Текст книги "Восток на Западе. Самоисследование мессианства"

Эмиграция за «лучшей жизнью»

«Человек мира»: Эмиграция за лучшей жизнью – странное занятие. Беседовала Наталья Николаенко. ‘BALTNEWS’ («Балтийские новости»). Таллин, 23 января 2015 г.

Сейчас уже, наверное, странно вспоминать, что еще лет 20 назад выехать за границу человеку из России/СССР было проблемой. С тех пор, кажется, прошла целая вечность, кто-то из России уехал, кто-то вернулся. А кого-то, например, героиню этого интервью Марию Николаеву, можно, пожалуй, назвать «человеком мира». Мария, после долгих странствий по Азии, живет в России, однако… Впрочем, слово самой Марии, разговор с которой вышел далеко за «туристические» рамки.

– Начнем с главного. Вы прожили 10 лет подряд на Востоке, всего год назад вернулись в Россию, однако, насколько мне известно, не находитесь здесь постоянно, а уже начали выезжать на Запад. Вы успели побывать в Финляндии, Норвегии и Германии. Что тому причиной?

– Дело в том, что это связано с проектом, который я назвала "Восток на Западе", в связи со своей исследовательской позицией, которая отчасти субъективна, разумеется. Передозировка Азией и давно начавшие пробуксовывать в смысле повторяемости ситуации – это симптомы того, что «тема» отработана. Мне нужно было скорректировать свое мировоззрение европейскими реалиями, где теоретическую базу составляет мое первое образование по западной философии, но тогда это была абстракция. Именно поэтому я ставлю вопрос "Восток на Западе", а не просто "Восток и Запад", как зачастую принято. По сути то, что выглядит как "путешествия", – это мои отношения с собой, или самоисследование. Здесь нет никакого "заказа" – все решения, где находиться и куда ехать, я принимаю сама по состоянию. "Восток на Западе" – это Я.

– Вы подчеркиваете, что это исследования или даже самоисследование. Чем это отличается от паломничества (где есть некое ожидание чуда) или духовного туризма, ставшего ныне весьма популярным?

– Это отличается даже от любознательности. Здесь нет ни поисков неведомых чудес, ни желания убедиться в достоверности информации, ни интереса к получению новых сведений, как в туризме. Установка только одна – видеть реальность как она есть. Можно сказать, практика медитации на пересеченной местности! И основная работа – именно над собой, устранение субъективизма, который начинает проявляться при помещении самого себя в новый культурный контекст. Тогда как длительное пребывание в рамках одной культуры стирает контрасты между личностью и средой, а в силу закономерной социальной адаптации теряется грань субъективного и объективного. Нарочитая постановка себя в новые обстоятельства в принципе вскрывает иные пласты сознания. Такая тактика!

– Как же видится Восток на Западе в первом приближении? Хотелось бы услышать конкретные примеры, иначе у нас получается слишком абстрактный разговор.

– Самым ярким впечатлением для меня пока стала ежегодная "духовная ярмарка" в Осло, где представлены всевозможные духовные практики, и прежде всего восточные. Мне предлагали в ней участвовать с предложением своих методик, но я отказалась – не мой формат. Там есть все – йога, медитации, шаманизм, целительство, цигун и пр. Эдакий трехдневный калейдоскоп по совпадению спроса и предложений. Причем, парадокс не только в их представлении в западном маркетинговом варианте, но и в том, что аналогичные мероприятия я видела в самой Азии, например на Бали, по отзывам коллеги бывает в Токио и пр.

Другой занятный случай в Хельсинки, когда я посреди зимы с удивлением обнаружила, что все мои соседи по отелю – азиаты (китаянка, кореянка, индус, китаец и др.) Им было не важно заинтересовать европейцев своей культурой, наоборот, преимущественно студенты стараются познакомиться с западным образом жизни, чтобы привезти его к себе домой. И третий вариант – при посещении синагоги в Бонне я с удивлением обнаружила, что практически все говорят по-русски! Потом мне рассказывали, что аналогичная ситуации в синагоге Нью-Йорка и др. В последнем случае скорее россияне – это люди с востока, но они действительно там доминируют.

– Наконец-то Вы затронули русских, хотя сама тема «Мост над Россией» настораживает, не оказывается ли наша страна «в пролете»? А на что сейчас «мода» в России – на

Восток или на Запад? Мне кажется, что россияне перестали следовать модам, и каждый занимается тем, что нравится…

– Тем не менее, очень правильное определение – "мода", и она существует оазисами на то и другое. В целом, исторически для россиян сложилось некое советское "атеистическое христианство" или "воцерковленное безбожие", ведь попытки возрождения православия в постсоветский период меняют внешние формы поведения людей, но пока мало способны изменить мировоззрение и восприятие за столь короткое время. У меня не пропадает ощущение, что мы по-прежнему живем в светском обществе, где мало верующих. Однако массовыми увлечения восточными практиками, да и западными психотехниками не назовешь. Это удел студенчества и интеллегенции, малый процент населения крупных городов, а от ста пятидесяти миллионов граждан и процента не будет! В данном смысле можно говорить про мост над Россией, под которым она сама живет своей жизнью. Причем, становится очевидным, что мода на йогу у нас уже проходит, волна интереса спадает. Наверное, даже современные направления западной психотерапии сейчас более в моде, они на подъеме.

– О моде на западную психотерапию мы еще поговорим, а вот по массовости, полагаю, стоит кое-что уточнить. Я склонна думать, что массовость отнюдь не является параметром, согласно которому формируются векторы культурных парадигм. Вы как-то разделяете волну поверхностного интереса масс к йоге, например, и явление продолжения традиции, выражающееся в строительстве храмов, возникновении общин, предполагающих в числе прочего образовательную деятельность?

– Так ведь и я об этом! Поверхностный интерес к йоге, или мода, никогда не касался самих масс, которые продолжают строить православные храмы. Тем не менее, йога считается популярной и без массовости. А христианская образовательная деятельность усугубляет социализацию верования, утрачивая исконный христианский смысл личных отношений с Богом напрямую, без посредников. Я неоднократно говорила, что церкви не приходилось бы бороться с йогой как внешним влиянием, если бы она выдала в массы реальное духовное делание, которое имеется в христианстве и изложено наиболее полно в "Добротолюбии". А сейчас церкви трудно что-то противопоставить восточным духовным практикам, кроме морализаторства, ведь настоящая духовная жизнь – удел монахов. Мирянам не хватает серьезных духовных технологий в христианстве, тогда как они есть, но скрыты – вот и приходится обращаться за внутренними практиками к йоге.

Для бирманца или тайца считается обычным делом провести отпуск в буддийском монастыре, погрузившись в медитативный ритрит, – вы можете хотя бы отдаленно представить себе такую норму в России? Так почему бы не быть у нас "моде" на випассана-ритриты, коль скоро не проводятся христианские затворы. Особенно молодежи нужны реальные духовные вызовы, глубокое самоисследование. Впрочем, некоторые попытки под заголовками "христианская йога" уже появлялись – дело времени. Пока возникновение общин поддерживает скорее ритуальную часть религии, что тоже не плохо. Но по конституции Россия была и останется светским государством со свободой вероисповедания, поэтому векторы культурных парадигм неизбежно множественны, и к одному православию никогда не сведутся.

– Теперь интересно узнать, а как, на Ваш взгляд, выглядит жизнь западных психотерапевтов в самой Европе? Каков он – профессионализм психолога, и насколько хороши западные стандарты?

– Сложный вопрос, поскольку ответ будет очень субъективным, но я сразу это отрефлексирую. Наверное, мне не слишком везло, однако по факту несколько личных встреч с психологами оставили впечатление, что у них самих проблем не меньше, нежели у их клиентов. Конечно, я воздержусь от называния имен, которые все равно неизвестны русскому читателю, ведь речь идет о простых тружениках в сфере психологии.

А проблемы во всем – и в личной жизни (разводы, конфликты), и со здоровьем (вплоть до инфарктов от стресса), и в самой занятости (потеря клиентуры, уход с работы). Интересно, что здесь ярче всего проявляется актуальность темы "Восток на Западе" – большинство известных мне западных психологов сами пытаются заниматься восточными практиками, которые постепенно интегрируют в свои якобы западные методы, просто переименовывая технологии! Более того, они используют их для самореабилитации, будучи истощены энергетически своей нелегкой работой, где они постоянно контактируют с замученными проблемами людьми. Но подчеркну, что здесь сильно избирательное внимание, ведь встречи происходят "по интересам", и с упертыми сторонниками западного психоанализа и т. п. мне едва ли довелось бы пересечься… Но занятно то, что наивные россияне зачастую получают "восточные практики в западной упаковке"! Именно такие продукты легче падают в российский бурный поток с прямого моста "Восток – Запад".

– Позвольте усомниться: так уж ли наивны россияне? Порой создается впечатление, что профессионалы от западной психологии в России весьма скептично относятся к восточным практикам. В то же время человек, более или менее серьезно практикующий йогу в течении хотя бы пяти лет вряд ли обратится к психологу. Возможно здесь наблюдается разрыв?

– Я имела в виду россиян как клиентов, а Вы переспрашиваете о россиянах-профессионалах, которые не имеют права быть наивными, на то они и специалисты в данных вопросах. Разрыв здесь отчасти по-прежнему сохраняется, как и было до начала взаимопроникновения между западными и восточными практиками. И если занимать позицию "классика" (психологии или йоги), то можно настаивать на разрыве, тогда моста нет – ни над Россией, ни на территории России, ни в виде самой России. Но меня интересуют новаторские тенденции, а они очевидны, когда мосты все-таки наводятся, и синтезы как со стороны западников, так и со стороны восточников наблюдаются в пространстве российском, если мы готовы их выявить и признать существование таковых. Зайдите на портал "Самопознание" – и таких примеров среди столичных центров наберутся десятки, если не сотни. Главное уметь видеть данную реальность. В своих исследованиях я помещаю в фокус именно направление эволюции на синтез и глобализацию. И здесь славянофилы, если таковые сохраняются в чистом виде, тормозят процессы интеграции. А изолировать Россию, действительно, не удастся!

– Да, известно, что любая традиция в той или иной мере развивается. Как Вы полагаете, вносит ли Запад свой вклад в развитие восточных традиций? Или скорее психотехник? Набирающая большую популярность аэро-йога возникла на Западе. Можно ли сказать, что это – вклад в традицию йоги?

– Безусловно, это один из примеров обратного влияния Запада на Восток, которое мне трудно анализировать, поскольку оно движется, если можно так выразиться, сейчас "по встречной полосе" по отношению ко мне самой. Но я наблюдала аналогичные процессы еще в самой Азии. Так, при встречах с традиционными балийскими целителями, весьма популярными среди "духовных туристов", из личных бесед мне удавалось узнать, что они используют западные методы, например, НЛП.

Представляете, западный человек едет за тридевять земель за исконной восточной премудростью, а в итоге получает завуалированный сеанс психотерапии, причем нисколько об этом не догадываясь? Я не к тому, что это плохо – это неизбежно, ибо влияние не бывает односторонним, это всегда взаимодействие. Посмотрите хотя бы на христианские храмы в Индии, где распятие увито гирляндами по индуистским обычаям и пр. Главный вклад Запада в традицию йоги в самой Индии – это создание образовательных институтов и проведение научных исследований, так что можно получить ученую степень "магистр йоги" или "доктор йоги", которая не дублирует традиционный статус пандита, ведь критерии "научности" будут именно западными.

– Почему западный человек вообще испытывает интерес к восточным практикам? Это деградация христианства или следствие глобализации и обилия информации? По моим наблюдениям, греки сохранили традиционный уклад жизни. Это выглядит как привычные «тусовки» в церквях…

– Что можно, кстати, сравнить с поведением балийцев в своих храмах! Занятно, приезжие западные туристы зачастую шокированы, насколько вольно балийцы ведут себя во время церемоний – могут смеяться, болтать, отвечать по мобильникам и пр. Казалось бы, пренебрежение собственной верой, но как им еще себя вести, когда у них полжизни проходит в храме? Это просто дом родной, где собираются близкие люди и такие же близкие предки и боги. Наверное, это даже подчеркивает то явление, что сакральное пронизывает профанное – между двумя пространствами трудно провести границу.

В Европе меня поразили абсолютно пустые церкви, –

заходишь в огромные прекрасные соборы, а там совершенная пустота, ни души! Даже во время службы, например, в главном соборе Осло я увидела не более двух десятков пожилых людей, а ведь он может вместить с полтысячи прихожан. Похожая картина была в Хельсинки и Бонне. Вот только знаменитый Кёльнский собор был полон народу, однако не верующих, а… туристов. У меня даже сложилось впечатление, что священство выполняло функции гидов по храму, отвечая на вопросы, например, как подняться на колокольню и т. п. Однако я думаю, Вы правы, интерес к Востоку скорее следствие глобализации, а угасание христианства происходит само собой, йога здесь не виновата. А вот что касается Греции – вскоре я намерена туда направиться, правда, меня больше интересует античность. Из предварительной переписки с греческим бодибилдером я успела понять, что религия нужна им скорее в качестве морального закона, чтобы был порядок в обществе, а не как таинство веры.

– Не готова привести точные цифры, слышала, что Россию в 2014 году покинуло больше эмигрантов, чем за все годы этого века. Помимо экономического кризиса, почему многие хотят уехать? Интересно, именно Ваше мнение, Ведь Вы в как раз в 2014-м году вернулись.

– Тут надо смотреть куда уезжают. Восток подкупает прежде всего природой, а потом – колоритной культурой. На Восток нечасто уезжают за благами цивилизации, хотя ими пользуются там все состоятельные люди, это совсем не проблема.

Но уезжать на Восток в поисках "лучшей жизни" было бы немного странно, комфорт там действительно для избранных, а народ живет беднее русского, такие эмигранты выбирают Запад.

Признаться, я не заметила большой разницы между Европой и Петербургом, а многое говорит в пользу последнего. Это отмечали также мои европейские знакомые, с которыми я встречалась здесь. Так, норвежец был готов сравнить северную столицу разве что с Римом, а свой Осло стал именовать не иначе как "большой деревней". Голландец говорил, что любит приезжать в Петербург, поскольку ему нравятся вежливые русские люди в отличие от "хамовитых" европейцев. Американцы развели целую дискуссию о проблеме самоидентификации в качестве "американского гражданина" и сошлись на том, что США уже не та свободная страна, так что лучше уж в России жить.

У меня есть знакомые из Эстонии и Латвии, которые здесь живут и хотят российское гражданство. Возможно, это нестандартные заявления, но я лично их слышала, хотя Петербург – не про всю Россию. Эмиграция за лучшей жизнью – странное занятие, дело ведь в самом человеке, а ему будет одинаково тяжело в любой стране, если он целенаправленно не занимается саморазвитием. А вот если занимается, поездки во благо, и здесь мы возвращаемся к самому началу – методике самоисследования.

Взгляд философа на Грецию

Йога, Путин и Сократ. Взгляд философа на нынешнюю Грецию. Журналист Аркадий Бейненсон для портала «Русские Афины». Беседовала Наталья Николаенко. 2 апреля 2015 года.

А хотите взглянуть на, казалось бы, давно известную вам Грецию со стороны? Причем со стороны не только «пространственной», но и временной, культурно-религиозной. Той стороны, которая, как ни парадоксально, зачастую оказывается «изнутри». Дело в том, что героиня этого интервью портала «Русские Афины», писатель, специалист по философии Мария Николаева – защищала свой первый диплом по Аристотелю, долгое время прожила в Азии, от которой, по ее собственным словам, случилась «передозировка»… Впрочем, рассказывать о Марии можно долго, но гораздо интереснее прочесть ее очерк, посвященный Греции. Наслаждайтесь!

– Будучи профессиональным философом, Вы ведь отправились в Грецию как на родину западной философской мысли, а не загорать на пляже, не так ли?

– Начну сразу с кульминации, которая произошла посредине моего месячного пребывания в Афинах. В феврале было холодно и шел настоящий снег, поэтому как-то я решила побыстрее срезать свой путь в районе Евангелисмос по маленькой улице и попала на большое зеленое поле, которое скорее напоминало пустырь, если бы не табличка уже привычного мне археологического формата. Останавливаюсь и читаю: "Трудно поверить, глядя на этот скудный участок раскопок, что вы находитесь на одном из самых значимых мест в мире, где творилась величайшая история человечества!" Да, это были руины ликеона, где Аристотель создал большую часть своих трудов, включая "Метафизику". По этому трактату была написана моя первая дипломная работа на степень бакалавра философии (1992–1996), опубликованная впоследствии в сборнике научных трудов ВРФШ и доселе доступная на сайте философского факультета СПбГУ. В корпении над древнегреческим оригиналом аристотелевского трактата я провела лучшие годы своей молодости… И вот теперь такой безлюдный пустырь в холодину! Ирония судьбы или просто возможность видеть реальность, как она есть: ничто не вечно, кроме мысли… Встреча с бывшим Учителем случилась само собой – я ведь даже не собиралась искать данное место, но, как водится, все великое валяется под ногами… Так что остальные события сильно померкли, больше ничего описывать столь подробно не буду.

– Насколько ощущается Вами культурный разрыв между древней и современной Грециями? Иными словами, насколько Ваши ожидания разошлись с действительностью?

– У меня и образа-то никакого не было! Конечно, переориентация на восточную философию и 12 лет в Азии сильно перекрыли мое классическое образование. Но даже тогда я ничуть не представляла себе карту Греции, например, где кто жил. Были одни абстрактные понятия, стремление видеть идеи! И вот на этом уровне мне было интересно заметить, как трансформировались те смыслы, которые вкладывались в знакомые мне слова из древнегреческого, в психологии современного грека. Так, наиболее яркий пример – алетейя (истина), о которой были написаны целые статьи, прижившаяся в русском языке давно без перевода, даже целое издательство так называется. Один знакомый грек (причем, далеко не философ, а руководитель на нефтеперерабатывающем заводе) объяснял мне "алифию" на совершенно банальном примере супружеской измены. Дескать, моя жена гуляла с бойфрендом, ну и что? Лифи! Забудем об этом! Конечно, он все помнит, но это больше не связано с реальностью, не считается за истину, тогда как алифия делает боль вновь несокрытой, приходится проходить через исцеление травмы, и тогда истина – это "воспоминание"… Я приводила этот пример, выступая недавно на научной конференции в Петербурге, где ученые мужи предположили, что алетейя– "мертвое" понятие, не используемое в современной практике.

– Наверное, здесь сказывается специфика образования. На философском факультете СПбГУ мы подробно изучали карту Греции, я прекрасно помню, кто где жил… А как было у Вас?

– Сразу после Перестройки в начале 90-х годов появились институты, дающие альтернативное образование, и некоторые из них впоследствии получили государственную аккредитацию. Высшая Религиозно-Философская Школа делала акцент на воспитание настоящих мыслителей, поэтому нас учили именно мыслить, а не запоминать, кто что сказал и где жил. Ежедневная зубрежка древнегреческого языка на протяжении 4-х лет была не самоцелью, а средством для прочтения оригиналов великих философов, которые обсуждались очень тщательно, порой по несколько страниц за семестр. Важно было не просто выучить, например, что Платон считал идею блага идеей всех идей, а проделать мыслительную работу по созерцанию идей, чтобы подтвердить данный вывод на собственном опыте, а возможно и попытаться опровергнуть, если Платон был не прав! То есть мы вчитывались в каждое слово оригинала, воспринимая все оттенки его значения. Уровень проникновения был настолько высокий, что уже на третьем курсе меня пригласили вести спецкурс в другой вуз (институт иудаики), где узкий круг слушателей состоял наполовину из преподавателей. Конечно, за пару десятилетий я успела "забыть" древнегреческий, но меня спасает алетейя. Мне кажется, интересующиеся греческой культурой должны знать о таких возможностях в России.

– И все-таки, удалось ли Вам испытать некое переживание присутствия в древности?

– Наибольшее впечатление на меня произвела темница Сократа, которую, впрочем, пишут обычно в кавычках, и все же… Меня привел туда случайный итальянец, повстречавшийся мне в первый же день на Акрополе, после чего я погрузилась там в медитацию, а ему не хватило терпения дождаться. Да, я пользуюсь здесь термином "медитация" в западном смысле – глубокое размышление… Вся безлюдная зимой обстановка зарешеченных пещер располагала к тому, чтобы прочувствовать состояние обвиняемого и приговоренного к смерти философа. Все-таки я сама философ, а самостоятельное мышление потенциально наказуемо в любом государстве – это профессия с риском, причем максимальным! Свобода от мнения людей, а главное богов, чрезвычайно опасна! Позже я приходила к темнице Сократа достаточно регулярно – это было одно из любимых мест, тем более что она расположена в историческом центре и часто оказывалась по пути… Позвольте напомнить, что всего несколько лет назад в Греции прошел официальный суд и формально оправдал Сократа! Законная реабилитация более двух тысяч лет спустя, конечно, нужна не Сократу, который ничуть не сомневался в своей правоте, а самим грекам – восстановление пиетета к свободомыслию. Наверное, в современной ситуации политической и экономической зависимости это крайне важно для национального самосознания, чтобы прекратить молиться на современных "богов" – деньги.

– Это говорит о внутренней цельности! Как известно, пифия в Дельфах провозгласила Сократа мудрейшим из людей, хотя он отказался от посвящения в мистерии. А какое впечатление на Вас произвели Элевсина и Дельфы?

– Посещение обоих мест для меня связано с моим греческим другом Антонием, которого я уже упоминала. В Дельфы он возил меня на своей машине, где сам бывал еще школьником, но довольно подробно мог объяснить все вокруг. Надо сказать, как грек он не верит ни в каких богов – ни языческих, ни христианских, а считает необходимым наслаждаться жизнью здесь и сейчас, ибо другой не будет. Поэтому поездкой в Дельфы без пифии мы действительно наслаждались – прекрасные виды на горы, старые деревушки, древние монастыри проездом… Но вот что трогает даже грека-атеиста, так это исконное греческое искусство – он сам ходил по музею, куда собрали все статуи с археологического сайта, как завороженный, периодически восклицая "Как прекрасно!" А вот на месте Элевсинских мистерий я была одна, когда он был на работе всего в паре километров оттуда. Дело в том, что в Элевсине находится один из крупнейших нефтеперерабатывающих заводов – вот такая современная мистерия (нефть как энергия)! А руины храма были абсолютно пустыми, туристы отсутствовали в не-сезон, и смотрителю даже пришлось специально для меня отпереть двери музея. Будучи в одиночестве, там я смогла снова погрузиться в прочувствование духа древности, провалиться во времени вглубь веков, наверное более часа просидев и вовсе неподвижно… Впоследствии на участке Керамикос в Афинах я прошла через остатки древних врат, через которые посвящаемые в мистерии проходили из Элевсины в Акрополь и обратно.

– Во времена Сократа никто и представить себе не мог, что на месте разрушенных языческих храмов появятся христианские церкви. Насколько сильным представляется наслоение?

– Для меня символом христианского мессианства стало место проповеди Св. Апостола Павла в древнем Коринфе. Уж больно наглядно – кругом мраморные руины с полуразрушенным храмом Аполлона, а почти в центре "площадка" для новозаветного воззвания к народу. Конечно, в самих Афинах тоже можно увидеть христианские храмы прямо посреди античных развалин. Например, православная церковь на месте древней Агоры, где уцелел тоже лишь храм Гефеста, который был превращен в церковь Св. Георгия в 7-м веке – и возможно лишь потому сохранился… Это был вполне традиционный принцип религиозного завоевания, когда христиане ставили свои церкви на руинах языческих храмов или просто использовали их для совершения богослужений новой религии. В некотором смысле, они использовали их как "места силы", ведь народ привык молиться в данных местах, оставалось лишь "подменить" мировоззрение, убедить молиться иначе и другому богу. Здесь я рассуждаю с позиций религиоведа, а вовсе не как верующая, конечно. Подобные схемы "духовных завоеваний" можно найти в истории многих других народов. Например, возьмем нарочно очень отдаленный пример – переделывание индуистских пещер под буддийские монастыри во Вьетнаме и пр. Опыт показывает, что это работает – и массы способны сменить веру! Причем, именно целыми народами, в массе это сделать проще, несмотря на стойкое сопротивление отдельных героев той или иной религии. Так, ведь крещение Руси произошло тоже массово…

– Греция – одна из немногих стран, где церковь не отделена от государства. Вы можете сравнить ситуацию в греческой приходской церкви с таковой в других странах Европы?

– Прежде всего и перво-наперво – посещаемость, как ни странно! В таких странах, как Германия, Норвегия и Финляндия, меня удивляла пустота огромных соборов – и полных баров по контрасту. Греки не любят возводить громоздкие соборы, но вот небольшие церквушки всегда полны народа, где прихожане знают друг друга и ведут себя по-соседски, а то и по-семейному. Каждое утро я просыпалась под колокольный звон, доносившийся с местной церкви в пригородном районе Агия Параскеви, и неоднократно заходя туда по пути, я могла убедиться, что службы посещают не только пожилые люди, но и молодежь. Правда, сравнительно с православными обычаями удивляют некоторые отличия – так, женщины не покрывают головы платками, даже служащие при церкви. Кроме того, всегда есть места для сидения, как в протестантских церквях, чего нет в России. Много строится новых церквей, причем иногда причудливой формы – пару раз я издали даже принимала их за нечто иное. Впрочем, заброшенные опустевшие монастыри в горах тоже попадались. Как заметил мой греческий спутник, а какой смысл сидеть взаперти, когда жизнь вокруг так прекрасна? Стирание границ сакрального и профанного тоже любопытно – так, перед древней церковью на площади Монастыраки весь день проходят концерты разных групп, даже африканских. Дверь в церковь часто не закрывают – вот я сижу перед иконостасом под трансляцию через мощные динамики песни на испанском о герое кубинской революции Че Гевара, а смотритель ничего не предпринимает! Да и что может помешать молитве, спрашивается? Или что может помешать рок-н-роллу, спрашивается?

– А вообще, живо ли исконное христианство в Греции, как Вам показалось?

– "Дух дышит, где хочет" – и контакты с ним происходили зачастую неожиданно. Так, часовня на самой высокой горе Ликабет не оставила глубокого следа в восприятии, но я все-таки не паломник в смысле ожидания чуда. Однако, совсем неожиданно "накатило" в другой небольшой церквушке, когда я спустилась и направилась от главной афинской площади Синтагма снова в направлении Акрополя – посреди улицы Эрму в углублении со ступеньками вниз стоит совсем маленький храмик без единой надписи и датировки, но сразу видно, что очень древний. Хотя на площади гремела музыка, проникая даже вовнутрь, а у входа распоряжалась громогласая смотрительница, пройдя к алтарю и усевшись напротив, я буквально "провалилась" в глубокую тишину – то, что называется "намоленное место", способное погрузить в спонтанную "медитацию" само собой без всякого намерения. Я никогда не молюсь – мне давно уже нечего "просить" у Бога. Спустя час-другой обеспокоенная смотрительница потрясла меня за плечо и указала на дверь, дескать, пора полы в церкви мыть по расписанию, но судя по всему просто обеспокоилась, как бы чего не вышло:) Однако, я вернулась туда на другой день уже намеренно. Оказалось, что это действительно одна из древнейших афинских церквей Капникарея, датируемая аж 11-м веком. Неподалеку стоит огромный собор Благовещения Богородицы, или Митрополис (сейчас в лесах на реставрации) с другой маленькой церковью Панагия Горгоепискоос (12-й век), а вышеупомянутая церковь на площади Монастыраки по описанию даже древнее первой! Так я увлеклась церквями характерного "афинского стиля" и в один из дней обошла их все в центре Афин по значкам на карте.

– История повторяется: как христиане уничтожили язычество, так позже пришли мусульмане на почти целых 400 лет… Какие впечатления сохранились о том периоде?

– Всего в 15 минутах езды на машине от моих съемных апартаментов, но уже фактически за городской чертой находится знаменитый монастырь Пентели, куда меня возил мой греческий друг. Антоний рассказывал, что здесь находилась "скрытая школа", где продолжали тайно учить детей греческому языку в эпоху турецкого владычества. Сейчас сама школа закрыта – и вообще половина монастыря на реконструкции, однако там тихо и пусто, вполне по-молитвенному. Но гораздо более символична старая мечеть в центре столицы. Османской мечети 18-го века на одной из главных афинских площадей Монастыраки досталась незавидная участь после свержения турецкого ига: довольно долго ее использовали как городскую тюрьму, и доселе на окнах решетки! Впрочем, столетие назад появилась идея превратить мечеть в музей "фольклорного искусства", что тоже отдает иронией, дескать все турецкое здесь маргинально:) Однако гончарные экспонаты действительно отдают неким синкретизмом, что, наверное, делает честь грекам в плане выбора подхода к преодолению трехвекового культурного подавления… Греция – родина демократия, и никакое "демо" грекам не чуждо, простите за каламбур! Но вот действующих мечетей я не встречала, а однажды в темноте мне показалось, что мы проезжали минарет (на самом деле колокольню), на что мой греческий спутник отреагировал моментально: "Мечеть у нас здесь? И думать забудь!"