Текст книги "Свадьбу делать будем? (сборник)"

Елена Помазан
На седьмом

На горячее подавали сочные хинкали с зеленью и запеченную форель в сливочном соусе. Национальное грузинское блюдо почти все ели руками: откусываешь – и мясной бульон обжигает язык и нёбо. Официанты ловко подливали в бокалы вино и меняли грязные тарелки на чистые.

Пока гости угощались, их развлекали акробаты. Жених с невестой уже выглядели уставшими и несвежими, как розы, что стояли здесь же на праздничном столе. Только в рекламных проспектах и школьных грезах свадьба – это красивый праздник, в действительности – адская работа по организации и первый серьезный «краш-тест» для новой семьи.

Вика Веселова доедала свой салат на кухне ресторана. Ее давний друг, хозяин хинкальной, с которым они уже сделали не одну свадьбу в Москве, грузный и татуированный казах дядя Азамат, заботливо спросил:

– Кофэ хочэшь?

Вика заглянула в сценарий свадьбы. Да, на кофе еще было время. После акробатов будет песенный номер, а только потом ее выход – вести дальше свадьбу. Впереди – очередные конкурсы и свадебный торт. Важный кремовый красавец томился здесь же, на кухне хинкальной, смиренно ожидая своей участи – быть разрезанным и съеденным. За первый кусок торта обычно назначается цена гостям: такая народная традиция. На кавказских свадьбах платят особенно щедро – однажды первый кусок купили за тысячу евро, но такое случалось редко. Вика работала в свадебном сегменте так называемом «эконом+»: делала свадьбы для простых людей, которым главное – чтобы было весело.

Вика добавила в кофе ложку сахара, набрала номер мужа, который значился в записной книжке телефона как «Любимый», и после пяти длинных гудков услышала обрывок самой хитовой свадебной песни Москвы: «Мама Люба, давай-давай!», а потом уже родной голос Никиты.

– Драка была? – весело спросил муж.

– Еще нет… – отозвалась Вика.

– А у нас уже гости из Нижневартовска что-то не поделили с пацанами из Железнодорожного. Отец невесты оказался подполковником полиции, вызывали наряд. Но уже все мирно. Я еще два часа, до полуночи, и домой. А ты?

– Я до конца. До последнего гостя, – Вика тяжело вздохнула. – Ник, волнуюсь я… Насчет Марка и этой почасовой няни… Ты думаешь, все будет хорошо?

– Все будет хорошо, Викусь… Ты о каждой новой няне волнуешься…

– Да, но как-то неспокойно… Жаль, что соседке Светке нельзя ребенка на ночь оставлять…

– Мы и так немного злоупотребляем ее гостеприимством, Вик…

– Ничего. Она не работает, дома сидит, как барыня. Ну ладно, милый, пока! Я буду поздно. Ложись, не жди. И поцелуй от меня Марка. Мама его любит. Очень сильно.

Слова мужа Вику немного успокоили, но на душе все равно было гадко.

Их сыну Марку недавно исполнилось два с половиной года. Когда у Вики с Никитой совпадали заказы на свадьбы (как сегодня), приходилось вызывать почасовую няню на вечернее время и даже на ночь. Понятно, что каждый раз новую. На постоянную няню у них просто не было денег – сезонность свадебного бизнеса, съемная квартира, маленький ребенок, никаких родственников в Москве…

– Эй, Вика! Тэбя ждут гости! – дядя Азамат осторожно тронул ее плечо.

И тут же свирепело рявкнул на официантов: «Не курить! Чтобы руки табаком не воняли! У нас – рэсторан, а не вокзальное кафэ».

Вика включила радиомикрофон, который все это время лежал рядом с ней на столе. Поправила волосы и хорошо поставленным голосом сказала, выходя в зал: «Дорогие гости, давайте поблагодарим чудесную Кристину Майерс за прекрасную песню… (раздались нестройные аплодисменты и пьяный смех) и немного разомнемся…»

* * *

«Черт, опять забыла номер домофона». Вика мерзла у входной двери подъезда. Начало марта: слякотно, темно, промозгло. А она в дубленочке, без шапки и в «концертных туфлях» – так Вика называла высоченные каблы на платформе и шпильке, в которых обычно вела свадьбы. Она так устала сегодня, что вызвала такси на автопилоте, забыв переобуться. На Вике было платье в блестящих пайетках, которое шуршало при любом движении. Это очень эффектно смотрелось на сцене и видео, но сейчас, ранним мутным утром на окраине Москвы, она была похожа на золотую рыбку, выброшенную из аквариума.

Звонить мужу не хотелось. Наверняка Никита уже спит, да и Вика боялась разбудить сына… Малая вероятность того, что в четыре утра кто-то из соседей будет проходить мимо. Разве что какой-нибудь собачник, страдающий бессонницей, выведет свою псину на прогулку… Черт, черт… Вика жала замершими пальцами на металлические кнопки домофона. Обычно Вика записывала номера домофонов их новых квартир, но тут забыла… И «таблетки», которая автоматически открывает дверь, тоже с собой нет. Она осталась на связке ключей у Никиты.

«Ну черт возьми… 67кл89… 67км98…» – Вика силилась вспомнить код.

Это была не первая съемная квартира семьи Веселовых в Москве. Просторную, но загаженную «двушку» в Чертанове они нашли с огромным трудом. Никто не хотел брать семью без официального места работы, без регистрации, да еще и с ребенком. «А он у вас плачет? На стенах рисует?» – допрашивали риелторы. К счастью, нашлась Карина Вагановна, полноватая армянка, директор стоматологической клиники в подвале дома у метро, которая сжалилась над провинциалами Веселовыми и сдала им квартиру по «приемлемой цене» – двадцать пять тысяч в месяц плюс коммуналка.

Вика устала. Она отработала свадьбу с двенадцати дня до четырех утра: до последнего пьяного гостя, которого увез таксист «Убера». Ей очень хотелось домой, но эта чертова дверь…

– Вы к кому?

Вика так погрузилась в свои мысли, что не заметила, как возле нее появился мужчина. От него пахло коньяком и едва уловимыми женскими духами. А может, показалось, что «женскими»? Распахнутое пальто, идеальной белизны рубашка, дорогая обувь. Холеный, уверенный, наглый, в руках – айфон последней модели…

– Я здесь живу.

– Я тоже здесь живу. С рождения, – с нажимом сказал незнакомец.

– А я… А мы шесть месяцев и две недели как… – почему-то оправдываясь, ответила Вика.

Мужчина посмотрел на нее с недоверием, но оценивающе.

Пискнул домофон. Теплый, немного канализационный запах подъезда ударил в нос. Лифт заворчал, что его так некстати потревожили. Со скрипом открылись двери. Незнакомец и Вика молча вошли внутрь. Мужчина вышел на седьмом этаже.

Уже в дверях спросил у нее:

– Актриса?

Вика отрицательно покачала головой.

– А выглядишь как…

Вика нажала на кнопку двенадцатого этажа, и лифт, чуть похныкивая от старости, понес ее вверх.

Она тихонечко открыла ключом дверь квартиры, сразу, не снимая дубленку, вошла в спальню. Маркуша сопел в своей кроватке, обнимая плюшевого слона с рваным ухом. Никита, раскинув руки и ноги в разные стороны, занимал почти всю супружескую кровать… «Любимые…» – с нежностью подумала Вика. И на цыпочках отправилась в ванную комнату.

Старый паркет скрипел, сантехника сначала кашляла, как туберкулезник, а потом выплевывала воду. Побитая эмаль раковины, желтая от возраста советская ванна, жуткого цвета плитка… Вика каждый раз вздрагивала, когда видела все убожество очередной съемной квартиры. Но выбирать не приходилось.

Вика взяла пару ватных дисков и привычным движением стала стирать «боевой раскрас» – тушь, нарисованные брови, весь этот яркий и не любимый ею макияж. Но что поделаешь, работа… Всем гостям в зале должно быть хорошо видно мимику ведущей. На секунду Вика замерла, вспомнила слова незнакомца: «А выглядишь как…» – нет, незнакомец промахнулся. Никита был ее единственный мужчина, совсем. Первый и неповторимый. Почти десять лет счастливого брака, рука об руку, несмотря на все жизненные сложности. Сексуальный опыт равный единице. Без возможных многоточий…

Умылась. Нанесла питательный крем на лицо. У Вики была яркая внешность – рыженькая, с зелеными глазами, острым носиком, как у лисички из сказки. Отличная фигура, которая совсем не утратила своей прелести после рождения ребенка. В детстве Вика мечтала стать актрисой. Как говорили все, у нее «были данные». С десяти лет она посещала театральную студию в Вологде, планировала поступать в Щукинское училище, но не сложилось…

Весь романтический флер от театра улетучился в один вечер, когда тринадцатилетних актрис попросили подработать официантками на корпоративном банкете владельца городских заправок. Дядька был отвратительный – лоснящийся от пота, лысенький, ремень его брюк врезался в толстый живот, который выдавал любителя попить пивка. Хозяин бензина и солярки чувствовал себя королем мира и не видел проблем, чтобы лапать несовершеннолетних официанток. На девственную душу Вики это произвело такое ужасное впечатление, что она бросила ходить в театральную студию при провинциальном ДК.

Актерские данные пригодились Вике после школы, когда она стала подрабатывать ведущей корпоративов и свадеб в ресторанах Вологды.

Ей казалось, что это легкие деньги и почти каждые выходные будет праздник. И тарелка супа с куском мяса…

Вика погасила свет в ванной комнате, а вместе с ним и воспоминания о прошлом. Она заснула сразу же, как провалилась в глубокую нору…

– Мам, ам.

Ручонки сына обвили Викину шею. Мальчик громко говорил ей в ухо: «Ам, ам, ам!»

Никита сидел на диване в зимней куртке и шапке.

– Викуль, у нас нечего есть. Я в магазин. Присмотри за Марком. Я быстро!

Вика едва открыла глаза. Она спала часа три, не более… Ужасно болели ноги от высоченных каблуков и голова от недосыпа.

– Который час…

– Семь пятнадцать. Поспишь в обед, ок? Я погуляю с Марком. Ну, я пошел…

Вика схватила сына в охапку и накрыла его одеялом.

– Попался, попался!

Марк хохотал, но не пытался вырваться. Он был рад матери. Соскучился.

«Да… – сказала Вика пустому чреву холодильника. Просроченное молоко, скукоженная жопка лимона, соевый соус… Даже каши нет… – Какая же я фиговая хозяйка!»

Кухня в тусклом свете единственной лапочки в люстре была какого-то мертвенного оттенка. Каждый раз Вика отчаянно и самозабвенно пыталась обжить пространство очередной съемной квартиры. Это было похоже на попытку найти жизнь на Луне. Но находились только пустые пластиковые пакеты, оставленные предыдущими жильцами. Сколько, сколько за Викину жизнь было этих брошенных, нелюбимых, страшных, вонючих квартир? Хамоватых риелторш и наглых рож хозяев. Еще лежит телепрограмма на эту неделю на телевизоре и моток пряжи с недовязанным носком: бабушка-пенсионерка умерла пять дней назад, а ее сын уже показывает квартиру потенциальным жильцам.

Сейчас Вика сидела в комнате, где стоял кухонный гарнитур годов так восьмидесятых позапрошлого века, загаженная плита, которую было не отмыть никаким супердорогим средством, три стула с потертыми от времени сиденьями, под ножками обеденного стола сложенные в восемь раз бумажки, чтобы тот не шатался… И, главное, сервант с хозяйским барахлом (который Карина Вагановна не разрешила трогать), придвинутый намертво к окну, которое совсем рассохлось, но менять его хозяйка не хотела. Жалела денег.

Марк потянул Вику за пояс халата.

– Мам, мам, на ручки!

Сын смотрел на Вику глазами, полными абсолютной любви. Даже если она самая паршивая хозяйка на земле, для ее мальчика она – лучшая мама. Лучшая. Вика взяла Марка на ручки. Обняла всего, сладкого, нежного, теплого, чистого…

– Мой хороший, мой любимый, мой золотой…

Она обнимала сына и думала, как бы она хотела, чтобы у Марка была своя детская, с кроватью-чердаком, со спортивным уголком и картиной во всю стену, где прекрасный корабль бороздит просторы океана, а на мачте флаг, на котором большими буквами «Веселовы» и «Только вперед!».

Они с Никитой давно мечтали о своей квартире, но все их финансовые схемы рушились, если случались длительные простои в работе – элементарно не шли заказы. Вика носилась по Москве – от кафе к кафе, от пары к паре, продавая и предлагая свои услуги, но иногда с первого взгляда невесты на Вику («Слишком красивая!») было понятно, что два часа переговоров и отвратительного кислого кофе сетевых забегаловок – все зря, ее не купят. Иногда Вика сталкивалась с невестами не из своего «эконом-сегмента», холодными и неприступными, которые равнодушно листали ее портфолио, а потом бросали «деревенский стиль, нам это не подходит». Ей хотелось кричать – дайте мне шанс! Я могу, я сумею лучше! Вам понравится…

Пискнул домофон. Через пару минут появился Никита с пакетами еды.

– Пируем, Веселовы! Ставьте воду, будем варить кашу!

А потом завертелся день: понедельник – надо работать. Холодный душ, две чашки крепчайшего кофе, капли в глаза, чтобы скрыть красноту от недосыпа. Не время валяться на диване. Ранняя весна – не самое популярное время для свадеб. Среди организаторов свадеб ходит шутка, что в марте выходят замуж только по залету. Так что нельзя щелкать клювом, а надо ловить и ловить клиентов, трясти базы заказчиков, напоминать о себе, обещать делиться процентами, короче, сделать все возможное, чтобы понравиться и получить заказы на новые свадьбы… Вика полистала ежедневник в телефоне. Черт… Черт! Она забыла, что сегодня у нее встреча по очень «жирной» свадьбе на Кутузовском проспекте, а Никита уезжает на съемки корпоратива работников ломбарада, соответственно, ребенка оставить не с кем. За пару часов до встречи она вряд ли найдет няню. А это не просто заказ, это шанс! Сделать крутую, дорогую свадьбу, с нормальным бюджетом, положить ее в свое портфолио и выходить уже к другой, более состоятельной клиентуре.

Как быть с Марком? А делать было нечего, нужно было идти к соседке Свете Мамонтовой, на седьмой этаж, просить, чтобы она присмотрела за Марком. Вика вытащила чистую детскую футболку из кучи неглаженного белья, которое было свернуто в простыню и возвышалось гигантской «фигой» на кухне. Надела футболку на сына. Зачем-то набрызгалась духами и накрасила губы.

– Мы на седьмой! – крикнула Вика в спину мужа, который сидел в наушниках у компьютера и монтировал очередной клипчик. – Пойдем, Марк!

Мальчик закивал. Сбегал в спальню за любимым слоном и послушно взял маму за руку.

Двери очень долго открывали, а их было три. Замки, ключи, шорох тапок и сразу в нос – приятная щекотка от запаха домашней выпечки. И Светка – румяная от готовки, с неизменным «хвостиком», без косметики, в своих вечных спортивных штанах, растянутых на коленках. Ее сын, почти ровесник Марка – трехлетка Севастьян, не вышел встречать гостей. Он продолжил копаться в «Лего». Мужа Светы, как всегда, не было дома… По словам соседки, Петр Мамонтов много работал, еще тренировался – плавание, теннис…

Вика не в первый раз переступала порог этой уютной квартиры, но каждый раз ее сердце замирало от восхищения, потому что здесь было как в ее мечтах – светло, чисто и по-домашнему.

Со Светой они познакомились случайно – в первый же «выход» в песочницу возле дома после переезда. Марк подбежал к Севастьяну, заинтесовавшись его бульдозером. Света сказала Вике: «Здравствуйте! Вы у нас новенькие? Я тут всех знаю».

Сейчас Светка наливала подруге чай с чабрецом. Вика аккуратно взяла чашку, расписанную синей сеткой с золотым ободком на внутренней стороне.

– ЛФЗ, тысяча девятьсот пятидесятый год, моей бабушки сервис, по наследству достался… – прокомментировала Света.

– ЛФЗ?

– Ленинградский фарфоровый завод.

– Аааа…

На кухне фоном гудел телевизор, строгая экс-редакторша переодевала Золушек… В гостях у Светы Вика чувствовала себя так, как если с морозной улицы заходишь в теплый, натопленный автобус. И твое тело становится ватным, голова тяжелой и тупой, и ты держишься изо всех сил, чтобы не уснуть.

Светка, спокойная как танк, три года счастливо сидящая в декрете: ее вечные булки и пироги, «игрушечки-развивашечки» для сына, обволакивающий и убаюкивающий уют чистенькой квартирки, ровная стопочка ТВ-программ на окошке с белоснежным стеклопакетом…

А за окном – школа буквой «Г», типовые пятиэтажки, мусорные баки, когтистые, измученные долгой зимой деревья, злой ветер… И совсем Вике Веселовой неохота сегодня никуда идти, продавать свадьбу, выбивать бюджет, льстить и нравиться новому заказчику… Залечь бы с Марком дома, под пледом, со сказками, потом заказать пиццу, а вечером, когда ребенок уснет, отлепить Никиту от монтажей и просто быть вместе, соприкасаясь пятками под одеялом.

– Свет… Я давно хотела тебя спросить. А почему вы не переедете в другой район? Скажем прямо, ваше Чертаново – непрестижно, район – пролетарский, ну и домик наш давно нуждается в капремонте… – спросила Вика у подруги. – Другое дело Кропоткинская, ну – на худой конец Профсоюзная… У вас же есть деньги, поменяли бы квартиру…

– Престижно-непрестижно, ну так только временщики рассуждают! Ты что?! – Света аж поперхнулась чаем. – Здесь же семейное гнездо! Корневая система нашего древа. Силища! Бабке Петра дали эту квартиру за трудовые подвиги на заводе автотракторной электроаппаратуры, слышала о таком? Его еще до войны основали, на нем репродукторы выпускали. Потом в этой квартире родители Петра жили, потом она нам досталась… Родовое гнездо, домашнее королевство… Понимаешь?

Нет, Вика не понимала…

Лет с восьми Вика стояла в узком, выкрашенном в жуткий зеленый цвет коридоре и боялась войти в комнату к матери, потому что та была не совсем разборчива в выборе связей после двух стаканов водки. Если девочку не забирал кто-то из сердобольных тетушек-соседей, то она спала, положив голову себе на руки на подоконнике. Потом была общага педагогического вуза, а затем череда стремных квартир, которые они снимали уже с Никитой: сначала в Вологде, а потом в Москве.

Светкино «домашнее королевство» почему-то разозлило Вику. Она перевела тему.

– А мы с Никитой снова в Большой театр собираемся…

– А зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем деньги тратить? Ну что там могут показать такого, чего нет по телевизору?

Вика не нашлась, что ответить.

Если честно, домоседство Светы провинциалку Вику сначала удивляло, а потом стало раздражать. Мамонтовы были коренными москвичами, но Свету ничего не интересовало, что лежало за пределами ее родного Чертанова, все упиралось в узкобытовые темы. Почему отменили автобус к рынку, где на районе лучше подбить сапоги, а в каком киоске стоит покупать овощи, и т. д. Как зовут дворничиху и кто поломал качели на детской площадке. Сколько издохло собак в парке после атаки догхантеров. Кстати, Света Мамонтова знала и хозяйку Викиной квартиры Карину Вагановну, называла ее «нашей, чертановской».

Однажды Света спросила у Вики, сколько стоит проезд в метро. Мол, она там не была года три… Вика давила нервный смешок, когда Светка в первые месяцы их знакомства рассказывала, что: «Я вот в Третьяковке была совсем недавно, в восьмом классе…», «Большой театр? Не… Очень дорого…», «Парк Горького? Далеко… Лучше дома посидеть».

Света Мамонтова жила «на районе», и все, что было вне его пределов, просто не существовало. Как Америка или война в Сирии… Это там, где-то далеко, не с нами. Закрытость Светы, отстраненность от любых внешних событий, которые прямо не касались мамонтовской семьи, создавали иллюзию рая, сытого счастья, от которого растет жопа и второй подбородок, но это все ерунда. Все и так хорошо…

– Вы бы, вместо того чтобы деньги на билеты трынкать, – заметила Света, – по копеечке, по копеечке и откладывали бы на квартиру… В съемной, думаешь, хорошо ребенку?

Вике хотелось сказать, что ребенку хорошо там, где есть его родители. Нормальные родители, между которыми мир, любовь и понимание, но она молча пила чай и прикидывала, глядя в окно, какие сапоги стоит надеть на встречу с «жирным» заказчиком? Теплые и немодные или модные, но холодные? Увы, у нее было только по паре обуви на каждый сезон…

– Я просто хочу… Я просто хочу, хочу еще раз оказаться среди этих людей, быть с ними, как своя. Ну или хотя бы как женщина, которая просто пришла в театр, просто послушать оперу или посмотреть балет…

Вике было стыдно признаться соседке Свете, что ее муж Никита копил почти год на билеты в партер Большого (мечта Вики еще с Вологды), а она рыдала, почти в унисон оркестру, когда впервые попала в этот легендарный театр. Они с мужем смотрели какую-то оперу, название которой потерялось в ее памяти давным-давно. Вика глотала соленые слезы, кляня себя, что у нее нет носового платка. Рядом сидящая соседка, сухая старушенция с брильянтовыми серьгами размером с грецкий орех, в какой-то момент взяла ее за руку, наклонилась и прошептала, обдавая Вику сладким запахом недавно выпитого шампанского: «Это сила искусства! Плачьте, не стесняйтесь, слезы очищают…» Богатая ведьма вложила ей в руку пачку бумажных салфеток. Вика зарыдала еще сильнее, ей хотелось сказать старухе, что не оперные страсти вызвали в ней рыдания, а это слезы победителя, который залез на Эверест, водрузил свой флаг и кричит от счастья, плачет и снова кричит холодным горам и колючему ветру, что он на вершине мира. Поход в Большой – это личный Эверест провинциалки Вики Веселовой в ее освоении Москвы. Я здесь был. Вася. Зачеркнуто. Вика.

– Еще чайку? – заботливо спросила Света.

– Ах, да…

Еще Вика вспомнила, как после Большого они купили с мужем бутылку шампанского, пошли на Манежку и там пили из горла, передавая бутылку друг другу, а потом целовались как школьники и шептали: «Это наш город, наша Москва…». Счастливые были до одури, полтора года как переехали в столицу…

– Ну давай, давай, расскажи мне про любовь… – Света удобно уселась на стуле, подперла рукой щеку. – Ну что там у тебя…

Вика знала, что вот он, сигнал, – пора-пора травить истории «про любовь». Это была ее негласная плата за помощь соседки с ребенком. Каждый раз Свете надо было рассказывать новую лав стори, очень подробно (часто Вика привирала для красоты и сюжета), но Света подвоха не чувствовала и все благодарно принимала.

– Они познакомились в самолете. Он летел в Чебоксары, а она была стюардессой…

– Он сбил ее на пешеходном переходе, а потом сам отвез в больницу…

– Она увидела его страничку в Фейсбуке и первая написала…

Вике очень хотелось рассказывать не сахарные истории про любовь, оставляя за скобками все неприглядные подробности, а по-бабьи пооткровенничать со Светкой. Какая жуткая пошлость эти бюджетные свадьбы! И как она устала от них! Караваи, битье бокалов и тарелок, хороводы, сборы денег на «мальчика или девочку», почти всегда драки, потрошения конвертов в туалете, кто сколько подарил, разборки между враждующими членами семьи, пьяные тосты… Персонал, который работает на свадьбе (ведущий, фотограф, артисты и пр.), почти всегда кормится за отдельным столом от гостей, буквально в коридоре ресторана или номере отеля, разложив еду на кровати. Нужно успеть съесть свой шашлык и побежать дальше улыбаться гостям. О флирте Вика вообще молчит, сжимая зубы, нужно уметь отбиться от навязчивого гостя, но так, чтобы не обидеть, умело отшутиться, ни в коем случае не провоцируя…

– Ох… – Света мечтательно закатила глаза, когда Вика бросила рассказывать очередную романтическую историю про любовь – Какая у тебя работа! Не работа, Вичка, а праздник!

– Свет, а ты про себя расскажи… – Вика вспомнила, что еще ни разу не спрашивала Свету о ее муже.

– Все хорошо, все хорошо, – поспешно ответила соседка. – Живем с Петенькой не хуже других. Уже одиннадцать лет как… Только работает Петя много, почти дома не бывает… Но я понимаю, все понимаю и его не тревожу расспросами. Меньше знаешь, лучше спишь.

Вике хотелось возразить, но спорить не было времени. Тем более что у нее было вполне прагматичное «дельце» – оставить Марка на три-четыре часа. Здесь, кстати, его точно хорошо покормят… Дома ничего приготовить она не успела. А Свете нет равных в искусстве домашней еды. Вика решила действовать дипломатично и снова перевела разговор на другую тему – на самую Светину любимую под кодовым названием «заниматься надо». О детях.

– Какие успехи у Севастьяна?

– Оооо! Он Агнию Барто наизусть уже знает, всю! Тридцать оттенков цветов выучил, считает по-русски и по-английски от одного до десяти. А вот этот Вова, который из соседнего дома с косенькой бабушкой, три года и два месяца, а он только «мама» и «папа» говорит. Я его бабушке так и сказала…

«…заниматься надо!» – добавила мысленно Вика.

– Заниматься с ребенком надо! Мама карьеру делает, а восьмидесятилетняя глухая старуха дома с мальчиком сидит. Чему она его научит?

Светка от гневных речей даже раскраснелась. Вика с удивлением отметила, как легко воспламеняется ее, казалось бы, стойкая и непоколебимая подруга. Есть же темы, которые задевают Светку Мамонтову за живое.

– Светуль, можно я тебе Марка оставлю? Никита целый день монтирует, потом у него съемка, я бегу на встречу, почасовую няню мы не успели заказать… Выручи, а?

Света не возражала.

Она закрыла за Викой двери. И отправилась в ванную комнату за детскими ножницами. Усадила соседского сына к себе на колени и стала аккуратно стричь грязные длинные ногти.

– Не занимается тобой мамка… Ой, не занимается, Маркуша… Все по кафе бегает… По ночам работает… А кормит тебя чем? Пицца, сосиски, заводские йогурты, где ложка сахара на стаканчик… А педиатр? А прививки? А прогулки? А развитие?

Когда ногти были сострижены, Света достала кубики с картинами. Она показывала мальчикам кубик и просила назвать слово. Севастьян уже давно говорил отлично, а вот Марк едва выговаривал «млако», «масина» и т.  д.

После занятий она оставила мальчиков играть вдвоем, а сама отправилась на кухню готовить детский обед: суп (обязательно на втором бульоне), тефтели (только из домашнего фарша), на полдник – ряженка (с фермы, мамка лично каждую неделю привозит из деревни, которая рядом с дачей).

«Ах, да… Вареники?» Света высыпала в миску крупную мороженую вишню. Она мыла ее под струей холодной воды и осуждала, да, крепко осуждала Вику Веселову. В Светином рейтинге «недоматерей» у соседки Вики было первое место.

К себе на двенадцатый этаж Вика вернулась с неприятным чувством, как будто бы она презирает Свету Мамонтову, но при этом использует. Света ласково и сердечно относилась к ее сыну, где-то даже жалела… Раз подарочек сделает (практичный – теплую шапку по погоде), два – зубную щетку и пасту с клубничным вкусом. («Вот мама будет тебе зубки чистить! Уже пора… Уже большой»). Света кормит всегда Марка прекрасно, просто до отвала, заворачивает с собой булки, домашний йогурт, дачные яблоки…

Вика понимала, что слишком часто оставляет мальчика у соседей, но у нее правда была безвыходная ситуация!

Никита не заметил, как Вика появилась дома. Он был в наушниках, но крики «Горько!» Вика слышала даже без них. Муж монтировал очередную свадьбу. У компьютера была батарея немытых чашек, две бутылки из-под энерготоника. Вика смотрела на сутулую спину мужа, его немытые волосы (в душ, видимо, еще не ходил) и жалела его, а заодно и себя… Адова работа – восьми-десятичасовые смены монтажа за сущие копейки: дни рождения, утренники в детских садах, клипы из отдыха на Кипре или в Турции для «Одноклассников» или «Вконтакте». Иногда свадебки, но редко… Для более серьезных заказов Никите не хватало деловой хватки, профильного образования и хорошей камеры. Так что в их семье Вика зарабатывала больше – одна свадьба покрывала полмесяца работы Никиты…

Муж почувствовал Викин взгляд. Обернулся. Снял наушники. Подошел к Вике и молча обнял ее…

– Устал? Устал… Ох, Никит, если бы у нас были деньги… Все было бы по-другому… – выдохнула Вика в плечо мужа.

– У нас и так все хорошо – я люблю тебя, ты любишь меня, у нас есть Марк, и мы – оптимисты!

– Да… Но я верю, что все еще может быть по-другому… – грустно ответила женщина и нежно поцеловала мужа в губы.

– Эй, Веселова… – муж игриво ущипнул Вику за попу, – помнишь, что мы зеленые?

Вика улыбнулась и чмокнула Никиту в небритую шеку.

На кухне она сварила себе кофе. Налила в «икеевскую» чашку. Ужасно хотелось спать… Вика думала о подруге. Зависть крутила хвостом и улеглась змеей под сердцем. Как можно так жить – медленно, глупо, беспроблемно («А в «Перекресток» фермерскую сметану стали завозить! Вот радость!») и… счастливо. Вика мечтала оказаться на месте Светки Мамонтовой, хотя бы пару месяцев! Вот если бы у них с Никитой были деньги! Взяла бы отпуск у судьбы – на три-четыре месяца, чтобы просто жить: готовила бы, как Светка, с утра блинчики и белковые омлетики, занималась бы с сыном, никуда не спешила, читала бы только телепрограмму и смотрела телевизор, на улицу бы выходила только за едой или в салон красоты… Не биться, не выживать, не крутиться как белка в колесе двадцать четыре часа в сутки…

Зависть зашевелила хвостом. Вика открыла страничку Светы Мамонтовой в «Вконтакте», пролистала последние фотографии – курица с апельсинами, сицилийский картофельный пирог, бефстроганов с шампиньонами, венгерский перкельт из говядины… Еда, еда и только еда. Вика везде поставила «лайки», написала восторженные комментарии: «Как аппетитно!», «Чудесно!», «Дай рецепт!» и с чувством исполненного «дружеского» долга пошла одеваться на деловую встречу.

«День закрытых дверей…» – мрачно подумала Вика, когда попала на проходную жилого комплекса «Диамант» недалеко от Кутузовского проспекта. Охранник с бульдожьими складками на лице медленно переписывал ее паспортные данные.

– А прописки нет?

– Нет.

– И регистрации нет?

– Вам какое дело, а?

Бульдожья морда противно ухмыльнулась.

– Иван! – крикнул охранник куда-то вбок. – Проводи девушку в семнадцатую квартиру, это к Ибрагимову.

Вика прошла через турникет, вышла на улицу. И ахнула. Остановилась на минуту, чтобы все вокруг хорошенько рассмотреть. Здесь были двухэтажные коттеджи, а не многоэтажки. Создавалось ощущение, что ты в Швейцарии, в горном шале, а не в Москве, на Кутузовском, где сейчас все стоят в мертвой километровой пробке. Вика почувствовала, как у нее стали подкашиваться ноги и немного задрожали руки. Она боялась. Она очень боялась идти на встречу с новыми заказчиками, потому что Вика Веселова попала на заповедную территорию Очень Больших Денег. Ей казалось, что одно ее неосторожное слово или жест – и все! Она выдаст себя с головой, что самозванка, актриса, что никакая не крутая организаторша свадеб, а обычная провинциалка, которая бьется за выживание в большом городе и зарабатывает чем может. Этот свадебный заказ свалился на нее случайно. Позвонил дядя Азамат, хозяин хинкальной, и сказал, что его друг, сослуживец, Асмет Ибрагимов, с которым они когда-то вместе охраняли границу России и Казахстана, женится. Азамат пояснил, что свадьбу надо организовать быстро и с душой, дело там срочное. Почему срочное? «Сама увидишь, – загадочно сказал дядя Азамат. – И да… Вот тебе шанс перейти на новую ступень, не всю же жизнь в хинкальных работать…»