Текст книги "Кофе"

Кофе
Мария Сорока

Иллюстратор Виктор Шестак

Дизайнер обложки Юлия Тугаринова

Дизайнер обложки Сергей Скуратович

© Мария Сорока, 2017

© Виктор Шестак, иллюстрации, 2017

© Юлия Тугаринова, дизайн обложки, 2017

© Сергей Скуратович, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4474-2449-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая. Бар «Куро-лоли»

Глава I. Зоя

Зоя стояла спиной к барной стойке и невидящим взглядом смотрела на большой блестящий зал, суетливых людей и тяжелые шторы на окнах. На секунду время остановилось. А потом побежало так быстро, что Зоя даже и не пыталась за ним успеть. Ее тонкие ручки с еще детскими припухлостями мертвой хваткой вцепились в шелковый передник. Сердце бешено колотилось, и с каждым ударом ему становилось все теснее в грудной клетке. Зоя ощущала движение теплой крови по организму. Постепенно крови становилось все больше, она перестала умещаться в венах. Кровь начала наполнять Зою, как хрустальный графин. Вот она уже подошла к горлу и потекла по языку. Соленая, теплая, она просочилась сквозь плотно сжатые зубы и вытекла наружу тонкой бордовой струйкой. Струйка быстро побежала по бледным губам, четкой линии подбородка, стала подбираться к тонкому изгибу шеи.

Зоя опустила взгляд на руки. Кровь сочилась из-под ногтей, окрашивая кончики пальцев и создавая красные разводы на белом переднике.

Тело стало предательски дрожать. Такой мелкой, гадкой дрожью, от которой невозможно избавиться. Вместе с ним вздрагивала каждая складочка на белой хлопковой блузке с кружевными вставками. Вздрагивали бантики на пышном подьюбнике, вышитый цветок на черной юбке, рюши на высоких белых гольфах и даже застежки на миниатюрных черных туфельках с высоким квадратным каблуком.

Люди исчезли, мир окрасился в бордовые тона. Кровь стала сочиться из древесных столешниц, металлических вешалок, из щелей потрескавшейся краски на стенах. Тишина и спокойствие дышали на Зою обжигающей теплотой. Стало хорошо и свободно. Зоя почти привыкла к стекающей с губ крови. Ее перестала пугать кровавая каша под ногтями. Зое понравилось отсутствие звуков. Сердце стало успокаиваться. Зоя сделала глубокий вдох… И вдруг ощутила запах.

В реальность Зои стремительно ворвался запах кофе. Насыщенный, тяжелый. Он обрушил на Зою все детали окружающего мира. Слова говорящих, кричащих, поющих одновременно людей. Запахи духов, машин, свежих тостов. Цвета пыли, модных брюк, лучей солнца, падающих из окна. Ощущение бесконечного движения со всех сторон.

Белоснежный передник Зои не был в крови. Кровь возобновила свое неощутимое движение по венам. Сердце стало колотиться реже. Еще не до конца придя в себя, Зоя посмотрела на пол и с досадой обнаружила, что стоит в луже кофе среди осколков чашки.

Справа возникла девушка.

– Зоя, ты чего?

За окном послышался вой сирены.

– Зоя, Зой, смотри! Смотри – там скорая подъезжает! Там что-то произошло. Ты ничего не видела?

Большая часть посетителей повскакивала со своих мест, прильнула к окну, выбежала на улицу. Оставшиеся за столиками увлеченно болтали по телефону или интересовались у окружающих о происшествии на улице.

– Зоя, пойдем, посмотрим!

Зоя облизнула сухие губы и разгладила несуществующую складку на юбке.

– Зоя, я не хочу одна идти. Вдруг там что-то страшное?!

Зоя пустым взглядом смотрела в окно, видя там лишь спокойно плывущие облака.

В тот день, когда Зоя родилась, белые-белые облака также плыли по голубому небу. Вечерело. Измотавшийся врач командовал уставшей будущей матери Зои, что делать. В отделении ярко горели лампы, воздух был тяжелый, сновали надоедливые медсестры. Обстановка была серая, почти угнетающая. Будущая мать Зои мечтала поскорее выписаться из больницы и переступить порог квартиры, держа на руках малышку. Врач мечтал о припасенной в кабинете уже откупоренной бутылке коньяка.

Но Зое было достаточно и этих невзрачных красок. Как только она родилась, ее большие серые глаза вытаращились на окружающий мир, и сердце замерло от восхищения. Необъятное пространство, теплые руки, огромные живые существа, желающие ей добра… У Зои перехватило дыхание и, не издав не звука, она маленькой восторженной куклой повисла в руках врача.

Врач прислушался, попробовал нащупать сердцебиение, покрутил Зою в руках и без особых эмоций констатировал:

– Ребенок мертв.

– Как мертв?! – дрожащим хриплым голосом прошептала мать Зои.

Еще не утратив связь с матерью, малышка ощутила на себе волну боли и отчаяния. Это был такой неожиданный контраст с тем, что Зоя почувствовала в самое первое мгновение появления на свет! Не зная, что делать и как помочь матери, Зоя заплакала. Ее плач развеял застывшую в воздухе горечь, и в комнате как будто стало еще светлее.

– Ребенок жив, – констатировал врач, и инцидент был исчерпан.

Так Зоя узнала, что, даже тихо радуясь красоте окружающего Мира, можно сделать что-то плохое. Конечно, она не запомнила тот случай, но первый страх, первый испуг, первая тревога навсегда отложились где-то в глубине сознания.

Зато возможность потерять Зою хорошо запомнились ее родителям. У них вошло в привычку смотреть на нее и с ужасом думать, что было бы, ни будь дочери сейчас рядом. Они души не чаяли в Зое и окружали ее такой заботой, на которую только могут быть способны родители.

Зоя отвечала им такой же безграничной любовью. Она росла спокойным послушным ребенком. С первой минуты жизни в ней засел страх снова чем-то расстроить близкого ей человека. Поэтому Зоя прикладывала все возможные усилия, чтобы родители были рады и гордились ею.

Кроме спокойствия в Зое развивалась замкнутость. Сверстники казались ей скучными и похожими друг на друга. Взрослые (большая часть) слишком занудными и серьезными. Но Зоя всегда верила, что где-то обязательно есть люди, с которыми ей будет интересно, которые привнесут в ее жизнь что-то новое и необычное. Однако такие люди все не появлялись. Единственными, с кем Зое по-настоящему нравилось общаться, были ее родственники. Но и это общение основывалось не на духовной близости, а на взаимной любви и привязанности. Так что, почти всю школьную жизнь Зоя не знала ничего о дружбе, вечеринках и свиданиях. Большую часть свободного времени она проводила за книгами с красивыми историями или в интернете, рассматривая милые картинки.

Зоя вообще была буквально помешана на всем милом. Она любила медвежат Teddy и брелки с Hallo Kitty, юбки в стиле Мини Маус и кружевные колготки. Зоя коллекционировала открытки первой половины прошлого века и кольца с цветочками, розовые блески для губ с разными ароматами и рецепты пирожных, разноцветные ленточки и иллюстрации к «Алисе в Стране Чудес». А когда она узнала в интернете о стиле Gothic&Lolita, то окончательно утвердилась в своем мироощущении. Зоя удивилась тому, насколько сильно этот стиль одежды и жизни, основанный на образе старинных фарфоровых кукол, подходит ее видению мира. Зоя стала носить исключительно пышные юбки до колена, туфли – только на перепонке, блузки и джемперы – с бантиками. Она еще активнее принялась подбирать особенные аксессуары и выискивать в интернете приторные фотографии и картинки.

На почве нового увлечения Зоя наконец-то завела себе компанию. Это были такие же поклонницы стиля Gothic&Lolita, с которыми Зоя познакомилась в интернете. Они виделись нечасто, но каждую встречу превращали в настоящий праздник. Как истинные куклы, устраивали чаепитие, а также ходили в театр или на органные концерты, периодически организовывали фотосессии для себя и своих необычных костюмов. Зоя не считала этих девушек своими подругами – они иногда критиковали ее костюмы и порой не приглашали на встречи узкого круга. Но Зоя воспринимала их как приятную данность и с удовольствием принимала участие во всех их затеях.

Неожиданно пришел выпускной. Зоя слышала отовсюду, что «детство закончилось», но не могла взять в толк, как именно это произошло. Мир вроде бы не изменился, и с ее взглядами ничего особенного не произошло. Но, к сожалению, суровая действительность все-таки заставила Зою оторваться от чтения очередной книги и пришивания бантиков на новую сумку. Нужно было как-то определяться в дальнейшей жизни.

Зоя сделала несколько невнятных попыток сдать вступительные тесты, но все их благополучно провалила.

– Ничего, на следующий год поступишь, – неудачно скрывая свое расстройство, попробовал утешить папа.

– Угу, – ответила Зоя из-под одеяла. После окончания школы не нужно было больше вставать и куда-то идти.

– Но ты придумай, чем этот год заниматься, – сказала мама и добавила: – Ну, так… Чтобы от безделья с ума не сходить.

– Угу, – ответила Зоя.

Она уже придумала, что будет делать дальше.

Зоя любила кофе. Ей нравилось вдыхать его аромат, нравилось сжимать в ладошке зерна и пробовать при варке новые специи. Не печалясь о проваленных тестах и долго не раздумывая, Зоя пошла учиться на барриста. Родители отнеслись к ее выбору снисходительно. Зое очень понравилось изучать сорта и вырисовывать шоколадной стружкой рисунки на молочной пенке. В фантазиях Зоя видела себя настоящей волшебницей, творящей чудеса с помощью турки и кофейного аппарата. Зоя была самой прилежной ученицей в группе и жадно запоминала все тонкости кофейного искусства.

Кофе… Этот напиток вдохновлял Зою и проникал в ее сознание, как наркотик. Сосредоточившись на варке, Зоя рисовала в голове картины стиля эпохи Возрождения и современного поп-арта, представляла шумные балы и религиозные празднества майя. Перед ее глазами возникали узоры из чистейших оттенков кофе, ванили, корицы, меда, карамели и шоколада. Занимаясь варкой кофе, Зоя будто танцевала под звуки клавесина и придавала живости даже строгому механическому «эспрессо».

Еще на выпускном вечере в голове Зои зародилось решение покинуть родительский дом. План назревал медленно, но неотвратимо. Каждый день Зоя терзала себя мыслью, что из нее получилось совсем не то, чего хотели бы мама и папа. Конечно, как любые хорошие родители, они наверняка хотели видеть Зою популярной целеустремленной девушкой. А в результате… Они хотели, чтобы Зоя стала самостоятельной перспективной студенткой. А от всех этих определений осталась только сомнительная самостоятельность. Полный провал при поступлении стал для Зои определяющим событием. Она решила: «Я должна уйти». И ушла.

В рассуждениях Зои прекрасно уживались мысли о том, что она обуза для родителей, и о том, что отец с матерью ни за что ее от себя не отпустят. Поэтому избавление родителей от груза в виде себя, Зоя представляла себе как побег.

Ничего остросюжетного из ее «побега», конечно, не получилось. Просто в начале августа Зоя отпраздновала свое совершеннолетие. Через неделю получила сертификат барриста. А на следующий день проснулась, собрала вещи, оставила записку «Не ждите к ужину я позвоню» и, пока кто-нибудь не вернулся с работы, тихо ушла.

Зоя медленно спустилась по ступенькам подъезда, поставила чемодан на пол, нажала на кнопку и толкнула тяжелую металлическую дверь. За дверью Зою ожидал новый мир. Вроде бы такой же, как и раньше. Но все было уже не так прозаично. Переступив порог подъезда, Зоя окунулась в необъятное и загадочное море взрослой жизни. Теперь весь мир дышал на нее, норовил утянуть в сети судьбы и завертеть в круговороте настоящей городской жизни, которая была незнакома маленькой тихой школьнице. Зоя даже представила, как уже сегодня будет рассказывать:

– Весь мир дышал на меня!

«…Перегаром», – мысленно сострит ее главный слушатель.

Она знала, что этот слушатель примет ее только такую: сбежавшую, уверенную в себе, отрезавшую все пути к отступлению. Тащить винтажный чемодан без колесиков через весь город, а потом еще на восьмой этаж дома с неработающим лифтом, было тяжело. Но с каждым шагом Зоя становилась все увереннее и решительнее. Преодоление последних ступенек запомнилось ей как великое восхождение. Разгладив скомкавшийся подъюбник и поправив миниатюрную сумку в виде пуделя, она подошла к двери. Обивка была в нескольких местах порвана и заклеена скотчем. Зоя прислушалась к орущей из-за двери музыке. Мелодия была незнакомая. Слова – не разобрать.

Зоя несколько раз вполголоса проговорила заготовленную ранее речь. «Здравствуй… Я решила…» – Зоя шевелила губами, проглатывая слова и буквы. Наконец, она встала вплотную к глазку и дрожащей рукой нажала на кнопку звонка.

Никто не открывал минуту, две, три. И вот, наконец, по ту сторону двери кто-то вскинул правую бровь, посмотрел в сторону прихожей, от которой вроде бы доносились какие-то звуки, сделал музыку потише, дождался повторного звонка и натянул джинсы.

Когда дверь распахнулась, Зоя не могла сдержать радостной улыбки. Ее всегда до внутреннего визга радовали эти взлохмаченные волосы, свисающие джинсы, шипастые браслеты и разноцветные фенечки. У него было много странностей и критическое отношение ко всему на свете. Зоя гордилась тем, что причастна к его жизни и занимает в ней значительное место.

– Привет, – сказала она нарочито-смущенно.

– Привет, – сказал он и с непонятной Зое эмоцией посмотрел на чемодан.

Глава II. Эдик

Цвет ясного ночного неба, с примесью света фонарей, был глубоким и насыщенным. Звезды светили не ярко, словно находились еще дальше, чем обычно. В воображении возникала изящная рука, небрежным движением рассыпающая звезды по небосклону. Эдик шел под этим небом, пытаясь отыскать хотя бы одно созвездие. Но в астрономии он разбирался намного хуже, чем в музыке. А в музыке он разбирался хорошо, очень хорошо. Еще он разбирался в гнете окружающего мира – долго изучал его, наблюдал, размышлял. Он ощущал этот гнет и не знал, куда от него деться. По сути, деваться было некуда.

В этом холоде реальности, в скупой на счастливые минуты жизни Эдик чувствовал себя бесконечно одиноким – как космонавт в одноместном космическом корабле где-то очень далеко от орбиты. Эдик мерил людей по себе. Эдик был уверен, что по-настоящему никому не нужен. И от этой мысли Эдику было, в общем-то, ни горячо, ни холодно.

Он ведь знал, что мы все живем в Аду.

Эдик был самый спокойный и самый пьяный в своей компании. Он редко улыбался и в хорошем настроении бывал только трезвым.

Итак, он знал, что все мы живем в Аду. Он не предполагал, не был уверен, или что-то в этом роде. Эдик именно знал. Такие познания не приходят под влиянием песен, фильмов или книг. Парадоксально – долгое время Эдик пропускал мимо ушей все слова про Ад. Он не задумывался над текстами песен и смыслами концептуальных фильмов, в которых продвигалась эта идея. Он смеялся над своими религиозными знакомыми. А потом внезапно, совершенно самостоятельно пришел к этому невеселому выводу.

До того большую часть своей сознательной жизни Эдик старался найти объяснение многим удручающим его вещам. Тому, что люди со временем стареют и начинают видеть в зеркале морщины и пожелтевшую кожу. Что родители порой переживают детей. Что любовь чаще всего заканчивается болезненным расставанием или скучным браком. Что мелочи разрушают дружбу. Что редко все складывается так, как хочется. Что в жизни мало красоты. Что во фруктах встречаются черви. И еще многому другому. Мало с чем из этого Эдик был знаком лично, но он знал, что так бывает, и что никто от этого не застрахован. И в один самый обычный день, Эдик вдруг осознал, что все мы живем в Аду. Он не строил гипотез о том, как мы здесь очутились, и есть ли еще что-то кроме Ада. Но факт оставался фактом.

Сложно сказать, стало ли Эдику от понимания этого жить проще или сложнее. Наверное, все же проще. Потому что если ты живешь в Аду, ничего не имеет ни смысла, ни значения.

Найдя ответ на главный вопрос и успокоившись, Эдик стал воспринимать жизнь как компьютерную игру. Он – главный герой, попавший в Ад, вынужденный бегать по его гадким закоулкам и делать множество задуманных кем-то действий. А раз это компьютерная игра, то, кроме всего, можно собирать бонусы и вводить секретные коды. Этим-то Эдик и занялся.

Он долго размышлял, где сможет собрать побольше бонусов. Все рассчитав, он решил, что ему нужно, и кем он хочет быть. Вечно пьяным панк-рок-музыкантом. И он стал вечно пьяным панк-рок-музыкантом.

С того момента дела у Эдика пошли легко и просто. Он мало чего хотел от жизни, но того малого, что хотел, непременно добивался. Он быстро собрал свою группу. Он никогда не страдал от творческого кризиса. Он легко находил общий язык с нужными людьми и всегда сам договаривался об очередном концерте. Он знал: для того, чтобы позволить себе быть вечно пьяным панк-рок-музыкантом, нужно быть успешным вечно пьяным панк-рок-музыкантом. Конечно, успех пришел не сразу, и некоторое время Эдик сомневался в своем выборе. Но вот, число поклонников стало больше числа друзей, а потом и числа знакомых. Эдик и другие парни из его группы почти все свое время отдавали музыке и пожинали сладкие плоды. Среди этих плодов были деньги и девушки.

Со временем Эдик перестал любить. Любить девушек из Ада казалось ему чем-то недостойным. Конечно, он спал с ними и иногда даже поддерживал отношения. Но Эдик-то знал, что все они просто маленькие гниющие в Аду существа. Красивые и не очень, страстные и бревна, спокойные, истерички, всегда веселые, всегда грустные, с образованием и без, из хороших семей, из плохих семей, с длинными волосами, с короткими волосами, милые, стервозные, с большой грудью, с маленькой, любящие делать минет, не умеющие его делать, – все они были, по сути своей, девушками из Ада – представительницами одной касты, одного сословия. Пожалуй, было лишь единственное маленькое хорошенькое исключение, которое милым ручным ангелочком обитало в его жизни, когда он жил в родительском доме. И в тот самый день, который пришел на смену ночному изучению созвездий, это исключение позвонило в дверь.

Эдик не сразу понял, что происходит. Очень болела голова, и еще почему-то болел локоть. А за дверью стояла Зоя. И приехала она не одна, а со своими ненаглядными вещами, к которым относилась так, как все нормальные люди относятся к домашним животным, и которые она ни за что бы не оставила даже на предложение «чемодан или жизнь».

Стоять ровно и обдумывать сложившуюся ситуацию было проблематично. Поэтому Эдик прислонился к дверному косяку.

Нет, не то что бы он был не рад сестре. Приедь она просто так, в гости, он незамедлительно впустил бы ее. Но… Чемодан смущал. Чемодан создавал ощущение беспокойства. Чемодан выглядел, как бомба замедленного действия.

– Привет.

– Привет, – ответила Зоя и, расплывшись в улыбке, сделала шаг вперед. – Ну? Впустишь? Мне надо с тобой поговорить.

– Проходи, конечно, – неуверенно сказал Эдик.

В голове Эдика промелькнула надежда, что, может быть, это вовсе не Зоин чемодан. Может быть, это к соседу решила переехать сестра? Может быть, это сестра соседа оставила чемодан на лестничной площадке?

Но вот, не дождавшись помощи, Зоя подхватила чемодан и внесла его в прихожую. Как в замедленной съемке Эдик наблюдал: вот Зоя расстегивает и снимает туфельки, вот вешает на крючок жакет непонятного цвета.

Они прошли на кухню. Зоя села на табуретку у стены и стала наблюдать за Эдиком. Он привычным движением включил чайник, достал из буфета две чашки, насыпал чай и сахар.

– А можно мне кофе? – спросила Зоя.

Эдик очнулся от каких-то своих ему самому непонятных мыслей. Обдумывая вопрос Зои он помолчал несколько секунд и, наконец, ответил:

– Кофе нет. Есть еще зеленый чай, но он сильно дорогой и Лайм им не делится.

Щелкнула кнопка чайника. Эдик разлил кипяток по чашкам, сел напротив окна и закурил.

– Как дела? Что нового?

– Я вчера закончила курсы барриста.

– Молодец.

– А сегодня ушла из дома.

Эдик потянулся за пепельницей и придвинул ее к себе. Весь его вид говорил о том, что последнее, чего ему хочется в этой жизни, – что-то отвечать на заявление Зои. Та съежилась и замерла в ожидании приговора. Ее решимость, которая еще утром казалась бессмертной и всепобеждающей, теперь вместе с Зоей сжалась в маленький комочек и готова была улетучиться при первом же дуновении ветра. Эдик долго собирался с мыслями. Эти мысли были о Зое, об ответственности старшего брата, о том, что сестра не общалась с ним последние четыре месяца и объявилась только теперь, когда понадобилась помощь.

– То есть, ты хочешь жить здесь? – спросил Эдик, теряя последнюю надежду на то, что Зоя просто зашла к нему попрощаться перед отъездом, скажем, в Гваделупу.

– Ну… Да. – Еле слышно пробормотала Зоя.

Эдик затушил бычок и потянулся за следующей сигаретой.

– Ну, я же тут сама знаешь, блин, как живу. Койко-место снимаю. И то – с концертами в последнее время туго, сам не знаю, как и где буду дальше.

Больше всего на свете Зое хотелось сейчас остаться здесь. Она готова была всеми правдами и неправдами уговаривать Эдика, лишь бы с позором для себя не возвращаться к родителям. Больше всего на свете Эдику хотелось, чтобы Зоя вернулась обратно. Чтобы ему не пришлось заботиться о ней, опекать ее и каждый день играть социальную роль хорошего старшего брата. Брать на себя какую-либо ответственность никак не входило в его планы.

– Я устроюсь на работу, и будем платить больше, – парировала Зоя.

– Ладно, – к удивлению для себя самого ответил Эдик и выдохнул дым через ноздри. – Лайм все равно собирался на неделю куда-то… Можешь пожить здесь недельку, а там посмотрим. Только позвони родителям, скажи, где ты, и что с тобой все в порядке.

Зоя чуть не подскочила от счастья. Она улыбалась своей самой очаровательной улыбкой и хлопала глазами.

– Но я не знаю, как там дальше Лайм отреагирует. Он вообще-то не очень девушек любит…

Зоя сделала глоток чая.

– Кстати, давно хотела спросить: тебе вообще нормально жить с геем?