Текст книги "Мареси"

В Аббатстве мы по большей части сами обеспечиваем себя всем необходимым. Мы собираем мидий и птичьи яйца, ягоды и фрукты, горы и море дают нам пищу. Мы держим коз ради молока, сыра и мяса.

Выращиваем овощи в одной из долин между Аббатством и Уединенным храмом. Рядом с Уединенным храмом у нас есть небольшая оливковая роща и виноградник. А из ульев сестры Мареане мы получаем мед.

Но зерно, рыбу, соль и приправы мы вынуждены покупать – и ткань для наших одежд, и благовония для наших сосудов. Чтобы все это покупать, нужно серебро. А серебра у Аббатства несметные запасы благодаря Анадаре.

Анадара – единственный моллюск, улитка, умеющая окрашивать ткани в глубокий красный цвет. При помощи некоторых растений можно добиться разных оттенков красного, но ни одно из них не дает такого глубокого, светящегося красного, как кровавая улитка. Я понимаю, что цвет красивый, но то, что за ним так гоняются во всех известных странах и дают за него такую высокую цену, – этого я никак не возьму в толк. В красный цвет кровавой улитки окрашены королевские одеяния и ткани, которые носят богатые мужчины и женщины. Только тот, у кого по-настоящему тугой кошелек, может позволить себе такую роскошь. От кровавой улитки и пошло название Красное Аббатство – хотя когда я так сказала, сестра О добавила, что есть и другие причины. Святая кровь жизни и многое такое, чего я пока не понимаю.

В детстве Матери кровавые улитки ценились еще не так дорого. Тогда их собирали на многих Валлерийских островах, и целая колония кровавых улиток водилась далеко-далеко на западе, у Длинного рога. Я слышала, как валлерийцы готовили краску: улиток собирали в большие чаны и оставляли гнить на солнце. Каждое лето на несколько месяцев на всех островах повисал ужасный запах. В конце концов всех улиток истребили. Ни одной не осталось.

Но рядом с нашим островом сохранилась большая колония. Мы всегда собирали краску иным способом.

Сбор урожая улиток происходит в высшей точке весны, после того как пробудилась Весенняя звезда. Мы проводим ритуалы благодарения в Храме Розы перед наступлением лета, сжигаем на большом костре весь зимний мусор, выброшенный на берег штормами, а потом дожидаемся погожего дня.

Кровавые улитки – область ответственности сестры Лоэни. Именно она решает, когда собирать их, она же наблюдает за процессом окраски. Вместе с сестрой Веерк она отвечает также за торговлю. Своим неодобрительным взглядом она может поднять цену до небес. Я знаю, что серебро потом не лежит без дела на дне сундука Матери. Неофитки, покидающие Аббатство и возвращающиеся в большой мир, получают с собой серебро, позволяющее сделать то, что должно. Строить лечебницы и школы, улучшать жизнь в своих родных местах.

Иногда я об этом размышляю. О серебре, которое могла бы получить с собой и вернуться домой, к отцу и матери. О том, что можно было бы сделать для них. Для всей деревни. Больше никаких голодных зим. Обувь и теплые шубы для всех. Я думаю об Аннер и о том, что есть другие такие же дети. Те, кто не пережил голода.

Но я знаю, что в этом случае мне пришлось бы покинуть Аббатство. Покинуть всех своих подруг, утренние омовения, Лунный танец, занятия. Сад Знаний, козлят сестры Мареаны, котят. Расстаться с чувством, что мне больше никогда не придется голодать. Расстаться с сестрой О и сокровищницей.

Сестра Лоэни считает, что она особенная – только потому, что она служительница Крови. Это дает ей некоторые обязанности в Храме Розы, во время ритуалов, но это не повод задирать нос. Служительница Розы – самая главная служительница, следующая после Матери, но она самая скромная из всех сестер.

Тулан, неофитка сестры Лоэни, моя подруга. Я была потрясена, когда в прошлом году ее призвали стать неофиткой Крови. Они с сестрой Лоэни такие разные! Юэм подошла бы куда лучше. Я подумала, что Тулан будет несчастна от такой задачи. По крайней мере, так было бы со мной, будь я вынуждена каждый день работать с сестрой Лоэни. Но Тулан только улыбнулась мне, когда я посочувствовала ее судьбе.

– Я не слушаю ее упреки и замечания. А, перестав их слышать, я начинаю замечать все то, что скрывается за ними. Она обладает огромными знаниями и воспринимает свою задачу со всей серьезностью. Она не хочет, чтобы наши вымерли. Будучи служительницей Крови, я узнаю некоторые самые сокровенные тайны Праматери.

Тулан всегда была самой рассудительной из нас, неофиток. Когда мы убегали с восхваления, чтобы искупаться, или прятались в козьем хлеву, желая избежать какой-нибудь скучной обязанности, Тулан всегда терпеливо делала все, что ей поручали, не обращая на нас никакого внимания. Она никогда ни на кого не доносит, она не скучная, просто серьезная. В детстве она видела, как ее родители умирали от тяжелой болезни. А потом самостоятельно добралась до Аббатства, проделав долгий и опасный путь. Долгое время я ожидала, что она станет ученицей сестры Нар. Ее очень интересуют растения и целительство. Но сама она говорит, что мечтает глубже постичь загадки Праматери.

Этой весной на нас снизошла хорошая погода. Никаких неожиданных весенних штормов, только мягкое приятное тепло, и когда Весенняя звезда проснулась, гора Белая Госпожа еще носила свою корону из снега, а склоны были покрыты белыми цветами – казалось, вся гора утопает в снегу.

Когда мы совершали ритуалы пробуждения, и Мать делала все положенные жертвоприношения, каждый рассвет приносил прекрасную погоду. Но сестра Лоэни все же много говорила о том, как важно выбрать верный день, когда ветер дует с северо-востока, чтобы сохранить весь урожай.

И вот настал тот день, когда нас всех разбудил глубокий звон Кровавого колокола. Я заранее предупредила Яй, но она все равно в испуге села в кровати.

– Начинается неделя сбора урожая! – воскликнула Эннике. – Никаких занятий!

Она выпрыгнула из постели и потянула за собой Яй.

– Все дни будем проводить на воздухе! Никаких приветствий солнцу, никаких омовений, никаких скучных обязанностей!

Я криво улыбнулась Эннике. Вот именно, никаких потрясающих занятий, никаких ужинов в Доме Очага и вечеров в сокровищнице. Но я, конечно же, тоже радовалась, хотя и не по той же самой причине, что Эннике. Сбор урожая улиток – единственное дело, которое мы делаем все вместе, сестры и неофитки, а я так люблю, когда мы собираемся все вместе. К нам присоединяются даже сестры из Уединенного храма. Только самые пожилые сестры, чьи спины больше не могут сгибаться над корзинами, остаются в Аббатстве.

Мы собрались во дворе перед Домом Очага. Сестра Мареане и Дорье запрягли осликов в две тележки, в которых лежали аккуратно смотанные шелковые и шерстяные нити. Тулан и сестра Лоэни раздали всем нам корзины, даже Матери, и мы все гуськом вышли из Аббатства через Козью калитку.

Остров источал ароматы меда и росы, когда мы шли по тропинке, идущей вдоль горного хребта, – и я, помнится, подумала, что, живя дома в деревне, даже представить себе не могла такого места, как наш остров. Место, где есть тепло, еда и знания. Жизнь в Ровасе можно сравнить с жизнью в пещере, когда ничего не знаешь об окружающем мире: весь твой мир – это холод и тьма пещеры. Попасть в Аббатство, научиться читать – словно распахнуть окно в другой мир, полный света и тепла. Глубоко вдыхая в себя весенние запахи, я радовалась еде в желудке, солнцу на лице и весеннему ветерку, освежающему ноги. «Счастье, – подумала я. – Это и есть счастье».

Впереди меня шли сестры в своих самых худших, потрепанных и запятнанных одеждах, с закатанными шароварами. Они смеялись, переговариваясь друг с другом, и я различала глубокий голос сестры О, перекрывавший остальные. Рядом со мной шла Яй, крепко сжимая ручку своей корзинки, а позади прыгали Хео и ее лучшая подружка Исми, рыжеволосая девчушка с Валлерии, живущая у нас с прошлого лета. Позади шла Эннике и распевала песню вместе с малышами.

 
Кошка спит у моих ног,
Прыг, моя лягушечка,
Свежий ветер дует в рог,
Прыг, моя лягушечка,
И наряд в цвет крови мой,
Я готовлюсь стать женой,
Но муж в клетке золотой,
Прыг, моя лягушечка!
 

Я обернулась. На каждое «прыг» все маленькие неофитки совершали большие прыжки вдоль тропинки и смеялись до икоты. За ними шли тележки с осликами, а позади всех покачивались на солнце белые головные платки старших неофиток.

Я обернулась к Яй.

– Мы разобьем лагерь на побережье – по крайней мере на одну ночь. Может быть, проведем там и несколько ночей, если хорошая погода продлится. Ты когда-нибудь спала под открытым небом?

– Нет. Девочкам не разрешалось выходить из дома после захода солнца.

Впервые она что-то упомянула о своей предыдущей жизни. Мне было очень любопытно, из какой она страны. Из Девена? Но там они не такие светловолосые, как Яй. Спросить я не решилась.

– Спать бывает немного неудобно, и в первую ночь я обычно плохо сплю, хотя и устаю после долгого дня работы. Но зато можно сколько хочешь смотреть на звезды.

Поначалу вдоль тропинки проходит невысокая каменная стена. Она не дает путникам сорваться в пропасть с крутой скалы, на которой построено Аббатство. Рыжеволосая Исми обогнала нас и запрыгнула на стену. Расставив руки, она беззаботно балансировала на ней.

– Посмотрите на меня! Я выше вас всех! – торжествующе кричала она. Не успела я и слова сказать, как Яй подскочила к ней и сердито стащила ее со стены.

– Ты могла бы свалиться вниз!

Она перегнулась через стену. Внизу пенилось море, разбиваясь об острые камни.

Исми только рассмеялась и поскакала вперед. Маленькие девочки верят, что они неуязвимы, а Исми озорница, каких поискать.

Вскоре крутая тропинка выровнялась, теперь мы шли вдоль южного склона горы. Через некоторое время мы достигли виноградников. На виноградных лозах как раз распускались листья.

– Здесь сестра Кирали и ее неофитки выращивают виноград для изюма, – сказала я, указывая рукой. – На некоторые праздники нам дают изюм к зимней каше. А вон там, в долине, возле того залива – наша оливковая роща.

Яй прикрыла глаза ладонью. Солнце отражалось в голубой глади моря, так что больно было смотреть.

– Море такое большое, – проговорила она. – И все время меняет цвет. Я могу смотреть на него бесконечно. А горизонт… иногда он четкий, как острие ножа, а иногда теряется в тумане или солнечном мареве…

– От твоего дома было далеко до моря?

Она опустила руку.

– Нет. Но мне не удавалось его увидеть. Я никогда не покидала дом своего отца и рисовые плантации в долине. Когда я была совсем маленькая, меня один раз взяли на Праздник Красок, но потом отец решил, что девочки должны оставаться дома.

Стало быть, в семье Яй были и другие дети.

– Я тоже никогда не видела моря, пока не попала в Муэрио, – сказала я. Яй вопросительно покосилась на меня.

– Это портовый город в Валлерии. Большинство девочек приплывают сюда на корабле оттуда. Пока я ехала на юг, мне встретилось немало больших озер, но к такому я совершенно не была готова. Море – оно бескрайнее. Я ужасно боялась, когда вступила на корабль.

Я рассмеялась этим воспоминаниям. Но Яй посмотрела на меня серьезным взглядом.

– Я тоже очень боялась. Но не моря.

– Мареси! – Хео потянула меня за рукав. – Мареси, расскажи историю!

Я улыбнулась, глядя на ее оживленное личико.

– Хео, невежливо перебивать.

– Но вы все говорите и говорите. Исми тоже хочет послушать!

– Рассказать вам про Белую Госпожу и почему она всегда носит снежную шляпку?

– Нет, Мареси, пожалуйста, расскажи, как на Аббатство напали пираты!

Исми потянула меня за другой рукав. Я покосилась на Яй. Может быть, не лучшая история для ее ушей? Еще испугается. Но ведь там все кончилось хорошо.

– Это произошло через несколько лет после того, как «Наондель» – лодку Сестер-основательниц – прибило к нашему острову. Они уже успели построить Дом Знаний, Дом Сестер и начали строить Храм Розы. Дом Сестер был тогда гораздо меньше, чем сейчас, ведь Сестер-основательниц было всего семь. Ты помнишь, как их звали, Хео?

– Кабира, Кларас, Гараи, Эстеги, Орсеола, Сулани и… – она задумчиво закусила губу. – Всегда забываю последнюю.

– Ее звали Даэра, и она стала первой служительницей Розы.

Переложив корзину в другую руку, я показала Яй рукой.

– Вон там ты можешь увидеть тропинку, которая идет на север, в долину, расположенную между Белой Госпожой и нашим Аббатством. Там лежат наши огороды, и там тропинка идет дальше к Уединенному храму. Но сейчас мы пойдем дальше по южным склонам Белой Госпожи вниз к южному побережью острова. Там равнина, легко собирать моллюсков.

– Рассказывай дальше! – заныла Исми.

– В те времена Аббатство еще не было богато серебром. Сестры не сразу обнаружили колонию кровавых моллюсков. Они были слишком заняты тем, чтобы основать Аббатство, построить дома и накопить знания. Мне кажется, тогда здесь даже не было неофиток, но я точно не знаю. Думаю, слава об Аббатстве тогда еще не успела распространиться.

– Но корабль все равно приплыл! – сказала Хео. – Большой корабль!

– Да, в море появился большой корабль с острым носом и красно-серыми парусами – похожий очертаниями на «Наондель». В старинных книгах, которые я читала, ничего об этом не говорится, но я думаю, что он пришел из Восточных стран, как и Сестры-основательницы. На корабле приплыли злые мужчины.

Они хотели добраться до знаний Сестер. И, возможно, до самих Сестер тоже.

Яй споткнулась. Я взяла ее за руку, помогая подняться, и некоторое время держала ее руку в своей, продолжая рассказ.

– Это происходило до того, как построили каменную стену, так что Аббатство стояло совершенно незащищенное. Однажды ночью, когда Сестры спали, мужчины вошли на своем корабле прямо в гавань. Но остров не спал. Едва злые мужчины ступили на землю, как все птицы острова принялись петь, и разбудили Сестер. Они немедленно скрылись в Доме Знаний.

– Почему они побежали туда, Мареси? Почему не в горы?

– Не знаю, Хео. Может быть, они хотели спасти знания от мужчин?

– А как можно спасти знания?

– Если они сокрыты в книгах, например. И не перебивай, пожалуйста. Сестры забежали в Дом Знаний, а мужчины окружили его. Мужчин было много – в несколько раз больше, чем сестер. У них были острые сабли, блестевшие в лунном свете. Они попытались взломать дверь, но им это не удалось. Когда они попытались разбить окна, стекла оказались прочными, как камень. Тогда они попытались поджечь дом, и поначалу им это вроде бы даже удалось. Деревянная дверь и крыша задымились, и мужчины торжествовали. Скоро Сестры и все их знания сгорят вместе со зданием.

Но тут появился мужчина, остававшийся до поры до времени на корабле, – увидев, что дом горит, он сильно разгневался. Он кричал, что их правитель хочет забрать себе силу и знания этих женщин. Их жизни сохранять необязательно, но знания сгореть не должны. Мужчинам пришлось срочно потушить пожар.

– Я видела отметины, – тихо проговорила Яй, не поднимая глаз от тропинки у себя под ногами. – На двери Дома Знаний. Следы от зубов огня видны до сих пор.

Когда она так сказала, я поняла, что она совершенно права. В самой нижней части двери почернели от древней сажи.

– «Дождемся, пока они сами выйдут, – сказали мужчины. – Женщинам придется выйти, когда у них закончатся вода и пропитание». Так что они уселись, скрестили ноги и приготовились ждать так долго, сколько потребуется.

– И тут они увидели их! – Хео больше не могла сдерживаться. – Лунных женщин!

– Да, так все и было. Пока мужчины сидели, положив на колени свои сабли, готовые убить Сестер, едва те покажутся, земля под ними вдруг затряслась. А на горе над Аббатством появились, ступая огромными шагами, семь гигантских женщин. Они были серебристо-белые и, казалось, сделаны из лунного света, но от их шагов дрожала и трепетала земля. Их длинные распущенные волосы тянулись по крутому склону, срывая цветы и маленькие деревья. Свет становился все ярче, и мужчины в страхе отвернули свои лица, но свет, исходивший от женщин, отразился от сабель и ослепил мужчин. А когда они уж ничего не видели, гигантские женщины стали хватать огромные камни и кидать ими в мужчин. Камни облетали здания Аббатства, но попадали в мужчин и утаскивали их с собой в море.

Некоторое время мы все шли молча.

– Но откуда же взялись эти гигантские женщины? Ведь Сестры прятались в Доме Знаний.

– Не знаю, Хео. Может быть, их вызвал к жизни сам остров. Или же Сестры-основательницы умели нечто такое, о чем мы не знаем. Ведь все это произошло так давно.

Хео и Исми запрыгали вперед по тропинке, поддавая ногами маленькие камешки и крича, что они гигантские женщины, сделанные из лунного света. Яй обернулась ко мне. Лицо у нее было серьезное, она посмотрела мне в глаза.

– Как ты думаешь, птицы и нас разбудят? Если кто-нибудь приплывет.

Вскоре после полудня мы добрались до побережья. Солнце стояло высоко в небе, светя прямо на нас. Южное побережье острова – единственное место, где нет скал, круто обрывающихся к воде. Здесь самые низкие склоны Белой Госпожи становятся совсем плоскими и тянутся к воде, как длинные каменные языки. Вдоль берега простирается длинное мелководье – собирать улиток здесь легко и удобно. Мы сели в тени деревьев и перекусили хлебом с сыром, которые раздавали сестра Эрс и Юэм. Сиссиль, другая неофитка сестры Эрс, обошла всех с кувшином колодезной воды. На тележке под связками шерстяных нитей она осталась прохладной.

Затем сестра Лоэни потребовала всеобщего внимания.

– Те, кто выполнял эту работу ранее, прекрасно знают, что делать. Яй и Исми, смотрите внимательно, что делают другие. Заполните свою корзину улитками и поднимайтесь с ней ко мне и Тулан, мы покажем вам, как красить. И будьте осторожны с улитками, чтобы они не пострадали.

Все вместе мы вошли в прохладную воду – малыши прыгали и смеялись, а сестры держались спокойно и с достоинством. Яй держалась рядом со мной, и я показала ей, как находить кровавых улиток, которые сидят небольшими группками, прилепившись к камням, и как осторожно отцеплять их и складывать в корзину. Поскольку наша задача была не повредить улиток, дело шло медленно – они присасываются к камням с невероятной силой.

– Я думала, они красные, – сказала Яй, когда я показала ей первую ракушку. – А они белые с перламутровым отливом.

– Красное у них внутри, – ответила я, укладывая ракушку к себе в корзину. – Скоро увидишь.

Когда наши корзины заполнились, мы отнесли их к деревьям, где сестра Лоэни и Тулан устроили длинный стол, положив на две тележки четыре длинных доски. Ослики паслись неподалеку.

Тулан показала нам, где поставить корзины, и открутила с катушки шелковую нить, так что та лежала вдоль стола в шесть рядов. Когда кровавая улитка пугается, она выпускает желанный красный краситель, от которого и пошло его название. Сестра Лоэни протянула Яй ракушку и показала, как напугать улитку, постучав ногтем по ракушке, а потом тут же потереть ракушку о нитки. Когда улитка отдаст весь свой краситель, мы кладем ее в пустую корзинку и берем следующую.

Красить нитки таким способом – долгая и трудная работа. Если бы мы красили так, как делают в Валлерии – положили бы улиток умирать, а потом добыли из них краситель, мы могли бы красить быстрее и зарабатывать больше серебра. Но тогда и наши улитки вскоре бы вымерли. К тому же потребности Аббатства в серебре невелики.

Когда улитки заканчивались, мы брали корзины с использованными ракушками и относили подальше. Там мы осторожно высыпали их обратно в воду. Наши ладони уже окрасились красным, но это еще не предел. Когда окрашивание заканчивается, немалая часть побережья становится кроваво-красной, а трава под деревьями, на которых сестра Лоэни и Тулан развешивают нитки и шерсть, выглядит так, словно сделана из граната.

Когда наступил вечер, сестра Эрс и ее неофитки выложили на камни еду: хлеб с сыром и вкуснейший мясной пирог, который сестра Эрс всегда печет для дней окрашивания – в нем полно приправ и сушеных ягод нирна. Мы поели своими красно-черными руками, а потом сестры зажгли два костра – один для себя, а второй для нас, неофиток. Собравшись вокруг нашего костра, мы сидели и разговаривали. Солнце спустилось в небольшую гряду облаков, собравшихся у западного горизонта, и висело там, словно золотой шар. Море лежало голубое с темными полосами и тихо нашептывало что-то берегу. Небо у горизонта приобрело цвет зрелых персиков, а над узкой полосой облаков оно было голубым и становилось все темнее, если поднять взгляд выше. Прямо над нами загорелась первая звезда. Несколько куанов со звонкими криками пролетели над темнеющим морем.

Хео заснула, положив голову мне на колени, а солнце тем временем соскользнуло в море, небо стало пурпурным. Вода отливала лиловым и бирюзовым, напоминая смятую шелковую ткань. И вот далеко-далеко, у самого горизонта, зажглась Весенняя звезда, ясная и холодная.

Глаза у меня слипались, спина ныла после целого дня нагибаний. Бормотание моря убаюкивало, как колыбельная. Но я люблю сидеть и смотреть, как вода медленно подползает к берегу, так что я продолжала бороться со сном, когда остальные неофитки давно завернулись в свои одеяла и спокойно заснули у огня. Вскоре только Яй составляла мне компанию. Она сидела, не сводя глаз с синего неба, в них отражались огоньки от затухающего костра.

– Скажи, разве это не самое прекрасное, что ты видела в своей жизни? – тихо спросила я. – Так красиво, что просто больно смотреть.

Яй кивнула и сглотнула, и тут я заметила, что из глаз у нее текут слезы. Осторожно убрав с колен голову Хео, я придвинулась поближе к Яй, но не похоже было, что у нее вот-вот снова начнется приступ страха и криков. Она молча сидела, обратив лицо к звездам, и беззвучно плакала. Я взяла ее руку обеими ладонями. Мы долго сидели так, пока ночь вокруг становилась все темнее. В конце концов Яй заговорила, обращаясь к звездам.

– Она никогда всего этого не увидит – Унаи, моя сестра. Все то красивое и удивительное, что вижу я, ей не дано ощутить.

Она быстро провела по щеке свободной рукой.

– Вот о чем я думаю, Мареси. Обо всем том, чего она никогда не сможет увидеть или сделать.

– Она умерла – твоя сестра?

– Она умерла. И похоронена.

Яй высвободила ладонь и закрыла лицо руками.

– Мареси, я смотрела, когда ее хоронили. Видела, как мой отец и братья кидают лопатами землю на ее беззащитное лицо. Видела, как они притоптали ногами землю в том месте, где она лежала. Видела, как они отложили лопаты и пошли в деревню, чтобы праздновать. Праздновать то, что Унаи больше нет. Праздновать, что моя прекрасная добрая сестра больше не создает им забот. Нас они оставили у ее могилы, меня и мать.

Многие из тех, кто приезжает на наш остров, потеряли тех, кого любили. Я попыталась снова взять руку Яй, показать, что понимаю, что разделаю ее боль. Но она сжала кулаки и сидела, застыв, ничего не замечая.

– Унаи, которая никогда никому не сделала ничего плохого! Унаи – самая послушная из всех дочерей! Отец не поверил ей, когда она сказала, что у нее ничего не было с тем юношей, с которым кто-то видел ее по пути к колодцу. Юноша попросил воды, и она дала ему напиться. Она всегда была так добра ко всем. Даже не знала, как его зовут! Но отец ей не поверил, обозвал ее блудливой. Юноша был из народа михо, а не кохо, как мы. И от этого все стало еще хуже. С ними нам вообще нельзя общаться. Поэтому отец сказал, что честь семьи запятнана. И моя сестра должна умереть. Я часто думаю, каково это, Мареси.

Выпрямив спину, она обернулась ко мне, приблизила свое лицо к моему. В темноте ее глаза казались огромными и черными, как уголь.

– Каждую ночь, засыпая, я лежу и ощущаю то, что ощущала она. Как рот заполняется землей. Как камни и земля сдавливают мне легкие, как забивается нос. Как я уже почти не могу дышать, как я постепенно задыхаюсь, а моя семья стоит и смотрит, и моя любимая сестра смотрит, ничего не делая, чтобы спасти меня. Каждую ночь я – это она, Мареси! Каждую ночь я превращаюсь в Унаи!

Я ничего не могла с собой поделать – я попятилась от страха.

– Ты хочешь сказать… – выпалила я и почувствовала, что мне не хватает воздуха. – Ты хочешь сказать, что она…

– Она была жива, когда они похоронили ее, – прошептала Яй. – А потом затоптали ногами ее могилу.

Стояла хорошая погода, мы пробыли на побережье целую неделю. Урожай собрали хороший, сестра Лоэни осталась довольна. Мать проводила с нами дни, но по вечерам возвращалась в Аббатство, чтобы приглядывать за самыми пожилыми сестрами, оставшимися там. Сестра Эрс и ее неофитки несколько раз совершили путь через горы туда и обратно, чтобы привезти на осликах еду для собирательниц улиток.

К концу недели у младших неофиток стало кончаться терпение. Все чаще мне приходилось бегать искать их по берегу, когда они – то вдвоем, то втроем – отправлялись куда-то одни вдоль побережья или в глубь леса. Я не заставляла их возвращаться к работе, но просила находиться в пределах видимости, когда они играют. Море может быть опасным, если зазеваться, а лес слишком большой – маленьким девочкам так легко в нем заблудиться.

Однажды вечером, когда я возвращалась из леса, ведя за руки Хео и Исми, нам навстречу вышла Мать. Я села на четвереньки перед девочками.

– Вы должны держаться там, где я вас вижу. А что если вы заблудитесь в лесу и пропустите ужин? Подумайте, как вы проголодаетесь! Я знаю, что сегодня Сиссиль и Юэм принесут творог и варенье.

– Ты все равно вовремя найдешь нас, – уверенно проговорила Хео. – Ты всегда нас находишь.

Она схватила Исми за руку, и они, хихикая, побежали по прибрежным камешкам. Мать посмотрела им вслед, прикрывая глаза рукой. Я поднялась.

– Простите, Матушка. Я пытаюсь держать их под присмотром, но это трудно, когда я работаю.

Много лет я провела в Аббатстве, но всего несколько раз Мать напрямую обращалась ко мне. У нее есть более важные дела, чем разговаривать с неофитками.

– Сестра Нуммель поручила тебе присматривать за маленькими? – спросила она, опуская руку.

– Нет, Матушка.

Я подняла глаза. Мать повернула ко мне свое морщинистое лицо. Раньше я никогда не замечала, какие у нее длинные и пушистые ресницы.

– Тем не менее ты это делаешь. Почему?

Я задумалась.

– Они любят меня. Мне кажется, они нуждаются во мне, – я улыбнулась. – И я нуждаюсь в них. Не так грущу по своим братьям и сестрам, когда есть другие, о ком я могу позаботиться.

– Вспоминаешь сестру?

Мать знала об Аннер. Ведь она знает все о нас, неофитках, – об этом легко забыть. Я кивнула. Наверное, присматривать за другими малышами в Аббатстве – попытка искупить ее смерть. Я забочусь о них, чтобы с ними не случилось ничего плохого. Защитить их, как я не сумела защитить Аннер.

– Ты и Яй тоже помогаешь.

Это был не вопрос. Я посмотрела на Яй, которая, низко склонившись, брела по воде у самого берега сияющего на солнце моря.

– Мне в свое время помогла Эннике, теперь мой черед.

– Яй рассказала, что ей довелось пережить?

Мать двинулась вдоль кромки леса обратно к столу сестры Лоэни, и я последовала за ней. Легкий морской ветерок доносил до нас смех младших неофиток. Пахло водорослями, солью, примятой травой.

– Кое-что. Она расскажет потом, когда сможет.

– Ты важна для нее, Мареси. Не бросай ее.

Я с удивлением повернулась к Матери. Голос ее звучал очень серьезно.

– Разумеется, Матушка, я ее не брошу.

– Хорошо.

Она подняла руку, приветствуя сестру Лоэни, и заговорила, как обычно.

– Может быть, сестра Нуммель призовет тебя в свои неофитки? Ты умеешь обходиться с маленькими.

Сестра Нуммель? Об этом я как-то не подумала. Может быть. Мы с ней хорошо ладим и часто беседуем о маленьких неофитках и их заботах. Но, если подумать, все-таки это не совсем мое. Конечно, мне нравится заботиться о малышах, но…

– Как бы то ни было, ты уже отвечаешь за них. – Мать обернулась ко мне, ее голос снова зазвучал тихо и проникновенно. Глаза у нее были такие же голубые, как головной платок. – Если что-нибудь случится, я хочу, чтобы ты позаботилась о малышах, Мареси. Отдаю их под твое попечение.

Она коснулась пальцем моего лба, и я поняла, что эти ее слова исполнены большого смысла. Я серьезно кивнула. Некоторое время Мать рассматривала меня, а потом отошла, не сказав больше ни слова.

– Чего хотела Мать? – с любопытством спросила Эннике. Она подошла ко мне вместе с Яй с пустой корзиной на руке. Я вспомнила, какими глазами смотрела на меня Мать, говоря о Яй.

– Думаю, сестра Нуммель призовет меня стать ее неофиткой, – медленно проговорила я.

– А тебе бы понравилось? – спросила Эннике. – Ты же любишь возиться с малышами.

– Наверное.

Я посмотрела на Хео и Исми, игравших у воды, – они делали вид, что скачут на невидимых лошадях. Яй проследила за моим взглядом.

– Мне бы точно понравилось, – неожиданно сказала она. – Я люблю маленьких детей. У меня трое братишек. Я возилась с ними не меньше мамы.

Мы с Эннике переглянулись. Я уже рассказала ей про Яй и Унаи. Больше никому, но Яй проводила с нами так много времени – я подумала, что Эннике лучше знать.

– Ты можешь помогать мне с ними, – ответила я. – Пошли, попробуем сделать так, чтобы они насобирали улиток, пока не настала пора обедать.