием. Вдруг Кнарик задала вопрос по существу:

– Шалва, а что значит «монофизит»? К чему это он так сказал?

Шалва, до сего дня не испытывавший надобности в теологическом образовании для работы на маршрутке, только хмыкнул неопределенно:

– Кто его знает… Может, выпивший был. В итоге нас, как клиентов, упустил. Сейчас столько новых слов люди говорят, я и сам каждый раз голову ломаю. Слава Богу, покрестили ребенка, барана зарезали. Все по-человечески. Не забивай себе голову всякой ерундой. Завтра рано вставать.

Пакт о ненападении

Жене сказал: умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою.

Быт. 3, 16

Вы, наверное, помните историю Шекспира и Магды3434
  Герои цикла рассказов «Современные были» (см.: Сараджишвили М. Однажды в Грузии. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2015).


[Закрыть], чей венчанный брак развалился, как спичечный домик, из-за глупых причин? Шекспир отказался от долгожданного сына, сказав, что это «не его работа», а разъяренная Магда поклялась отрезать поганый мужнин язык и скормить собакам при удобном случае. И двое верующих разошлись, словно облака в ветреный день.

Остыв, Шекспир не раз пытался восстановить сожженные мосты, но Магда была непреклонна: отключала мобильник и стирала длиннющие эсэмэски с цитатами из Библии, лопаясь от злости. Духовник их преставился, и некому было помочь мудрым советом – помирить супругов. Друзья и соседи каждой стороны винили во всем противоположную, и выход из тупика явно не проглядывался.

В этой конфронтации прошло лет десять или около того. Их сын Петре рос и шкодил соответственно возрасту и гиперактивному темпераменту, даже не подозревая, какие страсти разыгрываются за его спиной.

Вся эта тягомотина так бы и продолжалась, не наткнись Магда в интернете на беседу протоиерея Андрея Ткачева, известную массам как «Ломать жену об колено».

Магда прослушала речь священника, несказанно возмутилась и стала искать другие высказывания «попа-монстра» об испокон века угнетаемом женском поле. Оказалось, что проповедей у него на эту тему немерено. Сами собой попадались «возмутительные» куски:

«Один пример из обыденной жизни. Садясь за стол обедать или ужинать, кому в наших семьях подают первую тарелку с едой? – Детям. Вот так! А кому надо бы? Мужу! Мужу первую тарелку! Кормильцу семьи, потом всем остальным, жене – последнюю. Это норма жизни. И жена должна этот принцип отстаивать последовательно. Маму должна второй покормить, а первым – мужа, пусть мама хоть треснет от злости. Потому что это закон Божий! Сначала первый по смыслу»3535
  Андрей Ткачев, прот. О браке и семье. URL: http://www.pravoslavie.ru/ 89407.html


[Закрыть].

Нет, положительно, это в уме не укладывается! Шекспир, недобитый пыльным мешком из-за угла, оказывается первый по смыслу. А она, Магда, умница-разумница и пчела-труженица, на которой все держится, лишь так, вторая с конца. Ну, куда это годится?!

Глаза уже выискивали новое, в ум не вмещающееся:

«Посмотрите на семью святителя Василия Великого. Кстати говоря, и у святителя Василия Великого, и у святителя Иоанна Златоуста, и у святителя Григория Богослова – святые матери. У Василия – Эмилия, у Григория – Нонна, у Иоанна – Анфуса. Можно так и поминать их вместе с мамой: “Молитвами Василия Великого и мамы его, молитвами Григория Богослова и мамы его, молитвами Иоанна Златоуста и мамы его помилуй мя, Господи”. У святого мученика Пантелеимона – мама святая Иула. У блаженного Августина – мама святая Моника. Причем мужья у этих святых жен отнюдь не святые были. Подруги святой Моники даже удивлялись, почему она ходит без синяков и шишек: у нее муж был очень нервный, во гневе страшный, а у них мужья покладистей, но они вечно с синяками. А она говорила им: “Да я молчу, я не спорю с ним никогда. Он мне слово – я ему: "Прости меня!"”. И так она всю жизнь без тумаков ходила при таком свирепом муже. А остальные при кротких мужьях получали тумаки. Вот школа семейной жизни»3636
  Андрей Ткачев, прот. Революция в уме. URL: http://www.pravoslavie.ru/ 76126.html


[Закрыть].

Или как вам такое? Опять из тех же проповедей, с которыми ни одна уважающая себя женщина не должна согласиться:

«Спрошу вас и себя: если ребенок – главная ценность и если женщина всем управляет и командует, то где место мужу? Какое место ему отведете взамен прежнего и естественного – господственного? Неужели он создан, чтобы биологически осчастливливать дочерей, делая их матерями; дарить женам постельные радости и зарабатывать деньги (желательно большие), а в остальном стоять сбоку молча? Всё, что ли? И неужели мамами наученные и женскими журналами наставленные, именно об этом “счастье” подсознательно мечтают и молятся тысячи девушек, желающих выйти замуж? “Кормит, любит, одевает, балует, ласкает, ни в чем не перечит, ибо я – хозяйка”. Это, девушки, мечта не о реальном муже, но о Коте в сапогах, который пушист, ласков и по совместительству – чудотворец. С такой мечтой о браке придется остаться незамужней или в отчаянии выйти в конце концов за стареющего вдовца. Чтобы так не случилось, нужно в мечты о браке (мечты неизбежные, естественные и греха в себе не несущие) допустить библейскую идею служения, добровольного смирения и невидимой роли. Желай стать тенью мужа, желай стать ребром его и водвориться на естественное место – ближе к сердцу его и под покров плоти. Желай отдать себя ему, чтобы потом раствориться в материнстве. Тогда будущее счастье из разряда невозможного переходит в разряд возможного, хотя и необязательного»3737
  Там же.


[Закрыть].

Чем больше слушала, тем больше втягивалась Магда в этот садомазохизм. И мало-помалу в броне собственной стопроцентной правоты стали появляться пустоты, прогрызенные червями сомнений.

Выходило, что, живи она в каком-нибудь XVII веке, терпела бы притрушенного Шекспира как миленькая и еще благословляла бы небеса за мирного супруга. Так просто она бы от него точно не избавилась. И Магде, как по заказу, вспомнился эпизод на собственном венчании: вот Шекспир неловко берет ее за руку и сбивается, не зная, чья рука должна быть внизу, а чья наверху. Их духовник, связывая в это время длани брачующихся полотенцем, даже слегка прикрикнул на главу семьи: «Да кто ж так жену держит?! Смотри, удерет она от тебя при первом удобном случае…»

Надо ж, как в воду глядел.

И в чем-то отец Андрей Ткачев таки прав: «С падением семьи исчезнет и государство, потом придет антихрист». Противостоять этому можно только каждому на своем месте. То есть принимать выделенную тебе половину, которая посылается каждому далеко не случайно.

В том, что встреча с Шекспиром была именно ответом на ее, Магдины, молитвы, сомневаться не приходилось. Сколько раз она примеряла к себе мужей подруг и каждый раз понимала: и с этим бы не ужилась, и тот не ее, а вон того точно бы придушила подушкой во сне или отрихтовала бы сковородкой в реале.

Так посмотреть, выходит, что и сама пчела-труженица тоже виновата в развале семьи. Она изначально воспринимала Шекспира как какой-то перевалочный пункт в ее биографии. Возраст уже немалый, почему бы не сходить замуж? А мужики – они почти все одинаковые. И заранее просчитала вариант с разводом. Не она первая, не она последняя…

И сейчас, слушая удивительные открытия от отца Андрея, что, оказывается, муж в семье главный, а не ребенок, и женщина создана как помощница мужу, а не как суверенная единица мироздания, Магда признавала: «Я знаю, что я ничего не знаю».

На память пришел давно похороненный в глубине души случай. Шли они как-то с Шекспиром по улице, еще в ранге молодоженов. Магда вроде что-то зудела ему про деньги и необходимость зарабатывать. В мозгах же циркулировало совсем другое, сокровенное: «Смогу ли я, несмотря на свой возраст, родить ребенка? Господи, подай мне знак какой-нибудь. Может, не стоило лезть (косой взгляд в сторону благоверного) в это полуграмотное болото?»

А Шекспир знай себе идет и солнышку улыбается. Потом остановился и всю мелочь из кармана выдал какой-то русской бабке у забора.

Та, конечно, тираду благословения подателю выдала, не поскупилась. Потом поманила Магду скрюченным пальцем и прошамкала:

– Будет, будет у вас сын. Только мужа своего не грызи. Он у тебя блаженный. Его Бог любит, а люди чморят. Жизнь такая.

Ва! Ничего себе! Магда не ожидала такой речи.

– Трое у вас будет! – Бабка, видимо, какую-то волну информационную поймала. – Только смотри, свое счастье не проворонь.

– Э, о каком счастье речь… – скисла Магда. – Мне бы хоть одного родить.

– Ты слова такие слышала: «цветы запоздалые»?

Было чему удивиться: бомжиха, оказывается, в курсе творчества Чехова! А та словно решила до конца ее шокировать, продолжая:

– Так и у вас будет… Если оба потрудитесь… У меня самой такое было. Я тоже не на улице родилась.

Магда уже забыла, куда шли. Шекспир пристроился тоже слушать.

– Мы в Абхазии жили. Муж мегрел у меня был. Плантация мандаринов. Еще людей нанимали, чтоб собрать… Но это так, к делу не относится. Да, так вот… У меня семнадцать лет не было детей. Ты только представь: семнадцать! – Она сделала на числе особое ударение. – Я уж и думать про любовь забыла. О старости подумывала… Вдруг смотрю: располнела я ненормально. Пошла к врачу. А он мне говорит: «Ты беременна». Муж не поверил и выгнал меня из дома. «Не от меня это! – Так орал, чуть не убил. – Столько лет ничего не было! А сейчас что, “Аврора” выстрелила?!»

Родила я дочку. Он ее так за свою и не признал. Тут как раз война в Абхазии. Как водоворот какой-то… Так я в Тбилиси попала. Все мытарства рассказывать – книгу можно написать во‐о-от такую, – и рассказчица развела руками, изобразив предполагаемую толщину шедевра. – Моя дочка выросла. Она сейчас в Америке. Поехала туда нянькой и смогла закрепиться. А я здесь. Так, видно, Бог захотел.

Еще что-то говорила тогда Магде бомжиха, но теперь и не вспомнишь.

После той встречи на улице много воды утекло. Шекспир с Магдой побили все горшки в доме, как вы знаете, и рождение еще двух детей так и осталось за гранью реального. Приходила как-то Магда на то место посоветоваться с бабкой-провидицей, но не нашла старуху на прежнем месте. Стала расспрашивать народ вокруг. Еле-еле ее вспомнил парковщик в зеленом жилете:

– Зимой она замерзла в Кировском парке. А вот в каком году было – не помню…

Магда снова и снова вслушивалась в поразившие ее проповеди и выхватывала новое для себя:

«Гордые наказываются вдвойне… Залог счастья любой, даже самой раскрученной, женщины – быть в тени своего мужа независимо от его места на социальной лестнице…»

В итоге Магда под впечатлением всего услышанного и прочитанного решила впервые за столько лет простить Шекспира и перестать попрекать его старыми косяками.

Шекспир несказанно удивился перемене в женином настроении и тут же забил стрелку в ближайшем парке.

Как давно Магда не видела мужа на расстоянии вытянутой руки! Бедный, бедный дохляк. Как же ты постарел… Без зубов, с выпирающим кадыком и трехдневной седой щетиной, да еще и лысый в придачу. Видно, только и делал, что глушил пиво с водкой, не закусывая.

Но дело превыше всего. И Магда приступила к выработке мирного соглашения аж о десяти пунктах. Озаглавила эту филькину грамоту в лучших исторических традициях: «Пакт о ненападении».

– Я буду давать деньги и видеться с сыном по воскресеньям, – выпалил Шекспир долго вынашиваемую фразу и достал из кармана… очки.

Магду как током дернуло: у нее в сумке лежала точно такая же оправа.

– Ва, Шекспир, с каких пор ты ослаб глазами? Ты же рассказывал, что в армии был снайпером.

Бывший «ворошиловский стрелок» судорожно затянулся сигаретой без фильтра:

– Эх, старость не радость. Сварку как-то соседу делал, и стружками глаза засыпало. Потом пинцетом доставали. В итоге пошел на базар и выбрал себе очки за пять лар.

– Как?! Без врача? Без замеров?

– Я примерил. Вроде ничего, и ладно.

Магда осмысливала процент вероятности. Это ж надо – выбрать не глядя оправу, точно такую, как у нее. Это шанс один из миллиона. Ох, неспроста это, неспроста.

Стороны подписали свежесостряпанный пакт. И Магда тут же представила отцу сына.

Вступивший в права папаша, недолго думая, развил бурную воспитательную деятельность:

– Я повезу вас на рыбалку на Черепашье озеро и покажу сыну, как надо правильно ловить рыбу. Мальчику полезно будет знать.

– С каких пор ты стал рыбаком? – удивилась Магда, не подозревавшая о дремавших в муже инстинктах. – И как ты будешь ловить без удочки?

– На месте разберемся! – бодро парировал Шекспир и остановил такси.

Рыбалка без удочки была обречена на провал, и Шекспир предпринял героическую попытку поймать в прибрежной тине крошечного лягушонка. Было много воплей, беготни по берегу и брызг (дело осложнялось тем, что и отец, и сын не умели плавать, а земноводное этим нагло пользовалось). Петруша принимал активное участие в преследовании жертвы и был в неописуемом восторге от самого процесса рыбалко-охоты в воде по щиколотку – иногда важен не результат, а само долгоиграющее действие.

Так появилась у бестолкового семейства традиция – встречи по воскресеньям и «походы на культурные мероприятия».

У Шекспира забрезжил новый стимул в жизни – работать, чтобы в воскресенья катать сына на качелях, ходить в зоопарк или в кафе, «как приличные белые люди», по его собственному выражению.

У Магды сам собой свалился с души огромный камень-загадка: почему так хорошо начавшийся консенсус двух верующих так резко и глупо оборвался? И глядя, как Шекспир воркует с сыном, рассказывая ему о моделях военных самолетов (тема, в которой Магда даже не пыталась разобраться), она понимала, что старость они доживать будут все-таки вместе…